О чём грустишь, май?

Елена Хейфец, 2021

Рассказы Елены Хейфец – небольшие по объёму повествования, – попадают прямо в сердце, заставляют задуматься о смысле жизни, о связях между людьми, о человечности и жестокости, добре и зле. Это взаимоотношения между мужчиной и женщиной, жизнь бомжа на свалке, судьба зэка, лис на ферме, ищущий свободу. О вечной любви матери к сыну, о любви и предательстве, любви и верности – основные темы этого сборника. Приглашая в мир героев своих рассказов, автор предлагает читателю разобраться в хитросплетении жизненных ситуаций, чувств и отношений. Эта книга о том, что ежедневно может происходить и происходит вокруг нас.

5. Как-нибудь сами

Миле-ягодке сорок пять. Подругам она говорила: «Я как малосольный огурец — уже не свежий, но ещё не солёный». У неё поздний ребёнок, Лёшке всего тринадцать лет. Нужно ещё столько сказать мальчику, держать его за руку долго-долго. Может, всю жизнь? Всегда будет тревога, она живёт где-то посреди организма — боевая готовность номер один. Правильно ли дорогу переходит, как развивается, в кого влюбится и прочие страхи, которые обступают, как враги, любую нормальную мать. А Мила — мать ненормальная. У неё всё в усиленном варианте. Она уверена, что дорогу сын переходит на красный свет, его развитие зависит только от её личного вклада, а девушку он выберет наверняка неподходящую. Страшно!

Ей всё время страшно. Лёшка задерживается в школе, она отпрашивается с работы, летит в пыльных потных троллейбусах, чтобы убедиться — жив-здоров, сидит себе на кухне и уплетает холодную котлету, запивая молоком из холодильника.

— Что ты делаешь, сын? Получишь ангину и расстройство желудка.

Ну как же это? Пропадёт без матери!

Она обожает Лёшку. Он центр вселенной, а вокруг всё вертится — и она, и планеты, и всё это остановится, если вдруг что не так.

Все жили в её турбулентном потоке.

Лёшка должен вырасти настоящим мужиком, поэтому Мила отдала его в секцию бокса (чтобы умел за себя постоять), на музыку (чтобы духовно развился) и на плавание (чтобы со временем Лёша имел косую сажень в плечах). Пока он рос, косую сажень развила в себе Мила, таская сумки с провиантом. Металась, как подорванная, между работой, кружками и секциями. Себя извела, и сын не очень-то рад. Свободы никакой. Лёшка хочет во дворе в футбол погонять, а его за руку и вперёд! Гаммы учи! Обнесла крепостной стеной всю семью. И отстреливается, если вдруг помеха какая.

Граница на замке и никаких нарушителей! Лёшке дружить не с кем и некогда. Пока терпит, а что дальше? Страшно!

Собой заниматься некогда — работа и Лёшка, всё остальное второстепенное и второсортное.

Мужа, Всеволода — туда же, за крепостную стену… Но он то внутри стены, то снаружи. Такое непонимание огорчало. Несимметричный человек. Вот она примерная жена. Сыном занимается, на кухне как в операционной, правда в спальне уныло, как в склепе…

— Не перегни, — учат подруги. — Меньше жертвенности, больше женственности. Тебе не двадцать лет!

Мила и без них знает, что не двадцать. Эти слова производили отравляющее действие, поэтому советы отторгала, откладывала «на потом». А ничего не следует откладывать «на потом», жизнь идёт сейчас, сию минуту и секунду, без каких-либо возвратов в прошлое. Даже если очень напряжёшься, вчерашняя пятница не вернётся.

Печально, когда женщина между «удобно» и «красиво» выбирает первое и когда в дождь, несмотря на наличие зонта, намокают все выпуклые места. Пора собой заняться, но когда? Время бежало с подлой скоростью, не оставляя надежд, что где-то притормозит.

Мила жила в своём измерении, где всё рассматривалось с точки зрения пользы для сына. Нет пользы — нет разговора…

Бунт на корабле разразился, когда Алексей категорически отказался ходить в музыкальную школу. Это была катастрофа! Мила звонила учителям, подругам — советовалась. Все в один голос убеждали оставить ребёнка в покое.

— Кончай подсказывать, дай мальчику жить без твоих шпаргалок.

Легко говорить. Мила отступила с сердечными каплями и давлением.

Когда ребёнок пришёл с занятий по боксу с носом цвета недозрелой сливы, Мила в ужасе прекратила тренировки. Опять отступление…

— Что же делать? Высвобождается время. Куда сын его употребит? Двор, придурки разные, курение, вино, наркотики…

Нарисовав себе картину, рядом с которой вселенский потоп был бы просто мелким эпизодом, Мила сдала ребёнка в элитный интернат с усиленным изучением языков.

— Языки — это будущее, это всегда пригодится, — утешала она себя, не находя теперь сына в его родной кровати.

Она страдала и с трудом старалась привыкнуть к этому. Получалось плохо. От его отсутствия вся как-то захлопнулась. Интернат выдавал воспитанников только на выходные. Теперь её жизнь состояла из выходных. К ним она готовилась с тщательностью генералиссимуса, готовящего парад на Красной площади. Холодильник забивался фруктами и всем, что полезно Лёшке.

Милочке её жизнь напоминала дорожку для легкоатлетов — знай себе беги, чтоб у ленточки — первая. Но она не за себя волновалась. Первым должен быть сын — самый способный и умный. Он сам дорогу не выберет, надо подсказывать, чтобы не сбился с курса.

Изучать три языка оказалось делом не простым, и были наняты репетиторы, ради которых Мила брала дополнительную работу на дом.

Муж всё где-то рядом на околоМилочкоЛёшиной орбите, но не с ней. Он даже мешал своими рассуждениями о свободе личности и прочей ерунде. Ему что? Он не просыпается в шесть утра, чтобы побежать на базар и купить что-то нужное для развивающегося организма ребёнка, который весь вымотался и обезвитаминился с этими языками. Лежит себе супруг студнем перед телевизором, за футбол переживает…

Лёшка в своём интернате стал какой-то другой, возмужал и оторвался от той жизни, которую Мила выстилала стерильной ватой. Начал дерзить и сопротивляться.

— Ничего, пройдёт, это подростковый период, — успокаивала себя Мила. — Это у всех бывает. Гормоны.

А Лёшка у неё положительный. Всю жизнь вкладывала в него только хорошее. Эта прививка должна сработать, если вдруг какая дрянь на пути встретится.

Всё у Милы было налажено, всё продумано, и вдруг — обвал, и она полетела в пропасть со всей своей заботой и любовью, и конца пропасти не видно. Оказалось, всё шло хорошо, только мимо.

Как-то вечером случился звонок. На той стороне провода женский голос ласково так проворковал, что у Всеволода любовница, у которой он сейчас, вот сию секунду и прохлаждается. Трубку после этого сообщения положили, и Мила села в кресло и попыталась организоваться.

У мужа любовница? Как это? Она скорее поверила бы в секс по домофону! Он лыс, обветшал маленько, пузо приобрёл. Совсем не Голливуд. Кому он нужен, кроме неё?

Правда, последнее время стал за собой следить, рубашку ему каждый день свежую подавай, одеколон дорогой купил…Что ещё? А… бывало, задерживался после работы, объясняя завалом с заказчиками.

Раньше не было дополнительной работы и вдруг теперь почти каждый день. Это при прежней-то зарплате? Какая любовница? А она, Мила, теперь кто? Сожительница? Домработница?

Совладать с водопадом чувств было невозможно. У мужиков верность вещь рудиментарная.

— Дракулы! Синие Бороды! И мой секс-символ туда же! Иуда.

Так долго ждала ребёнка — сын родился, всю себя отдала ему, но ведь и про Всеволода не забывала. Ещё умудрялась к свекрови в село ездить, огород обрабатывала, выращивая овощи — стирала грань между городом и деревней.

А что делал муж? Вес наращивал, стирал грань между грудью и животом. Его бескрылость пугала. Смотрел, как Мила прыгает, будто заяц на верёвке.

Ей вдруг вспомнился на базаре нищий побирушка с зайцем на привязи. На картонке было написано, что заяц из цирка и пропадает теперь от голода. Интересное решение! Зайчишка всё время пытался упрыгать на свободу, но верёвка мешала, и предприимчивый владелец зайца вновь и вновь подтягивал ограничитель заячьей свободы к себе, устраивал зайца на прежнее место. Свободолюбивое, как оказалось, животное, посидев смиренно минуту и грустно опустив длинные уши, вновь предпринимало попытку сбежать от этого кошмара, от людей, от верёвки в свой заячий мир. Было нестерпимо жаль его. Вот и Мила всю жизнь свою была таким зайцем…

Факт, что все мужики изменщики и лгуны. Но то ВСЕ, а это — её Всеволод! А Лёшка для него теперь тоже ничто?

Мила подошла к зеркалу и огорчилась. Постричься не мешало бы ещё три месяца назад. И седину закрасить. Лицо осунулось и опустилось. Время вспять не повернуть, но сидеть сложа руки — себе яму копать. Вот и докопалась. Подружки по салонам бегают — массажи, косметички, парикмахеры и визажисты. А она с работы и за Лёшкой, в выходной по базарам, аптекам и магазинам, у плиты и в секциях! Карьеры не сделала, убила в себе нестандартность мышления…

Конец ознакомительного фрагмента.