Мой Охотник

Елена Рейн, 2018

Он Охотник. Профессиональный телохранитель, не знающий поражения и не имеющий слабостей.Маргарита – милая, нежная девушка, желающая обрести счастье и любовь, забыть прошлое, где лишилась своей семьи.Четыре года назад он защитил ее от всех, в том числе и от себя. Судьба вновь сталкивает их, когда Волкова нанимают для охраны жениха желанной девушки. Что из этого выйдет, покажет время… Серия книг «Девочки ЗА спорт».

Глава 1

Чемальский район Республики Алтай

Наши дни

Сергей

Проснулся мгновенно, как только услышал трель стационарного телефона. Поднялся и, схватив трубку, произнес сонным голосом:

— Слушаю.

— Серый, ты что, еще спишь? — весело проговорил вечно довольный Тарасов, наслаждаясь своим идиотским вопросом.

Посмотрел на тумбочку, где стояли электронные часы, показывая пять утра, и недовольно осведомился:

— Леха, ты в курсе, который час?

— Конечно. Я уже в четыре вынужден был взбодриться и рвануть через окно, как горный козел, прыгая по балконам, потому что появился муж. Почти как в анекдоте, к Антонине явился ее старикан из командировки.

Усмехнулся, поражаясь Тарасову, вечному донжуану, любителю прекрасного пола, особенно замужних дам, и проговорил:

— Пора свою найти, и спрыгивать с балкона не придется.

— Так уже есть печальный опыт, только вот она сама спрыгнула, убежав в далекие края, чтобы не видеть мою морду, — усмехнулся он безразличным тоном, хотя я знал, что ему пять лет назад было совсем не до веселья. Да и сейчас… Может, поэтому избегает серьезных отношений, заранее предполагая, что история повторится, либо он до сих пор любит свою девочку, но та ушла, а он слишком гордый.

— Уверен, что она жалеет.

— Навряд ли. В любом случае это уже неважно. Сейчас разговор о тебе. У нас тут высокооплачиваемая заявка на охрану одного мажора. Пробил его по базе: молодой, а гнида, весь в отца. В общем, папашка натворил делов, и теперь нанимает лучших, чтобы защитить свою задницу и прыщавую попу сынка. Не хотел браться, но, когда узнал все о пацане, согласился. Пусть будет исключением, — грубо выдал он, а потом раздраженно добавил: — Ты же знаешь, как я не люблю заслонять своей спиной мразей, да и мужиков подставлять из-за всякого говна. Но придется охранять…

— Так что именно откапал? И, если уверен, что нужно, отправляй Малого, пусть он сопли подтирает этому мажору, — предложил, рассматривая спальню, где давно хотел сделать ремонт, но все никак. Последние четыре года мне было не до этого. Как сумасшедший ударился в работу, полностью отключаясь от нормальной жизни.

— Нее, я решил, что тебя нужно отправить в Москву. Как раз прогуляешься по городу…

— Я не охраняю, только веду дела и работаю с…

— Уверен, ты передумаешь, и уже через несколько часов будешь гнать в сторону аэропорта, чтобы полететь в столицу.

— Я смотрю, ты с балкона-то хорошо шарахнулся. Подозреваю, что головой стукнулся, раз такие глупые предположения возникли, — пробубнил, вставая с постели, прямым ходом направляясь на балкон, любуясь красивым видом на огромную гору с соснами. Пять лет назад купил участок в этой местности и отстроил громадный дом, наняв бригаду рабочих. Большой двухэтажный коттедж близ гор. Мне нравится.

— Да нет, я вроде как поддерживаю себя в физической форме, так что даже не замарался, не то что ударился, — просветил меня Тарасов, больше известный как Взрыватель.

Перевел взгляд на свой двор и увидел, как Ольга Петровна моет пол в каменной беседке с деревянными перегородками. Женщину из ближайшей деревни привозил муж. Она занималась готовкой и уборкой в доме, а также на огороженной благоустроенной территории, прилегающей к коттеджу, а муж занимался садом, фонтаном и закрытым бассейном. После пяти Капустины возвращались к себе, хотя в последнее время еще раньше, так как приезжали засветло.

Вспомнив цель звонка друга и по совместительству компаньона нашей охранной фирмы, выдал:

— Молодец. Так почему ты все-таки решил, что поеду я?

— Потому что охранять нужно Котлова Ивана Николаевича, — сказал он таким тоном, будто я обязан знать фамилию этого пацана.

— Мне эта фамилия ничего не говорит, — проговорил, решив отправиться на пробежку, но, как только сделал шаг к балконной двери, ведущей в спальню, услышал:

— Самого заказчика — нет, а вот с его невестой ты знаком.

Понимая, что Тарасов просто так трепаться не будет, и информация действительно важна, недовольно заметил:

— Лех, выкладывай уже все. Раздражает, когда ты тянешь резину.

— У этого мажора невеста — невероятная красавица. Соркина Маргарита Антоновна, сестра Грызлова Андрея. Шторма, если вдруг ты забыл.

Через секунду я уже сжимал эту чертову трубку с бешеной яростью, мечтая запустить в стену, но, справившись с гневом, уточнил:

— Невестой?

— Ага, — весело ответил Тарасов, не скрывая своего отличного настроения, которое невероятно раздражало меня.

— Досье на семейку Котлова собрал? — спросил быстрее, чем подумал.

— Да. Когда выезжаешь? — нагло поинтересовался он, не скрывая своего триумфа в правильных выводах.

— Через два часа, — буркнул, решив, что все же побегать мне нужно, чтобы успокоиться.

— Вот и отлично! Я даже позавтракать успею.

— Все. В офисе увидимся.

— Ага, — протянул он и замолчал, а потом добавил: — Охотник, ты только там не веди себя как ревнивый Отелло. Твоя маленькая девочка выросла.

— Я уже врубился, раз замуж собралась, — процедил ему, подходя к шкафу, чтобы взять шорты для бега, и пусть с утра еще холодно, но мне нормально.

— Вот и я о том. Теперь-то идиотских добрых побуждений не будет?

— Их и не было, — грубо ответил ему, не желая разглагольствовать на эту тему, как вдруг услышал:

— Тогда я ни черта не понимаю. Зачем ты ее отпустил?

«Я ее не отпускал! Она сама, после того как я ее обидел…» — с яростью подумал, вспоминая нашу последнюю встречу, и ответил:

— Лех, давай не будем об этом? Я в столицу поеду, чтобы защитить ее. Не хочу, чтобы она стала разменной монетой в грязной игре.

— Конечно, я так и понял, — подколол он, непонятно чему радуясь.

— Это не моя головоломка, если у тебя проблемы с пониманием.

— Ладно, не бесись. Давай дуй сюда, и тут мы с тобой все обсудим. Если честно, уже жалею, что позвонил тебе.

— Поздно.

— Может, все же Малого отправить? — все никак не успокаивался он.

— Леха, заткнись, — грубо выдал, обдумывая дальнейшие действия.

— Ладно. Давай… бегай, прими ледяной душ и в офис. Надеюсь, что ко мне уже в обычном настроении явишься.

— Добро, — проговорил и, не дожидаясь ответа, вырубил связь, откидывая трубку на кровать.

Весь путь пробежки пытался сконцентрироваться на чем угодно, только не на Маргарите. Старался не думать, чтобы хоть как-то успокоиться, но все сжималось во мне тугой пружиной, стоило только вспомнить о ней.

Ну что же… красавица подросла, и теперь пришло время нам поговорить. Хотя захочет ли она разговаривать после нашей последней встречи, это вопрос. Но, как бы там ни было, кроме меня ее никто не сможет защитить.

***

Москва

Маргарита

Мы вышли из маршрутного такси, и Алина завистливо выдохнула:

— Повезло же тебе! — она на секунду замерла и снова вздохнула: — Сам Котлов в ухажерах! Он же… — помялась и, закатив глаза, томно простонала: — Такой красивый и… богатый!

Замолчав, она помрачнела, и мы молча двинулись в направлении дома. Осторожно покосилась на однокурсницу, худенькую девушку, с которой училась на очном факультете дошкольной педагогики и психологии в МПГУ (Московский педагогический университет), и задумалась. Каждый раз одно и то же. Радовало, что скоро наше общение перестанет быть столь частым. Через две недели я буду дипломированным специалистом. Экзамены сдала на «отлично». Осталось совсем немного — защитить дипломную работу, которую уже написала.

С Зайкиной Алиной мы знакомы четыре года. Общаемся по необходимости. Мы слишком разные! Не могу ее понять. Да и не хочу. Предпочитаю отгораживаться вежливой улыбкой и парой дежурных фраз. От таких, как она, я постоянно жду удара в спину. Но отделаться от девушки не удавалось. Тем более, как выяснилось, она живет этажом ниже.

Стараюсь всегда держаться приветливо со всеми, считая, что просто я такой человек, опасающийся и остерегающийся предательства и обмана. На что есть свои причины, но сейчас не о них.

Посмотрела в сторону детской площадки, где играло трое малышей примерно одного возраста, а их мамы разговаривали, периодически посматривая на детей, покрикивая, когда кто-то из шалунов обсыпал других песком и, улыбнувшись, произнесла:

— Для меня это не имеет значения.

Высокая, длинноногая девушка с короткими, мелированными волосами двух цветов: бледно-розовый и бежевый, скривилась от моих слов и, поправив короткую черную юбку в складочку и облегающую блузку, заносчиво протянула:

— Я тоже небедная! У меня родители хорошо зарабатывают. Квартиру мне вот купили, оплачивают туристические путевки, считая, что по-другому богатого мужика не найду, ну и, соответственно, трендовую одежду… Все, короче, что мне требуется. Они меня любят, поэтому вкалывают, а я так не хочу. Я привыкла к хорошей жизни и совсем не готова горбатиться сутками, на что-то собирая. Это несправедливо! Я достойна только лучшего.

Нахмурилась, удивляясь, почему мы еще общаемся, и промолчала, не желая с ней спорить. Это бесполезно. Посмотрела на руку, где красовались золотые часики, подаренные братом и его женой на мое восемнадцатилетие, и проговорила:

— Нужно поторапливаться. Собираюсь заскочить к детишкам…

Не успела закончить предложение, как Зайкина часто задышала и возмущенно воскликнула:

— Ой, дура! Ты, конечно, меня извини, но я не могу удержаться и не сказать тебе правду. Совсем не понимаю тебя. Ты ведь с баблом! Родаки твои к тебе не приезжают, только ты к ним, даже не знаю, куда. Живешь в своей двухкомнатной квартире, все есть. Зачем ты ходишь в детский дом и нянчишься с детьми, от которых родные родители отказались? Да они там все будущие наркоманы и шалавы, либо больные. От нормальных не отказываются. А ты туда уже два года бегаешь, тащишь чего-то, и тебе за это не платят. Совсем, что ли?

Резко остановилась, мгновенно реагируя на ее слова, и повернувшись к ней, четко выдала:

— Мне совершенно все равно, что ты не понимаешь, и, тем более, нет дела до твоих эгоистичных представлений. Если я туда хожу, значит, так хочу и желаю! И что бы ты там не думала, и не говорила обо мне, это никак не повлияет на мои поступки. Будь добрее и корректней, тогда люди потянутся.

Алина прищурила карие глаза, желая ответить, но потом взяла себя в руки и с улыбкой проговорила:

— Ритуль, прости. Я виновата. Действительно, ты права. Просто понимаешь, мне так одиноко…

Пошла дальше, уговаривая себя не злиться. Совсем немного, и я буду дома. Только сделала несколько шагов, как услышала:

— Рит, а в чем ты послезавтра пойдешь на день рождения Ивана?

Прикусила губу, понимая, что вновь забыла об этом, и ответила:

— Ммм… завтра обязательно куплю.

Зайкина поравнялась со мной и весело заметила:

— Ты уже вторую неделю так говоришь. Ты же должна быть самой шикарной, ведь ты невеста!

— Я лишь… подруга, — ответила, не желая обманывать ее и всех. Мы с Ваней пока только узнаем друг друга. Но все, кроме него, на меня давят, что очень угнетает.

— А я слышала, что он уже о свадьбе говорил друзьям в клубе. К тому же в том году вы ездили знакомиться на день влюбленных к твоим родственникам, что говорит о серьезности ваших отношений.

— Я просто познакомила брата со своим парнем, — нехотя ответила, надеясь, что расспросы закончатся.

— Представляю, как счастлив твой брат! Да тут и понятно, такой суперский мужчина всем понравится. Красавчик, умный и с богатым папочкой. Уверена, родственники в восторге.

Нахмурилась, вспоминая слова Андрея, и вот восторга я точно не увидела в них, даже намека на симпатию, если быть честной. Услышала что-то вроде этого: «Зачем тебе этот хитрый лис?», «Что этому пацану нужно от тебя?», ну и самое популярное: «Тебе решать, но знай, что он мне не нравится. И, вообще, передай этому мажору, что я ему руки и ноги сломаю, если он…». Это малая часть того, что он мне сказал, стоило Валерии, его замечательной жене, которую я очень люблю, уехать по делам.

С Котловым Шторм тоже переговорил… Иван мне ничего не рассказал. Он вышел из кабинета весь красный и, посмотрев на меня, произнес: «Все равно будешь моей…». Больше мы на эту тему не разговаривали, как, впрочем, и не ездили вместе к ним. Брат же на мои расспросы только усмехнулся и заявил, чтобы я не беспокоилась, что все хорошо.

Мои мысли прервал вопрос Алины:

— А что отец сказал?

Старалась идти дальше, прибавляя шаг. Никому не говорила о своей семье. Это личное. Мое. И не нужно на эту тему вести разговоров. Только Иван знает. Два года парень не давал прохода, удивляя своей заботой, добротой и желанием познакомиться с родными, чтобы успокоить их тем, с кем я общаюсь. Вынуждена была поделиться тем, что мои родители и маленькая сестренка погибли, не уточняя ничего, и познакомила со сводным братом и его семьей.

— Эхх… Ладно, раз ты не спрашиваешь, то расскажу сама. Я надену бордовое платье с прозрачными вставками…

Оказавшись на пятом этаже, я была в курсе всех подробностей наряда девушки, который она наденет на вечеринку. Да, Алина тоже приглашена на именины Ивана, потому что напросилась. Нагло, так навязчиво, что не хотелось вспоминать этот отвратительный момент. Не понимала ее рвения, и не хотела с Зайкиной там видеться. Я, вообще, не люблю светские мероприятия, но деваться некуда.

Попрощавшись с Алиной, пошла к себе. Открыв дверь, устало прислонилась к ней, накатила слабость. Внутри все сжалось, как от неприятного предчувствия. Странно… Надеюсь, все будет хорошо.

«Но платье все же нужно купить…»

Через время заварила себе крепкий чай и пошла на балкон, усевшись в плетеное кресло, поставив кружку чая на маленький столик. Время еще есть, поэтому можно подумать… вспомнить…

Слова Алины напомнили о наболевшем… о родителях. Никогда их не забывала. Со мной долгое время работали психологи, чтобы я пришла в норму, переборола в себе страх и депрессию. Благодаря своему брату я здесь… живу. И не только ему. Было бы все плачевно, если бы в моей жизни не появился ОН. Охотник.

Слова застряли в горле. Нет, так нельзя. Не нужно. Он только телохранитель. Никто. Теперь.

Закрыла глаза на секунду, перебарывая в себе разочарование и боль, схватив тонкими руками кружку с чаем, стала пить, уговаривая себя, что… все хорошо. Мой ад прошел, и я свободна от всего. Могу жить, как хочу, и быть… счастлива. Да, именно так.

Закусила губу и рефлекторно потянула руку к шее, трогая золотую нежную цепочку с подвеской. Не хотела себя сейчас понимать. Совсем ничего. Только смотрела в окно и просто сидела, стараясь отрешиться от всего.

Через десять минут я натянула джинсы, водолазку и, схватив тонкую бежевую ветровку с сумкой, побежала на выход, не желая опаздывать. С улыбкой заглянула в пакет, в котором лежала толстая книга сказок, уже предвкушая, как буду читать ее детям. Нужно поторапливаться.

«Малыши меня ждут… Я им нужна».

Через час я с наслаждением читала замечательные истории, по окончании останавливаясь, и перед тем как начать следующую, задавала вопросы, чтобы понять, кто меня внимательно слушал. Дети выкрикивали ответы, довольно хлопая в ладоши.

За два года, что я хожу в приют к детишкам от трех до пяти лет, у меня появилась маленькая любимица. Не могу относиться к ней так же, как и к другим. Кучерявая, светлая малышка с огромными голубыми глазами. Когда смотрю в них, вижу чистое спокойное море, завораживающее и волнующее, наслаждаясь невероятным ощущением счастья, греясь в лучах ее нежности и доброты. Чудесная невероятная малышка, которой через два месяца исполнится пять лет.

От Насти мать отказались в роддоме, как мне сказала воспитатель, Симошина Галина Петровна. Чуткая, отзывчивая женщина, знающая все о каждом ребенке. Насколько она помнила, восемнадцатилетняя мама оформила отказ от ребенка, заявив главному врачу, что у нее нет мужа, но есть еще один ребенок, которого она не в стоянии обеспечивать. Девушка «взвалила» свои и малыша нужды на шею больной матери, подрабатывающей на двух работах техничкой, им и так не хватает на жизнь, не то что кормить еще один рот.

А таких детей от нерадивых матерей здесь очень много…

С огромной радостью глядела, как дети листают книгу, рассматривая картинки с животными. Задумалась на секунду, пока не почувствовала, что за локоть меня трогает маленькая ладошка. Повернулась и увидела Настю, с грустью взирающую на меня. Улыбнулась и, протянув руки, к которым она потянулась, приподняла и усадила к себе на колени, ласково обнимая за худенький животик.

— Ты… уйдешь? — спросила она, и у меня сжалось сердце от печали в ее словах. Ласково поцеловала в волосы и прошептала:

— Я завтра прибегу пораньше. Обещаю.

Она прижалась к моей руке своей маленькой гладкой щечкой, а потом произнесла:

— Я буду сильно скучать.

Уткнулась лицом в ее затылок, и честно проговорила:

— Я тоже. Очень.

Настя развернулась и обняла меня за шею, обхватывая тонкими ручками. Потом отстранилась и с улыбкой спросила:

— А почему ты никогда не распускаешь свои волосы?

Усмехнулась, порой удивляясь ее вопросам, и ответила:

— Потому что вы сразу начнете плести косички.

Настенька закусила губу и, подумав, кивнула, с серьезным видом сказав:

— Тогда не надо распускать. Но когда я подрасту, заплету тебе самую красивую косичку на свете!

Вновь обняла ее и прошептала в волосы:

— Обязательно. А пока заказывай, что принести в следующий раз.

Девочка задумалась, дергая пальчиками себя за щечку, а потом категорично воскликнула:

— Ничего!

— Почему? — непонимающе спросила, чувствуя, как девочка замерла.

— Я хочу, чтобы ты обязательно пришла ко мне. А если много просить, то ты не захочешь приходить к жадной попрошайке. Вот. Так Вера Петровна сказала, — еле слышно поделилась она, посматривая по сторонам.

Погладила ее по голове и прошептала:

— Я приду. Обязательно. И… не повторяй плохих слов. Ладно? Ты же у меня хорошая девочка.

Она улыбнулась и кивнула, и тут мы услышали:

— Дети, ужинать.

— Давай беги. Завтра я приду, — сказала и только успела ее поцеловать, как услышала: «А меня?!», и все детишки начали подбегать, обнимая меня и убегая к двери, где стояла недовольная женщина. Конечно же, это не кто иной, как Лимикова Вера Петровна — воспитатель детского дома.

Когда все дети вышли под присмотром другого воспитателя, она глянула в мою сторону и процедила:

— Мне кажется, вам не стоит сюда приходить.

Медленно поднялась и пошла к ней. Приблизившись к худой, высокой женщине, которую за два года не видела улыбающейся, отчеканила:

— Это ваше личное мнение, которое вы можете оставить при себе.

— Я переговорю с Андреевой Ольгой Михайловной… — начала она, но я перебила:

— Вы каждые полгода переговариваете, и результата нет. Директор, как и заместитель директора, считают, что я благоприятно влияю на детей, занимаясь и играя с ними.

Темно-серые глаза вспыхнули ненавистью. Женщина скривилась, не желая слушать меня, что всегда с презрением показывала. Задрала подбородок и процедила:

— Когда ты наиграешься в добрую мамашу, то они останутся со мной. А я не привыкла давать надежду на счастливое будущее, когда его нет. Работа и эмоции несовместимы.

Мгновенно во мне поднялся гнев, отчего ледяным тоном выдала:

— Поистине, серьезная проблема детских домов — отсутствие квалифицированных и ответственных воспитателей. Работа с сиротами требует не только грамотного и четкого выполнения своих обязанностей, но и огромного количества душевных и физических сил. Дети должны чувствовать любовь и поддержку.

Лимикова хмыкнула, как будто услышала что-то смешное и до невозможности глупое, и, окинув меня презрительным взглядом с головы до пят, процедила:

— И это говорит мне молодая богатенькая девчонка. Когда твоя жизнь будет зависеть от зарплаты, тогда поймешь, что ради копеек не стоит рвать задницу, пытаясь быть добрее.

— Тогда работа с детьми — не ваше, и у вас есть все возможности найти себя в чем-то другом. Работа должна приносить удовольствие, а не единственную цель — получить вознаграждение за труд. Это важно, но если не любить то, чем занимаешься, через время будешь ненавидеть его.

— Ты еще наивна, а когда у тебя двое пацанов, а мужик ушел к молодой, скрываясь от уплаты алиментов… Окажешься на моем месте, поймешь меня. Особенно, когда эти выродки будут материть тебя и воровать деньги из кошелька. Вот тогда…

Поправила свою сумку и, посмотрев ей в глаза, произнесла:

— Сочувствую… вашим детям. Неудивительно, что вас боятся и не любят малыши. Они тянутся к добру, а вы… даже своих сыновей не любите, обвиняя всех кроме себя.

— Да как ты… смеешь? — зашипела она, но я не стала слушать, направившись на выход, не забыв сказать: «До свидания!».

Пока шла, чувствовала, как меня трясет. Зачем было вступать с ней в разговор? Но нет же, когда дело касается детей, меня как будто подменяют, и я выплескиваю все эмоции, не собираясь уступать ни в чем.

Через час я уже выходила из маршрутки, направляясь в сторону своего дома. Чувствуя спиной прожигающий взгляд, остановилась и повернулась назад, но никого не увидела. Странно. Пожала плечами и быстрым шагом побрела вперед, ставя себе галочку — завтра с утра съездить в детский магазин.

Вечером должна была пойти с Иваном в театр, но он сегодня написал сообщение, что отец пригласил его на важный разговор, и поэтому он заедет за мной только в воскресенье, чтобы отвезти на праздник.

У входной двери вновь повернулась назад, но ничего так и не увидев, хотя ощущение слежки осталось, вошла внутрь.