Апостол для Рафаэля. И не введи нас в искушение?!

Елена Сушкевич

Почему мы так любим фильмы и книги ужасов? Не потому ли, что это отвечает тёмной стороне человеческой натуры? А вот откуда черпают вдохновение писатели, сочиняющие то, от чего у нас перехватывает дыхание, а по телу начинают ползать мурашки? Рядовой литератор, сочиняющий на потребу массовому вкусу, вдруг становится невероятно популярным и баснословно богатым. Но какова цена столь блистательного успеха? И кем может оказаться редактор загадочного издательства «Забулус»?

Глава третья

25 августа Софии исполнилось три месяца. Она росла очаровательной малышкой, хорошо развивалась и набирала в весе, не досаждая нам коликами, как её собратья по цеху. Чему несказанно был рад Олег, ибо, являясь любителем поспать, он бы очень плохо воспринял многочисленные ночные бдения из-за ноющего животика младшей сестры.

О том, что случилось с Олегом, я рассказал Лизе только после того как она вышла из роддома, потому что Олег оставался под наблюдением в педиатрическом отделении больницы ещё в течение недели после выписки наших девчонок. Конечно, вначале жена сильно разозлилась, не разговаривала со мной два дня, но когда пыл обиды остыл, она поблагодарила меня за всё, что я сделал для нашего сына в тот день.

Возможно, вы спросите меня, почему я раньше не рассказал Лизе о том, что случилось с Олегом, но я вам отвечу, что она кормила Софию грудью, и для малышки материнское молоко было чертовски важным на тот момент, поэтому, чтобы не добавлять негативных эмоций, я дожидался, когда кормление наладится и София будет находиться вне опасности. Когда выписали Олега, педиатр, который наблюдал за ним, сказал нам, что нужно пройти к главврачу, который нас ждёт.

Глухое предчувствие опасности шевельнулось в груди, но я не подал виду и, широко улыбнувшись Лизе, пошёл вместе с ней в кабинет главврача отделения.

Шистов Александр Павлович — извещала нас табличка на двери входа в его кабинет. Вежливо постучав, я мягко опустил дверную ручку и заглянул в кабинет.

Врач сидел спиной ко мне. Повернувшись к окну, он рассматривал рентгеновский снимок детского черепа в ярких солнечных лучах и, услышав, что мы хотим зайти в кабинет, тут же развернулся на своём чёрном кожаном кресле. Кожа на подлокотниках и внутренней спинке кресла местами потрескалась и истёрлась, кресло было не новым, но оно, возможно, стало очень комфортным, как любимое канапе, которое очерчивает контуры вашего тела, когда вы садитесь на него, и, в конце концов, устаревая, становится прогнутым в том месте, куда вы погружаетесь, но вы продолжаете садиться именно туда, в вашу маленькую уютную норку, вырытую вашей задницей годами, с сожалением понимая, что канапе надо бы заменить. Но все новые модели с трудом сравнятся с вашим, ведь норки в них ещё никто не вырыл.

Итак, внешне доктор напоминал профессора Преображенского, мастерски описанного Михаилом Афанасьевичем в его гениальном «Собачьем сердце». Небольшие очки на кончике носа, похожие больше на пенсне, седые, коротко подстриженные волосы и правильные черты лица. Некая вуаль интеллигентности овевала всё его естество, проницательный взгляд серо-голубых глаз изучал нас некоторое время, и потом жестом руки он предложил нам сесть.

— Врач, который ведёт нашего сына, попросил зайти к вам, — неуверенно начал я.

— Да, это так, — кивком головы подтвердил Александр Павлович. — Были ли у вас в роду больные психическими заболеваниями?

Вопрос показался настолько абсурдным, что мы с Лизой удивлённо переглянулись и хором ответили:

— Нет.

— Вы уверены? — спросил он, делая акцент на последнем слове.

«Нет, ну что за наглость, — подумал я. — Он что, хочет сказать, что мой сын дебил? Нет, конечно!»

— Насколько я помню, нет, — с уверенностью, которая сравнивалась с вызовом, ответил я.

— С моей стороны тоже никого нет, — более мягко ответила Лиза, беря меня за руку, словно говоря, не переживай, всё будет хорошо, это просто какая-то нелепая ошибка.

Выдержав некоторую паузу, главврач вздохнул и, наклонившись над столом, придвинул к себе историю болезни, на которой была написана фамилия нашего сына.

Пролистав несколько страниц пока ещё тонкой папочки, он нахмурил брови, поправил «пенсне» и потом вложил в эту папку снимок, который он изучал до нашего прихода.

— Просмотрев результаты анализов и обследования вашего сына, принимая во внимания обстоятельства, при которых он поступил сюда, я должен вам сказать, что у него наблюдаются все признаки приступа эпилепсии.

В возникшей на несколько минут паузе царил шок. Разочарование. Чувство вины и, позже, чувство злости: почему это случилось с нами, а не с кем-то другим? Откуда это могло взяться? Что мы сделали не так или что упустили, что не заметили? Рой вопросов, круживших в моей голове, сбивал с толку и мешал собраться с силами, чтобы сконцентрироваться на том, что нам скажет врач.

Но, судя по всему, господин Шистов обладал опытом в сообщении такого рода новостей, которые, подобно приговору, изменяют жизни детей и родителей раз и навсегда, закрывая беззаботное прошлое в красивую коробочку для сувениров. Завязывая на ней подарочный бант, он клеил на неё этикетку с диагнозом.

Как вы уже знаете, на нашей коробочке была наклеена этикетка «эпилепсия». Эпилепсия в переводе с греческого значит нападение, схватывание. Олега схватил Он, в тот самый проклятый день моей жизни, и больше Он его не отпустит. Мы не стали искать генетических причин, поскольку я знал, что их нет и быть не может. И Лиза была со мной согласна, но она не знала истинной причины моего отказа от поисков генетической версии заболевания нашего сына. Я нагло соврал — так называемая ложь во спасение.

Вы можете спросить, почему я солгал? Зачем утаивать обо всём том, что случилось с Олегом в день рождения Софии? Да просто потому, что человек, с которым я подписал контракт, мой заказчик романа ужасов, пропал. А как известно, нет человека — нет проблемы. Нет проблемы, нет двустороннего мнения о том, что произошло тогда, есть всего лишь моё одностороннее враньё, царствующее в своём маленьком мирке до прихода кого-то, кто разрушит его. И тогда, конечно, король обмана, живущий в объятиях страха, от предчувствия грядущих перемен, съёживаясь на своём огромном троне, сползёт с него подобно маленькому ребёнку, спускающемуся с высокого кресла. Оказавшись на полу, он будет раздавлен огромной ступнёй того, на чьей стороне окажется правда.

— Я предлагаю вам пройти курс лечения, возможно, это был всего лишь единичный приступ и больше такого не повторится, но я предпочитаю быть уверенным в диагнозе, и поэтому давайте вашему сыну вот эти препараты в течение трёх месяцев, а затем придёте ко мне на повторный контроль, — главврач откинулся на спинку кресла и, скрестив пальцы на животе, ждал нашего ответа.

— А что это за препараты, и как они отразятся на здоровье нашего сына? — настороженно спросила Лиза.

— Конечно, как у всех лекарств, у них есть побочные действия, но в контексте данной ситуации они как нельзя хорошо подходят для лечения, и побочные действия будут мизерны по сравнению с тем положительным эффектом, которые они могут дать.

— Вы не уверены в диагнозе? — спросил я.

— Я не хочу говорить обратное, скорее всего это нужно, чтобы убедить вас, родителей, попробовать этот курс терапии пусть даже в профилактических целях.

— Ха, — удивлённо и саркастично воскликнул я, — тогда почему бы не делать специальный курс упражнений от СПИДа и пить газировку, улучшающую цвет лица больных раком на четвёртой стадии? — и не выдержав, рассмеялся прямо ему в лицо.

Шистов тяжело вздохнул и, выдержав некоторую паузу, ответил:

— Вы не первые и, к моему искреннему сожалению, не последние родители, находящиеся в состоянии шока от того, что я говорю вам сейчас. Это нелегко принять, но, как вы заметили ранее, уверенно поставить диагноз я смогу только по истечении этих трёх месяцев. Это ваш ребёнок, я не могу принуждать вас к чему-либо, но ему потом жить, и проблем будет хватать и без того, почему не облегчить одну из них прямо сейчас и спать спокойно в будущем?

Мы не знали, что ответить. Травить ребёнка химией в таком раннем возрасте, конечно, нехорошо, но выбор был невелик, и пока весы склонялись больше в сторону курса терапии.

— Мы согласны, — едва слышно сказала Лиза, смотря на свои колени, затянутые в леггинсы синего цвета, которые были так популярны в начале девяностых годов.

— Хорошо, — Шистов улыбнулся с видом солдата, выполнившего свою миссию. — Вот вам рецепт, тут перечень препаратов и дозировка на три месяца. Если что-то случится — приступ или ещё что, сразу же обращайтесь ко мне, поскольку после такой серьёзной кровопотери очень важно, чтобы эмоциональное и физическое состояние оставались стабильными, поменьше стрессов.

— Кровопотеря? — Лиза удивлённо посмотрела на меня.

— Я потом тебе расскажу, — полушёпотом ответил я.

— Доктор, сейчас с Олегом всё хорошо? — спросила Лиза.

— Да, несомненно, — кивнув головой, ответил он.

В кабинет кто-то постучал.

— Войдите, — раздражённо ответил врач, закрывая историю болезни, тем самым давая понять, что консультация окончена.

— Вас там ждут на обход, — немного испуганно пролепетала медсестра, тут же закрывая за собой дверь.

— Ну вот, значит, договорились. — Он встал и прошёл к выходу из кабинета, по дороге пожав мне руку.

— До свидания, — дружно ответили мы с Лизой и, последовав за ним, вышли из кабинета.

Пока мы шли по длинному больничному коридору, моя жена не проронила ни слова. Я знал, что это значит, и не знал, с чего начать. Утаив от неё детали несчастья, случившегося с Олегом, теперь я должен был всё рассказать, но крошечный король лжи вдруг расправил свои тоненькие согбенные плечики и, гордо выпрямившись на своём огромном троне, пропищал: «Нет!».

Его писк я остановил нажатием кнопки первого этажа в лифте. Двери шумно захлопнулись, и мы оказались вдвоём, увильнуть от разговора с Лизой под предлогом присутствия посторонних не было никакой возможности.

— Солнышко, — начал было я.

— Расскажи всё, как было, — едва слышно, но уверенно сказала она, пристально глядя мне в глаза.

Своим взглядом она упрекала меня. Когда ваша супруга так смотрит на вас, то вы чувствуете себя виновным во всех несчастьях мира сего. И тем более, это известно издревле, между матерью и сыном складываются особые отношения, в которых мужу иногда нет места.

— Олегу сделали переливание крови. Когда он упал, он ударился головой о бордюр тротуара.

Не головой, а виском, мысленно поправил меня шут короля лжи, который являл собой, судя по всему, олицетворение правды. Он прятался за троном, и когда король лжи начинал вещать, как сейчас, то шут тихо нашёптывал мне то, что случилось на самом деле, не давая забыть, каким говнюком я являюсь сейчас, продолжая утаивать всю правду от жены.

— У него была большая кровопотеря (он был мёртв — опять этот тихий противный шёпот), я отвёз его в больницу и там ему сделали переливание крови. (Ему влили Его кровь, может, это дьявольская кровь, ты ни разу не спрашивал себя?) — Но теперь всё хорошо, — приблизившись к Лизе, я обнял её за плечи и прижал к себе.

Звук рвотных судорог раздался за троном короля лжи, он брезгливо заглянул за высокую спинку трона: рвало его шута. Победоносно улыбнувшись шуту, он устроился как можно удобнее и, казалось, даже немного подрос, став менее несуразным, чем раньше.

Он рос по мере того, как рос мой ком лжи. Подобно доброкачественной опухоли, которая, пока не перерастёт в злокачественную, никому не приносит вреда.

Заехав по пути в аптеку, мы купили все лекарства, которые были выписаны доктором Шистовым. Олег остался сидеть в машине на заднем сиденье, приглядывая за своей младшей сестрёнкой, которая мирно спала в автокресле.

— Пятьсот рублей, — худая как жердь и неприятная, как дверь тюрьмы, сказала кассирша.

Я растерянно достал свой кошелёк. Всё, что там оставалось, это восемьсот рублей, и оставшихся трёхсот никогда бы не хватило до конца месяца на еду.

— А нет таких же лекарств, но подешевле? Заменитель какой нибудь, — спросил я, неловко отводя глаза. Отец, который пытается сэкономить на здоровье своего сына, смотрится не очень героически.

— Гражданин, или платите, или уступите очередь другим, — тоном, отсекающим пререкания, ответила жердь.

— Хорошо, — я достал злополучную пятисотку и передал её кассирше.

Мы вышли из аптеки, держа большую пластиковую авоську, доверху набитую коробками с таблетками. По дороге к машине Лиза спросила меня:

— Если не хватает денег, может, я займу у папы?

— Нет, я попытаюсь что-нибудь придумать, — выпалил я. — Не переживай, всё образуется.

Последним делом было занимать денег у моего тестя. Он был владельцем крупной фирмы по производству пробок для алкогольной продукции, и изначально наш брак не радовал его. Богатенькая девочка из обеспеченной семьи вдруг выходит замуж за охранника его мини-заводика. Охранником был я, это было первым приработком до опубликования моей книги «number one». Книга вышла, как только мы поженились, и неплохо продавалась. Окрылённые первым успехом, мы укатили в отпуск, и там, в Болгарии, в наш медовый месяц, зачали нашего первенца. Если у тестя ещё и были какие-то надежды на наш скорый развод, то после известия о беременности Лизы, надеяться ему было не на что. Конечно, во многих парах дети мало что меняли, иногда даже дети, зачатые и рождённые с целью укрепления семьи, становились причинами разлада. Но это не про нашу семью. Бывает, что твоя вторая половина даётся тебе кем-то свыше. Банальная и избитая фраза, но как нельзя подходящая для нас. Больше чем уверен, у вас бывало такое, что как только вы хотите что-то сказать, или о чём-то подумали, как тот, кто вам дорог, сказал то, о чём вы думали. Нет, мы далеки от телепатии, но наше общее с Лизой духовное Я было квинтэссенцией чего-то большего, чем любовь. Да, конечно, вы ухмыляетесь, вспоминая, как несколько страниц ранее я признался, что грешен и изменял своей жене, как же при наличии такого высокого уровня отношений можно обманывать ту, которая является твоей второй половинкой?

Бывает, хочется съесть ложку чёрной икры, но обязательно с хлебом. И хлеб мы едим постоянно три раза в день. Лиза мой хлеб. Тот хлеб, который дал Иисус, когда нечего было есть, она то святое, что есть во мне. Та часть света, которая, несмотря ни на что, пробивается сквозь тьму моих страхов и опасений. Изменяла ли она мне? Я недостоин задавать ей этот вопрос. Она поймёт многое из этой книги, скорее не книги, а исповеди. Думая бо всём, что произошло, мне стыдно наводить тень на моего ангела.

Извини, я не хотел запачкать твои белоснежные крылья моей грязью.

Грязь, её вы хлебнёте немало, мои обожаемые читатели. Мне хочется вылить на вас чан этой зловонной кучи, которая гниёт где-то на задворках моего мозга, куча отбросов, собранная вами, каждым вашим рублём, заплаченным за мои книги, вы забрасывали ещё больше мусора в мой бак, и этот бак станет моей могилой, я знаю это заранее, потому что за всё приходиться платить, и моё время расчёта пришло.

Мы приехали домой под вечер, и Лиза терпеливо стала объяснять Олежке, что обязательно нужно выпить таблетки. На вопрос Олега, зачем их надо пить, она придумала, что это нужно, чтобы не болела голова после сотрясения мозга.

Когда мой сын положил первую таблетку в свой небольшой очаровательный детский ротик, я проклял всё на свете. Словно зная, что за этой первой таблеткой последуют многие другие, некая зависимость, от которой невозможно избавиться.

Чувство вины снедало меня, я вышел на балкон и, закрыв дверь в зал нашей скромной двухкомнатной хрущобы, дрожащими руками открыл шкаф, в котором хранились консервы. Протянув руку, нащупал пачку сигарет, спрятанную два года назад, когда я дал обещание Лизе бросить курить.

В пачке оставалось всего три сигареты и, боже, как они были прекрасны. Ни одна другая сигарета, а я курю уже 10 лет, не сравнится с той, вкус которой я желал. Возможно, некоторые из вас победили в так называемой борьбе с курением, устроенной средствами массовой информации, государствами, ВОЗ и так далее. Да только вот я задаю себе вопрос, может, он будет интересен и вам: если мы сравним количество умерших от курения и количество умерших от войн, невинных жертв, убитых из стрелкового оружия? Разница будет ошеломляющей. Но, как ни странно, никто не ведёт пропаганду о вреде ношения огнестрельного оружия и того, что одна лишь пуля может быть смертельно опасна. Пока ещё никто не умер от одной сигареты. В крайнем случае, ваш любимый писатель выкурил не одну сотню, и не принимайте это за пропаганду курения, нет. Это личный опыт и некоторые наблюдения, которые очевидны для меня.

Докуривая первую из трёх оставшихся сигарет, я достал свой кошелёк из кармана и посмотрел на те жалкие триста рублей, что остались в нём, и на которые просто невозможно было дотянуть до конца месяца. Одни только памперсы, недавно появившиеся в то время на базарах и в магазинах, стоили бешеных денег.

Глухой шум новеньких шин, тормозящих по асфальту, привлёк моё внимание. Это был только что сошедший с конвейера автомобиль марки BMW, красивого золотистого цвета шампанского. Хозяин авто не спешил выходить, оставаясь сидеть в своём, несомненно комфортном, водительском кресле. Почему он так заинтересовал меня? Не знаю. На тот момент не знал.

Даже мой обожаемый в кавычках сосед подошёл поближе к машине, критически осматривая её, пытаясь найти хоть какой-то недостаток, которых не было. Потом, вскинув голову вверх, он заметил меня, с сигаретой в руке, которую я тут же постарался затушить, и собрался было зайти в квартиру, но было поздно.

— Эй, привет, ну как? Родил? — насмешливый тон выводил меня из себя. Почему сигарета не может выстрелить? Всего один лишь выстрел, и ты, сделав затяжку, выдохнешь из своего горла душу этого надменного подонка, с удовольствием смотря, как она растворяется в ночном воздухе.

— Да, всё хорошо, спасибо, — с натянутой улыбкой ответил я.

— Как назвали?

— София.

— Что за имя такое? Чё не Ира? Или там Света?

— Ну, нам это имя очень понравилось, — мне стало как-то неловко от его природной наглости.

— Ладно, на крестины позовёшь?

«Да скорее на вечеринку в ад», — подумал я, но потом вдруг понял, что разрешение финансовых проблем оказалось в кошельке нашего обожаемого Славы, нашего соседа. Занять у него денег. До конца месяца. А потом, к тридцатому августа, верну, но откуда? Замкнутый круг. Хотя… Ведь Слава может стать крёстным Софии и тогда деньги можно будет вернуть не сразу, почти второй папа может и подождать. Хотя такого крёстного папу я не пожелал бы и врагу.

Выкинув окурок через балкон, я молча кивнул Славе, что означало, что, конечно же, он будет приглашён, и сел на табуретку, чтобы казаться невидимым для внешнего мира, скрывшись за стенкой балкона. Мобильный в кармане завибрировал, давая понять о прибытии очередной смс. Нехотя я прочитал её, это было сообщение от моего лучшего друга, который спрашивал, всё ли хорошо прошло, и когда он сможет видеть новорожденную.

Занять денег у него не было никакой возможности, поскольку он сам был безработным и уже не раз становился моим должником. Автоматическим движением я удалял все старые сообщения из папки «Входящие», пока не наткнулся на сообщение моего будущего редактора, который пропал. Внимательно посмотрев на номер, с которого была выслана смс, я нажал на кнопку вызова.

Прошло несколько мгновений, прежде чем любезный автоответчик женским голосом известил меня, что данный номер не существует. Подумав, что ошибся, я набрал номер ещё раз, в этот раз вручную, но получил тот же ответ. «Как было бы хорошо, если бы ты появился, чёрт с тобой, я напишу книгу, которую ты заказал, только позвони мне». Контракт, подписанный мной в двух экземплярах, остался у директора издательства, поэтому у меня не было ни адреса, ни телефона офиса. Я даже не спросил его имени, и только лишь смог припомнить, как он выглядит.

Ситуация казалась безвыходной, и единственный выход из неё был либо признаться Лизе, что денег до конца месяца не хватит и тем самым признать себя лузером, либо попытаться всё-таки разыскать моего таинственного издателя и попросить задаток за ещё ненаписанную книгу. Чувство мужского достоинства и трусость не позволяли мне признаться в финансовом крахе, из-за низкого уровня продаж моих книг, которые переставали интересовать читателей, ни одна из трёх последующих не смогла сравниться по уровню популярности с первой книгой.

«Возвращение из бездны», так она называлась, была написана от отчаяния и безысходности. Моя мать болела раком третьей стадии, нужны были лекарства, которые стоили бешеных денег, я работал где мог, и ночами подрабатывал на том самом заводике моего будущего тестя. Жизнь на тот момент была похожа на американские горки, в один день казалось, всё идёт хорошо, в другой непременно случалось что-то плохое, сводившее на нет позитив вчерашнего дня.

Чтобы отвлечься от всего этого и не сойти с ума от бессонницы и усталости, ночами я стал писать, сюжет пришёл сам собой, почерпнутый из загадок истории человечества. Их было много, и, составив одну детективную линию, в которой участвовали два главных героя, стремящиеся найти разгадки этих тайн, я получил неплохой коммерческий салат, как я это понимаю теперь. Тем не менее, мой «салат» пришёлся по вкусу миллионам русских читателей и стал номером один по продажам в 1994 году.

Всё гениальное просто, и, продолжая штамповать детективы, которые развивались достаточно стремительно, я пошёл по проторенной мной дорожке, то есть: у главных героев всегда очень мало времени, чтобы разгадать убийство, произошедшее при мистических обстоятельствах; множество исторических тайн, которые я подаю на свой вкус, думая о тех, кто никогда не держал в руках учебник истории, и которые восторженно делятся друг с другом:

— Ты представляешь, а я-то не знал, что в 10 веке могло быть такое!

На самом деле в десятом веке ничего такого мистического не происходило, просто так здорово передёргивать скупые моменты истории и превращать их в красивые сказки для взрослых. О телевидение, благодарю тебя, ты специалист по ежедневной массовой лоботомизации миллионов мозгов, ты сделало возможным успешную продажу моего первого бестселлера. Ибо любой здравомыслящий человек, прочитав несколько страниц моих первых книг, сразу поймёт, какая отменная хрень там написана.

Но я одинок в пустыне под названием мудрость и пока что наслаждаюсь своим одиночеством, хотя мой банковский счёт на данный момент составляет мне классную компанию, миллионы друзей в виде банковских банкнот и копеек. Кто из вас не мечтал о наличии подобного рода корешей, любой из Facebook или ВКонтакте обзавидовался бы.

Увы, всё это мне было неизвестно в момент, когда я начинал. Приличный гонорар, который я получил за издание первой книги, мы истратили на покупку двухкомнатной хрущобы и не новой «копейки», всё это было куплено до момента дефолта в России. На счёте в банке оставалась ещё крупная сумма, на которую мы решили построить дом. Но в один миг все мои сбережения мгновенно похудели и почти испарились, так же как и мечты о большом уютном доме, новой машине, каникулах за границей. Это коснулось каждого среднестатистического жителя России, я был не исключение.

Суммы дальнейших гонораров за издание книг, которые были напечатаны после дефолта, с трудом хватало, чтобы прожить нормально около шести месяцев. И вот остатки последнего гонорара были истрачены на лекарства. Остались сущие гроши… Я отчаянно пытался вспомнить, о чём был контракт, подписанный недавно с незнакомцем, какие-то реквизиты, возможно указанные на нём… Нет. Бесполезно. Пожалуй, самым лучшим вариантом представлялось пойти в больницу и спросить данные донора моего сына, там-то уж обязаны регистрировать всех, кто сдает кровь.

Выйдя с балкона, я тихо прикрыл дверь в зал и заглянул на кухню. Лиза была занята приготовлением ужина, Олег что-то разукрашивал, сидя за кухонным столом, а София тихо посапывала в своей кроватке. Быстро нацарапав простым карандашом на клочке бумаги записку о том, что скоро вернусь домой, я вышел в подъезд и стал спускаться по лестницам. На первом этаже прохлада вечернего воздуха мягко окутала меня, я глубоко вздохнул, наполняя лёгкие свежим воздухом.