Острые углы треугольника

Елена Чумакова, 2020

В этой книге собраны истории из реальной жизни. А жизнь, как известно, самый непредсказуемый и затейливый автор. Часто случается, что в отношениях двоих появляется кто-то третий. Ситуация, знакомая очень многим, и каждый мучительно ищет свое решение. Острые углы любовного треугольника опасны, ранят всех его участников. Отношения людей так многогранны! Здесь и дружба, и любовь, и проблемы взросления, и взаимоотношения с приемными детьми, и подведение итогов в конце пути, и мир людей глазами кошки. Истории забавные и печальные, пестрые, как сама наша жизнь. Кроме полюбившейся читателям повести «Острые углы треугольника», в сборник вошли рассказы из ранее опубликованных книг «Сердце в погонах» и «Обострение памяти», а также новые рассказы.

Пусть я с Вами совсем не знаком…

Февраль в том послевоенном году выдался на редкость холодный и снежный. Южный город, обычно шумный и многолюдный, притих, укутанный метелью. Замерзшие горожане торопились по домам. Было около восьми часов вечера, но переулок уже опустел. Дворники не успевали расчищать дороги, и транспорт по заснеженным улицам ходил плохо. Порывы ветра раскачивали фонарь на столбе рядом с трамвайной остановкой. Пятно света выхватывало то угол закрытого табачного киоска и закутанную в шаль женскую фигуру, то дерево с жалобно заломленными ветвями и высокого военного в длинной шинели. Его низко надвинутая шапка-ушанка была завязана под подбородком, лица почти не было видно. Обе продрогшие фигуры топтались на остановке довольно долго, вглядываясь в ближний перекресток в надежде увидеть свет трамвая.

Валентина совсем продрогла в стареньком пальто, слишком легком для такой погоды, даже шаль не спасала. Настроение у девушки было хуже некуда. Ее первый рабочий день после окончания бухгалтерских курсов не задался с самого утра. Редкие трамваи шли переполненными, и Валентине удалось влезть только в третий по счету, поэтому на работу она опоздала. Контора, куда ее распределили, занимала старое двухэтажное здание. Обшарпанные стены, скрипучие, давно некрашеные полы подействовали на Валентину угнетающе. Бухгалтерия располагалась в тесной, заставленной письменными столами неуютной комнате. Вдоль стен тянулись разномастные шкафы, забитые папками и кипами бумаг. Два голых окна с парой чахлых цветочков, в дальнем углу на тумбочке электроплитка с чайником и несколько чашек. Валя подумала, что здесь ей предстоит находиться ежедневно, неделя за неделей, месяц за месяцем. На душе стало тоскливо.

Четыре пожилых женщины, обложившись толстыми папками и ведомостями, проворно щелкали костяшками счет. Вале, в ее девятнадцать лет, все женщины старше тридцати казались старушками. К новому человеку никто особого интереса не проявил, за исключением главбуха. Та была похожа на завуча школы, которую Валентина окончила полтора года назад.

— Это вы к нам по распределению? Что же вы опаздываете, милочка? У нас так не принято.

Она не стала слушать Валины оправдания, перебила ее:

— Еще одно опоздание, и будете иметь крупные неприятности. Мы все ездим городским транспортом. Выходите с запасом времени. Давайте сюда ваши документы. Ваше рабочее место будет вон там, — начальница указала карандашом на видавший виды письменный стол около окна.

— Мариванна, отдаю новенькую вам в помощь, введите ее в курс дела.

К вечеру у Валентины голова шла кругом от цифр. К тому же в окно немилосердно дуло, и, как ни куталась она в шаль, к концу дня совсем озябла. Ксения Петровна — так звали главбуха — положила Вале на стол два рулончика чековой ленты для кассового аппарата и обмылок.

— Вот, задержись сегодня после работы, заклей окно, а то простынешь тут запросто, — сказала она неожиданно мягко.

Никакого призвания к работе бухгалтера у Вали не было. Она любила красивые вещи, ей нравилось что-то мастерить своими руками, но семья их жила трудно, возможностей для творчества было немного. Разве что перелицевать что-нибудь, скомбинировать из двух старых вещей одну новую, это у нее тоже получалось неплохо. Мама Вали была убеждена, что наряды — дело несерьезное, а лучшая профессия для старшей дочки — бухгалтер.

— Работа чистая, в тепле, при деньгах опять же. Тяжести таскать не придется. Уважать все будут, по имени-отчеству величать. Глядишь, большим начальником станешь. И сестру в люди вывести мне поможешь.

Несмотря на то, что характер у Валентины был по-юношески ершистый, в вопросе выбора профессии она мать послушалась. Да и как было не послушаться — собственного жизненного опыта пока не нажила. Хотелось помочь матери, овдовевшей еще в сорок первом, пережившей оккупацию, в одиночку поднимавшей их с сестренкой в это тяжелое время.

И вот теперь голодная и уставшая Валя приплясывала от холода на продуваемой ветром остановке в ожидании трамвая. Чем дольше она ждала, тем сильнее злилась на весь белый свет.

— Не хочу я больше идти в эту проклятую контору! Не хочу целыми днями щелкать на счетах среди этих скучных старух! Я там сама в старуху за год превращусь, — тихонько бормотала она себе под нос.

— Вот бы замуж выйти! Чтобы больше никогда не пришлось ходить на работу, — мечтала она.

А трамвая все не было. Военный, стоявший на другом конце остановки, повернулся и, придерживая распахиваемые ветром полы шинели, пошел было прочь, но вернулся.

— Женщина, зря мы здесь с вами стоим. Видимо, пути снегом занесло, не будет сегодня трамвая. Пойдемте вместе на Садовую, там автобусы еще ходят. Что вы тут одна останетесь, на ночь глядя? Район здесь не самый безопасный, еще обидит кто.

Валя поколебалась немного, потом кивнула:

— Пойдемте, — и они зашагали рядом по пустынным улицам.

На Садовой и вправду было гораздо оживленнее: горели фонари, шли люди, в снежной круговерти бесшумно проезжали машины, освещая улицу фарами, светились витрины магазинов.

— Давайте зайдем погреться на минутку, пока не закрыли, — попутчик кивнул на дверь булочной. Валю уговаривать не пришлось, она юркнула в спасительное, пахнущее хлебом, тепло.

Магазинчик был небольшой. Кассирша за стеклом своей будки подсчитывала выручку. Продавщица в белом халате и кружевной туго накрахмаленной наколке на голове убирала с полки остатки товара.

— Покупать что-нибудь будете, молодые люди? А то мы через десять минут закрываемся.

— Да мы согреться на минутку зашли. Хотя… — военный порылся в кармане, вытащил монетки, — баранки еще остались?

Потом они, расположившись около батареи, с аппетитом уплетали баранку, разломив ее пополам. Валя развязала и положила сушиться на батарею шаль, попутчик снял шапку, опустил воротник шинели.

— Вас как зовут? — он разглядывал спутницу, оказавшуюся юной симпатичной девушкой, круглолицей, сероглазой со светлыми задорными кудряшками над упрямым лбом.

— Валя. А вас? — она немного смутилась, обнаружив, что вместо дяденьки офицера перед ней стоит чернобровый статный красавец-курсант.

— Василий. Будем знакомы.

— Все, молодежь, выходим, магазин закрывается.

Ждать автобус пришлось довольно долго, но теперь время для новых знакомых летело вскачь. И даже метель, казалось, поутихла. Во всяком случае, они ее перестали замечать. Они болтали о том о сем, шутили, смеялись. Наконец подошел автобус. Выяснив, что от автобусной остановки до дома Валентины далеко, Василий вызвался проводить девушку. Пока ехали на другой конец города, потом шли, успели много друг другу рассказать. Валя описала свой первый рабочий день, изобразила в лицах начальницу и всех коллег. Василий же объяснил, что заканчивает военное училище. Рассказал, как мальчишкой, когда семья получила похоронку на отца, мечтал попасть на фронт, бить врага, даже сбегал из дома, но далеко убежать не удалось, сняли с поезда. Как ходил в военкомат с просьбой отправить его на фронт, а вместо фронта его направили в военное училище. Война закончилась, а бить фашистов ему так и не довелось. По распределению он должен был ехать в южную группу войск, за границу, и документы на него почти оформлены, но туда направляют только женатых. До конца этой недели он должен принести свидетельство о браке, а у него свадьба расстроилась. Любимая девушка, с которой встречался целых два года, выходит замуж за другого. И вот теперь он не знает, что его ждет, куда судьба забросит. Вспомнив кареглазую красавицу Аллу, их последнее свидание, ее неожиданную холодность, свою растерянность, когда она сообщила, что выходит замуж и уезжает с мужем в Москву, Василий примолк. Боль, обида еще не улеглись в его душе.

Февраль в том послевоенном году выдался на редкость холодный и снежный. Южный город, обычно шумный и многолюдный, притих, укутанный метелью. Замерзшие горожане торопились по домам. Было около восьми часов вечера, но переулок уже опустел. Дворники не успевали расчищать дороги, и транспорт по заснеженным улицам ходил плохо. Порывы ветра раскачивали фонарь на столбе рядом с трамвайной остановкой. Пятно света выхватывало то угол закрытого табачного киоска и закутанную в шаль женскую фигуру, то дерево с жалобно заломленными ветвями и высокого военного в длинной шинели. Его низко надвинутая шапка-ушанка была завязана под подбородком, лица почти не было видно. Обе продрогшие фигуры топтались на остановке довольно долго, вглядываясь в ближний перекресток в надежде увидеть свет трамвая.

Валентина совсем продрогла в стареньком пальто, слишком легком для такой погоды, даже шаль не спасала. Настроение у девушки было хуже некуда. Ее первый рабочий день после окончания бухгалтерских курсов не задался с самого утра. Редкие трамваи шли переполненными, и Валентине удалось влезть только в третий по счету, поэтому на работу она опоздала. Контора, куда ее распределили, занимала старое двухэтажное здание. Обшарпанные стены, скрипучие, давно некрашеные полы подействовали на Валентину угнетающе. Бухгалтерия располагалась в тесной, заставленной письменными столами неуютной комнате. Вдоль стен тянулись разномастные шкафы, забитые папками и кипами бумаг. Два голых окна с парой чахлых цветочков, в дальнем углу на тумбочке электроплитка с чайником и несколько чашек. Валя подумала, что здесь ей предстоит находиться ежедневно, неделя за неделей, месяц за месяцем. На душе стало тоскливо.

Четыре пожилых женщины, обложившись толстыми папками и ведомостями, проворно щелкали костяшками счет. Вале, в ее девятнадцать лет, все женщины старше тридцати казались старушками. К новому человеку никто особого интереса не проявил, за исключением главбуха. Та была похожа на завуча школы, которую Валентина окончила полтора года назад.

— Это вы к нам по распределению? Что же вы опаздываете, милочка? У нас так не принято.

Она не стала слушать Валины оправдания, перебила ее:

— Еще одно опоздание, и будете иметь крупные неприятности. Мы все ездим городским транспортом. Выходите с запасом времени. Давайте сюда ваши документы. Ваше рабочее место будет вон там, — начальница указала карандашом на видавший виды письменный стол около окна.

— Мариванна, отдаю новенькую вам в помощь, введите ее в курс дела.

К вечеру у Валентины голова шла кругом от цифр. К тому же в окно немилосердно дуло, и, как ни куталась она в шаль, к концу дня совсем озябла. Ксения Петровна — так звали главбуха — положила Вале на стол два рулончика чековой ленты для кассового аппарата и обмылок.

— Вот, задержись сегодня после работы, заклей окно, а то простынешь тут запросто, — сказала она неожиданно мягко.

Никакого призвания к работе бухгалтера у Вали не было. Она любила красивые вещи, ей нравилось что-то мастерить своими руками, но семья их жила трудно, возможностей для творчества было немного. Разве что перелицевать что-нибудь, скомбинировать из двух старых вещей одну новую, это у нее тоже получалось неплохо. Мама Вали была убеждена, что наряды — дело несерьезное, а лучшая профессия для старшей дочки — бухгалтер.

— Работа чистая, в тепле, при деньгах опять же. Тяжести таскать не придется. Уважать все будут, по имени-отчеству величать. Глядишь, большим начальником станешь. И сестру в люди вывести мне поможешь.

Несмотря на то, что характер у Валентины был по-юношески ершистый, в вопросе выбора профессии она мать послушалась. Да и как было не послушаться — собственного жизненного опыта пока не нажила. Хотелось помочь матери, овдовевшей еще в сорок первом, пережившей оккупацию, в одиночку поднимавшей их с сестренкой в это тяжелое время.

И вот теперь голодная и уставшая Валя приплясывала от холода на продуваемой ветром остановке в ожидании трамвая. Чем дольше она ждала, тем сильнее злилась на весь белый свет.

— Не хочу я больше идти в эту проклятую контору! Не хочу целыми днями щелкать на счетах среди этих скучных старух! Я там сама в старуху за год превращусь, — тихонько бормотала она себе под нос.

— Вот бы замуж выйти! Чтобы больше никогда не пришлось ходить на работу, — мечтала она.

А трамвая все не было. Военный, стоявший на другом конце остановки, повернулся и, придерживая распахиваемые ветром полы шинели, пошел было прочь, но вернулся.

— Женщина, зря мы здесь с вами стоим. Видимо, пути снегом занесло, не будет сегодня трамвая. Пойдемте вместе на Садовую, там автобусы еще ходят. Что вы тут одна останетесь, на ночь глядя? Район здесь не самый безопасный, еще обидит кто.

Валя поколебалась немного, потом кивнула:

— Пойдемте, — и они зашагали рядом по пустынным улицам.

На Садовой и вправду было гораздо оживленнее: горели фонари, шли люди, в снежной круговерти бесшумно проезжали машины, освещая улицу фарами, светились витрины магазинов.

— Давайте зайдем погреться на минутку, пока не закрыли, — попутчик кивнул на дверь булочной. Валю уговаривать не пришлось, она юркнула в спасительное, пахнущее хлебом, тепло.

Магазинчик был небольшой. Кассирша за стеклом своей будки подсчитывала выручку. Продавщица в белом халате и кружевной туго накрахмаленной наколке на голове убирала с полки остатки товара.

— Покупать что-нибудь будете, молодые люди? А то мы через десять минут закрываемся.

— Да мы согреться на минутку зашли. Хотя… — военный порылся в кармане, вытащил монетки, — баранки еще остались?

Потом они, расположившись около батареи, с аппетитом уплетали баранку, разломив ее пополам. Валя развязала и положила сушиться на батарею шаль, попутчик снял шапку, опустил воротник шинели.

— Вас как зовут? — он разглядывал спутницу, оказавшуюся юной симпатичной девушкой, круглолицей, сероглазой со светлыми задорными кудряшками над упрямым лбом.

— Валя. А вас? — она немного смутилась, обнаружив, что вместо дяденьки офицера перед ней стоит чернобровый статный красавец-курсант.

— Василий. Будем знакомы.

— Все, молодежь, выходим, магазин закрывается.

Ждать автобус пришлось довольно долго, но теперь время для новых знакомых летело вскачь. И даже метель, казалось, поутихла. Во всяком случае, они ее перестали замечать. Они болтали о том о сем, шутили, смеялись. Наконец подошел автобус. Выяснив, что от автобусной остановки до дома Валентины далеко, Василий вызвался проводить девушку. Пока ехали на другой конец города, потом шли, успели много друг другу рассказать. Валя описала свой первый рабочий день, изобразила в лицах начальницу и всех коллег. Василий же объяснил, что заканчивает военное училище. Рассказал, как мальчишкой, когда семья получила похоронку на отца, мечтал попасть на фронт, бить врага, даже сбегал из дома, но далеко убежать не удалось, сняли с поезда. Как ходил в военкомат с просьбой отправить его на фронт, а вместо фронта его направили в военное училище. Война закончилась, а бить фашистов ему так и не довелось. По распределению он должен был ехать в южную группу войск, за границу, и документы на него почти оформлены, но туда направляют только женатых. До конца этой недели он должен принести свидетельство о браке, а у него свадьба расстроилась. Любимая девушка, с которой встречался целых два года, выходит замуж за другого. И вот теперь он не знает, что его ждет, куда судьба забросит. Вспомнив кареглазую красавицу Аллу, их последнее свидание, ее неожиданную холодность, свою растерянность, когда она сообщила, что выходит замуж и уезжает с мужем в Москву, Василий примолк. Боль, обида еще не улеглись в его душе.

Так, молча, молодые люди дошли до Валиного дома.

— Ну вот, пора прощаться. Завтра рано вставать, ехать в эту чертову контору. Да и вам, Василий, далеко добираться. Спасибо, что проводили.

— Доберусь, не проблема…. Вечер неожиданно получился приятным. Вы милая девушка, будьте счастливы.

Валя протянула руку, Василий пожал ее, но не отпустил, задержал в своей руке.

— Валюша, а знаете что? Выходите за меня замуж. Вы хорошая девушка, я тоже парень неплохой. Вам не придется больше сидеть в ненавистной конторе, и у меня проблемы с распределением не будет. А что? Завтра же пойдем в ЗАГС, а через неделю уедем в Москву, потом в Европу, и — здравствуй новая жизнь! Я не шучу! Согласны?

Валя ошарашено смотрела на нового знакомого и молчала.

— Ну да, конечно… мы едва знакомы… нелепо, я понимаю… Прощайте…

Василий отпустил ее руку, повернулся и зашагал прочь.

— Я согласна, — раздалось у него за спиной.

Весь вечер и все следующее утро Валя не решалась сказать маме и сестре о своих планах. Да и сама, сказать по совести, не очень верила, что такое неожиданное предложение было сделано новым знакомым всерьез.

— Может, он и не придет больше никогда, — думала она. Кое-как отработала она еще день в бухгалтерии, получив несколько замечаний за невнимательность. Вечером, подходя к дому, издали заметила высокую фигуру, топтавшуюся возле подъезда, и на душе сразу стало радостно и тревожно.

— Вот, знакомьтесь, это Василий, мы решили пожениться, — выпалила Валя с порога комнатки, которую занимала ее небольшая семья. Мама поначалу восприняла новость вполне доброжелательно. В послевоенные годы выйти замуж было большой удачей, слишком много ребят и мужчин полегло на полях сражений. А тут еще военный! Какая мать не порадуется счастью своей дочери? Она захлопотала, собирая на стол. Но когда узнала, что знакомы они всего один день, что жених собирается буквально через несколько дней увезти ее дочь не только из родного города, но даже из страны, причем сам толком не может сказать куда, схватилась за сердце и подняла шум. Сестра выразительно покрутила пальцем у виска и помчалась на кухню за водой для матери. Василия женский крик и слезы напугали больше, чем артобстрел, и его как ветром сдуло из квартиры. Мать успокоилась только после того, как Валя пообещала, что никуда не поедет. Улучив момент, она тихонько выскользнула из дома, накинув только шаль.

Сначала ей показалось, что во дворе никого нет, но тут же она заметила в тени дома высокую фигуру.

— Ну, как там, сильно тебе влетело?

— Да ничего, пошумела и успокоилась. Ты на нее не обижайся. Ей эта новость как снег на голову.

— Да я не обижаюсь. Что делать-то будем?

— Завтра утром мама уйдет на работу, сестра в школу, я тоже сделаю вид, что иду на работу. Встретимся около ЗАГСа. Все, я побежала, пока не хватились. До завтра.

Валентина исчезла в подъезде так же быстро и бесшумно, как появилась минуту назад.

— Решительная, однако, девушка, — почесал затылок Василий, — настоящая боевая подруга…

Спустя десять дней Василий и Валентина стояли в тамбуре купейного вагона московского поезда и смотрели на уплывающий назад перрон родного города. Валя махала платочком идущим за вагоном маме и сестре, всматривалась в родные заплаканные лица и сердечко ее сжималось от тоски и тревоги. Еще вчера она ссорилась с сестрой из-за чулок и жакета, отмахивалась от маминых советов, а сейчас сознавала, что нет никого ближе и роднее и не представляла, как она теперь будет жить вдали от них.

Конец ознакомительного фрагмента.