Это Фоме и мне

Елена Нестерина, 2001

«Всё было готово для поездки в Пномпень, когда Фому вдруг схватили и положили в больницу. По всем признакам его болезнь называлась гепатит «В», была она очень заразная, и вот Фома оказался замурованным в боксе без права свиданий. Мало того. Огромный больничный комплекс имени Красного Креста находился далеко за пределами города, а здание инфекционного отделения, куда поместили Фому, вообще на самом отшибе…»

Огонь + Вода = Медные трубы

Был у Вики сосед — дедок, который знал всё на свете. Очень, ну очень любознательный. Он и сообщил Вике то, что решило бы все проблемы и её, и Фомы.

— Такую болезнь, уж ты меня, миленькая, слушай, — говорил он, зазвав Вику в недра своей квартиры, — лечить надо один раз. Простым средством — а проходит на всю жизнь и больше уже никогда не привязывается. И печёнка здоровая, хоть водку, милая, вёдрами глуши…

Секрет его лечения был простой и предельно народный — нужно было проглотить вошь обыкновенную. Проглотить, понятное дело, не Вике, а тому, кто болеет.

— В воши такие полезные качества, что болезнь наповал валит, прямо сразу… — дед говорил так едко, что Вика полностью поверила.

Теперь две проблемы встали перед ней — где достать вошь, потому что сосед своего товара не имел и посоветовать ничего не мог. И вторая — вошь должна быть живая в момент её глотания: ей предстоит, выделив свои полезные качества, умереть внутри больного организма Фомы, иначе никакого эффекта не будет.

Как всё это устроить — Вика не знала. Оставалось только жаловаться подруге. Вика так и сделала.

Подругу звали Лариска. Уже по телефону общаясь с встревоженной Викой, она поняла, как можно всё устроить.

— Вика, собирайся, мы едем к Брысе! По дороге объясню, почему к ней… — заявила она, и уже через пятнадцать минут стояла у дверей Викиной квартиры.

Брыся была когда-то одноклассницей Лариски и Вики, а теперь работала медсестрой в детской больнице. Особой дружбы они с Брысей никогда не имели, но и откровенной не дружбы тоже.

— Я у Брыси была на работе один раз, но точно уже не помню, как её искать, — при всей своей худобе Лариска умела ходить очень быстро, да ещё и говорить много и тоже быстро, так что Вика едва-едва за ней поспевала, — но это ничего, найдём.

Перед Викой снова была больница, только детская. Приятного в ней тоже оказалось мало — хорошо только, что здание находилось почти в центре города, да и построено оно было в позапрошлом веке.

— У-гу-гу-гу! — моталось по коридорам с высокими потолками словно отсыревшее эхо.

И совсем это было не у-гу-гу-гу, эхо ещё и всё перевирало — это Лариска спрашивала у проходящей мимо медсестры:

— Скажите, а где тут терапевтическое отделение?

— Какое терапевтическое? — удивилась медсестра, словно впервые слышала это слово. — Кто вам нужен?

Услышав имя Брыси, она малость подумала, а потом снялась с места и, уже удаляясь, махнула рукой:

— Идите во вторую соматику.

Лариска хотела возмутиться невоспитанностью этой медсестры — что она, по-человечески, что ли, ответить не может, но на первой же двери оказалось написано, что там и есть вторая соматика.

Дети носились по коридору, который открылся сразу Вике и Лариске за дверью «вторая соматика», как угорелые. У них только что закончился тихий час и полдник. Как ледокол сквозь айсберги, пробиралась между ними Брыся в халате и замысловатом чепчике. Она хватала некоторых детей, встряхивала, громко ругалась, перекрикивая визги и верещание — Брыся, наверное, хорошо работала.

— Мы что, у них будем искать? — в ужасе спросила Вика у Лариски, пока Брыся узнавала их и подходила ближе, радостно всплескивая руками.

— Паразиты, а не дети. — втолкнув в одну из комнат мальчика, которому, чтобы не упасть из-за этого, пришлось ускориться, сказала Брыся и, весело улыбаясь, подошла к Лариске и Вике. — Какими судьбами, девчонки? Вот уж кого не ждала… Пойдёмте ко мне. Не балуйся, Казаков, я сказала, а то мигом у меня будешь в боксе сидеть. А маме твоей скажу, что у тебя карантин. Понял?

«В боксе сидеть — это страшное наказание, — подумала Вика, увидев, как борзый мальчонка сразу притих и тихонько встал к стеночке, — бедный Фома…»

— Заходите, тут у нас типа комнаты отдыха, — сказала Брыся и завела Вику с Лариской в крошечный закуток без окна. Дверь она оставила открытой и время от времени выглядывала в коридор.

Минут пять они говорили про жизнь, про то, кто чем занимается, кто и что знает о судьбах других одноклассников, а потом Вика сказала:

— Одним словом, нам нужна вша. Живая. Очень нужна, — и коротко объяснила, зачем.

— У вас тут ведь должны быть вшивые дети, помнишь, ты рассказывала? — заглянула Лариска прямо в лицо Брысе, и той ничего не оставалось, как кивнуть:

— Есть. То есть должны быть. Вернее, их не должно быть, но есть… — Вика подумала, что Брыся стесняется, а на самом деле она просто вспоминала что-то. — Погодите, я сейчас…

С этими словами она быстро вышла из комнаты и пропала где-то.

— Неужели это так просто? — удивилась Вика.

— Я ж тебе и говорю — сейчас на подносе принесёт, — Лариска всегда была уверена в успехе.

— Целый поднос, и всё вши, вши?

— Ага.

Но Брыся пришла с пустыми руками — она всего лишь ходила давать таблетки ребёнку.

— Дело в том, что вшивых-то, на самом деле, у нас полно бывает. — сказала она, когда вернулась.

— Маленькие беспризорники которые, или дети бомжей, да? — спросила Вика.

— Да нет, у нормальных, у домашних детей вошки. — спокойно ответила Брыся.

— А родители куда смотрят? — удивилась Лариска.

— Ну, получается, мимо вошек, — развела руками Брыся. — Вы что, такие родители бывают… Когда поступают к нам в больницу с ребёнком, мы их обязательно на педикулёз осматриваем — если ребёнок один ложится, то только ребёнка, а если с мамой — то и того, и другого. Вот они, эти мамы, так против, как будто мы их права человека нарушаем — скандалят, не даются, одна чуть ли не министру здравоохранения звонить собиралась.

— Ого.

— Да. Пришла, значит, она вот с такой причёской! — Брыся подняла руки и сомкнула их кольцом над головой. — Эдакая фуфочка… Вот именно у неё-то вошки и были. Как разгребла я эту причёску, гульку такую накладную, всё начёсано, лака море — а там вохи: видимо-невидимо! Друг на друге катаются! И у девочки её тоже гнидки нашла… Если вам интересно, конечно, — вдруг остановилась Брыся.

— Конечно, конечно, интересно! — с восторгом воскликнула Лариска, которой только дай послушать что-нибудь эдакое. Но только послушать, в крайнем случае посмотреть, но чтобы с ней что подобное — ни-ни, на это она не согласна.

— А ты нам когда, прямо сейчас наловишь? — до Фомы добираться было почти полтора часа, Вика спешила и волновалась. — Если можно, конечно.

— Ну, пойдёмте в бокс, есть там у меня пациент, как раз в обед поступил. Сидит там, как миленький, ждёт обрабатываться… Сейчас, только я порядок наведу и зайду за вами. Посидите. — С этими словами Брыся вышла — и тут же понёсся над детским гвалтом её командный голос.

— Вик, а может, мы не пойдём, пусть она одна наловит, а то вши на нас перепрыгнут? — Лариска неуверенно заёрзала и даже зачесалась.

— Хочешь — не ходи, а мне надо, — заявила Вика.

— Ну, идёмте! — тут же появилась Брыся и крутанула в воздухе ключами. — В боксы ходить, конечно, даже родителям нельзя, но врача уже нет, так что…

Лариска не хотела идти, совсем не хотела, она попросила у Брыси халат и шапочку, а Вика посмотрела на её причёску — три волосинки, и подумала, что заведись там вошки, изловить их проблем не будет. Но вслух ничего не сказала.

— Вообще мы всех, кто со вшами, домой заворачиваем — если несрочная операция, и они приехали не из области. — говорила Брыся и словно экскурсовод показывала Вике и Лариске даже на самые маломальские достопримечательности своей больницы. Подруг у Брыси, считай, и не было. — А тех уж, кто издалека приезжает, мы по всей строгости обрабатываем. Вот он, — Брыся открыла ключом дверь с тюремным окошком, — заходите. Сидит. Ну, сидишь, не скучаешь?

От окна отскочил мальчик лет восьми-девяти, в тапках и застиранной пижаме — и жадно уставился на руки Брыси, Вики и Лариски.

— На, я тебе редиску принесла, — с этими словами Брыся вытащила из кармана мокрый пакет с бледно-розовой редиской.

Мальчик схватился за пакет, влез в него обеими руками и начал быстро поедать редиску.

— А «спасибо» Пушкин будет говорить? Спа-си-бо. — Брыся попыталась выхватить у мальчика пакет, но он так вцепился в него своими тёмными-тёмными пальцами почти без ногтей, что было ясно — схваченного один раз этот мальчик уже не отдаст никогда. — Ладно, ну тебя, садись на стул и сиди тихо. На стул, я сказала. Знакомьтесь, девочки: Рафик Гусейнов, дикий человек. Привезён сегодня своим папаней из области, диагноза пока нет, так что будем тут его воспитывать и лечить. Видите, ногти какие? Это я их ему обстригла. Он сам не умеет и никогда не пробовал.

— А как же? — спросила Лариска, которая как встала у самой двери, так дальше и не пошла.

— А вот так же: пока сами отломятся. Честно. Ничего, мы из него человека сделаем. Да, Рафик?

Рафик промолчал, но Брыся продолжала:

— Он, кажется, даже зубной щёткой и туалетной бумагой пользоваться не умел. Щёткой зубной, а, Рафик, умеешь?

— Умеешь, — хрипло ответил Рафик и даже гордо передёрнул плечами.

— О, вот так. Это я его сегодня научила. Быстро схватывает.

— У тебя есть шанс выйти в люди, Рафик, — серьёзно сказала Вика, потому что Рафик уже насупился — он решил, что про него говорят что-то нехорошее.

— Есть, конечно. Когда он по-русски говорить научится, тогда вообще будет всё отлично. Хоть в университет поступай. Да, Рафик?

Слово «университет» напомнило Рафику слово «универсам», а в универсам обычно ходили за едой, поэтому Рафик вмиг оживился, чёрные глазёнки его бодро загорелись, он даже приоткрыл рот и завертел головой во все стороны, прямо как галчонок.

— Кушать хочет. Любит кушать. — пояснила Брыся.

Вика, чувствуя себя виноватой, порылась в своей сумке и достала разорванную пачку леденцов, хотела протянуть их маленькому Рафику, но Брыся опередила её:

— Не давай ничего. Пусть он сначала смирно посидит, пока я поищусь у него, а когда отпущу, тогда дай. Так, Рафик, садись ровненько. — с этими словами Брыся натянула резиновые перчатки и накинула на Рафика марлю, которую принесла с собой в бокс. — Сиди, не вертись. Будешь вертеться — конфеты не получишь. Понял?

Рафик уселся послушно. Лариска совсем прижалась к двери и только шею изо всех сил вытянула, чтобы смотреть на то, что Брыся делает. А Вика, заложив, правда, руки за спину, наклонилась прямо над Рафиковой головой и, не отрываясь, смотрела, как резиновые пальцы Брыси разгребают чернейшие и густейшие Рафиковы волосы.

— Ну зарос, не проберёшься. — сказала Брыся, раздирая спутанные кудри, отчего бедный Рафик заорал и схватился за Брысину руку.

— Нельзя! Не хватайся за меня! — закричала Брыся и, вырвав руки из Рафиковой шевелюры, попыталась успокоить дикого ребёнка, который начал сдирать с себя марлю. Рафику, видно, даже леденцов не так хотелось, как свободы.

Конец ознакомительного фрагмента.