Эскейп

Елена Филон, 2018

Игра на выживание, квест, жажда острых ощущений, побег, случайность. У каждого из игроков своя причина, запершая их в одном помещении. Двенадцать человек разных социальных классов: от представителей высших слоёв общества до неклассифицированных индивидуумов, не одобренных системой. Заброшенное здание, множество комнат, ограниченное время, роли, что раздаёт рулетка… И расплата за каждый неверный ход. Готов ли ты сыграть в игру? В игру ли?..Берегись, тайны всегда становятся явными. Опасайся не тех, кто следит за тобой издалека, а тех, кто находится рядом. Твоя очередь крутить рулетку.Содержит нецензурную брань.

Глава 8

Ной

Два года и два месяца назад

В это роковое лето, благодаря знойной засухе и неурожаю, жители моей резервации сполна успели познать самую беспросветную из всех возможных личин отчаяния. В конце весны редкие ливни скупо орошали алчущие поля, а за всё лето небо больше не проронило на землю ни капли. И даже здесь — в городке, окружённом кедровой рощей, некогда прохладный воздух насыщен зноем и пылью. Каждый день я наблюдаю за тем, как утром желтое солнце подымается на пустом небе и бросает горячие лучи на лишённую влаги землю, проходят часы, и гнетущий пар полуденного зноя подымается в воздух, охватывая резервацию томлением.

И так каждый Божий день. Я забираюсь на крышу дома, в котором живу вместе с семьей, что за семнадцать лет стала мне родной, надеваю кепку, тёмные очки и безмолвно наблюдаю, как из соседних домов навстречу новому утру, с мало чего выражающими, блестящими от пота лицами, показываются жители тридцать седьмой Новой резервации штата Иллинойс, «подпирающей» собой границы высокоразвитого города. Они натягивают на лица улыбки, прощаясь со своими близкими, а в душе молятся, чтобы тело не подвело их и вовремя доставило на работу, несмотря на палящее солнце и не самое лучшее состояние здоровья.

Работа… У некоторых она хотя бы есть.

Новые резервации — некогда обычные маленькие городишки, которые были перестроены, переименованы и снабжены всем необходимым для проживания граждан не прошедших классификацию. Городишки, чьё население было тщательно отфильтровано со времён введения программы ООН, включающей в себя систему распределения социальных классов во благо здорового общества.

Они назвали это реформацией.

Мы прозвали это чисткой.

«Ресурсы земли истощаются», — заявляли они, приговаривая людей к изгнанию.

«Мы должны думать о будущем наших детей», — твердили они, высылая детей с врождёнными генетическими отклонениями за пределы родных городов, распределяя их по приёмным семьям в случае, если настоящие родители оказывались здоровыми и отказывались лишаться комфортной жизни и высокооплачиваемой работы. О, поверьте, такие были. Я — наглядный тому пример.

Чистке были подвержены все тяжело и неизлечимо больные, а также все, кто страдал от наследственных заболеваний. И даже те, кому генные заболевания не приносили особых хлопот и не требовали лучших клиник и дорогостоящего лечения, были высланы в резервации.

«Мы не знаем, как больной ген поведёт себя дальше, — драматично вздыхали они. — Он может мутировать через годы, или даже столетия и тогда существование человечества вновь окажется под угрозой. Вы должны понять… Мы не может так рисковать. Мир… будущее без болезней — вот наша цель»!

И даже такой, как я — четырёхлетний ребёнок, которому от кого-то из предков передалась одна из степеней банального дальтонизма, оказался опасен для общества!

Со взрослыми поступали так же. Лишь некоторым наиболее больным старикам, позволяли закончить свои дни в домах для престарелых, не выезжая из родного города. Ходили слухи, что медработники по указаниям кого-то вышестоящего сокращали эти самые дни до минимума, ведь мест для всех не хватало, а правительство так спешило начать глобальную перестройку цивилизации, развитие которой целыми столетиями не вызывало сомнений! А тут оказалось, что движемся мы не в том направлении. Мы не понимаем намёков природы. Сам мир кричит нам о необходимости сокращения численности населения, а мы — глупцы, — не осознаём этого. Оказалось, что жизнь, которую успели познать люди, подобно старому дереву необходимо выкорчевать из земли вместе с корнями и посадить на его месте молодой, здоровый, дающий надежду росток.

Порой мне кажется, что много лет назад, на одном из пленарных заседаний, какой-нибудь жирный урод в дорогущем костюме, закинув ногу на ногу и выпивая третью чашку кофе изысканного сорта, за неимением лучших предложений, просто вякнул что-то вроде: «А давайте избавимся от больных? Они портят общую картину мира. Многие из них недееспособны, плюс это колоссальный перевод медикаментов! Бросим их всех в одну большую яму и забудем эту проблему, как страшный сон! Зачем изобретать лекарство от СПИДа, если мы можем избавиться от корня проблемы?»

И остальные тупицы такие подхватили: «А что! А это идея! Решение!». И только парочка из них незаметно сползла по спинке стула, мысленно подсчитывая количество неизлечимых заболеваний у всей своей родни.

Так я это вижу.

Другого объяснения этому глупейшему искоренению доброй части человечества у меня нет. Они решили спасти мир от неизлечимых болезней…Пфф…

Запасы нефти, угля, газа, металлов, минералов и редкоземельных элементов, даже воды и еды, заканчиваются, заставляя правительства и корпорации вступать в сумасбродную гонку за тем, что осталось. И дабы не допустить мировой войны, ООН и была придумана система распределения социальных классов — СРСК.

Если говорить простым языком, человечество разделилось на два лагеря: здоровые и подверженные любому генетическому заболеванию, а также тяжело и неизлечимо больные (большую часть последних заперли в изоляторах). Те, кто был сослан в резервации, находятся под наблюдением миссонов — так себя называют добровольцы, вызвавшиеся на временную службу под руководством армии США. Миссоны призваны охранять границы резерваций, привозить новеньких неклассифицированных, следить за порядком, производить регулярные обыски домов, а также раз в квартал поставлять скудные запасы продовольствия и медикаментов. Да, те, кто нуждаются в лекарствах, всё ещё получают их, хоть и в урезанном количестве, однако каждый из изгоев (коими мы себя прозвали сами) знает, что все эти подачки скоро закончатся. Всё, что нам остаётся — это создавать видимость жизни и со смирением ждать, пока смерть придёт по наши души. По все наши души, и тогда… через много-много лет, когда сменится не один десяток поколений и сломанные гены проявят себя максимально возможно, все существующие резервации опустеют, а подобные заболевания останутся в прошлом, потому что… изгоям запретили продолжать свой род.

— Эй! Эй, Ной, ты там?

Каждую среду в половине восьмого утра мой единственный в резервации друг — Арон Лэйт, поднимается сюда с одним и тем же вопросом:

— Ты переселился на эту крышу, что ли?

— Здесь лучше думается, — отвечаю, даже не обернувшись на голос.

На голос, который сегодня звучит слегка выше, чем обычно.

— Что на этот раз? — задираю голову и протягиваю лениво, но Арон не отвечает на вопрос.

— Миа сказала, что ты, как всегда не позавтракал, — с долей упрёка произносит, опускается на черепицу рядом со мной, свешивает руки с колен и щурит глаза, глядя вдаль.

— Я не голоден.

Арон поворачивает голову ко мне, и даже взгляд его выражает недовольство:

— Дружище, ты сдохнешь быстрее, чем скотина на ферме у Данди, если не будешь есть. Сейчас не то время, когда можно пропускать приём пищи, потому что хрен его знает, когда тебе повезёт пожрать в следующий раз.

— Им еда нужнее. Мие нужнее, — отвечаю, смеряя Арона безапелляционным взглядом. И тут этот придурок улыбаться начинает. Слегка печально, но как всегда обезоруживающе. Порой даже самому себе стыдно признаться в том, что голливудская улыбка этого парня способна кого хочешь сразить наповал. Нет, серьёзно! Улыбка Арона — опасное оружие, которым этот хитрец отменно научился пользоваться. Улыбка на все случаи жизни, чёрт побери!

— Убери её нафиг, — шиплю сквозь зубы и отворачиваюсь. Затылком чувствую, как он продолжает лыбу давить.

Слышу тяжёлый вздох и лишь тогда возвращаю внимание другу.

— Что случилось? — тут же спрашиваю, больше не в силах игнорировать странности в его поведении. Любой другой на моём месте не заметил бы ничего подозрительного, но я слишком наблюдательный, чтобы не придать значения этому, казалось бы, простому жесту, как небрежное прикосновение пальцами к волосам в попытке зачесать их назад.

Неужто время пришло?

Как интересно.

— Сколько мы уже дружим? Лет пять?.. Да-а… где-то так, — печальную улыбку включает. Такую горькую и многострадальную, что непреодолимо хочется съездить Арону по морде. Всё никак не может избавиться от привычки утрировать каждую из своих эмоций. Порой это сводит с ума!

До чистки этот парень и вправду был не обделён вниманием публики. Бывший боксёр в среднем весе, который не ограничился известностью лишь в спортивных кругах, но и решился попробовать себя в развлекательной индустрии: в различных шоу на выживание и прочей ереси. В общем, когда-то мой друг был медийным человеком, пока не перешёл дорогу какой-то важной шишке, и она тупо «слила» его в утиль, в смысле — включила в список. В тот самый. Что в лишний раз доказывает, в какие грязные игры играет правительство. Но… если ты попал в этот список, назад дороги уже нет. Ты — никто.

— Миа такая худенькая, — вздыхает Арон, пряча улыбку. — Ей всего… сколько?

— Восемнадцать недавно исполнилось. Даже не думай!

— Что? Ты серьёзно? — усмехается. — Да я бы ей не больше пятнадцати дал. А на малолеток у меня табу. К тому же, только дебил в этой дыре не в курсе, что эта девочка при одном твоём виде… эм-м… слюнями обливается.

— Ты не это хотел сказать, — стреляю в Арона взглядом.

— Нет, не это. Решил, что ты не хочешь слушать про намокающие трусики своей сестры.

— Чёрт, Арон!

Смеётся, тряся плечами:

— Да вы не родные, расслабься!

— Миа мне всё равно, что родная, так что заткнись, Арон, если не хочешь покинуть мой дом не через дверь, а через крышу.

— Какой же ты сноб! Бу-э! — кривится, сверкая глазами.

Не желая продолжать эту тему, откидываюсь на черепицу, завожу руки за голову и, щурясь, поглядываю на Арона.

Несмотря на всё, я восхищаюсь этим парнем. Даже оказавшись среди изгоев, он не теряет уверенности в себе, позитивного настроя, и даже по свиданкам продолжает бегать. Меняет девушек, как перчатки, ссылаясь на то, что всё ещё ищет «ту самую», а глупышки и ведутся. Ещё бы. Высокий, крепкий, загорелый, с нехилым рельефом мышц, блестящими чёрными волосами, внешностью Аполлона, улыбкой самого Господа Бога и потрясающей способностью говорить такие сладкие речи, что любой заслушается. Кто на такого не поведётся?

Да, мой лучший и единственный друг — чёртов лицемер.

А ещё он лжец.

— Луис собирает всех на ферме у Данди, слышал? — разворачивается ко мне в пол оборота.

— Слышал.

— Пойдёшь?

— Для чего? Посмотреть на пустые поля, или на то, как кто-нибудь теряет сознание?

— Нет, конечно же, лучше сидеть на крыше и ждать пока солнце в башку напечет, — усмехается.

— Так ты поэтому на работу не спешишь? На ферму собрался? Там некого клеить, Арон. Только если коров. Хотя, думаю, даже тем сейчас будет наплевать на твоё обаяние.

Арон в ответ молчит. И это странно. Мой друг молчит лишь тогда, когда сильно не выспался, либо тогда, когда происходит что-то очень нехорошее, и он не знает, как сказать об этом мне.

Причины может быть две.

Сперва исключим самую худшую.

— Чёрт! — рывком принимаю сидячее положение и сходу бью кулаком Арону в плечо. — Клянусь, если Мейси залетела, я сброшу тебя с это крыши вниз головой!

— Да расслабься ты! — орёт в ответ, потирая плечо. — Если кто-то и залетел в этой дыре, то я — последний, кто за это ответственен.

С облегчением вздыхаю.

— Говори уже, — смотрю на него исподлобья.

— Пойдём, — мрачно отвечает Арон, поднимается на ноги и возвращается к окну чердака.

— И куда же? — недоверчиво смотрю ему в спину.

— Хватит тебе в одиночестве думы думать. Одному тебе эту грёбаную систему не сломать.

— А ты вдруг стал внештатным Бетменом, и тебе понадобился Робин?

— Не смешно, — щурится.

— А я и не пытался шутить. Говори, куда ты меня собираешься затащить, или проваливай.

— Я сейчас ТЕБЕ втащу! Вставай, я сказал! Хватит задницу греть! Пошли… хочу тебя кое с кем познакомить.

— Очередная девчонка?

— Я серьёзно! — Арон меняется в лице. Впервые вижу своего друга таким собранным и будто повзрослевшим на лет десять.

Ну наконец-то.

— Давай, Ной, времени нет. Нужно успеть до того, как все вернутся с собрания на ферме. Большая часть миссонов сейчас там.

— Ты не ответил «куда»?

— Увидишь, — отвечает Арон, исчезая в окне.

***

— А ничего, что…

— Спокойно, Ной. Это Нортон! Он на нашей стороне, — заверяет Арон, кивая на мужика в военной форме, поглаживающего автомат.

— Он — миссон, — со всем свойственным мне спокойствием, киваю в сторону Нортона. Уж не тот самый ли это миссон, что год назад мою семью половины квартального провианта лишил, за то, что я пообещал Мие раздобыть свежих ягод и по глупости своей тайно покинул периметр? Соответственно меня, дурака, поймали.

— Вы доверяете ему? — сбрасываю с себя руку Арона и отхожу обратно к двери, через которую оказался в одном из провонявших отходами и сточными водами помещений для работников обслуживающих канализационный коллектор.

— Если бы не Нортон, в тот раз твою семью вообще бы без поставки оставили! — Арон одним взглядом призывает меня довериться ему. Довериться другу, который несколько лет скрывал от меня, чем тайно занимается.

— Знаю, местечко не очень комфортабельное, но большего мы себе позволить, увы, не можем. Проходи, садись, парень. У нас здесь штаб. Будем говорить.

— Так значит ты здесь главный, отец Джейкоб? — цинично усмехаюсь, и брови священника слегка выгибаются.

— Я отвечаю за повстанческое движение лишь в нашей резервации, Ной, — слегка склоняет голову Джейкоб. — Прошу, присаживайся. Остальные скоро будут. А пока я введу тебя в курс дела. Арон привёл тебя сюда по моей просьбе, Ной. Мы долго наблюдали за тобой. Признаться, я не был уверен в том, что ты…

— Подхожу вам? — улыбаюсь шире, но вовсе не весело, и медленно двигаюсь вдоль одной из стен, разглядывая разноцветные гвоздики, с помощью которых к ней крепятся различные заметки и фото. — А я всё думал: когда же этот день настанет.

Отец Джейкоб и Арон многозначительно переглядываются.

Ситуация из разряда тех, когда по идее удивляться должен я, а вышло всё с точностью да наоборот.

— Ты знал? — шепчет отец Джейкоб, подходя ближе и внимательно вглядываясь мне в лицо, а я, в свою очередь, продолжаю обводить взглядом мрачное помещение, освещаемое лишь парочкой керосиновых ламп, изучаю чертежи на стенах, вырезки из газет…

— Старомодно у вас тут.

— Ной?.. — голос Арона звучит отчуждённо. — Ты знал? Знал, чем мы здесь…

— Не особо вы и шифровались, когда перешёптывались и знаки друг другу подавали. Миссоны может и тупые, а вот я нет… ничего личного, Нортон. А от тебя, Арон частенько воняло канализацией, — перевожу на него твёрдый взгляд, — в то время, когда ты возвращался с очередного свидания. Насколько логичным было убеждать себя в том, что твои свидания проходят в городском коллекторе?

— Но… но почему ты ничего не сказал? — Глаза Арона напоминают две большие пуговицы. А ещё он злится. — Почему не сказал, что знаешь о… о нас?!

Пожимаю плечами:

— Интересно было… насколько сильно вы во мне нуждаетесь.

— Да кем ты себя возомнил, сопляк? — рычит Нортон, тряся челюстью. — Нам солдаты нужны, а не такие букашки, как ты!

— Тогда почему я здесь? — бросаю на Нортона невыразительный взгляд.

— Довольно, — отец Джейкоб определённо имеет авторитет в глазах этого миссона, раз тот тут же смолкает и на тяжёлом вздохе опускается на один из деревянных ящиков, каких здесь с десяток.

— Ной? — зовёт меня священник. — Арон много нам о тебе рассказывал. Не держи на него обиду, ему запрещено было вводить тебя в курс дела раньше времени.

— И по какой же причине у него появилось разрешение ввести меня в курс дела сейчас?

— Арон заверил, что нам пригодятся твои мозги.

— А-а… вот как.

— Ной! — вспыхивает Арон. — Мы здесь не шутки шутим, а серьёзные проблемы решаем!

— Мечтаете сломать систему? — щурю глаза.

— Не просто мечтаем! — раздаётся женский голос за моей спиной. — Мы сделаем это! Мы сломаем систему!

Отец Джейкоб проносится мимо и принимается жать руку прибывшим соратникам, пока я рассматриваю каждое из лиц и мысленно отмечаю, что большая часть из этих людей была в моём списке подозреваемых вместе с Ароном.

— Думаю, нет смысла представлять вам Ноя, верно? — отец Джейкоб делает взмах рукой в мою сторону. — Все его знают? С этого дня, разумеется, если Ной согласится, он примкнёт к нашим немногочисленным рядам борцов за справедливость.

— Боже, отец, сколько пафоса, — фыркает та самая Мейси, с которой у Арона состоялось не самое лучшее свидание, после которого она сама его бросила.

— А это кто? — киваю на парня, чьё лицо никак не удаётся рассмотреть в тусклом освещении. И даже когда он подходит ближе, я не могу вспомнить, чтобы раньше его где-либо видел. — Новенький?

— Не совсем, — рука отца Джейкоба мягко опускается на моё плечо, и он представляет мне человека, с которым у нас никогда не сложится хороших отношений. — Ной, это Линкольн Поузи. Линкольн, это Ной.

— Просто Линк, — вставляет парень, дружелюбно мне улыбаясь.

— Линк не является членом нашей резервации. Он здесь тайно, благодаря связям Нортона. Но Линк является полноценным участником повстанческого движения, не смотря на ID-карту второго уровня и весьма влиятельных родителей… Он на нашей стороне.

— Не особо влиятельных, раз они позволили выслать моего брата в резервацию, — Линк протягивает мне руку и лишь спустя паузу напряжённой тишины, я отвечаю рукопожатием.

— Он наш связной, — на второе моё плечо опускается рука Арона. — Ему можно доверять.

— Так же, как и тебе? — спрашиваю Арона, а глаз с лица Линка не спускаю.

Дверь с грохотом распахивается, ударяя по стене, и в комнату влетает мальчишка Паркинсонов — Олли, недавно ему только десять стукнуло.

— Шухер! — задыхаясь, кричит Олли, едва пополам не складываясь. — Они… они… там… они… там… миссоны… они… старика Янси избили!

— Что?!

— Олли! Говори разборчивей!

Олли переводит дыхание и к своей неожиданности встречается глазами со мной:

— Ной… ты здесь? Прости, я…

— Что они сделали?! — не отдавая отчёта своим действиям, в три шага настигаю пацана, впиваюсь пальцами ему в плечи и грубо встряхиваю. — ЧТО ОНИ СДЕЛАЛИ?!

— Он что-то украл! — звенит голос Олли. — Твой дед что-то украл в продуктовом, и они избили его… Моника говорит, он… он не выживет. Мне жаль, Ной.