Ангелы тоже люди

Елена Ковальская, 2023

Первая часть книги – "Ангел Егор и Персиковая Фея" – это увлекательная история о необычном ангеле, Егоре, который после разжалования оказывается на Земле. Вместо того чтобы возвратиться в цепь перерождений, он становится ангелом-хранителем, выполняющим разные важные задания для смертных. Его последним вызовом является задача спасти девушку по имени Ева от катастрофы в самолете и помочь ей реализовать свою удивительную судьбу. В романе смешаны элементы мистики и романтики, история Егора и Евы обещает быть увлекательной и захватывающей.История рассказывает о том, как Егор помогал людям и как его добрые поступки привели его к необычному заданию снова. Егор сталкивается с Евой, и их встреча меняет не только их собственные жизни, но и может повлиять на будущее всего человечества.Автор создает интересные образы персонажей и внедряет философские и моральные вопросы в сюжет, делая эту книгу не только увлекательным рассказом, но и исследованием человеческой природы, судьбы и выбора.

АНГЕЛ ЕГОР И ПЕРСИКОВАЯ ФЕЯ

Его «целью» оказалась худенькая голубоглазая девчушка, совсем не похожая на все его прежние задания. Егор служил разжалованным ангелом. За крамольные мысли и непослушание был сослан обратно на Землю. И за то уже спасибо, что обратно в цепь перерождений не отправили. Однако теперь Егор опять имел человеческое тело, вследствие чего был смертен как самые простые смертные, с той лишь разницей, что являлся одним из немногих, кто достоверно знал, что на самом деле все смертные абсолютно бессмертны, так как смерти не бывает вообще. Служил Егор на Земле уже седьмой год: охранял президентов, давал советы важным государственным деятелям, подавал «нужные» идеи техническим гениям, а также людям искусства. Ему оставили некоторые сверхкачества, необходимые для работы, среди которых присутствовали способности к гипнозу и внушению, так что «клиенты» думали, что это они сами такие умные и талантливые. Впрочем, так это и было, просто иногда даже гениям нужен некий толчок, чтобы продолжать быть гениями дальше. Один раз Егор помогал роженице вовремя успеть в больницу, и дело было не в ней, а в том ребенке, которого она носила, он должен был стать великим писателем. В матери подобрали дурынду беспокойную, видите ли, в день родов ей приспичило к подруге детства в гости наведаться на другой край города, потом схватки, а на дорогах пробки. Вот и назначили Егора таксистом. Он, конечно, с перепугу работу выполнил чисто: разгонял силой мысли на пути все машины, как мог, внушил гаишнику не штрафовать его за нарушения и даже сопроводить до самой больницы. Так что доехали они с мигалками, успели как раз вовремя, гаишник потом все удивлялся, каким неожиданно для себя сердобольным оказался, и гордился этим. И так ему понравилось быть героем, что стал совершать безрассудно глупые для службы, но добрые по сути поступки, за что был объявлен среди коллег странно помешавшимся и выжит из коллектива, вследствие чего счастливо нашел себя на абсолютно другом поприще. Но это уже совсем другая история.

Вобщем, много полезных и нужных дел успел «натворить» за время ссылки Егор и подустал даже. А вот «амнистия» для него все не выходила. Егор обиделся немного, сколько можно за прошлое наказывать, пора бы и обратно. А тут опять «блестящий» показался, ангел то есть, для всех смертных невидимый. Даже Егор в теперешнем состоянии распознавал его только как блестящий полупрозрачный силуэт. Этот силуэт возвестил, что его оч-чень ответственным заданием становится некая Ева. И сидит Ева в аэропорту, дожидаясь своего рейса, и дождется опять же. Вот только этот рейс никуда не прибудет, потому что в самолет попадет молния, и все его пассажиры упадут в море, не выживет никто. Что делать, время от времени случаются катастрофы. Погибшие бедолаги в цепи перерождений попадают на следующий уровень и приравниваются чуть ли не к народным героям без никаких личных усилий, хотя родственникам, конечно же, этого не объяснишь. Но суть даже не в этом, а в том, что Ева ни в коем случае не должна на самолет сесть, поскольку ей предназначена совсем другая судьба. Ей предназначено встретить особого человека, в результате их безумной любви родится мальчик, вот в мальчике-то и дело. Он должен стать во главе организации, которая объединит все церкви мира и положит конец религиозным распрям, и это будет единственный путь к спасению человечества. Так что, попробуй только не справься. Ему было не впервой важные задания получать, только такой симпатичной голубоглазой клиентки еще не было, и такой хрупкой…

В очередной раз объявили о задержке рейса «Москва — Сочи» по причине погодных условий. Ева удобно расположилась за столиком аэропортовского кафе. Ждать она не любила, но что делать, диктовать Богу она не умела. За окном открывался вид на посадочную полосу и взлетающие самолеты. Погода была действительно мрачная, то и дело срывался дождь, стуча каплями по стеклу, а где-то на горизонте проблескивала гроза, и доносились далекие раскаты грома. Ева не боялась летать и даже любила смотреть сверху на открывающийся ландшафт, но сегодня ей было как-то не по себе, получившаяся задержка рейса не то что радовала ее, но особо и не огорчала. Розовощекий в красном комбинезончике малыш, выбравшись наконец из своей коляски как из ненавистного плена, с радостным визгом кинулся убегать от своих родителей, обосновавшихся за соседним столиком. Нерасторопная мамаша бросилась ему вдогонку, когда малыш свернул и… оказался на руках у Евы.

— Попался! — воскликнула она, передавая визжащее создание молодой улыбчивой брюнетке. — Извините, я случайно подслушала, что вы тоже летите в Сочи. Не знаете, на сколько еще задержат рейс, меня мама там встречает, хотелось бы сообщить ей хоть что-нибудь.

— Похоже, это надолго. Муж узнавал в справочной, говорят, грозовой фронт, когда, что — ничего не известно.

— Спасибо, — поблагодарила женщину Ева и подумала, что мама дома, наверное, приготовила ее любимое «Оливье» и котлетки на пару, а папа сидит в кресле-качалке и, нервно качая ногой себя вместе с креслом, пытается читать «Аргументы», то и дело поглядывая то на часы, то на телефон. Домой! Экзамены за четвертый курс сданы, можно с легкой душой и чистой совестью предаться всем тем развлечениям, что сулит лето на теплом Черном море.

— Можно к Вам подсесть? Извините, Бога ради, но все столики забиты, а Вы сидите одна… — васильковые смеющиеся глаза, какой — то немного по-детски нежный румянец на щеках, широкая белоснежная улыбка, непокорный чуб зачесан набок и наверх, джинсовая куртка накинута на плечи. «Симпатичный паренек, — подумала Ева, жестом приглашая его присесть на соседний диванчик, так как дыхание почему-то сперло, и голос куда-то пропал, — девочкам на курсе понравился бы. Хотя у нас, на филфаке, при отсутствии мужских особей красавцем показался бы любой, лишь бы не очконосный хлюпик…» — строго урезонила она сама свои же восторги.

Поразительно беспечно оставив без присмотра синюю спортивную сумку «Найк», паренек, представившись Егором, быстро смотался за кофе, причем не только для себя. Да еще и галантно прихватил два кусочка шоколадного тортика, от вида и запаха которого у Евы началось обильное слюноотделение и заранее появилось чувство вины перед начатой ею неделю назад в преддверии купального сезона диетой. Но разве можно отказаться от такой вкусняшки именно сейчас, в этом унылом аэропорту, тем более из рук такого сказочного красавчика. Ева живо представила как она, жеманно поджав губки и мотая головой — «да как можно!» — отодвигает этот сладкий рай. Но на самом деле ее руки уже тянулись к заветной тарелочке, глаза благодарно сверкали, а предательские уста с радостной улыбкой говорили «спасибо».

Егор был доволен, пока все шло по плану. Правда, времени не так уж много, меньше чем через час дадут вылет. А программа серьезная — за столь короткое время войти в доверие к девушке и объяснить ей все так, чтобы она поверила и не сочла его рассказ чушью. Причем не особо открывая свои карты. Идиоты начальственные, вечно у них времени не хватает! Девчонку надо было обработать гораздо раньше, еще до прибытия в аэропорт! Экзамены отменить, подругу «заболеть», да хоть ногу сломать! А теперь что ей прикажете говорить? Какую-нибудь полу-правду, если поверит, конечно…

Напустив на себя облако очарования, Егор взглянул прямо в глаза девушке и тут же утонул… Какие синие, чистые и наивные. Такие же были когда-то у его матери, но не в этой, а в прошлой жизни… Магии здесь не требовалось, было и без того понятно, что девушка им уже очарована, этот простодушный заинтересованный взгляд и смущенная улыбка провинциалки купили Егора больше, чем все натренированные, отточенные в боях силиконовые ужимки столичных дам света и полусвета, которых он за время «работы» повидал предостаточно. Интересно, удивился сам себе Егор, почувствовав, что его ранее хладнокровное сердце ангела совершает абсолютно человеческое сальто-мортале. Однако, служба есть служба, и с чего-то надо начинать…

— Итак, если нам предстоит здесь томиться вместе ближайшие часы, давайте познакомимся ближе. Как я сказал, меня зовут Егор, а вот своего имени Вы мне, прекрасная незнакомка, так и не назвали… Хотя нет, молчите, я попытаюсь угадать… Дайте мне, пожалуйста, свою руку…

Когда бледная узкая рука Евы коснулась его, между ними как будто ток пробежал, какое-то новое сладкое чувство от пальцев быстро распространилось вверх и укрепилось где-то в области груди. Егор понял, что, наверное, то же самое почувствовала и Ева, угадал по трепетанию ее быстро опущенных ресниц и легкому румянцу, залившему щеки. Егор взглянул на линии ладони. При жизни он никогда не был хиромантом, да и в ангельстве к этому мало стремился. При желании, сделав над собой определенное усилие, можно получить любую информацию о человеке из общей энергетически-информационной системы. Однако, тратится личная сила, и по мелочам этим никто не занимается. Но копаться в этих хитросплетениях линий еще хуже. К счастью, он получил о Еве кое-какую информацию от поланца, пока этого хватит. Состроив очень серьезную мину, он начал вещать с факирскими интонациями:

— Вас зовут Ева. Вы родились в маленьком приморском поселке недалеко от Сочи. Ваши родители, Наталья и Артур, оба уроженцы того же поселка, основное занятие — сельское хозяйство. Вы очень любите своего младшего брата Димку, хотя он и сорванец. У вас на участке рядом с домом растет пятнадцать персиковых деревьев, очень сладкого сорта «нектарин». Ваш дом стоит недалеко от трассы. Когда персики созревают, бабушка по отцу, Эмма, кабардинка по национальности, устраивает рядом с дорогой импровизированный рынок, ей нравится торговать, и она умеет это делать. А Вы — особенная в семье, и всегда были такой. Когда другие ребятишки носились по улицам, предпочитали чтение, когда девчонки дни напролет играли в куклы, Вы рассматривали картинки с исчезающими видами флоры и фауны. Вам всегда нравилось учиться. Вашими успехами и сейчас гордится вся родня.

Когда он оторвался от ее ладони, синие глаза Евы от удивления казались еще больше, но смотрели с недоверием. Она быстро выдернула свою руку и спросила:

— Откуда меня знаете? Как только я Вас увидела, у меня сразу было такое чувство, как будто я знала Вас раньше. Только вот откуда, не помню, хоть убей. Ну-ка, признавайтесь, — Ева опять улыбнулась и по-дружески легко стукнула его кулачком. — И если Вы меня откуда-то так хорошо знаете, то давайте тогда уже перейдем на «ты».

— Как-то летом, когда тебе было четырнадцать лет, зачитавшись сказками народов мира, ты заснула под персиковым деревом, и тебе приснился удивительный сон, — продолжал Егор. — Тебе приснилась прекрасная фея в легком персиковом платье, она сказала, что у вас на чердаке хранятся несколько старинных и не очень, но без сомнения интересных книг, которые принадлежали твоей другой бабушке, по материнской линии, которую ты, к сожалению, не застала в живых. И она хотела, чтобы ты их посмотрела. Когда ты проснулась, помнила все детали этого удивительного сна, но, что было совсем уж удивительно, ты действительно нашла эти книги на чердаке. Среди них были «Большая история религий мира», несколько старинных книг по христианству, астрология, работы Блаватской, «Роза мира» Даниила Андреева и много других, тогда еще не совсем понятных тебе книг. Весьма странный набор. О них ты никому не сказала, да они, кроме тебя, никого бы особо и не заинтересовали. Но вот отобрать могли. Чтоб глаза не портила ненужной литературой. Постепенно ты прочла их все. А если тебе что-то было непонятно, ты звала фею, она приходила к тебе во сне и все объясняла, да и вообще, вы много о чем с ней разговаривали. Правда, теперь вы общаетесь редко, твоя светлая головушка забита другими, более житейскими вещами, и ты ее больше не зовешь.

Ева сидела бледная, с опущенной головой. Подняв глаза, она сказала внезапно охрипшим голосом:

— Я не знаю, кто ты, но об этих книгах и о моей персиковой фее не знала ни одна живая душа. Ты — фокусник? Ты умеешь читать мысли? Прошлое и будущее? Мне страшно…

— А еще ваш любимый кот Афоня не убежал, и его никто не украл. Ты похоронила его в уголке сада, он умер, чем-то отравившись, но ты не хотела огорчать брата Димку, он так плакал и надеялся, что кот еще вернется, — совсем уж безжалостно «добил» ее неизвестной никому правдой Егор и тут же пожалел об этом. Ева была похожа на маленькую, сжавшуюся в комочек девочку. Обняв себя, как будто ей было очень холодно, она вжалась в спинку дивана и с ужасом смотрела на Егора. Он понял, что, пожалуй, перегнул палку, и добился совсем не того эффекта, которого хотел.

— Посиди здесь, я быстро смотаюсь за коньячком, по-моему, тебе надо расслабиться перед тем, как придется выслушать кое-что еще.

Вернувшись, Егор не застал девушку на месте, ее сумки тоже не было. Надо же было сначала напугать, а теперь упустить ее, ругал себя Егор, пытаясь просканировать огромное помещение, чтобы найти в нем маленькую, теплую, такую нужную точку.

Ева стояла в женской уборной комнате и ополаскивала лицо холодной водой. Посмотрев на себя в зеркало, она увидела в своих глазах страх. Что хочет от нее этот странный юноша, который непостижимым образом знает о ней все. Кто он, зачем пришел и что еще хочет сообщить? И нужно ли ей все это слушать, она и так готова сойти с ума от всего этого бреда. Позвать милиционера? Но что она ему скажет? И поверит ли он ей? Она и сама с трудом верила в реальность происходящего…

За дверью послышались шаги, она сначала попыталась спрятаться, но потом подумала, не посмеет же он искать ее здесь. И оказалась права: в дверь вошла ее старая знакомая брюнетка, которая с малышом отдыхала за соседним столиком. Они улыбнулись друг другу как старые знакомые, все в порядке. Едва открыв рот, чтобы спросить, не знает ли она новой информации, она заметила, что глаза дамы начинают существенно округляться, и тут же почувствовала на своем плече сильные и жесткие как тиски пальцы.

–Что Вы тут делаете, немедленно выйдите из женской уборной! — возмущенно вскрикнула брюнетка.

Парень, посмотрев взглядом Кашпировского мамаше прямо в глаза, спокойно произнес:

— Галя, Валерий Вас уже обыскался. Андрюша требует Леву Беню и кричит как сумашедший, бьется в истерике, а Вы унесли Беню в сумочке, можете проверить.

И действительно, Галя вытащила из сумочки игрушечного львенка. С причитаниями, «иду, маленький, бегу, миленький», она бросилась из туалета успокаивать своего разбушевавшегося отпрыска, совершенно забыв о своей новой знакомой и этом возмутительном нахале.

Егор ослабил хватку. Ева устало сказала:

— Ну вот, ты и тут все устроил…

— Работа у меня такая, — не менее устало ответил Егор.

— И что же за работа? Волшебником?

— Ну, почти… Пойдем отсюда, прошу тебя. Разговор действительно серьезный, и эти апартаменты для него не подходят.

К счастью, столик оказался еще незанятым, а то у Егора не хватило бы ни сил, ни желания пересаживать какого-нибудь жирного командировочника, хлебающего кофе, или семейство с надсадно орущими детьми. Коньяк тоже оказался на месте, что было не менее странно. Ева не разбиралась в дорогих напитках, однако, сделав глоток, по изысканному вкусу поняла, что его, скорее всего, смакуют мужчины в дорогих костюмах, и тут же выпила бокал залпом до дна. На голодный желудок, да еще и после таких переживаний, блаженное тепло быстро разлилось по ее телу, мышцы немного расслабились, да и страх куда-то девался сам по себе. Почувствовав, что ей в руку сунули кусок шоколада, она опять решилась взглянуть на такого симпатичного, но уж слишком необычного спутника.

— Меня послали предупредить, что тебе грозит большая опасность. Ты не должна лететь на этом самолете. Пойдем со мной, я провожу тебя до твоей квартиры, и ты не раз вспомнишь с благодарностью тот день, когда меня послушалась.

— И кто же те люди, что тебя послали со столь благородной миссией?

— Это не люди.

— А кто тогда? Ты божественный посланник? — усмехнулась Ева.

— Считай, что так.

— Значит, ты — ангел, — немного пьяно хохотнула Ева, ткнув в него своим маленьким хорошеньким пальчиком с наманикюренным ноготком.

— Сейчас я человек, — слегка обиженный такой фамильярностью и неуважением к чинам, хоть и прошлым, ответил Егор.

«Объявляется регистрация билетов на рейс 254 «Москва — Сочи». Просьба к пассажирам — пройти к…» — раздался совсем некстати женский гнусаво-металлический голос диктора аэровокзала. Люди вокруг засуетились. Засобиралась брюнетка с розовощеким малышом, пытаясь наскоро засунуть Леву Беню обратно в сумку. Пожилой седоволосый мужчина стал вытягивать застрявший под креслом непомерно огромный чемодан, на помощь ему пришел высокий военный с мужественным и честным лицом…

— Ну что же ты, — вскочив, закричала Ева, — ну скажи, скажи им всем, что самолет разобьется, что они не должны лететь!

Несколько человек обернулись и посмотрели на нее с выражением явного неодобрения на лицах. И так погода не ахти, а тут еще эта пьяная девка беду накаркивает. Егор постарался успокоить ее, но Ева продолжала:

— Остановитесь, прошу вас! Меня ангел предупредил, да вот он сам. Ну что же ты молчишь, Егор, скажи им! А лучше покажи им свои фокусы, пусть поверят!

— Советую Вам успокоить свою девушку, — строго сказал военный. — Сейчас не время и не место, у всех и так нервы на пределе!

И добавил, покачав головой:

— А с виду такая приличная девушка была, вот что с людьми делает алкоголь…

У Евы от возмущения потемнело в глазах:

— Да я же вас всех спасаю!!!

Егор сжал ее в объятиях и постарался прижать голову девушки как можно крепче к своей груди.

— Безобразие! — произнесла старушка, прошаркавшая в сопровождении девочки, видимо внучки, — и куда только милиция смотрит!

Ева больше не пыталась вырваться, и Егор ослабил хватку.

— Извини, ты не оставила мне выбора…

— Почему, почему ты им не сказал? — всхлипнула Ева, слезы двумя ручейками заструились по ее щекам. — Еще не поздно, давай сделаем это, давай спасем их!

— Невозможно. Все предрешено.

— И нет ни единого шанса у этих несчастных?

— Есть один тысячный шанс, но это практически невозможно. Если в самолете, кроме тебя, найдется еще одна важная персона, тогда шансы становятся гораздо выше, и то никто не даст гарантии, что ход событий захотят изменить, вмешательство опасно. Чтобы самолет гарантированно приземлился, необходимо присутствие трех таких персон.

— А как же ты? Ты можешь полететь! Ты же ангел, значит, уже важен!

— Разжалованный, — грустно улыбнулся Егор. — К тому же, сейчас такой же обычный смертный. Так что мою персону к важным никак не причислишь. Видишь, шансов практически нет!

Ева бессильно опустилась в кресло и обхватила голову руками.

— Пойдем отсюда, не терзай себя, — потряс ее за плечо Егор.

— Оставь меня, мне надо подумать, — отрешенно ответила девушка. Егор сел рядом и стал молиться всем богам, чтобы та приняла верное решение.

Наконец Ева подняла голову.

— Я не могу так. Никогда не прощу себе того, что, зная обо всем, я не смогла спасти этих людей. У меня всю оставшуюся жизнь будут стоять перед глазами этот малыш в красном комбинезончике с Левой Беней, старушка со своей внучкой… Конечно, я уже не смогу, да и просто не успею им все объяснить, уговорить. В конце концов мне опять не поверят и просто отправят в милицию. Но… Как ты говоришь? Один шанс из тысячи? Я, пожалуй, рискну… И если я действительно Ему нужна, — она кивнула наверх, — то Он знает, что надо делать. А если Ему все равно, то…

Она с размаху до дна «хлопнула» практически не тронутый Егором бокал коньяка и взяла в руки сумку.

— Постой, — схватил ее за плечо Егор, пытаясь остановить.

— Прошу тебя, не надо, я уже все решила. К тому же, ты, наверное, знаешь не все. Однажды моя персиковая фея сказала, что раз в жизни мне придется принять очень важное решение, и необходимо, чтобы оно было на сто процентов верным. Тогда я подумала, что это было сказано о моем поступлении на филфак. Теперь я знаю, о чем она говорила. И знаю, какое решение будет единственно правильным.

Егор смотрел вслед уходящей Еве. Когда ее не стало видно, у него появилось такое ощущение, что в его жизни стало пусто, он потерял что-то важное…

Высокая голубоглазая стюардесса, прямо как с рекламного плаката, в «аэрофлотовской» униформе уже проверяла, пристегнуты ли ремни безопасности, когда рядом с Евой кто-то плюхнулся на сидение и сказал:

— Сегодня ты от меня просто так не отделаешься!

Ева повернула к нему голову и улыбнулась:

— Если бы мы встретились при других обстоятельствах, ты бы не отделался от меня всю свою жизнь!

Сильно было сказано, раньше она не осмелилась бы об этом даже подумать. Но сейчас все можно, и эта свобода немного кружила ей голову. И парень на нее смотрит так тепло, с такой нежностью. Турбины заработали, самолет вздрогнул и понесся прямо навстречу своей судьбе. В животе у Евы свело от страха, но ее руку надежно сжимала крепкая рука Егора, и от этого было как-то ново и удивительно спокойно. «Так, наверное, бывает всегда, когда принимаешь единственно правильное решение», — подумала она и спросила:

— Егор, правда ведь, смерти не бывает?

— Правда, — ответил Егор и улыбнулся. Он не стал объяснять, что умирать страшно всегда, даже если ты уже делал это тысячу раз. Такова природа этой милой «старушки с косой». Поэтому надо сделать еще одну вещь… Собрав оставшиеся силы, он постарался передать своей спутнице умиротворение и сон. Ева, зевнув в кулачок, положила свою белокурую головку на его плечо. Во сне она счастливо кому-то улыбалась, когда через час самолет начало трясти, как телегу на колдобинах. «Ну вот, наверное, начало конца», — подумал Егор и увидел рядом с собой легкое свечение, заметное ему одному.

— Посланник? — прошипел он. — Ты зачем здесь? Сказать, что я не справился? Препроводить в ад за проваленное задание? Я готов, валяй, прямо сейчас. Только сделай одно, если сможешь, спаси Еву, она ведь такая чистая… Да ладно, ты ведь не можешь. В самолете даже теперь только две важные персоны: ты да она…

— Падший ангел Егор, — задумчиво произнес только ему слышный голос, — ты действительно провалил это задание, поэтому вот тебе новое: береги Еву. Она очень хрупкое и очень важное создание… Это тебе последнее задание на Земле…

— Самолет не упадет?

— Нет. На борту находятся три особые персоны.

— Ева, ты, а кто еще?

— Отец ребенка.

Сердце Егора ревниво кольнуло. Он попытался оглянуться вокруг в поисках кандидата, но Ева засопела, и он, побоявшись ее разбудить, принял прежнюю позу.

— Боже, мужчины… Даже когда вы становитесь ангелами, вы остаетесь такими же глупцами… Если хочешь, могу похлопотать об амнистии…

— Не надо, — не раздумывая отказался Егор, и образ ангела исчез, оставив легкий след персикового аромата…

Гроза утихла, самолет плавно двигался в небе, унося в новую жизнь счастливого разжалованного ангела Егора, бережно обнимающего свое свалившееся на голову счастье.

ТЯЖЕЛЫЕ КРЫЛЬЯ АНГЕЛА МАРИИ

Мария гордо вышагивала впереди. Именно так, как ей казалось, должны были вышагивать все ответственные лица. Вернее будет сказать чины, так как выражение «ответственные лица» все же более подходили к предыдущему, земному существованию, теперь же у нее была не должность, а чин, хотя и маленький, но ангельский. При жизни она ни до чинов, ни до приличных должностей не дослужилась, так как с точки зрения социальной была личностью асоциальной. Да и кто такая для общества монашка — пустое место, цыпленок табака, распятый на кресте своих убеждений и неудавшейся личной жизни. Впрочем, личной жизни как таковой у сестры Марии никогда и не было, даже еще в ту пору, когда ее звали Машкой Виноградовой, и жила она со своими не очень молодыми родителями в коммуналке. Не очень молодыми, так как Маша была поздним и любимым ребенком, заласканным, заученным, слегка пришибленным как бы самим собой свалившимся на голову историческим факультетом и перестройкой, внезапно перестроившей заодно и всю ее жизнь. Захотелось воздуха, света, свободы, новых встреч… Через девять месяцев все это закончилось рождением крохотного создания — Лидочки или Лялечки, как ее называли обезумевшие от внезапно свалившегося счастья и общественного стыда дедуля и бабуля. Отец был неизвестен: юная мама точно указать виновного не могла, а разбираться в этом, как ей казалось, деликатном вопросе, было выше ее чести и достоинства. Дальше ветер перемен понес Машу по волнам Хари-кришны, Дзен-буддизма и прочих новомодных течений, а вынес весьма благополучно в лоно материнского христианства, церковных песнопений, утренних молитв, раскаяния за неправедно прожитые годы, коих теперь, будучи послушницей, сестра Мария устыдилась и денно и нощно просила Господа, отца нашего, простить ее и весь род людской. Присмотр за душой, рожденной от греха и разврата, она возложила на Господа и дедулю с бабулей, которые, будучи добросердечными старикам, не особо сопротивлялись. Почти двадцать лет провела она в монастыре в затворницах, предаваясь размышлениям о скорби мира и молясь за все грешное человечество, уходила в пещеры, постилась, брала обет молчания, истязала себя голодом и холодом, и, в конце концов, упокоилась с миром, прощенная и принятая в руки ангелов небесных. С блеском выдержав собеседование с высшими чинами, была принята на испытательный срок в сонм ангелов низшего чина. Теперь в ее обязанности входил прием вновь прибывших душ у ворот небесных и сопровождение оных на Святейший суд.

Впереди летевшие ангелы «разбирали» вновь прибывших подопечных. Ей досталась совсем уж бледная, хрупкого вида девица со вспухшими следами уколов на руках, явно наркоманка. Мария тяжело вздохнула: она уже насмотрелась на таких в свои первые дни и поэтому знала до скучного наверняка — вскоре девица будет препровождена в «места не столь отдаленные», которые люди называют адом, а на самом деле это чистилище перед новой цепью перерождения. И вряд ли она чем-то сможет помочь, таким дорога уже уготована, скука одна. Прожившие жизнь более-менее прилично, если не становятся ангелами, попадают в «рай», где уже определяется их дальнейшая судьба. Одни отправляются на более развитые планеты, но в основном снова возвращаются на Землю, чтобы родиться мудрецами, писателями, музыкантами, гениями, святыми, миллионерами, президентами и тому подобное, по желанию.

Девушка с отсутствующим видом брела за ней, не делая попыток ни оглядеться, ни оглянуться, ни задать какой-нибудь вопрос. Обычно души себя вели по-другому. Все, конечно, по-разному: некоторы плакали, не желая расставаться со своими земными привязанностями, некоторые с интересом оглядывались, третьи пытались завалить сопровождающего ангела вопросами. Но такое равнодушие Мария видела впервые. Она даже попыталась сама завязать беседу, спросив у девушки имя, но та не пожелала даже взглянуть в ее сторону. Раз так, то Мария решила больше не тормошить спутницу. Конечно, долгим в этот раз покажется ожидание суда, обычно в это время можно поболтать с прибывшим, узнать новые истории жизни, но сегодня, видно, не судьба…

Три верховных ангела во главе с председателем смотрели на девушку с сочувствием и любовью, но по-отечески строго, как полагается.

— Так-так, кто тут у нас? — произнес один, адресуя вопрос больше не к несчастной, а к себе самому, глядя в сторону огромной светящейся сферы, на которой, как в кинотеатре, проходили картинки основных периодов последнего воплощения души. — Лидия Виноградова, двадцативосьми лет отроду. Родилась в городе Санкт-Петербурге в неполной семье. Отца не знала, была оставлена матерью на попечение бабушки и дедушки в возрасте двух лет.

Не может быть. Мария стояла рядом с девушкой ни жива, ни мертва, если подобное выражение вообще может быть применимо к ангелу. Ее Лялечка! Не может такого быть! Мария пыталась вглядеться в бледные черты дочери. Как же давно она ее не видела! Да лет шесть уже, наверное… В последний раз они встречались на похоронах отца и Лялечкиного дедушки. Девочке тогда было 22, она выглядела вполне современным ребенком, закончила школу очень даже неплохо, но поступать никуда не стала, пошла работать куда-то в престижное место, чтобы помогать материально старикам… Что такое «престижное место» Мария тогда не уточнила. Да и зачем, если и так все идет своим чередом, бог видит ее старания и, конечно же, позаботится о ее девочке. Тем более, у Марии был в то время такой важный период, она принимала посвящение от самого Наставника…

— Школу закончила хорошо, хотя присутствовало много психологических проблем. Замкнутость, зависть к успеху других… Особенно не нравились ей дети из полноценных обеспеченных семей, которым маленькая Лидочка любила делать мелкие пакости. Из хороших качеств — любознательность, любовь к животным, трудолюбие, терпение, упорство в достижении цели, однако, с негативной оговоркой — достижении цели любым путем.

На светящейся поверхности сферы пробегали моменты жизни Лялечки. Вот она с девчонками бежит в кинотеатр, вот она в подъезде подбирает несчастного одноглазого котенка, его потом назвали Пиратом. А вот плачет злыми слезами над сочинением «Папа, мама, я — вместе дружная семья». Что она может в нем написать? Папу она никогда не знала, да и маму видела несколько раз в жизни… Вот она пробралась в учительскую, чтобы выкрасть журнал и намалевать себе по физике пару пятерок… А вот и выпускной бал… Лялечка «нечаянно» проливает бокал красного вина на шикарное платье «звезды» выпуска Нелли Недотоминой… «Бедная моя девочка, я ничего этого не знала и не видела… Сколько же я пропустила!»

— По окончании школы Лидия Виноградова прошла специализированные курсы и поступила на работу в казино «12 стульев» крупье. Поначалу работала честно, зарплату приносила в семью, чем поддерживала своих воспитателей. Однако, через время, всвязи с возросшими запросами девушки на шикарную жизнь, была поймана на манипуляциях дирекцией казино, но была оставлена в штате в обмен на сексуальные услуги управляющему.

На экране промелькнуло потное жирное лицо управляющего и несчастное, растерянное лицо Ляли…

— Затем эти же услуги она за деньги стала оказывать и постоянным клиентам заведения. Всем этим оргиям сопутствовало чрезмерное употребление алкоголя, а, впроследствии, и наркотиков. Лидия Виноградова начала с того, что «нюхала» вместе с клиентами для так называемого кайфа, однако, впоследствии пристрастилась к более дешевым наркотикам. Лидию выгнали из казино, так как она открыто пыталась надурить клиентов казино и шантажировать некоторых из них в поиске денег на дозу. К тому времени один из опекунов, дедушка Лидии, скончался, а бабушка, видя, что с внучкой что-то не так, неоднократно пыталась с ней поговорить, однако, Лидия на контакт совершенно не шла. Домой стала приводить сомнительного вида дружков, с которыми варила так называемую «маковую соломку». Бабушка умерла от сердечной недостаточности, ее похоронили соседи на собранные средства. Девушки на похоронах не было, она была в отключке после очередной дозы…

«Боже мой, почему мне никто не сообщил, что мама умерла?.. Ах да, приблизительно в то время я жила отшельницей в ските… Но почему все так получилось, почему?!! Почему Бог позволил этому всему свершиься, ведь я так молилась ему. За себя, за близких, за все человечество. Мои молитвы спасли многих, я знаю, но Он не уберег самых близких мне людей!!!»

— Смерть Лидии Виноградовой стала закономерным окончанием ее образа жизни в последние годы. Она умерла от передозировки наркотиков в одном из питерских притонов. После себя не оставила ни детей, ни творений, ни доброй памяти. Это, пожалуй, все…

— В чистилище, — безапелляционно произнес Председатель и громко стукнул золотым молоточком по столу, тем самым объявляя, что решение принято и обжалованию не подлежит. Мария открыла рот, чтобы возразить хоть что-то на этот жесткий приговор, однако, из горла ее не вылетело ни звука. Да и в конце концов, кто она такая, чтобы перечить высшим?

Девушка шла за Марией, низко опустив голову. Дорога до чистилища была недолгой и проходила по оранжевой пустыне, освещенной низким красным светилом.

— Ляля, — наконец, остановившись и собрав остаток сил, осмелилась заговорить Мария, — девочка моя, узнаешь ли ты меня?

— Конечно, — голос девушки звучал безразлично. — Я сразу тебя узнала. Я так долго ждала нашей встречи, что еще в детстве изучила твое лицо по фотографиям вплоть до самых маленьких черточек. Я бы узнала тебя даже в кромешной темноте, по силуэту, наощупь, сердцем, но ты так и не появилась. А теперь мне уже все равно…

— Девочка моя, не говори так… Я всегда думала и молилась о тебе…

— Что мне до твоих молитв, какой в них прок… Ты думаешь, что с их помощью спасла кого-то? Покажи мне их! Я им выцарапаю глаза! Ведь вместо того, чтобы читать мне детские книжки, ты молилась за этих… таких далеких, таких несуществующих! Они отняли у меня мать… Я так много выстрадала в своей пусть и неудавшейся, короткой жизни. Но разве эти бездушные бледнолицые ангелы вспомнили об этом? Они только обвиняли, обвиняли… И ты не лучше… — Лялечка наконец-то подняла на мать глаза, полные слез. — Но я тебя прощаю… ты теперь ангел… единственный ангел в нашей семье. Дедушка с бабушкой, наверное, не стали, они же плохо меня воспитали, — искривленная сарказмом улыбка хоть немного осветила ее лицо. — Пока. Не скучай…

— Погоди!

Ляля нехотя обернулась на окрик матери, похожий на стон раненой птицы.

— Что мне для тебя сделать? Чего ты хочешь, скажи мне?

— А что ты МОЖЕШЬ сделать для меня ТЕПЕРЬ? Ты даже не в силах переродиться, чтобы побыть со мной там, в той другой жизни, как я мечтала. Да и зачем? Что тебе там делать, такой чистенькой? Так что я пошла…

— Я буду молиться за тебя, — сказала Мария и осеклась…

Ангел Мария летела за несчастной, худенькй фигуркой своей некогда земной дочери, и ее глаза застилали слезы. Поздно…Все слишком поздно… Дочь права — что она может дать ей теперь, своей Лялечке. Перед глазами встала картинка, когда она купала ее маленькую в ванночке, а та заливалась радостным смехом, представила ее маленькое милое личико…

Вот и конец дороги. Как все быстро. Теперь Мария должна постучать во врата, они откроются, и тогда уже будет совсем поздно что-то сказать, что-то сделать…

Ляля обернулась.

— Ты заслужила эту райскую жизнь, мама, теперь можешь наслаждаться… Нет, правда. Я не иронизирую. Может, и был смысл во всех твоих молитвах, не зря же так по разному выглядят наши дальнейшие пути… Жалко, что когда я потеряю память, не смогу вспомнить твоего лица, и что ты у меня была… Тогда ты помни за нас двоих… Я люблю тебя, мама… Прощай…

— Постой! — решение показалось Марии таким простым и естественным, как же она не додумалась раньше.

— Возьми, — Мария уже срывала с себя не успевшие еще прирасти крылья, капельки крови поступили на белых одеждах. — Возьми, так будет лучше. Дай мне твое покрывало, никто ни о чем не догадается. Им нужна одна душа, они ее получат. А тебе будет лучше здесь, хватит, ты и так настрадалась…

— Мама, я не могу так, а как же ты? Опять будешь барахтаться в кругах перерождений?!!

— За меня не беспокойся. Смогла же я разбить эту цепь один раз, может, смогу и во второй. Ты только жди меня… Жди, чтобы рассказать все-все про себя, я так этого хочу…

Мария решительно постучала в ворота. С медленным скрипом они отворились, за ними клубились мрак и неизвестность.

— Нет! — крикнула дочь, но мать уже шагнула во мрак.

— Я люблю тебя… — донеслось откуда-то издалека.

— Я буду молиться за тебя, — крикнула ей вслед, что было сил, новый ангел Мария и тут же немного поморщилась. Вновь приобретенные крылья казались непривычно тяжелыми…

ЖИЗНЬ И ЧУДЕСНОЕ ПРЕВРАЩЕНИЕ МИХАИЛА, АНГЕЛА СМЕРТИ

«Маленький мальчик идет на войну,

Там его встретит небесная рать…»

Из песни

Ангел Михаил шел след в след за этим пыльным, пропитанным потом и кровью солдатом, и запах смерти приятно щекотал его ноздри. Смерть была его профессией, как, впрочем, и его подопечного, с которым за это недолгое время он сросся душой и мыслями. Солдата звали Серегой, он уже пять лет ходил сверхсрочником, основное место службы — Чечня. Из семьи у него остались на Ставрополье мать и отец. Старший и любимый брат, его герой, кумир, пример для подражания в любом деле, погиб в первую чеченскую, разбив сердце матери и отцу. Наверное это и было главной причиной, по которой Серега все еще оставался в этом пекле. Хотя официально он говорил, что нужны деньги — кормить родных, квартирку бы, да и мало ли что…

Месть… Это было то, что на самом деле связывало Михаила с этим безжалостным солдатом, которого даже свои считали немного сумашедшим и опасным. У Михаила тоже были свои счеты на этой войне, он искал одного человека, имя его он не знал, но образ его навсегда остался в памяти еще из той, прошлой земной жизни. Это был Враг, навсегда и всерьез. И не будет ему пощады нигде, ни на этом свете, ни на том…

— Аня, Анечка, я не верю своему счастью! — Михаил положил голову на изрядно выросший живот жены и вслушивался в звуки, исходящие изнутри. Вдруг живот «толкнул» его в самое ухо, и будущий отец счастливо рассмеялся.

Со своей женой Михаил познакомился три года назад в городском парке и сразу и бесповоротно влюбился в ее серебряные глаза. Анечка, студентка архитектурного, со своей подружкой пришла туда посмотреть на приехавшие из далекой Чехословакии аттракционы, а нашла свою первую и большую любовь. Ухаживал Михаил красиво, забрасывал ее цветами, а всю их женскую комнату в общежитии мороженым и тортиками. От него были в восторге все подружки и по-хорошему завидовали Анечке — такой видный жених: высокий, красивый, с благородными чертами лица, из хорошей семьи, с высшим образованием и прилично оплачиваемой инженерной работой, с собственной квартирой даже, доставшейся от «предков», а любит-то как! Вобщем, все позывы на полнейшее и скорейшее счастье. Поэтому никто не удивился, когда, только получив диплом, Анечка счастливо поменяла статус «прилежной студентки» на статус «молодой жены» и совсем скоро повысила его до почетного звания «счастливой будущей мамочки». Михаил души не чаял в своей молодой супруге, продожал ее баловать и носить на руках. Вокруг что-то творилось, постперестроечные времена вершили судьбы людей и стран, доносились отголоски неблагополучия из соседней Чечни, но он был слишком увлечен новой жизнью, чтобы замечать что-либо вокруг. Иногда ему в голову приходили глупые мысли, типа «мы слишком счастливы», «не верится, что такое может продлиться долго», но он гнал все дурное от себя подальше и продолжал наслаждаться семейной жизнью, удивляясь, как раньше мог жить по-другому. Ему казалось, что так теперь будет всегда…

Сергей притаился. Вчера в отряд поступили сведения, что сегодня ночью в поселок должен придти кое-кто из главарей. Вспугнуть было нельзя, поэтому идти сразу всем отрядом было бы неразумно. Решили вперед выслать «разведку», остальная группа должна была подтянуться следом. Конечно, он вызвался первым, и его кандидатуру тут же одобрили: он был самым опытным, обладал холодной, разумной отвагой и был дико везучим, как будто его хранил собственный ангел. Когда вокруг гибли ребята, на нем не оставалось ни царапины. И тем не менее, было в нем что-то сумасшедшее. Он поддерживал любые, даже самые опасные авантюры, действуя всегда холодно и жестко. Но слишком холодно, слишком жестко, как будто каждая смерть противника записывалась где-то у него в мозговом компьютере, шел жесткий подсчет, а конечная цифра, на которой этот кровавый список должен был завершиться, был равен бесконечности…

Серега легко перескочил через забор, собак здесь не было, он проверил заранее. В этом доме жила жена одного из чеченских бандитов. Она недавно родила, и бандюга обязательно должен прийти посмотреть на свое отродье.

Михаил, как всегда, следовал за своим подопечным, предчувствуя очередную жертву. Он всегда знал, когда у него намечается работа. Бандитский народ он препровождал на тот свет с большим удовольствием и без всякого сожаления. Туда им и дорога. «Туда» — это обычно в «ад», в новую цепочку перерождений, причем не в научного работника или талантливую исполнительницу оперных арий, а в одинокого калеку или в жертву аборта, чтобы было время осознать, подумать и помучиться. Были и «издержки производства», так называемые гражданские жертвы. С ними, конечно, возни было побольше, иногда даже возникало какое-то странное, давно забытое чувство, типа сожаления, что-ли. Но особо сильно его ничего не трогало. Михаил повидал слишком много смертей и «до», и «после». Слишком много для того, чтобы кого-то и о чем-то жалеть. К тому же у него была цель… Он искал Его…

Первый раз он увидел Его в больнице, еще в земной жизни, когда, внезапно вскрикнув, его жена в удивлении уставилась на что-то прямо за его спиной. Роженица на соседней кровати истошно закричала. Там явно что-то происходило, Михаил резко обернулся. В дверях стоял Он: в комуфляжной форме, в кепке и с бородой а-ля Фидель Кастро, стеклянно-отмороженные глаза, в руках автомат. Это было так нереально, здесь, в мирной, спокойной жизни, в больнице, среди всего белого и стерильного, что трудно было поверить собственным глазам. Соседка по койке опять закричала.

— Всэм заткнуться! — с кавказским акцентом заорал нереальный мультик, — Тэпэр ви заложники, будете себя хорошо вэсти, может, будэте живы.

Михаил не раз видел по телеку бандитов, поэтому сейчас до него стало доходить, что совершается нечто нереальное и по-настоящему страшное. Он вдруг испугался, не за себя, конечно, а за нее, Анечку, и, отведя глаза от террориста, посмотрел на жену. Бледная, как мел, с исказившимся от боли лицом, она судорожно держалась за живот. Видимо, испуг спровоцировал спазмы.

— Больно, — прошептала она.

Тем временем бандит прошагал к окну и выглянул в окно из-за занавески.

— Послушайте, — взмолился Михаил, — моей жене плохо, позвольте мне увести ее отсюда, пожалуйста. Вы и так уже напугали ее до смерти.

Он встал с кровати и попытался подойти к бандиту.

— Назад! — заорал тот, поднял автомат и, дико вращая глазами, выпустил очередь в потолок. Михаил остановился и медленно попятился назад. Воцарилась тишина, изредко прерываемая нервным иканием второй роженицы. Он оглянулся. Она прислонилась к стене, такой же серой, как и ее лицо, рот был полуоткрыт, а полные безумного ужаса глаза смотрели куда-то мимо него, в сторону Анечки, туда же она показывала пальцем, пытаясь что-то сказать, но изо рта вырывался только очередной «ик». Сердце Михаила упало, почувствовав неладное. Забыв об опасности, он кинулся к кровати. Анечка полусидела, сложив руки на животе. Ее голова была немного закинута на подушки, а глаза неотрывно смотрели в потолок. Как будто ей было все равно, что творится здесь, будто она увидела что-важное там, наверху, и от этого ей стало спокойно. Волосы ее были забраны назад, поэтому на бледном ее виске очень четко виднелась аккуратная дырочка, из которой, пульсируя, вытекал алый ручеек, оставляя след на белоснежной подушке. С ощущением нереальности происходящего, Михаил попытался взять ее за руку. Она была еще теплая, но уже какая-то чужая. Мир рухнул у него внутри, а отчаяние и ненависть стали накатывать медленной волной. Он обернулся, готовый к прыжку, и, если б достиг цели, то перегрыз Его горло собственными зубами. Но звук автоматной очереди обжег тело… Боли он почти не почувствовал, просто было как-то горячо, потом его закружило, и погасили свет…

Сергей осмотрелся. За плотно занавешенными окнами угадывался свет от керосинки. Осторожно ступая, он взошел на крыльцо и приложил ухо к двери. Услышав два голоса, мужской и женский, тихо говоривших на непонятном горском языке, он застыл, прокручивая варианты дальнейших действий. Мужчина явно успокаивал женщину, а та, всхлипывая, как будто жаловалась на что-то. Сергей немного надавил плечом на дверь, она была закрыта, однако, по тому, как она немного поддавалась, он понял, что выбить ее не составит труда. Надо подождать группу. Вдруг, каким-то шестым чувством, спиной, он почувствовал присутствие еще кого-то. Потом словно камешек щелкнул под чьим-то ботинком. Свои так сразу прийти не могли. Значит, или засада, или охрана была. Его, скорее всего, не видели, иначе уже бы подняли шум. Однако, это дело минуты, времени на ожидание у него нет, впрочем, как и особого выбора. Упустить важную птицу он не мог. Его мозг сработал как всегда четко. Достав гранату, он плечом резко выбил слабый запор, и, выдернув чеку, бросил ее в помещение. Следом за взрывом, держа на готове автомат, он ворвался в дом…

Михаил смотрел и не верил своим темным глазам ангела смерти. Неужели это Он? Неужели все так просто, и сейчас все закончится? Наконец-то настанет миг возмездия? Он всматривался в лицо Врага… Однако, что-то в нем было не так… Очень похожее лицо, правда, более впалое, почти такая же комуфляжная форма, в которую Он был одет тогда, почти такая же борода… Но глаза все же другие, живые, а те, стеклянные, впечатались в его память навсегда…

Михаила несло сквозь тоннель куда-то вверх, впереди забрезжил свет, стало легко и очень спокойно. Потом вдруг что-то пошло не так. Толчок, еще толчок, и он полетел в обратном направлении. Его трясло, было ощущуние, будто он несется по железной дороге в расшатанном вагоне. Потом резкий свет, и он обнаружил себя парящим где-то, в чем-то белом. Белыми оказались стены реанимации, и он безо всякого удивления увидел внизу под собой свое собственное тело, все в трубочках и проводочках, подключенное к множеству каких-то аппаратов. Книжки про путешествия душ и тонкие тела он читал, поэтому практически сразу понял, что с ним произошло. Вместе с ощущениями пришли и воспоминания, такие четкие, будто он заново прокручивал все то же кино. Бледное лицо Анечки, любимые серебристые глаза, смотрящие вникуда, алый пульсирующий ручеек на подушке… И он застыл…

За ним пришли только на четвертый день. Откуда ни возьмись, появился самый настоящий ангел, с крылышками, похожими на бутафорские. Тихо помахивая ими, юноша субтильного вида ласково помахал ему рукой, приглашая следовать за собой. Михаил больше ощутил его присутствие, заметил боковым зрением, но даже не шевельнулся, не посмотрел в его сторону, не было ни сил, ни желания. Он превратился в ничто, в тень, в воздух… Насилие не в правилах небесных, поэтому его оставили на время в покое. Потом появилась женщина-ангел, и в его голове зазвенел хрустальный, успокаивающий ручеек ее голоса. О чем она говорила, Михаил не слышал, потому что пустота не умеет слушать. Прошло еще какое-то время, сколько, он не знал, потерял счет… Потом в его палату подселили еще кого-то, через время он почувствовал присутствие еще одной души. Это был молоденький солдатик в шоке. Он не хотел умирать и старался вернуться обратно в тело, но оно было слишком изуродовано и постоянно выплевывало его обратно. Над ним суетились врачи, а потом просто накрыли простыней. Тогда за душой несчастного пришел странный ангел, очень не похожий на других. Во-первых, вместе с ним появился странный запах, не озона, как обычно бывало, когда появлялись ангелы, а пыли и гари, да и сам он был какой-то възерошеный, немного потрепаный, и, казалось, очень торопился. Он по-братски приобнял молодого бойца и уже собирался увести его в открывшиеся «двери», похожие на воронку света, но, заметив еще одного «призрака», притормозил. Вмиг оценив ситуацию, он мягко, но уверенно подтолкнул своего подопечного к воронке, а сам задержался около застывшего Михаила, обратившись к нему с монологом, поскольку диалог потребовал бы двух, а пустота разговаривать не может.

— Послушай, дружище, не глупи… Я знаю твою историю и искренне сочувствую… Но, пойми, тем, что ты здесь торчишь, ты наказываешь только сам себя… Не веришь? Ну ладно, я даже открою тебе то, что ты знать сейчас не должен. Хочешь, расскажу, что будет дальше, если ты здесь останешься? Во-первых, аппарат, скорее всего, в ближайшее время отключат, и твое тело умрет совсем. Тогда ты лишишься энергетической привязки, и твое тонкое тело все равно рано или поздно выбросит потоком наверх. Лучше рано, потому что тогда самое худшее — это то, что тебе на суде припомнят упрямство и опять отправят по цепочке перерождений, хотя сейчас, в зачет предыдущих страданий, ты еще можешь потянуть даже на статус ангела. Хуже, если ты здесь все-таки сможешь за счет своей силы воли задержаться подольше. Ты заметишь, как твоя энергия убывает с каждым днем. Потом ты превратишься в призрака. Бессильного призрака, способного только скитаться в окрестностях, пугая по ночам встречных. Сил вернуться наверх у тебя будет уже недостаточно, поток тебя не примет с распавшейся энергоструктурой. Это сделано специально для защиты «портала» от пришельцев извне и разных среднеорганизованных организмов. Когда же твоя структура совершенно истоньшает, уставший, обезумевший от метаний и потери энергии, ты, возможно, и попадешь наверх. К тому времени ты забудешь, кто ты есть, поскольку с энергией будет уходить и информация. Портал тебя пропустит потому, что твоя структура станет проста и легка, как, например, у собаки или кошки, за одного из которых он тебя и примет. Но еще хуже то, что там, наверху, тебя уже не смогут восстановить. Но ты и не уйдешь совсем, на что, может, надеешься, потому что ничто не уходит бесследно — закон космоса. Ты пойдешь опять на «отработку», накапливать энергетическую структуру, но только начнешь все с нуля, не человеком, а кем-нибудь другим, на что хватит твоего остатка. Может, станешь безмозглым жирафом, может свиньей или крысой, а может, если повезет, даже человекообразной обезьяной. Будешь скакать по джунглям, цепляясь хвостом за лианы, и в своем простом экзестенциализме будешь даже по-своему счастлив, организовав семью с самкой своего рода и нарожав кучу хвостатых детенышей. И, может быть, когда-нибудь в грозовую темную ночь твое маленькое животное сердечко сожмется во сне от горя, потому что на самом дне твоего подсознания останется капелька, пол-атома горя, за которое ты так держишься сейчас. А наутро засветит солнце, и ты опять будешь как ни в чем не бывало радостно скакать по деревьям в поисках еды и развлечений. Ты действительно этого хочешь?

Михаил молчал. Пожав плечами, ангел взмахнул потрепанными крыльями, собираясь скрыться в воронке, когда Михаил окликнул его:

— Постой! Если правда то, что ты говоришь, я не хочу здесь оставаться. Но, понимаешь, в моей душе пустыня. И мне нет места ни среди ангелов, ни среди людей. Что же мне делать?

Ангел задумался, потом сказал:

— Если хочешь, пойдем со мной. Я лично похлопочу за тебя на суде и попрошу отправить в мое подразделение. У нас большая нехватка «кадров», ангелы не особо хотят к нам идти, крылышки пачкать. Мы работаем в так называемых «горячих точках», у нас своя специфика. Работа сложная, не особо приятная, иногда приходится «обрабатывать» по десятку душ сразу, да и навидишься всякого, долго немногие выдерживают. Это вам не наверху в «штабе» сидеть! Но кто-то должен делать и эту работу! С другой стороны, нас за это уважают, к нам прислушиваются и дают немало привилегий. А я — вроде как супервайзер, архангел. Меня ты случайно встретил, считай, что тебе повезло. Ребята сами не справляются, приходится помогать. Если пойдешь, не до печали будет, да и среди чужого горя свое не так болит, поверь…

Михаил вздохнул и пошевелился впервые за долгое время. И тогда вместе с движением в его голове возник новый план, идея. Он уверенно шагнул в портал вслед за своим новым покровителем…

Серега одним прыжком оказался рядом с бородатым, который, закрывшись руками, валялся на кушетке, и схватил его за воротник гимнастерки. По всем описаниям это было то, что нужно.

— Ну что, гад, вот ты и попался. Теперь молись своему Аллаху, чтоб я тебя живым до ребят дотащил. Предупреждаю, если кто будет стрелять, ты как щит пойдешь. Все ясно?!!

Бородатый в ответ захрипел, только тогда Серега ослабил хватку и почувствовал что-то мокрое и лиипкое у себя на руке. Бандюга был ранен в спину, причем сильно. Он истекал кровью, вместе с тем пытаясь что-то сказать. Серега паклонился поближе.

— Это ошибка, ошибка… — Сквозь боль хрипел бородатый. — Я Наджиб, вам нужен не я, а мой брат, Салман. Я никогда никого не убивал, говорю тебе это честно, перед лицом смерти. Об одном прошу, спаси мою жену и дочку, они ни в чем не виноваты, а если и был за нами какой грех, то я уже, считай, за него заплатил. Умоляю тебя, не бросай их… Умоляю…

Глаза бородатого остановились, а изо рта вырвался последний выдох, похожий на вздох облегчения. «Черт, — про себя выругался Серега, — конечно, поверю я тебе! Все вы на расплату жидкие! А у самого где-нибудь в заначке автоматик на всякий случай припрятан.»

Михаил стоял над мертвой женщиной, прикрывшей собой ребенка, не веря своим глазам. Это было второе потрясение за день, что-то слишком много сразу. Девочка, выбравшись из под тяжести тела матери, что-то тихо лепетала, казалось, не замечая ничего вокруг и не понимая еще в силу своего младенческого возраста всей трагичности ситуации. Она была вся такая беленькая, светящаяся, в длинной хлопковой рубашке, с пушком рыжеватых волос, а ее серо-голубые глаза отливали чистым, почти ртутным серебром. Эти глаза Михаилу не забыть никогда, ни на этом свете, ни на том… Девочка засмеялась чему-то своему, теребя прядь волос лежавшей навзничь матери.

Серега подошел и проверил пульс женщины. Как и предполагалось, его не было. Где-то совсем близко на улице послышались выстрелы. Это, наверное, подошедшая группа ввязалась в бой с теми бандитами, чьи шаги он слышал во дворе. Девочка что-то сказала на своем детском тарабарском языке и улыбнулась Сереге очаровательной невинной улыбкой

— Бедолага, как же я тебя возьму, — прошептал Серега. — В бой я с тобой не пойду, детям там делать нечего.

— Возьмешь, — вдруг услышал за своей спиной голос с характерным южным акцентом Серега и почувствовал холодное твердое дуло автомата, упершееся в спину. — Положи автомат и возьми ребенка.

Серега медленно подчинился и обернулся лицом к говорившему. Перед ним стоял еще один бородатый, сильно похожий на первого, только глаза у него были какие-то стеклянные, как у мультика, как будто они жили отдельно на его лице. Но теперь в глубине этих глаз затаилась тоска загнанного волка. Бандит был ранен, но еще полон сил. Черная дыра автомата зияла прямо напротив.

— Возьмешь, потому что здесь ей точно не выжить. Дом окружен вашими. С минуты на минуту начнется штурм, и тогда здесь не останется никого. Поэтому уходите…

— Так зачем же ты сюда вернулся? — недоверчиво спросил солдат.

— Пытался спасти брата с семьей, но попал в засаду. Теперь вижу, из всех родных на этом свете у меня осталась только племянница. А скоро и она останется совсем одна, без родных и без родины, как растение без корней.

— Это ты так думаешь своими глупыми мозгами. Если выживем, она еще пустит корни. Здесь или в другом месте. Да и откуда ты знаешь, тупоголовый бандит, где они на самом деле, эти корни? — неожиданно для самого себя добавил Серега.

— Мой брат был действительно мирный человек, до войны работал биологом на станции растений. Он не хотел бороться за свободу, не хотел принимать войну, но она его все-таки достала. Его и его Джамилю. Они хотели жить мирно, работать, растить детей, — бандит криво усмехнулся. — Я им говорил, что так просто не получится, и, как всегда, был прав.

— Мой брат тоже был мирным, самым дорогим для меня человеком, но такие как ты убили его здесь, в Чечне.

— А что он здесь делал, на нашей земле, твой брат?

— Бандитов ловил, таких как ты!

— Видишь, теперь и у тебя нет брата, и у меня его нет…

Он немного помолчал, вглядываясь в личико девочки, та притихла, доверчиво прижавшись к Сереге и вслушиваясь в речь мужчин. Как бы прийдя в себя и встряхнувшись, бородатый подтолкнул дулом Серегу к выходу.

— Я еще тебя найду, — зло прошептал тот ему в лицо.

— Не беспокойся, отсюда мне живым не выйти. Ладно, иди, не время тут с тобой разговоры вести, — вдруг сам на себя разозлился бородач. — И… девочку береги… Ее зовут Асет…

— Свои, — крикнул Серега и осторожно шагнул за дверь.

Салман подошел к тому, что раньше называлось его братом, сел рядом с ним по-турецки заложив нога за ногу и положил голову когда-то самого дорогого ему человека себе на колени. Потом он закинул свою голову наверх, глядя туда, где по его представлению должен был быть его бог, и изо рта вырвался беззвучный вой боли и отчаяния…

Михаил не знал, испытывает ли он чувство удовлетворения от всего происходящего. С тех пор, как он увидел серебристые глаза девочки, как будто пелена спала с его глаз. Аня, его Анечка жива! Он и до этого знал, что смерти не существует, но знать и видеть — две разные вещи. Он стал свидетелем чуда, обыкновенного чуда рождения и перерождения, и это сняло с его души мрак отчаяния и тяжесть жажды мести. В глубине своей души Михаил даже почувствовал жалость к этому ужасному, плохому, но по-своему несчастному персонажу безумной пьесы под названием жизнь. И еще он почувствовал, что очень устал играть в войну…

«Наверное, босс обидится, но пора мне найти более мирное занятие», — подумал Михаил, позвал жестом две испуганно жавшиеся друг к другу новопреставленные души, открыл портал и исчез, даже не оглянувшись на того, чей образ преследовал его последнее время в самых страшных кошмарах, так и не дождавшись собственно акта возмездия, который еще час назад был смыслом всего его существования.

Автобус «Ростов — Ставрополь» остановился на обочине дороги возле указателя небольшого поселка, выпуская из своей пасти невысокого роста крепкого парня. В одной руке он держал чемодан, другой прижимал к себе еще совсем маленькую рыжую девчушку с серебряными глазами. Автобус тронулся, оставляя за собой клубы придорожной пыли и газа, когда послышался крик:

— Сережа, Сереженька! — и немолодая женщина с усталым, но счастливым лицом кинулась навстречу бывшему солдату. Она ощупывала его, как будто не верила, что это на самом деле ее сын, — пообещай мне, что ты больше никогда нас не оставишь, и она заплакала, вытирая глаза краешком своей косынки.

— Обещаю, мать, правда. Не плачь, видишь, я даже обнять тебя не могу, руки заняты… А это Асет, я писал тебе про нее, она теперь будет жить с нами.

— Что ж это за имя такое нерусское, — сказала, все еще всхлипывая, женщина, — так ее все ребята в школе засмеют. Мы ее будем звать Аня, Анечка.

Она улыбнулась девочке.

— Мы ее в обиду не дадим! Не верится, что такая чудесная малышка столько пережила и в живых осталась. Наверное, у нее сильный ангел-хранитель…

— Теперь, да, — неслышно сказал Михаил и расправил свои белоснежные крылья, защищая серебряные глаза малышки от яркого весеннего солнца, а та, как будто заметив его, счастливо ему улыбалась.

А может правда, что маленькие дети могут видеть ангелов?

АНГЕЛЫ НЕ СДАЮТСЯ

Роман Михайлович Cамойлов, а для друзей просто Ромка, взглянул на индикатор содержания алкоголя в крови своего коллеги, заместителя и просто закадычного друга Пашки. Этим индикатором являлся Пашкин глаз. Когда он заплывал и начинал «бычиться» — это значит все, Пашке хватает, и больше ему не наливать. Когда Пашка напивался, он становился буйным — его тянуло на разного рода приключения, которые обычно заканчивались в двух вариантах. Первый был более распространенный и предпочтительный — они снимали девочек и ехали к Ромке дальше продолжать веселье. Вариант второй — более веселый, но с печальными последствиями: в парах алкоголя Пашка становился ну очень уж задиристым, и все заканчивалось скандалом, а иногда даже и дракой, в основном опять же из-за женщин, а иногда и просто так, от нечего делать. Ромка драки не любил, он предпочитал первый вариант, но не брезговал и вторым… Вобщем-то от скуки…

Абаканск — маленький курортный городок на берегу Черного моря — за два года опостылел ему хуже пареной редьки. Его «сослали» из областного центра, где он в филиале крупной московской строительной компании «Криэйшн лимитед» занимал должность рядового менеджера, но проявил себя с очень хорошей стороны. Сюда же его направили руководить местным филиалом. Сказали — поднимешь, можешь рассчитывать на перевод в Москву и даже на часть акций компании, что было предложением щедрым, к тому же от которого нельзя было отказаться. Дела филиала после приезда Ромки быстро пошли в гору, руководство было довольно. Он даже выиграл городской тендер на восстановление храма святому Серафиму Саровскому. Дело это было достаточно выгодное и, к тому же, престижное, а в дальнейшем предполагались кое-какие договоренности в мэрии, которые позволили бы сделать этот проект поистине золотой жилой. Вобщем, все было бы замечательно, если б не смертельная тоска, которая одолевала Романа. Зимой здесь было откровенно скучно, а летом городок становился душным и истерично визжащим, когда толпа отдыхающих набивалась в его казалось бы безразмерное брюхо, как селедки в бочку. Они с Пашкой предпочитали не ходить на заново с пышностью провинции отстроенную набережную, где до утра голосили неугомонные туристы. После работы они предпочитали заходить в небольшой очень уютный ресторанчик, о котором вездесущие краснолицые еще не успели пронюхать. Поскольку они заходили сюда часто, их здесь знали, любили и даже прощали некоторые вольности в виде разбитого стакана или редких потасовок. К тому же клиенты были постоянными и ценными — ребята платили щедро и не жалели чаевых, за что были внесены в число почетных посетителей. А еще они были веселыми, знали многих других «важных» персон, что создавало заведению определенную репутацию. Оживление также вносил и тот факт, что оба они былы неженаты и числились в завидных женихах для местных барышень. Поскольку городок был курортный и небольшой, то свои парни — те которые поумней — разъехались на учебу и появлялись только чтобы похвастаться своими достижениями и столичными невестами. А если даже и случались полу-курортные романы, так сказать, по старой памяти, то были они непродолжительными и оставляли лишь разочарование, поскольку никто не торопился увезти своих провинциальных подруг за собой. А те, кто не уехал, крутились, как могли, и если у кого получалось, то на него была сразу целая очередь. Как на Пашку, например. После местного политеха работал бы себе где-нибудь в шарашкиной конторе, а он смог устроиться в московский филиал, да еще до зама дослужиться. Здесь и ум предполагался, и верткость особая. И держаться Пашка умел — костюмы носил дорогие, а если без официоза, то весь «по фирме» был одет — «армани» всякие, да «прады». Это вам не разные шалопаи, которые сосисками по ларькам торгуют да пьяных туристов обдирают. Человек перспективный! И ничего, что выпивает — дебоширит иногда. В надежде на светлое будущее такое счастье можно поднять, почистить, домой привезти да спать уложить. Зато потом — уважение в местном свете, дом — полная чаша, солидные друзья: здрасте — здрасте, как здоровье-детишки, все в этом году едут на Патайи, ладно, увидимся на банкете у Иван Василльича, чмоки-чмоки. Вобщем, полный набор преуспевающей провинциальной матронессы. А о Ромке вообще говорить нечего. Девки из-за него чуть ли глаза друг дружке не расцарапывали.

Пашка навел на друга свой слегка запьяневший окуляр.

— Слыш, Ром, как думаешь, нам за тендер премию дадут? Или как-то по-другому благодарность проявят?

— Паш, не грузи сегодня, устал я. Давай лучше о чем-нибудь еще.

— О чем?

— Ну, например, о бабах.

— Опять? Не могу уже видеть этих липких сучек! И каждая надеется заарканить посильнее, желательно, на всю оставшуюся жизнь. Про высокие чувства сразу петь начинают, а в каждом глазу по баксу стоит.

— Ну есть же и свои девчата, которые так дают, по призванию. Вон Люська сидит, девка веселая и не выпендривается. Правда, пьет как мужик! Еще нас с тобой, Пашка, за пояс заткнет. Настоящая боевая подруга!

— Это точно! Мы с ней в одном классе учились!

— А что это за телка с ней? Блондинка такая «глазастая». Манерная, по сторонам не смотрит!

— Слушай, так это же Ритка Половцева! Тоже одноклассница наша, художница, я тебе про нее говорил. Она по тендеру должна нам выполнить кое-какой заказ. Значит, лично на переговоры прикатила.

— Напомни, эта та, которой батюшка несколько икон заказал? Еще уперся, говорит, только эту художницу хочу, а мы ему в смету хотели Сеньку Федорова по дешевке втюхать.

— Ну да, она. С Люськой они с первого класса дружат. Странно даже, что их связывает. Люська — девка деловая, знает чего в жизни хочет. А эта Ритка-маргаритка всю жизнь какая-то странная была, знаешь, как не от мира сего. Тихоня. Я таким тихоням еще меньше доверяю. Никогда не знаешь, чего от них ждать можно. Вот и эта после школы неожиданно в Суриковское поступила, потом в крутую фирму устроилась, они там реставрацией старинных церквей занимаются. Говорят, она у них чуть ли не ведущий специалист.

— Ну ясно, вот она из себя тут леди и корчит! А с виду мышь белая — волосенки в хвостик зализала, глазками голубыми хлопает — детский сад, вторая четверть. А одета? Белый верх — темный низ, черные туфли на шпильках. Секретарша!

— Нет, — шмыгнул носом Пашка, — хуже! Официантка!

— Смотри, встала, куда-то пошла. Сейчас будет здесь проходить. А ну, позови ее, сейчас приколемся! Только не говори, кем я работаю.

Ромка отвернулся, делая вид, что не смотрит в ее сторону.

Девушка шла высоко подняв голову, не замечая никого вокруг. Когда она поравнялась со столиком, Пашка окликнул ее:

— Рита!

Она вздрогнула от неожиданности, но, увидев Пашку, обрадовалась.

— Паша, привет, как поживаешь?

Тут Ромка повернулся к ней, как будто только заметив, и неожиданно прикрикнул:

— Ну, что стоишь, сбегай, принеси еще водочки, не дозовешься вас. И можешь еще салатик повторить. Давай-давай, по — быстренькому!

Пьяный Пашка, еле сдержав чуть не сорвавшийся с губ смешок, быстро взял себя в руки и сказал серьезным голосом:

— Роман Михайлович, ну что Вы. Это же не официантка. Разрешите Вам представить Маргариту Половцеву, мою одноклассницу, а также известного в Москве специалиста по этим…

Пашка напрягся, вспоминая слово.

— По тарелочкам, что ли?

— Да нет, по иконам, япона божья мать…

— Оч-чень приятно, — привстал Ромка с изуверской улыбкой, выдвигая стул из-за стола. — Присаживайтесь, водку будете?

Маргарита хлопала глазами, не зная, что сказать, обалдев от такой смеси наглости и хамства. Наконец, она пришла в себя, и, демонстративно отвернувшись от Романа, сдержанно улыбнулась Пашке. Она старалась не потерять лица, хотя губы ее дергались от негодования:

— Паш, поговорим в другой раз, когда ты будешь не так занят.

И она удалилась, гордо задрав подбородок.

— Ну ты даешь, Ромка, она же от злости чуть язык не проглотила!

— Будет знать, как нос задирать! Ну что, еще по одной накатим?

Даже утром, едва протерев глаза ото сна, Рита почувствовала какое-то неприятное чувство досады. Ах, да, это из-за вчерашнего. Эти два пьяных деревенщины — Пашка и его приятель. Ну, Пашка хотя бы не хамил, а вот этот, другой! И морда такая самодовольная! Глаза стального оттенка наглые, смеющиеся! Стрижка модная на русых волосах! Весь с иголочки! Но быдло — оно и в Африке быдло, как его не наряди. Как мог он ее за официантку принять, еще и прикрикнуть! А потом так бесцеремонно приглашать пить водку! Как будто по ней скажешь, что она всю жизнь с мужиками по кабакам водку пьет! Да если он хочет знать, она крепче чем вино в жизни ничего не пила! И то по праздникам! А с другой стороны, чего это она так распалилась? Из-за какого-то хама? Да уж, ей в жизни точно повезло, что она встретила своего Костика. Он положительный, умный, интеллигентный, не пьет, кстати. Полная противоположность такому вот нахалу. Правда, иногда ей с ним бывает как-то пресно, и тогда возникают всякого рода крамольные мысли, что, может, это еще не судьба. Но после такой встречи тысячу раз убедишься, как нужно ценить то, что имеешь! Хорошо, что он ждет в Москве, и скоро она к нему вернется. Ладно, надо успокоиться. Но все равно неприятное чувство еще долго не покидало ее, а впереди ждало еще столько дел. Слава Богу, отец отдал ей свою старую «девятку», и она была всегда свободна в предвижении, когда приезжала домой.

Сначала она поехала к своему другу и наставнику отцу Михаилу в храм Серафима Саровского. Несмотря на свой молодой возраст, отец Михаил служил уже настоятелем храма, и Маргарита его очень любила и уважала. Он же, в свою очередь, с удовольствием общался с умной и талантливой прихожанкой и наставлял ее по духовной части. Недавно отец Михаил позвонил ей и сообщил, что хотел бы, чтобы она выполнила несколько работ для церкви, в том числе икону ее любимого святого Серафима Саровского. Она любила его за то, что он помогал страждущим, защищал их, излечивал больных и был таким добрым, что даже звери и птицы любили и подчинялись ему. Рита очень обрадовалась возможности повидаться со своим духовником. Тем более, что они давно не виделись, и ей хотелось обсудить с ним несколько волнующих тем.

Разговор получился долгим и обстоятельным. Батюшка предложил пойти вместе в мэрию города на встречу, где должны будут обсуждаться перспективы строительства и его финансирования. Похоже, там назревали какие-то проблемы. Он уважал девушку за рассудительность и хотел бы услышать ее точку зрения по некоторым вопросам.

Когда они закончили все дела, солнце уже клонилось к закату. Предварительно заехав в магазин за продуктами, Рита поспешила домой. Она уже предчувствовала, как сейчас придет, приготовит себе что-нибудь вкусненькое и расслабится, благо родители уехали на дачу. Сделав музыку погромче и подпевая «Уме Турман» про девушку Прасковью, она понеслась по знакомой дороге, когда вдруг почувствовала, что с машиной творится что-то неладное — она как будто наклонилась в одну сторону, да и звук от колес ей тоже не понравился. Уже предполагая, что может увидеть, Рита остановилась. Ее подозрения подтвердились: одно колесо осело. До дома было еще достаточно далеко, так что придется доставать запасное, хорошо, что оно есть в багажнике. Но как его поменять? Теоретически она знала, как это делается, много раз наблюдала за процессом, но сама этим никогда не занималась, а отец на даче, так что надеяться особо ей было не на кого. Ну что ж, не боги горшки обжигают. Она полезла в багажник и, отвинтив, вытащила запасное колесо. И еще домкрат. Вернее, запчасти от него, которые еще как-то надо было и собрать. Несмотря на то, что день подходил к концу, на улице все еще стояла жара. Рита, ломая ногти, попыталась справиться с противной железякой, но она упорно сопротивлялась и складываться в прибор, похожий на домкрат, не желала. Проезжавшая рядом машина вдруг притормозила и сдала назад. Из нее вышел высокий светловолосый парень в темных солнечных очках и, подойдя к «раненому» колесу, постучал по нему ногой:

— Что, гвоздя поймала? Помощь требуется?

Рита посмотрела на него краем глаза.

— Ну, вобщем, помощь бы не помешала…

— Тогда, дамочка, посторонитесь, дайте джигиту проявить себя.

Он взял у нее из рук железки и каким-то образом быстро свинтил из них домкрат. Рите голос и манеры парня показались знакомыми.

— Мы с вами встречались раньше?

— А отвертки у вас есть? — вопросом на вопрос ответил тот, и Рита побежала доставать из багажника пакет с инструментами.

Парень знал дело и работал быстро и уверенно. Не прошло и пяти минут, как запаска уже стояла на месте, а Риткин спаситель помогал исполненной благодарности девушке укладывать дырявое колесо в багажник.

— «Уму Турман» любите? — спросил он, прислушиваясь к музыке, доносившейся из открытой двери.

— Да, по-моему, неплохая музыка.

— Мне тоже нравится.

— Меня зовут Маргарита.

— Я знаю. А меня Рома. Нас вчера Пашка знакомил, Вы еще водки не захотели со мной выпить.

Подняв темные очки, он подмигнул ей, и, ухмыльнувшись все той же наглой, самодовольной улыбкой, повернулся и зашагал к своей машине.

Ритка стояла, задохнувшись от возмущения. Какая она дура! Ну как же она его не узнала сразу! Ну конечно же, это все из-за его солнцезащитных очков. Но все равно она должна была вспомнить эту наглую холеную морду! Тогда уж точно отказалась от какой бы то ни было помощи! Хотя… Если сказать честно, эта помощь пришлась ей сегодня как нельзя кстати. И работал он так уверенно, по-мужски, она даже залюбовалась им на какую-то минуту. Да и не хамил по большому счету он ей сегодня. Даже музыку похвалил. Она улыбнулась, представляя, как она выглядела всего минуту назад с раскрытым от удивления ртом, когда он напомнил ей об их знакомстве. Вот, наверное, сейчас радуется, что опять выставил ее в идиотском положении! Ну ладно, она еще отомстит ему, если такая возможность представится. Однако досада, мучавшая ее утром, куда-то испарилась, и она уже вспоминала об этом инциденте с большой долей юмора.

Дни пролетали как минуты. Она и приехала-то ненадолго по делам, а ведь еще хотелось пообщаться с родителями, с друзьями, сходить на море. О своем новом знакомом она почти не думала, однако, в этот раз вспомнила его сразу, как только увидела — в том же самом ресторанчике, кстати, за тем же самым столиком и с тем же самым Пашкой.

— Они что, не разлучаются? — спросила она у подруги.

— Ну да, они и на работе вместе, и вообще дружат.

— Они работают вместе с Пашкой? В «Криэйшн»?

— Да, по-моему, он у них там какой-то менеджер. Слушай, да какая разница, давай сегодня о чем-нибудь веселом.

Они с Люськой пришли поужинать и выпить чего-нибудь легкого и пребывали в весьма хорошем настроении, поскольку целый день отдыхали, загорали, купались в море и вспоминали свои детские годы. Поэтому, когда ребята пригласили составить им компанию, после некоторых колебаний со стороны Риты, они согласились, решив, что Пашка парень веселый, с ним не соскучишься, и эта перспектива им нравилась больше, чем сидеть и пить за столиком в одиночестве, привлекая ненужные взгляды. Они заказали бутылку шампанского, легкую закуску и фрукты, потом еще бутылку. В хорошей компании и пьется легко, и время летит незаметно. Пашка травил анекдоты, он на это дело был мастер. Рома тоже рассказывал смешные истории из жизни. Он оказался остроумным парнем, с великолепным чувством юмора и нравился Рите все больше и больше. Она с удовольствием смеялась над его шутками, и через некоторое время смотрела на него даже с определенной долей восхищения. Однако, Ромка не отводил глаз от Люси, а иногда казалось, что и все его истории предназначались только для того, чтобы рассмешить ее одну. Это даже начало немного раздражать Ритку. Ну что же это такое, в компании так не положено, чтобы все внимание только одной, а ее как будто и вовсе здесь нет. Конечно, он с внимательно выслушивал все, что она говорила, но тут же переключался в другую сторону. А потом, когда заиграла музыка, ее любимая Ума Турман, Рома поднялся, и, галантно предложив руку, увел Люсьен на медленный танец. Может, грустный мотив навеял на Ритку грусть, а, может, что-нибудь еще, но ей стало как-то совсем уж тоскливо.

— Потанцуем? — предложил Пашка.

— Да нет уж, давай лучше выпьем, — и она жестом показала официанту, чтобы он принес еще одну бутылку.

— Ух, какая ты сегодня храбрая, — удивился бывший одноклассник. — А плохо тебе не будет? Насколько я помню, ты не очень-то с алкоголем дружишь.

— Да нет, все нормально, я уже большая девочка, так что, наливай! Веселиться, так веселиться!

«Проститься нету сил, закрываю, я глаза закрываю, сквозь туман улетаю по аллеям столицы…»

Да уж, ей бы сейчас домой, в объятия к Костику, такому надежному, теплому. А не сидеть здесь, смотреть, как эти двое вытанцовывают, глядя друг другу в глаза. Вот-вот — и целоваться начнут. Встать бы, да пойти сейчас домой. Но что-то держит. Как заноза какая-то. Она в несколько глотков выпила бокал шампанского и приказала Пашке:

— Наливай!

— Здорово! — смесь удивления и восхищения прозвучала в его голосе. — Я тебя никогда еще не видел с такой стороны. Думал, что ты тихоня. Оказывается, в тихом омуте черти водятся!

Следующий стакан тоже выпился на удивление легко и быстро.

— Они что там, на второй танец остались?

— Да ну их, лучше я сейчас тебе один секрет расскажу, хочешь? — спросил Пашка, подвигаясь поближе и делая загадочные глаза.

— Посмотри, такое впечатление, что влюбленная парочка танцует.

— Да оставь их в покое, нам то что. Они свободные люди, пусть занимаются, чем хотят.

— Ну, — наконец сосредоточилась на Пашке Рита, — рассказывай, что хотел.

— Ты знаешь, какая девочка в нашем классе была самой красивой?

— Машка Шелестова?

— Да нет, она была просто очень яркая.

— Ну, может, Ирочка Габаридзе.

— Восточные женщины тоже не в моем вкусе.

— Да ладно, говори уже, неохота мне тут твои шарады разгадывать.

— Вот глупая, ты, конечно! И я даже тайно был в тебя влюблен. В классе седьмом. Но только ты меня никогда не замечала. Конечно, в то время я был хлюпиком, а за тобой бегали все наши спортсмены — один Сашка Рокотов чего стоил.Да только ты и его не очень то жаловала. Отличница, активистка! Да ты и сейчас такая. Вот сидишь рядом со мной, а меня как будто бы и не видишь. Может, тебе Ромка понравился?

— Пашка, дорогой, ну что ты бредишь? Вижу я тебя прекрасно. Хотя уже не так хорошо, как раньше, но это не имеет значения. Наливай лучше. Вот еще скажешь! Ромка понравился! Да у меня в Москве жених есть, ждет не дождется, когда я решу за него замуж выйти.

— Вот и правильно! Потому что Ромка, при всем моем уважении к нему, тебе не подходящий парень. Ему только поматросить и бросить. Да и девок у него — хоть завались. А тебе нужен кто-то серьезный. Вот, например, такой как я. Одинокий, мечтающий о тебе втайне уже много лет…

— Ты что, смеешься надо мной? Все Пашка, прекращай. А вот и голубки наши за стол вернулись! Ну что, пить будем или расходимся?

— Э, подруга, да ты тут без меня «нарезалась», — иронично заметил Рома.

— Не дождетесь! Я сейчас вернусь!

Рита попыталась резко встать, и у нее это получилось. Но лучше бы она продолжала сидеть. Потому что ноги ее вдруг перестали держать, и если бы не крепкие руки Ромки, который успел ее подхватить, она бы рухнула на пол.

— По-моему, вечеринка перестает быть томной, — Роман помог ей опять сесть на стул. — Кому-то пора баюшки.

— Ну и как она теперь пойдет? — раздраженно спросила Люся. Ей совсем не хотелось уходить, когда вечеринка в самом разгаре.

— Ладно, сидите здесь, я отвезу ее домой и вернусь. Пойдемте, товарищи алкоголики и пьяницы.

— Я не пьяница, — заплетающимся языком пыталась защитить себя Ритка. — Я вообще почти не пью. Это шампанское здесь у вас такое пьяное!

— Конечно, если еще столько выпить! Ладно, держись за мою руку и пойдем. Сможешь?

— Конечно, смогу…

Когда они уже отходили от столика, Роман услышал как Пашка, подсев к Люсе поближе, сказал:

— Хочешь, я тебе открою секрет? Ты знаешь, какая девочка у нас была самой красивой в классе?

Он улыбнулся и подмигнул приятелю.

До машины Рита шла очень даже неплохо, во всяком случае, идти прямо она сильно старалась, и у нее это почти даже получалось. Роман посадил ее на заднее сидение и выехал с парковки.

— Ну что, говори, куда ехать.

Ответа не последовало. Роман повернулся и увидел, что она спит мирным сном на заднем сидении. Она была похожа на ангела, по случайности залетевшего к нему в машину и нечаянно уснувшего.

Ромка усмехнулся. Сразу было видно, что она не боец, ей и пробки от кефира будет достаточно. Только вот не думал он, что она в его отсутствие столько выпьет, он бы ей не дал. Как опытный сердцеед он видел, что девушка смотрела на него с восхищением, и решил раззадорить ее еще больше — специально не обращал на нее внимания. Ему нравилось, как она злилась, стараясь этого не показывать. При этом ее светлые глаза становились темными. А он все больше и больше дразнил, делая вид, что увлечен Люсей, хотя та ему совсем не нравилась. Правда, такого исхода не ожидал даже он. И что теперь делать? Он позвонил Пашке, но тот не взял трубку. Наверное, из-за музыки не слышит. Или увлечен обольщением Люси. Тогда возвращаться в ресторан, чтобы помешать им, вообще нет смысла. Придется везти домой, только уже к себе.

Девушка оказалась на удивление легкой, так что Роман донес ее до квартиры без проблем. Сначала он решил просто уложить ее на диван. Но Рита стонала во сне, и он понял, что ей плохо. Надо бы привести ее в чувство. Но как?

Он снял с нее босоножки, одежду, и в одном белье отнес в ванную. Там осторожно уложил ее в ванну, включил воду, проверив, чтобы она была прохладная, и направил на нее струю воды из душа. Ритка сразу же проснулась, и, ошалев от неожиданности, стала, захлебываясь, драться со струей, пытаясь защититься от нее руками, а потом, поняв, что это бесполезно, расслабилась и подставила под нее лицо. Она еще не совсем поняла, что происходит, поэтому удивленно спросила:

— Рома?… Ты что делаешь?… И вообще, где это мы?.. И почему я раздетая, а ты поливаешь меня из душа?

— Наконец-то Вы проснулись, сударыня, — сыронизировал Ромка. — Может, еще шампанского?

— Как я здесь очутилась?

— Ты у меня. Я хотел отвезти тебя домой, но ты заснула в машине, а адрес я не знаю.

— А зачем ты меня из душа поливаешь?

— Чтоб ты в себя пришла! Не задавай глупых вопросов! Скажи спасибо, что вообще тут с тобой вожусь.

— Сейчас я тебе скажу спасибо… Сделай хоть воду потеплей… А вообще, дай мне, пожалуйста, душ, я сама на себя полью.

Она встала и протянула руку. Ромка, сделав воду теплой, без всякой задней мысли отдал ей душевую трубку. В следующую же минуту поток воды полился ему прямо в лицо.

— Что ты делаешь, дура!!! Мы же соседей зальем!!!

Ему пришлось запрыгнуть в ванну прямо в одежде. Он попытался забрать у нее душ, но она не сдавалась. Они стали бороться, Ритка отчаянно сопротивлялась, когда почувствовала горячие страстные губы на своих губах. Желание взорвало их тела в одну секунду. С таким же неистовством, с каким только что боролись, они бросились целовать друг друга, одновременно срывая одежду. Это была борьба двух страстей, двух пылающих тел, которые стремились стать одним целым.

— Возьми меня, — прошептала она, сгорая от желания. Серые глаза Ромки встретились с голубыми глазами, и в ее зрачках отразилась его страсть. Он поднял ее на руки и отнес на кровать. Язык его путешествовал по телу, посылая огненные стрелы, а когда он вошел в нее, она задохнулась от наслаждения, почувствовав, как он все глубже и глубже проникает в нее. Ничего лучшего быть не могло, и все же с каждым его проникновением было еще замечательнее. Наконец, она закричала, и мир вокруг взорвался всеми красками радуги. Он был достаточно опытен, чтобы контролировать себя, но сейчас был не в силах остановиться и тоже застонал, изливая себя в нее, и они забылись друг в друге…

Утром, проснувшись, Рита обнаружила себя голой в тесных объятиях человека, которого еще буквально несколько дней назад ненавидела. Она осторожно высвободилась из его рук, и, повернувшись, стала его разглядывать, благо, что тот спал беспробудным сном. Непонятно, чем он ее купил. Внешность обыкновенная, не красавец. Правда, есть в нем особая харизма, магнетизм во взгляде наглых серых глаз. Ритка улыбнулась, вспоминая прошедший вечер и свое дурацкое поведение. Глупее она себя в жизни не вела. И что бы это значило? Она нервничала, как какая-то наивная девчонка, напилась, что с ней в жизни раньше почти не случалось, вообще была сама не своя. Логичной концовкой всего этого было то, что она лежала сейчас в кровати неизвестно где, почти что неизвестно с кем. Но еще противнее было то, что при воспоминании о вчерашней ночи у нее сладко подводило где-то в животе… Она еще раз поглядела на спящего Ромку. Да уж, что бы на это все сказал Костик… Ах да, Костик!!! Она задохнулась от ужаса. За весь вчерашний день она ни разу о нем даже не вспомнила! Рита никогда не пылала к нему страстью, их отношения были спокойные и надежные. Она думала, что это и есть то, что ей нужно для жизни. Однако, последняя ночь открыла в ней самой что-то новое, что-то такое, что, она чувствовала, сможет перевернуть все ее прежние представления о себе и о жизни с ног на голову. А нужно ли ей это было?

Она встала и нашла свои вещи. Белье оставалось все еще влажным. Тогда она натянула джинсы и майку прямо на голое тело и надела босоножки. Ее все еще слегка покачивало и штормило после вчерашнего. Подойдя к кровати, она потрясла Ромку за плечо. Тот быстро открыл глаза, как будто и не спал вовсе, а просто притворялся:

— Ты куда?

— Мне пора…

Он потянулся к ней, она наклонилась и поцеловала его в губы. Поцелуй получился долгим и нежным. Почувствовав, как снова начинает накатывать волна безумия, она отстранилась. Он внимательно смотрел на нее, как будто видел впервые:

— Я позвоню тебе…

— Ты не знаешь моего телефона…

— У Пашки возьму, это не проблема.

— Я пошла, не вставай, дверь захлопну.

— Я тебе позвоню, — крикнул он ей вслед, — Обязательно! — и услышал звук закрывающейся входной двери.

— Так ты ее все-таки трахнул? Так я и знал, все бабы такие, — губы Пашки растянулись в глумливой улыбочке, — только корчат из себя одни больше, другие меньше. Вот Ритка так вообще вела себя как недотрога, а на поверку оказалась такой же похотливой сучкой, как и все остальные. А еще что-то пыталась мне рассказывать про своего жениха, что, мол, у них любовь-морковь…

— Так у нее еще и жених есть? Она мне не говорила. Хотя, мы с ней практически не разговаривали… — Ромка нахмурился.

— Ну рассказывай, как она в постели? Исполняет?

— Отстань, Пашка…

— Ну что, бревно, что ли? Так, кстати, я и думал…

— Паш, с ней все в порядке, отстань. Вообще, ты чего приперся ко мне в кабинет и отвлекаешь? Я тебя звал? Ты вообще-то еще вчера мне смету на объект сдать обещал. Что стоишь? Давай, вперед, работу работать!

— Ром, ну ты чего разозлился? Из-за бабы, что ли? У нас с тобой, если ты помнишь, никогда секретов не было. А смета готова, я ее еще вчера Татьяне в приемной оставил.

Пашка надулся и глядел исподлобья.

— Ладно, не ерепенься… — удивляясь своей бурной реакции на пустом месте сказал Ромка примирительным тоном. — Устал я. Еще вчера плохо выспался…

— Ну ясно, — ухмыльнулся Пашка. — Продолжение будет?

— Нет, — Ромка сказал, как отрубил.

— Что так? Значит, все-таки не понравилась?

— Не в этом дело.

— Так в чем же?

— Может, даже слишком понравилась. Понимаешь, она из тех, с которыми если начинать, то по-серьезному, по-другому не получится. А зачем мне это? У меня и так проблем хватает. К тому же, сам говоришь, у нее жених в Москве. А у меня на конкурс самцов нет ни времени, ни желания.

Пашка понимающе вздохнул:

— Да уж, проблемы нам сейчас, действительно, ни к чему. Ладно, пойду дам нагоняй Татьяне, ведь предупреждал, чтобы смету сразу же отдала. Бестолковая!!!

— Да, и скажи, чтоб на вечер нам столик закрыла, как всегда. И позвони там кому-нибудь. Ну, Светке, может, или Галине, помнишь у нее еще подружка такая шикарная брюнетка, на все готовая. Хочу вечером расслабиться по полной…

— Сделаю. Расслабиться тебе не помешает, а то ты какой-то смурной сегодня, таким ты мне не нравишься…

— Ладно, иди. Дел и вправду невпроворот…

Пашка пошел, почесывая голову. Редко, когда у начальника было плохое настроение. Но, видимо, сегодня именно такой день.

Солнце палило нещадно, поэтому девушки, не выдержав долго на пляже, решили перебраться в прибрежное кафе. Уютно устроившись на плетеном кресле, Люся посмотрела на подругу.

— Что-то ты мне сегодня не нравишься. Грустная какая-то, все о чем-то думаешь… Может, по коктейльчику для поднятия настроения?

— Не хочу. К тому же прошлого раза с шампанским мне надолго хватило. — Рита усмехнулась.

— Да уж, такой я тебя, наверное, никогда не видела. Но время провели здорово, насмеялись! Мы с Пашкой почти до утра плясали. Кстати, Ромка так потом и не объявился… — Люся загадочно посмотрела на подругу, но та просто пожала плечами в ответ. — Он тебя нормально довез?

— Да, все хорошо.

— И что?

— Ничего. Обещал позвонить, но уже три дня прошло, а он молчит. Может, работы много…

— Ой, Ритулик, можно подумать, он заработался! Да они уже два дня пьют, Пашка мне звонил поболтать. Я и сама видела. Вчера заходила к Ольге в ресторан, ну помнишь, беленькая такая официантка, она мне кое-что должна, так я их там видела. Обычный вариант: слегка нетрезвы, как и полагается гусарам, бабы вокруг сидят, в глазки заглядывают, одна подруга у Ромки прямо на коленях, на брудершафт норовит выпить. Так что там все в порядке. Пашка меня увидел, рукой помахал, мол, сюда иди, да мне некогда было. К тому же, надоел он мне, за дурочку считает. Начал голову морочить: самая красивая была ты, влюблен с третьего класса. Ну я, конечно, под глупышку закосила, гляжу на него наивными глазами, ресницами хлопаю. А он мне лапшу на уши вешает! Смех! Так еще удивился, когда я потом домой поехала. Надеялся, небось, что быстренько к нему в койку прыгну. Но я таких, как они с Ромой, за версту чую. Мы для них расходный материал, на разок-другой. А быть одной из тех дурочек, что за ними увиваются — еще хуже. Глупые, думают очаровать прожженных циников… Да ладно, что-то я размитинговалась… Нет, правда, какая-то ты сегодня не такая. Может, с Костиком поссорилась?

— Все нормально. С ним поссориться почти невозможно. Нет причин. Идеальный мужчина.

— Что-то ты это как-то нерадостно говоришь. Ты его любишь?

— Не знаю… Вернее, не в этом дело. Люблю по-своему. Мне с ним хорошо. Спокойно…

— Как работа?

— Завтра с отцом Михаилом идем в муниципалитет. У нас встреча с мэром и представителем фирмы-застройщика. Отец Михаил попросил меня пойти с ним. Там какие-то проблемы назревают…

— С каждым днем все радостнее жить… Ничего, не расстраивайся, подруга. Все будет хорошо. Тем более, что дело делаете богоугодное. Вот Бог вам и поможет…

Мэр оказался человеком среднего возраста и роста, весьма упитанным, с пролысинами на голове и глазами слегка навыкате, как будто он постоянно чему-то удивлялся. Приветливо поздоровавшись с отцом Михаилом и Маргаритой, он пропустил их в свой просторный кабинет и предложил присесть поближе к нему за длинный стол, видимо, предназначенный для совещаний с большим количеством людей. Однако, сегодня кроме них ожидался всего лишь еще один гость, и он явно запаздывал.

— Хорошо, что вы пришли вовремя, у нас появилась минутка кое-что с вами обсудить, — мэр, Петр Ильич, закашлялся, утерся платочком, по-факирски вынутым из недр кармана пиджака, и тяжелым взглядом выпученных глаз уперся почему-то именно Маргарите в лицо, как будто она была здесь главной. — Постараюсь вкратце изложить суть возникшей проблемы. Дело, как всегда, упирается в деньги. Тендер на выполнение заказа выиграла известная московская строительная компания «Криэйшн лимитед». Она хорошо себя зарекомендовала у нас в городе. Именно она отстроила несколько новых санаториев, гостиницу, жилые здания, помогала с ремонтом новой набережной. К тому же отличное качество согласуется с реальными ценами, что для нас тоже условие немаловажное, так как, сами понимаете — городской бюджет, может, понятие и растяжимое, но вполне реальное. Поэтому предложенная ими смета показалась нам самой приемлемой. Однако, возникли неожиданные обстоятельства, которые, боюсь, могут помешать нам. Сами знаете, что недавно, как ком на голову, свалилась краевая проверка, по результатам которой нас обязали часть денег из городского бюджета пустить на развитие других городских объектов. К тому же, сами знаете, недавний ураган тоже нас хорошо подкосил. Так что теперь недостает определенной суммы, чтобы начать работы. Сейчас должен подойти руководитель местного филиала фирмы-застройщика, вот с ним мы и будем обсуждать эту тему. Постараемся его как-нибудь убедить пойти нам навстречу. Может, в кредит, в счет будущих выплат… Не знаю… Вопрос очень сложный. Я уже разговаривал с Москвой, но пока что они на уступки не идут, говорят, мол, мы и так минимальные цены сделали. Для этого я вас и пригласил, может, как-то сумеете повлиять на них, особенно Вы, отец Михаил, с вашим даром убеждения.

Отец Михаил задумчиво потер бороду:

— Попытаться, конечно, можно…

— Вот и попытайтесь, я свои аргументы уже исчерпал. Чай, кофе хотите? — Петр Ильич нажал кнопку селекторного телефона. — Мария Степановна, принесите нам чайку, пожалуйста. Что? Пришел? Приглашайте его в кабинет, мы ждем.

— Ну вот и он, — уже обращаясь к гостям, произнес мэр и, встав со своего кресла, поспешил навстречу посетителю. Дверь резко распахнулась, и в ней появился… Ромка… Маргарите показалось, что она спит и видит сон наяву. В костюме, галстуке, с портфелем, эдакий серьезный бизнесмен. Рита попыталась скрыть удивление и придать лицу спокойное выражение. Нет, она не волнуется. А зачем ей волноваться? Ну, подумаешь, каких то три дня назад она лежала с ним в постели, неистово ласкала его тело, а он нежно целовал ее…

— Маргарита Половцева, художник из Москвы, мы хотим, чтобы именно она выполнила нам часть работ для восстановления церкви.

Ритка пришла в себя и поспешно протянула слегка дрожащую руку.

— А это — Роман Михайлович Самойлов, руководитель филиала «Криэйшн лимитед».

Роман взял руку Маргариты в свою и слегка сжал ее.

— А мы с Маргаритой Юрьевной уже знакомы.

Его глаза смеялись.

— Вот как? — мэр выглядел озадаченно. — Вы мне об этом не говорили.

Не менее удивленно посмотрел на них и отец Михаил.

— Сюрприз, — нагло улыбнулся Ромка.

— Да уж, не знаю, приятный ли, — смущенно пробормотала Маргарита, выдирая руку из лапы нахала. На отца Михаила она взглянуть даже не решалась, ей казалось, что он тут же прочтет все по ее глазам. Господи, стыд-то какой! Тем не менее она взяла себя в руки и постаралась принять независимый вид, чтобы не испортить ситуацию еще больше. Они сели за стол. Ромка сел рядом с ней, к тому же, как ей показалось, слишком близко, так как она реально чувствовала жар его тела, и от этого становилось нечем дышать. К тому же, его колено сейчас вот-вот коснется ее…

— А что Вы думаете, Маргарита Юрьевна? — его насмешливый голос вывел ее из прострации.

— По поводу?

— По поводу того, о чем мы сейчас говорили.

Такой дурой Маргарита себя еще в жизни не ощущала. Нахал, видимо, заметил ее состояние и теперь издевается. Надо что-то сказать:

— Я полностью согласна с мнением отца Михаила. Мы с ним обсуждали этот вопрос и пришли к единой точке зрения..

— Но отец Михаил еще ничего нам не сказал. Может, вы изложите эту вашу точку зрения.

Вот подлец! Маргарита чуть не захлебнулась от негодования, и, наверняка сказала бы ему что-нибудь колкое и вовсе здесь неуместное, когда отец Михаил пришел на помощь:

— Давайте я попробую. Мы, конечно, понимаем, что «Криэйшн лимитед» — предприятие коммерческое и без определенных гарантий работу не начнет. Однако, никому объяснять не надо, насколько важен для горожан этот храм. И очередная отсрочка может вызвать недовольство многих из них, особенно верующих. И если бы Вы нам пошли хоть немного навстречу, престиж компании в городе неимоверно возрос. Посудите сами…

«Ему идет этот костюм в тон его глаз… Но почему он постоянно смотрит на меня? Или это только кажется? Нет, вот сейчас посмотрел на отца Михаила. А теперь опять на меня. Улыбается… У него красивая улыбка… Боже, ну сделай так, чтобы он на меня не обращал внимания! Он что же, не видит, что я смущаюсь? Да нет же, все он понимает и специально это делает!»

— Я уже подумал над этим вопросом и сегодня готов представить вам новую смету. Кое-что смог удешевить за счет аналогичных, но более дешевых материалов. К тому же с некоторыми предприятиями-поставщиками у нас особые договоренности.

Ромка достал из портфеля бумаги и передал всем по экземпляру. Ритка вцепилась в бумажки, как в спасательный круг. Цифры слегка скакали у нее в глазах, однако, она тщательно пыталась понять смысл написанного.

— Но это же выход! — и без того объемные глаза мэра радостно вылезли из орбит. — С таким планом мы сможем начать финансирование хоть завтра!

Отец Михаил молчал, но по его лицу Рита увидела, что он очень и очень доволен.

— Спасибо вам, — просто сказал он. По его тону она поняла, что это спасибо дорогого стоит.

— Я старался, — сказал он, почему-то опять глядя на Ритку.

— Сейчас же передам эти бумаги в соответствующий отдел и непременно в ближайшее же время сообщу вам результаты. Думаю, теперь у нас проблем не будет.

Конец ознакомительного фрагмента.