Лунное молоко. Научно-мистический роман

Елена Фёдорова

В Венеции на площади Сан-Марко доктор биологических наук Альбертина Альберено знакомится с импозантным итальянцем Марио и переносится на четыре столетия назад. Ей предстоит стать дочерью венецианского художника, монахиней в монастыре, женой королевского винодела, встретиться с духами Венеции, потерять и вновь обрести любовь, спуститься в подземные пещеры, чтобы найти ответ на вопрос: что же такое лунное молоко – страшный вирус или панацея от неизлечимых болезней?

Коронела

Якобело Альберено был сыном богатого вельможи. Выходя за него замуж, Коронела надеялась жить в роскоши. Она не подозревала, что между отцом и сыном возникли серьезные разногласия. Узнав о том, что Якобело увлечен рисованием, отец рассвирепел и отказал сыну в наследстве. Он выселил непокорного отпрыска в маленький домик на окраине города, надеясь, что тот бросит свои художества и займётся важными государственными делами. Но время шло. Якобело свои художества не бросал. Даже женитьба не прибавила ума строптивому отпрыску синьора Альберено.

Безумец Якобело, как его называли в семье, не побоялся привести юную красавицу Коронелу в своё убогое жилище. Он уверил жену, что скоро жизнь их станет другой. Нужно просто немного подождать.

Коронела была обескуражена, но вида не подала. Поначалу она ловко изображала радость. Но со временем театр ей наскучил. Из нежной, любящей синьоры Коронела превратилась в злобную фурию. Бесконечные истерики утомили Якобело. Он намеревался расторгнуть брак, но строгие законы церкви не позволили ему этого сделать. Приходилось терпеть, подстраиваться под своенравную жену, которая становилась всё сварливее и злее.

Рождение дочери Альбертины немного успокоило Коронелу, примирило её с мужем. А когда Якобело получил заказ от дожа на оформление одной из дворцовых комнат, Коронела возликовала. Наконец-то осуществится её заветная мечта жить в роскоши и богатстве. Она нашла один из самых дорогих домов в Венеции неподалеку от площади Сан Марко. Сама занималась обустройством, набирала слуг. На несколько лет мир и покой воцарились в семье Альберено. Коронелу и Якобело считали эталоном для подражания. Никто не подозревал о том, что творится за стенами их роскошного особняка.

Коронела всё больше отдалялась от мужа. Её раздражала его «мазня», так она называла картины Якобело. Она задыхалась от запаха красок, несмотря на то, что его мастерская находилась в другом крыле их огромного дома.

Чтобы поправить здоровье, Коронела совершала прогулки, которые становились продолжительнее день ото дня. Занятый работой Якобело не замечал странного поведения жены. Коронела могла вернуться домой под утро, придумав какую-то нелепую отговорку в своё оправдание. Со временем и отговорки прекратились.

— Я так захотела! — с вызовом выкрикивала она на немой вопрос мужа.

Якобело выволочек жене не устраивал. Не было ни сил, ни времени на ссоры. Он предчувствовал, что скоро его земной путь завершится, поэтому важнее для него было позаботиться о дочери и подготовиться к встрече с Вечностью. Странная, неизлечимая болезнь давно поселилась в теле Якобело. Он верил, что победит её. Ему было ради кого жить и бороться. Но последняя ссора с женой его добила. Якобело слёг, а Коронела уехала… к родственникам…

У постели отца дежурила Альбертина. Когда бы он не открыл глаза, она была рядом. Её улыбка, её сияющие любовью глаза вселяли в него надежду на избавление. Но, когда вернулась синьора Коронела, Якобело понял, что смерть для него — избавление. Он больше не сможет жить так, как желает Коронела. А она с изрядной долей цинизма заявила:

— Я не собираюсь нянчиться с тобой, дорогой. Мне нужен крепкий, сильный, богатый человек, а не больной нищий художник, пропахший лекарствами…

Он ничего ей не сказал. Зачем? Его слова она не услышит. А вот Господь услышит и пошлёт спасение. Так и произошло. Букет подсолнухов, принесённый Турнесолом, явился знамением, доброй вестью. Якобело почувствовал прилив сил, поднялся. Знал, что нужно спешить. Время ему дается для того, чтобы привести в порядок все бумаги. Он написал завещание в пользу дочери. Отправил синьору Перуджино шкатулку и картину для Альбертины. Взялся писать портрет семейства Мелькомено, за который ему щедро заплатили вперёд.

— Хорошо, что ты поправился, — сказала Коронела, забрав деньги. — Мой отъезд не станет для тебя трагедией.

— Отъезд?! Куда ты собралась на этот раз? — спросил он растерянно.

— Далеко, — с вызовом ответила она. — Мне надоела Венеция. Сырость, вонь из грязных каналов, фальшивая помпезность меня убивают. Я хочу настоящей роскоши. Хочу блистать на балах, одеваться в дорогие наряды, носить дорогие украшения, гулять по паркам Версаля… — замолчала, поняв, что сболтнула лишнего.

— Альбертина останется со мной, — заявил Якобело. — Девочке ни к чему смотреть на безнравственное поведение своей матери.

— Не имею ничего против, — Коронела скривилась. — Альбертина — твоя дочь. Воспитывай её так, как сочтёшь нужным. А я рожу ещё детей, если понадобится.

— Прекрасно, — он поднялся.

— Сядь, — приказала она. — Ты должен дать мне разрешение на развод.

— Не сегодня…

— Сейчас! — она стукнула кулаком по столу. — Или я придушу тебя…

Якобело побледнел и упал на пол. Слуги отнесли его в комнату, положили на кровать.

— Вам нельзя волноваться, иначе… — сказал доктор, когда Якобело открыл глаза.

— Знаю, — еле слышно проговорил художник.

— Вам нужно лежать…

— Не имею права. У меня не завершен заказ…

— Что вам дороже: жизнь или…

— Или, доктор, — Якобело поднялся. — К сожалению на данный момент деньги важнее жизни. Я не имею права оставлять неоплаченные долги. Я не хочу, чтобы моя жена попала в долговую тюрьму. Простите…

— Сочувствую вам, держитесь… — доктор ушёл.

Якобело развел краски, сел к мольберту, сделал несколько мазков и замер. Острая стрела вонзилась между лопаток. Ярчайшая вспышка света ослепила его.

— Пора… — пропел ангельский голос. — Пора… Якобело, ты загостился здесь…

Звон разбитого стекла заставил его повернуть голову. В комнату вбежала Альбертина. Он не увидел лица дочери. Только размытый силуэт. Улыбнулся из последних сил, выдохнул: люблю… и уронил голову на грудь.

Всё, что происходило потом, было похоже на меняющиеся картинки: слуги, доктор, дочь, жена, мертвецкая, странные люди с серыми угрюмыми лицами, свет, колокола, чёрный бархат, тёмно-зеленая вода, чёрная гондола, подсолнухи, огонь и тишина. Траурная процессия движется молча с земли на воду и обратно. Надо всеми возвышается закутанная в чёрное платье фигурка Альбертины, скорбь, отчаяние и слёзы…

— Не плачь, моя девочка, — кричит он ей с небес, с белых облаков. Но она не слышит. — Не плачь, Альбертина. Мы ещё встретимся. Жизнь не заканчивается, не заканчивается, нет…

— Альбертина, я продаю дом, — взяв дочь за руку, сказала Коронела. — Ты должна меня понять. Так будет лучше. Мы не сможем оплачивать счета. Мы не сможем содержать столько слуг. Мы потратили слишком много денег на похороны твоего отца.

— Да, мама, да… — проговорила Альбертина, вздрогнула, испугавшись своего голоса. Он стал чужим, далеким, неузнаваемым, словно шёл из-под земли. Словно она сейчас там, вместе с отцом в чёрном гробу, заваленном землей. Ей всё безразлично. Всё…

— Завтра мы уезжаем, Альбертина, — голос матери выводит её из оцепенения.

— Завтра?! Но, почему…

— Не смей задавать глупые вопросы, — зашипела на дочь Коронела. — Не раздражай меня… Мне и без тебя тошно. Я только что похоронила мужа, а ты…

— А я попрощалась с отцом, — сказала Альбертина так, что Коронела побледнела.

— В этом ангелочке сидит демон, — подумала она. — С этой девчонкой нужно быть осторожней. Ах, как же быстро она выросла… Как быстро…

Коронела обняла дочь, сказала:

— Всё будет хорошо, дорогая, не плачь. Мы справимся с потерей… Держись…

— Хорошо… Ма-ма… — еле слышно проговорила Альбертина.

Проводив дочь до дома, Коронела побежала на встречу с графом Сансавино.

— Траур тебе к лицу, — сказал граф, поцеловав её руку. — Ты сказала ей?

— Да. И выпустила на волю демона, — Коронела поёжилась. — Альбертина выросла. Ей уже тринадцать… — улыбнулась. — Самое время выдать её замуж и получить хорошее приданое.

— Мысль прекрасная, но сейчас нам нужно завершить сделку с продажей дома. Покупатель торопит, спрашивает, когда вы сможете освободить дом? — граф не был расположен к сентиментальным беседам.

— Завтра к полудню, милый, — голос Коронелы стал нежным.

— Прекрасно, — граф улыбнулся. — Завтра к полудню мы станем баснословно богатыми людьми, дорогая. И тогда наше счастье будет безграничным. Тогда мы наконец-то насладимся друг другом.

— О, не терзай мою душу, Николо. Я же в трауре, — она приложила платочек к глазам, протянула ему руку в чёрной кружевной перчатке. Он приспустил её, поцеловал белую изнеженную кожу, посмотрел на Коронелу с вожделением:

— Ради этого стоит жить, моя прелесть, — прошептал он.

— Стоит… — выдохнула она, прижавшись к нему всем телом.

Они не знали, что Якобело Альберено смотрит на них с небес, но оба почувствовали что-то неладное. Где-то неподалеку разбилось стекло, запели колокола.

— Я пойду, милый, мне что-то не по себе, — сказала Коронела. — До завтра…

— До полудня, любовь моя…

Коронела Альберено вернулась домой. Увидела дочь, сидящую на ступенях крыльца, села рядом, взяла её за руку, попросила:

— Расскажи обо всём, что тебя тревожит, деточка.

— Мне грустно от того, что мы должны уезжать так скоро, — сказала Альбертина. — Дух отца ещё здесь, с нами. Я его чувствую…

— Хватит болтать вздор! — закричала Коронела, вскочив. — Занятия теософией были лишними. Тебе вбили в голову всякий вздор. Дух витает… Нет никаких духов, запомни это. И не смей мне больше морочить голову всякой ерундой. Пойди лучше собери свои вещи, которые хочешь взять с собой. Только бери самое необходимое. У нас нет места для сундуков, запомни это.

— Хорошо, — Альберитина поднялась.

— Завтра в полдень мы должны уехать, — сказала Коронела бесцветным голосом. — Не спрашивай меня, куда. Потом всё узнаешь.

— Хорошо… — Альбертина пошла собирать вещи.

Коронела закрылась в своей комнате, упала ничком на кровать, разрыдалась.

— Господи, зачем я всё это делаю? Почему я доверилась графу, пошла у него на поводу? Я не уверена в искренности его чувств. Он скользкий, мутный человек. Что, если его титул и его богатство — блеф? Куда я тащу дочь? На что я обрекаю собственного ребенка? Почему я думаю об этом только сейчас? — встала. — Нужно немедленно отменить сделку… Нет… Уже поздно… Мы уже потратили задаток… Расписки, данные покупателю приведут меня в свинцовую тюрьму Пьёмбо… Нет, — схватилась за голову. — Нет. Боже, какие мрачные мысли меня посещают. А во всём виноват Якобело. Если бы он не поссорился с отцом, то… — спохватилась, прикрыла рот платочком. — Мир твоему праху, мой дорогой супруг. Ты был прекрасным человеком, хорошим художником… Ты любил меня, я это знаю. Прости, что не смогла сделать тебя счастливым. Но и ты не сделал того, чего я от тебя ожидала. Мы квиты, Якобело. Нам не в чем друг друга упрекать. Ты успокоился от мирских забот, а я ещё поживу. Должна же я получить то, чего была лишена все годы жизни с тобой. Пятнадцать лет мы были вместе, Якобело. У нас выросла прекрасная дочь. Я о ней позабочусь, не волнуйся, — вытерла слёзы. — Мне нужно быть сильной. Нужно верить в то, что граф говорит правду. Мы ещё покажем себя. Я стану графиней Сансавино, встану на одну ступень с королем Франции, — закатила глаза. — Николо, потомок королевского рода, как я его обожаю… — испугалась, зажала рот ладошкой. — Милый мой супруг Якобело Альберено, мир твоему праху. Верю, что ты переселился в лучшее место. Ты успокоился, ты, наконец-то, счастлив и любим… А я смертельно устала после твоих похорон. Смертельно… Доброй ночи, мой дорогой… Покойся с миром, Якобело…

Альбертина не спала всю ночь. На рассвете она выскользнула из дома. Мирио уже поджидал её, схватил за руку, потянул за собой. В узком переулке, где на домах не было окон, он прижал Альбертину к груди, заговорил скороговоркой:

— Милая моя, знай, что я всегда буду любить тебя. Всегда. Я найду тебя, Берта, клянусь. Помни, что я жду тебя. Я отдаю тебе ключ, чтобы ты смогла открыть двери моего дома в любое время, — он надел ей на шею ключ на шелковом шнурке. — Да хранит тебя Господь и моя любовь. Бежим прощаться с Венецией…

Они прибежали к заветному месту в тот самый момент, когда солнце выплыло из-за горизонта. Прощальный венецианский поцелуй был таким обжигающим, что оставил рубец на губах Альбертины и Марио.

— Мы обвенчаны, мы теперь навеки вместе, Берта…

— Навеки, Рио…

Колокольный звон разбудил город.

— Прощай, Марио…

— Прощай, Альбертина…

— Прощай Венеция… Прости меня за всё, отец… Прости меня, Рио…

Она развернулась и убежала. Он остался на мосту. Не хотел, чтобы она видела его слёзы. Он не знал, как ему теперь жить без этой девочки, отдавшей ему всю себя без остатка…