Сеанс мужского стриптиза

Елена Логунова, 2006

Нормальные люди на даче отдыхают. А вот семейка девушки с необычным именем Индия снимает мистический сериал! Ужастики, которые пишет ее мамуля, решил экранизировать режиссер Смеловский, давний поклонник Индии. Итак, гример и по совместительству актриса Аня нарядилась в пеньюар, натянула белокурый парик, красиво встала на краю обрыва на фоне звездного неба, изображая лунатичку… и так же красиво полетела вниз, прямо на свалку, устроенную в овраге нерадивыми дачниками. Братец Индии, записной ловелас и сердцеед, бросился спасать актрису. Но перепутал в темноте и принес с помойки совсем другую девицу, причем неживую… Вот тебе и ужастик наяву!..

Глава 4

— Туда! — на диво шустро обогнав меня, проговорил Анатоль.

Мускулистой рукой, похожей на заднюю четверть говяжьей туши, он легко распахнул двустворчатую деревянную дверь, на вид весьма тяжелую.

Я ступила за дубовые ворота, украшенные затейливой резьбой, и остановилась на краешке просторного ковра.

— Это гостиная, — поравнявшись со мной, сказал Анатоль.

— Да неужели? А я подумала, это репетиционный зал Ансамбля песни и пляски имени Российской армии! — язвительно пробормотала я, оглядывая помещение.

Армия свободно могла проводить в нем не только занятия своего хореографического подразделения, но и маневры всех родов сухопутных войск, включая артиллерию. Авиации тоже нашлось бы место: в зале свободно разместилась бы пара-тройка грузовых самолетов «Руслан».

— Точняк, места полно, — согласился со мной простодушный Анатоль.

Я покосилась на него с подозрением: издевается, что ли? «Полно места»! Не просто полно, а прямо-таки через край! Слишком много для двух слабых женщин, вооруженных для борьбы с пылью и грязью только древней шваброй и помятым ведром! Я насчитала в противоположной входу стене восемь высоченных стрельчатых окон! Причем все они были затейливо декорированы многослойными мануфактурными изделиями сложной конструкции. Если хозяева пожелают, чтобы занавески были избавлены от пыли, а оконные стекла чисто вымыты, я сразу возьму самоотвод и уволюсь из уборщиц без выходного пособия!

Ручка швабры звонко стукнулась о паркет, как посох Деда Мороза: это мамуля подошла и втиснулась между Анатолем и мной. Стоя на краю ковра, мы напоминали победителей спортивного соревнования, приготовившихся к получению медалей. Я бы не удивилась, если из колонок домашнего кинотеатра полились бы звуки государственного гимна и хорошо поставленный голос с чувством огласил бы имена чемпионов…

— Черт! Дюша, это что — все нам?! — с чувством произнесла мамуля.

Она с нескрываемым отвращением глядела на слоеные портьеры.

— Надеюсь, не все! — ответила я и снова посмотрела на Анатоля. — Хотелось бы узнать, каков фронт уборочных работ?

— Чего? — сморщил лоб представитель работодателя.

— Чего мыть, а чего нет? — я упростила вопрос, сделав поправку на коэффициент интеллекта среднестатистического бодибилдера.

— Мыть надо пол, — ответил Анатоль.

По тону чувствовалось, что он глубоко убежден в сказанном.

— И под ковром тоже? — уточнила мамуля.

В голосе ее угадывалась горячая надежда на отрицательный ответ.

— Под ковром? — Анатоль задумался, поскреб щетину на макушке и не поленился нагнуться, чтобы отвернуть краешек пресловутого ковра.

У меня сложилось впечатление, что прежде он даже не задумывался о том, что именно скрывает под собой этот ковер, и факт нахождения под ним пола стал для него настоящим открытием.

— Зачем мыть пол под ковром? Все равно ковер его закроет! — поспешила вмешаться я. — Лучше скажите, что делать с самим ковром?

— Пылесосить, конечно, что же еще! — поторопилась ответить мамуля. — Не выбивать же его!

Было видно, что она сама испугалась обозначенной альтернативы.

— Пылесосить! — кивнул Анатоль, откровенно обрадовавшись, что мы благополучно промахнули смутный момент с подковерным полом. — Я сейчас приведу пылесос!

Он круто развернулся и исчез в коридоре.

— Что он сделает с пылесосом? Приведет его, я не ослышалась? — недоверчиво спросила мамуля. — Это как?

— Может, он приведет его в боевую готовность? — предположила я, зажмурившись.

Боевой пылесос привиделся мне громоздким гибридом субмарины и танка с длинным дулом.

— Возможно, — неуверенно согласилась она.

Мы немного поскучали в ожидании прибытия бронированной пылесосущей техники.

— Вот! — гордо сказал вернувшийся Анатоль, пропуская вперед ярко-желтую пластмассовую черепаху размером с небольшую юрту.

Он действительно не принес, а привел пылесос — тянул его за ременный повод, как лошадь.

— Он моющий! — торжественно сообщил охранник.

— Ясное дело, — сказала мамуля, с опасливым уважением оглядывая чудо техники. — Роскошный экземпляр!

— Представитель вида хоботных, класса моющих, отряда пылесосущих, — пробормотала я.

— Если еще что будет нужно, зовите, — сказал Анатоль, отступая за двери.

Резные дубовые створки бесшумно сошлись. Оставшись вдвоем в просторном зале, мы с мамулей переглянулись.

— Давай действуй! — сказала родительница, носком туфли легонько подтолкнув ко мне желтушную черепаху.

Она с готовностью подползла к моим ногам.

— Почему я? — спросила я, непроизвольно попятившись.

— А кто же? Я, что ли? — мамуля искренне удивилась. — Я писатель, работник умственного труда!

— Я тоже не кочегар!

— Но ты моложе меня! — уперлась она. — В моем возрасте уже можно рассчитывать на заслуженный отдых!

Я скептически посмотрела на нее. Мамуле недавно стукнуло пятьдесят пять лет, и она ознаменовала этот юбилей тем, что удлинила юбки до середины колена, но при этом не выбросила из гардероба шортики и маечки на тонюсеньких бретельках. Фигура у маменьки до сих пор такая, словно она зарабатывает на кусок хлеба не умственным трудом, а безумным стриптизом. Возраст у нее, ха!

Поймав мой взгляд, мамуля сгорбилась, опустила плечи и мелко затрясла головой, изображая дряхлую старушку.

— Артистка! — буркнула я, присаживаясь перед пылесосом, чтобы осмотреть отверстия в корпусе. В одном из них пряталась электрическая вилка на вытяжном шнуре. — Иди отсюда!

— Куда?

— Куда-куда! Розетку ищи!

Ближайшая розетка нашлась за разлапистым зеленым кустом в огромном глиняном горшке. Протиснувшись за мохнатый ствол экзотического растения, мамуля воткнула вилку в розетку и помахала мне рукой.

— Поехали! — по-гагарински отозвалась я и придавила кнопку на спине желтой черепахи.

Зверюга взревела, как реактивный самолет.

— Надо было попросить у любезного Анатоля наушники! — пробормотала я, опуская раструб упругого ребристого хобота на ковер.

Хобот вцепился в ворсистую поверхность большого и синего, как озеро, ковра с жадностью истомленного жаждой слона.

Какое-то время я сосредоточенно выгуливала всеядную черепаху по полу, стараясь не оставлять на ковре необработанных участков. Это непростое занятие поглотило все мое внимание, я даже забыла, что пришла в этот дом вовсе не для того, чтобы осуществлять санитарно-гигиеническую обработку.

Очнуться меня заставил крепкий удар по плечу. Я выронила шланг, испуганно подскочила и уже в прыжке развернулась. Позади меня стояла мамуля. Она шевелила губами и размахивала руками, как сигнальщик на палубе авианосца.

— Что ты говоришь? — переспросила я, не слыша за ревом кормящегося пылесоса собственного голоса.

Мамуля молча обежала меня и нажатием кнопки отрубила ревущую черепаху.

— Давай теперь я! — в тишине проорала родительница, забыв убавить громкость своего голоса.

— Давай! — с удовольствием согласилась я. — Заканчивай зачистку территории, а я пойду в разведку.

Мамуля впряглась в пылесос, а я приоткрыла створку двери и выглянула за нее. В коридоре никого не было.

— Если кого-нибудь встречу, скажу, что пришла за дополнительными инструкциями, — сказала я сама себе. — Мол, пол мы помыли, ковер почистили и жаждем еще немного поработать, но не знаем как.

Я выскользнула в коридор и закрыла за собой резные двери. Сразу стало значительно тише, я даже услышала голоса, доносящиеся из соседнего помещения. Нисколько не стесняясь, я заглянула в щелочку между неплотно прикрытой дверью и дверным косяком и увидела что-то коричневое, мохнатое.

— Медведь там у них, что ли? — шепотом удивилась я.

Посмотрела еще раз: коричневая мохнатость не шевелилась. Мое воображение живо нарисовало чучело бурого мишки с уставленным рюмашками серебряным подносом в передних лапах. С просторным бальным залом, в котором мог вальсировать гусарский полк, гостеприимно скалящееся медвежье чучело сочеталось очень хорошо!

Дверь неожиданно подалась, и я ввалилась в помещение всей своей физиономией и сразу увидела, что серо-коричневая мохнатость принадлежит мощному стволу пальмы. Нижним концом пальмовое бревно уходило в гигантскую деревянную кадку, а верхним подпирало выпуклый фонарь высокого стеклянного потолка. Вокруг дерева сгрудились разномастные горшки, содержащие буйно зеленеющую и яростно цветущую декоративную растительность нездешнего вида. Голоса, которые я услышала, стоя в коридоре, доносились из-за этого зеленого острова, с балкона, дверь на который была распахнута настежь.

Тихо радуясь, что ни дверь оранжереи, ни пол под моими ногами не скрипят и не выдают беседующим присутствие постороннего, я подкралась поближе к пальме. Спряталась за медвежьим стволом и высунула из-за него одно ухо, направив его, как тарелку антенны, в сторону балкона.

Разговаривали двое, мужчина и женщина. Голоса были мне знакомы, так что я не затруднилась опознать мадам Надин и мусью Анатоля. Надо полагать, попросту их звали Надей и Толиком.

— Его надо и-зо-ли-ро-вать! — нажимая на каждый слог, произнесла женщина.

— Типа, запереть? — уточнил Анатоль.

— Запереть в специальном закрытом помещении с надежным замком! — ответила Надин.

— В тюряге? — испугался ее собеседник.

— О боже! — вздохнула женщина. — Анатоль, ты бронтозавр!

Мужчину это замечание рассмешило. Он хмыкнул и захихикал, давясь смехом, как шкодливый ребенок.

— Не вижу ничего смешного! — взъярилась мадам. — Этот мелкий гад думает, что он в доме хозяин! А в этом доме только одна хозяйка — я!

— Точно, кто же еще! — перестав смеяться, поддакнул Анатоль. — В натуре, ты хозяйка!

— То-то же! — подобрела женщина. — И не забывай об этом, паршивец! Иначе я и от тебя избавлюсь.

Услышанное меня взволновало, всколыхнув подозрения. Судя по словам Надин, от кого-то она уже избавилась. Интересно, от кого и как именно? Любопытно также было бы знать, кого агрессивная мадам желает изолировать в специальном заведении с надежной охраной?

Успокоившись, Надин понизила голос, и теперь я ее плохо слышала.

— Надо подобраться поближе, — посоветовала я сама себе и тихо двинулась в обход пальмы.

То есть это я хотела двинуться тихо, а получилось очень даже громко! Какой-то скользкий булыжник коварно вывернулся из-под моих ног и шумно поскакал по уступам искусственной горки, круша горшки и ломая ветки.

— Кто это? — вскричала Надин.

Послышался скрежет отодвигаемых стульев, а затем шум торопливых шагов. Я поняла, что не успею спуститься с горки и убежать прочь, и не придумала ничего лучше, кроме как прикинуться трудолюбивой идиоткой. К сожалению, никаких орудий уборщицкого труда при мне не было, поэтому я, недолго думая, начала натирать какой-то здоровенный кожистый лист подолом своего сарафана.

— Что вы здесь делаете? — увидев меня, гневно спросила хозяйка.

— Так это… пыль вытираю! — сказала я, по памяти скопировав мину придурковатой и работящей девушки «из простых» — типичной героини Любови Орловой.

Для пущей убедительности я обильно плюнула на твердый, словно пластмассовый, лист, энергичным круговым движением навела на него глянец и с гордым видом продемонстрировала результат своего труда поочередно Надин и Анатолю. Мне было чем гордиться: в сверкающий фикусовый лист можно было смотреться, как в зеркало!

Впрочем, хозяйка и ее спутник предпочли смотреть на меня. Стоя на возвышении с высоко задранным подолом я должна была представлять собой необычное и запоминающееся зрелище. Анатолю оно явно понравилось, а Надин — вовсе наоборот.

— Вон отсюда! — покраснев, прошипела она.

— Так это-о… Я ж еще не всю пыль вытерла-то-о! — промямлила я, отчего-то начиная окать на вологодский манер.

— Без тебя вытрут! — рявкнула Надин. — Брысь из моего дома, и чтобы больше ноги твоей тут не было!

— Чем это вам мои ноги не понравилися-то-о? — не удержалась от вопроса я, слезая с горки. — Другие-то-о хвалят!

Смешливый качок Анатоль согласно хрюкнул и мучительно подавился смехом.

— Я сказала, пшла вон, шалава! — полыхнув в сторону весельчака испепеляющим взором, заорала на меня богатая хамка. — Вон! В дверь, через двор и за ворота!

Я фыркнула и сверху вниз смерила невысокую брюнетку неодобрительным взглядом.

Статью и цветом кожи Надин сильно напоминала мне корову холмогорской породы. Типичная буренка, вся такая мясомолочная и рыжая! То есть шевелюра-то у нее была черная, с радужной челочкой, а вот кожные покровы имели равномерный оранжево-коричневый окрас. Видно было, что дамочка сильно злоупотребляет солярием, хотя загар ее совсем не красит. Тяжелые, без щиколоток, ноги Надин походили на сосиски, поджаренные на гриле, а ненормально круглые, как мячики, груди с торчащими сосками здорово смахивали на грушевидные клизмочки из оранжевой резины. Дегенеративный топ расцветки «астраханский арбуз» и такие же полосатые шорты не скрывали своеобразной формы бюста и конечностей мадам.

— Фу-ты ну-ты, ножки гнуты, пузо с попою раздуты! — с крестьянской прямотой высказала я свое мнение об этой редкой красоте.

Надин со свистом втянула воздух и замолчала, меняя окрас с рыже-коричневого на буро-малиновый. Анатоль отвесил челюсть и забегал глазами, а я одернула на себе ветхий сарафанчик, независимо шмыгнула носом и пошла, горделиво покачивая бедрами, по указанному маршруту: в дверь, через двор и за ворота дома, хозяйка которого так недружелюбно относится к простым работящим девушкам с негнутыми ногами нестандартной длины и нормальным цветом кожи.

— Примитивная плебейка! — полетело мне вслед.

— Вульгарная буржуйка! — гавкнула я через плечо.

Я выскочила на улицу и с трудом удержалась, чтобы со всего маху не бухнуть за собой калиткой. Я бы, может, и бухнула, если бы при этом демарше хоть кто-нибудь присутствовал, но Анатоль и Надин не были столь любезны, чтобы проводить меня. Хозяева остались в доме. Думаю, сразу после моего ухода они принялись выяснять отношения.

Тут же стало ясно, что один зритель у моего несостоявшегося спектакля все-таки был бы: какой-то незнакомый тощий юноша. Он топтался под воротами и указательным пальцем старательно выжимал натужный вой из электрического звонка.

Надо же, а я подумала, что это голосит обиженная мной хозяйка особняка!

— Здравствуйте! — приветствовал мое появление на улице дохловатый малый с рыбьими глазами, застекленными очками в тонкой оправе.

Палец от кнопки звонка он отклеил, но продолжал держать его параллельно линии горизонта. Так мальчики, играющие в военизированные игры, изображают огнестрельное оружие.

— Вы кто? — палец завис на одной прямой с моим пупком.

Не будь живот укрыт сарафанным ситцем, я бы подумала, что незнакомец целится в мой пирсинг. Устраняясь с линии огня, я сделала шаг в сторону и оглядела странного очкарика.

Брючки со стрелочками и белая рубашка с галстуком-селедкой смотрелись на пыльной деревенской улице довольно экзотично, выдавая чужака. Судя по желанию с места в карьер завязать разговор, парень отличался повышенной общительностью, причину которой не мешало бы прояснить. Признаться, я недолюбливаю навязчивых незнакомцев.

— А вы сами кто — страховой агент? — подозрительно спросила я, не ответив должным образом на приветствие. — Или белый брат во Христе?

— Неужто похож? — удивился молодой человек, переложив из одной руки в другую щегольский тонкий портфельчик.

Будь эта ручная кладь пообъемистее, я приняла бы своего собеседника за «представителя канадской компании».

— Нет, я не миссионер, — сказал он. — Я Федор Капустин. А вы здешняя горничная?

— Неужто похожа? — передразнила его я.

Мне самой типичная горничная виделась аккуратно причесанной милой девушкой в скромном темном платье с белым передником. Мой расхристанный пестрядинный сарафанчик походил на строгую униформу не больше, чем старая мочалка на весенний ландыш. Да и с красивым новым домом ревнивой брюнетки Надин я в своем имидже работящей деревенской сиротки сочеталась плохо.

— Я тут уборкой занималась, — уклончиво объяснила я.

— Значит, вы Нина! — сделал неожиданный и неправильный вывод рыбоглазый Федор Капустин.

Он улыбнулся, как пиранья, и неожиданно крепко ухватил меня за локоть холодным влажным плавником.

— Эй, в чем дело? — возмутилась я. — Уберите руки! Что вам нужно?

— Мне нужны деньги, — честно сказал опасный приставала.

— Вы грабитель? — удивилась я.

На разбойника с большой дороги худосочный юноша в наряде чинуши походил еще меньше, чем я на горничную.

— Я? — Капустин тоже удивился. — Да вы нахалка!

— Есть немного, — согласилась я.

— Послушайте, милая Нина! — почти ласково сказал он. — Предлагаю договориться по-хорошему. Вы вернете баксы и камни, а мы не будем вас преследовать. Согласны?

Я разинула рот — это должно было очень идти к образу деревенской дурочки. В голове свистящим паровозиком побежали мысли.

Верните баксы и камни, так он сказал? И при этом назвал меня Ниной. Интересно, какая это Нина? Уж не покойная ли Нинель Горчакова, горничная-уборщица, на место которой дружно самовыдвинулись мы с мамулей? Весьма вероятно! Но о каких баксах идет речь? Неужели здешней прислуге платят в валюте?!

Я подумала, что поспешила с увольнением, хотя еще сомневалась в правильности своих рассуждений. Я же не маленькая, знаю, что в наших краях водятся валютные проститутки. Но про валютных уборщиц мне прежде не приходилось слышать!

— Какие баксы и камни? — спросила я напряженно скалящегося господина Капустина.

— В самом деле нахалка! — со вздохом укорил меня он. — «Какие баксы и камни»! Обыкновенные! Которые вы украли! Две тысячи долларов США и бриллиантовое колье!

— Ко… ко? — пораженная шикарным прилагательным «бриллиантовое», я не смогла выговорить даже простое слово «колье» и заквохтала, как курица.

Определенно, горничная Нинель была девушкой с запросами! Не ведро со шваброй украла, а баксы с брюликами!

— Ко-ко-ко, ко-ко-ко! Жить вам было нелегко! — передразнил меня Федор Капустин.

Видимо, запоминающиеся стихи Корнея Ивановича Чуковского еще не изгладились из его юношеской памяти. А вот я детский репертуар уже основательно подзабыла и восприняла цитату как незаконченную. Судя по интонации, я решила, что господин Капустин хотел сказать: «Жить вам было нелегко и осталось недолго!»

— Вы мне угрожаете? — уточнила я, стараясь не подать виду, что уже испугалась.

— Это и ежу понятно! — убежденно ответил он.

Не знаю, как ежу, а мне было понятно одно: господин Капустин представляет в Буркове не канадскую компанию, а какую-то из отечественных бандитских группировок.

— Вы ошиблись, я не Нина, не уборщица и не брала чужих денег и бриллиантов! — заявила я.

— Ага, я не я, и хата не моя! — впавший в детство представитель мафии продолжал говорить стихами.

Я подумала, что убедить упертого Федора в моей невиновности будет, пожалуй, сложнее, чем спастись бегством, и начала просчитывать варианты. Дать ему коленом под дых и припустить, сверкая пятками, в сторону нашей дачи? Или лучше в сторону, противоположную ей, чтобы сбить со следа возможную погоню?

— Ну что, мне все ясно! — самодовольно сказал внутренний голос, прорезавшись удивительно некстати. — Хочешь, изложу тебе мою версию гибели гражданки Горчаковой?

— Может, лучше попозже? — предложила я, не желая отвлекаться от обдумывания плана спасения.

— Попозже встретимся? — уцепился за мои слова Федор. — Нет уж, давайте все решим сейчас!

«Нет, я скажу сейчас!» — уперся и мой внутренний голос.

— Ладно, сейчас так сейчас! — сдаваясь, сказала я обоим.

«Тогда слушай, — довольно сказал внутренний голос. — Моя версия такая. Нина Горчакова каким-то образом запуталась в сетях мафии, а недавно попыталась выпутаться, но ей не позволили. Убили ее! Пырнули ножом и выбросили на помойку».

Конец ознакомительного фрагмента.