Письмо счастья

Елена Нестерина, 2005

Серьёзная девочка Тоня, волей злой судьбы оказавшаяся с маленькой сестрой в деревенском доме у тёмного леса, и бойкий цыганёнок Васька, бросивший школу и промышляющий чем-то не совсем законным… Что у них может быть общего? Любовь, вот что! Такая светлая, такая сильная – что, казалось бы, все на свете должны помогать юным влюблённым. Но их разлучают – не раз и не два… Может быть, разлучённые в третий раз, они успокоятся и забудут друг друга?

Глава 2

Хозяйство

Первым делом Тоня посчитала и спрятала деньги, которые они привезли из Москвы. Их было мало — но уж сколько было. Жить предстояло только на них. Нужно будет платить за свет и покупать еду. Но не всю же — ведь что-то можно было употреблять и из домашнего запаса.

Тоня начала инспекцию. В дедушкиных закромах обнаружилось много разной крупы, мешок муки и почти полный куль сахарного песка. Отыскав фонарь, девочка забралась в погреб. Ого, сколько банок с вареньем оказалось там! И клубничное, и черничное, и земляничное. Даже яблочное и грушевое — дедушка сам научился варенье варить, и оно с каждым сезоном получалось у него всё вкуснее и вкуснее. Ну, с вареньем они точно не пропадут!

Рядом с вареньем обнаружился бак солёных огурцов. Его деревянная крышка была придавлена большим камнем. Тоня даже сдвигать его не стала, чтобы заглянуть. Она и так знала: в этом баке всегда солят огурцы. Значит, тоже имеется хороший запас.

Два деревянных бочонка поменьше были с грибами. Грибы стояли и в банках — немного, всего несколько поллитровок. Тоня очень любила солёные грибы, поэтому прихватила одну банку с собой.

Зарытая в песок, хранилась в ящике морковка. А ещё небольшая кучка свёклы и редьки, даже несколько крупных реп — вот сколько всего дедушка запас на зиму.

В деревянном ларе обнаружилась картошка — много. Тоня представила, как старый дедушка копал и собирал её, таскал полные вёдра, наклонялся, высыпал картошку сначала в кучу, а потом перетаскивал в погреб. Снова подступили слёзы. Но Тоня не дала себе заплакать — ведь она должна быть сильной девочкой, не лить слёз по погребам…

Скомандовав себе взять себя в руки, Тоня по лестнице выбралась наверх. Закрыла дверцу в полу, выключила фонарь и убрала его в карман. Погреб был вырыт «на дворе» — то есть в хозяйственной части дома, пристроенной, как почти во всех деревенских домах, за жилой. Прошла за перегородку, посмотрела, как там куры — все ли на месте? Куры спали на жёрдочках, склонив головки и трогательно прижавшись друг к другу.

Тоня заперла так называемую «чёрную» дверь, что вела со «двора» на улицу, вошла в сенцы, оттуда на терраску. Проверила тамошнюю дверь — закрыта. Осторожно открыла её, вышла на улицу.

Было совсем темно. Тут же выбрался из будки Кузя, подбежал к Тоне, фукнул носом ей в коленки.

— Иди спать, Кузенька, — погладила его Тоня. — Иди, малыш. Но карауль, ладно? Как что услышишь — сразу гавкай!

Зачем Кузе гавкать, если возникнет опасность, она не знала. Но так как-то, вроде, спокойнее ей казалось. Ещё раз прислушавшись к тихой ночи, Тоня вернулась в дом.

Свернувшись калачом, спала под тремя одеялами Машенька. Замёрзла. Ведь в доме было холодно — печь-то топили давно. Наскоро умывшись, Тоня погасила свет и тоже бросилась на диван, к сестре под одеяла.

Первый раз в жизни они сегодня спали здесь, в деревне, совсем одни. Больше не возился и не сопел на печке дедушка, который забирался туда спать и зимой, и летом. И мамы не было на высокой кровати за занавесочкой. Если вдруг что-то случится — не поможет ведь никто. Пока это на деревне услышат, да сообразят, что к чему, да прибегут. И кто прибежит-то — бабки старые?

Страшно? Страшно.

Одиноко? Одиноко…

«Не нагнетать, только не нагнетать упаднических мыслей!» — такую команду дала себе девочка. И старательно принялась думать о чём-нибудь отвлечённом.

Про отвлечённое не думалось — зато Тоня вспомнила про дедушкино охотничье ружьё, что стояло в шкафу. Управляться с ним девочка умела — и даже набивать патроны: насыпать пороха, дроби, заталкивать пыжи она научилась, когда помогала дедушке. Когда-то он ходил на охоту, но последние годы перестал. Ружьё просто так в шкафу за одеждой и стояло. Дед Семён только проверял, чистил его — и ставил на место. Вот бы сейчас посмотреть — как, что там с этим ружьём? В каком оно состоянии, способно ли выстрелить, если в этом, не дай Бог, возникнет необходимость? Но для этого же надо выбираться из-под одеяла, шлёпать по ледяному полу, лезть в шкаф… Сил у Тони на это не было. Завтра! Она проверит ружьё завтра! Ничего не случится плохого этой ночью, никакой злодей не подберётся к одинокому домику на холме. Почему-то Тоня, засыпая, была в этом уверена.

Так оно и случилось. Ночь прошла спокойно.

Проснулись девочки рано. Осенняя ночь выстудила дом, так что даже под одеялом стало холодно.

— Не будем на диване спать. Тут, под окнами, не очень-то тепло, — решила Тоня. — Здесь только летом хорошо. Переберёмся на мамину кровать, ближе к печке.

— Ага. — согласилась Маша и снова зарылась в одеяла.

А Тоне нельзя было больше спать. Ведь кто, если не она, займётся хозяйством? Нужно было срочно бежать за дровами и растапливать печку. Тоня оделась, вышла на двор.

Куры! Их же надо накормить и выпустить! Конечно, нужно это было сделать пораньше — они же ни свет, ни заря просыпаются!

А куры нетерпеливо пыхтели и громко топтались у самой двери, точно стадо маленьких слонов. Правда-правда — настолько сильно им не терпелось попасть на улицу. Тоня бросилась к бочке с зерном, зачерпнула ковшик, насыпала пшеницы курам в их узкое деревянное корытце для корма. Те принялись клевать, вмиг смели свой завтрак — и ринулись в распахнутую Тоней дверь. Засуетились там, на улице, заквохтали, бросились по своим важным делам.

А Тоня отправилась в дровяной сарай, что был пристроен к бане, набрала поленьев, сколько смогла унести, оттащила их в дом. Вернулась и закрыла дверь, в которой для кур, если они захотят зайти на двор, чтобы снести в гнезде яичко или просто отдохнуть, в самом низу была вырезана специальная лазейка.

Сама Тоня печь никогда раньше не топила, только смотрела, как это делают взрослые. Одно она знала хорошо — главное, не закрыть раньше времени дымовую заслонку, чтобы не пошёл угарный газ, который от не до конца прогоревших угольков будет вынужден улетучиться не в трубу, а через дверцу топки в дом. Но до момента закрывания заслонки было ещё далеко, а пока девочка эту заслонку, наоборот, для создания тяги, открыла, еле до неё дотянувшись — ведь заслонка была расположена довольно высоко — на трубе. Уложила сухие дровишки в печку, впихнула между ними газету и зажгла её. Газета принялась гореть, но дрова всё сопротивлялись. Так что пришлось скомкать ещё одну газету, разорвать картонную коробку и тоже засунуть её в печку. Но поленья всё равно не слушались — пока Тоня не догадалась сбегать к канистре с керосином и не облить их. Запылали дрова, а через некоторое время пламя загудело — значит, скоро и печка начнёт нагреваться.

Захлопнув дверцу, Тоня бросилась к электрической плитке, включила её в розетку. Отыскала самую большую кастрюлю, насыпала в неё гречневой крупы, которую страсть как не хотелось мыть — полоскать руки в ледяной воде. Но помыть все же пришлось — не есть же грязную кашу? Тут же Тоня заметила, что вода в алюминиевой фляге, что стояла в сенцах, закончилась. Значит, и на колодец придётся идти. Но это после — а в рукомойнике воды, чтобы Машуньке умыться, вполне хватит.

Тоня спустилась в погреб за огурцами и вареньем, нашла в холодильнике большой кусок сала, отрезала от него тонкий лепесток, порубила узкими полосками и вместе с остатками колбасы разложила на тарелке. Заварила чай, вытащила хлеб, помешала кашу, заглянула в печку. Ну что ж — не так всё и плохо. Жизнь, можно сказать, налаживалась.

Тоня посмотрела на мобильный телефон, что лежал на буфете. Нет, никто не звонил, сообщений не прислал. Но ничего, потому что надо думать только о хорошем. Девочка уселась на стул, прислушалась. Ей показалось, что сейчас откроется дверь — и войдёт дедушка. «А ну-ка завтракать, девчонки!» — весело крикнет он. Дедушка всегда говорил громко, даже кричал — потому что слышал плохо. И от этого казалось, что у него всегда хорошее бодрое настроение…

Но нет — не войдёт больше дедушка в кухню. «Пусть земля тебе будет пухом, дедушка ты наш хороший!» — мысленно пожелала Тоня, так же про себя пожелала доброго утра маме в Москву, и отправилась будить сестрёнку.

— Машер, поднимайся, уже девять утра! — затормошила она малышку. — Одевайся, будем кашу есть!

Уставшая за вчерашний день Маша и так спала уже больше двенадцати часов, могла бы, конечно, ещё — но Тоня стянула с неё одеяла, и она сразу замёрзла.

— Холодно! — пискнула Маша.

— Печка топится, скоро тепло будет! Скорее, умываться и за стол! — и Тоня подсела к сестре с ворохом одежды. — Давай-ка одеваться. Так, колготки, штаны, майку… Не вертись. Чуешь, кашей уже пахнет?

— Да… А Кузе тоже кашки дадим?

— Кузе? Обязательно. Одевайся дальше сама, а я на кухню.

После завтрака Тоня взяла два ведра, кликнула Кузю, который наелся гречневой каши и с довольным видом грелся на ступеньках крыльца, и отправилась под горку к колодцу. Маша, размахивая бидоном, мчалась позади. Кузя нагнал их, радостно обгавкал, обогнал — и поджидал уже девочек внизу.

Да, тащить два полных ведра в гору — это было совсем не то, что включить воду в городской квартире! Тоня и так налила вёдра не до краёв, а пришлось три раза остановиться, чтобы отдохнуть. И Маша с бидоном устала.

Но всё когда-нибудь кончается. И вот вода перелита из вёдер и бидончика во флягу.

— Маш, пойдём владения осматривать! — предложила Тоня.

И девочки вышли в сад. Яблоки — антоновки и анисовки, ещё висели на ветках. Их выросло в этом году совсем мало, но сорвать их нужно было обязательно.

— Сейчас и займёмся, — кивнула Тоня. — Но пока пойдём дальше.

На ветках всё ещё висела черноплодная рябина. Тоня знала, что дедушка всегда её сушил, и потом она появлялась в составе компотов из сухофруктов. «И мы насушим, что ж добро-то будет пропадать!» — решила она. Та же мысль пришла к ней и по поводу калины, которая своими яркими ягодами семафорила им из обсадки. Желание всё пустить в дело не оставляло её.

В конце картофельного поля жизнерадостно желтели цветы высоченных топинамбуров.

— Выкопать бы надо, — окончательно сжилась с ролью хозяйки Тоня. — Они вкусные. Напомни мне, Маш.

— Ага! — охотно согласилась Маша.

— Ну, а теперь в огород!

Кузя, переполошив кур, первым помчался к огороду.

Там было чисто. Всю сухую ботву дедушка отнёс в кучу, где она гнила, превращаясь в удобрение. Некоторые грядки даже перекопал под зиму. А вот капуста ещё стояла — с дальнего конца огорода отсвечивали из лопухов большие бело-зелёные кочаны.

— А капусту дедушка в погребе подвешивал! — вспомнила Маша. — Прямо в сетках! Помнишь, они иногда до лета так висели — и ничего им не было!

Тоня помнила. И решила повторить эту операцию.

— Вот тогда мы сначала с тобой капустой и займёмся! — скомандовала она. — Ну, Маш, выдёргивай её из земли, а я пойду сетки искать.

Маша подскочила к самому большому кочану и принялась тянуть его, как дедка репку. И, конечно же, кочан ей не поддавался. Кузя не хотел быть Жучкой-внучкой — и не помогал ей. Так что сопела и пыхтела Маша, пока сестра не появилась.

А не приходила Тоня долго — потому что вспомнила про печку. Которая успела прогореть. Давно погасли в ней все угольки, жар вслед за дымом покидал её. Так что получилось так, что закрыла девочка заслонку уже поздно. Правда, большая русская печь уже нагрела дом, но…

«Ничего, в следующий раз лучше получится». — успокоила себя Тоня, которая любила во всём добиваться выдающихся результатов.

Взмахнула сетками, в которых собиралась подвешивать кочаны капусты, — и выбежала на улицу. После операции «капуста» нужно было заниматься обедом. Да, ещё посуда с завтрака немытая осталась. Курам надо корма задать. И ружьё Тоня вчера собиралась проверить. А рябина? А яблоки? В общем, де-е-ел… Да просто полно было всяких дел теперь.

Так началась самостоятельная жизнь Тони и Маши Федотовых.