Радогощь

Елена Ляпина, 2022

Шорт-лист «НДК – 2022г», XIII сезон. Шорт-лист "Битва жанров", ЛитРес, 2023г. Фолк-хоррор. Присутствовать на старинной свадьбе, не на исторической постановке, а своими глазами увидеть настоящий древний языческий обряд – это же невероятно круто! Так думает студентка второго курса Олеся и тащит за собой близкую подругу Дарину и нескольких друзей. Ведь скоро Олеся выходит замуж, и ей непременно нужно ознакомиться со свадебным ритуалом когалов, чтобы перенять утерянные языческие традиции для своей свадьбы, которая планируется в древнеславянском стиле. Ребят ждет шикарное проживание в отдельном шатре, богатая ярмарка, веселые гуляния и предсвадебные состязания. Они ни о чем не переживают, что страшного может случится на свадьбе? Оказывается, ещё как может, если ты не знаком с обычаями и с древней культурой когалов, и даже не задумываешься, почему такой скрытный народ, вдруг гостеприимно принимает у себя чужаков. Может быть, потому, что уйти от них живьем будет не так-то просто?

Глава 3. Когальский шатровый городок

Это происходит так быстро, что я инстинктивно сощуриваюсь от ослепляющих меня ярких солнечных лучей. Небо на удивление чистое бирюзовое. Темная свинцовая туча обрывается ровно на полосе тумана. Впереди за высокой травой виднеются опять столбы, но уже другие, обычные, без всяких страшных рож, украшены разноцветными лентами. Ветер треплет их, отчего они красивой волной поднимаются в небо. Мы приближаемся к высокому берегу, уже слышен шум барабанов и перезвон колокольчиков. С холма вниз к реке спускается какая-то процессия, видно разноцветные колпаки то выныривающие из-за зарослей, то теряющиеся в желто-золотой листве низеньких берез и ярко-красных кустарников. Если присмотреться, то сквозь редкие деревца можно разглядеть белоснежные конусы шатров.

— Отлично, — радуется Лера и оборачивается ко мне, — Дарина, всё хорошо?

— Угу, — киваю я.

Но я в шоке от такой резкой перемены. Только что было всё серо и дождливо и вдруг — ясное небо, солнце и, кажется, даже по-летнему тепло.

— Давайте ещё поднажмем, раз-два, — командует старик.

Взмахиваем веслами, всем не терпится уже побыстрее оказаться на берегу. Солнце пригревает, и в ветровке становится жарко, расстегиваю молнию. Пришвартовываемся к мосткам, они тоже украшены разноцветными лентами. Старик хватает свой багор, зацепляется им за столб и подтягивает плот к берегу, привязывает канат. Перевожу дух.

— Идите вверх по тропинке, — машет он рукой, указывая направление.

Опускаю весло, подхожу к нашим вещам. Лерин рюкзак прижал мой, хватаю его и подаю ей. Какой-то он слишком легкий, что она практически ничего не взяла с собой?

— Спасибо, — улыбается она.

Переходим по мосткам на берег и поднимаемся по тропинке. Она, петляя, уходит на взгорье. По обеим сторонам тропы на кустах развешены разноцветные ленты и лоскутки. Выходим на небольшую полянку, где нас уже встречают. Женщины разодеты в пышные цветастые платья и в платках, что делает их похожими на матрешки. Мужчины тоже в разноцветных рубахах. Все смеются, поют, радостно встречают нас, кричат что-то на непонятном для меня языке, осыпают нас крупой. Стоим смотрим на них, не знаем, как на это реагировать.

Внезапно к нам делает шаг высокая крупная женщина, в таком обширном платье она кажется просто огромной в ширину, в руке у неё поднос, на котором находится высокий хлеб, похожий на пасхальный кулич, только верхушка не облита сахарным сиропом, а посыпана солью. По бокам лежат два окрашенных яйца.

— Хлеб да соль! — кричит она чисто по-русски зычным голосом.

— Нужно отломить кусочек хлеба с солью и съесть, — подсказывает старик.

Он уже закрепил плот, убрал весла и догнал нас.

— Нельзя отказываться, не по обычаю, — добавляет он.

Лера первая отламывает кусочек хлеба, где побольше соли и отправляет в рот, зажмуривается от удовольствия.

— Как же вкусно, — аппетитно произносит она.

По очереди подходим и угощаемся.

— Воды? — спрашивает всё та же крупная женщина.

— Обязательно, — кивает Лера и ей подают большой деревянный ковш.

Она с жадностью делает несколько глотков, затем передает мне. И хоть я тоже хочу пить, но меня отталкивает резкий кислый запах. Я заглядываю в ковшик, вода там какая-то мутная белесая, я отказываюсь. Достаю минералку из рюкзака.

— Ну, и зря, — говорит Лера, — это лечебная вода.

Пожимаю плечами.

Между тем женщины так и продолжают петь звонкими голосами, осыпая нас зерном.

— Зачем они это делают? — спрашивает Олеся нашего проводника.

— Желают вам богатого урожая, — отвечает он.

Мне нравится пышный разноцветный наряд одной из них, я делаю к ней шаг и тянусь, чтобы пощупать ткань, но она вдруг взвизгивает и бьет меня по руке пучком вонючей полыни.

— Эй, нельзя-нельзя так делать! — тут же вмешивается старик.

— Почему? Я просто хотела потрогать ткань, — обиженно отвечаю я.

— Вы пришлые, чужие, пока не очиститесь от того мира, вам нельзя никого из них касаться, — отвечает он.

— В смысле? — мы с Олесей переглядываемся.

— Ну таков обычай у них, чужак может быть заразен.

— Да в смысле? — взбрыкиваю я, — у нас все прививки есть, можем показать Q-код.

— Не только болезнями, но и злыми духами, — объясняет старик, — нужно покамест вам в карантийной зоне побыть, очиститься.

— Фигеть, — закатываю глаза.

— Дарина, не спорь, ну таков обычай, — улыбается мне Лера, — знаешь же пословицу — со своим уставом в чужой монастырь не лезь.

— Вот верно, — поддакивает старик.

— А как вас зовут? — спрашивает она его. — Я Лера, а это мои друзья — Даня, Кирилл, Аня, Игорь, Олеся и Дарина. — Она с таким видом тыкает в каждого из нас, будто знает нас давно.

— Зовите меня Аверьян Егорыч, — кивает он.

— А меня Пуления Авсеевна, — громко произносит женщина с подносом.

Вся процессия вдруг разворачивается и движется в обратную сторону, всё также задорно напевая и развешивая ленты на кустах.

— Идите за мной, — зовет Пуления Авсеевна, передавая поднос помощнице и ведет нас вверх по другой тропинке.

Топаем за ней. Солнце начинает здорово так припекать, снимаю совсем ветровку. Идти недалеко, всё прямо вдоль кустов с яркими красными листьями и вот мы поднимаемся на холмистую площадку усеянными большими шатрами. Повсюду шум-гам: где-то играет музыка, где-то стучат в барабаны.

— Как же жарко, — вырывается у меня. — На том берегу дождь, холодно, а у вас тут лето.

— Это всё наши шаманы, — улыбается Пуления Авсеевна, показывая на вереницу пляшущих людей на склоне холма. Там их человек пять-шесть. Укутались в шкуры, на головах какие-то маски с оленьими рогами, бьют в огромные бубны и изгибаются в дикой пляске. — Они тучи разгоняют, чтобы солнышко привечать. Радогощь!

— Что? — не понимаю я.

— Радогощь. Осеннее равноденствие. Это когда день становится равный ночи, а после Радогощи день идет на убыль, наступают холода. Священный праздник у когальского народа. В это время подсчитывают урожай, восхваляют и благодарят природу за плодовитость, готовятся к зиме. В такой великий день может сыграть свадьбу только ал-когал, то есть выходец из наивысшего сословия, если точно перевести на русский язык, — вместо неё поясняет Аверьян Егорыч, наш проводник. — Вон видите белые шатры на вершине холма — там ал-когалы, туда женщинам заходить нельзя, там находятся только мужчины.

— Ясно, — киваю я.

Что с них взять, у них всё поди как в 19 веке, женщинам ничего нельзя.

Выходим на огромную поляну, тут много разномастных шатров, каждый огорожен небольшим кругом из веток, камней и из того, что попалось под руку. Незамысловатые изгороди украшены лентами и вениками из каких-то трав, в основном вонючей полынью. Мне кажется, что уже весь воздух пропитался этим отвратительным запахом, ну по крайней мере моя ветровка уж точно, когда по ней прошлась та женщина, платье которой я хотела потрогать.

— Зачем столько полыни? — спрашиваю я.

— Чтобы злых духов отгонять, — улыбается Пуления Авсеевна.

— А, ну ясно, — хмыкаю я.

Глазею по сторонам. Возле каждого шатра разведен костер, женщины готовят еду, мужчины — кто что-то строгает, кто играет на домре или кубызе; рядом носятся ребятишки. Все одеты в такие же странные наряды, что и наши встречающие. За шатрами видны повозки и скот, в основном лошади, но и коровы тоже есть и огромные с густой свалявшейся шерстью быки. Кто-то даже притащил с собой альпаков, они вытягивают свои длинные шеи из-за повозок и испуганно посматривают на нас.

Наш шатер оказывается самым последним у самой кромки леса, чуть ли не на болоте. Если сделать два шага в сторону, то уже под ногами хлюпает густая мяша и путь перегораживают высокие камыши.

— Оставляйте вещи и идемте, вас уже ждут, — говорит Пуления Авсеевна, открывая нараспашку две узкие деревянные дверцы.

Смешно — шатер, а с дверями. И интересные какие, филенчатые, по кромке идет замысловатый орнамент, если присмотреться можно как будто разглядеть людей с рогами на головах, а наверху сквозные окошечки без стекол, только деревянная узорная решетка. Заходим внутрь, тут везде ковры и по стенам, и на полу. По периметру высятся стопки сложенных одеял. Больше и нет ничего.

— Тут и спать будете, расстелите на полу и ложитесь, одеял всем хватит, — рассказывает Пуления Авсеевна.

— А где оплачивать? — спрашивает Кирилл.

— Да не нужно ничего, вы же гости у нас, — машет рукой Пуления Авсеевна.

— Так на сайте же было написано…

— Ну мало ли что там написано, — перебивает его Пуления Авсеевна, — Радогощь, негоже в такой праздник с людей деньги брать. Кладите вещички и вперед, заждались уж вас, без вас не можем начать.

— Почему? — удивленно спрашивает Игорь.

— Обычай такой — сначала гостей привечать, накормить, напоить…

— И спать уложить, — смеется Кирилл.

— Оно и верно, — улыбается Пуления Авсеевна, — нук, поторапливайтесь и не боись, никто ваши вещи тут не тронет, среди когалов воров нет, мы не такой народ, чтобы чужое брать.

Прикольно. Наверное, хорошо жить в таком обществе, где никто ни у кого не ворует. Сбрасываю с плеч свой рюкзак и прислоняю к стопке одеял, но на всякий случай достаю из кошелька деньги с карточкой и смартфон и распихиваю по карманам джинсов. Пусть на всякий случай при мне побудут. Кидаю на рюкзак ветровку, худи тоже снимаю, но беру с собой, вдруг похолодает, вечер уж, завязываю рукава кофты вокруг пояса.

— Идемте-идемте, — торопит нас Пуления Авсеевна.

Выходим из шатра и топаем за ней между рядами пестрых шатров. Выводит она нас на поляну к сухому дереву. Дерево огромное высоченное, ствол толстый гладкий давно уже потерял кору и ветви все высохшие, без листьев или хвои, вытянуты кверху и сплетены между собой, образуя круг или колесо. Но только непонятно, что это за порода, и даже не определить какое оно было раньше — хвойное или лиственное. Под кроной дерева несколько низких столиков покрыты белой скатертью с вышитыми узорами, уже всё сервировано, готово к трапезе.

— Сначала сюда, умыться с дороги! — кричит нам Аверьян Егорыч.

Он уже успел снять свой современный охотничий костюм и переоделся в средневековую белую рубаху, подпоясанною красным туеском, возле него несколько деревянных ведер с водой и ковшик, тоже деревянный. Рядом с ним девушки с полотенцами и вениками из полыни и трав. Подходим.

— Как с гуся вода, так с тебя худоба, — приговаривает старик, опрокидывая в подставленные ладони каждому из нас по ковшику, — хорошенько руки мойте и лицо, смывайте дорожную пыль и гоните прочь сущностей, что прицепились к вам в миру. Негоже их тут держать, во святом месте.

С этими словами девушки набрасываются на нас и начинают хлопать по нам своими вениками, злых духов видимо опять из нас изгоняют. Мне становится смешно. Я уворачиваюсь от них, подставляю руки для воды, и Аверьян Егорыч наполняет мои ладони. Вода хоть и прозрачная, но опять с тем же кисловатым запахом, умываюсь. После ритуала духогонения и омывания нам выдают полотенца, чтобы вытереться.

— Всё? Мы теперь чистые? — спрашиваю я у Аверьяна Егорыча.

Он ничего не говорит, лишь лукаво усмехается.

Прежде чем вернуть полотенце рассматриваю его, оно с вышивкой, на орнаменте изображены девушки с вениками.

— Добро пожаловать к столу, — приглашает нас Пуления Авсеевна.

Для нас накрыто отдельно. Видимо мы всё ещё не до конца очистились, сторонятся нас, привечают, а близко к себе не подпускают. Присаживаемся прямо на ковры вокруг низкого столика. К нам садится и Аверьян Егорыч. У нас отдельный самовар и деревянные блюда со всякой стряпней. Тяну руку к хворосту.

— Дарина, нельзя пока! — Лера хлопает меня по руке и тихонько объясняет, — видишь: никто не прикасается к еде, значит, ждут с начала чего-то.

Оглядываю всех, Лера права, ни один человек ещё не взял ничего со стола, руки у всех опущены, все смотрят на главный стол. Мне становится неловко.

Судя по всему, за большим столом собрались самые уважаемые люди из племени когалов, седовласые деды с длинными белоснежными бородами. Один из них встает и что-то говорит на своем когальском, обращаясь не только к своим, но и к нам тоже.

— Что он говорит? — шепотом спрашивает Олеся.

— Объявляет о начале Радогощи, подводит итоги уходящего лета, радуется хорошему урожаю, приветствует вас на своей земле, надеется, что с вашим приходом плодовитость улучшится.

— При чем тут мы? — удивляется Аня, хлопая глазами.

— Ваше присутствие может способствовать ещё лучшему урожаю на следующий год, — объясняет старик.

— Всё равно ничего непонятно, — бурчит Аня.

Между тем седовласый старик подзывает к себе мужчину богатырского телосложения, примерно лет сорока, кудрявые волосы всклочены, нос картошкой, смотрит исподлобья и борода с рыжинкой. Медведь медведем, другого слова и не подберешь.

— Это жених, у которого свадьба будет в Радогощь, — переводит нам Аверьян Егорыч. — У него уже есть две жены, в Радогощь появится третья.

— Как третья? Разве они мусульмане? — вырывается у меня.

— Нет. У когалов это обычное дело, если муж здоров и может обеспечить всех, и если две жены мало плода приносят, то шаман может разрешить взять третью жену, — поясняет Аверьян Егорыч.

— Ничего себе, — выдыхаю я. — Вот так порядки.

Олеся на меня как-то странно смотрит.

— Ты чего? — спрашиваю её.

— Он такой страшный, — испуганно шепчет Олеся.

Пожимаю плечами, ну страшный, а нам какое дело? И страшные хотят семью и детей.

— А где невеста? — интересуется Аня.

— Вон в том шатре. — Аверьян Егорыч показывает пальцем на маленький белый шатер на склоне холма. Он стоит от всех поодаль, окруженный высокой изгородью, на столбах насажены какие-то шашечки. — До свадьбы никому её видеть нельзя.

— Почему? — удивляется Аня.

— Чтобы злые духи не прознали и не испортили свадьбу, — отвечает он.

— Странные порядки, — бурчит Аня, надувая губки. — А как же девичник?

Я прыскаю от её слов. Как-то в голове не укладывается шумный современный девичник в этом средневековом племени. За мной подхватывают остальные ребята. Аня, кажется, не понимает почему мы смеемся. Она хлопает глазами и начинает нервно гладить свои волосы, распрямляя кудряшки.

Седовласый старик с белой бородой заканчивает свою речь, отпускает жениха и садится за стол, надламывает пирог и тут же все оживают, начинают переговариваются между собой, смеются, берут ватрушки, шанежки. Еды много всякой разной. Тянусь наконец к хворосту.

Пуления Авсеевна разливает из самовара чай по кружкам передает нам.

— Кушайте гости дорогие, у нас тут всё свое и чай на травах, не ваш не магазинский, и мед с целебными травами и варенье, — нахваливает она.

Похоже у них тут всё с травами. Откусываю пирог с рыбой, и там какая-то приправа. Но вкусно, ничего против не скажешь. С осторожностью пробую чай, вдруг он опять на той лечебной воде, что отдает кислятиной, но не чувствую ничего, возможно, травы перебивают всё. Ещё меня удивляет, что на каждом столе опять стоит блюдо с высоким куличом, обсыпанном солью и два крашеных яйца по бокам.

— А зачем куличи, не пасха же, — спрашиваю я Аверьяна Егорыча.

— Это символ плодородия, чтобы больше урожая было, зерна и плодов, скота и птицы, чтобы семья разрасталась, — отвечает он.

Сидим, едим пока солнце высоко, но вот оно касается верхушки холма и над поляной раздается барабанный бой. Все тут же встают и кланяются столу.

— Благодарят за вкусную пищу, — поясняет Аверьян Егорыч. — Ну и нам пора, солнышко провожать.