Девчачьи нежности

Елена Ожич, 2018

Победитель конкурса детской и юношеской прозы ЛитРес: Самиздат – 2018. Мама хочет быть твоею подружкой? Еще чего придумала! Она такая странная – все время рассказывает о своем детстве, задает вопросы, пытается все время что-нибудь выведать, лезет в твои дела. Да у нас общего только то, что мы живем с нею под одной крышей!!! Хотя… не такая уж она и странная, и детство у нее прикольное было, и между нами есть кое-что общее. Например, мы обе терпеть не можем все эти девчачьи нежности.

Моим дочерям

[e-mail]

Я. Как говорит моя мама

Вы бы слышали, какие вещи иногда говорит моя мама! Нет, конечно, чувство юмора и все такое, но я не могу представить, что какая-нибудь другая мама, мама моей одноклассницы могла так сказать. Мамы, они как-то серьезнее должны быть, что ли.

Ну, например. Моя младшая сестра не любит ходить в садик, и поэтому по утрам орет в прихожей. Что ж, я ее понимаю. Я и сама бы орала в прихожей, когда собираюсь в школу. Но я не могу… Возраст уже не тот. Какое счастье, говорит мама, что хотя бы у одной нашей дочери есть тормоза. Это про меня она, да.

И вот Котя, как мы называем нашу мелкую, опять орет в прихожей. Что-то про взорвать садик. Или разрушить. Или разобрать. Но что-то явно деструктивное. И мама тут как брякнет:

— Отличная идея, Котька! Пойдем скорее детский садик разрушать!

Котька сразу умолкла, а мама продолжает:

— Давно пора с этим садиком разобраться, столько из-за него переживаний. Представь, Котька, что ты шпионка, и у тебя специальное, суперсекретное задание — разобрать по запчастям детский садик. А чтобы про твое шпионское задание никто не догадался, предлагаю следующий план. Дадут тебе чистую бумагу — разрисуй ее всю в клочья! Выдадут вдруг пластилин — лепи так, чтоб живого места на нем не осталось! Каши полную тарелку пододвинут — уничтожай, не раздумывая! Знаешь, сколько там ее, этой каши, в детском саду-то — просто горы невероятные! Мыло дадут — мыль тщательнее, чтоб все смылилось. Только так мы с тобой садик-то и разберем, и раскатаем по бревнышку…

Пока мама все это говорила, Котька ошарашенно молчала и смирно позволяла себя одевать и обувать. Вечером, придя из детского садика, Котька с видом шпиона на секретном задании доложила, что а) кашу съела, б) мыло мылила изо всех сил, в) даже песок из песочницы (два ведерка) высыпала.

Или как моя мама умеет отвадить Котьку. Иногда мама работает дома, и Котька лезет к ее компьютеру в самый неподходящий момент. Я в таких случаях Котьку просто отодвигаю, иногда ногой. Нормальная, обычная мама что скажет? Брысь, отстань, уйди отсюда. А наша?

— Ну, Котька, — говорит она, — иди-ка сюда, я сейчас тебя буду обнимать, целовать и жамкать.

И руки так протягивает, будто бы с хищным видом. И Котьку сдувает, как ветром. С криками «Не надо меня жамкать!» вреднющая Котька убегает. Класс. Возьму на заметку.

Или вот еще пример того, как со мной мама разговаривает. Как-то просит меня:

— Котька (да, иногда Котькой называют и меня тоже), помой посуду!

Ну, а я что. Я подросток, мне положено огрызаться. И я дерзко отвечаю (сама в шоке от своей смелости):

— Может быть, тебе еще и мусор вынести, и мир спасти?

Я-то думала, что мама скажет, что-нибудь обыкновенное, вроде «Да как ты с матерью разговариваешь!» или «Тебе не стыдно вообще?» А она:

— Мусор я уже вынесла. Пару подвигов по спасению мира уже совершила. Если мир подаст сегодня еще сигналы о помощи, так и быть, твоя очередь его спасать. Так что — пока только посуда.

Ммм. Тебе не стыдно вообще, мама? Ты издеваешься? Разве так с детьми разговаривают? Шарахни, что ли, кулаком по столу. Я обижусь, закроюсь в комнате, ну, а ты еще пару часиков повозмущаешься — мол, вырастили тунеядку… Так бы славненько попрепирались бы. А теперь только и остается, что идти и мыть посуду.

Или вот еще был случай. Я учусь в седьмом классе, и вроде бы читать «Онегина» мне еще по возрасту не положено. Но что-то я повелась на мамину провокацию, старею, наверное, теряю легкую юношескую борзость.

Так вот, мама и говорит:

— Котька, давай приколемся!

Как-то сразу сбило меня это слово, «приколемся». Не мамино это слово, а мое и моего поколения, чего она.

— Давай, — говорим мама, — над вашей Верой Борисовной приколемся.

Вера Борисовна — это наша учительница по русскому языку. Над ней прикалываться — себе дороже. Она наших прежних-то заслуг не признает, а уж шуток и вовсе не понимает.

— Давай, — продолжает мама, — ты «Онегина» прочитаешь, вот она удивится-то! Как скажешь ей: «Мой дядя самых честных правил», так все, у нее минут на пять будет легкий ступор.

— А прикол-то в чем? — спрашиваю я.

— Эх ты, — смеется мама, — «Евгения Онегина» в девятом классе проходят. А ты только в седьмом!

А чего, думаю я, дело. Неожиданность — наш конек. И пошла читать «Онегина», а там-то про любовь! Очень интересная книжка, хоть и в стихах. До двенадцати ночи не могла оторваться. Жду теперь случая подходящего, чтобы Вере зацитировать письмо Татьяны — люблю людей шокировать. Вот еще челку в синий покрашу и вперед, «вообрази, я здесь одна, меня никто не понимает, рассудок мой изнемогает, и молча гибнуть я должна…». Маме, кстати, иногда тоже можно что-нибудь такое ввернуть. Короче, Пушкин — вееещь. Надо у него еще порыться, каких-нибудь таких улетных фразочек поискать.

Или вот еще история, тоже про Веру Борисовну.

Мама как-то говорит:

— Хочешь «пятерку» по русскому за просто так получить?

Кто же не хочет, лишняя «пятерка» еще никому не помешала.

А мама продолжает:

— Задаст вам Вера Борисовна очередное правило по русскому, а ты как бы невзначай скажи: «Хорошо, посмотрю у Розенталя». Только сперва, чур, посмотреть, что за Розенталь, вон на полочке стоит.

Ну, я и посмотрела — учебник и учебник. Имя у Розенталя еще прикольное такое — Дитмар Эльяшевич. И правда, правила все есть. Смотришь оглавление — и оп, сразу нужное правило, почти как в интернете.

И на уроке так и сделала.

Вера Борисовна очень удивилась и говорит:

— У тебя дома Розенталь есть?

Я говорю:

— Ну да, — мол, у кого же в доме нет Розенталя, что за вопрос.

Вера Борисовна тогда говорит:

— И ты знаешь, кто такой Розенталь?

— Ну, кто-кто, — говорю, — этот… филолог, наверное. У нас даже два Розенталя есть, второе издание и восемнадцатое.

— Второе? — как-то странно заблестели глаза у Веры Борисовны. — Второе-то у вас откуда?

— Да так, — говорю, — мама на помойке какой-то нашла.

Это я, конечно, так зря выразилась. Просто мама сама сказала, что второе издание Розенталя как с помойки, хотя она его на полке буккроссинга в книжном магазине выискала.

— Как книжка-то называется? — строго спросила Вера Борисовна.

Все-таки мамка моя — голова, не зря предупредила, чтобы я книжку сперва на полке посмотрела.

— «Справочник по правописанию и литературной правке». А что?

— Ничего, — сказала Вера Борисовна. — Иди.

Эй, а «пять» поставить?

Блин. Не сработало. Но троллинг зачетный, Вера как-то добрее стала, что ли.