Прелюдия и фуга си-диез мажор

Елена Чара Янова, 2023

Лир – наемник высшего класса. Он живёт и работает на Третьей экзопланете. Он старается приносить пользу себе и колонии, а заодно – жить и работать по совести и моральным принципам, но тут уж как получится.Кир – криптозоолог и учитель биологии средней общеобразовательной школы №8 Третьей экзопланеты. Он учит младые умы биологии, а заодно тому, как жить в мире, полном динозавров. Он старается приносить пользу себе и колонии, а заодно – чтобы его сон и одиночество никто не трогал, но тут уж как получится.Мир тесен, и, хотя раньше Кир и Лир никогда не встречались, судьба неумолима, смешлива и немножко подла. Она сведёт их воедино, но как же прозвучит такой противоречивый аккорд?

Прелюдия

— Слышь, а у вас грузовик вензелями к доку идет. Это так и надо?

— Кто вы?

— Какая разница. Так что с грузовиком?

— Расчетная траектория посадки орбитального грузового модуля «HCY-325684» осуществляется в штатном режиме. Прошу покинуть эфир.

— Выключи зануду и включи мозг. Проверь еще раз. У тебя ж там прогнозник под рукой?

–…

— Дошло? Ау, не молчи!

— Орбитальный грузовой модуль и его посадка управляются автопилотом, ошибки быть не может.

— Не может быть, или не может быть точно? Глаза протри и на прогнозный трек глянь!

— Как вы…

— Все тебе расскажи, «как». Если ты сейчас к модулю подключишься, сможешь мягко посадишь?

— Н-нет… Нет доступа, не соединяется. Странно, но почему, как…

— Какая разница, как. Сейчас важно не кто виноват и в какие наказательные позы его ставить, а что делать. Если с космопорта нельзя, с орбиты нельзя, то как можно? У тебя грузовик на жилой квартал падает, понимаешь? Соображай!

— Не… Я….

— Э, нет, без паники! Соберись. Потом поистеришь.

— Никак. Если вручную только. Но мы не успеем…

— Нет, ну ты меня в могилу сведешь! — возмутился Лир, отключил связь с диспетчером космопорта и прибавил перигравитационному ранцу мощности. Чертыхнувшись от рывка, наемник вызвал на внутренний визор в шлеме визуальное управление ранцем: слегка изменить траекторию полета. Или падения?

Лир не любил полагаться на такую возмутительную биологическую неточность, как движение собственных зрачков, вдруг дернутся в неподходящий момент не в ту сторону. Но и случай из ряда вон: на спальный район с орбиты падает грузовой модуль. И это еще неизвестно, что за груз в его металлическом брюхе!

Наемник оказался поблизости случайно. Он первым приметил странности в полете модуля, он же и сообщил о них космопорту, но люди есть люди — пока поверили, пока проверили, пока разобрались… Проще самому все сделать. Лиру оставалось только вздохнуть и полететь навстречу очередной спонтанной неприятности.

Еще больше, чем несовершенство аналоговых устройств в работе, наемник не любил идиотическое геройство. Но не позволять же погибать тысячам людей только потому, что Лиру приспичило отвернуть нос от предотвращения катастрофы. Хотя подавляющее большинство его, с позволения сказать, коллег либо давно бы смылись, либо сначала поторговались о размере оплаты работы. И за подвиг выцыганили бы отдельный гешефт.

Лиру спекулятивный подход претил. Он предпочитал либо работать по полной предоплате, либо разбираться постфактум. Тут с мэрии он мзду содрать сможет потом, если получится город спасти.

Наемник, скрепя сердце и скрипя зубами, прибавил ходу и вскоре зацепился за редкие почерневшие плитки абляционного щита и рукоятку на входном люке модуля. Несколько плиток обломились, но Лир включил магнитные присоски на ботинках и пластинах брони предплечий и удержался. Если он сейчас выйдет из сцепки с модулем — его просто смоет потоком воздуха, и никакой ранец не даст второй раз к аппарату подобраться. И так-то еле-еле получилось, чудо, да и только. Сквалыги, мать их! Весь мир уже на кварцирбид перешел, а у этого корыта керамическая теплозащитная чешуя, будто его два века назад одновременно с «Бураном» строили.

Одной рукой наемник нашарил контур входного люка, шестигранное гнездо для инструмента его открытия, два электронных замка по бокам от гнезда, и хлопнул по обшивке, активируя электромагнитную бомбочку, прицепленную на запястье с внешней стороны. Надо же, пригодилась. Щелкнули затворы: замки поддались. А люк — нет. Чтоб тебя! Времени вручную ковырять эту луковку тоже нет.

Лир осознал тщету бытия и чертыхнулся, тут же найдя решение: плакала новенькая броня. Но что поделаешь. И он дал голосовую команду выпустить из малой ракетницы на левой руке разрывную умную мини-ракету, одновременно выкрутив присоски и ранец на полную мощность. Наемника прижало к обшивке модуля и обдало справа огнем и копотью: включились двигатели торможения. Если бы модуль просто падал, они бы уже выкопали себе на двоих уютную могилку размером с половину одного из спальных кварталов колонии, но взбесившаяся автоматика, ведомая алгоритмом автоспуска, затормозила ускорение свободного падения, превратив приземление модуля под контролем автопилота в бесконтрольную бомбу замедленного действия.

Чтоб вам пусто было, инженеры-проектировщики космической техники, во всех мирах все летающее давно на перигравах, что, на орбитальные модули нельзя было их нацепить? Дыхание выбило из груди. Только бы удержаться… Левую сторону люка разворотило взрывом, броню смяло конфетным фантиком на левом боку. Лир коротко ругнулся. Ребра мгновенно отозвались глухой болью: не сломал, так ушиб точно. Еще и красавцем выйдет из переделки: слева побит, справа — поджарен. Что с люком?

Благословенны будьте, инженеры-проектировщики космической техники, что у вас двери вовнутрь открываются, а не наружу! Внешнюю крышку люка разнесло, а внутреннюю вдавило в недра грузовика, и Лир ввалился вслед за ней туда же. Он на четвереньках прополз в кабину управления модулем — времени, сил и желания вставать не было — вьюрком нырнул в кресло пилота и с отчаянием уставился на приборную панель. Да на большом церковном органе проще Иоганна Себастьяныча сыграть, чем управлять этой штукой!

Кнопки, кнопки, рычажки, огоньки, голограмма с траекторией полета… О, а вот, кажется, и нашлась проблема. Голограмма мигнула, икнула, и программа автопилота запустилась заново. Оттого, видать, модуль и болеет биполяркой: то маниакально запускает торможение, то депрессивно отключает, тут о вменяемой траектории речи и не идет. Что же делать…

Наемники много чего умеют. Быстро бегать, метко стрелять, пользоваться новейшими видами вооружения, брони и добычи данных, водить флаеры и устаревшую наземную и водную технику, но космические аппараты? Нет, есть и вольные астронаемники, но это отдельная лига свободных игроков, у них свои законы и умения. Лир мотнул головой, включил прогнозную нейросеть, быстро проглядел возможные пути полета грузовика над городом. И решился. Если модуль сделает еще один виток торможения, то окажется над городским пустырем. Это шанс.

Аппарат тряхнуло, как по заказу. Лир вцепился в подлокотники кресла и застонал — ребрам перегрузки категорически не понравились. Двигатели смолкли, и наемник выдохнул с облегчением. Иллюминатора тут не было предусмотрено, но у Лира внутренний визор не был из простых: перед глазами появилась трехмерная картинка с пометками высоты, скорости и местности под ними, обсчитанная прогнозником. Выбора не было. Наемник с трудом, морщась и шипя от боли, вытянул из-за спины притороченный к ранцу тяжелый бронебойный игломет. Три иглы с усиленным сердечником в панель — этого и трицератопсу хватило бы, не то что сбрендившей машине. В кабине заискрило и запахло паленым. Модуль остановился в воздухе, на полсекунды завис и со спокойной совестью, укрощенный, устремился вниз.

Лир бросил игломет, отстегнул ранец, отшвырнул его в сторону, пристегнулся страховочными ремнями кресла и закрыл глаза. Ему оставалось надеяться только на то, что автоматика спасательной системы осталась в здравом уме, и перигравитация не сыграет с ним второй раз злобную шутку. Хотелось трех вещей: домой, стейк средней прожарки с бокалом вина и спать.

Модуль с грохотом обрушился точнехонько в центр пустыря.

***

Кир от души потянулся, просыпаясь окончательно. Остатки героического сна, в котором он доблестно оборонял неизвестных ему несчастных от какой-то злобной и вооруженной напасти, постепенно выветривались из памяти, оставляя за собой ровное ворчливое настроение — его любимое.

Он провел полный консервативной медлительности ритуал утренних сборов: душ, чашка кофе с молоком (один к одному и никакого сахара), два бутерброда на кухне, три с собой (готовить он не любил и практически не умел), проверка планшета (трое охламонов снова прислали результаты творческого проекта глубоко заполночь), вдумчивый процесс облачения.

Строгий костюм-тройка, галстук, туфли, бионические фотохромные линзы со встроенным визором-помощником, его маленькая необычная страсть — механические наручные часы (это в середине XXIII века, дикость какая, усмехнулся сам себе Кир) — и к двери индивидуального жилого модуль-блока, подошел Кир Сергеевич Эйн, флегматичный и основательный молодой мужчина лет тридцати. По совместительству — криптозоолог, страшный брюзга и ужасно дотошный учитель концепции естествознания, биоэтики, биологии, ксенобиологии и окружающего мира восьмой колониальной школы Третьей экзопланеты.

Кир Сергеевич слыл человеком потрясающей выдержки, недюжинного спокойствия и невероятной придирчивости на грани с невероятным же занудством. Выли от него и педагоги, и завуч с директором, и, конечно, ученики. Потому с неудобным, но ценным кадром старались не сталкиваться, что Кира абсолютно устраивало, ибо любви у него в жизни было ровно две: биология и сон. Люди в этот список не входили, впрочем, детей он полноценными людьми не считал, а потому умудрялся быть одновременно и строгим любимчиком младших классов, и жуткой грозой средних, и одним из немногих понимающих взрослых для старшеклассников.

Зайдя в школу, Кир приостановился — поправить магнитную застежку воротничка (галстуки он органически не переваривал) и синхронизировать линзы с рабочим планшетом — и услышал из-за угла надсадный шепот:

–…собираемся через неделю, в субботу, в три часа. Нужно, чтоб каждый взял с собой термоспальник, сухпай и две водные таблетки. И ножики. И Киру ни слова!

— Почему? Он классный, все про динозавров знает, и как в походы ходить, — неуверенно возразил тоненький голосок. Младшие классы, вторая образовательная ступень, определил Кир и прислушался внимательнее.

— Да он зануда страшный! С ним не то что в поход, в сортир не сбегать без умного совета! А ты его глазы видал? Как зыркнет, чисто этот, как его… Трицератопс! Страшно, аж жуть берет! — повысив громкость, делился впечатлениями с мелкотой школьник постарше. Третья ступень, кто-то из его подопечных, звук поувереннее, пониже, но еще не сломался до баска старших. Кир поднапрягся и опознал голос — прогульщик, троечник и хулиган Дженк. Мама — разборщица на Свалке, папа — мелкий астроконтрабандист, пацаненок у них получился смышленый, только дать ему по ушам некому и некогда.

Отказать себе в мелком озорстве Кир не захотел. Он подкрался из-за угла и схватил охальника за ухо. Дженк заныл и вытянулся на цыпочках вслед за ухом, а младшие с визгом и хохотом разбежались — в сурового Кира они пока не научились верить.

— Фотохромные линзы, да будет вам известно, изменяют цвет глаз в зависимости от освещенности кабинета и проекции информации из встроенного в них микровизора на сетчатку, — просветил недоросля Кир. — Поэтому в помещении, где много ламп, глаза будут казаться намного светлее, чем должны быть, и проекция придает линзам и зрачку желтый, оранжевый или зеленый оттенок, смотря чем я занят, читаю литературу, проверяю ваши, с позволения сказать, работы или занимаюсь методическим планированием. Доброго утра. И огласите мне систематику трицератопса. Один, два…

— Кир Сергеич, а мы не проходи-и-или-и-и, — продолжил завывать подросток, послушно следуя за учителем и ухом в класс. — Ну отпустите, я больше не бу-у-уду-у-у…

— Три. Время вышло. Неуд. Проходили на факультативе прошлой неделе, и я вас там помню, — меланхолично ответствовал Кир, но великовозрастного ребенка отпустил. — Вы правы, не стоит портить бал распухшим ухом. Сейчас сядете к себе за парту, учебный планшет отдадите мне и по старинке, на листочке, напишете все, что помните про технику безопасности за пределами мегаполиса. Если дополнительно будет что вспомнить хотя бы про повадки злополучного трицератопса, что никак не может задержаться в вашей памяти — я уж не жду от вас его систематики — неуд вы исправите. А, и напишите на выходных доклад на эту тему, так прочнее запомнится. И забудьте, Линнеем вас заклинаю, о походе за пределы города! Это чрезвычайно опасно…

Кир продолжал занудствовать, а Дженк, глядя в подсвеченные визором глаза учителя, соловел и начинал засыпать. Потирать покрасневшее ухо не помогало. Биолог со вздохом поморщился, остановил поток указаний и тряхнул подростка за плечо:

— Не спать! Вот ваш листочек, карандаш, до звонка десять минут. Что успеете, то успеете.

Дженк с видом обреченного на казнь вздохнул и начал заполнять бумагу неровными рядами строчек — писать современные подростки умели ну просто из ряда вон. А зачем напрягаться, если в планшете есть голосовой помощник и настроенный на мимику пользователя текстовый процессор.

Кир присел на учительское кресло, положил руки на стол и отбил левой рукой точными точечными движениями пальцев начало фуги До-минор из первого тома «Хорошо темперированного клавира» Баха, с сожалением остановившись на шестом такте: дальше без второй руки не обойтись. Все-таки разучивание классической музыки — отличный способ тренировки мозга, а ХТК — великолепный образец музыкального культурного достояния человечества. Жалко, что он почти освоил весь сборник, остались последние прелюдия и фуга, до-мажор, которые он, маленько похулиганив и пойдя наперекор своей скрупулезной педантичности, оставил напоследок. А вот второй том Киру категорически не нравился, и его разбирать не хотелось.

Подсветка линз сменилась на фиолетовую — работой Кир заниматься сейчас не хотел, а вот новый четверговый выпуск любимой еженедельной передачи посмотреть, пожалуй, стоило: псих в броне в очередной раз начудил.

Лир был известен на всю Третью колонию как непредсказуемыми выходками, поражающими попеременно то своей беспринципностью, то ослиным героизмом во имя бобра и выхухоли, так и зубоскальством. Поскольку новостей в Третьей колонии было не так, чтобы много, и половина — криминальные, то человек-комикс быстро привлек к себе внимание журналистов и населения — а внимание Лир явно любил и пользоваться им умел. И на протяжении последних нескольких лет наемник стал практически постоянным объектом журналистских шуточек, дебатов, статей и еженедельного реалити-шоу в стиле «герои и раздолбаи нашего времени», причем сразу по обеим номинациям.

Лица Лира никто никогда не видел: непоседливый наемник шлем не снимал в принципе. Выследить эту хитрую жужелицу никто не мог — пределов планеты по неизвестным причинам Лир никогда не покидал, хвосты крупным преступным элементам старался не прищемлять, с властями отношения поддерживал ровно-нейтральные. К тому же в последние несколько лет повадился откровенно геройствовать, спасая постепенно растущий мегаполис от разных угроз, техногенных, антропогенных и природных.

Так что пользу Лир, несомненно, приносил: чего стоила одна его самоубийственная выходка на прошлой неделе, когда он на скоростном перигравитационном ранце смог догнать падающий на жилой район грузовой модуль, потерявший управление! Разворотил ему какой-то замудреной ракетой входной шлюз, за несколько десятков секунд умудрился залезть внутрь и каким-то никому непонятным образом запустил аварийное экстренное торможение, чтобы отвести транспортник на подготовленный для строительства торгового центра пустырь. Еще зубоскалил, зараза, когда из-под обломков вылез, мол, яму под фундамент копать не придется. Но от журналистов ушел нетвердой походкой, периодически хватаясь за левый бок.

Кир ему тогда от души посочувствовал, потому что во сне неловко повернулся и хорошенько ударился ребрами о край кровати. Тоже с левой стороны. Да так, что пришлось идти к травматологу и с каменным лицом слушать смешки и подколки, пока медсестра бинтовала пострадавшего на ровном месте учителя.

Кир совершенно не понимал, почему одному человеку так много разрешается, есть же спасатели, полиция, экстренные службы, силовики и безопасники. Но краешком сердца нет-нет да завидовал иногда сумасшедшему везению, полной приключений жизни и веселой остроте фразочек Лира. А потому раз за разом не мог пройти мимо нового выпуска, сравнивая сумасбродные подвиги наемника с поступками с детства любимого героя — капитана Кирка с корабля «Энтерпрайз». Кирк всегда выигрывал, а Кир Сергеевич успокаивался до следующей новостной сводки с безумными хаотическими эволюциями смешливого недогероя.

Успокоился и сейчас — Кирка никто и никогда не переплюнет, куда там этому клоуну в новомодной броне. Прозвенел звонок и учебный день потек своим чередом.

***

Наемник сидел за круглым кухонным столом и думал. Пальцами он неосознанно то поглаживал грубо обработанное дерево столешницы, то машинально отстукивал мизинцем акценты в начале и середине тактов, мысленно наигрывая начало прелюдии до-минор Баха. Взгляд скользил по привычной домашней обстановке, не задерживаясь особо ни на холодильном отсеке, ни на пищевом конвертере, ни на ровных рядах чистых тарелок и кружек на сушилке, ни на распахнутой настежь двери в кладовку, откуда слышалось мерное пощелкивание, задававшее темп: заряжался потрепанный перигравитационный ранец. Его он успел-таки вытащить из-под руин грузовика, а вот винтовку пришлось покупать новую. Она зарядку брала бесшумно, чему Лир немало порадовался. Прошлую приходилось синхронизировать с ранцем, а то его чувство ритма морщилось и страдало. Но и стоила, с учетом доработок… Лучше не вспоминать, сколько. Хоть с броней повезло, старую он отдал мэрии на утилизацию, а в награду за жесткую посадку грузовика ему из-под полы выдали тяжелую экзоброню с крохотной добавкой — чипом «хамелеона». Про новинку маскировки наемник знал, но достать на черном рынке надеялся не раньше, чем через полгода, а тут свезло так свезло.

Лир на радостях поинтересовался было принципом работы чипа, ему было искренне любопытно, но когда высоколобый тощий шкет в халате младше него лет на пять начал пудрить ему сотрясенные извилины тем, что чип создает голографическое поле с разными оптическими осями, из-за чего возникает эффект плеохроизма, то есть преломления света по ним с приданием объекту разных оптических свойств… Сначала Лир зевнул, потому чуть не уснул, потом раздраженно махнул рукой, спросил, куда тыкать пальцем и как заряжать, если надо, убедился, что не надо, забрал броню, чип и благополучно сбежал, не забыв сказать коротенькое «Спасибо!» благодетелям. Он воспитанный.

На столе, под единый метроном пальца, Баха и ранца, танцевал вечерний солнечный луч, медленно подбираясь к незаслуженно забытой в сторонке кружке с кофе, Лировой руке и механическим часам на его запястье. Споткнулся Лир, как всегда, на двадцать пятом такте. «Хорошо темперированный клавир» он прилежно учил по прелюдии и фуге раз в полгода одиннадцать лет подряд, с тех пор как наставник посоветовал ему развивать не только левую извилину, но и правую. Сначала Лир плевался, но потом втянулся. Правда, начал с конца и теперь почти добрался до венца сборника — яркой, светлой и чарующей до-мажорной пары, на которую облизывался с самого начала, но оставил на сладкое, как привык откладывать самые вкусные кусочки на край тарелки — на конец трапезы. Смаковать и наслаждаться. А вот что будет, когда он освоит весь первый том ХТК, Лир никогда не задумывался. Впрочем, одно он знал наверняка — второй том он трогать точно не будет, тот ему категорически не по нраву.

Не стал Лир задумываться и сейчас. Сбившись, он сосредоточился на столбе света и недовольно поморщился, заметив в его ровном сиянии пылинки. В вычищенном до блеска, практически выхолощенном до обезличенности холостяцком жилом модуль-блоке наемника экстравагантность приветствовалась только одна: большую гостиную Лир переоборудовал в кухню. Готовить он умел, любил и практиковал в любую свободную секунду.

Какого лысого ежика он согласился на новый заказ? Ребра с прошлой недели порядком побаливали, хорошо, что обошлось ушибом, а не трещинами или переломами. Ладно, был бы с подработки реальный денежный выхлоп такого же размера, на какие суммы экологи навесили штрафов на трижды проклятущий закрытый химзавод, куда ему предстояло проникнуть. Так ведь нет. Ему, Лиру, светил лишь легкий финансовый бриз да розовые экологические сопли. Мол, гляньте, что там по ночам творится, а то завод стоит, но дым из труб по ночам валит, и у нас, владельцев сего безобразия, сердце не на месте. А оно у вас на месте было, когда вы природе Третьей колонии козу безрогую решили подстроить?

Лир возмущенно фыркнул, пролистывая записанные в блокноте от руки сведения. Несмотря на всю любовь к технологиям и недоверие к шестеренкам, механизмам и ручной работе, данные наемник предпочитал хранить при себе. И не в цифровом виде.

Содержатели завода обанкротились за несколько месяцев до окончания его строительства, насколько наемник успел узнать. Производить там должны были смеси для пищевых принтеров. Очередная новомодная игрушка, которая требовала картриджи с белками, жирами и углеводами, конвертеры для вкусовых присадок и программное обеспечение. Купил, и хочешь — мясные чипсы с перцем печатай, хочешь — ириски, хочешь — что хочешь. Лира пищевые принтеры искренне восхищали. И он не понимал, где ошиблись инвесторы: спрос на сами смеси и прочие комплектующие к технике такой, что можно пять заводов открыть, не то что один до банкротства довести.

Он еще раз фыркнул: довести завод до запуска, значит, у его хозяев денег не хватило. Судя по документации, на откуп от Совета синдикатов и дорогущие экофильтры — тоже. А на него, наемника едва ли не с самым высоким ценником на Третьей — наскребли с полпинка? Что-то здесь нечисто. Вот зря он туда лезет, и афедрон о том же недвусмысленно говорит. Чутью задней части тела Лир безоговорочно доверял — оно выручало не раз, не два и не десять.

Следующие несколько часов Лир провел в инфранете. Локальная закрытая информационная подсеть для своих в Третьей колонии обновлялась, как и все сервера внешнего инфонета, раз в несколько дней, как только инфошаттлы с копиями сетей прилетали с Земли и остальных четырех миров. Впрочем, свежих сведений особенно не потребовалось: проанализировав то, что есть, наемник быстро понял с какой стороны к владельцам завода незаметно подкрался злобный карачун.

Судя по всему, им-таки Совет синдикатов на хвост и наступил. Тут, в другой галактике, Межмировое правительство организованной преступности не указ, с Земли до Третьей экзопланеты и колонии на ней особенно не дотянешься. А бизнесу и подавно надо с оглядкой устраиваться. Это только ему, Лиру, руки развязывает порядком: на Земле наемников не любят, и лицензии дают неохотно, зато в колониях — за милую душу и красивые глаза.

Но это и мешает: мелкой шушеры, как и на окраинах земных мегалополисов — пруд пруди. Хотя, с другой стороны, заказы постоянно есть — тому помоги, того сохрани, груз сопроводи, рейдерский захват предотврати… Заказы на убийство Лир принципиально не брал: не любил, когда заказчики путали профессионального наемника с профессиональным киллером. Глазурь, может, у этих конфеток снаружи и одинаковая, но начинка — разная.

Лир продолжил размышлять. Если учесть, что аккурат позавчера глава Совета синдикатов выдал ему и всему его Стрелковому клубу карт-бланш на заказы по синтоглину… Ясно. Похоже, что варщики глинта на заводе и засели. Идеально же! Оборудования полно, реактивов полно, и не трогает никто.

Для клуба отлов синтоглинщиков мог оказаться золотой жилой, и Лиру не было жалко тех, кто создает и распространяет один из самых страшных и дорогих наркотиков современности — синтоглин, или попросту глинт. Опасен он был и тем, что вызывал мгновенное привыкание, красочные галлюцинации и чувство собственной гениальности, и тем, что подсаживал на себя мгновенно, с первой дозы. И потому на веществе во всех Пяти мирах, кроме Земли, сидела большая часть творческой и интеллектуальной элиты, которым было глубоко параллельно на тот факт, что живут синтоглиновые наркоманы не больше пяти-восьми лет — наркотик постепенно «съедал» глиальную ткань мозга, позволяя нейронным цепям работать быстрее до определенного предела, после которого истонченная миелиновая оболочка нервов не выдерживала, и человека начинало «замыкать». Как неисправную проводку.

Но что-то тревожило подсознание. Лир было почти отказался от заказа, повинуясь интуиции, да червячок в глубине души не дал пройти мимо скользкого и дурно пахнущего. И Лир абсолютно не понимал, почему.

Так и не раскопав в себе причины странного порыва искоренить очаг варки глинта, наемник тяжело вздохнул и принялся собираться, для начала — просто на разведку. Вопреки предрассудкам и интерактивным игросериалам — или попросту визгеймам, где игроки-зрители должны были долго и муторно собирать броню, вооружение и команду, чтобы победить опасного врага и получить свой приз вместе с катарсисом — реальная работа наемника не подразумевала килограммов снарядов, взрывчатки и сверхъестественного оборудования. Не так рассчитаешь боезапас или гаджеты — или перевес себе устроишь, потеряв мобильность, или в трубу вылетишь, потому что покупать все это не особенно пригодившееся, что шальным выстрелом убило, тебе потом на свои кровно заработанные, и никто ничего не компенсирует.

Перигравитационный ранец за спину, в укладку над ним пара запасных обойм бронебойных игл с усиленным сердечником, упаковка паракорда и пяток карабинов к ней (намного надежнее магнитных наручников, Лир по опыту выяснил). На пояс-разгрузку — портативный игломет и запасными обоймами игл с парализантом и аптечку. Ах, да, не забыть туда сунуть пару водных таблеток и пищевой батончик-концентрат — после смертоносных плясок адово хочется сначала пить, потом есть. На правое и левое запястье — электромагнитные бомбочки, на левое предплечье — заряженная умными мини-ракетами портативная пусковая установка. За плечо — тяжелую бронебойную снайперку. И то придется активировать экзоскелетные элементы брони, усиливая плечи, поясницу и колени, многовато по весу, но меньше никак нельзя.

Зайти на завод оказалось проще, чем обмануть стайку рапторов — мелкие динозавры в тамошних лесах водились в изобилии, но умом и сообразительностью не отличались. Сторож новенького нерабочего завода, впрочем, тоже. Он оказался жадноват, недалек и нечист на руку и кошелек, и за относительно небольшую мзду зацикловал запись с цеховых дронов. Ему было все равно, кто и какие разборки будет на заводе устраивать.

Наемник хотел было поинтересоваться, в каком цехе запись уже заменена, и почему руководство завода сначала сторожа не потрясло за грудки, но не стал: высока была вероятность спугнуть алчного мужика предпенсионного возраста. А информация может еще понадобиться. Вероятно, заказчики руководствовались теми же соображениями. Лир слегка позлорадствовал: а вот если б заводчане не поскупились, и обратились сразу к ним в Стрелковый клуб, а не к частным охранным агентствам… Но тогда и заказа бы не было. И денег.

Лир чуть слышно вздохнул и пошел осматривать завод. Он медленно крался вдоль цехов, осматривая их один за другим, громадные, пустые, полутемные (электричество ради его зарплаты экономят, усмехнулся наемник). Дегидратационный цех, цех лиофилизации, цех сублимационной сушки, цех липидо-протеиновой стабилизации, цех глюкозонирования и витаминизации (Лир едва слышно хрюкнул в шлем, представив зонирование глюков), да где она… Как всегда, на газоне у соседа трава зеленее, девки в соседнем баре краше, флаер у коллеги-наемника блестит круче, а лаборатория химико-технологического контроля оказалась в числе последних помещений, что Лир еще детально не обшарил.

Он активировал визор, включив и все спектры просмотра, и защиту от обнаружения. Восемь человек, трое с тяжелыми штурмовыми иглометами, у остальных мелочь, наркоманов на точках пугать, но со счетов списывать не стоит. Лир сбросил с плеча в руку снайперку, положил палец на спусковой крючок, готовясь в любой момент снять игломет с предохранителя, и снова вздохнул. Может, не стоит?

Колеблясь, он на секунду бесшумно приоткрыл щиток шлема, принюхался, чтобы удостовериться в верности выводов, и, учуяв знакомый по нескольким стычкам с нарколабораториями запах варки синтоглина, поморщился и закрыл щиток обратно — и куда только наркоконтроль смотрит? Впрочем, понятно, куда: пока новички будут пытаться завоевать освободившуюся долю рынка, взъерепенится вся налаженная уже существующая сеть, тем более, если ее будут больно жалить подопечные Лирова Стрелкового клуба. А накрыть всю свору грызущихся собак будет намного проще, чем вылавливать их по подворотням поодиночке.

Он снял снайперку с предохранителя, напрягся… И вздохнул еще раз, бесшумно отступая. Нет, не стоит ввязываться, одному тут не справиться, и вздохами он себе не поможет. Лучше понаблюдать, составить график варок, расписание работы охраны, если у них оно вообще есть, и поискать подмогу. Втроем, пожалуй, проблем не будет. Да и вдвоем бы не было, но чутье настойчиво подсказывало перестраховаться. Он запустил дрон-паучок и ретировался.

Выходя с завода, Лир еще раз внушительным переводом поблагодарил сторожа за верную службу, попутно пообещав тяжеловесным взглядом далеко идущие последствия, если вдруг что. Сторож слегка побледнел и судорожно кивал в ответ на инструкции. Синтоглинщикам не перечить. Деньги с них исправно брать. Руководству не докладывать. Лиру тоже ничего не докладывать, он сам справится. А как на камерах (вторая, шестая, одиннадцатая) появится раз в сутки знакомая переливчатая броня-«хамелеон» — закрывать глаза и спокойно идти пить чай.

Лир похлопал сторожа по плечу и вернул предохранитель на место. Не услышав щелчка, сторож с преувеличенной осторожностью поинтересовался:

— Синтетическое масло? На курке? Соленоид на сколько?

— Предохранитель? На крючке, — немедленно отозвался наемник. — Не дополнительный, оружейник основной перенес. Про соленоид не скажу, оружейник мне голову оторвет.

— Весит небось…

— Порядком, — был вынужден признаться Лир. — Но тут блок с перигравом стоит. Да и броник усиленный, сам видишь…

— Заряжать не замахался?

— Ну как тебе сказать…

Лир неопределенно пожал плечами. Он привык. И к увеличенному блоку перигравитации, облегчавшему солидный вес снайперского игломета, и к массивному стволу с соленоидом, и к батарее батарей-охладителей, и к антимагнитным обвесам, чтобы застежки на одежде не расстегивались, и ЭМИ-бомбочки не дезактивировались, и к тому, что снайперка заряжается без малого полдня, дольше, чем ранец, смарт или ботинки.

— А прицел?

— «Пенек».

— Извращенец! — с легким восторженным придыханием произнес сторож, аж привстав со стула, и наемник заинтересовался.

— Глазки еще не выколупнули, — склонился к нему Лир. — Они-то понадежнее оптики, как думаешь?

— Это ты у этих спроси, — сторож с презрением мотнул головой в сторону завода. — Молокососы.

— Приходи-ка потом ко мне, если не убью или не убьют, — решил Лир. — Мне подспорье не помешает, а ты, смотрю, не лыком шит.

— Чем? — не понял сторож, но уточнять не стал, лишь хлопнул себя по колену. — А и приду. Куда?

— В Стрелковый клуб.

— А…

— Бывай! — Лир под шлемом улыбнулся от души.

Отставной полицай такую возможность не пропустит, и лишнего словца не скажет. Он понимает: владелец Стрелкового клуба на Третьем только один.

А преданность, понимал в свою очередь Лир, можно не только купить. И первое впечатление бывает крайне обманчивым, здесь надо найти верную точку приложения доверия. Заводские вот предпочли деньги — и промахнулись. Он — не промахнется, просто это будет дольше. Но ему было не привыкать.

***

Кир поправил магнитную застежку воротничка и в очередной раз поморщился: черт бы побрал эти корпоративные стандарты! Оно, может, с виду в школе намного проще и легче чем, скажем, в офисе какой-нибудь подконтрольной Земле или Совету синдикатов фирме. Но по факту попробовал бы кто-нибудь побыть на его месте!

Грядет серия открытых уроков, и учителю биологии ничего не остается, кроме как смириться с неизбежностью бытия. Если бы только Кир мог хоть что-то сделать с ворохом бумажной отчетности по межпланетарным государственным образовательным стандартам или, на худой конец, показать сочную фигу инспектору от Министерства образования со словами: «Это наша парциальная программа на дошколят и младшую школу»!

Но ему таких прерогатив никто не давал, и Кир был вынужден плясать перед комиссией, родителями и избалованной молодежью, как рыбка на крючке. А самое печальное, что дети об этом прекрасно знали в период проверок и творили элементарный, но пакостный беспредел, зная, что суровый Кир Сергеевич их перед комиссией за ухо не схватит и к родителям не отведет. А отдаленные последствия своих действий они просчитывать еще не научились — у младших логика по возрасту не отросла, у средних шило в одном месте перевешивало, а у старших — играли одновременно гормоны и юношеский эгоцентризм с максимализмом. Маленькие паршивцы!

Кир и восхищался детской изворотливостью, и стремился ее обуздать. Одновременно оба процесса выходили плоховато, и учителю биологии периодически приходилось несладко. Вот как сегодня.

При первом же взгляде на председательницу ведомственной проверочной комиссии Кир понял: во мнениях они не сойдутся никогда. Едва завидев статную деловую женщину с иссиня-черным классическим учительским пучком на голове, одетую в строгий костюм аметистового цвета, безукоризненно белую блузку и такие же ослепительно аметистовые лодочки на невысоком каблуке, он чуть восторженно не выпалил: «Ух ты! Рядовка фиолетовая!»

Сдержался Кир в последний момент, понимая, что сравнить инспекторшу с грибом будет не самым лучшим его решением.

— Амалия Викторовна, — протянула руку фиолетовая дама.

— Кир Сергеевич, — неожиданно для себя самого лихо щелкнул каблуками биолог, вытянулся в струнку и коротко кивнул. Не дав инспекторше опомниться, он галантно и невесомо обозначил рукопожатие и поцелуй в сантиметре от ее руки.

— Что вы себе… — округлила глаза дама.

— Междисциплинарные взаимосвязи, Амалия Викторовна. Третья образовательная ступень, наши среднеклассники проходят по общемировому языку и литературе период девятнадцатого века. Романтизм, золотой век, манеры, — сдержанно улыбнулся Кир, маскируя озорную выходку, и кивнул ее свите с правой и с левой стороны. Развернулся и величаво прошествовал в свой класс.

Комиссия безмолвствовала пару секунд, потом беспрекословно потянулась вслед за непреклонной спиной учителя биологии. Вслед за ними на открытый урок широким шагом шла, насупившись, Директор, которую иначе практически никто не звал, и семенила мелкими шажками, прижав руки к груди, завуч, молоденькая, пухленькая и миленькая Татьяна Анатольевна.

Войдя в класс, члены комиссии заозирались: им такого давно не приходилось видеть.

Просторное помещение радовало глаз стройными рядами ученических парт, объемными голограммами великих ученых-биологов на стенах, обыкновенной грифельной доской с мелом на подставке и тремя громадными окнами, из которых заливали комиссию, класс и руководство школы лучи утреннего солнца этой звездной системы. Чуть поярче земного, чуть покраснее, но в целом не настолько непривычное, чтобы не чувствовать себя не как дома.

Кир прошел к учительскому столу, положил на него горку предметов: голографический планшет, стопку тетрадей, небольшой пластиковый прямоугольник карты с записью визгейма, классный журнал.

Фиолетовая рядовка, устраиваясь на подготовленных для комиссии стульях в конце класса, поинтересовалась:

— А вы всегда учеников отмечаете на бумаге?

— Всегда, — флегматично ответил Кир.

Только он выложил последний предмет — красную и синюю ручки — как в ту же секунду прозвенел звонок. Ученики уже стояли у своих мест, вытянувшись во фрунт, у каждого на парте красовались до поры закрытые тетради, ручки, цветные карандаши и спящие ученические голопланшеты, а венчал эту геометрическую красоту учебник зоологии за восьмой год обучения, заранее открытый на нужной странице. Сейчас, в мае, закончился раздел «Млекопитающие», и ровно один академический час — по мнению Кира, непростительно мало! — уделялся биоразнообразию жизни той планеты, на которой развивалась колония.

Но на одной парте не было ни карандашей, ни ручек, ни тетрадей, ни учебника. Кир только глаза прикрыл. Снова. Его постоянная головная боль — Дженк. Учитель не стал делать замечания. На открытом уроке только разборок с проблемным учеником не хватало!

— Здравствуйте, класс! — поприветствовал учащихся Кир.

— Доброе утро, Кир Сергеевич! — донес ему в ответ хор детских голосов.

— Садитесь. Кого нет? А, вижу. Итак, кто скажет мне тему урока? Если посмотреть на доску, вы вполне можете догадаться, хотя это и не особенно очевидно, — поддел познавательный интерес своих восьмиклассников Кир.

— Там жук. Это майский хрущ. Вы на доске нарисовали майского жука и его строение, — принялась рассуждать одна из учениц. — Но жуков мы проходили в прошлом году, а по теме у нас эволюционная теория…

— В точку! — просиял Кир. — Мы с вами сегодня рассмотрим, как эволюционный процесс Третьей экзопланеты развивался с момента возникновения насекомых до появления тут извне человека разумного. Да, Дженк?

— Можно выйти? — угрюмо спросил поднявший руку ученик.

Его состояние Киру категорически не понравилось. Мальчик не поднимал глаз, его обычная задиристая веселость куда-то делась.

— Только что перемена была! — наставительно произнесла инспекторша.

— На перемене у молодых людей хватает разных интересностей и помимо посещения туалетной комнаты, — процедил Кир. — Порой не всегда успевается сообразить, что и туда неплохо было бы заглянуть. Дженк, идите.

Подросток тихой тенью выскочил из класса. Кир проводил его взглядом и повернулся к классу:

— Итак, на чем мы остановились? Да.

Кир взял планшет, встал из-за стола, положил аппарат на пол и запустил голопроекцию, над которой работал несколько лет. Расцвело громадной глицинией сложнейшее Древо Жизни: протянулись его филогенетические ветви, ввысь и до самого пола, расцвели цветы семейств, родов и видов. Ученики восхищенно зашушукались, особенно первые парты, на которые невесомо легли яркие картинки.

Кир пару секунд любовался реакцией, потом любовно погладил дерево. Проекция слегка засветилась в ответ. Учитель пробежался пальцами по стволу.

— В принципе эволюция на Третьем принципиально не отличалась от эволюционных линий развития на Земле, в Первом, Втором, Четвертом и Пятом мирах. Этого научно никто объяснить не может, потому что ранее считалось, что жизнь на нашей родной планете уникальна. И совокупность случайных факторов, позволивших Земле обрести жизнь, повторить не удастся, шанс, в лучшем случае, один на миллион. Но звезд и планет в нашей необъятной Вселенной намного больше миллиона. И, как выяснилось, природа ходит одними путями. Смотрите.

Кир потянул проекцию вверх — и Древо послушно выросло в потолок, распластавшись гущей ветвей по нему. Кир специально выставил в настройках проекции такие параметры, чтобы впечатлять учеников — и чтобы дети этажом выше не пугались, что из пола какая-то масса шевелящихся побегов с подписями на латыни ползет.

— Вот самое начало, — показал Кир на корни. — Это простейшие микроорганизмы, бактерии и вирусы. Сначала прокариоты, Анна Валентиновна, что такое прокариоты?

— Одноклеточные организмы без ядра, — отчеканила ученица.

— Замечательно, — похвалил ее Кир. — Бактерии, археи и вирусы. Потом жизнь изобрела клеточное ядро и появились… Ричард?

— Эукариоты, — отозвался другой ученик.

— Точно. Начался докембрийский период, эра бактерий, водорослей и простейших. В это время происходило активное накопление кислорода в атмосфере и в первичном Мировом океане, возникали примитивные формы жизни, которые почти не оставили следа, и в один прекрасный момент жизнь сделала рывок вперед — так называемый кембрийский взрыв. У животных появляется экзоскелет или его подобие, и жизнь мгновенно перестраивается на отношения «хищник-жертва». Появляются новые виды, животные выходят на сушу. Водоросли там и до них спокойно жили, но это был очень скучный миллиард лет. Почти нет воздуха, губительный ультрафиолет — озонового слоя у планеты еще не было, а потом, как свидетельствуют исследования палеогеологов, наша Земля и вовсе превратилась в большой снежок. Это было первое глобальное обледенение, после которого жизнь воспользовалась шансом и расцвела. Потом, — Кир уменьшил Древо и любовно прошелся по его коре и ветвям, — много раз возникали такие взлеты и падения. В истории Земли насчитывается шесть массовых вымираний, включая последнее, парниковое, из-за которого люди чуть не лишились всей природы. Но жизнь не так-то просто убить.

Конец ознакомительного фрагмента.