Лягушачий король

Елена Михалкова, 2021

«Лягушачий принц выбирает себе жену. Она должна быть молчалива. Покорна. Должна уважать старых жаб. Что ее ждет, если она ослушается: гнилая трясина или корона из лилий? Выйди замуж за принца – и узнаешь». В руки детективов Макара Илюшина и Сергея Бабкина попадает странная книга. Реальные истории описаны в ней или это плод больной фантазии? И почему гибнут люди, имеющие к ней отношение? Новое расследование частных сыщиков – в романе Елены Михалковой «Лягушачий король».

Глава 5

Сыщики

Заглянув к Илюшину около полудня, Бабкин обнаружил напарника за чтением. Макар распечатал присланный Ритой с утра файл, включая обложку: «Песни ангелов Московской области», И. Варфоломеев.

— Много освоил? — осведомился Сергей.

— М-м-м… половину, — отозвался Макар, уткнувшись в страницу. Он лежал на диване, держа над собой несколько листов сразу, чтобы текст не просвечивал. — Первую половину. Второй раз.

— Что это значит?

Илюшин оторвал взгляд от книги.

— Я прочел ее всю, теперь перечитываю. Пока перечитал половину. Первую.

— Быстро ты!

— Роман не очень большой.

Пользуясь тем, что Макар занял диван, Бабкин опустился в его кресло. «Господи, хорошо-то как!» Спина, которую он сорвал в Карелии, до сих пор давала о себе знать.

— Я у тебя кресло отберу, — лениво сообщил он.

— М-м-м…

— Ты его недостоин.

— М-м-м…

— И перекрашу.

— Угу.

Все три пробных мячика, пущенных в Илюшина, не были отбиты. Сергей нахмурился. С того момента, как он появился, Макар не задал ни одного вопроса про Богуна. Макар не стал обсуждать потенциальных клиентов. По утрам, если не велось расследования, они проводили что-то вроде совещания: за что браться, кому отказать, и если отказать, то какие выбрать формулировки. Клиенты бывали разные, обидеть кое-кого из них означало нешуточно осложнить себе жизнь.

Что-то из ряда вон выходящее должно было произойти, если Макар отступил от заведенной традиции.

Бабкин начал раздражаться. Но пока он наблюдал за Илюшиным, кажется, забывшим о его существовании, раздражение сменилось беспокойством. Уйдя на кухню, он сварил кофе на двоих, вернулся и сунул чашку Макару.

Илюшин снова отстраненно угукнул, но вынужден был занять вертикальное положение. На это и был нехитрый расчет Бабкина.

— Что ты там вычитал? — помолчав, спросил он.

Макар отложил книгу и уставился в окно. Сергей даже проследил за его взглядом. Но на двадцать пятом этаже с илюшинского дивана можно было увидеть только московское небо, в котором изредка мелькали чайки, орущие так, словно созывали всадников апокалипсиса. Голуби если и залетали, то тихие. Временами среди них встречались снежно-белые, прекрасные, точно сказочные принцы. Застенчиво покакав на подоконник, они уходили, похожие на херувимов, не удержавших подопечных от греха.

— Довольно странная книга, — сказал Макар. — С одной стороны, она хорошо написана. И меня не оставляет ощущение, будто я читал что-то этого автора. Фамилия «Варфоломеев» мне точно не попадалась. Но строй предложений, характерный ритм фразы… Черт его знает! Чудится, чудится что-то знакомое. С другой стороны, сюжет вопиюще плох. Это бредни пятиклассницы, воспитанной Стасом Михайловым и пионерской дружиной.

Сергей представил и содрогнулся.

— Главный герой — мужчина, влюбленный в женщину немыслимых достоинств, — продолжал Макар, отпивая кофе. — Его любовь так сильна и прекрасна, что поднимает его до состояния ангела. В буквальном смысле: он понемногу начинает летать. Одежды белеют. Перья отрастают на лопатках.

— Гадость какая!

— Мироздание раз за разом подкидывает ему ситуации, в которых герой вынужден спасать людей. Скажем, он возвращается домой через парковку и видит, что в машине от сердечного приступа умирает девушка. Ему приходится прыгнуть во времени назад (да, он и на такое способен) и изучить протокол реанимации. Или, например, герой, работающий газовщиком, оказывается по вызову в квартире старухи, которая погибает на его глазах. Когда он пройдет все предназначенные ему испытания, то окончательно превратится в ангела и обретет взаимность.

— Подожди, это как? — озадачился Сергей. — Баба ангела полюбит?

— Не спрашивай. Герой преодолевает все трудности, и в финале женщина выходит ему навстречу, расправляет крылья за спиной, берет его за руку, и они поднимаются к облакам. В облаке — дверь с эльфийскими письменами…

— Прямо так?

— Автор упоминает мимоходом о своей любви к Толкиену, через персонажа, конечно. Герои должны что-то сделать, чтобы дверь открылась, и тогда он встает на колени и целует своей любимой руки, потому что благоговеет и преклоняется. Дверь распахивается, они уходят вдвоем в сияние, звездный путь и проч.

Бабкин крякнул.

— Лихо! А песни этих ангелов здесь при чем?

— Ни при чем. Герой вместе с крыльями обретает слух и голос и постоянно напевает себе под нос. А случайные прохожие наслаждаются его дивным тембром.

Бабкин потянулся и зевнул.

— Знаешь, я бы тоже постарался уничтожить эту шнягу. Если бы на меня, боже упаси, нашло такое затмение, чтобы вот это все придумать, с ангелами и перьями. Зачем ты штудируешь ее по второму кругу?

Макар унес пустую чашку на кухню, вернулся и сел на подоконник.

— Мне встречались хорошие сюжеты, написанные суконным языком, — задумчиво сказал он. — Но чтобы хорошим языком такая дрянь — это впервые.

— Брось!

— Ладно, не впервые, — признал Макар. — Но что-то есть во всем этом неестественное, и я никак не могу поймать, что именно. Кстати, автор даже небесные ворота изобразил, хочешь полюбоваться?

Бабкин не хотел. Но разве кого-нибудь в этой квартире интересовали его желания, как он печально сказал самому себе, когда Илюшин сунул ему под нос распечатку с рисунком.

Двое, изображенные со спины, стояли перед огромной аркой, за которой виднелись звезды, планеты в кольцах спутников и почему-то парящие среди них лодки под парусом. Закорючки над дверью и были эльфийским языком, как догадался Бабкин, Толкиена не читавший, а только смотревший фильм Джексона, зато восемь раз.

Он покатал в голове мысль, что именно романтик, придумавший слащавый до отвращения сюжет, оказался способен напасть на Риту.

— Я поискал Варфоломеева в Сети, — тем временем говорил Илюшин. — Не нашел. Ничего нам о нем не известно, кроме того, что он так хотел заполучить целиком свой тираж, что не остановился перед нападением. Ну и что он импотент.

Бабкин, допивавший кофе, чуть не поперхнулся.

— Мне послышалось, или ты сказал — «импотент»?

— А иначе откуда это стремление к бесплотности?

— Может, тетка писала! — осенило Бабкина.

— Нет. Это предположение я уже рассмотрел и отверг. Специфически мужская сладострастность проглядывает за сентиментальным сюжетом… И кое-где попадается вздор, который может нести только мужчина.

Сергей заинтересовался последним пунктом. Макар спрыгнул с подоконника и небрежно поворошил распечатанные листы.

— Хотел процитировать, но что-то не найду эту страницу. Вот, например, описывает автор летнюю жару и толстую пышногрудую женщину, которую герой встречает день за днем по дороге в магазин. Грудь у нее висит, просвечивает сквозь платье, и все проходящие мимо мужики пялятся и лыбятся, а вот герой не такой: он отводит глаза и вспоминает тонкое изящное тело любимой. Она, кстати, балерина. Тоже слегка бестелесная.

Бабкин потянулся в кресле.

— Не вижу тут особого вздора.

Макар одарил его снисходительным взглядом, который яснее ясного говорил: ну, еще бы.

— Полногрудая женщина, не носящая бюстгальтер в жару, — небывалое явление.

— Это еще почему? — удивился Сергей.

— Затем, что тело под грудью потеет, спина болит, плечи ноют… Лифчик распределяет нагрузку более-менее равномерно. Задумывался ли ты хоть раз, каково носить под шеей пару килограммов плоти? — В голосе Макара прозвучала горькая уязвленность человека, которому приходилось испытывать эти мытарства неоднократно. — Как все это трется, тянет вниз, словно ярмо? Мучительное состояние.

— Ты не преувеличивай…

— А тебе известно, что к женщинам, которые проходят операцию по уменьшению груди, за границей приставляют физиотерапевта? Который учит их заново ходить? Потому что без груди они заваливаются назад.

— Врешь, — не совсем уверенно сказал Бабкин.

— Центр тяжести-то смещается.

Потрясенный этой картиной, Сергей позабыл, с чего начался разговор. Женщины могли быть выдумкой от начала до конца. Но если нет… Бабкин решил, что не хочет этого знать.

Должен быть какой-то специальный термин для людей, которые насилуют других вредной, избыточной, совершенно им не нужной информацией. Среди них Илюшин был бы рецидивистом.

Бабкин пытался вспомнить, о чем вообще шла речь, но вереница обезгрудевших женщин шла перед его мысленным взором, и все как одна заваливались назад.

Тьфу, черт!

— Не рассказывай мне больше ничего об этой паршивой книжонке, — потребовал он. — Пойду Маше позвоню, узнаю, не отфутболили ли Риту с ее заявлением.

Макар не отозвался. Он разглядывал страницу с рисунком.

— Плохо автор знает Толкиена, — заметил он. — Это не тенгвар.

— Ты о чем сейчас?

— Толкиен придумал несколько искусственных языков, я знаю только квенья и синдарин. Существует еще как минимум гномий… Не важно. Для записи на эльфийском был изобретен тенгвар. Я помню его визуально, и это не он.

Бабкин пожал плечами:

— Иллюстратор напортачил.

Макар что-то угукнул в ответ, не отрываясь от изображения. Он покрутил его так и сяк, перевернул и посмотрел на просвет.

— Ты еще к зеркалу прислони, — насмешливо посоветовал Сергей.

К его изумлению, Илюшин последовал совету. Бабкин пошел за ним в ванную комнату, зачарованно наблюдая, как его друг тянет шею и пытается рассмотреть письмена в отражении.

— Символы повторяются, — бормотал он. — Нет, это все-таки произвольные каракули…

— Я тебе сразу так и сказал. — Сергей окончательно потерял интерес к книге и не понимал, отчего Макар никак не уймется. — Слушай, что у нас по новым клиентам?.. Богомол в прошлом месяце обещал нас привлечь — объявился?

— Не объявился… — рассеянно сказал Илюшин. — Серега, мне не дает покоя этот текст. В нем все неправильно, но что именно — не могу объяснить. Давай ты его прочтешь. Может быть, тебе что-то будет понятно?

Бабкин вытаращил на него глаза. Макар пожал плечами:

— Я не верю в версию о фанатичном авторе, уничтожающем роман.

— Почему? Единственное разумное объяснение!

— Он не мог не знать, что электронная копия есть у издателя. Зачем нападать на человека, унесшего с собой книгу из магазина?

Бабкин расхохотался.

— Да он псих, Макар! Ты ждешь логичных поступков от писателя, скупившего собственный тираж на корню?

— В тексте все-таки есть какая-то неприятная странность… — пробормотал Илюшин.

Отказать Макару, когда он чего-то хотел, было невозможно. Чертыхаясь, Бабкин унес с собой книгу и дома приступил к вдумчивому изучению.

Его хватило на восемь страниц.

Он вяз в предложениях. Его тошнило от сюжета. Он не мог понять, что проку в хорошем стиле, если этим стилем излагается такая зверская муть.

— Мужик-ангел. Ну, зашибись, — пробормотал он.

Прийти в себя можно было только одним способом. Пользуясь отсутствием жены, Сергей уселся за компьютер и два часа с наслаждением палил по монстрам, пока песни ангелов не были окончательно заглушены в его голове грохотом, скрежетом и пальбой.

Ночью его разбудил телефонный звонок.

— Макар, что случилось? — спросил Бабкин, мгновенно проснувшись. У них не было принято звонить друг другу по ночам без веского повода.

— Я прочитал надпись на рисунке, — сказал Макар отчетливо и так близко, словно сидел на стуле возле кровати своего друга. — Серега, это действительно шифр. Довольно простой. Нам срочно нужно отыскать того, кто написал книгу.

— Его полиция и так будет искать за нанесение легких телесных… — Поняв, что Макар жив и здоров, Сергей мгновенно успокоился и начал проваливаться обратно в сон. — До утра это не терпело? Отдаю, конечно, должное твоим способностям дешифровщика… Будешь теперь зваться Шампиньон. В честь Шампиньона.

Илюшин, в другое время не преминувший поправить его, не обратил на сонную болтовню Бабкина внимания.

— Я уверен, он его убьет.

— Кто кого?..

— Заказчик книги того, кто ее написал. Я позвонил Рите, чтобы она срочно предупредила издателей и они вышли на своего автора, но с этим возникли какие-то проблемы.

Бабкин сел на кровати и помотал тяжелой, как ведро с водой, головой.

— Так, давай сначала. Я ни черта не понял.

— Надпись вокруг единственного рисунка в книге — не тарабарщина, как мы предполагали. Это простой детский шифр. Слова разделены пробелами, и фраза повторяется трижды — вот что поначалу сбило меня с толку. Но когда я понял закономерность, мне удалось легко прочесть, что зашифровано. «Эти истории придумал не я, и я расскажу об этом всем».

— Что придумал не ты?

— Серега, не тупи. Так выглядит фраза, которая написана вокруг небесной двери. «Эти истории придумал не я, и я расскажу об этом всем».

— Так. Ладно. Допустим. И какие выводы ты из этого сделал?

— Автор сюжета и человек, написавший книгу, — это разные люди. По каким-то причинам первому было очень важно изъять роман из продажи. Так важно, что он не остановился перед нападением. По этой логике он должен убить написавшего «Песни ангелов».

Бабкин помолчал, осмысливая.

— Я не вижу здесь никакой логики, — признался он.

Макар вздохнул.

— Хорошо, оставим до утра. Набери меня как проснешься. Нужно будет отыскать писателя.

Бабкин согласился с невыразимым облегчением. В эту минуту он согласился бы искать кого угодно, лишь бы поиски были отложены часов до десяти.

В дверь заглянула удивленная Маша.

— Что случилось? Ты почему не спишь?

— Макар — шампиньон, — сообщил Бабкин.

— А Ленин — гриб. Серьезно, три часа ночи!

— Грибы никогда не спят. Они плетут свою мицеллярную сеть.

— Мицеллярная — это вода для умывания на моей раковине, — сказала Маша. — А у грибов мицелий.

Но Сергей ее уже не слышал. Едва коснувшись головой подушки, он провалился в сон, в котором не было ни дверей, ни шифров, ни ангелов.

Позже он гадал: что заставило его в то утро открыть рубрику «Происшествия»? Из того, что сказал Макар, он не понял спросонья практически ничего. Однако, проснувшись, до всяких звонков и даже до завтрака, он сделал то, чего не делал обычно: полез в новости.

«Писатель-фантаст жестоко убит в подъезде собственного дома».

Это была небольшая новость, незначительная. Он наткнулся на нее только потому, что знал, где искать. И писатель-фантаст, как он понял, вчитавшись в статью, был никаким не писателем. Обыкновенный переводчик. Время от времени участвовал в конкурсах на лучший фантастический рассказ года. Несколько раз выигрывал. Публиковался в совместных сборниках с… Далее перечислялись знакомые Сергею фамилии популярных авторов.

Нападение в подъезде собственного дома. Забит насмерть. Стал жертвой ограбления.

Звонок Илюшина разбудил его в три ночи. К трем переводчик уже был мертв.

Но почему-то это служило Бабкину слабым утешением.

Забыв про завтрак, он позвонил Макару.

— Писателя убили, — сказал он, как только Илюшин взял трубку. — Некоего Олега Юренцова.

— Видел уже. Приезжай.

На глазах Сергея из ерунды, в отношении которой он толком не определился, бзик ли это Макара или один из тех розыгрышей, что Илюшин отмачивал с неизменно серьезной физиономией, — из-за дурацких буковок, из-под нарисованной двери выползла смерть, сграбастала живого человека и утащила за собой. Как если бы Буратино проткнул носом холст, а оттуда стремительно выхлестнуло гигантское щупальце, оставив на спине взвизгнувшего Артемона кровавый след.

Все было неправильно. Все.

И книжонка эта поганая…

— Рассказывай, — мрачно потребовал Сергей, переступив порог илюшинской квартиры.

Макар положил перед ним лист с иллюстрацией.

— Я до последнего не обращал внимания на надпись. А она разгадывается за пять минут. Гласные он переворачивает и добавляет к полуокружности одну или две линии, в зависимости от…

— Да пес с ними, с линиями, — перебил Сергей. — Объясни мне, что за чертовщина происходит!

Илюшин отложил страницу. Только сейчас Бабкин заметил, что стол и пол забросаны обрывками и скомканными листами, по которым расползались буквы двух алфавитов.

— Мне нужно было раньше сообразить, что за текстом и сюжетом стоят разные люди, — сказал Илюшин. — Я все гадал, что же с ним не так… Ответ лежал на поверхности.

Он покрутил головой и зевнул.

— Кофе сейчас будет. — Бабкин пошел на кухню, вспомнив, что и сам не завтракал.

— И яичница, — вслед ему сказал Макар.

Они быстро поели и вернулись в комнату. Бабкин поставил на стол огромную кружку.

— Так, на чем мы остановились?

Макар побарабанил пальцами по столу.

— Я не мог понять, зачем нужно уничтожать книги. Знаю, знаю, — остановил он Сергея, который собирался вспомнить об их предположении. — Но допустим, речь идет не о писательских амбициях. Ведь никому не была известна личность автора. Варфоломеева не может найти ни одна поисковая система. Это псевдоним. Если наша версия была неверна, что еще могло подвигнуть неизвестного покупателя так быстро и организованно изъять тираж из продажи? Ответ может быть только один: в книге содержится информация, которая для него крайне опасна. В эту гипотезу вписывается и нападение на Машину подругу. Автор, кинувшийся на единственного читателя своей книги, — это псих, как ты верно заметил. А если он нормален? Тогда за его поступком будут стоять веские мотивы.

Бабкин повертел гипотезу так и сяк.

— Ты же читал книгу дважды, — с сомнением протянул он. — Там про балерину и спасателя-импотента. Балерины, конечно, бывают разные…

— Это лишь означает, что мы чего-то не поняли. Книга — такой же шифр, как и рисунок. Рисунок мы разгадали, разберемся и с текстом.

— Зачем был убит Юренцов? — Этот вопрос не давал Сергею покоя с того момента, как он открыл новости. — Если все так, как ты говоришь…

–…то Юренцов — тот, кто написал «Песни ангелов». Рита обещала связать меня с «Аминой» — издательством, которое выпустило книгу. Но я прочитал утром два его рассказа, которые выложены в Сеть. Уверен, это он! Стиль тот же. Думаю, дело было так: Юренцову поступил заказ на книгу с определенными условиями. Пока он писал, до него дошло, что с заказчиком что-то нечисто.

Бабкин вытаращился на него.

— Это каким же образом?

— Понятия не имею. У нас сейчас нет ни малейшей возможности это узнать. Скорее всего, они работали вместе, и Юренцов в процессе узнал о соавторе что-то такое, чего ему знать не следовало.

— И это что-то, ты полагаешь, зашифровано в книге?

Макар кивнул.

— Я в этом убежден. Соавтор Юренцова увидел это слишком поздно, когда книга уже была в печати. Рита говорила о покупателе: «Он что-то писал». Этот покупатель делал то же, что и я: разгадывал шифр. То, что спрятал тут Юренцов… — Он покачал на ладони стопку листов, — для этого человека опасный секрет. Настолько, что даже мизерная угроза разоблачения заставила его избавиться от тиража и убить того, кто мог вывести его на чистую воду. Серега, пойми: нет смысла уничтожать книгу и оставлять в живых писателя. Но обычно к тому моменту, когда всерьез начинают жечь книги, писатели уже разбежались или лежат в земле. У нас получилось наоборот: сперва разобрались с текстом, затем — с его создателем. Меня еще на рассказе Риты стали терзать плохие предчувствия, но я от них отмахнулся. А зря.

— Жутковатую картину рисуешь…

— Какая есть.

Макар взглянул на телефон.

— Уже десять. По словам Риты, с издателем можно связаться не раньше одиннадцати… С другой стороны, чем черт не шутит.

Набрав номер, он подождал, затем разочарованно покачал головой.

— Переадресация на голосовую почту. Что за люди такие… Жить в Москве и приступать к работе в полдень!

Бабкин хотел заметить, что одиннадцать — это не полдень, но промолчал. В гипотезе Макара было полно белых пятен. Дыра на дыре, странность на странности. Заказчик, страшащийся разоблачения. Бред какой-то.

— Позвоню Рите еще раз, — нетерпеливо сказал Илюшин и вышел.

Сергей придвинул к себе разлохмаченную стопку листов. Выдернул первую попавшуюся страницу и стал читать, сказав себе, что один раз уже ошибся в оценке происходящего. Похоже, что Макар был прав. Это выяснится очень скоро. Издатель доберется до офиса и сообщит, Юренцов ли стоит за псевдонимом «Варфоломеев» или кто-то другой.

Бабкин от всей души надеялся на второй ответ. Потому что если Макар с его дикой версией попал в точку… История вырисовывалась мутная, громоздкая и нехорошая.

Беда в том, что по пальцам одной руки можно было подсчитать случаи, когда Илюшин ошибался. Поразительное чутье не раз приводило его к таким выводам, которые Бабкин отказался бы даже рассматривать всерьез, — если бы речь не шла об идеях его друга. Когда-то он согласился работать с Макаром именно потому, что его поразило сочетание интуиции, энергичности и ума. По сравнению со стремительным Илюшиным, который быстро соображал, принимал решения и мгновенно действовал, Бабкин казался себе чем-то вроде деревенского трактора рядом с гоночным автомобилем.

«…Он шел по безлюдной парковке среди пыльных машин. Ветер отчаянно свистел, гнулись деревья. Из-под капота выкатился ярко-синий детский мячик.

Штормовое предупреждение. Утром объявляли по радио, а он не обратил внимания.

Невдалеке показалась девушка. Она шла ему наперерез. Желтый плащ развевался на ветру. Пышная юбка путалась у нее в ногах. В фасоне высоких ботинок на шнуровке было что-то, наводившее на мысль о гардеробе ее бабушки. Белокурые волосы до плеч уложены жесткими волнами. Она выглядела как ожившая фотография тех времен, когда цветную пленку было не достать ни за какие деньги.

Он остановился и смотрел ей вслед.

— Эй! Все в порядке?

Ветер заглушил его слова.

Она его не слышит. Ладонь обожгло прикосновением металлического холода.

Пискнула сигнализация. Ее машина — красный “Рено Логан”. С зеркала заднего вида свисает маленький кубик Рубика. Он смотрел. Она села в машину, но не вставила ключ в замок зажигания. Глаза ее выкатились, она закричала, потом захрипела и осела, пытаясь свернуться, как зародыш.

— Эй, что с вами?

Он понял, что она без сознания. Ее голова упала на грудь. На пышной юбке расплывалось пятно. Плащ грязен справа. Он поднял ее за подбородок, но ее голова была как чугунная.

— На помощь! — закричал он. — Помогите, человеку плохо!

Он вытащил ее из машины, положил на асфальт. Через ее тело перекатился детский мячик. Она ничем не отличалась от него. Она была неживая.

Вокруг нарастал шум ветра.

— Господи, — взмолился он, — не дай мне потерять ее! Помоги мне! Я ничего не умею, но научи меня, как победить смерть! Если не я, то кто сделает это?

Ветер взвыл, и все исчезло».

— Если это хороший стиль, что ж тогда плохой, — процедил Бабкин.

Напомнил себе, что читает не книгу. «Шифр», — сказал Макар.

Пробегая по строчкам быстрым взглядом, откладывая в сторону страницу за страницей, где описывались любовные страдания героя и его постепенное перерождение в ангела, Бабкин дошел до следующей сцены спасения.

«Он столкнулся с ним в очереди в кассу и сразу почуял неладное.

Мужчине на вид было чуть меньше пятидесяти. Небрит, пузат, слегка навеселе. Он излучал оптимизм и жизнерадостность хорошо поработавшего человека, от него разило душноватым ликованием животного, чуждого путешествиям духа. В корзине отливали зеленым стеклом пивные бутылки.

Пузан балагурил с продавщицей, рассчитываясь за пиво, а он не сводил с него взгляда, выкладывая на ленту покупки для нехитрого ужина: творог, сметана, мешок развесных конфет… “Но ведь и он человек, и он!” Что с того, что чешет языком и мерзок необъяснимой мерзостью; в нем дух, в нем свет, в фиале должен свет быть сохранен.

Грядет несчастье.

Зимний ветер в мае — предвестник! И зеленая россыпь блеска в корзинке из супермаркета — предвестник!

Его качало, но он последовал за мужчиной, держась в отдалении. Что ждут от него? Вот-вот покупатель пива вернется домой, и там — что? Инфаркт? Пьяный сосед с ножом? Скользкая поверхность ванны?

Дворы, переходы, жирные коты на подоконниках, дети в колясках со строгими нездешними личиками.

Все наполнено сознанием, думал он, весь мир, каждая травинка… Все живое. Он ощущал величие жизни, как никогда прежде. Зачем ангелы, когда есть человек? “Мы можем все”. Эта мысль наполнила его спокойной горделивой уверенностью, оттеснив голос тревоги.

Вдруг под ноги ему кинулся краснорожий мужик в тюрбане. Он плясал и дергался, как паяц на рыночной площади, и совал ему в зубы карточку с вязью, вился вокруг мелким бесом, выкрикивал: “В кафе ‘Зурна’! Только сегодня! Всем достанется даром еды и вина!”, мучил его воплями и пошлой рифмой, пока он не остановился в гневе и не обернулся к нему. Тогда бес спрятался под своим тюрбаном, как червь под грибом.

Но бесявый украл его время! Вор, вор!

Он заметался по двору, ища своего, потерянного. Увидел вдалеке: пузан набрал код и тянет на себя подъездную дверь. “Ангелы!” — воззвал он о помощи, и с небес упал неслышный ответ: “Ты сможешь сам”. Он вмиг преодолел расстояние легко, будто скомкал фантик пространства в ладони, и вошел за мужчиной уверенно, как если бы жил здесь.

Зрение отделилось на миг, он увидел их со стороны: двое с одинаковыми пакетами из одного и того же магазина. Близнецы. Но смерть коснулась одного, ее зловоние обжигало.

Идут, идут, идут. Толстяк возле лифта покачнулся, будто его толкнули, и прилег на стену виском.

“Ангелы, хватит ли сил у меня?” Небеса молчали. Он перехватил толстяка. Брызги были повсюду. Из-под треснувшего стекла лилось и пенилось пиво, смешиваясь с кровью. Выпей из моего кубка. Год назад он был бы бессилен, но время и любовь изменили его: он стал другим. Тень возлюбленной распахнула крылья, когда он склонился над упавшим и положил ладони крест-накрест на его грудную клетку, готовясь к спасению».

Сергей отложил страницы в сторону, борясь с желанием отшвырнуть их, как скорпиона или тарантула. Пришедшее на ум объяснение было бредовым, немыслимым… Но оно вполне соответствовало происходящему.

— Макар, — позвал Бабкин.

Илюшин появился в дверях.

— Мы едем в издательство, — озабоченно сказал он. — Похоже, у «Амины» есть что нам сообщить…

— Макар, подожди!

Илюшин поднял на него взгляд.

— Что такое?

— Я, кажется, сообразил…

Сергей помедлил. Он не успел ознакомиться с историей третьего спасения, но с первыми двумя картина складывалась до того однозначной, что он не понимал, отчего Илюшин не заметил этого сам. «Дело в том, что Макар — хороший читатель, а я — плохой». Плохим читателям иногда видно больше, чем хорошим, потому что они не вовлечены в историю.

Илюшин присел на подлокотник дивана, выжидательно глядя на напарника.

— Это не спасение, — сказал Сергей. — В книге описаны убийства. Девушка умерла от ножа, мужчина в подъезде — от сильного удара в висок. Про старуху не могу сказать, я пока не дочитал до нее.

Не так часто ему удавалось удивить Илюшина, а потому в следующую минуту Бабкин испытал нечто вроде мрачного удовлетворения. Пусть он не помог с шифром, но хотя бы с книгой от него был какой-то толк.

Несколько секунд Макар смотрел на него, широко раскрыв глаза, а затем, не издав ни звука, схватил последнюю страницу, отложенную Бабкиным, и впился в нее взглядом.

— Офигеть, — только и сказал он, дочитав до конца. Бабкин выразился бы куда крепче, но Илюшин на его памяти ни разу не выматерился. — Это объясняет, что именно понял Юренцов и почему зашифровал в рисунке «Эти истории придумал не я».

— Угу. Это не выдуманные истории, а реальные.

— В том-то и дело! Слишком много деталей, и они описаны непосредственным участником событий. — Илюшин понемногу успокаивался. — Урок на будущее: всегда, когда считаешь, что имеешь дело с чьей-то бедной фантазией, стоит задуматься, не является ли она в действительности богатой реальностью. Вот наш мотив, Серега! Едем в издательство. Со старухой разберемся по дороге.

Бабкин полагал, что на поездке в «Амину» все закончится. Их примет главный издатель, которому они преподнесут историю с двойным дном романа, и дальнейшее разбирательство завертится без них. Фамилия юренцовского соавтора известна. Убийство будет раскрыто очень быстро.

Все сразу пошло не так.

Они остановились возле длинного серого здания, похожего на заброшенное заводоуправление. За грязными окнами высились стопки книг.

На проходной их встретила женщина, представившаяся Яной. Высокая, смуглая, с резкими чертами лица, она говорила четко, как учительница младших классов.

— Варфоломеевым занимаются Стивен и Филя… То есть Фил. — Она быстро вела их за собой по коридорам и лестницам, изредка оборачиваясь к сыщикам. — Там не совсем очевидная ситуация, но вы с ними на месте разберетесь. Они ждут, я их предупредила. Конечно, все потрясены гибелью… — Она запнулась, но нашлась: — …одного из наших авторов.

«Стивен и Филя, — фыркнул про себя Бабкин. — Что еще за “Спокойной ночи, малыши”?»

— Я, к сожалению, больше ничем не могу вам помочь, — говорила Яна. — Я не работаю с авторами напрямую, у меня другая сфера. Но Стивен с Филей… — она произнесла это в одно слово, как экзотическую фамилию: Стивенсфилей, — окажут вам полное содействие. Полное, — подчеркнула она.

На этом уточнении Бабкина охватили дурные предчувствия. Его уже утомили бесчисленные коридоры, повороты, лестницы, переходы, перила и фикусы. Навстречу им кидались дамы в серебре и янтаре, распахивались двери, и он понемногу зверел от бесконечного движения, которое к тому же должно было привести к каким-то мультипликационным персонажам. Где, черт возьми, главный издатель? Почему он не встречает их с коньяком, рассыпаясь в благодарностях?

Область абсурда, в которой они оказались под песни ангелов, все не заканчивалась.

Наконец они остановились перед дверью. Вместо таблички на ней красовалась царапина. Не постучавшись, Яна открыла и пропустила сыщиков внутрь.

— Фил, Стивен, это господа из сыскного агентства.

Подозрения Сергея насчет мультипликационных персонажей немедленно подтвердились. Стивен и Фил походили на двух постаревших телепузиков, отрастивших бороды. Один за другим они протянули вялые ладошки для знакомства и предложили гостям присаживаться. Яна исчезла.

Фил носил очки, Стивен — брекеты для исправления прикуса. У Фила от кисти до плеча был вытатуирован тигр, у Стивена — иероглифы и роза. В рыжеватой бороде Фила проглядывала косичка. Бородка Стивена была выстрижена узким клинышком, как у Троцкого. С точки зрения Бабкина, перед ним сидели два клоуна. Эту породу толстощеких молодых мужчин со скошенными подбородками он понимал очень плохо. Они отдыхали на Гоа, занимались шивананда-йогой, пребывали в моменте, сидели на фарме и не позволяли никому нарушать свои границы. Рядом с этими бородатыми котятами Бабкин чувствовал себя старым брюзгой.

Разговор повел Илюшин. Илюшин любил котят.

— Вчера погиб один из ваших авторов…

— Это шок, — скорбно сказал Фил. — Это реально шок.

— Я все утро пытался отрефлексировать негатив, — признался Стивен. — Но не смог… Мне тупо не хватило ресурса. Как такое могло произойти? Откуда в людях столько зла?

Бабкин как раз обдумывал, можно ли взять этих двоих за шкирку и столкнуть лбами.

Макар не дал сбить себя негативом.

— У Юренцова был соавтор. Кто это?

Стивен и Фил замялись. Затем Стивен понес что-то о тайне литературной деятельности и о том, что издательство стоит на страже прав своих авторов, а также их прайвеси и полной конфиденциальности договора…

— Вы что, не знаете соавтора Юренцова? — спросил Макар, прищурившись.

Котята заметались.

Илюшин прижал их к стенке, пригрозив, что продолжит этот разговор в кабинете их непосредственного начальства. Это совершенно не его дело, сказал он, — разбираться в причинах, по которым ему препятствуют в расследовании. Пусть в них погружается Андрей Викторович.

Бабкин понятия не имел, кто такой Андрей Викторович. Однако после этого краткого вразумления беседа потекла куда живее.

Выяснилось следующее.

Полгода назад в издательство обратился человек — «представитель клиента», как назвал его Стивен. Клиент планировал напечатать книгу за собственные деньги и оплатить рекламную кампанию. Этого Шурика передали в отдел Стивена с Филом, которые как раз занимались подобными проектами.

— Почему Шурика? — не удержался Сергей.

— Потому что святой человек со всеми удобствами, — объяснил Фил, порозовев.

Иметь дело с клиентом, на которого не нужно выделять бюджет, приятно и необременительно.

Заказчик пришел с готовыми идеями. Ему требовался наемный писатель, рабочая лошадка, которая преобразует замысел в текст. Фамилий лошадок не ставят ни на обложках, ни на титульных листах; безымянные, тащат они плуг, взрыхляя чужое поле. Прежде их называли литературными неграми, однако Стивен с Филом при упоминании негров задергались и сообщили, что они против n-word в любых его вариантах.

Заказчик выдвигал два требования.

— Он должен находиться в постоянном контакте с писателем, — сказал Стивен.

— Но все общение строго анонимно, — добавил Фил. — Через переписку.

Они предложили кандидатуру Олега Юренцова.

Юренцов был тихий застенчивый человек, которому идеально подходили оба условия. Он заикался. Общение лицом к лицу давалось Юренцову мучительно. Он избегал любых коммуникаций, включая общение с продавцами, и все необходимые товары заказывал через Интернет.

При этом он никогда не срывал сроки.

На слове «никогда» Илюшин поднял брови.

— Сколько раз вы его нанимали?

— С проектами — около десяти…

Юренцов сотрудничал с издательством на протяжении пяти лет. Был исполнителен. Переделывал тексты столько раз, сколько требовалось, если заказчик был чем-то недоволен. Соглашался на мизерную оплату. По-видимому, не имел значительных писательских амбиций. Во всяком случае, он никогда не обращался к Стивену и Филу с просьбой посодействовать в опубликовании его собственной книги.

— Реально светлый человек, — печально сказал Фил.

Три месяца назад он явился в издательство в страшном возбуждении. «Без предварительной договоренности!» — осуждающе заметил Стивен. Юренцов заикался сильнее обычного, брызгал слюной и размахивал руками. Они так испугались, что подумывали вызвать охрану, но в конце концов разобрали, чего он хочет.

Юренцов требовал назвать ему имя заказчика.

— Все было нормальненько. Что с ним случилось? — недоумевал Фил.

Быть может, они и пошли бы ему навстречу в нарушение всех внутренних правил издательства. Однако имени заказчика ни Стивен, ни Фил не знали сами. Все общение велось через юриста.

— А юриста вы ему сдали? — спросил Сергей.

Нет, имя юриста сохранили в тайне. Юренцов ушел ни с чем.

Бабкин с Илюшиным переглянулись.

— После этого он сообщил вам, что хочет включить в книгу одну иллюстрацию, — предположил Макар.

Теперь переглянулись Стивен с Филом.

— Да… — удивленно подтвердил первый. — Это незначительно удорожало стоимость тиража, и заказчик выразил согласие.

— Олег круто рисовал, — вдруг сказал Фил. — Мог бы стать знаменитым художником. Я хочу сказать, что это такой человек, перед которым были открыты все пути…

«…а уперся в тупик, где сидели вы, кретины», — про себя закончил Бабкин.

— Были еще какие-нибудь эксцессы с ним? — спросил Макар.

Оба помотали головами. Больше он не приходил и не звонил. Заказчик присылал ему с анонимного почтового ящика сюжет очередной главы, Юренцов спустя некоторое время отправлял готовый текст, они совместно правили его и двигались дальше.

Вскоре книга была готова.

С иллюстрацией на предпоследней странице.

Дальше рассказ Стивена с Филом опять утратил связность. В нем замелькали «непростые обстоятельства» и «факап контрагентов».

Бабкин понял из их объяснений одно: эти двое сорвали рекламную кампанию. По замыслу заказчика, книгу должны были издать к сентябрьской книжной ярмарке — ежегодному мероприятию, собиравшему десятки издательств и тысячи покупателей. «Песни ангелов Московской области» были бы выложены на стенде «Амины» среди новинок и бестселлеров. Вторым аккордом грянула бы рекламная кампания — и за месяц книга была бы раскуплена. Стивен нехотя признал, что это грамотный подход. Либо заказчика кто-то консультировал, либо он сам имел отношение к книжному бизнесу.

Но рекламу не подготовили. Книгу выпустили с опозданием на неделю, профукав ярмарку. А теперь, когда весь тираж выкуплен, заниматься продвижением бессмысленно, поскольку продвигать попросту нечего.

В этом месте Бабкин посмотрел на Стивена и Фила очень внимательно. Если бы не прочитанный утром жутковатый текст, он сказал бы, что избавиться от книги выгоднее всего было этим двум обалдуям.

— Что произойдет со средствами, выделенными заказчиком на рекламную кампанию? — спросил Макар.

— Это будет согласовываться на другом уровне, — помявшись, ответил Стивен и кивнул на потолок. — Подключится юридический отдел, чтобы подтвердить обоснованность…

— Спасибо, я понял, — остановил его Илюшин. — Мне нужны все данные юриста, который подписывал с вами договор от имени клиента.

Стивен и Фил сказали, что они могут предоставить эту информацию только после согласования со своим начальством.

— Согласовывайте, — не стал спорить Макар.

— Это займет некоторое время, — снисходительно заметил Стивен.

— Ничего, мы подождем.

— Около недели, — уточнил Фил.

Бабкин, чье терпение лопнуло, молча поднялся. Он не собирался применять к этим клоунам методы физического воздействия и даже не планировал их пугать, он лишь хотел выйти в коридор, чтобы посовещаться с Илюшиным.

Пять минут спустя они покинули издательство. В кармане Макара лежал листок с данными юриста.

— Нужно связаться со следователем, который ведет дело Юренцова, — сказал Сергей, когда они сели в машину. — У нас полно информации. Пора делиться.

— Сразу после встречи с юристом, — пообещал Макар.

— Если этот тип вообще согласится с нами разговаривать.

— Если откажется, сдадим его следователю. Пусть разбираются без нас. Но я хочу посмотреть на человека, который представлял интересы убийцы.

Сергей построил маршрут до офиса юриста.

— Какое у него отчество? — спросил Илюшин, набиравший номер на телефоне.

Бабкин взглянул на свои записи.

— Семенович. Лев Семенович Котляр. Пристегнись!

Лев Семенович не отвечал на звонки. Макар упорно продолжал дозваниваться, так что в конце концов Бабкин предупредил, что Котляр занесет его в черный список как оголтелого спамера.

— Может, он в суде. Или обедает. Который час?

— Двенадцать без пяти.

— Самое подходящее время. — Сергей вспомнил, что, кроме худосочной яичницы из двух яиц, больше ничем не завтракал.

— Поговорим с Котляром — отведу тебя в кафе, — великодушно пообещал Илюшин.

— Только с человеческой едой, а не китайской!

Они свернули с проспекта и оказались в жилом квартале. Бабкин вел машину на малой скорости, одним глазом наблюдая за детьми на самокатах, которые катились параллельно ему по тротуару, обгоняя друг друга и то ли дурачась, то ли ссорясь всерьез.

— А что это мы тащимся? — недовольно осведомился Макар.

— Куда нам торопиться?

— Похоже, вон в той «свечке» его офис… — начал Илюшин, вытягивая шею.

Один из мальчишек с силой толкнул приятеля. Самокат вильнул, накренился и вместе с владельцем вылетел на проезжую часть, под колеса «БМВ».

Бабкина спасла реакция. Он ударил по тормозам в тот момент, когда самокат начал произвольное движение по тротуару. «БМВ» дернулся, их обоих бросило вперед. Спустя десять секунд тишины, показавшихся Илюшину бесконечными, из-под переднего бампера раздался громкий рев.

В следующие две минуты Сергей действовал с изумительным спокойствием. Позже Илюшин вспоминал, что размеренные отточенные движения его друга напоминали танец.

Бабкин включил аварийку, отстегнул ремень и выбрался наружу. Вытащил мальчика, поставил его перед собой, не обращая внимания на собирающихся вокруг зевак и охающих бабок, перемещавшихся, на взгляд Макара, либо со сверхзвуковой скоростью, либо силой мысли, потому что минуту назад ни одной бабки в радиусе пятисот метров он не наблюдал.

Ребенка, который от ужаса перестал реветь и таращил на него глаза, Сергей ощупал со всех сторон. Поднял неповрежденный самокат, лежавший в метре от бампера, и перенес на тротуар, где стояли остолбеневшие приятели упавшего. А затем, к восторгу Макара и ужасу свидетелей, взял за ухо того, кто толкнул приятеля, и приподнял.

Макар оценил точность выражения «орет как резаный». Если бы он не видел происходящего, он поклялся бы, что ухо ребенку пилили тупым ножом. Свидетели нерешительно выразили протест. Бабки вразнобой выкрикнули: «Полиция!» Подвыпивший старичок выкрикнул: «Пороть!»

Бабкин, держа жертву цепко и неумолимо, что-то размеренно говорил, наклонившись к его голове. Илюшин многое бы отдал, чтобы услышать эту речь. Но в будущем Сергей наотрез отказывался повторить ее или хотя бы изложить краткое содержание, хотя Макар обещал все сокровища земные и даже предлагал в заложники собственное ухо.

Закончив внушение, Бабкин разжал пальцы. Мальчишка выпал на асфальт и остался сидеть, прижав ладонь к распухшему уху.

Сергей обернулся к оставшимся в стороне детям. Несомненно, он собирался призвать их к осторожности и посоветовать беречь себя и товарищей. Однако его благому намерению не суждено было исполниться. Побросав самокаты, дети кинулись прочь.

Тот, кого вытолкнули на проезжую часть, посмотрел им вслед, вытер нос пальцем, палец вытер о штаны, встал на самокат и неторопливо покатился дальше.

Бабкин сел в машину. Достал влажную салфетку. Посмотрел на Макара.

— Пристегнись.

«БМВ» медленно тронулся с места.

Некоторое время в машине стояла тишина. Но опция «сочувственное молчание» была выдана Илюшину в тестовом режиме: его хватало на полторы минуты.

— Бедное дитя! — с лицемерным состраданием начал Макар, когда полторы минуты истекли. — Сможет ли ребенок отрефлексировать негатив, полученный от тебя, или ему придется жить с этой травмой до конца…

Он собирался и дальше продолжать в том же духе, но Бабкин свернул в соседний двор, и Илюшин замолчал.

Перед ними возвышался жилой дом, на первом этаже которого, если верить данным издательства, находился офис юриста Льва Котляра. Вместо окон были три страшных черных проема с языками копоти на внешней стене. На земле лежали сорванные решетки, издалека похожие на расчерченное поле для игры в классики.

Сыщики вылезли из машины и остановились перед пожарищем.

— Вообще все выгорело, — после долгого молчания сказал Сергей. — Напрочь.

Внутренности квартиры были дочиста обглоданы огнем. Илюшин искал, за что зацепиться взглядом, — спинка шкафа, уцелевшая полка, — и не находил.

Он задержал идущую в подъезд женщину с хозяйственной сумкой.

— Простите, пожалуйста, когда случился пожар?

— В три часа ночи я на пульт позвонила, — ответила та, не задумываясь. — В это время уже полыхало вовсю. Тем, кто на втором, не повезло. Мы-то на пятом, к ним огонь раньше сунулся… Но они в отпуске все. Вот радости-то людям: вернутся — а стекла полопались…

Она сказала об огне «сунулся» как о невоспитанном человеке или животном.

— А владелец офиса? — спросил Макар.

— Погиб Лев Семеныч. Вы его знали?

— Мы приехали к нему по делу…

— Он внутри был, когда все загорелось, и выбраться не смог. Видите решетки? Они не снимались. Намертво были приварены. Это еще прежний владелец поставил… Спасатели сказали, от них даже ключа не было. Когда их сорвали… — Она махнула рукой. — Все, уж поздно было.

— О причине пожара известно?

— Ну, нам-то разве кто что скажет! Слава богу, эвакуировали всех быстро… Хорошо, ночь теплая была, мы до утра, считай, на вон той площадке топтались. — Она махнула куда-то в сторону. — Тут лентами все обтянули, а ребятишки, поганцы, посрывали.

— Кроме Льва Семеновича, кто-нибудь пострадал?

— На третьем этаже две сестры дымом надышались. Они старенькие, еле шли… А дым валил такой, что страшно смотреть! Их в больницу отвезли, только вот не знаю, в какую.

Макар поблагодарил ее и пошел к машине.