Между ангелом и бесом, между небом и землей

Елена Феникс, 2006

У каждого из нас своя миссия на этой земле. И у каждого за правым плечом ангел, а за левым – бес. Ангел направляет, бес сбивает с пути истинного. А настоящая Любовь дается в награду только тем, кто успешно справился с этой миссией. Таких пока единицы. Мы искренне надеемся на то, что после прочтения этой книги таких людей в России станет хотя бы немного больше.Содержит нецензурную брань.

Глава вторая

Бог дарит людям самое дорогое, что у него есть — жизнь а они так бездарно ее проживают…

После той астральной битвы в черном туннеле с распятием и последовавших за этим наяву событий, я была обескровлена. И уехала в Москву, ведомая желанием увидеть Романа и все рассказать ему. У меня еще теплилась надежда, что только он, именно он поможет — должен помочь! — начать жизнь сначала. Но Роман был занят и никак не мог найти для меня времени. Но я продолжала надеяться. На него. И смиряла себя мыслью, что уж, коль однажды в церкви попросила Бога быть с ним и тут же получила ответ «Твой зов услышан!», то должна терпеть все лишения.

Вот с такими мыслями я бодренько и приступила к поиску работы. Набрала первый номер. Трубку взяла милейшая женщина, назвавшаяся Анной.

— Вы журналист? Из Ставгородской области? Как же, знаю, знаю. Но нам пока никто не требуется. И вообще, Лена, в Москве журналисту очень трудно найти работу. Конкуренция огромная. Но сегодня у нас в газете побывал коллега из издательского дома «Анкара», нет-нет, к Турции это не имеет никакого отношения, просто такое вот название любопытное. Так вот, им нужны пишущие люди. Запишите телефон.

Ночью я увидела сон: какая-то молодящаяся пожилая дама в переднике, как у официантки, крутится перед зеркалом. И передник на ней вроде как мой. И она у меня его покупает. А спина у этой дамочки голая, с мерзкими жировыми складками. Покружившись перед зеркалом, она, задорно смеясь, насыпала мне в ладонь горсть монет. А я подумала: «Что же, это тоже деньги. Хоть и звонкая монетка-то…»

Утром я уже была в «Анкаре». Ее руководителем оказалась моя ночная визитерша, дама с лихой фамилией Лохудрова. Она живо поняла, что в ее стойло забрела рабочая лошадь. И некуда той кляче податься, и на ней можно не только воду возить, но и не кормить, не поить и доить, как вздумается.

За неделю нашей с ней совместной работы она настолько прониклась ко мне своеобразной симпатией, что разогнала весь имевшийся коллектив из шести человек, решив, что я одна потяну журналистко-редакторско-корректорскую работу в трех журналах и газете.

Да я бы потянула. Не вопрос! Если бы она платила зарплату. Когда же эта тривиальная проблемка через полтора месяца была мной озвучена, Лохудрова произнесла историческую фразу: «Как только человек спрашивает про зарплату, он уже не работник!»

И — разложила передо мной кучу бухгалтерских ведомостей с прелюбопытными цифрами. В одном документе фигурировали 3 333 рубля, в другом — 1 111 рублей 11 копеек. И так далее. Эти цифры она гордо именовала «белой зарплатой».

Увидев мои округлившиеся глаза с немым возмущенным вопросом, Лохудрова, выходец из Самарской губернии, произнесла вторую историческую фразу:

— Не нравится? Езжайте в свой Мухосранск!

Ох уж этот Мухосранск! Где, в каком атласе мира искать город со столь обворожительным названием?! И с каким сердцем в хвост и в гриву шпыняют его вчерашние приезжие, непонятно каким путем ставшие обладателями квартир и прописок в столице нашей необъятной Родины!

Получив вместо двух с хвостиком тысяч у. е. согласно трем договорам втрое меньшую сумму, я написала заявление об увольнении. Поиски работы пришлось продолжить. Вот-вот надо было платить за квартиру. Полученной зарплаты хватало только на месяц.

— Радуйся еще, что она на тебя каких-нибудь своих долгов не навесила или не обвинила в краже. Ты же видела, что вчера в твоем кабинете было два компьютера, а сегодня — один. Она легко могла сказать, что это ты унесла комп домой в счет зарплаты, и вообще бы ничего тебе не заплатила. Уж поверь мне, я все-таки 15 лет как москвичка, — успокаивала меня верстальщица-дальневосточница Галина, до смерти довольная, что сбежала от Лохудровой, не успев даже вступить с ней ни в какие договорные отношения.

Для меня начались унылые будни. Поиски вакансий в Интернете, который почему-то в тот период был пуст, как барабан… Звонки друзьям-приятелям, которые шарахались от меня, как от чумы, узнав, что я после боев со ставгородской властью еще на что-то рассчитываю… Звонки Роману, у которого опять не было для меня времени, о чем меня вежливо уведомляли его секретари и помощники. Но, в конце концов, не умирать же мне ложиться?

Хотя хотелось. Ну, не видела я выхода! Ни наяву, ни во сне. Пыталась медитировать, но почему-то увидела двух мужиков, которые признавались мне в любви, а мне при этом было нестерпимо больно.

— Ты для чего психотренингом занималась? — ругала меня подруга Ольга по телефону. — Придурков на свете много, и если из-за каждого житейского инцидента в депрессию впадать, то лучше было и не рождаться. Где твоя ВЕРА? Тебе такие сны показывают! Одно это говорит, что у тебя мощная поддержка!

— Ты имеешь в виду распятие? Хорошенькая поддержка…

— Да не распятие! А отождествление ситуаций! А раз тебя распяли, значит, Бог тебя защитит! Ищи Его!

После одной из таких грозных Ольгиных отповедей я без сил упала на диван. Мне казалось, что я сама ничего уже не решаю в этой жизни, что случилась некая страшная предопределенность, и меня выбросило на безлюдный берег, откуда никогда и никуда не будет выхода. И душа моя отзывалась тягучей тоской, подтверждая это убеждение сознания.

Ольга была права. С верой у меня дела обстояли неважно. Я постоянно балансировала где-то на грани: верила, но всегда желала иметь подтверждение. Хотела верить и знать. Мне казалось, что так вера будет крепче. Поэтому раскладывала карточные пасьянсы, пыталась разглядеть судьбу в кофейной гуще, теребила Ольгу с ее третьим глазом, медитировала, пытаясь самостоятельно открыть его и себе. Я хотела, чтобы каждое сбывшееся событие было сначала предсказано. Я считала необходимым убедиться в предопределенности судьбы, в изначально прописанном Им для меня плане. Тогда, я была уверена, и моя вера в Него будет настоящей. Не бездумной. Ведь зная наверняка, что выпавшие на мою долю беды на самом деле не беды, а всего лишь испытания, мне будет легче их преодолевать. Я смогу найти внутренние резервы и открыть второе дыхание.

Именно с поиском веры было связано то, о чем мне напомнила Ольга — курсы психотренинга. Они помогли мне увидеть многое из того, что лежит за гранью сознания. Но стало ли мне легче от этого? Увы, нет. Наоборот, мне даже казалось, что, чем больше неведомого мне открывается, тем более ужесточается мир вокруг меня и тем выше планка требований Бога ко мне лично…

* * *

Мои родители бредили детьми. Отец хотел сына, мама — девочку. Но как-то вот не получалось. Однажды мама разглядывала ночное небо, и ей показалось, что одна звезда устремилась прямо к их домику на окраине Караганды. Вдруг звезда разъединилась надвое. Мать протерла глаза и снова посмотрела в небо. Теперь звезд было три. Одна сделала крутой вираж и скрылась за крышами многоэтажек. Вторая зависла в небе, словно ожидая чего-то и тревожно пульсируя. Третья облетела вокруг второй и устремилась куда-то на запад.

Какое-то странное оцепенение нашло на маму, когда она следила взглядом за танцем звезд. Но она была материалисткой и подумала вполне в духе советского времени:

«Не иначе наши военные летчики новую технику опробуют?».

Мысль была не лишена оснований: в Джезказганской области уже построили космодром Байконур, и, хоть и неудачно, была запущена первая в мире межконтинентальная баллистическая ракета.

Мама подумала, что утром наверняка по радио объявят об очередном запуске,подивилась прогрессу, порадовалась за СССР и пошла спать. Зависшая звезда медленно двинулась вниз…

В постели на маму навалилась сладкая истома.

— Готовься к встрече с дочерью! — мелькнула в голове мысль.

Мама сама себе ответила: «Да я всегда к этому готова!». Тогда в ушах отчетливо прозвучал чей-то голос: «Твоя дочь уже в пути! Прими ее сегодня!».

— Какая же ты у меня красивая! — сказал папа, обняв жену и почувствовав небывалое волнение…

* * *

— Все на месте? — Ангел оглядел шеренгу посланцев. Отсюда, с Небес готовились к старту души, которым предстояло воплотиться на Земле. Кому-то — в последний раз, чтобы по окончании серии воплощений навсегда остаться в галактике и, если повезет, верно служить Хозяину Вселенной. Кому-то предстояло воплощаться неоднократно, снова и снова проходя земные испытания, нарабатывая опыт, исправляя ошибки или «накручивая» новые.

Среди армии посланцев была я, душа с небесным именем Ангелина. И мой любимый с небесным именем Ален, с которым по земной глупости мы ни разу не соединились и не родили детей. Встретившись на Земле, мы никогда не узнавали друг друга и становились или врагами, или просто проходили мимо.

Позже, просматривая киноленту своих жизней на Небе, мы с Аленом приходили в отчаянье от совершенных ошибок и придумывали всевозможные способы узнавания в земной жизни, разные ситуации, которые непременно должны были свести нас вместе и при которых не вспомнить о нашей клятве вечно любить друг друга, было невозможно.

Однако воплощения шли за воплощениями, но мы, едва родившись, забывали обо всем. Мы просто становились людьми, которые для достижения целей и выполнения назначенной Владыкой миссии должны были, как все нормальные души узнать свою Любовь сердцем.

У нас с Аленом это воплощение было седьмым. Мы рассчитывали на имеющийся опыт. Мы многое знали из того, что с нами должно произойти: накануне воплощения Владыка Вселенной показывал каждой душе ее земной путь. Некоторым помогал, еще до рождения отпечатывая в душе фрагменты будущих судьбоносных событий — на Земле это называется дежавю — или обещая в нужный момент, уже на Земле, открыть человеку способность видеть и слышать. На это мы и рассчитывали.

— Прощайтесь, — раздался голос Ангела, от чего на Землю понеслись виброволны. Ангелина с Аленом увидели, как где-то на планете заштормил океан, заволновались горные хребты, и сошли снежные лавины. Все пришло в движение.

Ален обхватил Ангелину:

— Мы непременно будем вместе! Но ты должна меня узнать на Земле! Понимаешь?

— Я узнаю тебя, клянусь! Сердце мне обязательно подскажет. К тому же Сэм не летит с нами, он останется до отправки следующего каравана душ. Даст Бог, наши земные пути никогда с ним не пересекутся!

При упоминании имени Сэма Ален помрачнел: если земные пути сведут с ним Ангелину и на этот раз, то многое может измениться в реальной жизни. Сэм был силен духом, был на особом счету у Него, выполнял важные поручения на Земле. А по итогам прошлых жизней заслужил множество даров от Него, выгодно отличавших Сэма от обычных людей. Но самым скверным было то, что он азартно оспаривал с Аленом право быть рядом с Ангелиной и третье воплощение подряд оттеснял в земной жизни Алена.

У Сэма была своя вторая половина, только ему предназначенная, но он взялся доказать и Ему, что он, Сэм, вправе сам выбирать свою Любовь и бороться за нее, и никто, даже Бог не может лишить его этого права. На сей счет они вели долгие дискуссии, Сэм бывал убедителен, а Он только улыбался, восхищаясь умом и пылкостью души своего любимого ученика.

Однако Ангелина в прошлых жизнях была с Сэмом несчастна, тоскуя по Алену. Все трое были настолько измучены этим кармическим треугольником, что однажды втроем пришли к Нему с просьбой рассудить их и развести дороги, не посылать всех троих на Землю одновременно.

Владыка Вселенной сказал так: «В каждом из вас имеется определенное количество энергии Любви. Перераспределить ее вольны только вы сами. Хорош был бы Я, если бы отнял у кого-нибудь часть Божественной энергии, которую вы получили от Меня в дар! А вот поставить перед вами земную задачу, испытать ваши чувства, могу. Готовьтесь! Это воплощение не будет легким. Вы встретитесь в самом сердце Моей любимой планеты — в России. Главное, что вам надлежит помнить: все происходящее с вами — Моя воля!».

Тогда же Он показал каждому некоторые фрагменты жизни, которые и должны стать земными испытаниями. У Ангелины аж дух захватило:

— Да выдержу ли я это?

Должна! Он для этого сделал все. Былые ее раны Им были залечены, груз прошлого снят, душа очищена, негативный опыт трансформирован в просто опыт. Остались, конечно, памятные горькие отметины, но они лишь свидетельствовали о том, что душа жила полнокровной и активной жизнью. В глубине же своей, перед очередной отправкой на Землю, душа Ангелины являла собой чистейший сосуд, наполнить который хотелось исключительно светом, теплом и добром.

— Как я не хочу расставаться с тобой, Ален! Но и будущих родителей жалко, они уже меня заждались. Их ангелы сегодня готовят встречу со мной.

— И мои… Ангелина, я обещаю тебе, что в трудные моменты я буду рядом! Как бы я хотел родиться с тобой в одном городе, ходить по одним улицам! Я просил Его об этом, но Он сказал лишь, что усложнит нам земную миссию, раз мы со своим треугольником разобраться не можем. Я и с Сэмом разговаривал, убеждал его жить своей жизнью. Но он упрямец редкий.

— Ален, если мы с тобой до 36 лет не встретимся, не узнаем друг друга, то следующий шанс будет уже только через 12 лет, через полный зодиакальный круг…

Ален обхватил Ангелину:

— Годы, годы… Если бы мы были вправе отказаться от воплощения! Остались бы вдвоем здесь…

— Разве ты не хочешь любить меня не только душою своею, но и сердцем, умом, узнать, как умеет любить твое тело? Обидно. Уже столько шансов было, а мы все никак. Земную любовь знаем понаслышке. Воплощаемся, влюбляемся не в тех, создаем семьи с нелюбимыми…

Ангелина грустно смотрела на Землю. Она не призналась Алену, что на «киноленте» жизни, которую Владыка показал ей во время напутственной вчерашней встречи, она видела себя на нескольких «кадрах» в отчаянии, измученной, одинокой. Было ясно, что это следствие Его испытания. Попросить отменить или хотя бы облегчить его, она не имела права: Его воля — закон и тайна. Он много говорил с Ангелиной перед отправкой на Землю, тот разговор следовало хорошенько запомнить, обсудить с ангелами, попытаться подстелить «соломку» и позаботиться о воплощении дружеских душ. Пусть они родятся позже, но пусть в нужные периоды оказываются рядом. Так поступали многие души. Ангелина знала, что Он не любит такой суеты. Подчас даже ломает планы, если они идут вразрез Его собственными. И Он прав. Какой смысл от Его испытаний, если хитрая душа заранее все предусмотрела, не боясь даже того, что на Небе ей придется отвечать за свои проделки?! Впрочем, все души хорошо знали, что это Он простит. Потому иногда и допускали вольности, выгадывая для себя вольготные условия жизни на Земле. Ангелина так не поступала. Она любила, чтобы все было честно. И Ален — тоже. А вот что придумает Сэм?

Ангелина обвела взглядом прощающиеся души. Многие были слиты воедино и оплакивали свое воплощение. Эти заранее знали, что им не суждено встретиться на Земле — слишком много каждой из них предстоит испытаний и на поиски Любви не останется ни сил, ни времени. Этим предстоит грустная одинокая жизнь. Или жизнь-привычка, жизнь-долг. Другие разлучались иначе: половинка шла на Землю, а вторая, если не подошел ее срок, оставалась на Небе. Эти были чернее тучи.

Ангелина знала случаи, когда любящие души, созданные друг для друга, совершив на Земле тяжкий грех, навечно разлучались в земной жизни и не могли любить друг друга даже здесь, под Его всевидящим оком.

Ангелине с Аленом было обещано: если они сумеют своевременно найти друг друга, родятся у них дети-индиго.

Это новое поколение чистых и светлых людей. Их души после серии испытаний призываются с Земли, отбираются единицами из разных поколений–караванов независимо от количества воплощений и наработанного опыта. Ибо одна единственная земная ситуация порой проявляет в человеке такие благородные качества, такую мудрость и великодушие, что душа его мгновенно взлетает на самый высокий этаж небесной духовной иерархии. Таким ОН готовит совершенно новую земную жизнь, возлагая на них особые надежды и задачи. Именно им Он с радостью великой отдаст Землю во владение.

Люди-индиго будут обладать Божественными способностями — перемещаться в пространстве и времени, совершать межпланетные перелеты, управлять миром силой мысли. Некоторым из них Он уже сейчас позволяет помогать своим будущим земным родителям. Например, ускорять их встречу, соединяя их энергетические поля, чтобы родители во сне увидели друг друга и наяву не прошли мимо. Эти души подменяют ангелов в тот период, когда те заняты формированием событий более масштабных.

Родить таких детей — мечта каждой души. Но произойти это может только при соединении созданных Им друг для друга любящих душ.

Ангелине еще повезло: она знает, что таковая у нее — Ален. А ведь многие даже здесь, на Небе, ищут иголку в сене, пытаясь по цветовой гамме энергий души определить свою. Многие обжигаются, теряют надежду. Некоторые веками вглядываются в Землю в ожидании нужной вибрации в момент рождения человека. Отдельным везет, они угадывают свою половинку. И тогда ОН посылает их на Землю раньше означенного срока, ибо перед настоящей Любовью сам Бог склоняет голову.

— Мы еще счастливчики с Аленом, — подумала Ангелина. — А испытания… Мало ли их уже было? Выдержим!

Ангелина обняла Алена.

— До встречи?!

— До встречи!

— Не опоздай!

— Дождись!

Блестящей огненной палочкой Ангел дал отмашку и громогласно возгласил:

— Пора! Летите! И помните все, что Отец Небесный заповедал вам!

Караван душ устремился вниз. Каждый на свою родину, к своим родителям.

Ангелина бросила прощальный взгляд вслед Алену, ее душа сжалась от тоски. Вдруг недалеко от себя она увидела летящего Сэма.

— Ты куда? Тебе же еще не подошло время?!

— Я знаю, что делаю! Он позволил мне воплотиться сейчас и мною испытать наш треугольник. Тебя в первую очередь! Так что, не обессудь!

Сэм развил огромную скорость и стрелой полетел вниз. Ангелина успела увидеть, как на подступах к Земле Сэм попал в черное энергетическое облако и застрял.

Это облако — первое испытание для всех душ, первая встреча с черным воинством, которое вербует людские души еще до их рождения. Это первый выбор, неосознанный. Он как лакмус показывает Ему, насколько чиста душа и устойчива, насколько она достойна предначертанных земных благ или требует корректировки плана судьбы. Именно в этот момент Он и решает окончательно, какие испытания положить душе в этом воплощении и что вообще с ней делать.

Ангелина промчалась черное облако пулей. Рядом с ней раздавались ласковые голоса:

— Добро пожаловать к нам!

— Одно только слово — и мы, а не Он будем тебе опорой!

— Земля — наша вотчина! Здесь мы хозяева!

— Мы уберем с твоего пути все Его испытания! Будь нашим воином!

— Черное — не значит плохое! Мы создадим тебе рай на Земле! Ты будешь счастлива по нашему плану!

Ангелины вместо ответа выбросила сгусток огненной энергии негодования и отбросила от себя обожженных черных сущностей. Это было опрометчиво. Умнее было не реагировать, поберечь энергию для рождения, не давать никому повода в дальнейшем мстить и встревать в ее судьбу. Но Ангелине не терпелось проскочить черноту, чтобы увидеть, прошли ли это испытание Ален и Сэм. И если прошли, то как?

Черные сущности ответили ей жуткими гримасами, угрозами, обещаниями встретиться. На мгновенье страх сковал Ангелину, она с усилием сконцентрировала свою энергию и увеличила скорость. До воплощения оставались считанные минуты. Она оглянулась. Ален успешно проскочил черное облако и теперь летел навстречу своей земной жизни, напоследок пропульсировав Ангелине «Люблю! Найду!». Но Сэм из облака пока не появлялся.

Ангелина кружила над домом своих будущих родителей, желая убедиться: окончательно ли застрял Сэм в объятиях черного воинства или сделал остановку и вступил в переговоры? Если окончательно, то его душа сгорит в огне сил тьмы, а дух останется среди черных сущностей навеки. И Он уже не придет на помощь, потому что Его посланник сделал свой главный выбор.

Если же Сэм вошел в сделку, купился на предлагаемые блага взамен Его испытаний, пусть даже частично, то его земной участи тоже не позавидуешь. Он в таких случаях ломает судьбоносные планы в тот момент, когда меньше всего этого ждешь, когда продажная душа уже празднует победу.

И вот тогда призывает к ответу. И спрос бывает жесткий.

Наконец, Сэм вынырнул из облака. Значит, все-таки сговор. Сэм развязно пульсировал Ангелине: «До встречи, детка! Ты — моя!» Его энергии изобразили в небе треугольник, пронзенный стрелой, один конец которой переходил в спираль из семи витков. Последний виток образовывал букву С, предыдущий закручивался буквой Э и перетекал в ломаную линию в виде буквы М. На острие стрелы красовалась буква Я. Что означало: «Сэм я». Или: Я — Сэм.

Теперь его ни с кем не спутаешь, — усмехнулась Ангелина.

Сэм, такой Божественно чистый совсем недавно, был серым и рыхлым. Он лениво покачался на облаке, затем как бы нехотя скользнул вниз и завис в небе над Москвой. Именно здесь должен был замкнуться кармический треугольник и сойтись пути Ангелины, Алена и Сэма.

— Что же теперь будет? — простонала Ангелина.

— Торопись! Он все видел. Выполняй свою задачу! Ты прошла первое испытание! С Сэмом — отдельный разговор! — раздался голос Ангела и тут же прогремел раскатистый гром, засверкали молнии, заискрили черные облака, откуда донеслись крики о пощаде. Так бывало всегда, когда Он гневался.

Душа Ангелины исполнилась ужаса от перспективы не исполнить Его предназначение и леденящей тоски оттого, что и в этом воплощении может не встретить Алена и не познать любви: Сэм вознамерился сломать их земные планы! Но выхода не было. Она влетела в дом матери и отца в нужный момент и…

Мамаинтуитивно поняла, что на этот раз забеременела.

… Из раннего детства я вынесла несколько ярких воспоминаний.

Первое относилось к жажде чуда. Малышкой я приносила домой поломанные веточки деревьев, чистила их от кожицы, покрывала маминым лаком для ногтей, за что нередко была награждена подзатыльниками. Лакированные палочки я обмазывала вареньем и прятала в морозилку, пачкая налепленные матерью пельмени. Я часами в нетерпении крутилась возле холодильника, ожидая, когда палочка станет волшебной. И тогда… Тогда я взмахну ею и сбудется все-все!

Когда я, наконец, вынимала ветку из морозилки и под снисходительным взглядом матери взмахивала «волшебной палочкой», в мире ничего не менялось. Не появлялось ни нового платья, ни горы конфет, ни новой куклы как у подружек во дворе. Даже резиновая скакалка, без которой нормальная девочка не мыслила своей жизни, и та отказывалась появляться. Впрочем, иногда мама, считавшая изготовление «волшебной палочки» игрой по выбиванию подарков, расщедривалась и покупала мне то, что я загадывала. Но меня это не устраивало. Мне нужны были не земные подарки, а чудо.

И уже став взрослым человеком, я не могла объяснить, откуда у меня всегда была прямо таки генетическая вера в волшебство? А близкие не понимали, откуда у меня этот отчаянно-гордый взгляд, несвойственная детям взрослость, властный голос, от которого у отца с матерью перехватывало дух, и порой страшно было отказать мне даже в самой малости.

Я любила родных, ощущала степень своего воздействия на них и старалась особо не давить. Я отстранялась, начинала жить как бы своей жизнью, разговаривая сама с собой, играя в свои игры и никогда не сливаясь с детским коллективом.

— ЧуднАя ты, — говорила мать, чувствуя сердцем, что дочь, зачатая при несколько странных обстоятельствах, и сама странная, не такая как все.

Второе воспоминание касалось моего отношения к мужчинам. Мне было годика четыре. Мы бежали с мамой по Караганде. Точнее, бежала она, а меня она просто волокла волоком вслед за папой, который отнас убегал. Они с мамой поссорились, и папа со злости рванул, куда глаза глядят. Мама бежала следом и кричала: «Гена, вернись!». Я отчетливо помню свою мысль в этот момент: «Чтобы я вот так за мужиками бегала?! Да ни за что!» Немыслимая для ребенка взрослость восприятия. Но главное — мысль! За ней явно угадывался опыт. Мой, личный опыт, коего у малышки четырех лет от роду по земной логике быть просто не могло!

Третье воспоминание связано с уроком. Не школьным. Я бы сказала, кармическим. Мне было 5 лет, я ходила в садик. Дело было зимой. Морозы у нас в Казахстане были неслабые, 35 — 40 градусов — норма. И вот я, маленькая девочка, подхожу к дверям детского сада. На двери — ручка металлическая, заиндевевшая. И я очень сильно хочу ее облизать. Хочу до страсти! Я прикасаюсь к ручке языком и, естественно, прилипаю. И стою, боясь пошевелиться. Понимаю, что в этом случае у меня или язык останется навеки вечные прилепленным к этой ручке, или язык все же уцелеет, но будет изодран в клочья. Если бы, не дай Бог, в тот момент дверь изнутри кто-нибудь открыл, он бы открыл ее вместе со мной и моим языком. По счастью мимо садика проходила какая-то женщина и увидела, что малышка прилепилась к двери. Женщина подбежала ко мне с криком: «Стоять смирно!» и упросила потерпеть и не шевелиться. Мороз крепчал, женщина убежала. Прибежала она с медсестрой и чайником с теплой водой. Мой язык отливали несколько минут, после чего долго разглядывали и удивлялись: он был весь потресканный, с глубокими рытвинами и разветвлениями. Взрослые не поняли: он у меня такой от рождения или оттого, что я прилепилась? Решили, что от рождения, потому что язык не кровоточил. Но врача вызвали. Врач изумился, сказав, что такие языки встречаются очень редко и называются по-медицински географическими. Я поняла, что по моему языку можно прочесть атлас мира. Или хотя бы СССР.

Я долго потом в зеркало разглядывала свой чудо-язык. И тщательно изучила атлас мира. На него мои иероглифы не походили. Наверно, если мой язык и атлас, то иного мира. Сама же я считаю, что мой язык-уникум напрямую связан с моим предназначением. Язык — это речь. Устная и письменная. Не случайно моим первым словом было слово «писать». Но, прилепляясь языком к замерзшей металлической дверной ручке, моя душа сигнализировала мне: не лепись ко всякой дряни! И уж коль суждено тебе пускать в ход свой нестандартный язык, то говори и пиши, как есть, никого и ничего не облизывая!

свой нестандартный язык, то говори и пиши, как есть, никого и ничего не облизывая!

Четвертое воспоминание связано с соперничеством с мужчинами. Мне уже было 7 лет. Мама уступила моим настойчивым просьбам и купила мне ярко-красное пальто и алые блестящие боты на огромной кнопке сбоку. Цвет одеяния был такой, что от него сводило скулы и сладко щемило в груди. Разодетая в эту красоту, с алым бантом в волосах я вместе с одноклассником пошла в магазин за хлебом. Был чудесный весенний день. Моя душа пела от восторга, от осознания себя самой красивой и счастливой! Ноги не могли идти спокойно.

— Побежали? — предложил мне одноклассник, гордый тем, что идет рядом с самой красивой девочкой нашего двора.

— Побежали! — гордо дернула я своим огромным бантом.

Мы рванули. По асфальту, по лужам. Бегала я хорошо, спортсменка была прирожденная. И обогнать одноклассника было для меня парой пустяков. И я обогнала. И в тот момент, когда это стало очевидно, одноклассник собрался с силами, сделал рывок и… толкнул меня в спину! Я перелетела несколько луж и, распластавшись, плюхнулась в самую большую из них всем своим огненно-красным новым пальто, зачерпнув всю наличествующую в луже угольную карагандинскую грязь.

Пальто было безнадежно испорчено, хоть мы с перепуганным мальчиком и пытались его спасти, замочив в ванне с водой у него дома.

Моя нежная душа пропечатала этот момент в своих тайниках: мужчины не терпят соперничества женщины! И в решающий момент, в момент, когда ты меньше всего этого ожидаешь, когда находишься на самом пике счастья, способны нанести удар в спину, смешав тебя с грязью…

Пятое воспоминание трагикомичное. Мне было уже 8. Врачи уложили меня в больницу, считая, что мне непременно следует лечить печень. Но почему-то вместо печени эскулапы вознамерились вырвать мои гланды. Эту новость мне сообщила мама. Я в тот момент сидела на подоконнике больничной палаты и любопытствовала, когда родительница заберет меня отсюда. Но вместо радостного известия об освобождении от пут докторов я услышала, что завтра меня будут оперировать. Врачи посчитали, что мои гланды угрожают моему сердцу, в котором им слышатся шумы.

Новость свалила меня с подоконника. В палату. Со мной началась истерика. Принять умом, что часть моего естества завтра будутвырывать, я не могла. Я швыряла по палате кровати — и откуда сила бралась? Я выворачивала в больнице все вверх дном, бунтуя против тайно замысленного в отношении меня насилия. Именно это больше всего меня и возмутило, именно нечестность взрослых дядь и теть, а не страх лишиться несчастных гланд, из-за которых я часто болела ангиной. Если бы со мной по-человечески, по-взрослому поговорили врачи, объяснили бы, что после операции я смогу ведрами есть мороженое и сколько угодно сосать сосульки, я бы с радостью сама открыла им свой рот. Но у взрослых не хватило ни ума, ни уважения к личности ребенка. И поутру они разве что не взламывали мой рот, вставляя между челюстями толстую иглу-распорку, чтобы я не мешала им выдирать мою собственность.

Меня связали по рукам и ногам, две медсестры всем своим грузным теломлежали на моих тонких запястьях, потому что я умудрялась выворачивать кисти рук и щипать противных медсестриц. Одна из них стояла сзади и цепко держала мою голову, которую я норовила отвернуть в сторону. Еще одна, сидя на корточках, крепко держала меня за связанные ноги, которыми я норовила поддать под зад доктору. Все были при деле. И исполняли клятву Гиппократа с энтузиазмом и удовольствием.

Рвали гланды на живую. В войну в госпиталях раненым хотя бы наливали перед операцией стакан спирта, надо мной же издевались без какой бы то ни было анестезии.

После операции я лежала в кровати и тупо смотрела в потолок. Не было ни мыслей, ни чувств. Вместо меня был робот, автомат, который начал действовать сам по себе.

Вот он встал с постели, вышел в коридор, зашел в уборную, где на полу стоял добрый десяток детских горшков, которые нянечки не успели опорожнить и вымыть. Робот заглянул в несколько горшков, выбрал самый увесистый, подошел к окну, открыл его и… Да, именно так. Выбросил в окно. Вместе с содержимым. Потом также спокойно и невозмутимо вернулся в палату и лег на кровать. Закрыл глаза и перевел дух. Он отомстил. Как мог и как умел. Подручными средствами. За то, что его пытали. За то, что его личность, его сущность, его душу распяли в операционном кресле. Распяли, не посчитав нужным хотя бы поставить в известность об этом намерении.

Робот лежал в постели, а за окном больницы, в ее коридорах стоял нечеловеческий крик. Через несколько минут в палату ворвался главврач со свитой «пытальщиков». Выяснилось, что горшок с содержимым упал аккурат на голову одной дамочке, которая в тот момент проходила под окнами больницы. И теперь дамочка грозится пересажать в тюрьму весь персонал больницы вместе с ее пациентами.

Главврач учинил в палате допрос. Больные, такие же по возрасту девчонки, что и робот, тряслись от испуга и никак не могли вспомнить, выходил кто-нибудь из палаты в последние 5 минут или не выходил. Потом вспомнили: никто не выходил. Робот между тем не подавал голоса. Ему нельзя было подавать его еще сутки после операции. Поэтому его никто не спрашивал, а наоборот все смотрели на него с сочувствием и даже принесли мороженое, чтобы горло быстрее зажило. Робот съел, не сказав спасибо. Робот не мог благодарить людей, которые причинили ему физическую боль, но главное — нравственную.

Никто так и не узнал, чьих рук было то дело. Мама моя сердцем чувствовала, что так поступить могла только ее дочь. Которую нельзя, категорически нельзя подло загонять в угол.

С высоты прожитых лет мне в этой ситуации более всего жалко ту дамочку. Но если привязать случившееся с ней к законам вселенной, то происшествие выглядит даже философским. Ибо, как известно, случайностей не бывает. И если именно эта женщина должна была получить по голове, то она и получила. Если бы ей не суждено было испытать такого рода шок, она прошла бы по другой стороне улицы или проскочила под окнами больницы с большей скоростью, чем с четвертого этажа летел горшок. Или, наоборот, тормознула бы на подступах к источнику опасности. Но произошло то, что произошло. И проделано было именно моими руками. Руками девочки, которую глубоко оскорбили. Причем, мой выход из палаты остался не замеченным никем. Ни больными, ни нянечками, которые постоянно шныряли по этажу, ни ребятами из других палат, которых вечно на горшках сидел косой десяток. Обстоятельства сложились так, чтобы очистить мне поле боевых действий и сокрыть от глаз саму меня, которой по неведомому мне высшему замыслу надлежало наказать дамочку, врачей, и самой получить урок. Выдрав вот так безапелляционно мои гланды, врачи словно говорили мне: смири гордыню, учись терпеть, чем раньше познаешь боль, тем сильнее будешь…

Но главное воспоминание касалось наших задушевных разговоров с мамой. Почему-то я, едва научившись говорить, настаивала, чтобы мать снова и снова рассказывала мне историю моего зачатия и рождения, при этом, повторяя поминутно, что я сама ничегошеньки не помню! — Да как же ты помнить-то можешь? — дивилась мать. — Когда это новорожденные память имели?

Я в ответ злилась и требовала от матери полного рассказа:

— И нечего меня сказками кормить про аиста и про капусту! Я знаю, откуда дети берутся!

Мама поначалу приходила в ужас, усматривая в словах дурехи-малышки пагубное влияние улицы. Но вскоре смирилась с мыслью, что со мной следует общаться как со взрослым человеком, который просто зрелый не по годам.

Втайне мать гордилась своим «произведением», считая, что ее чадо — награда за терпение и добродетельную жизнь. И, глубоко вздохнув, снова и снова вспоминая дела давно минувшие, не переставая удивляться, почему меня ТАК интересует эта тема и особенно мое имя.

— Папа так хотел. «Родится девочка, назовем ее Леной». И мы с ним всегда спорили на эту тему. А ты при этих спорах всегда замирала и куда-то пристально вглядывалась, словно что-то хотела высмотреть вдали, — рассказывала взрослеющей мне мама и удивлялась. — Да что ты так волнуешься?

Я резко обрывала мать, требуя продолжения рассказа, который она снова и снова в деталях воспроизводила мне, заново проживая ту ситуацию, которую ей совсем не хотелось помнить.

— Мы посреди улицы стали с отцом спорить, выбирая тебе имя. Я предлагала модные тогда варианты — Таня, Наташа, Оля. Но папа твой стоял на своем: «Лена — и точка!». В этот момент ты как начала шевелиться в животе! Такой бунт подняла! Живот аж ходуном заходил. Думаю, все, умру вот здесь, и никто не поможет. Отец твой как рванул за «скорой»… Уж как я оказалась в роддоме, не помню даже. И рожала трудно. И за тебя боялась, недоношенной ты была, восьмимесячной. И родилась малюсенькая, 2 кг весом, синяя и не кричала. Врачи думали, что ты уже не жилец. И хотели отнести тебя втайне от меня в палату с новорожденными, которые доживали свои последние минуты. —

— А дальше?

— А дальше… ты вдруг закричала. Да так пронзительно, что и я испугалась.

Мама замолчала. А я, 6-летняя девочка, неожиданно взрослым голосом, таким, что мать вздрогнула, и на лбу у нее выступил холодный пот, произнесла:

— Я так закричала, потому что вы назвали меня неправильным именем! Поэтому твой живот и ходил ходуном, когда папа предложил назвать меня Леной. Это не мое имя! Чужое! И там, в твоем животе, я испугалась, и хотела вам сказать, что меня зовут не так, что мне очень важно, чтобы у меня было правильное имя! Я испугалась, что ничего не получится, и стала толкаться, чтобы выйти наружу. А когда вышла, то все, все забыла…

Я чеканила слова, а мать в шоке смотрела на меня:

— Что не получится? Что значит испугалась? Не может плод соображать! А для того, чтобы забыть, нужно сначала что-то помнить… И мозги иметь.

— Оставим это, мама. Лучше, расскажи, что было дальше. Я должна все знать, все вспомнить! И не говори мне, что первым моим словом было слово «писать», я это и сама хорошо помню.

— Ну, что за ребенок такой! Нечего мне больше вспоминать!

Я начинала нервничать. Я не понимала, что именно и зачем мне так нужно вспомнить из происшедшего в ту ночь, когда мне было позволено материализовать себя из человеческого зародыша. А матери и в голову не приходило рассказать про три падающие звезды и услышанный голос. И только спустя 30 лет, когда и мой брат получил такой же сигнал о дне зачатия своего сына и его будущем имени, она вдруг вспомнила все. Господи, как поздно!..

Последнее яркое воспоминание детства относится к моменту, когда я тонула. Мне было 9 лет. У меня уже родился брат, вскоре погиб отец. Я сторонилась людей, лишь исподволь наблюдая за ними и вслушиваясь в голоса так, словно в отдельных случайных репликах надеялась уловить нечто важное для себя.

Однажды на улице я краем уха зацепила чей-то чужой разговор:

— А ты бы смогла начать свою жизнь сначала? Все — заново!

Фраза вызвала в груди сильную щемящую боль. В голове закрутились какие-то непонятные фрагменты событий то ли со мной, то ли с кем-то произошедших или грядущих. Во мне началась такая буря…! Я оглянулась, чтобы посмотреть, кто вызвал во мне столь сильные эмоции. Но ни за спиной, ни вообще в радиусе нескольких метров от меня не было ни души. Я одна стояла посреди улицы. И от этого стало еще тоскливее и страшнее. Были ли то люди, провалившиеся сквозь землю, или еще кто-то, я не знала. Но над смыслом фразы думала не раз. Как это: все сначала? С какого начала? И где оно? Но потом иные детские переживания заполнили мою жизнь, и тот вопрос был задвинут глубоко в тайники души.

Я легко отзывалась на имя Лена, но своим его не считала. Я не понимала, почему мне так важно, чтобы меня звали по-другому. Я пыталась определить свое имя, вслушиваясь в звучание других женских имен. Но не екало сердце, не замирало, не вибрировало в резонанс с популярными Олями, Светами, Танями, Наташами. И от этого было тоскливо.

В тот жаркий летний день мать с сослуживцами поехала купаться на озеро. Местечко называлось Спасск. А озерцо — Спасское. За несколько километров в диаметре была голая казахстанская степь.

Два подвыпивших маминых сослуживца решили поплавать на автомобильной камере. Подогнали ее к берегу озера, сели, позвали детей — меня и дочку одного из сидевших на камере весельчаков. Я с радостью взобралась на колесо, и мы отплыли на середину озера. Мужики между собой о чем-то заспорили, стали толкаться, и мы с девчонкой полетели в воду. Я строго горизонтально пошла на дно, от неожиданности даже не пытаясь выплыть. Только глотала воду и опускалась вниз. Справа от меня колыхались камыши, слева плыли мелкие рыбки, вверху отчетливо виднелась кромка воды, а за ней — небо и яркое солнце.

— Господи, а ведь умирать совсем не больно! — это была последняя мысль, которая пронеслась в голове. И я спокойно закрыла глаза.

Моя душа взмыла вверх и обозревала происходящее на берегу. Мать бегала вокруг озера и кричала не своим голосом. Мужики выловили из воды девчонку, мою коллегу по несчастью. У той были косы, ухватить за них и вытащить тонущую оказалось несложно. Я носила стрижку. И утонула несколькими метрами дальше, чем меня искали. Внезапно я рядом услышала голос:

— Ангелина! Я здесь!

Моя плавающая в небе душа затрепетала. Ангел?! Ну, конечно, кто же еще? Я увидела, как словно из-под земли на трассе появилась «скорая» и устремилась к озеру. В этот момент моей души коснулось чье-то теплое дыхание:

— И я с тобой! Я тоже покинул тело.

— Ален? Но ты как тут оказался?

— Я сердцем почувствовал, что тебе плохо. Если ты сейчас решишь уйти с Земли, я уйду тоже! Если решишь остаться, запомни эту дату! Это поможет тебе узнать меня!

Однажды в разговоре я расскажу тебе, как в это же время вместе с тобой прощался с жизнью. Так мы остаемся здесь?

— Ален, я хочу быть с тобой! Но мой уход причинит столько горя матери, бабушке, брату! Я нужна им! И потом, у нас с тобой столько нерешенных задач! Надо вернуться. Тем более, Он послал Ангела мне на помощь. Смотри, мое тело уже вытащили из воды. Ален, я только теперь все вспомнила! И боюсь возвращаться в тело, потому что могу опять все забыть! Где искать тебя? Ты знаешь, что Сэм летел вместе с нами и не прошел первого испытания?

— Знаю. Я сам найду тебя, меня родители из Москвы увозят в Ленинград. А Сэм должен быть в Москве.

— Все, Ален, смотри, мать моя совсем побелела от горя. Она решила, что я уже умерла! Я должна вернуться! Найди меня!

— До встречи, Ангелина!

Две души слились, растворились на миг, ангелы подхватили Алена, мгновенно скрылись за горизонтом и… Я глубоко вздохнула.

— Она ожила! — закричала мама. — Дочечка, счастье-то какое!

Я слегка приподнялась на локтях и огляделась. На берегу возле меня стояло ведро воды, которую выкачали из моего утонувшего тела. Вода была грязная и вонючая. Наглоталась я всякой дряни конкретно. Наверняка какая-то мстительная нечисть создала мне эту ситуацию, хотела отправить меня с Земли раньше срока.

— Мама, я поеду в Ленинград, — заявила я матери, едва придя в себя.

— Конечно, солнышко, хоть в Ленинград, хоть в Москву, хоть на край света! Ты понимаешь, что ты — жива?

— Или в Москву? — Я тупо смотрела на мать и морщилась от радостных криков по поводу моего возвращения к жизни. — Как он сказал? Он в Ленинграде, а тот в Москве?

— Кто — он? И кто — тот? Леночка, что с тобой? — Мать была в панике. Она схватила меня и стала неистово обнимать. Сослуживцы смущенно переминались с ноги на ногу.

— Мама! — закричала я. — Прекрати меня трясти! Я опять все забыла! Кто из них в Москве, а кто в Ленинграде? Как я теперь узнаю? Мне что, снова надо утонуть, чтобы вспомнить?И вообще, никакая я не Леночка!

— Как? А кто? — перепугалась мать.

Я тупо смотрела в небо. Я была в шоке. Я путалась в самом важном: где Ален? Я снова сильно испугала мать. Я опять вернула себе статус странного ребенка, которого невероятным образом спасли невесть откуда взявшиеся доктора внезапно появившейся в голой степи «скорой помощи», которую вызвать в эту глухомань по телефону было невозможно. Ибо в конце 60-х не только мобильников, но даже примитивной связи в этих местах не существовало! Но если бы и была, успеть вытащить меня из воды и профессионально откачать… Для этого слишком много обстоятельств должны были сойтись в одной точке. Достаточно врачам было сбросить скорость уазика, свернуть на одну из множества проселочных дорог, просто остановиться по нужде, и все… И я осталась бы с Аленом. Там. Теперь уже точно навеки вечные… Но разве это входило в Его сценарий? И не потому ли мы поехали купаться именно на Спасское озеро? Чтобы здесь я была СПАСена и вспомнила то, что должно…

— Кому суждено утонуть, тот не повесится, — пошутил один из виновников моего потопления и получил по шее от другого.

* * *

То была мощная и первая настоящая медитация в моей жизни. Сейчас, из Москвы, она виделась как знамение, как та самая предопределенность судьбы. А тогда…

Я открыла глаза. Негромко играла изумительная музыка. Я лежала на полу в спортивном зале. За окном виднелись снежные вершины Приэльбрусья. Рядом со мной на ковриках лежали парни, девушки, в том числе и моя подруга Ольга. Все приходили в себя после медитации.

— Ну, кто что видел сейчас? — раздался голос нашего руководителя Валентины.

Я нехотя возвращалась к действительности, пытаясь осмыслить происходящее. Вот я, ставгородская журналистка, на собственной шкуре осваиваю эзотерические методики погружения в прошлое.

Биоэнерготерапевт, чудесная женщина Валентина вывезла группу жителей Энска числом 20 человек в горы, где очень мощная энергетика. Вывезла, чтобы мы медитативным образом вошли в тайники подсознания. Валентина убеждала нас, что именно там, в глубоком детстве, коренятся многие наши проблемы. И мы должны выявить их, пережить заново, определить обидчиков, если таковые были, простить их, или просто переиграть ситуацию, придав ей положительный аспект. Тогда наша душа освободится от пут, станет сильнее. И высветится цель, ради которой мы пришли на Землю. И сама жизнь заиграет яркими красками.

Вот тогда я и увидела все свои детские заморочки. Простила, наконец, одноклассника, толкнувшего меня в грязь. Наверно, ему самому тяжко было жить все эти годы с подсознательным чувством вины. Я вспомнила свое небесное имя — Ангелина. И небесное имя человека, которого мне необходимо найти, — Ален. Я поблагодарила Бога и Ангела за свое спасение со дна Спасского озера и мучителейэскулапов за урок с вырыванием гланд. Я порадовалась за свой необычный язык. И — за японцев, которые с раннего детства пристально наблюдают за детьми, позволяя проявлять им глубинные свои знания и навыки. Я нашла ответ на вопрос, почему у детей нередко встречаются глаза умудренных жизнью старичков, а многие малыши, едва взявшись за что-либо, показывают потрясающие умения. Причем, речь не о талантах, а о вещах весьма будничных — умении копать землю, например, готовить еду, шить или вот как я — писать. Не зная алфавита, будучи полутора лет от роду. Это лишь говорит о том, что у малышей сильна память прошлого, прошлых жизней, где и был приобретен этот самый опыт, и родителям важно эту ниточку зацепить и развивать ребенка дальше, помогая ему вспомнить вот это, главное — предназначение, с которым он пришел в мир, которое дано ему Богом. Вот причем тут умницы-японцы. И вообще, буддисты и ламаисты.

Я перевела взгляд на свою подругу Ольгу. Она сидела со странным выражением лица и терла лоб. Лицо у Ольги необычное. Какое-то инопланетное. Треугольной формы с высоким, крутым и вместе с тем круглым лбом, прическа каре и огромные голубые глаза. Сейчас эти глаза были блюдцами, полными изумления и страха.

Мне сейчас во время медитации словно буравчик в лобную кость кто-то ввинчивал, — сказала она. — Больно. И страшно было, не передать!

— Оль, так у тебя, поди, третий глаз открывался!

— Третий, четвертый, не знаю. Но я испугалась.

— А ты как хотела? На картах гадаешь, на кофе смотришь, энергии разные улавливаешь. Вечно у тебя то в голове, то в ушах что-то щелкает! — Мне не хотелось, чтобы Ольга боялась. Страх расценивается ангелами как нежелание человека открывать сверхспособности. Поэтому я придала серьезной теме шутливый оттенок. Хотя сама страстно желала не только душой и сердцем, не только в снах и медитациях, но в повседневной жизни понимать и видеть запредельное. Так, я считала, окрепнет моя вера в Бога. И вера в себя саму, которая на тот момент была разбалансирована и лишена гармонии. Но пока мой уровень общения с Высшими силами ограничивался астральными контактами.

— Оль, так ведь тебе помогают третий глаз открыть, что же ты сопротивляешься?! Может, тебя в ясновидящие готовят, и это твое предназначение, и уже час пробил!

Ольга дернулась. Про одну ясновидящую она мне рассказывала.

Было это в Таджикистане. Оля тогда работала в прокуратуре. Окружали ее люди серьезные, в мистику не верящие. Им бы только факты. Среди них был один полковник уголовного розыска по имени Хадиль. И была у него жена Зарема, обычная таджикская женщина, мать троих детей, малограмотная, едва говорящая по-русски. Жили они дружно. Хадиль раскрывал преступления, ходил по лезвию бритвы, был честен. Но однажды в его семье начались чудеса. Плохие. Черные. Так, по крайней мере, думал он. Впрочем, как можно было думать иначе, если жена с вечера засыпала рядом с ним живая и здоровая, а среди ночи просыпалась с криком, и на ее теле проступали кровавые полосы, будто кто-то ножом резал ее кожу. Хадиль вскакивал с кровати, зажигал свет, а Зарема с криком вертелась по постели, уворачиваясь от невидимых полосных ударов. Вся постель оказывалась в крови. Так продолжалось минут 20 и стихало внезапно. Следы на теле кровоточили сутки и исчезали. Кожа снова становилась нежной и чистой.

Поначалу Хадиль думал, что он «повернулся» головой и ему все происходящее мерещится. Зарема вообще пребывала в полной прострации и не могла ответить ни на один его вопрос.

Виртуальная экзекуция, однако, продолжалась, приходила с периодичностью два раза в месяц и становилась все более жестокой. Хадиль пробовал привязать жену к кровати, думая, что так она избежит ударов, но в определенный момент веревки с треском лопались, и жена с нечеловеческими воплями начинала кататься по постели, оставляя после себя кровавый след на простынях.

Однажды во время очередного ночного кошмара Зарема прокричала:

— Хорошо, хорошо, я согласна!

Мгновенно изуверство прекратилось, и жена, обессилев от боли и потери крови, затихла. Утром она рассказала:

— Я думала, что ты не поверишь мне, потому и молчала. Больше не могу. Я согласилась. Меня уже полгода во сне призывали стать целителем, лечить людей, стать посредником между Небом и Землей. Сказали, что это мое предназначение.

Я отказалась. Кто я? Неграмотная женщина, как я могу брать на себя такую ответственность? Мне дали время. Прошло пять лет. Я думала, что больше меня не побеспокоят, что найдут более подходящих людей для этой цели. Но я ошиблась. Сначала ночью, потом среди бела дня я стала слышать голоса, напоминающие мне о моей задаче. Я послала их к черту. И тогда началось…

Хадиль в шоке пришел к Ольге. Он был дружен с ней и ее мужем Надиром.

— Понимаете, я не знаю, верить мне ей или нет! Может, она умом тронулась? Какое предназначение? О чем она? У нас дети, скоро внуки будут, у меня такая ответственная работа! Что люди скажут?Ведь по ночам она кричит так, что соседи могут подумать, что это я ее истязаю! Да уже и думают наверно. Некоторые с подозрением на меня смотрят, не здороваются. Что делать?

Ольга с Надиром знали миролюбивый нрав Хадиля. До них докатились слухи, что у него дома не все ладно и не могли поверить в изуверские наклонности полковника. Но они знали и другое: от судьбы не уйти, ее дары и удары надо уметь принимать достойно и не отступать от некой, только Богу известной миссии. И они не удивились, когда спустя неделю Хадиль пришел к ним с огромными от ужаса глазами и объявил:

— Жена сказала, что ее нужно запереть на 40 дней в темной кладовке. Еду и питье я должен подсовывать ей под дверь. Она говорит, что будет изучать иностранные языки! Я с ней с ума сойду! Какие языки? Она на своем родном писать толком не умеет! Но я уже боюсь перечить. А вдруг она таким образом решила уйти из жизни? А для меня какой позор!

— Успокойся, — сказала Ольга. — Делай, как она говорит. С того момента, как Зарема дала согласие, ее перестали резать до крови?

— Перестали.

— Значит, и языкам научат.

— Да кто научит-то? Оля, мы же взрослые люди!

— Взрослые. Но должны быть и мудрыми. Доверься жене.

— Но 40 дней в темноте и в одиночестве! Ты это понимаешь? А дети? Кто ими будет заниматься, если мать запрется в чулане? Что они обо мне подумают? Что я изверг?

— Отвези детей в горы, к родителям. И никому не говори о том, что происходит.

Ровно через 40 дней Ольга с Надиром пришли к Хадилю домой. Ему предстояло открыть чулан и выпустить жену. Что они там увидят, никто из них троих не знал. Точнее, каждый полагал, что увидит живой скелет, сошедший с ума.

Хадиль дрожащими руками вставил ключ в замочную скважину и открыл настежь дверь. Их глазам предстала невероятная картина. Если верить Хадилю — а не верить ответственному работнику республиканского МВД у секретаря прокуратуры Ольги и майора УИН Надира не было ни малейших оснований — оставил он свою Зарему 40 дней назад в темном пустом чулане. Сейчас же.… Нет, в это невозможно поверить… Живая, здоровая, с блестящими огненными глазами, какая-то особенно просветленная Зарема сидела обложенная книгами на разных языках! Такого их количества и названий никогда не было в доме Хадиля! Даже, если предположить, что он втихую по ночам подкладывал жене под дверь книжки, такую массу литературы утащить из лучших библиотек мира и доставить под дверь ветхого чулана размером 2✕2 метра, без привлечения к себе внимания было абсолютно немыслимо и невозможно! Книги были древние, огромные, тяжелые, в деревянных, тисненых золотом переплетах на иврите, латыни, греческом, английском, арабском, индийском языках!

Зарема окатила пришельцев несвойственным ей смелым и умным взглядом и твердо сказала:

— Все. Я готова сделать то, что от меня хотят.

— Милая, от-т-куда все это здесь? И как ты себя чувствуешь? Как здоровье? — Хадиля трясло. Он с ужасом думал о том, как Зарема, пропавшая «без вести» на 40 дней и ночей, ставшая притчей во языцех в Душанбе, мысленно похороненная соседями и близкими, оплаканная родственниками, вновь предстанет перед ними! И какая! Да, исхудавшая. Но с каким странным, огненным взглядом! Да что взгляд! Она заговорила на 24 языках Земли!

Хадиль чуть не лишился рассудка, услышав, как Зарема произнесла фразу на классическом английском, потом — на нем же, но с американским диалектом. Хадиль знал этот язык и мог отличить профанацию от натуры. Одного этого было достаточно, чтобы поверить: жена непостижимым образом освоила иностранный язык! В кромешной тьме, без учителей и учебников — в чулане Хадиль не увидел ни единого пособия по языкам, только книги о том, как лечить людей, как спасать тела и души.

Если бы он понимал иврит или индийский, он бы узнал, что книги эти содержали древнейшие учения о человеческой цивилизации, историю людского рода и реинкарнаций (серии воплощений), давали знания о том, как материализовать мечты, как строить мыслями свое счастье на Земле и свои дома на Небе, куда по окончании цикла воплощений должна вернуться каждая душа. В эти странные, никогда прежде не слыханные вещи Хадилю, в недалеком прошлом коммунисту приходилось верить на слово, умом отвергая каждое слово Заремы.

Но если бы не на его глазах все это происходило! Если бы не его жену полосовали незримые ножи! Если бы не на его глазах лопались стягивающие тело Заремы веревки! Если бы не он сам, собственноручно, привел ее в темный чулан и оставил здесь, в глубине души отчаявшись вернуть мать своих детей к нормальной жизни! Если бы он сам не следил денно и нощно за тем, что происходит вблизи чулана, запрещая кому-либо приближаться к нему, чтобы, не приведи Бог, никто не догадался, что следователь уголовного розыска сам своими руками заживо замуровал жену! Хадиль был близок к помешательству.

Зарема вышла из чулана, закрыла его:

— Успокойся, муж! — От этих слов и, главное, от тона, которым была произнесена фраза, Хадиль покачнулся. Восточная женщина даже в страшном сне не могла позволить себе ТАК говорить с мужем.

Зарема улыбнулась:

— Не волнуйся. Со мной все в порядке. Одно плохо. Скоро здесь будет война. Мы должны уйти в горы. А тебе, Надир, с русской женой надо уезжать в Россию. Оля, ты расскажи людям, что Бог есть, что Он каждому из нас определил свою судьбу. И люди должны найти свой путь и следовать ему. Пусть никто не повторит мою ошибку, не отказывается делать то, что Он велел! Пусть каждый прислушивается к внутреннему голосу, к знакам судьбы!

— Как это?

— Если человек делает дело и у него все получается легко, если на пути он встречает поддержку и помощь других людей и испытывает удовольствие оттого, что делает, значит, он стоит на правильном пути. Даже, если этот путь представляется другим людям преступным. В этом случае такой человек тоже выполняет Его волю — наказывает других, тех, кто ослушался Его. Если же человек берется за дело, а у него ничего не выходит, он бьется словно головой о стену, считает, что избрал верный путь, но рок или обстоятельства препятствуют ему, значит, допущена ошибка в исполнении предназначения. Значит надо остановиться, пересмотреть свои планы, изменить направление движения мыслей, изгнать из души гордыню, мешающую признать ошибочность своих действий. У тебя, Оля, тоже есть особый дар. Недостаток веры и страх мешает тебе раскрыть способности. Смотри, не повтори моей ошибки! Неверие вынудит Его послать к тебе свое воинство и заставить тебя делать то, что ты должна! Делай выводы, пока не поздно. А ты, Хадиль, объяви всем, кому можешь, что я готова помогать людям!

— Да как я это сделаю? Кому объявлю? И кто мне поверит? И кого ты будешь спасать, если начнется война, и надо уходить в горы?

— Пойди, скажи соседям нашим на улице. Эта весть разлетится быстрее, чем ты думаешь. И именно в горах, где мощная энергетика, где растут целебные травы и есть подземные источники с Божественной исцеляющей водой, я смогу выполнить свой долг. А вера… Она в каждой душе. Вера и приведет людей ко мне. Он сказал, что послал на Землю новую энергию. И я один из ее проводников. Это моя миссия.

Зарема опустила голову и что-то произнесла на разных языках.

Вскоре слава о ней, о невероятных способностях скромной и доселе незаметной таджикской женщины облетела всю Азию. В том месте, куда ушла со всем семейством жить Зарема, в одну из ночей на выжженном солнцем пустыре из земли проступило большое озеро с чистейшей водой. Огромное количество людей стало приезжать сюда купаться и исцелять любые недуги. Но прежде эти самые люди проходили через посещение Заремы. Мало кому удавалось найти целебное озеро самостоятельно, мало кому Он разрешал избавляться от болезней тела, не исцелив и не очистив душу. Некоторые люди в поисках озера терялись в горах и гибли.

Конец ознакомительного фрагмента.