Статуя сексуальной свободы

Елена Логунова, 2007

Известной писательнице ужастиков Басе Кузнецовой было скучно ходить в бассейн одной, и она привлекла к оздоровительным заплывам дочку Индию. Но даже в этом мирном заведении дамы нашли неприятности: опоздавшая Бася прибежала в пустую раздевалку, открыла первый попавшийся шкафчик и… узрела там мокрое, холодное и абсолютно неживое тело! Милиция сходу решила – это сама писательница воплотила в жизнь одну из своих ужасных фантазий. Надо срочно доказать, что это не так! И первым делом Индия и Бася выяснили – убита девушка. Но Бася видела в шкафчике труп мужчины!..

Глава 6

Едва придя в чувство, благородная старушка Раиса Павловна первым делом вспомнила об опасности, нависшей над родным городом отчасти по ее собственной вине. Перед ее мысленным взором, заслонив белый свет, встала страшная картина: вскрытый пакет с белым порошком на фоне обезлюдевших кварталов некогда населенного пункта.

— Детка… — слабым голосом позвала Раиса Павловна женщину, которая семенящим шагом вошла в палату, держа в руках полную тарелку.

В фаянсовой плошке с выщербленным краем плескалась бледно-желтая жижица не самого аппетитного вида. «Детка», безвозвратно вышедшая из младшего школьного возраста с полвека тому назад, осторожно поставила тарелку на тумбочку, бочком присела на соседнюю кровать и заворковала:

— Серенький, зайчик мой, просыпайся, будем кушать бульончик!

Повернув голову, Раиса Павловна разглядела торчащий из подушек острый нос с топорщащимися под ним лохматыми усами. И нос, и усы действительно были серенькими. На предложение откушать их обладатель отозвался капризным бормотанием, в котором наиболее отчетливо прозвучали слова «бульончик» и «хрен». Простодушная Раиса Павловна подумала, что Серенький Зайчик с присущей грызунам любовью к кореньям просит сдобрить больничный супчик хреном, но ошиблась.

— На хрен так на хрен! — сговорчиво согласилась Детка и принялась сама хлебать отвергнутый Сереньким бульон.

— Детка! — повторила Раиса Павловна, дождавшись, пока женщина откушает (это не заняло много времени).

— А? — Детка, уже двинувшаяся с пустой тарелкой к двери, обернулась. — Очухались, бабуля? Ну и правильно! Нечего на тот свет торопиться, похороны нынче дорогое удовольствие! Живите пока что!

С этими словами она ласково улыбнулась сначала Раисе Павловне, а потом Серенькому, словно предлагая им обоим постараться дотянуть до сезона оптовых скидок на ритуальные услуги.

— Детка, мне бы телефон, — попросила Раиса Павловна.

— Какой телефон, бабуля, вы что? — удивилась женщина. — Это же палата интенсивной терапии, тут кругом аппараты сложные, электроника, с мобильными никак нельзя! Вот погодите, даст бог, оклемаетесь, переведут вас в обычную палату на восемь койкомест, там говорите по телефону хоть сутки напролет. Были бы деньги! Телефон нынче дорогое удовольствие.

Раиса Павловна заерзала, спуская ноги с кровати.

— Куда?! — испугалась Детка. — А ну, лягте, как лежали! Я сейчас сестру позову.

Она ушла, но через минуту вернулась с другой женщиной в белом, и они вдвоем стали объяснять неразумной больной, что лечение нынче удовольствие дорогое, и если ей повезло своевременно получить качественную медицинскую помощь, то нечего сводить на нет усилия врачей.

— Вы не понимаете, я предупредить должна, — лепетала Раиса Павловна, со страхом глядя на полный шприц, который медсестра воздела вверх. Из отверстия иглы выплеснулся миниатюрный фонтанчик. — Дело в том, что одна женщина достала из помойки яд, которым другая женщина травила одного мужчину…

— И потом они все жили долго и счастливо и умерли в один день! — успокаивающе прожурчала Детка.

А невозмутимая медсестра вкатила беспокойной пациентке укол, после которого ту быстро и надолго перестала волновать судьба как всего города, так и отдельных его жителей.

Проснувшись, Раиса Павловна обнаружила, что народу в палате прибавилось, а интерьер ее сильно изменился, деградировав от хай-тека к классическому сиротскому стилю. Никаких аппаратов сложнее карликового холодильника «Саратов» в помещении не имелось, а под больной была не высокая кровать с удобным ровным ложем, а скрипучая койка с провисшей сеткой, вполне пригодной для ловли раков. Трепыхнувшись в ней карасиком, Раиса Павловна выжала из своего спально-музыкального инструмента пару минорных аккордов. Этот звук привлек внимание других обитателей палаты.

— Прошнулаш? — дружелюбно прошамкала с соседней кровати дряхлая бабушка, до самого подбородка укрытая синим больничным одеялом.

Над его верхним краем торчала маленькая голова в трикотажной шапочке, надвинутой на самые глаза. Это придавало бабушке лихой и задиристый вид уличной хулиганки.

— Та, милая, вще шпала да шпала, мы уж думали — померла шовшем! — Старушка забулькала веселым смехом, перешедшим в пугающие хрипы.

— Тут есть телефон? — болезненно моргая от слишком яркого света, спросила Раиса Павловна.

— Не, тута нема, — покачала головой ее соседка с другой стороны, дородная молодайка в цветастом сатиновом халате. — У кого трубки были, дохтор забрал.

А общительная старушенция в шапочке, отперхав, набрала в грудь воздуха и выдохнула в три приема, как стих:

— Шибко вредная шещаш

Для наш

Шотовая швящ!

Дикция у беззубой рэперши была жуткая, но общий смысл сказанного Раиса Павловна уловила.

— Телефончик есть в ординаторской, — подсказала девочка-медсестричка, занятая установкой капельницы. — Попросите, и вас пустят позвонить.

— Спасибо, — поблагодарила Раиса Павловна, садясь в кровати и отбрасывая в сторону одеяло.

Из одежды на ней была одна казенная ночнушка из блеклого ситца с неприлично большим вырезом и жирным чернильным штампом больницы в качестве оригинального декоративного элемента. В другое время Раиса Павловна, за десятилетия учительской практики привыкшая одеваться строго и аккуратно, постыдилась бы разгуливать по больничному учреждению в таком жутком наряде, но сейчас ее это не волновало. Набросив на плечи одеяло, она поплелась в ординаторскую.

Пока шла по коридору, решала, кому позвонить. По идее, об угрозе массового отравления следовало сообщить в милицию, но звонить по «ноль два» Раиса Павловна откровенно боялась. Она опасалась, что милиция не станет вникать в тонкости мотивов, которыми она руководствовалась, когда выбрасывала пакет с ядом в общедоступный мусорный бак. Пожилую женщину до сердечных спазмов пугала перспектива оказаться «стрелочницей», которую объявят виновной в распространении ядовитого вещества. Мысленно Раиса Павловна кляла себя за моральную и физическую слабость. Если бы не этот крайне не своевременный сердечный приступ, она сразу же догнала бы Римму, чтобы забрать у нее опасный пакет. Теперь за нее это должен был сделать кто-то другой. Если еще не поздно, конечно.

Обмирая от дурного предчувствия, Раиса Павловна добралась до ординаторской, попросилась к телефону и принялась дрожащим пальцем нажимать на кнопочки. Ей не повезло, в квартире лучшей и единственной подруги Катерины Максимовны трубку не снимали. Не отзывался и Катин мобильный. Других добрых знакомых, которым можно было бы доверить деликатное поручение, у Раисы Павловны не было. Врачи, присутствующие в ординаторской, поглядывали на занимающую телефон пациентку без одобрения, и Раиса Павловна решилась потревожить Игоря Валентиновича Солоушкина. Взрослый сын Валентина Ивановича должен был знать, что случилось. В конце концов, именно он пристроил к отцу подлую Анжелику!

— Солоушкин, слушаю, — коротко и важно бросил в трубку Игорь Валентинович.

Раиса Павловна знала его еще Игорьком, но теперь сынок Валентина Ивановича занимал важный пост в каком-то департаменте. Робея от того, что она беспокоит такую значительную персону, бывшая учительница со множеством извинений и запинок изложила недовольно сопящему собеседнику суть своего дела.

— Баба Рая, напомните, как ваша фамилия? — выслушав ее, вполне доброжелательно спросил высокий чиновник.

— Чернова, Раиса Павловна Чернова, — успокаиваясь, ответила пенсионерка.

— Какая больница, палата, отделение? Кто лечащий врач?

Растроганная вниманием Раиса Павловна обстоятельно ответила на все вопросы.

— Будьте спокойны, я все устрою, — заверил ее Игорь Валентинович.

Утомленная, но успокоенная пенсионерка вернулась в свою палату и оставшиеся два часа до отбоя азартно разгадывала на пару с молодайкой Любашей непростой кроссворд в журнале «Смена».