Эскейп

Елена Филон, 2018

Игра на выживание, квест, жажда острых ощущений, побег, случайность. У каждого из игроков своя причина, запершая их в одном помещении. Двенадцать человек разных социальных классов: от представителей высших слоёв общества до неклассифицированных индивидуумов, не одобренных системой. Заброшенное здание, множество комнат, ограниченное время, роли, что раздаёт рулетка… И расплата за каждый неверный ход. Готов ли ты сыграть в игру? В игру ли?..Берегись, тайны всегда становятся явными. Опасайся не тех, кто следит за тобой издалека, а тех, кто находится рядом. Твоя очередь крутить рулетку.Содержит нецензурную брань.

Глава 6

Ханна

Настоящее

«Фобия» — слово, набранное Ноем на кодовом замке.

Слово, набранное намеренно поздно для того, чтобы Чеда было уже не спасти.

***

Громкий, отрывистый, как воронье карканье смех прокатывается по залу — единственный звук, что слышится некоторое время, и я понимаю, что поспешила с прозвищем, которое дала парню-пофигисту. Сейчас прозвище «псих» ему больше подходит. Его смех, словно ударами тупого предмета, сокрушает голову. Хочется зажать уши руками. Хочется заорать, что есть мочи, чтобы заткнулся. Но… никто ничего не делает, не говорит. Я ничего не делаю, не говорю.

Парень замолкает сам. Несколько раз глумливо хихикает напоследок, маниакально-сумасшедшим взглядом смотрит на Чеда, затем на Ноя, останавливается на Марше и, с нездоровыми нотками в голосе, выносит вердикт:

— Мы все здесь умрём. Все мы.

***

«Не закрывайте дверь»…

«Не подходите ближе»…

«Ничего не трогайте»…

«Здесь могут быть ловушки»…

«Не паникуйте»…

«Держимся вместе»…

«Кайла… Кайла… Кайла, вставай! Иди сюда! Оставь Чеда! Мне очень жаль, но ему уже не помочь. Кайла»…

«Ханна?! А ты чего застыла? Идите сюда, обе»!

В голове отрывисто звучат реплики Марши, наперебой со странным шипением, вроде того, когда на линии телевещания пропадает сигнал, и картинка в телевизоре гаснет, уступая место мелким чёрно-белым мушкам.

Так и мой собственный сигнал с этим миром гаснет, пока я безмолвно смотрю в застывшие глаза Чеда и не чувствую своих рук, ног, тела… ничего не чувствую, даже внутри — пусто. Словно выпотрошили, словно ватой набили, в марионетку превратили, которая способна двигаться только с подачи кукловода. Сейчас я кукловоду не интересна. Сейчас он играет с Кайлой, по ниточке вытягивая из неё самые глубокие, болезненные эмоции.

«Все мы здесь марионетки», — вот что говорит шипение в моей голове.

Я не боюсь трупов, не боюсь человеческой жестокости, не боюсь угроз, боли и даже смерти…

Я боюсь лишения воли. Слишком долго у меня её забирали.

— Ханна, ты в порядке?

Медленно перевожу взгляд на Линка и… о, да! Чувства мои начинают оживать, заполняя пустоту внутри отвращением, ненавистью, презрением…

— Ханна… я… Я хочу…

Поверить не могу, что это чудовище смотрит на меня такими глазами. Что это? Неуверенность? Сожаление? Раскаяние?

Ложь! Всё, что делает и говорит Линк Поузи — ложь чистой воды!

— Ханна…

Молча разворачиваюсь и переступаю порог чёрной двери, присоединяясь к Марше и остальным столпившимся на входе и, судя по замешательству на лицах большинства, у них нет слов, чтобы как-то прокомментировать то, что они видят.

Если честно, я и сама не знаю, что сказать. Эта комната, она… странная. Жуткая, само собой, но ещё больше — странная. Тот, кто занимался её оформлением, определённо выложился на все сто. Одни лампы с красными плафонами чего стоят, рассеивающие по стенам цвета переспелой вишни, тусклый багровый свет.

— Здесь будто кровью всё залито… — раздаётся отчуждённый голос Шона, но ему никто не отвечает, только Кайла тихими всхлипываниями над телом Чеда.

Окон нет. Тёмный деревянный пол абсолютно пуст. Потолок всё так же высок, в каждом из четырёх углов по камере с красной мигающей лампочкой, а по центру зияет небольшое квадратное отверстие. В противоположных друг другу стенах по двери, в одну из которых встроен уже знакомый нам кодовый замок. Но вот от чего действительно мурашки бегут по коже, так это от единственного предмета, что есть в этой комнате — ровно по центру пола, ровно под отверстием в потолке, для нас было оставлено что-то наподобие рулетки.

Впервые такую вижу. Она не похожа на игровую рулетку, какие бывают в казино. У этой нет ячеек для шарика, и цифирных обозначений тоже нет. На диске этой рулетки двенадцать слотов — шесть красных и шесть чёрных, — разделённых между собой тоненькой перегородкой, за которую, судя по всему, при раскрутке цепляется вон тот маленький ползунок-стрелочка сверху и таким образом определяет, на какой из слотов падёт выбор. Вот только… в них пусто. Ни цифр, ни букв… ничего нет — двенадцать пустых отделений.

— Чертовщина… — громко сглатывает Шон, и я вижу неподдельный испуг в его широко распахнутых глазах. Точно такой же испуг застыл в глазах его молчаливого брата.

— Я не вижу противоядия, — шепчет Марша так, чтобы Кайла не слышала.

— Видимо его просто решили не спускать, — Линк кивает на отверстие в потолке, — когда поняли, что вовремя нам дверь не открыть.

Лотти держится позади всех, но как ни странно, выглядит лучше большинства. И только сейчас до меня доходит, что эту девчонку не обстановка пугает, не смерть одного из нас, и не ситуация, в которой все мы оказались, а что-то более важное, что-то, что принадлежит только ей. Нехотя выходит задуматься, как тесно связано это что-то важное с парнем, который всех нас выставил дураками… Парень, который знал код от замка, но всё равно позволил Чеду умереть. И теперь, пожалуй, стоит задуматься ещё и над тем, кого из этих двоих стоит опасаться больше: скрытного Ноя, или Линка Поузи.

— Эй? Эй, слышишь? — Марша щёлкает двумя пальцами перед лицом девушки в очках, веки которой подрагивают, а тело, как хрупкое дерево на ветру клонит то в одну сторону, то в другую. — Присядь, ладно? — Помогает девушке опуститься на пол. — Держи, тебе попить надо. Это хорошая вода.

— Как у неё получается? — шепчет Лотти, которую я вдруг обнаруживаю рядом с собой. — Марша… как у неё получается держать себя в руках, когда…

— ЭТО ВСЁ ТЫ!!! — свирепый ор больше похожий на рычание бешеного зверя, чем на женский голос, раздаётся из первого зала, и в «красную» комнату на всех парах влетает Кайла, хватает Ноя за воротник куртки и принимается изо всех сил трясти.

— ЭТО ТЫ ЕГО УБИЛ!!! ТЫ!!! — с бешеными глазами и перекошенным от гнева и бессилия лицом кричит Кайла. Но сил её оказывается недостаточно — Ной даже бровью не ведёт. Ему вообще плевать на то, что происходит. Абсолютно плевать.

— Сволочь! Как ты мог?! Как мог так поступить с ним?!! Ты знал код!!! Всё это время!!! И… и… и просто позволил ему умереть, да?!! Чем ты лучше тех, кто нас здесь запер?!!

— Кайла… Кайла! Успокойся!

— А ты вообще заткнись, долбаная мамочка!!! — переключает свой гнев на Маршу. — Что ты сделала для того, чтобы не дать ему умереть?! Кому нужны твои чёртовы речи, если от них нет никакого толку?!

— Прекрати! — строго глядит на Кайлу Линк. — Мы сделали всё что могли, чтобы помочь ему! Мы… мы пытались…

— О-о-о, да? — истерично усмехается Кайла, совершает попытку отшвырнуть от себя Ноя подальше, и круто разворачивается к Линку. — Прям все-все пытались, да? — Указывает на Ноя и в омерзении кривит губы. — А вот этот урод даже пальцем не пошевелил! Это он… ОН УБИЛ ЧЕДА!!!

— ХВАТИТ!!! — голос Марши, как залп ружья заставляет всех замолчать. Даже Кайла затихает; впивается зубами в нижнюю губу, которая дрожит от накатывающих слёз, сжимает кулаки и смотрит на распахнутую дверь, через которую в соседнем зале видны ноги Чеда. Я понимаю её. И её желание обвинить всех и каждого тоже понимаю — это обычная защитная реакция человека, который пытается бороться со жгучим чувством вины, душит его яростью, затыкает агрессией. Ведь по сути, именно Кайла привела Чеда на смерть.

— Хватит, — на вымученном вздохе повторяет Марша и потирает лицо ладонями. — Я скоро с ума сойду…

— Не ты одна, — поддакивает ей Линк.

В два шага Марша настигает Ноя, напускает на лицо максимум строгости, словно прокурор во время судебного слушания, и требовательно озвучивает:

— Как ты узнал? Когда?

А Ной молчит. Молчит и глядит на Маршу таким безучастным взглядом, словно в его распоряжении есть адвокат, который одним махом способен оправдать его гнусный поступок.

— Отвечай!

— Тебе от этого легче, что ли станет? — бровь Ноя едва заметно выгибается.

— Почему ты… почему ты не сказал, что знаешь код? Как вообще узнал его?! И почему раньше не открыл эту проклятую дверь?! — Марша не спускает с лица Ноя «прокурорского» взгляда, в то время когда чувство вины Кайлы берёт верх, она забивается в самый угол «красной» комнаты, обхватывает голову руками и тихонько стонет.

— Эй, говнюк, я с тобой разговариваю! — Думаю, не одной мне кажется, что Марша вот-вот ударит Ноя; сжатые кулаки определённо намекают на это. — Он умер, это ты понимаешь? Чед умер! И в какой-то степени по твоей вине!.. — Нервы Марши сдают. — ПОЧЕМУ ТЫ НИЧЕГО НЕ СДЕЛАЛ?! ПОЧЕМУ НЕ ПОМОГ ЕМУ?! КАК УЗНАЛ КОД?! ОТВЕЧАЙ!

А Ною вдруг весело становится. На устах блуждает расслабленная, лишённая всякого сожаления улыбка, а в глазах… чёрт, я вновь вижу это — отблесками от красных ламп, в его глазах плещется презрение.

— Я отвечу, — слегка склоняет голову набок и вдруг его взгляд устремляется мне в лицо, — когда она попросит.

Я?

— Так, ладно, — вмешивается в разговор парень-пофигист, пока мы с Ноем продолжаем неотрывно смотреть друг на друга. — С вами конечно нереально весело, вы крутые ребята и бла-бла-бла, но если кто-нибудь решит позаимствовать у меня этот грязный, но вполне удобный поджопник, не обижайтесь, если вдруг этой ночью мои пальцы окажутся на вашей шее. — И с глухим ударом на пол падает один из спортивных матов, притащенных парнем из первой комнаты.

— Всё ясно? Окей. Будем считать, что ясно. — Взгляд его, как и голос вызывает желание поёжиться. Горящий лихорадочный взгляд кричит о том, что у этого парнишки явные проблемы с адекватностью, в то время когда гнусавый, монотонный голос на одной минорной ноте, весьма успешно опровергает первое впечатление. Прямо парадокс какой-то.

— Ночью? — Шон выделяет лишь одно слово из всей речи парня. — Ты здесь ночевать, что ли собрался?

Парень-пофигист игриво дёргает бровями, но голос его звучит всё так же монотонно и с сарказмом:

— Как и ты. Поздравляю.

***

Матов оказалось достаточно, чтобы выложить их плотным квадратом вдоль каждой из четырёх стен. А у парня-пофигиста, которого, как он сообщил, зовут Арс, оказалось достаточно аргументов, чтобы все его послушались и обустроили «красную» комнату на ночлег.

— Поверить не могу, что мы останемся здесь на ночь, — вздыхает Марша, с вымученным видом опускаясь на один из матов, нещадно срывает со своих взлохмаченных волос резинку и принимается заплетать их в косу.

— Поверить не могу, что этот ублюдок позволил Чеду умереть! — с ненавистью шипит Кайла, бросая на Ноя затравленный взгляд.

На бёрдах Кайлы повязана куртка Чеда, которую Марше удалось снять с его тела. Все знают, что Кайла не выдержала напряжения, как и её мочевой, но как ни странно, у каждого из нас хватает тактичности, чтобы делать вид, что мы ничего не знаем и ничего не видели.

— Сволочь… Подонок…

Ной никак не реагирует на оскорбления. Вот уже минут двадцать он сидит на одном из матов и не сводит взгляда с рулетки.

— Мне так жаль, что он умер… — тихонько произносит Лотти сидя бок о бок со мной, будто не нашла другого свободного места. И мне это не нравится.

Наконец справившись с непослушными волосами, Марша свешивает руки с колен и требовательно смотрит на меня. Красные лампы бросают на её худощавое лицо жуткие тени, отчего девушка приобретает сходство с давно высохшим трупом.

— Спрашивай его! — командует и кивает на Ноя. — Мы должны знать, что, чёрт побери, у этого парнишки на уме.

— Как ты узнал код? — немедля интересуюсь, переведя взгляд на Ноя и не только к моему удивлению, но и к удивлению многих Ной отвечает сразу:

— Удары о дверь.

— И что?

Склоняет голову набок и щурит глаза:

— Такого ответа тебе мало? — Криво ухмыляется. — Не разочаровывай меня, Ханна.

— А почему он только ей отвечает? — встревает Шон, имея в виду меня, но я продолжаю смотреть на Ноя. Неотрывно.

Признаться, доходит до меня далеко не сразу…

— Азбука Морзе, — произношу с пониманием, спустя паузу, и улыбка Ноя становится странно удовлетворённой, словно я только что сдала на пять сложнейший экзамен.