Непробиваемый или Как снова поверить в любовь

Елена Рейн, 2021

Анна была счастлива, любила и радовалась каждому мгновению. Но случилось ужасное несчастье – мужа убили и виновата в этом только она. Прошло три года. Логинова воспитывает одна двоих детей, и каждый ее день – БОРЬБА. Проклинающая свекровь, завистливые женщины, внимание жестокого человека, намеренного заполучить гордую красавицу любыми путями – не все проблемы. Но они не так ужасают, как раненый мужчина, которого она спасла. Кто он – неизвестно, но одно она поняла точно – НЕПРОБИВАЕМЫЙ делает только то, что хочет. А желает он ее…

Глава 1

2019 год

4 апреля, четверг

Уже собиралась домой, когда в дверь постучали. Я не отвечала, зная, что у нас тут селяне стеснительностью не страдают, как к себе домой заходят. Хорошо хоть с пинка не открывают.

— Анна, — произнес Егор Петрович, глава сельского поселения, старательно закрывая дверь, двигаясь ко мне с улыбкой довольного кота, чем взбесил. Его намеки и шантаж давили, что хотелось убежать.

Стремительно обернулась и сказала:

— Я вас слушаю.

— Ну почему вас, Анечка? Я думал, что мы как родные, — сообщил он, шикарно улыбаясь, поправляя свой серый пиджак.

Нужно заметить, что мужчина располагал, не вызывал агрессии, наоборот, некое восхищение, особенно как решал дела, быстро справляясь с любым вопросом, и выглядел он шикарно для своего возраста. Примерно под пятьдесят, подтянутый, всегда выбритый, волосы немного с сединой.

— Егор Петрович, я вас слушаю, — довольно резко сказала, показательно посматривая на руку с часиками, намекая, что спешу.

— Вот, решил подвезти тебя домой. Заберем детей и…

Открыла рот, искренне возмущаясь его предложению. Мне и так проблем хватало, выше крыши, а благодаря его заботе еще прибавится. Даже к бабке можно не ходить, знаю, что заклюют, увидев, как я с главой разъезжаю, да своих детей из сада забираю вместе с ним.

— Нет, спасибо. Я их сама заберу, — выдала, схватив сумку, как тут же почувствовала захват своей руки. Мужчина недовольно взирал на меня, а потом заявил:

— Анна, не забывай, что я делаю все, чтобы ты и твои дети здесь хорошо жили.

— Спасибо, что согласились принять плату за дом и предоставили рассрочку, — поблагодарила, желая напомнить мужчине, что эту землянку я купила сама и еще должна им, как земля колхозу. На нормальный дом после смерти мужа я не могла рассчитывать, тем более, когда ушла в декрет. Два года после трагедии были самыми тяжелыми, потом я вышла на работу, что еще хуже, но в финансовом плане немного легче. И вот теперь выплачиваю. Но мужчина считал, что он подарил дом и всячески пытался затащить меня в постель.

— Ну, конечно, как иначе? Для тебя все что угодно. И если бы ты захотела, могла жить очень хорошо.

Сделала шаг к нему и вежливо сообщила:

— Я не хочу. Меня все устраивает.

Вновь повторив то же самое, что говорила уже много раз, я обошла Сусикова и приблизилась к двери, как вдруг услышала:

— Я не вижу проблемы. Ты женщина, а я мужчина.

— Вот именно, поэтому прошу уважать мое мнение, просьбы, и не забывать, что вы женаты.

— Анна, но ты же понимаешь… — начал Сусиков, как всегда, в своей манере, объясняя удобную истину до такой степени понятно и доступно, что казалось, это единственным правильным решением, от которого радость будет всем, а особенно собеседнику. Убеждать мужчина умел. Только вот я попалась несговорчивая, твердолобая… ко всем моим недостаткам. Если слушать деревенских, то я стерва с большой буквы и не знают они, в кого такие добрые и ласковые мои дети.

— И мне не нужны никакие разговоры, проблемы и объяснения, — сухо перебила мужчину, совершенно не желая слушать его мнение о том, как здорово быть любовницей.

— Я все могу устроить. Мы может поехать отдохнуть на…

— Егор Петрович, спасибо, но нет, — отчеканила и открыла дверь, взглядом предлагая ему выйти, вновь посмотрев на часики.

Ну а что делать? Если любезничать, можно долго торчать в этом кабинете, а потом согласиться, чтобы только не доставал. А такого я себе позволить не могла… Вон Ритка есть, кассирша наша, молодая красивая женщина, которая уже не знает, как привлечь к себе внимание Сусикова, а он меня атакует.

— Нравится жить одной, чтобы клевали кумушки? — нахально поинтересовался Егор Петрович, как только оказался рядом, наблюдая, как я закрываю кабинет.

Смотрела на него и не понимала совсем. Вот мужчина! Идет к своей цели и плевать, что будет потом с женщиной и ее детьми.

— Нет. И надеюсь, это никак не отразится на наших рабочих отношениях.

— Конечно. И к тому же я верю, что ты хорошо подумаешь и порадуешь меня, — с улыбкой проговорил глава сельского поселения, пожирая меня глазами, отчего стало неудобно.

Когда он ушел, еще немного постояла в коридоре, чтобы успокоиться и как ни в чем не бывало выйти отсюда, и пошла вперед, вспоминая, что мне необходимо было купить для ужина в магазине.

Вздохнула, вдруг вспоминая, что было после той роковой ночи, когда заявили, что Николай застрелился. Даже мерзко вспоминать. И по сей день считается, что он не справился с проблемами в семье, ушел в лес и застрелился. Говорили про следы, что были свидетели, утверждающие, что видели две машины на обочинах, но потом все отказались от своих слов.

Похороны превратились в представление. Мать Николая истерично убивалась на земле, проклиная на могиле подлую убийцу, намекая на меня, а все кумушки успокаивали, пророча, что подлюке воздастся. Столько ярости, ненависти и все на меня в такой ужасный день. Мне казалось, что я стояла не у мужа на кладбище, а присутствовала на суде в змеином логове, где каждая змея выбрасывала яд. Именно там свекровь во всеуслышание прокляла будущего ребенка, заявив, что будет молиться, чтобы это чудовище не родилось.

Стояла словно призрак, прижимая к себе сына, с презрением и ненавистью наблюдая за ползающей женщиной, воющей и проклинающей меня. А ведь свекровь и не понимала, что виновата во всем, именно она погубила нашу семью и жизнь своего сына. Вот к чему привели ее корыстные желания, сплетни, интриги. Она… и я убили его, ведь не уберегла, обиделась, отпустила…

Нужно отдать должное свекру, успокоил всех, громко рявкнув, чтобы все рты закрыли, либо выкинет к чертям собачьим, у него горе.

Ну а дальше начался ад, каждый смотрел на меня с укором, и на работу я ходила как на каторгу, где каждая кривилась, особенно Вера Николаевна, взглядами обвиняя в смерти мужа. Казалось со стороны, что это она безутешная вдова, а я — любовница. Смотрела, как она «убивается» и скулит, как все ей соболезнует — и было отвратительно. Я, конечно, не хотела их сочувствия, не нуждалась. У меня было огромное горе, и я его в себе переживала, но меня трясло от фарса. Не представляла, что может быть так.

Вся эта наигранность кромсала изнутри. Реальность душила изо дня в день. Я ненавидела каждый уголок этой «доброй» деревеньки.

Вопрос с домом возник сразу после сорока дней, когда меня попросили освободить «хоромы». Да, вот так, до этого дня не хотели беспокоить. Хорошо, что я еще дорабатывала, поэтому подошла к главе и попросила помочь. Нужно отдать должное. Сусиков помог. Заключила договор купли-продажи с рассрочкой на десять лет, где полтора года я ничего не платила, так как была в декретном отпуске, а потом уже снимали с зарплаты.

Но вот пришел час расплаты, как я поняла, и мужчина решил напомнить о себе и своей доброте. Я все, конечно, понимала, но расплачиваться телом не собиралась.

Свекровь настроила всех против меня, убедив, что ребенок — «выродок Давыдова». А тот соглашался и ждал, когда мне надоест и прибегу к нему за помощью.

Думала плюнуть на деревенскую поганую жизнь и первое время пожить у родителей, а потом купить домик в другой деревне, но у них поселилась старшая дочь с тремя пацанами. От мужа ушла. Мать попросила меня не превращать их дом в чистилище. Она и так слаба здоровьем.

Выхода не было, как и денег. Пришлось купить эту лачугу и жить. В декрете как-то все успокоилось, никто не трогал, хотя, может, и обсуждали, но я ни с кем не общалась, и не знала последних сплетен. В садик ходила, да в магазин, больше никуда. Трудно стало, когда дохаживала последние недели. Некого было попросить корову подоить, а она у меня буйная, лягается и рогами бодается, да и другую скотину накормить. Все одна с огромным животом, убеждая себя, что пока еще можно. Подруг здесь до сих пор не было, пробовала подружиться с некоторыми, но что не скажу, на следующий день все перековерканное бабушками обсуждалось, когда в стадо ходила.

Родила маленькую Соню в октябре. Такую замечательную, нежную, вылитую я в детстве, и с новой силой пошла волна ярости и негатива. Свекровь бегала у роддома и кричала всем и каждому, какая подлая невестка у нее: убила мужа, и еще хочет записать на его фамилию чужого выродка. Даже ходила к главврачу с требованием запретить такое безобразие, а он посоветовал обращаться в суд и выгнал истеричку.

Вернулась домой через три дня. В это время дома была моя мать, попросила ее. Родители встретили и привезли в деревню. И спустя неделю начались яростные нападки от матери Николая на меня и мою дочь, пока не подала на нее иск в суд о защите чести и достоинства, не желая больше ничего слышать ни от кого. Вся деревня гудела, возмущенная моим бесстыдным поступком, но никто не приходил, переживая, что и на них заявлю. Свекровь, после предупреждения об увольнении, раз не умеет себя вести, притихла. Анастасия Витальевна понесла не только заслуженное наказание в виде штрафа, но и заплатила мне и моей дочери компенсацию морального вреда по решению суда. Больше никто не называл мою девочку Давыдовой, как и он сам, исчезнув из поля зрения. С ним мы виделись несколько раз, но, отмечая ярость в моих глазах, уходил, задумчиво наблюдая со стороны.

Вроде как стало легче, но это только казалось. Свекровь уже не нападала, но своими сплетнями не давала спокойно жить. А вот предприниматель молчал и не появлялся, что настораживало. Но я надеялась, что он успокоился, потому что видеть его не могла. Мразь. Считала его виновником, была уверена, но против него улик не было. Оказалось, что Игорь Александрович в это время был в гостях у прокурора. И, естественно, какие тут подозрения и намеки?

После того, как сходила в магазин, забрала детей из сада, под веселые песни малышей отправились домой. После ужина, игр и баньки, уложила всех спать, а потом решила посидеть на лавочке крылечка в обнимку с черным котом. Пиратом его дети назвали, а я согласилась, смеялась, когда малышня ему повязку на глаза прицепляла.

Невероятно пахло свежестью. На улице было тепло, но очень темно. Внезапно со стороны дороги увидела свет от фар машины. Машина несколько раз проехала по улице и в обратную сторону. Очень медленно.

Странно. Обычно в моей стороне всегда тихо. Живу на окраине одна. Соседний дом справа разрушили, а с другой стороны лес, поэтому соседей не было.

Когда машина уехала, я поднялась, желая закрыть калитку, если вдруг забыла. Вновь посмотрев на убитую дорогу в темноту, закрылась. Ругаясь про себя, что дверца держится на честном слове, отправилась в задний двор там все проверить. Месяц назад у Соркиных увели стадо баранов, но у тех все открыто и скотина не на привязи, так что неудивительно. А у меня… все знают, что я тут одна с детьми живу. Сейчас что только не делается ради легкой наживы.

Включив свет, лампочку под навесом, проверила все калитки. Только собралась уходить, как услышала глухой звук. Странно.

Стало не по себе. Как бы не убили…

Понимая, что нужно идти домой, бежать, если быть точнее, ведь куда мне, если там кто-то с молотком или еще чем, пошла в сторону бани, но остановилась, увидев вилы.

Стиснула зубы и, схватив их, направилась к калитке, ведущей на картофельное поле, где сейчас стояла вода. Именно оттуда доносились странные звуки.