Сон златоглазки

Елена Лапшина, 2018

«Сон златоглазки» – это стихи, легко входящие в повседневный строй жизни. Они смиренны, молитвенны, символичны и в то же время просты и теплы. Автор умеет увидеть мимолетную красоту мира и одновременно проблеск непреходящего в ней. Эта двойная оптика жизни и красоты наряду с редкой по силе энергетикой – авторский знак поэзии, представленной в книге. В стихах, словно забывших про мотивы борьбы и отрицания, совершается работа жизни, открытой тайне «ежедневной смерти», как дороге в незримый и бессмертный мир, частично уже пребывающий среди нас. Возможно, поэтому время в книге принципиально обратимо. Стихи предполагают внимание читателя к скрытым культурным кодам. В книгу вошли как стихи из предыдущих сборников, так и написанные совсем недавно.

* * *

«Небо сине, солнце жёлто, зелена под ним трава…»

1

Небо сине, солнце жёлто, зелена под ним трава.

Я царевна и пускаю лебедей из рукава.

Как понять, что я царевна? — вот корона, вот фата.

Хороша моя картина, тритатушки-тритата.

Только в жизни я другая — плакса, писаюсь в кровать,

потому что в этом мире в тихий час нельзя вставать.

Я терплю, и замирает в безысходности душа…

Распростёрта надо мною синева карандаша.

«Вот получишь ремня и реви в темноте, голоси…»

2

Вот получишь ремня и реви в темноте, голоси

и прощенья проси, выноси справедливость прещенья.

Иже Кто там еси? — Но тебя заставляют: «Проси».

Ну, конечно, сначала ремня, а потом уж прощенье.

В темноте — никому, ничего, ни за что, никогда —

не признаешь вины, и ремень тебя не застращает.

Но в темнотах такое живёт, что не имет стыда

и не знает любви, потому — никого не прощает.

Пустяковая взбучка — горячка пониже спины, —

всё до свадьбы ей-ей заживёт — хоть назавтра и сватай.

Справедливость живуча — и с той, и с другой стороны,

ибо все мы равны — наказующий и виноватый.

«В детских поисках жизни привольной…»

3

В детских поисках жизни привольной

пыльным полднем пришли ты и я

под гудение высоковольтной

на промзону Его бытия:

ни пчелы, ни цветка, ни ехидны,

над прудами — сухие кусты.

Эти земли, как прежде, безвидны.

Эти воды, как прежде, пусты.

До Адама и Евы над бездной

мы в молчаньи глядели с тобой,

как в текучей лазури небесной

округляется кит голубой.

«Это только кажется, что просто…»

4

Это только кажется, что просто…

Девочка, секретница, дитя,

привыкай к душевному сиротству,

с взрослыми родства не обретя.

Радуйся молчанью, как подарку,

там, где виновата без причин,

где тебя, как мелкую помарку,

красный карандаш изобличил.

Девочка, подросток, канарейка —

вкус вины, оскомина стыда.

«Поскорее, детка, постарей-ка —

вот тогда узнаешь, вот тогда…»

Век спустя ты встанешь к изголовью

не затем, чтоб позднее «прости»

старость, обделённая любовью,

кое-как смогла произнести.

Ври, душа, прощайся втихомолку, —

из тебя вовек не выйдет толку.

В доме, где по-прежнему чужда,

встретятся больное чувство долга

и любовь по имени «нужда».

«Спросонья прислушайся, смяв под рукой образок…»

5

Спросонья прислушайся, смяв под рукой образок, —

вот боль возвращается, как возвращается нищий.

И ноет, и ноет: подай мне, подай мне кусок.

И гложет, и гложет, пока не подавится пищей.

А ты ей: не больно, не больно… — и плачешь,

и гладишь бока.

Баюкай её, утешай, как голодное чадо, —

кормилицей, нянькой, понявшей, что жизнь коротка

и больше — не надо.

И ночь выцветает в окне, как пролившийся йод.

Серебряный крестик от пота темнеет на шее.

Ты просишь: подай мне, подай мне… И Он подаёт,

и тело, и кровь предлагая тебе в утешенье.

«Смолчит стяжавший благодать…»

6

Смолчит стяжавший благодать

(и скажет — перёврет).

А я бы не хотела знать —

когда кому черёд.

Не твоего, не своего —

ни года, ни числа.

А если б знала, — что с того —

кого бы я спасла?

Кольцо покатится с крыльца —

сбежавшее звено.

Но претерпевший до конца…

но претерпевший…

но…

2016–2017