Любовь (не) предусмотрена

Елена Левашова

— Будешь играть перед журналистами роль моей жены, — сухо произносит Илья. — Мы же договорились, что наш брак останется фиктивным, — надломленно отвечаю я. — Ты ещё не видела сумму вознаграждения, Ева. И не заставляй меня действовать по-плохому… Я заключаю фиктивный брак с Ильей Богдановым, чтобы защитить фирму тяжелобольного отца от кредиторов. Отныне мой муж распоряжается активами и нашим имуществом. Мы расстаёмся по инициативе Ильи, лишь раз нарушив договор, и я не считаю нужным сообщать мужу о рождении сына. Однако, спустя время Илья сам находит меня…

Глава 1.

Илья.

— Сделай погромче, Саныч, — произношу громко, стремясь отвлечь своего политтехнолога от вороха лежащих на столе бумаг. То, что я вижу в экране проклятого телевизора гораздо интереснее.

— А что там, Илья Владимирович? — он нехотя берет со стола пульт и увеличивает громкость. — Да сдались они вам? Позеры эти продажные…

— Помолчи, говорю. Это… Это моя жена.

Его лицо мгновенно меняется от охвативших недоумения и удивления. Саныч молча кивает и встает с кресла. Подходит ближе к висящей на стене «плазме», чтобы получше разглядеть Еву… А она изменилась… Элегантный светло-голубой костюм, длинные сережки со сверкающими камнями, макияж…

Впиваюсь в экран взглядом, мысленно костеря себя за то, что так и не пошел на этот прием… Вокруг Евы столпились журналисты: парнишка с «Пятого» канала — я его знаю, дамочка с каре и длинным любопытным носом — знаменитая Сосновская с «Сокол-ТВ», корреспонденты «России-1», «Первого», «НТВ»… Прищуриваюсь, чтобы разглядеть лицо Евы сквозь «забор» толстых, протянутых к ней микрофонов. Вроде бы те же глаза — карие, как блестящие каштаны, длинные волосы цвета молотого кофе, завитые на концах, изысканный макияж. Ее губы улыбаются этим проходимцам с микрофонами, глаза источают внимание, а голос… Когда она начинает говорить, я тоже, как и Саныч поднимаюсь с кресла.

— Спасибо за ваш вопрос, — изрекает она без смущения. Расправляет плечи, держится до черта уверенно. — Да, наш фонд обеспечил более ста детей нейро-ортопедическими пневмокостюмами «Атлант» и более пятидесяти детей лечебными костюмами «Адели».

— Что за хрень? — подает голос Саныч. — Какие еще костюмы?

— Помолчи, Сан. Потом…

Ева еще что-то говорит, но я почти не слышу… Смотрю на нее впервые за четыре года, невольно возвращаясь в прошлое… Вспоминаю ее глаза — другие и вроде бы те же… Карие, испуганные, молящие.

« — Пожалуйста, Илья… Позволь мне показать, какой я могу быть… Я прошу тебя».

Она стояла передо мной в тонком, как паутинка пеньюаре — униженная, заплаканная, влюбленная в меня… Не говорила, что любит, я сам это видел. Увидел, когда уже было поздно врубать заднюю. Обещание, данное Аксёнову, давило бетонной стеной на совесть, я просто не мог отказаться от свадьбы. А Ева… Черт знает, когда она успела напридумывать себе что-то большее, я ведь не давал обещаний и планов на нее не строил. Но она, оказывается, на что-то рассчитывала, за тем и пришла ко мне в комнату после церемонии бракосочетания.

— Не понимаю, Илья, вы не виделись четыре года?

— Немного больше, — замечаю сухо, опуская ладони в карманы брюк. — Пожалуй, надо встретиться с ней и попросить развода. Раньше мне это не требовалось, а теперь…

— И теперь не надо, — оживляется Саныч. Прищуривает свои и без того крошечные круглые глазки и улыбается, обнажая белоснежные, с голубизной виниры. — Кандидат в сенаторы от области обязан быть образцовым семьянином, — елейно продолжает он. — Надо, напротив, попросить эту юную красивую дамочку подыграть тебе.

Перевожу взгляд на экран, невольно залипая на открывшейся картинке: Ева бесперебойно рассказывает журналистам о своем фонде, воодушевленно сыплет цифрами оказанной детям, больным ДЦП материальной помощи, поправляет волнистые волосы, демонстрируя ярко-красный маникюр… Не знаю, что я сейчас чувствую… Пожалуй, серьезный удар по самолюбию. Я ведь думал, что она скучно живет… Прозябает в коттеджном поселке Уланово, заботясь о тяжелобольном отце и вспоминает нашу единственную ночь… Мне хотелось, чтобы так было. А тут… такое…

— Она не станет подыгрывать мне, — цежу сквозь зубы. Не вижу себя со стороны, но почти уверен, что рожа у меня сейчас кислая.

— Надо заставить, Илья Владимирович. Всего-то пару месяцев и… все… Разведетесь после вашего избрания, и будете жить, как прежде. Мне искать ее телефонный номер? Или вы…

— У меня он есть. Надеюсь, не изменился. На всякий пожарный найди в поисковике сайт ее фонда. «Ева», кажется?

— Сейчас, босс, — скалится, как удав Сан Саныч. Политтехнолог у меня хоть куда — пронырливый, бессовестный, беспринципный, если дело касается победы. В общем, свои деньги он получает заслуженно.

Ева не меняла телефон… Набираю цифры позабытого номера и жду ее ответа, слушая монотонные гудки в динамике.

— Да, слушаю, — наконец, отвечает она.

— Привет, Ева, — произношу, сдавливая переносицу и устремляя взгляд в окно.

— Здравствуйте, а вы кто?

— Как кто? Илья Богданов. А я разве…

— Прости, я просто давно удалила твой номер.

И смешок… Такой легкий, искренний. Выходит, правда выбросила меня из головы и удалила номер. Не в пример мне…

— Мне нужна твоя помощь. Вернее, услуга. Скажи, мы можем встретиться?

— Если нужен развод, без проблем, Илья. Мои юристы быстро оформят бумаги, и ты… Нам даже не придется встречаться.

А ее голос изменился… В нем появились незнакомые мне стальные нотки.

« — Я… Пожалуйста, всего одна ночь. И я больше никогда не встану у тебя на пути. Я прошу тебя».

— Эй, Илья, ты еще здесь? — с легкой усмешкой произносит она, вырывая меня из задумчивости.

— Ева, нам нужно встретиться. Это не телефонный разговор. Ты можешь сегодня?

— Нет, — усмехается она. — С чего ты взял, что я буду по первому твоему требованию менять график? У меня встречи расписаны на месяц вперед. Поэтому, будь добр, позвони в приемную и запишись. Телефон моего секретаря найдешь на сайте фонда «Ева».

Позерша хренова! Вздумала со мной играть, мстить за прошлое? А как иначе объяснить ее поведение? Сжимаю зубы так сильно, что сводит челюсти и пялюсь на потухший экран телефона… Она меня послала. Отправила куда подальше… к секретарю.

— Послала? — тихонько спрашивает Саныч, покручивая в руках карандаш.

— Да. Ищи адрес гребаного фонда, Сан. Ее домашний адрес, наверняка она съехала с дома в Уланово. Куда такой фифе теперь там жить! Все ищи! Подними на уши сведения обо всем. Черт тебя дери!

— Успокойся, Илья. Ну, послала тебя баба, что из этого? Ты ее видать в прошлом обидел?

« — Извини, Ева. Ты знала, на что шла. Любовь договором не предусмотрена, поэтому…»

« — Я все понимаю, Илья. Прощай. Спасибо за помощь папе».

И глаза, глаза, глаза… Молящие, почти черные. Губы — пересохшие, полные, дрожащие. Интересно, насколько она изменилась сейчас. Любопытство сжирает меня как раковая опухоль. Неужели, я так ее тогда задел? Так сильно, что боль в ее сердце уверенно поднимает голову, стоит мне замаячить на горизонте?

— Сейчас позвоню знакомому оперу, он пробьет сигнал ее телефона. Попробуем сопоставить, где она может быть, — пялясь в экран ноутбука, деловито произносит Саныч. — Офис «Евы» находится на проспекте Кутузова, с адресом проживания сложнее… Она ведь может быть прописана где угодно, даже в коттедже поселка, а жить…

— Я понял, Сан. Звони.

Отворачиваюсь к окну, равнодушно смотря на пролетающие машины и качающиеся верхушки деревьев, вполуха слушая, как Саныч разговаривает с опером. Называет фамилию моей фиктивной жены — Аксёнова, тихонько, чтобы я не вспылил, объясняет исключительную важность просьбы «будущего сенатора». Не в силах выдержать скопившееся в кабинете напряжение, выхожу на просторный балкон и закуриваю. Нафиг она мне понадобилась — мокрая курица, возомнившая о себе что-то? Я и без нее добьюсь чего хочу. Сминаю окурок в пепельнице и возвращаюсь в кабинет.

— Отбой, Саныч. Не хочу ничего о ней знать. Подадим в резюме, что я… разведен. Займусь этим завтра. Вызову юриста, составим договор и…

— Она здесь, Илья. В этом же здании.

— Как? Не может быть, ведь…

— На первом этаже ресторан. Скорее всего, она там. Идите, Илья Владимирович, испытайте удачу.