Могрость

Елена Маврина, 2019

Аня возвращается в глухомань родного поселка ради младшего брата. Несколько дней в краях детства – с ненавистными воспоминаниями и людьми, которых желает забыть. Но прошлое запускает ядовитые когти, стоит только вскрыть за многочисленными трагедиями кровавый след монстра. Все пути отступления ведут в могильную западню могрости…В оформлении обложки в редакторе изображений использована фотография Елены Мавриной.

Глава 4. Маскарад

Скрипучий голос уничтожал безмятежный сон:

— Внученька, подъем! Анюта, — трепали ее за плечо, — уже одиннадцать. Подъем. Включи мне телевизор.

Свет бил в окна с силой стадионных прожекторов. Аня спрятала голову под одеяло, надеясь скрыться от зудящих требований, холода и выжигающего глаза освещения. Но голос надвигался дрелью:

— Подъем! Тебе звонили. Телефон пищит и пищит, что такое? Аня!

И тут ее похлопали по голой спине холодной ладонью.

— Бабушка! Я встаю.

В коконе одеяла Аня нехотя побрела к телевизору, наступая пяткой на сползшую штанину пижамы. Воткнула вилку в реле напряжения, надавила на кнопку питания. Комнату озарили ликующие голоса. Аня зевнула и наклонилась к телефону на пыльном подоконнике. Два пропущенных от мамы, а потом — сообщение: «Дочь, мозговой центр паникует без информации». Аня усмехнулась, опять зевнула.

— Чем это пахнет?

— Купчиха принесла пышки. Поминать деда. Семёна Марковича, — растолковала. — Как-то тихо, — и бабушка почему-то прищурилась. — Сделай громче. Ничего не слышу.

Аня прибавила громкость и вручила бабушке пульт. Телевизор транслировал бал. Аня зевнула, отвернулась. Плечи озябли, ноги леденели на голом полу: батареи едва справлялись с обогревом.

— Там сильный мороз?

— Ага, — бабушка сосредоточенно вникала в галантные реплики дворян. — Минус десять. Но ясно как летом.

Аня обула тапочки и побрела в туалет, по пути заглянув в открытую комнату брата. Бабушка всегда распахивала дверь настежь в его отсутствие — вот вам и личное пространство, внучата. В свое время Аня порядком настрадалась в борьбе за закрытую дверь, но проиграла. Спальня Вити осталась такой же коричнево-серой: стол, окно, в углу распух шкаф, кровать в ажурном покрывале напоминала музейную. Камин, он же кирпичная печка в прошлом, растапливался один пробный раз. Сейчас бы Аня с радостью разожгла его, но все опасались задымления. Подтянув штаны, она сложила на ходу одеяло и спрятала его в комод за диваном. Вновь покосилась на камин, морща нос. Неужели никто не слышит гари?

Окно над ванной наполовину обросло коркой льда. Зима показала характер. Вспаханный огород мерцал изморозью. Вот и еще один день дома. Что ответить маме? Твой крестник уперся бараном в забор обид. Претензии, обвинения…

Устав от самобичевания, Аня занялась уборкой. Отскабливала, пылесосила, мела, мыла.

Во втором часу окно веранды сотряс стук. Аня бросила полировать зеркало над вешалкой и выглянула во двор. На пороге в норковой шубке стояла Надя.

— Аня! Баб Шура! — позвала она. Новое, энергичное постукивания в расшатанную раму.

— Анечка, кто там? — позвала из кухни бабушка.

— Это ко мне!

Аня прикрыла дверь и поправила растрепанные волосы, стряхнула пыль с колен. Старый спортивный костюм напоминал робу строителя.

— Привет! — произнесла Аня, удивленно всматриваясь в высокую прическу рыжих кудрей.

— Хэллоу! — Надя воодушевленно замахала пятерней, и Аня сконфуженно вспомнила о тыквах и костюмах нечисти. — Я знаю, что внезапно тут появилась, — смутилась гостья, — но у меня беда. С тортом. Через два часа все соберутся, а я испортила коржи. Криворукая. — Она несчастно продемонстрировал острые ногти в содранных стразах: — Еще и маникюр испортила. Но с тортом — хоть плачь.

— Только я не пойму…

— Ты ведь учишься на… кондитера, — бодро выкрутилась Надя, с трудом припоминая точное название профессии. — На…

–…инженера-технолога.

— Это круче кондитера? Я видела в инсте фотки. Вот, — она выставил экран смартфона, на котором растянулся снимок годовой давности — слоеные пирожные, стикер внизу: «Мое тортотворение!» — Не скромничай, — подначивала Надя. — Я знаю, что в Сажном мне помощи не найти. Кроме свекрови, — Надя надула губы и закатила глаза. — Нюта, два часа до гостей! Ромыч млеет от слойки. — Она состроила жалобный взгляд, нижняя губа отвисла. — Нюточка. Золотце. Если у тебя планы, Муха подбросит потом куда скажешь. Там ведь работы минут на двадцать, — и сложила молитвенно ладони.

Аня колебалась.

— Я заплачу. — Надя достала из кармана блестящий кошелек, начала отсчитывать деньги.

— Прекрати! — отвернулась Аня, желая остановить поток трюков. — Дело ведь не в деньгах.

— А в чем? — заглядывала в глаза Надя, ожидая правдивый ответ.

От ее дурачества не осталось и следа. Признаться сейчас? Высказаться с порога, что дружба себя исчерпала. Давно. Лет пять или шесть назад, а делать видимость — пытка. Заявить вот так в лоб растерянной подруге детства: «Мы чужие люди»? И Аня уступила:

— Я переоденусь. Заходи, не мерзни.

— Свежим воздухом подышу, — отказалась Надя, поднимая воротник к румяным щекам. — Баб Шуре привет!

Аня достала чемодан, ненавидя собственную мягкотелость. Ей было проще избегать, ожидать корректив времени, а сказать правду в глаза — нет. Честность казалась грубой местью, а на деле все получалось лицемерием и трусостью. Натянув джинсы и бежевый свитер, она собрала резинкой волосы в хвост и сбрызнула их духами. Запахло цитрусом, странный привкус гари немного ослаб.

По пути к коттеджам разговор вращался вокруг слоек и детского питания. Надя скользила шпильками по гололеду, и Ане приходилось вести ее под руку. Со стороны они выглядели близкими родственницами, жужжащими о мелочах, — но возле дома погибшей девочки легкокрылый разговор оборвался бичующей паузой, затянувшейся до конца улицы.

Ярмак и Надя жили во втором от леса коттедже. Его построил двоюродный дядя Нади, шурин предпринимателя Глотова, ради соседства с сестрой. Теперь в доме Глотова под лесом жил Сыч, а дядя Нади увез семью в деревню за Урал, оставив в подарок молодоженам двухэтажный коттедж. Надя и Ярмак поженились сразу после ее выпускного. Экзамены она сдавала с заметным пузом-карапузом, и Аня вспомнила, как торопливо подписывала открытку с аистом на первой паре в университете.

— Я в этом году поступать хотела. Заочно. — Надя толкнула плечом кованную калитку. — Но этот мост. Мама успокаивает, что отремонтируют, а Ромыч радуется: «Сиди дома».

Аня невольно подняла взгляд. Двухэтажный дом был высоким и узким, с косой плоской крышей и отштукатуренными стенами. Серая темница с решетками на окнах. Они прошли по кирпичикам желто-зеленой плитки к каменному крыльцу. Помимо забора из штакетника, пустой дворик огораживали буквой «П» хвойные насаждения в игрушках и гирляндах. На душе потеплело от близости новогодних чудес. Стальная дверь дома отворилась. На пороге стояла мама Нади с белокурой девочкой на руках.

— Ося, — улыбнулась Надя, протягивая руки. — Осенька моя, пирожочек.

— Там кастрюля дымит паровозом, — напомнила мама Наде, и смерила притязательным взглядом Аню.

Мама Нади преподавала в школе музыку. Галина Альбертовна. Альбертина. Прозвище до сих пор держалось в обиходе — Витя упоминал классную руководительницу только так. С последней встречи она заметно похудела, будто ссохлась. Щеки впали, над агатовыми глазами повисла челка. К пепельному цвету волос и юбкам в пол Альбертина питала слабость. В школе она единственная из учителей делала замечания за мятую одежду.

— Так надо. — Надя, покачивая дочку, повернулась к Ане. — Посмотри, куколка моя, это Анюта. Знакомьтесь: Анюта — Олеся.

Девочка была похожа на отца. Редкие волосики, кожа — фарфор, бездонно-голубые глаза. От матери ей достались только щечки-яблочки и пышные губки бантиком. Девочка прижалась к маме стеснительно. Альбертина стояла на ступень выше, отбрасывая на гостью тень коршуна. Аня неловко улыбнулась. Ее опыт общения с детьми равнялся плачевному нулю.

— Приветик! — выставила Аня зубы в растянутой улыбке. — Какая ты модница. Ух ты, это кейп? — восхищалась она, потирая бирюзовую шерсть пальтишка.

В ответ малютка непонимающе погладила вышивку вдоль кармана. Одежда на ней копировала взрослую. Зауженные брючки, ботиночки с ремешками, на меховой шапочке торчали ушки-помпоны.

Аня выдавила наконец Альбертине:

— Здравствуйте.

— Добрый день, — холодно приветствовала та, затягивая ремень на узкой талии пальто. — Витя не сообщил, что приехала крестная.

— Мама не приехала. Я одна.

— Хм. Что ж, я надеялась с ней поговорить.

— По поводу?

— Касательно Вити.

— Что-то случилось?

Она осмотрела Аню с ног до головы, и нехотя удостоила кратким объяснением:

— У него конфликт. С классом. Опять. Пусть она мне позвонит. — Альбертина улыбнулась, протягивая руки к внучке: — Наденька, давай сюда Олесю.

Надя затопталась у порога, прижимая дочку:

— Муха вот-вот приедет.

Они обменялись режущими взглядами.

— Надя, мне идти пора. Скоро отец вернется с работы.

— Ладно. Иди. Мы через час завезем Осю.

Галина Альбертовна сухо чмокнула внучку в висок.

— До свидания! — протянула назидательно, словно желая по старинке добавить: «Не балуйтесь здесь».

Надя с дочкой уже исчезли в доме, и Аня с пуховиком в руках нерешительно замерла в центре коридора. Белые стены отпугивали меловой штукатуркой.

— Эй, Нюта! — позвала ее Надя из кухни. — Где ты пропала? У меня аврал!

Аня скинула сапоги и пересекла затемненную гостиную, двигаясь на звук посуды. В тесной кухне пахло вареным картофелем и чесноком. Свет ограниченно проникал сквозь узкие окна. Белые поверхности столов утопали в грязной посуде, обрезках и продуктовых обертках. Надя отставила картофель, задвинула курицу в духовку, но на пути к скалке появилась Олеся. Игрушки ей надоели — дочка хныкала, просясь на ручки. Аня заверила, что справится сама, выпроваживая хозяек дома на второй этаж. Она не любила, когда вмешивались в приготовление, — всегда стряпала себе на уме, в одиночестве, напевая под нос что-нибудь из рекламы.

Пока Надя развлекала Олесю считалками, Аня в фартуке с изображением многорукой индийской богини просеивала муку, раскатывала коржи, мешала мясное рагу на плите. Таймер духовки звякнул. Надя примчалась достать курицу, но в доме раздались мужские голоса.

«Надёна!» — позвал Муха из гостиной.

— Пришли, — встрепенулась Надя, поправляя прическу и скрылась из виду.

«Надя, что так вкусно пахнет?»

В гостиной раздался хохот, завязалась беседа. Аня сверилась с часами над холодильником. Полчетвертого. На улице стремительно темнело, будто солнце замертво рухнуло в пропасть.

Аня достала курицу и поставила выпекаться первый корж.

В кухню вошли Ярмак с Мухой.

— Нюта! — улыбнулся Муха без малейшего удивления. Он потер ладони, водя носом: — Вкусно же пахнет. Как дела?

— Спасибо, нормально. — Она обернулась к Ярмаку с приветливой, выхолощенной улыбкой, поздравляя: — С днем рождения! — И тут же оправдалась за свое присутствие: — Надя просила помочь.

При всем уважении к Наде, Ярмака она считала безобразным хлыщом. Короткие белобрысые волосы, водянисто-голубые глаза и круглая голова на индюшиной шее. За три года к общему отталкивающему портрету добавилась редкая бородка. На нем темнели толстовка с черепом над броской надписью: «А ну-ка ша!» и спортивные штаны в кислотных надписях. Главенствующему выбору спортивных костюмов он не изменил. Аня никогда не замечала за братом Лоры увлечения спортом. Худощавый, немного выше ее — рядом со здоровяком Мухой в рубашке и брюках он выглядел нескладным подростком.

— Спасибо, — Ярмак потер кончик красного носа, осоловевшими глазами пялясь на запеченную курицу. Лицо его напоминало слепок. — Надя! — гнусаво всполошил полдома, после чего побрел на приглушенный голос жены.

Аня потянулась за салфетками. Хуже и быть не могло. Она не хотела здесь находиться, не хотела печь торт Ярмаку, готовить на подхвате, — и в целом создавать впечатление заискивающей одиночки.

Муха принялся заполнять посудомоечную машину тарелками.

— Надя рассказывала, ты на повара учишься, — спросил, поглядывая, как Аня задвигает в духовку новый корж.

— Инженера-технолога. Пищевая промышленность и все такое.

— А рыбную солянку умеешь готовить?

— Теоретически, да.

— Круто!

— Сама тащусь!

Они засмеялись.

Торт Аня доделывала под шутливые рассказы Мухи о том, что все дорожки ведут в Сажной. В мореходку он не поступил, подрабатывал на карьере. Потом Сыч позвал в автосервис, где Муха второй год подряд делал хромированный тюнинг «ямским гонщикам». Из всех пятерых одноклассников их компашки — С Мухой болталось о жизни проще простого.

Когда коржи скрыл заварной крем, в кухне появилась Надя с сонной дочкой на руках:

— Какая красота! — она заулыбалась при виде готового торта. — Анюта — ты золото. Ты наше сокровище. — Но забеспокоилась: — И посуду вымыла?

— Это я! — поднял руку Муха. — Ага? Сокровище?

Она приблизилась к нему и обняла свободной рукой:

— Не друзья, а клад. Всё — не выпущу.

Муха просиял ярче зеркала под лучом. Аня впервые за пять лет грустно подумала: «Зря он не признался Наде».

— Муха, отвезем Осю к маме? — планировала Надя, передавая дочь на руки счастливому здоровяку. — Рома выпивший. Где вы были? У Кости?

В гостиной раздался женский хохоток. Муха пожал плечами, оправдываясь:

— Я его подобрал у «Шико».

— Ладно, — отступила она, поправляя рукав мятно-синего платья. — Там Инга, Таня пришли. Нужно встретить.

Надя умчалась, оставляя растерянную Аню в компании улюлюкающего приятеля детства и трехлетнего ребенка, желающего вонзить пальцы в торт. Муха мокнул обрезком коржа в крем.

— М-м? — протянул крохе, и заговорщиком подмигнул. — Мы маме не скажем.

А потом началась суматоха, в которой Ане не позволили уйти дальше порога. Она подыгрывала каламбуру именинника и девушек, не протестуя — и злясь, что, попытки избежать застолья приведут к выяснению отношений и нежелательным воспоминаниям многократных ссор. В гостиной стол накрывался блюдами из холодильника, отнявшими у Нади не один час сна. Всех захватило предчувствие пирушки. С упаковкой фейерверка вернулись Муха и Надя. Ярмак врубил клубную музыку, в низких басах которой тесная комната превратилась в машину времени. Инга рассказывала последние новости поселка, Таня подначивала именинника танцевать пластичнее, а Муха ходил по пятам за суетливой Надей. Аня опустилась на кожаный диван, признавая, что помалкивать мышью в опоясывающей круговерти фраз вполне разумно для спокойствия.

Последними из гостей появились Лора с Костей. Лора в алом платье собрала все комплименты. Она единственная заострила внимание на присутствии в доме Ани, переспросив раза три: «А когда тебя пригласили, милая?» Вместе с Надей они развешивали серебристо-желтые шары на белых стенах, вручали букеты и подарки, декламировали пожелания, приглашали к столу. Ярмак нейтрально воспринимал расцветающее торжество, усиливая впечатление, что именины сегодня у Лоры и Нади.

За ломящимся блюдами столом Аня сидела на углу, по левую руку от нее за обе щеки уплетала холодец Таня. Ярмак плоско шутил о гололеде и «тормозах». Надя сглаживала его высказывания фактами из новостных сводок. Костя и Муха вполголоса обсуждали претензии клиента. Лора скучающе потягивала сок через трубочку, и только Инга сохраняла надменный вид несокрушимого достоинства каждый раз, когда Ярмак рявкал: «Короче, жопа».

Спустя час за окном стемнело до слепоты. Угощений поубавилось, шампанское выпили, и Надя скомандовала убирать со стола. Колонки извергали что-то долбяще-танцевальное, пока Аня с Ингой уносили грязную посуду. Парни и Таня за журнальным столиком распивали коньяк.

— Хватит гипнотизировать зеркало. Ты и так красотка.

Лора крутнулась у зеркала возле холодильника, с вялой улыбкой отвечая Наде:

— После твоих десертов эта красотка прибавит лишние килограммы.

Надя изобразила хихиканье ведьмы:

— Я коварна! У меня еще пряники в шкафу, Грета.

Инга хмыкнула что-то сумбурное, пока Аня искала на упаковке конфет страну-производитель. Лора подошла ближе к обеденному столу.

— Да, женская подлость безгранична. — Она покосилась на ребят за журнальным столиком, где всем вниманием Тани завладел Сыч. — Сейчас ее грудь вывалится из платья, — желчно заметила Лора. — Похабщина.

Все невольно посмотрели на подвыпившую компанию. Перебивая Муху, Ярмак то и дело нервно порывался встать.

— Чего она так набралась? — спросила Надя у Инги.

— Кто? Таня? — Инга обернулась и придирчиво глянула на подругу в обтягивающем трикотаже. — Она вчера с Егором разругалась.

— С Егором?

— Хлеб привозит, — пояснила Лора.

— Они встречались?

— Таня думала — да.

Лора ухмыльнулась:

— Воображать она умеет. — Вновь надзирателем уставилась на парней, проследила за насмешливыми взглядами каждого и немного успокоилась.

На стол в гостиной поставили торт. Ярмак заплетающимся языком спорил о чем-то с Мухой. Сыч игнорировал звонкий рассказ Тани о недавней драке.

— Пора задувать свечи! — громко напомнила Надя собравшимся. — Уже восемь. Всё! Двадцать один! Юху!

Загалдев, гости кучно встали напротив именинника. Аню со всех сторон окружили. Позади навис Сыч. И тут резко выключили свет. На душе стало как-то холодно, в комнате — неуютно. Грянуло хмельное подначивание: «За-ду-вай!» Аня шагнула в сторону, но ее удержали. Выше локтя. Нечто грубое и острое впилось в кожу руки болью. Она вздрогнула, обернулась. За спиной чернела пустота. Справа Сыч обнимал умиротворенную Лору. Муха и Надя аплодировали. Таня водила пустым бокалом по воздуху, Инга протягивала блюдце.

Ореол свечей погас. Легкие до тошноты заполнились едким дымком, а движения окружающих замедлились. Аня мотнула головой, гоня прочь иллюзорный дурман. Люстра над столом вспыхнула ярко, громкие поздравления вновь зазвучали внятно: «С днем рождения! Ромыч лучше всех!»

Потом гости сидели устало, вилками кромсая куски торта. Аня беспокоилась о приторной сладости, но крем получился сливочно-пломбирным.

–…торт испекла Аня! — объясняла Надя Инге.

— Она учится на инженера, — важно сообщил Муха.

Аня, обхватывая локоть рукой, поправила:

— Инженера-технолога.

На лице Лоры отразилось недоумение.

— Пищевое производство, — добавила Аня.

И Таня нахмурилась:

— Типа повар?

Аня открыла было рот рассказать о режимах технологических процессов, о выпуске продукции, о контроле качества и технической документации, но заметив ленивые взгляды, ответила кратко:

— Да.

— Ань, оставь их — иди покажу фотографии, — позвала Надя из кресла, где высился жирафом пятнистый стеллаж. — Свадебные, — размахивала она планшетом со вставленной флешкой-сердцем. — Иди!

— Опять! — Ярмак уронил щеку в ладонь. — Каждый месяц пересматривает, — жаловался пустому стулу рядом.

— Девочкам фото нравятся, — возмутилась Надя, улыбаясь ослепительно. — Да ведь?

Инга закатила глаза, Таня фыркнула.

— Я хочу танцы! Поехали в Ямс… — именинник запнулся, мотнул головой, — в Ямск! В клуб!

Лора взъерошила брату волосы:

— Ромыш, не порть праздник.

Ярмак вздыбился от прикосновения.

— Я порчу? Да я просто счастлив. Да? — Исподлобья посмотрел на Сыча.

Тот протянул ему бутылку с минералкой.

— Ой, не. Не, — отмахивался именинник. — Давайте выпьем еще. Че за тухлятина брынчит?

Пока Ярмак по две секунды прослушивал плей-лист, Инга с Аней присели на пуфы рядом с Надей. Таня, расстроенно влипнув в стул, осталась слушать Муху по соседству с Сычом. Лора с досадой оттирала крем от рукава платья.

Июльское солнце на свадебных фото согревало. Повсюду кинематографично раскинулось море зелени. Надя в кружевном платье и воздушной фате, неизменно на первом плане, искрящаяся счастьем, детской непосредственностью сглаживала хмурость жениха. Аня с трудом фокусировалась на кислой физиономии Ярмака, то и дело вонзая взгляд в его пурпурный пиджак. Гости выделялись смелыми красками. Оранжевое платье свекрови, Инга в золотых пайетках, Альбертина в полупрозрачной малиновой блузе. Траурно-черный костюм с белой розой в петлице завершал траурный вид Сыча, пока рядом прижималась Лора, в снежно-шелковом платьице, улыбалась фотографу с обворожительностью невесты.

Надя скользнула пальчиком по фате.

— Лора помогала мне планировать свадьбу.

— Она любит планировать, — съязвила Инга, наблюдая за томным приближением Лоры.

— А работаю бухгалтером, — пожаловалась Лора.

— Начисляешь брату зарплату.

Лора ухмыльнулась:

— Не я, а Костя.

— Он работает в мастерской? — спросила Аня. — Рома?

— Да, — подтвердила Надя. — И Муха. А еще Чаплыгин, помнишь?

— Гитарист из параллельного класса? Брынь?

— Ага. Он на аэрографии помешан.

— Жуть. Сатанизм, а не творчество, — возмутилась Инга. — Черепа, оборотни. Кому это нравится?

Надя отложила планшет.

— Инга, милая, — обратилась насмешливо Лора. — Говоришь занудно, а ты еще даже не учитель.

Девушки хихикнули, но Аня воодушевилась:

— Ты работаешь в школе?

— Да, секретарем. Пока. — Инга презрительно осмотрела подруг. — Я учусь заочно на учителя младших классов.

— В жизни бы в школу не пошла. — Лора закатила глаза под лоб. — Еще и к мелюзге.

— А я бы в торговлю.

Лора достала с полки стеллажа томик с идеями Фрейда.

— Послушаем психоаналитика, — переворачивала листы. — Итак…

Со стороны дивана злобным взглядом впилась в их кружок Таня.

— Тише, — Инга опустила голову. Смешки стихли. — Она нетрезва. Мало ли что послышится.

Аня столкнулась со стеной в мутном взгляде Тани.

— А в чем дело?

— Ее мать упекли в психушку, — проинформировала Лора с отвращением. — Год назад где-то. Вроде как белая горячка, или что-то в этом роде. — Лора скучающе осмотрела стеллаж. — Надь, зачем вам столько книг по психологии?

— Мама дарит.

— А отец Тани? — волновалась Аня.

— У него роман с продавщицей «Шико». Танька себе предоставлена.

— Она ведь поступала?.. — припоминала Аня экзамены. — Она хотела ветеринаром стать.

— Окончила училище. Швея, кажется, — наморщила лоб Инга. — Работает в магазине посменно — отец пристроил за прилавок.

Надя заполошно вскочила с кресла, перекрывая дорогу мужу. Ярмак размахивал над столом бутылкой шампанского, и она запротестовала, указывая на декоративные розочки вокруг горлышка:

— Это со свадьбы!

— И что? Все в сборе, почему его не распить?

— Оно на пятую годовщину. Деревянная свадьба.

— Тьфу, Надь! — Ярмак с хлопком откупорил бутылку и выкрикнул: — Давайте дружно накатим!

Выставив грязные бокалы на стол, Ярмак потребовал тосты за его здоровье. Из-за отказа Тани продолжать застолье, он разразился оскорбительными шуточками.

— Не настаивай, Ром, — заступилась Надя за гостью, краснея от стыда. — И хватит вспоминать школу. Танюш, не грусти.

Ярмак впечатал бутылку в стол, пьяно изрекая:

Конец ознакомительного фрагмента.