Кляча в белых тапочках

Елена Логунова, 2004

На столетний юбилей старейшей казачки Капитолины Спиногрызовой слетелись радио, телевидение, бизнесмены, спонсоры. Бабку на старости лет завалили подарками. Гуляли так бурно, что в конце торжества кое-кого из гостей недосчитались. Трагически погиб один из приглашенных, большой любитель выпить, газетчик Гена Конопкин. Его коллега, тележурналистка Елена, привыкшая во всем искать криминал, в случайность смерти приятеля не верит. Одновременно с кончиной Конопкина исчезло и фамильное фото Спиногрызовых, которое помогло бы раскрыть тайну гибели незадачливого Генки, а также пролить свет на невинные забавы членов почтенной семейки. Теперь, чтобы найти редкую фотографию, Лене придется познакомиться поближе со всеми Спиногрызовыми, живыми и «мертвыми». А покойников день ото дня становится все больше, причем они не лежат спокойно на кладбище, а шлют приветы с того света, пропадают из могил, меняются местами и ведут такой активный образ жизни, что просто умереть можно!..

Четверг

Поутру за завтраком все делали вид, что ночного шоу не было. Кажется, даже до сестрицы дошло, что подозревать меня в совершении кровавого преступления было, по меньшей мере, бестактно. Мама предупредительно намазывала для меня бутерброды, Ирка подливала в чашку кипяток, а сестра наступила себе на горло и не слопала последний эклер, уступив его мне. Все еще обиженная, я надменно игнорировала эти мелкие знаки внимания и нарочито оживленно общалась с Масянькой. Малыш с аппетитом уплетал холодные котлеты, собственноручно добытые им из папиной тарелки. Колян с несчастным видом ковырял ложкой детскую манную кашу.

— А где Моржик? — сообразив наконец, что за столом кого-то не хватает, спросил Колян. Тут же покосился на меня и дипломатично добавил — Не подумайте чего плохого, я никого ни в чем не подозреваю, просто мне интересно, где сейчас Моржик?

Я тихо фыркнула.

— Этот маньяк пошел на охоту, — ответила Ирка. Запнулась и тоже опасливо покосилась в мою сторону: — То есть он просто взял ружье и пошел охотиться на уток.

— А разве сезон охоты на уток уже открыт? — удивилась мама.

— Так он с фоторужьем пошел!

— Не кровавая, стало быть, будет охота, — кивнула сестрица. — Ой! Кто это наступил мне на ногу?

Колян засемафорил бровями, делая сестрице страшные гримасы.

— Папа! Г-г-г-г! — обрадовался Масянька.

— Да, папа страшный, как волк: р-р-р-р! Колобок, колобок, я тебя съем! — подхватила я.

— Кстати, о еде, — Колян наконец-то решился отодвинуть в сторону Масянькину мисочку с кашкой. — А что, в доме больше ничего не осталось? Я имею в виду, из нормальной человеческой еды?

— «Вискас», «Педигри», овсянка, сырые овощи в подвале, там же соленья и маринады… Да, еще сгущенка и тушенка! — вспомнила Ирка.

— Тушенка! — сладострастно воскликнул Колян.

— Сгущенка! — с энтузиазмом возопила сестрица.

— Так, с этими обжорами все понятно, — я встала из-за стола. — Ну, некоторым из нас набивать брюхо недосуг, некоторые имеют обыкновение ходить на работу…

— У некоторых на службе в каждом ящике рабочего стола по шоколадному батончику, — обиженно припомнил Колян. — Якобы для снятия стрессов!

— Слушай, Алена, и ты еще надеешься избавиться от стрессов? — искренне удивилась сестра. — Ты же сама — ходячий стресс!

— От стресса слышу! — оскорбилась я.

— Тише, дети, тише! — поспешила вмешаться мама. — Не ссорьтесь! Алена, тебе пора на работу? Беги, с Масянькой сегодня я посижу.

— Баба, — покровительственно сказал малыш, награждая бабулю надкушенной котлеткой.

Грозно посмотрев на сестрицу, я обиженно надутыми губами чмокнула в щеку истребляющего тушенку мужа, поцеловала сынишку, сделала ручкой Ирке и побежала по тропинке через поле на трамвайчик.

— Вот она! — голосом загонщика, завидевшего зверя, заорал кто-то из окна телекомпании, стоило мне подойти к порогу.

Я завертела головой, высматривая неизвестную зверушку, ставшую предметом охоты моих коллег, но увидела только вываливающегося из дверей оператора Вадика. Он и впрямь смахивал на охотника в полной амуниции: с одного плеча через грудь на ремне свисал подсумник с запасными аккумуляторами, с другого, тоже на ремне — сложенный штатив в чехле, в правой руке была сумка с камерой, в левой — бумажный листок «путевки». Размахивая им, как белым флажком, Вадик с самым сосредоточенным видом несся прямо на меня.

— Куда? — поинтересовалась я, когда он пролетал мимо.

— За мной! — невпопад скомандовал Вадик.

Я не тронулась с места.

— Оглохла, что ли? — остановившись, прикрикнул на меня грубиян. — Живо, поворачивайся, и побежали!

Пожав плечами, я развернулась и поскакала рядом с упакованным в операторскую упряжь Вадиком, как вольный жеребенок. Азартно топая и едва ли не сшибая прохожих, мы примчались к машине, ожидавшей нас с работающим двигателем.

— По коням! — продолжая лошадиную тему, крикнул раскомандовавшийся Вадик водителю.

Невозмутимый Саша дождался, пока мы ввалимся в салон, и с возгласом: «Н-но, мертвая!» стронул красного «жигуля» с места.

— Что за спешка? Можно подумать, на пожар торопимся! — отдышавшись, с неудовольствием заметила я.

— Именно что на пожар, — кивнул громко сопящий Вадик.

— Да ну? А что горит?

С водительского места донесся злорадный смешок:

— Менты горят! — хихикнул Саша.

— То есть? — Я еще не вникла в происходящее.

— То есть окружное управление внутренних дел! — пояснил Вадик.

— Горит?!

— Синим пламенем!

Я тоже хмыкнула. УВД округа от нас недалеко, и буквально через три минуты мы прибыли на место происшествия — раньше всех других СМИ, пропустив вперед только пожарную машину.

Как только Саша припарковал «жигуленка», мы с Вадиком выпрыгнули из автомобиля и занялись каждый своим делом: оператор расчехлил камеру и помчался снимать собственно пожар, а я порысила на поиски свидетелей и потерпевших.

— О! Слетелось воронье! — скорбно возвестил при виде меня мой добрый знакомый капитан Лазарчук.

— Привет погорельцам! — весело приветствовала я приятеля, восседающего на пыльной обочине.

— Присаживайтесь, — незнакомый улыбчивый парень, соседствующий с унылым Лазарчуком, подвинулся, галантно уступая мне часть свежепобеленного бордюра.

— Спасибо, я постою, — отмахнулась я. — Серега, что там у вас горит?

— Столовая, — угрюмо буркнул Серый.

— У вас разве есть столовая? — удивилась я, нетерпеливо переминаясь, потому что мне очень хотелось сбегать взглянуть на пионерский, пардон, милицейский костер.

— Теперь нету, — согласился Серый.

Речь его была несколько затруднена, потому что говорил Серый, почти не разжимая челюстей: подбородком он опирался на крючковатую ручку старомодного зонта. Я присмотрелась: на шее у капитана в этот теплый денек красовался шерстяной шарф, весьма своеобразно сочетающийся с легкой трикотажной футболкой.

— Я смотрю, ты успел спасти свое личное имущество — то, что болталось на вешалке в кабинете? — подытожила я увиденное.

— Не только личное, но и казенное, — обиделся Серый. — Между прочим, первым делом мы с Сашком вынесли сейф, потом стол, стулья и скамейки! Ну, и вешалку…

— Сашок, — кстати представился сосед Серого по бордюру.

— Очень приятно, Елена, — кивнула я.

И огляделась в поисках упомянутой Серым достопримечательности — массивной парковой скамьи на витых чугунных ножках. По легенде, некогда она была оприходована отделением как вещдок, да так и прижилась в одном из кабинетов.

Скамья помещалась рядом, в крайне неестественной для нее вертикальной стойке, вплотную к стволу раскидистого клена.

— Не боитесь, что она упадет? — с этими словами, не сводя глаз со вздыбленной лавочки, я отступила назад и неосторожно толкнула ногой зонт, на ручку которого пристроил свою нижнюю челюсть капитан Лазарчук.

Зонт упал, шаткое равновесие нарушилось, и капитан резко клюнул носом, едва не зацепив им асфальт.

— Почти такая история случилась с моим приятелем Геной, — даже не подумав извиниться, заметила я. — Только с гораздо более трагическими последствиями, потому что там упал не зонт, а какая-то лопата, а она подпирала второй этаж сеновала, а на нем лежали клубки сена…

— Клубки чего? — с живым интересом переспросил Сашок.

— Сена! Его специальная сеноуборочная машина формовала в громадные такие катушки… Ну вот, Генку этими катушками и задавило…

— Насмерть? — профессионально-безразлично поинтересовался Серый.

— Абсолютно! — вздохнула я.

— Кто же такую опасную конструкцию соорудил? — спросил Сашок, укоризненно посмотрев на меня.

Можно подумать, это я в ответе за соблюдение техники безопасности на сеновалах!

— Хозяин сенохранилища, кто же еще, не я же и не Генка, — я пожала плечами. — Генку-то туда вообще непонятно зачем черти занесли…

— Странная какая-то история, — заметил Серый. — Следственная группа на месте происшествия была?

— Не знаю, как-то не интересовалась… — я замолчала и задумалась.

А в самом-то деле, обстоятельства гибели журналиста наверняка должны были выяснять специалисты-криминалисты! Может, он не сам убился? Может, эти снопы на него кто-нибудь нарочно скатил? Зачем — не знаю, но ведь прислал же мне Генка SMS-ку, в которой сообщал о своем намерении «копать» по поводу загадочных «грохнутых бабок»! И прислал он мне ее после того, как мы расстались на именинах, но до того, как сам встретился со смертоносными копнами! Ведь потом-то он сделать этого уже не мог!

Тряхнув головой, я отогнала очередное жуткое видение: припорошенный сеном Конопкин в новом для себя качестве ожившего мертвеца хладной синюшной рукой нажимает на кнопочки сотового телефона, спеша проинформировать мир живых в моем лице о своих планах на будущее. Зомби, расследующий какие-то финансовые махинации — это было бы уж слишком даже для неугомонного Конопкина!

— Серый, у меня к тебе деловое предложение, — скороговоркой сказала я вмиг насторожившемуся Лазарчуку.

— Мне заранее страшно, — признался он.

— Ничего страшного, не пугайся! Предлагаю тебе заключить джентльменское соглашение!

— Он не джентльмен, — предупредил меня Сашок.

— Я тем более, — отмахнулась я. — Суть соглашения такова: я велю оператору ни в коем случае не снимать тебя, хотя ты жутко интригующе выглядишь в этом своем кашне на голое тело, просто типичный погорелец, и ты не попадешь в наш репортаж о пожаре. А ты за это узнаешь для меня, что думают люди из опергруппы, выезжавшей на место гибели Конопкина!

— А кто такой Конопкин?

— Да тот парень, которого завалило сеном!

Серый громко поскреб ногтем синюю щетину на подбородке:

— Гарантируешь, что моей ментовской морды на экране не будет?

— Ни морды, ни какой другой части твоего милицейского организма! Честное пионерское!

— Лады, — Серый снял намотанный на шею отрез шотландки, посмотрел на него с некоторым недоумением и передал Сашку.

Тот тоже с удивлением взглянул на шерстяное кашне, поискал глазами, куда бы его пристроить, и не придумал ничего лучшего, как напялить его себе на шею.

Я коварно усмехнулась и незаметно поманила пальчиком хищно кружащего неподалеку Вадика. Коршун с камерой тут же подлетел ко мне, и я шепотом сформулировала ему задачу. Ладно, Серого я обещала не снимать, но Сашок очень кстати намотал шарф на себя, так что колоритный милиционер-погорелец у меня в сюжете все-таки будет!

Двумя часами позже, уже сделав в меру ехидный сюжетик о пожаре в ментовке, я вышла из аппаратной видеомонтажа и проследовала к себе в редакторскую, попутно решая нехитрую задачку: удовольствоваться на обед дежурной чашкой кофе с печеньем или не полениться, сбегать в магазинчик через дорогу и купить колбаски? Или сыра…

— Сыр или колбаса? — как пистолетом, ткнув пальцем в живот пробегавшего мимо Вадика, спросила я точь-в‑точь с такой интонацией, с какой галантные грабители прошлого вопрошали путников на большой дороге: «Кошелек или жизнь?»

— Где? — без промедления откликнулся Вадик.

— В магазине, — досадливо сказала я. — Я думаю, чего купить. Просто скажи, сыр или колбаса?

— И то, и другое, и можно без хлеба!

— А ты сбегаешь? — Я смекнула, что из приязни оператора к мясо-молочным продуктам можно извлечь некоторую пользу. Например, не бежать в магазин самой!

Я вручила Вадику свой кошелек и, таким образом снарядив его в набег на торговую точку, дошла-таки до редакторской. В помещении было тесно от набившегося в него праздного народа. Оккупанты истребляли наши чайно-кофейные запасы и развлекались кто во что горазд. Я влилась в оживленную группу, в центре которой возвышался рослый оператор Женя. Он оживленно жестикулировал и витиевато пересказывал присутствующим комические эпизоды утреннего прямого эфира. Тот факт, что большинство слушателей присутствовало при проведении передачи лично, Женю не смущал. Граждане, впрочем, слушали его разглагольствования с очевидным удовольствием. Сама-то я утром ездила на пожар, лично описываемых событий не наблюдала, поэтому тоже остановилась послушать, и, чтобы сразу вникнуть в суть, шепотом спросила у стоящей рядом Наташи:

— А кто был на передаче?

— Генеральный директор авиакомпании «Аэролайн», а вел программу наш Костя.

Я кивнула.

— И тут гость спрашивает: «Знаете ли вы, какие птицы царят в небе Кубани?» — оживленно вещал Женя.

Вспомнив утреннюю застольную беседу с родными, я с трудом удержалась, чтобы не ляпнуть: «Утки!»

— Ну, Костик наш не орнитолог, — продолжал Женя. — Он напрягся, но гость этого не заметил и сам ответил: «Вот уже семьдесят лет в небе Кубани царят стальные птицы»! Фу-у! Отлегло! Передача идет своим чередом, и вдруг гость снова огорошивает Костика вопросом: «Знаете ли вы, чем хорош «Як-42»?» Костик не авиаконструктор, он снова напрягается, но гость опять отвечает сам. «Як-42», — вещает он, — это сертифицированное воздушное судно, что говорит о его надежности». И тут обрадованный Костик сообщает зрителям, что сейчас они увидят этот замечательный летательный аппарат на своих экранах!

Костик еще не знает, что кассету с подсъемками «Яка» буквально за минуту до эфира уронили в стаканчик с «Дошираком», и именно в этот момент режиссер, намеревавшийся откушать после передачи горячей лапшички, страшно матерится, потому что не хочет есть закосившую «под спагетти» запаренную видеопленку. Соответственно, на экранах не появляется изображение самолета «Як-42», о котором взахлеб рассказывает гость. Зато там самопроизвольно, но явно в тему к полетам появляется высококачественное изображение мухи студийной обыкновенной! И что особенно примечательно, летает эта сволочь в полном соответствии с техническим описанием «Яка», демонстрируя ровное поступательное движение, быстрый набор высоты, плавное кружение, пикирование и даже мягкую посадку на лысину гостя!

Слушатели захохотали.

— Не везет «Аэролайну» с телевизионной рекламой, — отсмеявшись, резюмировала Наташа. — Помните, на прошлой неделе их бегущую строчку: «Вперед! С нами в полет!» выпустили на художественном фильме именно в тот момент, когда герой выпал из окна небоскреба!

— А помните их гениальный слоган — «С нами на небеса!»? — напомнил Женька. — Меня так и тянуло спросить, держат ли они на борту своих самолетов вместо спасжилетов белые тапки по числу пассажиров!

— Я пришел к тебе с приветом, рассказать, что сыра нету! — продекламировал мне на ухо незаметно подкравшийся Вадик. — Таким образом, спор сам собой решился в пользу колбасы!

— Колбаса так колбаса, — довольно безразлично ответила я, оглядывая полки посудного шкафчика в поисках пары чистых чашек.

Сделала нам с Вадиком кофе, соорудила по большому бутерброду, села за свой стол и задумалась. Женькин рассказ меня взволновал: что-то такое, связанное с мухами, было совсем недавно… Вот беда, не могу вспомнить, а мне кажется, это что-то важное!

Дожевав бутерброд, я взяла себя в руки, а в них — шариковую ручку, чтобы написать текст для субботнего репортажа об именинах Капитолины Митрофановны Спиногрызовой. Увы, дело не спорилось, кроме стихотворной мечты Маяковского «Лет до ста расти нам без старости!» в голову ничего не приходило.

— У кого-нибудь есть идеи, как подать юбилей столетней старушки? — попросила я помощи у коллег.

— Аж сто лет?! Нет, такие дамы меня не вдохновляют, — высокомерно заявил режиссер Слава.

— Век живи — век учись, — добрая Наташа предложила в качестве отправной точки использовать затертую народную мудрость.

— Какое — «учись»? — отмахнулся прихлебывающий кофе Вадик. — У бабули уже склероз, маразм и недержание!

— Тогда так: Век живи — век мочись! — тут же подправил поговорку зубоскал Женька.

— Или так: Сто пять — баба ягодка опять! — заржал Вадик. — Но это тезис на будущее, если бабуля доживет до следующего юбилея!

Главный редактор Дмитрий Палыч деликатно кашлянул и просительно сказал:

— Хорошо бы начать как-нибудь лирично… Сказать что-нибудь про бабушкины натруженные руки, про мудрый взгляд ее глаз…

— Точно, глаза! — вскричала я с жаром.

— Я рад, что сумел помочь, — зарделся главный.

Я благодарно ему улыбнулась. Душка Дмитрий Палыч и впрямь мне помог, хотя и не так, как думал: когда он сказал о бабушкиных глазах, я поняла, почему меня так интриговала описанная Женькой муха. Я вспомнила про муху-дрозофилу!

Только не подумайте, что я вспомнила какую-то конкретную муху, вовсе нет. Тесной дружбы с насекомыми я никогда не водила, среди моих домашних питомцев мух, комаров и разных-прочих сколопендр отродясь не числилось. И это не расизм и не фобия. Я не боюсь насекомых и не валюсь в обморок с белым, как брюхо дохлой рыбы, лицом при виде безобидного паучка или оленя кухонных ландшафтов — таракана. Не могу даже сказать, что все до единого насекомые мне не нравятся, бабочками, например, или божьими коровками я всегда любуюсь, но эти мелкие твари крайне плохо поддаются дрессировке, и относительно прирученными можно считать разве что медоносных пчел. Короче говоря, насекомые до сих пор не оставили сколько-нибудь заметного следа в моей жизни (и слава богу!). Но пресловутая муха-дрозофила мне крепко запомнилась благодаря школьным урокам биологии.

Конец ознакомительного фрагмента.