Беллона

Елена Крюкова

Война и дети – несовместимы. Дети войны – ангелы, что незримо реют над нами. Мир и война всегда в трагическом объятии. Глаза детей войны глядят на нас. Они говорят нам без слов: ДОРОЖЕ МИРА НЕТ НИЧЕГО.

© Елена Крюкова, 2017

© Владимир Фуфачев, дизайн обложки, 2017

© Олег Максимов, иллюстрации, 2017

ISBN 978-5-4483-7341-1

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Правда прощения

Некоторые темы только кажутся исчерпанными, даже дежурными. До того момента, когда является тот, кто докажет их неисчерпаемость, взглянув на них под новым углом, с нового ракурса, новыми глазами.

Что можно сказать спустя семь десятилетий о Великой Отечественной, о фашизме, о концлагерях? Спустя семь десятилетий, в течение которых были написаны горы документалистики, стихов, романов, научных работ и аналитических статей — что принципиально нового может быть сказано?

Новое — есть. Чтобы сказать его, был нужен голос достаточно смелый — озвучить истину, которая нужна нашему времени. Живую — пусть и художественную — правду, с которой нам всем жить дальше. Правду прощения. Правду того, что детство должно быть детством, а не нескончаемым ужасом и не постоянной тревогой.

Роман Елены Крюковой «Беллона» — о великом прощении за то, чего нельзя забыть, но простить необходимо. Простить расстрелы, пытки, газовые камеры — все, что придумал человек-фашист для человека с иными убеждениями, иным цветом кожи, иной метрикой…

Фашист — и вдруг человек? Да — человек. Может быть, уже бывший, может быть, гнилой, слабый, ужасный, жестокий. Но — человек. Крюкова не вешает ярлыков, не выбирает монохромных решений. Она пытается разобраться в том, что должно сломаться в человеке, чтобы он стал убежденным фашистом, делящим людей на сорта. И пытается найти, чем можно (если можно!) излечить эту пагубу души человеческой.

Грандиозная задача, и решение ее требует вовлечения многих персонажей. Пёстрая, многонациональная толпа помогает понять, что военное время не было каким-то особым, эпическим и далёким.

Люди, на чью долю выпали сороковые, становятся не фигурами памятников, а теми, кого можно взять за руку — читатель видит, как отчаянно пытается спасти свое дитя узница концлагеря киевлянка Двойра, как не может расстрелять фашиста Гюнтера Вегелера Иван Макаров… Это цветной мир без четко очерченных границ «черного» и «белого», в этом мире есть одна правда — созидательная правда человечности, носителями которой являются все герои.

Читатель становится свидетелем знакового момента, когда ослабевший и обезумевший Гитлер перед своим смертным часом видит собственных нерожденных детей, поющих на его свадебном обеде в почти павшем фашистском Берлине. Это и есть та награда грешнику, о которой некогда говорил Христос — быть приговоренным к себе, вечно бежать от собственных кошмаров, зная, что от них нет спасения. Человек ли Гитлер Крюковой? Все-таки — человек, пусть и страшный. Но и в нем есть полустертая, полузабытая искра неразрушения…

Странный это коллаж — читатель романа побывает и в тылу русских в Горьком, и у газовых камер Освенцима, увидит руины Сталинграда и обеды Гитлера. Но, наверное, только так и можно понять, сколько судеб перепутала безумная война.

Автор не приукрашивает и не отменяет ужасов «коричневой чумы» — в книге есть и ямы с горами расстрелянных людей, и страшные утренние переклички, которые становятся последними для многих узников — часто лишь по прихоти надзирателей. Но даже в надзирательнице Освенцима Гадюке, убившей множество людей, остаются крохи человеколюбия — она спасает и выхаживает Лео, ребенка погибшей Двойры.

Грязь остается грязью, кровь — кровью, смерть — смертью. Магда Геббельс убивает своих детей: им не место в мире, которым правят «красные». Кинорежиссер Лени Рифеншталь приезжает в Освенцим и понимает, чем на самом деле обернулась для военнопленных нацистская идея, и решает снять кадры жуткой правды, помимо предложенных постановочных съемок.

Но все-таки главным фиксатором происходящего в этом мире, перевернутом и искалеченном войной, остаются детские глаза, жадно впитывающие все детали происходящего. Глаза, от которых в мирное время скрывают и меньшее зло, видят всю войну как она есть — с голодом, вшами, расстрелами. Дневники этого детства предпосланы каждой главе, и, читая их, сознаешь: прощая, нельзя забывать этого не наевшегося, не наигравшегося детства, главной радостью которого было — уснуть в тишине, не под свист орудий.

Этим детям суждено пройти разными тропами, выжить чудом и быть воспитанными в чужих семьях. Но это — трудная победа самой жизни над смертью.

Автор считает свою книгу данью детям войны — уже уходящему от нас поколению…

В финале Крюкова дает монументальное полотно, настоящее послание тонкого мира: Великая Матерь кладет руки свои на головы своим сыновьям, белокурому немцу и белокурому русскому, братьям-близнецам, а вокруг водят хороводы небесные дети. Эта правда прощения больше многих ныне известных нам правд. Но со временем мы ее примем, это — правда будущего. Правда прощения, которое не равно забвению.

Анастасия Ростова

Всем детям, пережившим войну.

Их глаза глядят на меня.