Я сновидящая

Елена Паленова, 2021

Потеряв маленькую дочку в автокатастрофе, Вероника продолжала верить, что её Кариша жива, даже тогда, когда девочку официально признали погибшей. Долгих четыре года Ника вопреки всему и всем продолжала искать малышку и использовала для этого все свои возможности, кроме последней – наследственного дара видеть чужие воспоминания через сны. Этот опасный дар она всегда считала уродством, мешающим нормально жить, но теперь надежда осталась только на него и на тех, кто поможет разобраться в странных способностях, чтобы их можно было обернуть на пользу.

Глава 8

— Я так и не поняла, чем ты занимаешься, — с невинным видом запустила удочку Вероника за завтраком.

— А ты? — Глеб хитро улыбнулся. — Ты рассказала только о том, что последние несколько лет ищешь дочку. А до этого?

— О, это не секрет. Я домохозяйка с дипломом бухгалтера. По специальности не проработала ни дня, потому что бухгалтеров у нас в стране больше, чем нормально оплачиваемых вакансий. Да и работа эта… Чужие деньги считать… Не моё.

— А зачем же тогда училась, если тебе эта профессия не нравится?

— Затем, что нужно было на кого-то учиться. А у тебя потрясающая способность менять тему для разговора. Не хочешь отвечать на вопрос, так и скажи.

На ты они перешли ещё накануне, о чём Вероника несказанно жалела. Всё же местоимение «вы» — это не просто дань вежливости и уважению, а некоторая дистанция между собеседниками, позволяющая исключить ненужные вольности в общении. Будь её воля, она бы держала этого симпатягу от себя подальше, потому что рядом с ним чувствовала себя букашкой, пойманной в банку — вроде пока ещё ничего плохого не случилось, но непонятно, что на уме у поймавшего.

— Я бизнесмен. Покупаю убитое жильё подешёвке, вкладываюсь в ремонт, а потом продаю по адекватной цене. А что, разве дед тебе ещё не выложил свою теорию насчёт моей принадлежности к гильдии чёрных риэлторов, охотящихся на одиноких старушек?

В его голосе сквозили обида и раздражение. Это могло означать что угодно, но Веронике почему-то показалось, что Глеб говорит правду. Хам, нахал, кот мартовский — да, но на преступника, а тем более убийцу, он что-то не особо тянул. Нужно было что-то ответить, и девушка решила, что лучше будет до конца разобраться в начатой теме, чтобы не возвращаться потом к неприятному для мужчины разговору.

— Нет, дед Егор мне ничего такого не говорил, — почти не соврала она. — А что, у него есть повод делать такие выводы?

— О-о-о… Ещё какой! У Акимыча сестра была старшая, тётка Софья. Она в городе жила, в однокомнатной квартире. Детей нет, внуков нет… Из родни только брат и остался. Она квартиру эту хотела завещать его младшей дочери, Варваре. Ну а что? Славка с углом, у нас с Анжелкой тоже своё жильё, а мелкая у Софьи жила. Здесь-то дыра несусветная, а Варьке учиться надо было, вот и обреталась у тётки.

— А с матерью ей не жилось?

— Так мать померла давно. Ты не в курсе что-ли?

— Да я сюда как-то не за чужой биографией ехала, — огрызнулась Вероника. — Не уверена, что мне вообще все вот эти подробности нужны.

— Ну не нужны, так я не буду рассказывать. Делов-то.

— Да уж начал, продолжай теперь. Мне теперь любопытно.

— Ну так вот… На чём я остановился? А, ну да. Мы с Анжелкой сейчас живём в трёхкомнатной квартире, где девчонки с матерью жили. А я ж студент приезжий, в общаге кантовался, а потом на Анжелке женился и к ним переехал. Варька в меня влюбилась, начала с сестрой цапаться, вот мать её к тётке Софье и отправила. А потом у матери инфаркт случился, ну и… В общем, жили тётка с племянницей душа в душу и договорились, что после смерти тётка квартиру Варваре оставит. А квартирка ничего так, только обшарпанная. Я как бизнес этот организовать решил, так первым делом Софье и предложил — сделаем из её однушки студию и продадим подороже. У неё-то квартирка в центре была, район престижный. Буквально через пару улиц уже цены намного ниже на жильё были. Можно было их переселить, а разница Варьке на учёбу пошла бы. У студентов-то жизнь не особо сладкая, по себе знаю. Мне один интерес в этом был — практика, опыт. Начинать-то с чего-то надо. А тогда по телевизору как раз про чёрных риэлторов этих чуть ли не каждый день распинались, народ предупреждали. Ну вот старушка насмотрелась этого всего и заподозрила меня чёрт знает в чём. Даже заявление на меня написала, объясняться пришлось перед органами. Ну и теперь поэтому вся Анжелкина родня меня бандитом считает. Даже если нимб вокруг головы вырастет, всё равно скажут, что спёр где-то.

— А чего ты так судьбой Варвары-то озаботился тогда? Небось, глаз на неё положил? — усмехнулась Вероника.

— Я б тебе сказал, чего я на неё положил. Знаешь, сколько она мне крови выпила? Мы чуть не развелись из-за неё.

— Ну вот и держался бы подальше, в других местах опыта набирался бы.

— Так я ж как лучше хотел, а получилось как всегда.

— Благими намерениями…

— Точно. Ник, пойдём на пруд, а? Тут километра три, недалеко.

— Ой, нет. У нас на сегодня очередной сеанс запланирован. Дед Егор мне голову чинить будет, — соврала девушка, которую и так коробило от необходимости оставаться наедине с Глебом.

— А, ну ладно, я тогда сам пойду, — спокойно отреагировал на отказ мужчина. — Не буду мешать вашим магическим ритуалам.

— Ты в это не веришь, да?

— Ну как… Вот если б он Миланку вылечил, тогда б я поверил, а так…

— А что с ней?

— Она глухонемая. Зато красавица, — улыбнулся Глеб, вставая из-за стола. — Ладно, пухни тут дальше на жаре в ожидании чудесного исцеления, а я пошёл купаться. К обеду не ждите.

Вероника проводила его задумчивым взглядом. Чужая душа — потёмки, тут и не возразишь даже. Вот как понять, хороший человек или плохой, если он вчера вёл себя, как свинья, а сегодня ни разу даже повода не дал разозлиться? И как воспринимать эту исповедь насчёт квартиры покойной сестры деда Егора? Создавалось впечатление, будто Глеб жаловался ей на несправедливое к себе отношение, потому что больше некому было излить накопившуюся обиду. Ему никто не верил. Но если так, то почему должна поверить она? С другой стороны, его жена Анжела верит ведь… Чёрт ногу сломит!

Следующий час Вероника посвятила своим собственным семейным проблемам. Она настойчиво названивала матери до тех пор, пока сигнал вызова с её телефона не пробился через нескончаемую череду коротких гудков. Первым делом пришлось выслушать несправедливые обвинения в том, что она уехала на другой конец страны и не звонит, хотя знает, как сильно мать за неё волнуется.

— Мам, зайди на сайт оператора и подключи уже услугу, которая будет оповещать тебя о том, что тебе звонили, пока ты болтала с кем-то ещё, — спокойно порекомендовала Вероника в ответ на поток безосновательных упрёков. — Я звонила тебе вчера утром несколько раз, потом днём, два раза вечером и сейчас пятнадцать минут непрерывно трезвонила, пока дождалась ответа. Не надо перекладывать на меня свою вину, ладно? Как ты себя чувствуешь?

Пропустив мимо ушей традиционную порцию жалоб на некомпетентность докторов и несостоятельность современной медицины, девушка наконец-то услышала вопрос о том, как обстоят дела у неё самой, убедила мать, что всё просто замечательно, и собиралась уже завершить диалог привычным «Ладно, мам, пока. Я тебе потом ещё перезвоню», но из трубки неожиданно раздалось:

— Ой, чуть не забыла сказать… У тебя же есть телефон этого следователя… Чихарин… Чухарин…

— Чекарин. Есть, да. А что случилось?

— Позвони ему. Там Сергей твой воду мутит опять. Я так и не поняла, написал он заявление или нет, но он тебя обвиняет в пропаже Каринки. Мол, ты всё подстроила, чтобы компенсацию по страховке побольше получить.

— Мам, мы через это проходили уже, — тяжело вздохнула Вероника. — С меня сняты все подозрения. Чего ему опять неймётся?

— Да денег он хочет, Никуль, понятно же. Ты поговори со следователем, его очень интересует, куда и зачем ты уехала.

— Ма, у Чекарина есть мой номер. Если бы у него были вопросы, он бы позвонил мне. Кто тебе сказал всё это?

— Да Сергей и сказал. Приезжал тут с толпой юристов и журналистов, шумел…

— Когда?

— В тот день, как ты уехала, к вечеру ближе.

— И ты только сейчас мне об этом говоришь?

— Ну так до тебя же дозвониться невозможно!

— Ясно. Спасибо, мам. Не болей там, я тебе перезвоню ещё.

Вероника нажала кнопку завершения вызова, сгребла с кровати подушку, уткнулась в неё лицом и заорала так, что аж в ушах прострелило. Выпустив таким образом пар, она позвонила следователю, который сообщил, что ничего об обвинениях в её адрес со стороны мужа не знает. Но на всякий случай он всё же записал адрес, по которому она находится — мало ли, вдруг пригодится. Цель поездки его интересовала не слишком, поэтому пространной фразой «поехала к местному знахарю восстанавливать нервную систему» служитель закона вполне удовлетворился.

Следующим на очереди был бывший муж. Вероника позволила ему сказать только «Алло…», после чего обрушила на голову некогда любимого человека такую волну негодования, от которой самой стало дурно.

— Фадеев, если ты не угомонишься, я сама на тебя в суд подам за клевету, понял? — закончила она монолог и швырнула телефон в стену с такой силой, что аппарат разлетелся на запчасти.

— До ботинков не дотянулась? — спокойно осведомился дед Егор, разглядывая разбросанные по полу обломки. — Они покрепче. И подешевле.

Он поставил на лавку под окном корзинку с какими-то грибами, вымыл руки и сел рядом с девушкой, которую трясло от злости так, что она даже ответить на это шутливое замечание не решилась — побоялась обидеть старика ненароком.

— Что стряслось-то?

— М-м-м-м… — помотала головой Вероника и сбежала в ванную, где сунула голову под холодную воду, чтобы остыть.

Чем дальше, тем больше она понимала, что совершенно не знает своего собственного мужа. Он никогда таким не был. Добрый, заботливый, нежный, любящий… Складывалось впечатление, что произошедшая трагедия вывернула его наизнанку. Будь он двуличным, Вероника знала бы об этом, потому что провела рядом почти пять лет и видела в его снах такие вещи, о которых никто и никому не рассказывает никогда. А он рассказывал. Куда делся тот, нормальный Сергей? Чего этот, новый, подлый, от неё хочет? Денег? Да он за полгода зарабатывает больше, чем она по страховке получила! Чего ему надо? Почему не оставит её в покое? Зачем все эти обвинения и травля?

От холодных струй началась головная боль, но душевное равновесие так и не восстановилось. Отжав волосы, Вероника перекинула мокрые пряди на спину и на негнущихся ногах вышла из ванны.

— У вас есть что-нибудь успокоительное?

— На вот, — дед Егор подхватил с пола кошку и сунул ласковое животное в трясущиеся руки девушки.

— Издеваетесь? — Вероника отпустила Муську обратно и буквально рухнула на стул, чувствуя себя безмерно уставшей. — Глеб на речку ушёл.

— Знаю, я встретил его. Помощничек… Второй день уж тут, а помощи что-то не видать…

— За что вы его так не любите?

— А за что его любить? Я от него добра никогда не видел, неприятности одни только. Что? Жаловался на меня?

— Нет. Знаете, я не хочу разбираться, у кого в вашей семье откуда ноги и руки растут.

— А зачем тогда спрашиваешь?

— Потому что вы рычите друг на друга, как два пса, а меня это раздражает. Не знаю, что вы там не поделили, но я такими темпами скоро сбегу отсюда. А от головной боли есть таблетки?

— Не держу я в доме ничего такого. Чабрец с душицей заварить могу. Будешь?

— А сами снять боль можете?

Старик сощурился и пристально всмотрелся в лицо Вероники, будто пытаясь заглянуть дальше, глубже, в самую черепную коробку.

— Нет, не могу, — покачал он головой.

— Почему?

— Она болит не от болезни, а от нервов. Перестанешь психовать, тогда и пройдёт всё. Так заваривать чай или нет?

— Чай так чай…

Девушка сложила руки на столе и уронила на них голову. Не то, чтобы сильно болело… Раздражало очень. Так с ней всегда случалось после сильного приступа злости, а разозлилась она сегодня знатно. Давно такой всепоглощающей ярости не испытывала.

— Бывший муж трезвонит, что я спрятала дочь, чтобы получить страховку, — поделилась она вслух своими переживаниями.

— И четыре года сходишь с ума, изображая, что хочешь её найти? Он у тебя совсем дурной что-ли? — осведомился дед Егор, ставя на стол накрытую блюдечком кружку. — Погоди минут пять, пусть заварится.

— Егор Акимович, что вы ночью видели? Ну, когда я…

— А ты уверена, что в состоянии сейчас слушать и воспринимать то, что тебе говорят?

Вероника подняла на него усталый взгляд и вяло кивнула. Ей нужно было отвлечься от мрачных мыслей и жалости к самой себе, и смена темы сейчас пришлась бы весьма кстати.

— Хотите, я сначала расскажу, что я видела?

— Я с утра соврал Глебу, что он стонал во сне. Он рассказал, что ему снилось, будто он убегает от кого-то по ночному городу. Сначала просто по улицам бегал, а потом оттолкнулся и по воздуху побежал. И всё переживал во сне, что за провода зацепится, и его током шандарахнет. Ты свинушки ешь?

— Я всё ем, — отмахнулась Вероника, не желая заострять внимание на своих гастрономических пристрастиях. — Глеб видел то, что его подсознание сформировало из переживаний и воспоминаний. По поводу снов много всего пишут, но я это понимаю именно так. Есть причины и следствие. Сны, как их все видят — это следствие, а я вижу причины. Чужие и против своей воли. Сейчас я опять начну жаловаться на то, как мне это осточертело…

— Ну так не жалуйся, а рассказывай, чего увидела, — дед Егор высыпал грибы в таз, залил водой и вооружился ножом, чтобы почистить склизкие шляпки и покромсать их на кусочки.

— Да обрывки, как и всегда, — вздохнула девушка. — Сначала алкаш какой-то, который говорит, что менты уже ушли, и можно валить. Потом я проснулась, потому что поняла, что сплю. Я всегда просыпаюсь, когда во сне понимаю, что это сон. Потом я снова уснула… Парк аттракционов, колесо обозрения, девушка высокая с мелкими такими чёрными кудряшками и родинкой возле носа…

— Это Анжелка, — кивнул дед Егор.

— Экзамен по математике в школе, зелёный мячик с синей и белой полосками, цветочная лавка… — продолжала Вероника, загибая пальцы. — Потом кот полосатый, в которого мальчишки из рогатки по очереди стреляли. Ребёнок маленький в кроватке детской, а рядом мишка плюшевый. Розовый. Потом сломанная удочка и фраза «Блин, Виталя, батя меня теперь убьёт…» Документы какие-то, подписи… Лошадь с цветами и лентами в гриве. Метро… У вас в городе же нет метро?

— Нет. Глеб в командировки часто ездит, особенно в Москву. Анжела говорила, что по столичным сделкам прибыль выше, поэтому она не против, что он бросает её с детьми и пропадает неделями чёрт знает где. Да уж, каша у него в голове будь здоров…

— Это не только у него. Все сны такие. Я ещё никогда не видела, чтобы сон целиком одним воспоминанием был продиктован, там всегда каша.

— И ничего интересного…

— Кроме первого вот этого алкаша. Не знаю почему, но мне кажется, что причина где-то там. Слишком уж яркие ощущения были.

— Значит, надо попробовать двигаться в этом направлении.

— Как? — у Вероники глаза полезли на лоб. — Я не могу это контролировать. Я просто зритель, который видит то, что ему показывают.

— Ты говорила, что чувствуешь то же самое, что человек испытывал во время того, что он вспоминает.

— И что?

— А то, что ты в этот момент не зритель, а персонаж. Ну или вроде того. А если ты персонаж, то как-то можешь повлиять на то, что видишь.

— Как? Говорю же — я сразу просыпаюсь, если понимаю, что вижу сон.

— Значит, надо научиться не просыпаться. Ты же хотела понять, как закрыть для себя доступ к чужим снам, вот и тренируйся, разбирайся, пока у тебя подопытный кролик есть.

— Пф-ф-ф… Легко сказать… А вы что видели?

— Я? — дед Егор вытер руки о штаны и потрогал кружку с травяным настоем. — Пей, заварилось уже. Я видел почти всё то же самое, что и до этого, но поинтереснее. Ты заснула, полезли щупальца… Одно дотянулось до головы Глеба, трогало, искало… А потом по одному этому щупальцу искорки пошли мелкие красненькие. Как искорки до тьмы твоей добрались, так все остальные щупальца к Глебу и устремились. А потом замерли и назад потянулись. Все до единого. И через какое-то время всё повторилось — сначала одно, а потом все остальные.

— Щупальце-разведчик подаёт сигнал остальным, сообщая, где лежат вкусняшки… Фильм ужасов снимать можно, — вздохнула Вероника, чувствуя, что голова снова начинает зверски чесаться. — И что? Они потом все искрятся?

— Ага. И тьма тоже искрится.

— Жуть… Я так параноиком стану, надо с этим завязывать побыстрее.

— Я вот сейчас сложил одно с другим, и думаю, что каждое из этих щупалец передаёт твоей тьме одно воспоминание. Их много, потому и картинок много. И обрывками все, потому что перебирает тьма, ищет что-то. Видит ненужное, отбрасывает его и за следующее берётся.

— А когда вокруг много людей, она ко всем в голову лезет что-то искать. И как с этим бороться, непонятно.

— Зачем бороться-то? — удивился дед Егор. — Ты лучше придумай, как её приручить. Ведь если бы ты не проснулась, а другие корявки потом не полезли к Глебу всем скопом, ты могла бы первое, что видела, полностью посмотреть, а не отрывок коротенький. Может же такое быть?

— Я уже подозреваю, что и инопланетяне могут быть, так что вы лучше мне такие вопросы не задавайте.

— Ну вот смотри. Нашло щупальце воспоминание чужое и начало его передавать тьме. Тебе то есть. Так?

— Угу.

— А потом другие тоже нашли и начали передавать. Так?

— Угу.

— Вывод?

— Я сошла с ума.

— Это успеется, сейчас других дел полно.

— И каких же?

— Во-первых, тебе нужно научиться не просыпаться, а оставаться во сне, даже если ты понимаешь, что это сон. Во-вторых, надо выбирать из всех картинок, какие видишь, нужную, а остальные щупальцы отзывать, чтобы они не мешались. В третьих…

— Может, для начала уже достаточно и первых двух пунктов? Учитывая, что я понятия не имею, как к этому вообще подступиться. Вы сами-то спали сегодня хоть немного?

— Подремал часок в баньке с утра, — дед Егор бросил на Веронику короткий виноватый взгляд. — Не смог в доме спать. Пока не видел, как это в голову к Глебу лезет, ещё куда ни шло, а как увидал… Не обижайся только.

— Да ладно, чего уж там, — махнула рукой Вероника. — Мне и с ваших-то слов мерзко, а видеть такое… Что делать-то дальше?

Старик задумался, а девушка даже думать об этом не хотела. Её дар с каждым днём обрастал всё большим количеством отвратительных подробностей, и это пугало. Хотелось уехать, вернуться домой, забыть об этом и больше никогда не соваться ни к кому из «знающих» и «видящих». Пока Вероника не знала, как это всё работает, ей было намного проще мириться со своей уникальностью, а теперь некрасивое слово «уродство» снова возвращалось в её мнение о себе.

— В следующий раз, когда во сне поймёшь, что спишь, попробуй остаться там, — предложил дед Егор, который тоже понятия не имел, с чем имеет дело, но хотел чему-то научить свою гостью из корыстных соображений. Ему нужна была информация о причинах, побудивших зятя приехать. Вероника хотела спать без чужих воспоминаний. Они могли помочь друг другу, и только поэтому девушка до сих пор не собрала свою сумку и не умчалась в город покупать билет на ближайший поезд.

— Я попробую, — пообещала она не слишком уверенно и отодвинула чашку с ароматным настоем на середину стола. — Спасибо, но это не пригодится. Голова уже не болит.