Ночь открытых дверей

Елена Усачева, 2008

План был прост, и так же просто он провалился… Темной ночью забравшись в учительскую, Генка Кармашкин упустил журнал 8-го «Б»! Ему не хватило всего минуты – много ли времени нужно, чтобы поставить напротив своей фамилии пару четверок? Генке помешал неизвестный в маске: он успел украсть журнал первым! И теперь мальчишку ждут крупные неприятности – завуч нашла у него ключи от школы и грозит отчислением, если через два дня пропажа не вернется на место. Значит, Генка должен провести собственное расследование? А в подозреваемых у него – весь класс?!

Глава 2

Утро следующего дня, или Глава о том, как тяжело бывает начинать вести расследование, если улик ну совершенно никаких нет, а подозреваемых — целый класс

Засыпая, Генка решил уже завтра как-то дать знать отцу, чтобы он начал откладывать деньги на гитару. А то четверку свою он заработает, а отец возьмет и скажет, что инструмент покупать не на что.

Вот это будет казус! Пострадает, можно сказать, ни за что ни про что.

Ему даже сон приснился — около его кровати появляется новенькая, блестящая гитара. Тихо звенят струны, зовя Кармашкина к себе, гриф покорно изгибается в его руке. Генка с гитарой такой счастливый, что не видит и не слышит ничего вокруг. А над его головой уже звучит грозный рык Стрижа:

— Кар-Карыч, о чем мечтаешь? Опять такт проспал!

А какое проспал, если он и не думал сегодня идти на репетицию, если он просто так взял гитару в руки, чтобы поиграть для себя?

Но голос Илюхи неумолимо звучит у него в ушах:

— Проспал! Проспал, Карыч! Ну, все!..

— Да вставай же ты! — трясет за плечо Генку маленькая Люда. — Проспал. А мне в детский сад пора!

В одну секунду гитара, Стриж, ночное похождение ссыпались у Кармашкина в голове в одну кучку. Он вскочил с кровати и растерянно захлопал ресницами.

— Смотри, сколько времени!

Маленькая Люда была невероятно похожа на мать, Генка даже иногда вздрагивал, глядя на сестру. Такая же худенькая, с таким же вечно озабоченным выражением лица, с таким же громким голосом. Сейчас сестра держала в руках часы и тыкала пальцем в большую стрелку, которая давно перевалила Эверест, цифру двенадцать, и спешила к шести. А значит, опоздала в детский сад не только Люда, но и у Кармашкина совсем не осталось времени для сборов в школу.

— Что ж вы меня не разбудили-то! — заметался он по комнате, со сна не находя свои джинсы.

— А вы разве не ушли? — раздался из коридора спокойный голос отца. Он никогда никуда не спешил и ни о чем не беспокоился. О детях тоже. Отводить Людку в сад была Генкина обязанность, и за ее выполнением следить должен был тоже Кармашкин.

— Ну, ты чего? — накинулся он на застывшую сестру. — Погнали!

Ту скорость, с которой они вышли из дома, вряд ли можно назвать словом «погнать». Люда канючила, норовила наступить в каждую лужу, засматривалась на воробьев. В детском саду она долго копалась в ящике, доставая то одну куклу, то другую, не в силах выбрать, что взять с собой в группу. После долгих препирательств сестра наконец уселась за стол и начала уплетать утреннюю кашу, а Генка помчался в школу, куда и прибежал к середине первого урока.

— Кармашкин! — обрушила на него свой могучий голос завуч Аделаида Дмитриевна, прозванная учениками Ад.

Это была крупная женщина с необычайно зоркими глазами и хорошим слухом. Она знала обо всем, что случалось в школе. Она каким-то фантастическим образом оказывалась там, где что-то происходило — разбивалось ли зеркало в мужском туалете, мальчишки ли курили в раздевалке или затевали драку. И даже в дни, когда ее не было и вся школа вздыхала свободно, Аделаида все равно появлялась, как только что-то звенело, падало, кричало или взрывалось. Поэтому Генка мог бы и не надеяться проскочить незамеченным. Хотя, если честно, за всей этой беготней и недосыпом он про Аделаиду Дмитриевну забыл.

— А ну, иди сюда! — поманила его пальцем завуч.

От неожиданности Генка засунул руки в карманы — все-таки не каждому везет при опоздании в школу наткнуться на такой грозный окрик. Как говорится у них в школе, попасть в персональный Ад. Но это были еще не все сюрпризы, подготовленные для Кармашкина щедрой рукой судьбы на сегодняшний день.

— И вынь руки из карманов, когда разговариваешь со взрослыми! — гаркнула Аделаида.

Генка дернулся от такого крика.

Кафель первого этажа радостно звякнул, принимая уже знакомую связку ключей.

Кармашкин сначала с удивлением посмотрел вниз, потом с неменяющимся выражением лица задрал голову вверх. По-другому он не мог объяснить, как эта связка оказалась на полу — не иначе как свалилась с неба. Генка изобразил на своем лице полное непонимание и уставился на завуча.

Аделаида сначала тоже подняла голову, но вот брови у нее сурово сдвинулись.

— Так, — выдохнула она.

Если бы Кармашкин стоял ближе, он непременно покачнулся бы от такого богатырского выдоха, но Генка предусмотрительно топтался в сторонке, поэтому он лишь перевел удивленный взгляд на завуча, в котором читалось искреннее желание помочь. Но он не знал как.

— Откуда это? — Носок ботинка Аделаиды Дмитриевны коснулся веселой связки.

— Выпало откуда-то, — пожал плечами Генка. В его еще не совсем проснувшемся сознании билась какая-то мысль, но она не могла достучаться до пока еще спящих мозгов.

— Выпало?

И тут Кармашкин все вспомнил. Ночь. Извивающаяся от звуков сирены школа. Незнакомец, открывающий дверь. Падающая на пол связка ключей.

— Наверное, здесь лежало, — буркнул Генка, чувствуя, как неприятные мурашки пробежали по его спине.

— Карманы покажи, — сделала шаг вперед завуч.

Генка с готовностью вывернул карманы. Кафель ликующе отозвался на падение пары камешков, звонкую россыпь маленьких гвоздиков, мелочь и карточку на метро.

— Так! — Видимо, других слов от возмущения у Аделаиды не было. Связка ключей исчезла в ее внушительном кулаке. — Иди за мной! — приказала она, хотя Кармашкин и сам мог дойти до класса. Ничего сложного в этом не было. Всего-то нужно было подняться на четвертый этаж и постучаться в кабинет географии. Но пошли они почему-то не на четвертый этаж, а на третий и вошли в кабинет алгебры, геометрии и черчения. И Генка предстал пред ясны очи своего классного руководителя, Елены Прекрасной, то есть Елены Викторовны. Здесь же сидел весь их восьмой класс.

— Карыч, ты где был? — понеслось к Генке со всех сторон.

Ответить Кармашкин не успел. За него сказала Аделаида Дмитриевна.

— Если вы не убедите одного из своих товарищей вернуть журнал в ближайшее время, у всех будут большие неприятности, — перекрыл встревоженный шепоток мощный голос школьного руководителя. — Тем более не рассчитывайте на пятерки те, кто думал, что они уже у них в дневнике. Иди, Крылышкин, садись на свое место… — В классе засмеялись. Завуч грозно посмотрела на весельчаков. — Кое-кому не смеяться, а плакать пора, — припечатала она восьмиклассников и выплыла в коридор.

— Ну, что, Кармашкин? — вздохнула Елена Прекрасная, поднимая на своего подопечного красивые печальные глаза. — Что стоишь? Пока крыльями не обзавелся, иди ножками на свое место.

В классе снова захихикали. Майсурадзе даже попытался изобразить взлет общипанного петуха. И только в глазах Ксюхи Вороновой было глобальное сочувствие и вселенское понимание.

Ксю была странной девушкой, немного не здесь и совсем не сейчас. Высокая, симпатичная, но очень уж скованная в движениях. Ей было жалко всех. Волнуясь, она теребила кончик своей невероятно длинной и толстой русой косы. Поначалу Генка подумывал в нее влюбиться, но больно уж она была необычная, да и Илюха никого к ней не подпускал. Такого соперничества Кармашкин не выдержал бы.

Потом Генке стало не до любви. Замучили его школьные проблемы.

— Ну, как? Побывал в персональном Аду? — избито пошутил ударник Майсурадзе (вернее было бы сказать, тамтамник, но Вовке нравилось, чтобы про него говорили, что он именно ударник). — Как она тебя Крылышкиным обозвала?

— Да иди ты! — отмахнулся Генка. Его сейчас больше занимало, что Аделаида будет делать с выпавшими у него из кармана ключами.

— Ну, что? — обратилась математичка ко всему классу. — Так и будем молчать? — спросила она, хотя возбужденные перешептывания не стихали ни на секунду. — Куда дели журнал, обормоты, признавайтесь!

— А чего мы? — закричал как всегда шумный Вовка. — Может, это географичка опять по ошибке домой унесла?

— Не придуривайтесь! — нахмурилась Елена Прекрасная. — Кому еще нужен журнал в конце года? Вам! Быстро выкладывайте, кого оценки в четверти не устраивали?

Кармашкин с любопытством оглянулся. Он один знал, что недовольных в восьмом классе было как минимум двое. Первый он сам, а вот второй пока никак не проявлял себя.

— Чего вы добиваетесь? — Не дождавшись добровольных признаний, математичка перешла к запрещенным приемам. — Никто от этого не выиграет. Все учителя знают, на какую оценку у вас хватает знаний, так что свои законные двойки вы получите.

— А пятерки? — забеспокоился скрипач Костик Янский. Он постоянно о чем-то волновался — получит или нет пятерку за контрольную, успеют или нет они сегодня позавтракать, опоздает или нет на репетицию.

— Никто не забудет про ваши пятерки, — заверила учительница. — Но предупреждаю, их будет гораздо меньше.

— Как меньше? — послышалось со всех сторон.

— Придется заново писать все контрольные, — легко бросила Елена Прекрасная.

— Вот ведь черт! — ахнул Илюха.

— Так, — шарахнул кулаком по столу здоровенный Димка Прохоров. — А ну, быстро вернули журнал на место! А то я кому-то ноги поотрываю и на место ушей приделаю.

Генка поежился, представив такую невероятную картинку, как его собственные ноги, приставленные к ушам, и покосился на Димку. Он сидел в конце класса и нехорошо поглядывал вокруг. В том, что он легко может выполнить свою угрозу, сомневаться не приходилось — высокий, плечистый Прохоров мог все.

— Я, конечно, понимаю, что каждый в этом классе думает только о себе, — продолжала вести психологическую атаку математичка. — Но сейчас я взываю к вашей совести — хоть раз подумайте о своих товарищах, которые пострадают ни за что.

Класс на секунду притих, стараясь расслышать муки чьей-нибудь совести. Но совесть то ли молчала, то ли вышла на минутку подышать свежим воздухом — воззвание осталось без ответа.

— А я знаю, когда журнал вернется на место! — весело воскликнул Прохоров.

— Что ты можешь знать! — неожиданно зло отозвалась Леночка Семенова. — Ты даже думать не умеешь!

— Чего тут знать-то? — Что-то Димку явно веселило, его губы расплывались в неудержимой улыбке. — А, Стриж?

Илюха оторвался от изучения окна и мрачно посмотрел на Прохорова.

— Понятия не имею, — хрипло произнес он.

— Прохоров, заткнись, а? — грубо приказала Семенова. — И без тебя голова болит.

— А давайте ставки делать! — забарабанил по столу Майсурадзе. — На то, когда вернется журнал!

— Я же говорю… — начал Димка, но Леночка его перебила.

— Ну что ты лезешь вперед всех! — вскочила она. — Если и появится, то завтра!

Генка недовольно хмыкнул.

Вечно Леночка лезла со своим мнением. Могла бы хоть раз промолчать. Ее заносчивость и сгубила их отношения…

— Первая ставка, — завопил Вовка, тыча пальцем в Семенову.

— Чего? Точно завтра? — нахмурился Костик.

Прохоров повернулся к Леночке.

— Ну, не знаю, — сверкнула глазами в ответ Семенова. — А ты, Стриж, что думаешь?

— Да вернется он, — буркнул Илюха. — Куда ему деваться? Карыч, а ты чего молчишь?

— А то я его трогал! — сразу занял глухую оборону Генка.

— Ну, не трогал так не трогал, — легко согласился Стриж и посмотрел на Ксю.

Невысокий Илюха был красив какой-то своеобразной живой красотой, и почти все девчонки многое отдали бы за такой пронзительный взгляд в их сторону. Но Стриж был влюблен в Воронову, и хоть отношения у них не складывались, упрямо продолжал добиваться ее благосклонности.

— Ну, чего? Никто больше ставки делать не будет? — разочарованно протянул Майсурадзе.

— А сам ты что думаешь? — с любопытством спросила математичка, даже не думавшая прерывать этот внезапно возникший торг.

— Я думаю? — напрягся Вовка, как будто его оскорбили тем, что приписали такое качество, как способность думать. — Ну… верняк, что он в школе.

Генка вздрогнул и покосился на соседа по парте. А ведь он успел забыть, что журнал из школы не уходил, а значит, нужен он для каких-то внутришкольных дел и, скорее всего, объявится если не сегодня, так завтра. А вот этого уже не хотелось бы…

— Послезавтра! — Слова сами вырвались из груди Кармашкина. — Он появится послезавтра.

— Ставка сделана! — взвыл Майсурадзе.

Леночка недовольно поджала губы, она не любила, когда с ней спорили.

— Что ж, — Елена Прекрасная обвела класс внимательным взглядом, — ждем два дня. Посмотрим, кто выиграет!

— А какая у нас ставка? — негромко спросила Семенова.

— Жизнь! — от души веселился Вовка.

— Освобождение от физкультуры, — предложил Прохоров, но его не поддержали. Со всех сторон посыпались предложения:

— Пять компотов на завтрак!

— Пятерка в дневник!

— До конца года без контрольных!

— Поцелуй Вороновой!

— Без дежурства!

— Килограмм шоколада!

— Билет в кино!

— Да кому нужен ваш билет! — зло прошипела Семенова. — На желание!

— А если он чего неприличного захочет? — среди общего гула бас Прохорова выделялся особенно.

— На желание! — шарахнул кулаком по столу Майсурадзе.

— Хорошо, — кивнула головой Елена Прекрасная. — Каждый сейчас напишет на листочке свое желание и отдаст мне. Кто выиграет, того бумажку и откроем.

Семенова с загадочным выражением лица уставилась в окно.

— Ну, сейчас напридумывает… — прошептал Вовка, глядя, как Леночка что-то быстро пишет на листочке. И пишет не одно слово и не два, а выводит уже пятую строчку.

Генке долго думать не пришлось. Он хотел только одного — гитару. Или, на худой конец, чтобы его не исключали из рок-банды. Ни то, ни другое Семенова сделать не могла. Тогда он достал лист бумаги и написал первое пришедшее в голову: «Чтобы был мир во всем мире!» Под довольное хмыканье Вовки старательно сложил листочек в пять раз и отдал его математичке.

Не успел он еще дойти до своей парты, как в коридоре послышались грозные шаги. Так обычно приближается судьба, фатум, и она ничего хорошего, как правило, не несет.

— Кондрашкин! — ворвалась в класс завуч.

Генка вздрогнул, понимая, что издевательство над фамилией началось неспроста.

— Вы уж определитесь, Аделаида Дмитриевна, — заржал Майсурадзе, вскакивая вместе со всем классом, чтобы поприветствовать руководителя, — как звать Генку. А то он скоро совсем на свою фамилию откликаться перестанет.

— Все замолчали! — Аделаида ураганом пронеслась по проходу и зависла над Генкой. — Где ты это взял? — бухнула она на парту пресловутую связку ключей.

— Выпало откуда-то, — пробормотал он, изо всех сил пытаясь удержать себя в стоячем положении — колени подкашивались, и он все норовил сесть.

— Откуда выпали? — бушевала завуч. — Это запасная связка, которая всегда хранится у сторожа. Где ты ее взял?

— Ага! — загремел со своего места Прохоров. — Так вот кто журнальчик стащил!

— Да не трогал я его! — стал отпираться Кармашкин. — Зачем он мне сдался?

— Прекрати! — Аделаида Дмитриевна сжала кулак и постучала им по парте. — Отвечай на вопрос!

Генка поднял голову. Тридцать пар глаз с любопытством глядели на него. Все с нетерпением ждали, что он скажет. А ведь среди них был один человек, который знал все. Ну, дайте ему только найти этого человека. Уж он ему устроит Варфоломеевскую ночь и утро стрелецкой казни в одном флаконе!

— А что, у сторожа ключи пропадали? — вдруг подал голос Прохоров. Дурак дураком, но в нужный момент помочь может.

— Нет, не пропадали. — Вопрос заметно сбил боевой настрой завуча. — Поэтому мне и интересно, где он их взял?

Уже было легче, что ключи неворованные, и теперь у Кармашкина появилась слабая надежда, что он выкрутится.

— Нашел. — Другого ответа пока в голову не приходило.

— Какие это улицы устланы у нас ключами от школьных дверей? — ехидно спросила Аделаида.

— На крыльце, — продолжал врать Кармашкин.

— Ага! — непонятно чему обрадовалась завуч. — Вся школа прошла, никто не поднял. А тут ты бежал и, как грибник, нашел!

— Так, может, уронили перед его приходом? — неожиданно подала голос Семенова.

Ладно, он запомнит эту поддержку.

— Молчать! — крутанулась на месте Аделаида. — Тоже мне — нашли скатерть-самобранку, что хотят на крыльце, то и находят! — Она снова вплотную подошла к Кармашкину. — Я тебя последний раз спрашиваю, где ты взял ключи? Не ответишь, вылетишь из школы, не дожидаясь конца года. Погоню, как бешеную собаку, и дорога тебе будет только в ПТУ.

Вот и загадал желаньице…

— Я, правда, их нашел. — Генка постарался подпустить в голос слезу. — Я за школой стоял…

— Что ты там делал? — Голос завуча набирал все новые и новые грозные обороты. — Курил? Не опускай глаза! И так знаю, что курил!

— Так он же не курит, — растерянно пробормотал Майсурадзе.

— Молчать! — гаркнула Аделаида так громко, что некоторые восьмиклассники не выдержали и сели — такой силы был у нее голос. — Вас никто не спрашивает. Где за школой ты стоял?

— Под окнами учительской! — в отчаянии прокричал Кармашкин. — И там в траве валялось…

— Под каким окном? — с подозрением уточнила завуч.

— Под третьим! Там еще фонарь и кусты! — Генка пытался вспомнить еще какие-нибудь приметы. Но больше ничего на ум не приходило.

— Так, под третьим. — Аделаида заметно успокаивалась. — Нашел… Допустим. И что ты сделал?

— На урок пошел, вас встретил, они у меня из кармана и выпали.

Завуч мрачным взглядом оглядела застывших учеников и, подбрасывая на ладони связку, пошла по проходу.

— Садитесь!

По классу прошелестело быстрое движение — все как можно тише опустились на свои стулья. Даже Елена Викторовна села.

— Не нравится мне это. — Аделаида остановилась около доски. — Ночью кто-то забрался в школу и выкрал журнал. Потом объявляются эти ключи… И никто не виноват?

Прохоров шумно задышал, но завуч на него даже не посмотрела, хотя чаще всего именно Димка являлся виновником многих проделок 8 «Б». Видимо, сейчас это был не тот случай.

— А что говорит милиция? — перевела Семенова внимание с Прохорова на себя.

— Так! — Аделаида спрятала ключи в карман. — Елена Викторовна, вы выяснили, кто мог взять журнал?

— Мы считаем, что уже завтра, в крайнем случае послезавтра он точно найдется, — быстро произнесла математичка.

— А если не найдется? Вы представляете, что будет? Это же данные за целый год!

— Я думаю, что мы найдем его. — От волнения Елена Прекрасная облизала пересохшие губы. — Правда, ребята?

— С руками оторвем, — мрачно пообещал Прохоров.

— Всю школу перевернем, — заверил Майсурадзе.

— Будем искать, — добавил Костик.

— Да что с ним сделается! — хохотнула Семенова. Но ее веселья никто не поддержал.

— Предупреждаю! — опустила пухлую ладонь на парту Аделаида Дмитриевна, звонко цокнули о пластмассовую поверхность три массивных золотых кольца. — Если через два дня журнал не окажется на месте, я вас в порошок сотру. Каждому будет снижена оценка по предметам на балл.

Класс возмущенно загудел.

— Почему всем-то? — прошептал расстроенный Янский.

— А если двойка стоит, кол, что ли, будет? — довольно хмыкнул Димка.

— А если двойка, — сурово посмотрела на него завуч, — то ее обладатель вылетит из школы и его с удовольствием примет к себе колония для несовершеннолетних преступников. Елена Викторовна, обратите особое внимание на троечников. Скорее всего журнал взял тот, кто надеется переправить тройку на более выгодную оценку.

Голова у Генки пошла кругом. Стены радостно смешались со шкафами, доска полетела в сторону двери.

— Ты меня слышишь, Кармушкин? — донеслось до Кармашкина из ватной дали.

— А чего Кармушкин? — Голос показался чужим. — Я эти ключи на улице нашел! — кричал он в спину уходящей Аделаиды. — Да они уже, наверное, месяц в коридоре валяются, чего сразу на меня все валить? — выдумывал он на ходу, стараясь угадать, какое оправдание подействует на нее. — Да это вообще не от школы ключи! — из последних сил выкрикнул он. Но завуч его не слушала — свой приговор она вынесла и обсуждать его не собиралась.

После ухода Аделаиды в классе наступила долгожданная тишина.

— Ну что же, Крылышкин… ах ты, Кармашкин, у тебя два дня. — Елена Викторовна очаровательно улыбнулась Генке. — Я думаю, ты догадываешься, что бывает с теми, кто ворует журналы?

— По весне их находят за гаражами, — впечатал кулак в свою ладонь Димка.

Математичка отошла от своего стола.

— Мы загадали. Если журнал найдется завтра, то выигрывает Семенова. Если послезавтра — то Кармашкин. И у вас есть целых два дня, чтобы вернуть журнал. Два дня. Я надеюсь, что у похитителя проснется совесть, и он поймет, что поступил плохо.

— Да чего тут искать, — легкомысленно протянул Вовка. — Раз, два и готово.

Генке тоже хотелось так же весело крикнуть, что проблем никаких нет. Но перед его мысленным взором еще стоял грозный облик Аделаиды, поэтому он остерегся что-либо кричать.

— А теперь, чтобы не терять оставшееся от урока время, доставайте тетради и пишите пример. — Елена Прекрасная открыла доску, исписанную ровным аккуратным почерком. Изящно изогнув свой тонкий стан, она любовно посмотрела на задачки и мило улыбнулась классу. — Чего ждем? Решаем!

Генка тяжело опустил голову на ладони. Буквы скакали по доске, не в силах сложиться в слова. Место на парте, где перед этим лежали ключи, мозолило глаза. Так и хотелось протереть его рукавом, а перед этим подышать, чтобы лучше очистилось.

В голове не было ни одной мысли, ни одной идеи, куда мог деться журнал.

И где искать этого таинственного похитителя? Как он хоть выглядел? Среднего роста, на лице черная шапка с прорезями, на ногах какие-то ботинки, Генка не разглядел, а куртка на нем была серая такая, с резинкой на запястьях и с «молнией».

После математики Кармашкин незаметно спустился в раздевалку. Здесь его ждало разочарование — почти половина мужских курток была серого цвета. Большинство из них с «молнией». И почти все с резинкой на запястье.

Ну что же, начало его расследования можно было считать провалившимся.