Русское время в Лондоне

Елена Отто

Книга-наблюдение за англичанами, их менталитетом, традициями и привычками, своеобразный путевой дневник русской журналистки и преподавательницы, жены англичанина. Сравнение английского и русского мировосприятия, взглядов на семью, карьеру, свое место в обществе, разные подходы к гендерным ролям, равенству, свободе слова и другие неоднозначные темы. Смелые, остроумные и увлекательные зарисовки обрели множество поклонников и критиков среди русскоязычного населения Великобритании.

Часть 2

Карьера по-английски

Нелинейный подход к работе

Что англичанину хорошо, то русскому не очень

Не один год с интересом наблюдаю, как англичане карьеру выстраивают. Ещё со школьных лет они в большинстве своём чётко представляют, куда хотят попасть в итоге — желаемые должность, зарплату и уровень жизни. При этом прямой линии из точки «А» в точку «Б» по пути к цели не прослеживается, и мне понадобилось лет восемь, чтобы понять алгоритм их карьерного продвижения. Зачастую у них даже образование с карьерой не связано никак. Бывают, конечно, люди с чётким видением своего пути — мой муж ещё со школы определился с направлением деятельности, окончил соответствующий вуз, после чего начал продвигаться в банковской сфере. Но и он проявляет большую гибкость. Получил экономическое образование, увидел, что программирование хорошо идёт, переучился на IT. Потом вычислил, что программисты больше всего в финансах зарабатывают, влез в финансовый сектор, поменял несколько компаний и потихоньку продолжает торить эту дорожку.

Это ещё более-менее прямой путь. А в основном я наблюдаю, как англики, окончив университет по какой-то левой специальности (по принципу «изучаем то, что прикольно»), начинают работать в каких-нибудь кофе-шопах или на ресепшн. Русские, наблюдая такое, только руками разводят: ну на фига было высшее образование получать? Периодически эти «новобранцы» ввязываются в какие-то благотворительные проекты или проходят стажировку в крутой компании за треть зарплаты. Или устраиваются в агентство и каждый месяц работают на новом месте, занимаясь разной мелочёвкой — на телефонные звонки, например, отвечают. Наши опять же недоумевают: какой смысл работать бесплатно или за копейки, терять время на какую-то фигню, если ты планируешь серьёзную карьеру? Англичане между тем получают первый опыт работы и рекомендации, через годик устраиваются в какой-нибудь офис секретарями или клерками, через два года переходят в супервайзеры, ещё через два — в замначальники отдела, через три уже начальствуют в другом отделе, а то и в другой компании. Потом — должность в компании покруче, которая занимается совершенно другими делами. Профессии на этом пути нередко меж собой мало связаны, но повышение зарплаты и/или статуса при каждом таком скачке налицо (иногда кажется, им безразлично, чем заниматься, лишь бы в должности повышали). И годам к сорока сидит такой кочевник уже на приличной зарплате и должности. При этом ни на связи они не рассчитывают, ни на личные симпатии босса. Пробиваются сами, методично набирая опыт работы.

Всё равно, какое у тебя образование, главное — чтó ты умеешь делать и достиг ли на прежних позициях каких-нибудь результатов. И дело не в овладении конкретной специальностью, а в том, что где-то они научились работать в команде, ещё где-то получили опыт индивидуальной работы и ответственности, затем попробовали руководить командой из трёх человек, а на новом месте занялись прямыми продажами. По ходу презентации навострились проводить, французский подтянули… И в итоге сидят, где наметили, но не на конкретной должности в конкретной компании (хотя может быть и такое), а на том уровне зарплаты, который планировали, живут в правильном районе и обучают детей в правильной школе. Про свою цель ни на минуту не забывают, но по пути к ней — сплошные зигзаги.

Неудивительно, что нашим сложно вписаться в эту систему. Мы привыкли рассчитывать на хорошее образование, на связи и протекцию, на личное обаяние и везение. Выпускнику престижного университета стыдно торговать мобильными телефонами, да и тупиковый это путь — никто потом всерьёз не будет принимать. Есть у нас и другие критерии «хорошей работы». Пусть зарплата так себе, но должность крутая, девушек впечатляет. Ещё начальник невредный, коллектив приятный, в Интернете сидеть позволяется, и личными делами на работе заниматься можно, телефон и принтер для личных целей использовать. От дома недалеко, друзья в коллективе появились, можно чаи гонять по полдня. Ну и перспектива разовой, но щедрой премии в конце года или заграничных командировок.

Англичане на работу приходят работать, для них такие приятные мелочи не принципиальны. В качестве бонусов они могут рассмотреть льготы на питание или проезд, пенсионные взносы и даже тренинги, на которые компания посылает за свой счёт и в рабочее время. Загранкомандировки никого не умиляют, чаи пьют дома, а друзей заводят за пределами офиса. Конечно, хорошего начальника и коллектив никто со счетов не сбрасывает, но в приоритете — опыт работы. Один из моих начальников был блестящий руководитель, просто талантище. И вдохновлять умел, и уговаривать, и запугивать — бывало, на вечер пригонят несколько человек из агентства, он их в первый раз видит, а организовывает работу на раз-два в условиях цейтнота. Но, поскольку выбраться из замов в начальники отдела не было возможности, и его непосредственный руководитель сидел в своём кресле плотно, он подавал заявки на вакансии начальника отдела в другие компании. Не брали — «недостаточно опыта работы». Я разводила руками: «У тебя больше опыта, чем у кого-либо, ты каждый день в полях». А работодатели хотели опыта на руководящей должности от трёх лет. Вот он и оставался на своём месте, высиживал эти три года.

Разница между низкими и высокими зарплатами в Англии не такая большая, как в России, поэтому никто себе под Новый год не загадывает «в следующем году получать в два раза больше, чем сейчас». Увеличить доход в два раза можно лет за десять, а то и за двадцать, и пахать ради этого придётся немало. Ну и, конечно, никто не рассчитывает, что прилетит друг-волшебник в голубом вертолёте и сделает его большим начальником с высокой зарплатой, а пока он будет проводить рабочее время в Фейсбуке и чатиться с коллегами. Надежда на чудо англичанам не присуща. Они люди очень прагматичные, с хорошо развитым здравым смыслом.

Относительно фаворитизма: у особо одарённой внешними данными девушки карьера может пойти не лучше, а даже хуже, чем у «серой мышки», потому что начальник побоится её продвигать по службе и повышать зарплату. Нередко красавицам приходится пахать в два раза больше, чтобы доказать коллегам и начальству, что они получили свои премии и должности не за красивые ноги. Нельзя сказать, что ни одна красавица не добилась повышения за счёт симпатий шефа, но это может стоить шефу собственного рабочего места. Поэтому он ещё сто раз подумает, стоит ли проявлять подобную благосклонность. Очень вероятный в случае «служебного романа» развод с потерей большей части состояния тоже не вдохновляет на любовные подвиги, красавицами предпочитают любоваться издалека. Может быть, читатели помнят английский фильм «Реальная любовь» («Love Actually»), где премьер-министру пришлось удалить приглянувшуюся девушку из своего офиса, чтобы любой комплимент или выражение симпатии не стали поводом для скандала на почве злоупотребления служебным положением.

Ну и завершающий штрих в этой зарисовке о «карьере по-английски»: засиживаться на рабочем месте подолгу не приветствуется. Это в России стереотип ещё с советских времён — если человек поменял много рабочих мест, значит, неблагонадёжный «летун». У нас также высоко ценится лояльность компании. А здесь наоборот: если пять лет сидишь на одной должности и в одной компании — ты лентяй или неудачник. Ещё раз повторю: передвигаться из одной компании в другую, постепенно повышаясь в должности, считается самой правильной стратегией.

Махинации на экзаменах

Кто кого обманывает?

Мне приходилось сдавать немало экзаменов в Англии — несколько по английскому языку, два по немецкому, экзамен на знание жизни в Великобритании, теорию вождения и ещё парочку по работе. А когда пришла очередь самой проводить тесты для студентов, начала понимать, почему на всех экзаменах в Англии такая суровая дисциплина. Вроде англичане обычно занимают позицию «не пойман за руку — не вор». А как дело доходит до экзамена — презумпция невиновности забыта и сразу ощущение концлагеря. Шаг в сторону рассматривается как побег.

Сразу оговорюсь: «ботаником» я никогда не была. В школе мне не давались математика и точные науки, поэтому шли в ход разные уловки — формулы по алгебре, записанные на обратной стороне пенала, теоремы по геометрии, зашифрованные никому не понятными символами, пометки в самых неожиданных местах, где учителю и в голову не придёт искать. Ну а если уж ничто не помогало во время контрольной по физике, в моём распоряжении всегда были одарённые мальчишки за соседней партой, которым я взамен помогала с русским и английским языком. Хороший был бартер и хорошая дружба.

В студенческие годы периодически прогуливала лекции и помалкивала на семинарах, поэтому от экзаменов меня не освобождали. Как водится у студентов, особенно проживающих в общежитии, интенсивная учёба начиналась в последние три дня перед экзаменом. Экзамены я сдавала неплохо, даже по непрофильным предметам, полагалась на крепкую память и хорошо подвешенный язык, природную грамотность, начитанность и прочие таланты. По непрофильным предметам, которые никак не давались — экономика какая-нибудь или философия — добросовестно писала шпаргалки, надеясь на то, что если использовать их не удастся, всё равно что-нибудь запомню, пока пишу. Шпаргалки у меня получались мощные, по таким учебные пособия можно издавать. Но подобных амбиций у меня не было, главное — сдать экзамен и забыть этот кошмар. Студенты понимали, что экзамен — это лотерея, вопрос личного везения и всё в таком духе. Мы были заодно и поддерживали друг друга. Кроме отличников, конечно. Итогом моей учёбы после всех этих перипетий стали вполне достойные оценки в дипломе.

В общем, не было такого экзамена или теста, в котором хоть чуть-чуть нельзя было бы сжульничать. А в Англии мне сразу рассказали, во чтó может вылиться жульничество, причём, даже самое невинное, поэтому мои криминальные таланты пропали втуне. Все экзамены по английскому языку сдавались самым добросовестным образом. Не всегда на желаемую оценку, но немного подготовки — и результат улучшался. Мне вовсе не хотелось вылететь с экзамена, когда за него заплачено больше сотни фунтов личных денег и на карту поставлены новая работа или продление визы. То же касается и других экзаменов.

И вот пару лет назад настал мой черёд в роли преподавателя принимать тест по окончании очередного уровня курса русского языка. Это ещё не официальный экзамен — на тот приглашают независимых экзаменаторов, которые никогда не учили этих студентов, чтобы их нельзя было разжалобить, подкупить или запугать. Тесты, которые пишут мои студенты, тоже проверяются независимыми преподавателями, а моя задача — провести устный экзамен и организовать прослушивание. Чтение и грамматическое задание испытуемые выполняют по выданным перед тестом распечаткам, и эти бумаги тоже уходят на проверку другому преподавателю, чьё имя студенты не знают. На парте не должно быть никаких книг, тетрадей и словарей, составленная дома тема рассказывается по памяти. На весь тест отводится час, по пятнадцать минут на каждый модуль.

Мой первый опыт: два студента, англичанин и девушка, скажем так, азиатского происхождения. Абсолютно разный подход к учёбе, работе и жизни. С англичанином мы уложились в пятьдесят минут. Он написал всё, что помнил, ответил на вопросы и откланялся. Я предложила ему составить план устной темы для опоры, но он отказался. Со студенткой мы сидели два с половиной часа. У меня, разумеется, не было намерения завалить её, и я переживала за её результаты, в конце концов, это ведь и оценка моей работы. А она, почувствовав, что у меня нет чётких критериев поведения на экзамене, безбожно давя на наши хорошие отношения и зная мою мягкую натуру, выжала из неопытного экзаменатора максимум послаблений. Запись устной темы мы с ней делали четыре раза. В очередной раз споткнувшись, она начинала причитать, что всё забывает из-за стресса, и мне приходилось останавливать запись. Я разрешила ей составить план темы на английском — она умудрилась написать русские слова латинскими буквами в надежде, что я не замечу. Но я заметила — подобного опыта у меня у самой предостаточно. Когда я начала задавать вопросы по представленной теме, она чуть ли не расплакалась и уверяла, что не понимает вопросов. Пришлось опять перезаписывать. Письменную часть вместо пятнадцати минут выполняла полчаса, а я не знала, имею ли право отобрать у неё бумаги. Письменное задание она непрерывно комментировала, уверяя, что не знает всех этих слов, что мы не проходили эту тему, что тема вообще не заявлена в программе. Всеми правдами и неправдами умудрилась вытянуть из меня значение пары незнакомых слов. Словом, по окончании теста я чувствовала, что сама провалила его.

С экзамена я вышла в смятении, вечером всё рассказала мужу. Он буквально подскочил на стуле и заявил, что такого ни в коем случае нельзя допускать, что всё перечисленное называется страшным словом «cheating» (мошенничество), и если администрация колледжа узнает о том, что я способствовала подобному поведению, то я потеряю не только работу, но и право преподавать. Пришлось идти на следующий день к начальству и объяснять ситуацию. Мол, дала слабинку, не сориентировалась. Начальство быстро въехало в суть дела. Результаты студентки аннулировали и назначили её на повторный тест с другим преподавателем. Поскольку то был не официальный экзамен, а текущий тест, шума поднимать не стали. Уж не знаю, как объяснили ей необходимость пересдачи. А я сделала выводы на будущее.

Отловила в коридоре того англичанина, который сдавал тест первым, и спросила, почему он не воспользовался моим предложением выписать наиболее сложные слова и ни разу не спросил о значении незнакомых слов. Он посмотрел на меня в изумлении и ответил: «Но это же cheating!» Я провокационно спросила, не переживает ли он, что получил меньший балл, чем мог, и получила простодушный ответ: «Значит, я недостаточно хорошо подготовился». Тогда, пойдя ва-банк, я поинтересовалась, не мешает ли ему в работе излишняя честность. Кажется, он вообще не понял, о чём я говорю. Сказал, что из-за махинаций можно потерять не только работу, но и деловую репутацию. А он её не первый год создаёт.

Пожалуй, нам никогда не понять англичан!

Головная боль работодателя

Борьба за равные возможности уходит в другую крайность

Недавно мы с группой студентов-вечерников проходили тему «Рынок труда». Обсуждали современные способы поиска работы, рассматривали аспекты составления резюме, описания рабочих обязанностей и рекрутинга новых сотрудников.

Объявление, взятое в качестве учебного примера, вызывает неоднозначную реакцию моих британских студентов. Инофирма ищет переводчика для работы на конференциях и презентациях, девушку до двадцати пяти лет. Помимо высшего образования и прекрасного знания английского языка, требуются навыки работы с компьютером, опыт работы в иностранной фирме не менее двух лет, умение работать в команде, стрессоустойчивость и приятные внешние данные. Предполагаются командировки за границу.

Я-то, прочитав такое, была озадачена вопросом: сколько девушек, окончивших университет, успевают отработать в иностранной фирме два года до того, как им исполнится двадцать пять? Ведь пятилетнюю университетскую программу российские студенты заканчивают в двадцать два года, и сократить этот срок нет никакой возможности. А мои студенты сразу же заговорили о том, что половые, возрастные и эстетические признаки не могут быть критериями хорошего специалиста. Британские законы не позволяют таких ограничений приёма на работу, даже вакансия охранника и строителя не должна исключать женщин, а вакансия гувернантки — мужчин. Я это знаю. Но, руководствуясь своим русским менталитетом и надеясь спровоцировать дискуссию, поясняю: когда русский директор фирмы ищет работника, с которым ему придётся тесно сотрудничать и часто ездить в командировки, он хочет найти не только хорошего специалиста, но и приятного компаньона. В конце концов, он владелец фирмы и вкладывает в неё деньги, то есть имеет полное право выбирать себе сотрудника, которому платит зарплату. А ещё — оплачивает его проживание в дорогих гостиницах, ужины в ресторанах и прочие дорожные расходы. С какой радости ему выбирать старую грымзу только потому, что она хороший специалист? Даже если исключить возможность романа, которую сразу предполагают критики подобного отбора, разве мы все не имеем некоторых предпочтений относительно того, с кем хотим работать? Я сама не начальник и не владелец бизнеса, я никому не плачу денег, и никто не спрашивает меня, с каким студентом или с какой группой я хочу работать. Но даже я имею некоторую свободу выбора. Потому что никто не может вынудить меня ежедневно заниматься с человеком, который мне категорически неприятен.

Мои студенты, среди которых есть руководители, нанимающие сотрудников на работу, тут же начинают мне объяснять, что такой подход психологически понятен, но совершенно незаконен, поэтому работодатели держат свои предпочтения при себе. Они всё равно будут ими руководствоваться при выборе сотрудника, но эти предпочтения не будут официально озвучены. И работодателю придётся немало попыхтеть, чтобы по уважительной причине отказать кандидату, который ему не понравился как человек. Руководитель обязан интервьюировать и мужчин, и женщин, даже если для данной работы ему нужен представитель определённого пола. Часто у него нет полного резюме, где указано имя кандидата, рекрутинговые компании присылают только список фамилий, так что гендерная принадлежность соискателей остаётся тайной. Нельзя спрашивать и о возрасте кандидата, хотя его зачастую можно вычислить на основе опыта работы. Соискатель также не обязан раскрывать своё семейное положение, наличие детей, национальность и условия проживания. Но эти подробности так или иначе всплывают в беседе, и опытный кадровик вычислит их без промедления.

Мне также рассказали, как работники могут засудить несостоявшегося работодателя на том основании, что он имел неосторожность высказать свои предпочтения. В частности, одна женщина получила очень крупную сумму, проработав на новом месте всего день. Она была беременна и сообщила об этом факте как раз в этот самый день. Поскольку работодатель не желал сотрудничать с женщиной, которая через полгода уйдет в декретный отпуск, он отказал ей в трудоустройстве. Женщина обратилась в суд и выиграла дело.

Слушая всё это, я задумалась о положении британского работодателя и даже посочувствовала ему. Я вполне понимаю, почему человек, ищущий нового сотрудника, не хочет инвестировать деньги и время в кандидата, который через несколько месяцев уйдёт в декретный отпуск, а компании придётся не только искать ему замену, но и платить двойную сумму в заработный фонд. Насколько менее обременены этой проблемой российские работодатели! В России многие женщины рожают детей до двадцати пяти лет. Поэтому, находясь в поисках работы после окончания университета, я не раз слышала, что предпочтительнее взять женщину с детьми. И лучше дети школьного возраста, потому что малыши требуют больше внимания, часто болеют, мамам приходится сидеть с ними дома. Предполагалось, что я, получив работу, конечно, вплотную займусь своей личной жизнью и в ближайшее время обзаведусь ребёнком.

Конечно, я злилась, особенно потому, что не планировала никаких детей и, в самом деле, достигла тридцатилетия, так и не родив их. А переехав в Англию, поняла, что здесь работодатели, хоть не озвучивают своих опасений, всё равно настороженно относятся к бездетным женщинам тридцати пяти лет. Потому что не сегодня, так завтра те могут забеспокоиться — время поджимает, а до сорока лет надо бы успеть родить. Как наёмному работнику и как женщине, мне намного удобнее иметь дело с британскими работодателями, чем с российскими. Но что-то подсказывает, что я сэкономила бы много времени и нервных клеток, если бы работодатели честно писали, кого они ищут. Мне совершенно не интересно идти на собеседование, если я заведомо не вписываюсь в их параметры подходящего кандидата.

Я полагаю, что тревоги работодателей везде одинаковые, просто в России об этом говорят вслух. Например, владелица книжного магазина, где я работала по юности, прямым текстом заявляла, что никогда не возьмёт на вакансию продавца мужчину. Один упёртый кандидат приходил и звонил несколько раз, чтобы развеять её предубеждение, но не преуспел. Во втором случае хозяйка фирмы, наоборот, хотела набрать мужчин, чтобы уравновесить преобладание женщин в своём коллективе. Такой дисбаланс, на её взгляд, приводил к «нездоровой динамике» в отношениях сотрудников (читай: половина рабочего времени отводилась сплетням и интригам). Моя классная руководительница прямым текстом заявляла: для неё предпочтительнее класс из сорока мальчишек, чем из двадцати девчонок, потому что она гораздо успешнее справлялась с парнями, сурово и без церемоний. А девчонки начинали разводить нюни, интриговать, стучать друг на друга и обижаться по поводу и без повода.

И, конечно, даже работая в Лондоне на британские компании, я время от времени сталкивалась с тем, что хозяйка компании набирает «симпатичные приветливые лица», потому что они лучше продают товар. А другая верила, что молодые девушки намного лучше работают с клиентами, чем суровые женщины среднего возраста. Третий начальник вообще предпочитал незамужних девушек-иностранок — ввиду их уязвимого социального и материального положения ими гораздо легче манипулировать. Конечно, тут я должна воскликнуть: «Как хорошо, что в Великобритании есть закон о равноправии и подобные пережитки прошлого эффективно искореняются местными активистами!» К сожалению, как это часто случается в Англии, благие намерения уводят ситуацию в противоположную крайность. Мне интересно, сколько работодателей было вынуждено отказать в работе молодым красивым женщинам из страха, что их заподозрят в сексизме и продвижении своих фавориток? Как молодая красивая женщина, я вынуждена одеваться на собеседование в брючные костюмы, убирать волосы и использовать умеренный макияж, чтобы мне не отказали в работе. Когда в компанию, где я работала, взяли молодую красавицу, только ленивый не сказал, что она любовница начальника отдела. Все ещё больше утвердились в этой мысли, когда она получила повышение по службе. Вопрос, есть ли у неё необходимые профессиональные качества, собственно, никого не заботил.

Невидимая война

Работодатели против сотрудников

Непросто найти подходящего работника, но ещё сложнее уволить неподходящего. Работодателю приходится проявлять немало смекалки, чтобы не дать уволенному повода обратиться в суд. Заполучив хороший повод, можно выколотить из компании приличную сумму. Моя бывшая начальница умело избавлялась от несимпатичных ей сотрудников. Оказывается, можно вести полноценную травлю сотрудника, сохраняя видимость нейтралитета, чуть ли не дружелюбия. У нас в отделе уже знали: человек, которого она посадила рядом с собой (а у руководителя есть право менять план рабочих мест сотрудников по своему усмотрению), — кандидат на увольнение. Держа его под рукой, можно наблюдать за каждым его шагом, сразу заметить ошибки или небрежное отношение к работе, зафиксировать опоздания и прочие грехи. В общем, собрать материал, чтобы обоснованно расстаться с нерадивым работником.

Задним числом я понимаю: держать сотрудников долгие годы, инвестировать время и деньги в их обучение и продвигать их по служебной лестнице не входило в её планы. Принятые на работу молодые энтузиасты были готовы вкладываться в компанию на порядок больше, чем предполагали их должностные обязанности и зарплата. Как только они становились слишком опытными, уверенными и начинали подвергать сомнению существующий порядок вещей, с ними следовало распрощаться. Что лежало в основе её стратегии: страх конкуренции, желание быть непогрешимым авторитетом, обострённое самолюбие или специфика работы? Не знаю, но могу только восхищаться, как ловко она разделывалась с мятежниками, действуя в рамках закона.

Я долго недоумевала: если ты не хочешь больше работать с человеком, не проще ли сказать ему об этом прямым текстом? Оказывается, не проще. В России я никогда не работала в бюджетных структурах, но в коммерческой сфере избавиться от работника не представляло никакого труда, и никто при этом не заморачивался объяснением причин. Люди плохо знали свои права или не верили в законы, работали без нормальных контрактов. Уточню справедливости ради: как с этим обстоят дела сейчас, судить не берусь.

В Англии люди работают по контракту, надёжно защищены законом о трудоустройстве, осведомлены о своих правах. Уволить столь умудрённого сотрудника — поистине сложная задача. Даже коммерческим структурам, чей доход и прогресс напрямую зависят от вклада каждого работника, очень сложно избавиться от «балласта». А раз так, работодатели стараются заранее обезопасить себя. Значительно усложняется система, всё суровее надзор во время испытательного срока, всё больше сотрудников берут на временные контракты. За годы профессиональной деятельности в Великобритании я работала на множество разного рода агентств, потому что работодателям невыгодно нанимать сотрудников напрямую.

Таких агентств становится всё больше, начиная с тех, кто поставляет официантов и уборщиков, и заканчивая теми, которые отбирают VIP-сотрудников для ведущих британских компаний. Муж моей подруги несколько лет работал на компанию «British Gas» и получил от этого сотрудничества немало пользы. Но, когда контракт закончился, пришлось возвращаться в агентство. Там найдут ему новую работу в совершенно другой компании, скорей всего, не связанной не только с газом, но и вообще с энергетическими ресурсами.

Агентства свободны от обязательств перед сотрудниками. Когда отели нанимали официантов напрямую, они должны были обеспечить им сорокачасовую рабочую неделю даже в незагруженные рабочие периоды. Как только официантов стало поставлять агентство, отели не просто избавились от хлопот по рекрутингу, заключению контрактов и начислению зарплат, но стали приглашать ровно столько работников, сколько им сегодня нужно, и строго на необходимое время. Если «низкий сезон» и нет работы, это головная боль официанта, а не отеля. Подобные договоренности между агентством и работником называются «нулевыми контрактами», и с годами в их сети попадает всё больше людей. Это касается и туристических компаний, музыкальных и лингвистических агентств. Когда у лингвистического агентства нет новых заявок на вечерние группы или индивидуальных студентов, они не обязаны обеспечивать своих сотрудников работой. Когда шестимесячный контракт ИТ-специалиста заканчивается, это его проблема, как быстро он найдёт новый. Агентства не обязаны оплачивать больничные, декретные отпуска и делать пенсионные отчисления. В Англии тоже можно быть социально незащищённым.

Поэтому большинство людей предпочитает работать на контракте, получать стабильную зарплату, пользоваться своим правом на больничный, декретный отпуск, планировать своё будущее. Многие предпочитают низкооплачиваемую работу в бюджетной организации, потому что в её консервативной структуре чувствуют себя наиболее защищёнными от превратностей жизни. Это позволяет правительству удерживать людей на небольших зарплатах долгие годы.

Уволить нерадивого и неэффективного сотрудника из такой структуры почти невозможно. Мне рассказывали о человеке из государственного департамента, который регулярно злоупотреблял алкоголем и даже на работу являлся нетрезвым, а иногда и выпивал в обеденный перерыв. Начальство мечтало его уволить, но ничего не делало, потому что даже при таком очевидном нарушении дисциплины это увольнение могло бы причинить немало неприятностей работодателю. Каждый начальник тянул с решительными действиями, оставляя этот вопрос своему преемнику, потому что никто не хотел начинать болезненный процесс, грозящий серьёзными осложнениями. В другом министерстве человек половину рабочего дня читал газеты, объясняя это тем, что человек, работающий на правительство, должен знать, что происходит в мире. Кажется, он не заметил, что в современном мире ход жизни ускорился и даже у сотрудников правительственных организаций нет больше времени читать газеты в течение рабочего дня. Его давно порывались сократить. Но он работал в министерстве тридцать пять лет, и сумма компенсации в случае сокращения оказалась бы столь велика, что было дешевле держать его ещё пять лет — до пенсии.

Иногда мне кажется, что на трудовом рынке Британии идёт невидимая война между работодателями и наёмными работниками. Невидимая, потому что никто не вправе выражать своё недовольство и разворачивать открытую борьбу. Каждая сторона прикрывает тылы и старается защитить себя от нежелательных последствий своих действий.

Три недели из жизни визовика

Экспромт в русском исполнении

Это история о том, как мы выходим из зоны комфорта, учимся новому и приобретаем необходимый опыт, характерный пример из жизни русских эмигрантов, когда приходится говорить «да» разным предложениям, потому что другого выхода нет.

Моя временная работа встряхнула меня не по-детски. Собственно, я всего-то хотела заработать денег на поездку в Таиланд и согласилась на темпинг (временную работу) в бизнес-туризме, поскольку есть опыт работы в туриндустрии. Парень, который уезжал на три недели в гости к родителям, передал мне дела и сказал, что хотя ему платят тридцать тысяч в год, он заслуживает гораздо больше. Я тогда подумала, что после моих двадцати на прежней работе я бы очень обрадовалась тридцати. Когда он вручил мне ключи, мобильник и кредитную карту компании, я подумала: удивительно, что работодатели проявляют такое доверие к случайному человеку, который пришёл всего на три недели. Все-таки английский менталитет сильно отличается от нашего.

Традиционно британский паспорт считается одним из самых выгодных в плане безвизовых поездок по миру, он открывает границы в огромное количество стран — мечта заядлого путешественника.

Но, как выяснилось в ходе моей временной работы, богатые тоже плачут, а англичане мучаются с визами. Те, которые не хотят мучаться, платят пятьдесят-семьдесят фунтов туристической компании, которая уточнит список необходимых документов и возьмёт на себя штурм посольств. Но даже такая мера не всегда избавляет британцев от мучений, ибо люди они деликатные, к визам не привыкшие. С Хоум Офисом тоже никогда дел не имели.

Все их паспорта, которые приходили в компанию по почте и с курьерами, были новенькие, фиолетовые, не обременённые многочисленными штампами и вклейками, как мой российский. Я решила: работёнка непыльная — с англичанами-то гораздо легче работать, чем с «проблематичным русским рынком» (как говорили в нашем турбюро). Но не учла контингент посольств. Потому что с европейскими посольствами британцы, разумеется, не пересекаются.

Индийский визовый центр порадовал меня непринуждённой атмосферой базар-вокзала. Огромная очередь при входе, почти все сидячие места заняты, многие расположились на полу. Большинство заявителей — те же бывшие индусы, которые уже получили британские паспорта, и теперь навещают историческую родину. Сердитая тётка на регистрации заявляет мне, что пришла я поздно, ибо занос документов заканчивается в одиннадцать. Оплата при этом около четырёх, такой порядок. Уж как-нибудь выкрутись. Когда я прихожу оплачивать, мне сообщают, что паспорт моей клиентки по ошибке отдали другому агенту. А вообще-то его не приняли, потому что она просит визу на год и от неё требуется письменное согласие, что если визу на год ей не дадут, то всё равно триста фунтов возьмут, а потом попросят ещё раз заплатить девяносто за шестимесячную визу. И не важно, что она инструктор по йоге и с восемнадцати лет исповедует буддизм, а теперь планирует паломническую поездку по святым местам. Нечего болтаться по Индии без дела.

Вечером рассказываю о происшествии мужу. Он сообщает, что моя клиентка — известная британская телеведущая, у неё несколько авторских программ, и она прославилась своей фотосессией в мужском журнале, одно время даже входила в десятку самых горячих девушек года. Мне становится ещё радостнее.

В следующий раз прихожу в индийский центр с тремя паспортами, один из них срочный (same day service), строго к половине одиннадцатого. Милейший мальчик на стойке сообщает, что срочный паспорт нужно оплатить в час, несрочные около четырёх, а забрать срочный после половины шестого, но строго до шести. При этом получение вчерашних паспортов в два. Я чувствую необходимость разбить палатку во дворе визового центра. Но у меня ещё три посольства на этот день. До меня начинает доходить, почему англичане предпочитают платить за оформление виз турагентам. Ослепительно улыбаюсь мальчику и договариваюсь оплатить срочный паспорт сразу.

Оплатить остальные я не успеваю, потому что застреваю у нигерийцев — после выходного у них задержка выдачи паспортов. Неважно, что оплатила я next day service, паспорта готовы только после праздников, при этом они маринуют курьеров и визовиков добрых два часа, после чего сообщают, что моему клиенту отказали в визе. Они-де не поняли, на какую визу он подаёт, а потому надо подать заново, на правильную визу — в смысле, оплатить всё по новой. Клиент откладывает свою командировку в целях установки нового оборудования на дочерней шоколадной фабрике на неделю и сообщает о решении платить заново. Стандартная оплата нигерийской визы идёт в три приёма — четыреста фунтов на сайте при заполнении анкеты, потом восемьдесят фунтов наличкой на почте и, наконец, сто двадцать карточкой при подаче документов в посольство. Новый чек при этом они мне не выдают, от руки исправляют старый. Видимо, поделили денежку меж собой. Я нехотя отказываюсь от борьбы с коррупцией. Рассказываю клиенту, как сложно нигерийцам попасть в Англию. Надеюсь на его понимание.

Шесть вечера, к индусам я уже не успеваю. На следующее утро индусы устраивают мне разгон по поводу неоплаченных паспортов и почти отказываются отдать срочный паспорт — выдача паспортов в два часа! Опять приходится безбожно улыбаться, шаркать ножкой и просить о пощаде. Искренне извиняюсь, что не могу быть в трёх местах сразу. Они снисходительно прощают и велят больше так не делать. Бегу на почту, отправляю паспорт клиенту, потом к китайцам.

Китайская подача заявления сродни китайской пытке. Сотрудница указывает мне, что в приглашении из Китая не указан пол клиентов. Ну вот же их паспорта, говорю, совершенно очевидно, что они мужчины. Нет, попросите приглашающую организацию вставить пол клиентов в приглашение. И дату рождения тоже. Документы не приняты. На следующий день прихожу с исправленным приглашением. Китайцы сообщают, что дата рождения вписана не туда, куда надо. Документы опять не приняты. Клиент, который собрался в Китай на туристическую выставку с целью развития англо-китайского туризма, уже не хочет ехать на выставку. И развивать англо-китайский туризм тоже. Я утешаю, что китайская визовая процедура — это заблаговременная акклиматизация к тамошним условиям, и уговариваю его дать мне ещё один день. На следующий день китайцы указывают мне на сто и один недочёт в анкете, мечут молнии, вопят, что фотография должна быть приклеена, а не пришпилена, визитка пришпилена, а не вложена, декларация должна лежать после анкеты. И почему в анкете написано, что сервис обычный, когда я прошу срочный? Да потому, что неделю назад, когда клиенты заполняли анкету, сроки ещё не поджимали! Девушка очень рассержена, что клиенты не в состоянии правильно заполнить анкету, а визовик не знает правил подачи. В шестой раз повторяю, что я просто замещаю человека. Временно. Очень временно. Первый и последний раз в жизни. Почти обещаю никогда не ездить в Китай сама.

Британская телеведущая, по совместительству инструктор по йоге, очень тревожится за судьбу своего паспорта и оставляет мне тридцать три голосовых сообщения на телефоне и несколько писем в ящике. Меня подмывает предложить ей сделать медитацию. Знание йоги должно как-то помогать практически. Я сообщаю, что всё под контролем, паспорт вернули в посольство, я подала заявку, завтра забираю. И вообще индийская виза — это месть индусов за британскую колонизацию. Чувствую, меня уволят за политическую некорректность. Но надо же как-то объяснять клиентам этот хаос. Йогиня просит послать ей паспорт с курьером за счёт компании. Я спрашиваю мужа, не хочет ли он сыграть роль мальчика на посылках и съездить домой к звезде мужского журнала и получить личный автограф (расписку о доставке). Муж с интересом рассматривает моё предложение.

Британцы часто ездят в заграничные командировки и запрашивают бизнес-визу, она требуется даже для тех стран, куда туристам въезд свободный. Командировки обычно за полгода не планируются, поэтому всё оформляется срочно. А посольства срочно работать не любят. Но и рядовые туристы сталкиваются с тем, что виза нужна не только в Индию и Китай, но и во Вьетнам, Индонезию, Монголию, Иран, Пакистан, Бангладеш, Кубу и ряд африканских стран. Мне довелось поработать с бригадой телевизионщиков, снимающих документальный фильм в Замбии. Их паспорта пестрели африканскими визами. По счастью, замбийское посольство надо мной не издевалось, и я отделалась получасовым просмотром выступления Эда Милибэнда (лидера лейбористской партии) в очереди из одного человека (меня).

По счастью, для поездки в Америку и Австралию требуется электронная виза — дело копеечное, но тоже позаботиться нужно заранее. А то ведь могут и не пустить… Совсем забыли, откуда они родом, уже собственных основателей не признают.

Российская виза — это отдельная песня. Британцы любят возмущаться стоимостью российской визы. Я им всегда сообщаю, что моя последняя британская виза стоила мне восемьсот фунтов, при этом никакой гарантии на получение оплаченного продукта и шансов на возврат денег в случае отказа. Иногда рассказываю, как сложно россиянам попасть в Лондон в качестве туристов. А то они верят своим СМИ, что нас сюда возят оптом, чартерными рейсами, забирая с балкона пентхауса. Но приглашение из России — такая забавная бумажка, которая сразу вдохновляет британцев заплатить деньги за оформление визы турагентству. Правильно, должен у нас быть свой ответ Чемберлену.

А англичане и вправду оказались приятнейшими клиентами — рассыпались в благодарностях, некоторые даже по-русски, называли меня звездой и ангелом и даже приносили коробки конфет. Но главное — предельная вежливость и самообладание даже в самых критических ситуациях. Чтó они при этом думали про себя, мне неинтересно, мне с ними детей не крестить, а вот как клиенты они мне очень понравились.

По совету коуча, во время работы я вела «Дневник Успехов». И в завершение этого сюжета приведу несколько отрывков из «сводок боевых действий».

Первая неделя

Я сегодня неожиданно обнаружила себя в роли курьера, потому что мне надо было носиться по всему городу на общественном транспорте и разносить паспорта по посольствам. Для разнообразия посольства находились на востоке и на западе города, а офис на севере. По-моему, я ещё ни за один рабочий день в своей жизни не пробегала пятнадцать километров и никогда не проводила столько часов в метро. Я неправильно рассчитала дорожные расходы и, чтобы сэкономить деньги, потратила кучу времени на объезд. Дурная голова ногам покоя не дает — это да. На местности я не ориентируюсь — это тоже да, несмотря на то, что у меня были с собой адреса и карты. Время я рассчитала неправильно, потому что проверить новые заявки в офисе не успела, сообщения на автоответчике проигнорировала и в один из пунктов назначения не добежала. Башка у меня к вечеру гудела и отказывалась думать. На обед не хватило времени. Час вечером переработала бесплатно. Решила для себя: мне пофиг, сколько платят за эту работу парню, которого я заменяю — я на такие условия не пойду.

Вторая неделя

Всю неделю благодаря своей работе я быстро и эффективно принимаю решения. Времени в обрез, дел невпроворот, советоваться не с кем, поэтому я всё должна решать сама, тут же, на месте, и брать на себя ответственность за довольно серьёзные вопросы, связанные с документами и деньгами клиентов. Решение принято — будем дальше действовать с учётом принятого решения. Здорово дисциплинирует. Правда, мой доморощенный customer service до сих пор отдаёт советским душком — видимо, никогда мне не научиться английской вежливости. Написала агенту, что в их суперсрочной заявке на суперсрочную визу нет подписи клиента. Она наехала на меня, что я должна была всё вчера проверить и сообщить им. А у меня вчера других дел невпроворот было, они и так с этой заявкой весь офис на уши подняли. В итоге я просидела с их заявками до шести вечера, хотя мне платят до пяти. В общем, я ей холодно ответила, что подпись под заявлением — это проявление здравого смысла, и совет визового специалиста тут не нужен. Нечего, мол, перепихивать с больной головы на здоровую. В общем, обменялись любезностями.

Третья неделя

Изображая Бога. Последние дни постоянно ловлю себя на мысли, что досадую на себя из-за невозможности быть в нескольких местах сразу. Так искренне досадую, что машинально извиняюсь перед всеми подряд, что вот никак не могла попасть к ним в назначенное время, потому что в это время находилась в другом конце города. Сегодня с утра проснулась с мыслью, как бы мне растроиться: ехать в офис за паспортами для китайцев, ехать к индусам за паспортом, который вчера не забрала, или бежать разбираться с нигерийцами. Захотелось залезть под одеяло и прикинуться трупом. Весь день отзванивалась клиентам и объяснялась, почему я не сижу в офисе и не отвечаю на их письма. Тётка из агентства, чей клиент получил отказ по нигерийской визе, выслушав все подробности, сразу перешла к следующему вопросу: срочная заявка в российское посольство, которую, она надеялась, я подам сегодня. Как будто я не провела утро у нигерийцев с другим её вопросом. Или я всё-таки Бог?

Ах да, я же хотела написать про успех дня. Я раздвоилась, растроилась, расчетверилась и везде попала, всё уладила и ко всем подмазалась. Пробежала двенадцать километров (согласно педометру), восемь раз проехалась на метро и отчиталась всем клиентам о положении дел. Нет, главный успех в том, что я решила: забираю своё резюме с веб-сайтов и официально прекращаю поиск работы на полную ставку. Три недели погружения в бизнес-туризм эффективно промыли мне мозги и расставили всё по местам.

Когда я передавала дела парню, вернувшемуся из отпуска, он выглядел удивлённым, впечатлённым и слегка раздосадованным. Он, видимо, ожидал, что пришлый человек завалит весь проект, недовольные клиенты будут жаловаться, заявки множиться, телефон разрываться от срочных звонков, и тогда можно будет наглядно продемонстрировать начальству, какой он ценный сотрудник и почему заслуживает повышения зарплаты. А тут пришла девочка с улицы и безо всякой подготовки справилась с заданием. Мне же, честно говоря, казалось, что я его провалила, и радовалась, что хотя бы заплатили обещанные деньги. Прощаясь, я не удержалась и задала ему несколько вопросов:

— Слушай, а как ты умудряешься везде успевать, учитывая пробки?

— Велосипед.

— А как ты справляешься со звонками клиентов, если тебя весь день нет в офисе?

— Переадресация звонков на мой мобильный телефон.

— А когда ты читаешь и отвечаешь на письма?

— Пока сижу в очередях за паспортами.

— Но ведь нужен доступ в Интернет.

— Мой смартфон подключен к Интернету.

— И часы работы посольств? И условия подачи заявок на визу? И расписание транспорта?

— Смартфон. Но большую часть информации я уже помню наизусть.

— И ты по утрам едешь в офис, чтобы взять паспорта клиентов, и возвращаешься вечером, чтобы положить в сейф кредитную карту компании?

— Даже не парюсь.

— Но ведь нельзя хранить дома паспорта клиентов!

— Пошли они в баню! Я живу в центре и посольства тоже в центре. Сдался мне их офис на севере Лондона! Это ж два часа туда и обратно!

Я поняла, что в действительности он тратил на работу в два раза меньше времени и усилий, чем я. И потому воистину заслуживает увеличения зарплаты.

Смена курса. Шаг первый. Уходя уходи

Англичане уходят, не прощаясь. Русские прощаются и не уходят

Когда я поняла, что достигла той стадии кипения, когда терпеть работу больше нет никаких сил и желания, я приняла решение уволиться. В какой-то момент я четко осознала, что ни работа, ни зарплата, ни перспективы не вызывают у меня ни малейшего желания продолжать. Нагрузка возросла в полтора раза, а новых людей не добавили. В коридорах витали слухи о грядущей реформации — «и переведут всю нашу конторку на Филиппины, там рабочая сила дешевле». Начальница тоже стала наседать сверх всяких представлений о здравом смысле.

Мое решение не встретило никакой поддержки у нерусского окружения. Муж, его родственники и друзья посчитали, что моя «стадия кипения» — это не повод увольняться, а отправная точка поиска новой работы, который может занять не один месяц. Как работать несколько месяцев, пребывая в состоянии кипения, я не знала, поэтому всё равно ушла. Припугнула мужа, что если продолжу работать, то рано или поздно — и, скорей всего, рано — просто взорвусь и выскажу начальству или клиентам всё, что я о них думаю, хлопну дверью и уйду, не закончив даже рабочий день. И тогда уж прости-прощай хорошие рекомендации для будущего работодателя. Цивилизованный английский муж перепугался не на шутку и согласился, что будет лучше, если я уйду сейчас, с соблюдением всех формальностей, обменявшись любезностями с начальством и под дифирамбы брошенных на произвол судьбы коллег.

Так и получилось. Сотрудники рыдали и умоляли не бросать их, обещали приглашать меня на все ужины и походы в кино. Начальство внезапно вспомнило про все мои достоинства, и даже начало переговоры с отделом кадров по поводу пересмотра моей зарплаты и условий работы (видимо, предчувствие высокого сезона поспособствовало). А партнёры вдруг стали заявлять, что им ни с кем так хорошо не работалось. Но я всё равно ушла. Такие мы, русские. Очень долго терпим, а потом — бац! — и революция. Неправильное это поведение, неконструктивное, но по-другому, наверное, не умеем.

Вообще-то я «уходила» уже года два, то есть чисто по-русски долго мялась на пороге, всякий раз находя новые поводы задержаться. Так засидевшийся на вечеринке гость говорит себе, что его электричка недавно ушла, а до следующей ещё полчаса, и хозяева такие приятные люди, не хотят его отпускать, а в запасе осталось столько необговорённых тем… В итоге я ушла, когда из компании одна за другой уволились мои подруги и мне стало не с кем обедать и болтать в чате. Хороший повод, нечего сказать, но чего только ни сделаешь за компанию!

Согласно английскому неписаному протоколу, я честно пыталась найти работу до того, как бросила предыдущую. Периодически мне звонили разные агентства, которые нашли моё резюме на просторах Интернета и жаждали внести меня в свою базу данных. Поначалу эти звонки раздражали меня своей несвоевременностью — я же работаю! Во-первых, отвечать на мобильный телефон во время работы не разрешается — открытое пространство, нельзя мешать окружающим. Во-вторых, начальство сидит под боком и всё слышит. В-третьих, на первом этаже сигнал слабый, и чтобы перезвонить, приходится бежать на второй этаж. Проводить обеденный перерыв в тихом закутке второго этажа, обсуждая предложения, тоже не хотелось.

Бывало, сидишь, занимаешься важным и срочным вопросом, вся в делах, как в дыму. Тут звонок по поводу новой работы. Отвечаешь на вопросы коротко и сухо. Работодатели чувствуют отсутствие энтузиазма и закругляют разговор. Пока у человека есть постоянная работа с маленьким, но регулярным доходом, отличный коллектив и периодическая возможность повалять дурака, другая работа не ищется в принципе. Афоризм моей подруги: для славянской души нет ничего милее, чем стабильная работа и маленькая зарплата. Для нас стабильность дороже свободы.

Александр Свияш, основатель Школы Разумного Пути, пояснил мне: «Вы получаете часть своей зарплаты стабильностью. И раз вы годами ничего не меняете в своей жизни, эта валюта для вас важнее реальных денег». Каждый делает выбор в соответствии со своими жизненными ценностями.

Да и не высвечивалось на моём горизонте никакой альтернативной замечательной работы. Не было в голове чёткой картинки желаемого радостного будущего, и никто мне её не предлагал. Такая неопределённость часто тормозит стремление человека к переменам. И «накипело», и есть решимость сделать первый шаг — но куда шагать? Рекрутинговые агенты задавали по телефону один и тот же вопрос, который неизменно вводил меня в ступор: «Где вы себя видите через пять лет?» Через пять лет я видела себя матерью двоих детей и владелицей собственного дома в пригороде. Но агенты имели в виду видение профессиональных перспектив. У меня не было никакого видения. Какие пять лет? Мне бы со следующим годом определиться. У большинства россиян нет привычки планировать на дальнюю перспективу, действуем по ситуации, что англичанам не совсем понятно. Вот они сразу после университета, если не гораздо раньше, выстраивают себе примерную картинку своей профессиональной жизни. Им не понять, что мы в своей-то родной стране не можем ничего планировать, не то что в чужой. Когда я жила по рабочей визе, условия продления которой постоянно менялись, и каждый день мне могли «указать на дверь» — какое уж тут стратегическое планирование!

Иногда мне кажется: англичане не могут и не хотят видеть ничего, что не вписывается в их традиционную картинку мира. Сначала они ожидают, что ты «по умолчанию» будешь вести себя и реагировать на всё, как они. Потом они обнаруживают, что ты на них вообще не похож, и решают, что ты в их социум не вписываешься, следовательно, можешь выполнять только неквалифицированную и низкооплачиваемую работу. Тот вариант, что ты равный им, но при этом непохожий, в расчёт не принимается. Они готовы лояльно отнестись к иностранцу, если у него прекрасный английский с минимальным акцентом. Но если твой английский плох, то ты не можешь в их представлении быть умным, образованным и культурным человеком. Может быть, на родине ты был генеральным директором, но поскольку это не британский опыт, и ты не похож на британского генерального директора, то даже девушка из рекрутингового агентства смотрит на тебя свысока.

А процедура моего увольнения шла своим чередом. Через два дня после последних прощальных вечеринок мне прислали новый рабочий контракт с предложением работать три дня в неделю на прежних условиях. В какой-то момент был соблазн согласиться. Но я вспомнила поговорку «уходя уходи» и «зафиналила» сей этап своей жизни, отказавшись от предложения. И вот когда я закрыла за собой эту дверь, передо мной открылась дорога к новой увлекательной работе, о которой раньше я даже не могла помыслить.

Шаг второй. Какая ваша самая большая ошибка?

Находить ответы на вопросы работодателей — это целое искусство

— Я смотрю, все твои русские друзья получили высшее образование, — говорит муж. — А я думал, что восточные европейцы, которые в Лондоне работают на стройках и занимаются уборкой, нигде не учились.

И не он один, а большинство британцев так думает. Потому что в Англии, если ты учился в университете, то не будешь работать официантом или строителем. Ну, может быть, в первый год после университета тебе придётся приобрести опыт и рекомендации, сидя в приёмной солидного офиса и отвечая на телефонные звонки. Но это только начало большого пути. А если нашим иммигрантам удаётся пробраться в офис и сесть за телефон — это практически вершина их непростой карьеры в чужой стране. Значит, они таки довели свой английский до уровня свободного владения, разобрались с визами и — самое главное — обрели некие навыки «правильного реагирования» при общении с англичанами.

— Что у вас за странная привычка пожимать плечами? — недоумевает моя английская знакомая. — Я набираю работников, задаю вопрос: «Какое ваше самое большое достижение на предыдущей работе?» А они пожимают плечами, типа «что за дурацкий вопрос», и смотрят в сторону.

— Пожимаем плечами, потому что никогда не задумывались над этим вопросом, — отвечаю я. — Это означает «я даже не знаю, дайте подумать».

— Немедленно перестань пожимать плечами, — советует она. — Это очень отталкивает.

Сижу и думаю, как выполнить этот простой наказ. Это ведь непроизвольная реакция! Я тоже могу ей сказать: «Перестань улыбаться, когда тебе задают вопросы на паспортном контроле при въезде в Россию, твоя излишняя дружелюбность вызывает подозрения».

Когда я разместила своё резюме на сайтах Reed и Totaljobs, мне стали звонить представители всевозможных рекрутинговых агентств и задавать неожиданные, если не сказать странные вопросы: «Каковы ваши недостатки?», «Какую самую большую ошибку вы допустили на предыдущей работе?» Самой большой ошибкой было то, что я не уволилась двумя годами раньше, продолжая надеяться на обещанное повышение. Конкуренты моей компании, услышав, что я проторчала там пять лет, заявляли о моей профнепригодности к какому-либо другому виду деятельности. Им нужны люди, которые могут делать всё, чтобы их можно было поставить на решение любой задачи. А в нашей компании такая узкая специализация, что мы зачастую не знали, чем занимаются люди, сидящие за соседним столом. Это рассказали конкурентам те, кто от нас переметнулся к ним, очевидно, ещё не успев закоснеть в узкой специализации.

«Почему вы ушли со своей работы? Какая у вас зарплата? Сколько хотите получать? Чем хотите заниматься?» — эти повторяющиеся вопросы агентов по рекрутингу тоже загоняли меня в тупик. Я не понимала, почему должна рассказывать им, чем хочу заниматься, меня интересовало, чтó у них есть для рассмотрения. И чтó ответить, когда спрашивают, почему я хочу уйти с работы из хорошей компании после нескольких лет работы? Ведь ни одну из реальных причин нельзя назвать. Забавно представить, как бы вытянулись физиономии моих собеседников, если бы я сказала, что начальница постепенно впадает в маразм, объём работы с каждым днём увеличивается, а клиенты совсем оборзели. В конце концов меня совсем утомили эти ни к чему не ведущие расспросы. Я сделала вывод, что у этих агентств не было никакой конкретной работы для меня, им просто нужно было вбить в базу данных как можно больше кандидатов. От меня как будто ожидали каких-то стандартных ответов, которых я не знала. А когда я говорила первое, что пришло в голову, терялись и зависали на другом конце провода.

Конец ознакомительного фрагмента.