Война с журавлями

Елена Кивилампи, 2022

Конец лета 1990 года. На фоне распада СССР экспедиция учёных-лингвистов приезжает из Ленинграда в глухую карельскую деревню к последнему носителю местного реликтового языка. Здесь, на границе прошлого и настоящего, реальности и мифа, их научный поиск оборачивается трагикомичной войной «пигмеев» с «журавлями» – в которой будут свои убитые, раненые и пленные, свои герои, шпионы и предатели… и моральная дилемма в духе Достоевского: а стоит ли научное открытие века слезы ребёнка? Книга содержит нецензурную брань

(Из легенды североамериканских индейцев алгонкинов)

Издание электронной книги:

Проект электронного книгоиздания «Атанор» (atanor-ebook.ru)

2022

© Кивилампи Е., 2022

© Верстка, дизайн обложки. ИП Бастракова Т. В., 2022

Часть I

Казус белли

Глава 1

Машина времени

Было это давно, а может, совсем недавно: в лето 7498-е от сотворения мира по византийской эре, а по нынешнему календарю — в августе лихого 1990-го года. В тот месяц на небе зажглись и погасли три новых «звезды в виде копья», грозившие стране великими потрясениями накануне неведомого века; но не они вели научную экспедицию, и никто из учёных не увидел в них дурного знака. И только «вещий Олег» с первого часа поездки томился смутным предчувствием беды или крутого перелома в своей молодой жизни.

Места эти ещё издревле слыли загадочными, зловещими и колдовскими. Неспроста царь Иван Васильевич во время оно призвал к себе двоих карельских волхвов, дабы те предрекли день его кончины, когда жителям Древней Руси явилось грозное знамение в образе другой «кровавой, хвостатой звезды». Однако Олег как убеждённый атеист отказывался верить в злые чары и не боялся встречи с гробовой змеёй. На такой случай он был обут в новые резиновые сапоги ленинградской фабрики «Красный треугольник» — их вместе с курткой-штормовкой он привёз тем же летом из студенческого стройотряда.

Олег ехал на откидном сиденье у заднего борта семиместного УАЗа, лицом к лицу с Нестором Владимировичем — неформальным предводителем их научной миссии. Впереди них на заднем диване автомобиля уже много часов скучали жена профессора — Яна Лаврентьевна, их пятнадцатилетняя дочь Аля и десятилетний сын Руслан по прозвищу «анфан террибль». A пассажирское кресло справа от водителя занимала Лиза Богомазова, в ту пору — студентка пятого курса филфака и невеста Олега, носившая в их походе звание «штурмана команды очконавтов».

По меркам исторической науки, эта северная земля была намного старше библейского мифа: двенадцать тысяч лет прошло с тех пор, как с поверхности архейского щита схлынули морские воды и отступили ледники, обнажив его камни для резца первобытного художника. Спустя ещё пять или семь тысяч лет сюда с Уральских гор и из волжских степей откочевали сами древние охотники и рыболовы, чьи тени, обутые в лыжи и сжимающие в руке гарпун или копьё, до сих пор живут в местных петроглифах рядом с тенями других людей, зверей и бесов. И ровно полвека миновало после окончания Зимней войны, когда поверх брошенной в болото гати была насыпана дорога для катившейся по ней «колесницы времени».

* * *

— Держись, экспедиция! — крикнул Володя и успел сбросить скорость до того, как машина отчаянно запрыгала и закачалась на разбитой грунтовке, словно лодка на штормовой волне.

Пока Володин «козлик», недавно выкупленный вскладчину из плена военной консервации, осторожно прокладывал курс через ямы и ухабы на проблемном участке дороги, мимо него метеором промчался другой УАЗ той же модели, влача за собой пышный инверсионный шлейф сухой пыли веков.

— A что за дорожный знак мы сейчас проехали? — спросила Лиза, обернувшись назад.

— Это, товарищ штурман, был знак «Неровная дорога», — с усмешкой подсказал ей Олег.

— Классический пример ложной пресуппозиции! — воскликнула его невеста и, заметив недоумевающий взгляд шофёра, перевела для него собственные слова: — Это как бы намёк на то, что остальная дорога где-то была ровной.

— Да тут просто пни и коряги торчат прямо из дорожного полотна, — объяснил ей Володя.

— На профессиональном жаргоне это явление называется «корчеход», — сообщила Лиза, поправив очки.

— Надо ж! Столько лет здесь езжу, а слово такое в первый раз слышу, — удивился водитель и добавил, обращаясь ко всем пассажирам: — Ничего, как-нибудь доковыляем! Да на своей пузодёрке вы бы ещё у «креста» на днище сели!

— A кто это мимо нас пролетел? — спросил его Олег. — Аж пламя из-под вожжей пышет! И не жалко ему подвески?

— Так это сам Орлов, прошу любить и жаловать! Это же он вам пропуск в погранзону помог достать.

— A чего он машину свою так не бережёт?

— Ну, знаешь, у богатых свои причуды! Он недавно из армии уволился, приехал с целым галифе денег. Тратить-то, пока служил, было некуда: и мундир с галифе, и довольствие, и билеты, — всё казённое. Разве что в преферанс просаживать. Но он и там выигрывал.

— Что-то вы сами его не слишком любите и жалуете, — заметил Нестор Владимирович.

— Есть немного, — согласился Володя. — Вот вы говорили, будто все люди произошли от Сима, Хама и…

— Иафета, — подсказала Лиза.

— Так вот, этот — точно потомок Хама. Да что я рассказываю — скоро сами всё узнаете.

Олег хотел было спросить Володю ещё о чём-то, но вдруг замолчал, запрокинув голову, — как будто ему стало трудно дышать. Его визави посмотрел с удивлением: в отличие от Нестора Владимировича (тот в свои сорок с небольшим был полноват и к тому же курил по полторы пачки сигарет в день), Олег был подтянутым молодым человеком и не имел вредных привычек, от каких в его годы могла бы развиться одышка. Да и повод для волнений в той поездке у профессора был куда более весомым, чем у всех его попутчиков вместе взятых.

— Что, укачало? — спросил он Олега вполголоса.

Тот отрицательно покачал головой.

— Ну что за детский сад? Чего стесняться-то? — так же тихо упрекнул его Нестор, а затем бросил взгляд на своих детей.

— Ты потерпи, детка, скоро уже приедем! — сказал он дочке, потрепав её по волосам через спинку дивана.

— Во! — обратился Руслан к матери с показной обидой. — A обо мне, подкидыше, даже не вспомнил!

— Вот несносный ребёнок! — невозмутимо сказала на это Яна Лаврентьевна.

— Да мы бы давно уже были на месте, если бы курили в машине, — заметил Володя.

— A если бы мы ещё и пи́сали в машине… — подхватил Руслан.

— Ты бы лучше помолчал, а то с тобой и вправду недолго в машине оконфузиться! — рассмеялся его отец и обратился к водителю: — Владимир Алексеевич, давайте остановимся на пару минут! Перекурить, ноги размять и ещё кое-что сделать.

Володя охотно кивнул в ответ, затормозил на обочине и спрыгнул на землю, прихватив с торпедо пачку «Беломора» и коробок спичек с самолётом-этажеркой на этикетке. Он обошёл машину чтобы помочь Лизе спуститься с высокого порога внедорожника, но Олег его опередил и первым подал руку своей невесте.

— Что с тобой? — спросила та, заметив, что Олегу не по себе. — Может, отравился чем-нибудь? A я тебя предупреждала: не надо было покупать пирожки с мышиными хвостами в той забегаловке!

— Да нормально всё со мной. Просто дышать стало тяжело, словно кислорода не хватает.

— Ты скажешь, однако! — удивилась Лиза. — Тут же кислорода в воздухе только прибывает с каждым новым километром!

— Ты мне об этом будешь рассказывать? — парировал Олег, к тому времени с отличием окончивший четыре курса химфака. A потом он попробовал отшутиться: — Ну отвык я просто от здешнего раздолья! Так и тянет назад в город, к выхлопной трубе.

Между тем на свежий воздух выбрались остальные пассажиры. Нестор с Володей отошли в сторону чтобы закурить, разглядывая всё тот же однообразный пейзаж, что весь день тянулся мимо окон их автомобиля: таёжный лес по обе стороны дороги, где мощные ели и сосны царили среди худосочных берёз и осин, зимой сгибавшихся в арку под весом снежных шапок на кронах. Тут и там в этот ландшафт врезались русла рек с окончанием названий на «-оя» или «-йоки» и каменные чаши озёр с окончанием на «-лампи» или «-ярви»; на месте бывших стариц зияли прогалины болот, поросшие невысокой травой и вересками клюквы, а из подлеска выпирали гранитные валуны, похожие на пригревшиеся среди мхов яйца гигантского змея.

Водитель экспедиции затянулся своей папиросой, а профессор достал из кармана новую пачку «Кэмела» и фирменную бензиновую зажигалку.

— Богато живёте! — заметил Володя.

— Хотите угоститься? — протянул ему Нестор открытую пачку. — У меня этого буржуйского курева с собой ещё три блока.

— Да нет, я уж лучше свои! A то к хорошему быстро привыкаешь. Вы сами курите на здоровье!

— Вот этот оксюморон! — фыркнул Руслан.

— Оксюморон — игра слов, построенная на сочетании противоречивых понятий, — пояснила Лиза.

— Ты иди лучше, погуляй! Не вертись тут, не дыши дымом! — сказал Нестор сыну.

Сын отошёл на несколько шагов, насвистывая дворовую песню и пиная камушки на обочине дороги, — но вдруг вытянул руку и закричал:

— Смотрите!

Все обернулись в сторону болота, куда указывал Руслан: в нескольких сотнях метров, на окружённом топью островке стояла пара серых журавлей, отбрасывая длинные тени в лучах заходящего солнца, — редкие птицы для здешних мест, тем более так близко от границы населённого пункта.

— Да, красота неземная! — восхищённо выдохнула Яна. — Это, сынок, птицы-журавли!

— Мам, а расскажи про журавлей!

— Руслан, я же филолог, не орнитолог. Ты лучше сам про них в книжке почитай, не ленись! Вон, с Али бери пример!

— Вот мне делать больше нечего! Сами читайте! Короче, скучные вы, уйду я от вас! — ответил ей сын одной из своих дежурных реплик.

Яна устало махнула рукой, а Аля сбегала к машине и принесла книгу, которую пыталась читать в дороге, хотя ей мешали тряска и вертевшийся под боком младший брат: это был один из томов сочинений древнеримского историка Плиния Старшего, разумеется, в русском переводе. Девочка быстро отыскала нужную страницу:

— Вот смотри, тут написано: много тысяч лет назад где-то в горах Индии, недалеко от истоков Ганга, жило сказочное племя пигмеев — низкорослых людей ростом не больше трех пядей. И каждой весной, оседлав баранов и коз, вооружившись луками и стрелами, они вели войну с журавлями.

— На греческом языке война пигмеев с журавлями называется «гераномахией», — тут же вставила Лиза. — Это очень древний анекдот, его ещё самому Гомеру приписывают.

— A в чём смех-то? — спросил Володя.

Лиза не поняла смысла его вопроса, пока водитель не уточнил:

— Ты же, вроде, сказала «анекдот»? Только он какой-то не смешной совсем.

— Ах, вот в чём дело! — улыбнулся Нестор. — Да вы просто не поняли друг друга! Анекдот — это рассказ об интересном случае из жизни, не всегда комичный. Это первое, этимологическое значение слова, которое в обиходе уже забыли. A само слово пришло из греческого языка.

— Ну надо же! — прищёлкнул языком Володя. — Чего только с вами, язычниками, не узнаешь!

— Мы не язычники, мы языковеды, — уточнила Лиза. — Хотя в чём-то вы правы: когда-то «язычниками» называли не только идолопоклонников, но и словесников, то есть лингвистов.

— Это ещё что! — заметил Руслан с хитрой улыбкой. — A вот вы знаете, например, как лингвист может отличить самку журавля от самца?

— Как? — спросил водитель.

— Надо птицу напугать.

— И?

— Если полетел — значит, самец. A если полетела — значит, самка.

Все, кроме Володи, рассмеялись над этой бородатой лингвистической шуткой — просто до местного жителя не сразу дошёл её смысл.

— A вот сейчас проверим! — предложил он, набрал воздуха в грудь, сложил рупором ладони и закричал: — Э-ге-гей!

Птицы развернули свои огромные крылья с чёрной окантовкой на маховых перьях, взмыли в воздух и начали медленно набирать высоту, пока не скрылись за кромкой леса.

— A куда они полетели? — спросил Руслан, проводив журавлей взглядом.

— На ла́мбушку, наверное.

— A что такое ламбушка?

— A это такое маленькое лесное озеро, — ответил за Володю Олег.

— Ты что, тоже лингвист? — спросил его водитель экспедиции.

— Нет, просто я сам родом из этих мест. Родился и вырос в Суоярви, а в соседней деревне каждое лето бывал — у меня там бабка жила.

Тут Володя присмотрелся к нему повнимательней:

— Ну надо же, земляк! A ты, часом, не внучок бабы Дуни Шестовой, царство ей небесное?

— Нет, не внучок, — ответил ему Олег. — Я её правнучек.

Примечания:

1. «КАЗУС БЕЛЛИ» (лат. casus belli) — повод к войне.

2. Эпиграф цитируется по книге Льюиса Спенса «Мифы североамериканских индейцев». Перевод с английского Л. А. Игоревского. — М.: «Центрполиграф», 2006. — 334 с.

3. «МАШИНА ВРЕМЕНИ» (The Time Machine) — роман Герберта Джорджа Уэллса (1866–1946), опубликованный в 1895 г.

4. «В тот месяц на небе зажглись и погасли три новых „звезды в виде копья“…»: в августе 1990 г. были впервые открыты кометы Вилда 4, Шумейкеров-Леви 4 и Мюллера 3; впрочем, в другие месяцы и годы астрономы открыли немало других новых комет, так что связь между появлением этих небесных тел и социально-экономическими потрясениями в СССР научно не доказана.

5. «…звезда в виде копья» — цитата из «Повести временных лет» (ок. 1110–1118 гг.).

6. «…кровавой, хвостатой звезды»: цитата из трагедии «Смерть Иоанна Грозного» (1866 г.) Алексея Константиновича Толстого (1817–1875).

7. Анфан террибль (фр. enfant terrible) — «несносный ребёнок».

8. Зимняя война — война 1939–1940 гг. между СССР и Финляндией.

9. Пресуппозиция — компонент смысла текста, предварительное знание, которое может быть подразумеваемым, а не выраженным словесно.

10. «Да на своей пузодёрке вы бы ещё у „креста“ на днище сели!»: «крест» — перекрёсток двух дорог (местный жаргон).

11. О гераномахии в первоисточниках: Гомер. «Илиада». Песнь III. 2; Плиний Старший. «Естественная история». Том VII. 26; Ювенал. «Сатиры». Книга V. 167.

12. Суоярви — город в юго-западной части Республики Карелия.

Глава 2

Медведь

— Места у нас тут тихие, спокойные, — рассказывал Володя после очередной остановки за границей ойкумены, когда экспедиции снова пришлось разделиться по гендерному признаку. — Народ в основном мирный…

— Не то что наша лиговская шпана! — вставил Руслан.

— A тебе откуда знать? — удивлённо спросил его отец. — Ты что, с лиговской шпаной общаешься?

— Пап, ну как ты мог обо мне такое подумать?! Я ж в натуре интеллигент!

— Ты, наверное, хотел сказать «по натуре»?

— A ты не цепляйся к словам!

— Работа у меня такая — к словам цепляться. A ты смотри у меня!..

— Ну ладно, папа, и вправду не придирайся к ребёнку! — заступилась за сына Яна. — Может, это просто дословный перевод с латыни: in natura.

При этих словах своего научного руководителя Лиза не сдержалась и прыснула со смеху, зажав рот ладошкой.

— A ты, Руслан, не перебивай старших! — продолжила Яна Лаврентьевна. — Простите, Володя, вы что-то хотели нам рассказать?

— Я хотел сказать, что народ у нас мирный, хулиганов и шпаны вы тут не встретите. A вот зверья разного хватает, так что далеко не забредайте. И ещё много боеприпасов в лесу лежит с войны — до сих пор находят и мины, и снаряды неразорвавшиеся. Так что под ноги тоже поглядывайте.

— A правда, что в ваших краях медведи ходят по дорогам? — спросила его Аля.

— Конечно, неправда! — ответил ей Володя. — Где ты тут у нас дороги видела? Нет у нас дорог — одно название. Тут и медведь себе ногу сломит… A по лесу, да, ходят. И медведь, и волк, и рысь, и росомаха.

— Понятно! — сказала Лиза. — Тогда будем красться тихо, на мягких лапах.

— Даже не вздумай! — возразил ей Володя. — Наоборот, когда идёшь по лесу, не надо шнурковаться. Пойте, аукайте, кричите — тогда зверь вас услышит и сам уйдёт.

Олег кивком подтвердил его слова.

— Ну вам, туземцам, виднее, — согласилась с ними Лиза.

— Ты скажешь тоже! — обиделся Володя. — Мы тут не дикари какие-нибудь — людей не едим, голыми не пляшем и носы себе не прокалываем!

— Да вы опять не поняли друг друга! — сказал Нестор со смехом. — Туземцы, аборигены — это не обязательно дикари, а просто местные жители, коренное население. Вот, мы у себя в Ленинграде — ленинградские туземцы. A мои коллеги из Москвы — московские туземцы. Так что вы не обижайтесь — просто Лизонька так шутит, играет словами.

— А-а-а… Вот оно что…

— A кто ещё здесь водится? — снова спросила Аля у Володи.

— Да много кого — лоси, лисы, зайцы, глухари…

Но Алю интересовало совсем другое:

— A как же лешие, водяные черти, морской царь? A Глиняный Ванька? A правда, что окно в трясине — это глаз ведьмы, закатившийся в болото? И что в лебедей вселяются души злых колдунов? A ещё есть поверье, будто одно местное озеро наполнилось от слёз старика. A в Ладожском озере до сих пор обитает какой-то неизвестный науке ящер.

— Ну ты и фантазёрка! — рассмеялся Володя. — Да откуда им тут взяться, всей этой нечисти? Разве только те язычники, что до вас тут гостили, — любители всякой мистики-чертовщины, — привезли с собой на хвосте.

— A хочешь увидеть ведьму? — спросил Руслан у сестры, дёрнув её сзади за косу. — Вон туда глянь!

Юный острослов указал пальцем на зеркало заднего вида автомобиля, а Аля замахнулась книгой на своего языкастого брата.

— Ладно, ребятки, не надо ругаться, а тем более драться! — пресёк их ссору отец и добавил, кинув взгляд на заходящее солнце: — A ты, Аль, отнеси-ка лучше книжку обратно в машину! Или ты с нею в лес идти собралась? Да, и на ночь долго не читай, зрение не порти — если так дальше пойдёт, скоро за мной будешь очки донашивать, а потом и за мамой. Или я у тебя и эту, и другие книжки отберу. Вместе с одеялом и фонариком.

— Ну что, — предложил Володя, — как обычно, девочки — на восток, мальчики — на запад?

— A где тут восток? — спросила Яна.

— Там!!! — ответили ей все в один голос, показывая направо.

— Ну ты, мать, даёшь! — усмехнулся Нестор. — Мы же всё время от Ленинграда на север едем, пора бы уже выучить! Но зато теперь я знаю, что подарить тебе на годовщину свадьбы: глобус Карелии!

— Вот сам и будешь крутить свой пёстрый глобус! — надула губы Яна. — Всем давным-давно известно, что Земля не круглая, а плоская: об этом ещё Анаксимен с Анаксагором писали. Они писали, а я читала — причём в оригинале!

— A я тоже, пожалуй, схожу на восток, — заявил Руслан. — Надо же кому-то за девочками приглядеть?

— Я что-то не расслышал префикс: приглядеть или подглядеть? — переспросил его Нестор. — Нет уж, малыш! Давай-ка, двигай на запад, со всеми мужиками!

«Мальчики» помогли «девочкам» перебраться через придорожный кювет и сами отошли на несколько метров в глубь леса чтобы отдать дань природе. Там их пути ненадолго разошлись. По другую сторону дороги из-за деревьев доносилась лиричная песня в исполнении трёх женских голосов a capella:

«Белая ночь опустилась безмолвно на скалы,

Светится белая, белая, белая ночь напролёт.

И не понять, то ли небо в озёра упало,

И не понять, то ли озеро в небе плывёт.

Долго будет Карелия сниться,

Будут сниться с этих пор

Остроконечных елей ресницы

Над голубыми глазами озёр…»

Нестор Владимирович уже закончил справлять нужду и, закатив глаза к небу, застёгивал ширинку, когда услышал за своей спиною хруст веток под чьими-то тяжёлыми шагами. Он резко развернулся и вздрогнул от испуга, увидев перед собой здоровенного мужика, ростом выше него на две головы и раза в два шире в плечах. Но дело было не только в габаритах пришельца: лицо его было хмурым и недобрым, с грубыми чертами, про какие принято говорить «словно вырублены топором». К тому же он был не просто мрачен и небрит — по нетвёрдой походке и шибанувшему в нос резкому «выхлопу» можно было догадаться, что напугавший профессора лесной гоблин был сильно пьян.

— Ты хто? — спросил он Нестора с явным вызовом в голосе.

— Я учёный из Ленинграда, — ответил ему тот не слишком уверенным тоном и зачем-то добавил: — Лингвист, специалист по финно-угорским языкам. Диссертацию защитил на материале местной топонимики.

Не поняв и половины услышанного, «туземец» огорошил профессора новым вопросом:

— A я хто?

Нестор Владимирович не даром ел свой хлеб и обычно не лез за словом ни в карман, ни в словарь — но тут он вдруг растерялся, не найдя, что ответить на этот явно провокационный речевой акт. Олег с Володей подтянулись поближе, хотя даже втроём они вряд ли смогли бы справиться с этим великаном, реши он затеять ссору. Профессор молчал, размышляя над только что услышанным прагмалингвистическим парадоксом, и тут вмешался Руслан:

— Кто-кто… Туземное инкогнито́!

Нестор Владимирович на всякий случай взял сына за плечи и спрятал за свою спину. Мужик смотрел на них обоих сверху вниз мутным взглядом, и пока он переваривал новую порцию словесной информации, к нему обратился Володя:

— Ты, Медведь, давай! Иди уже, куда шёл! Не ищи себе тут заводок!

— Да, только не направо, — добавил Руслан (а Олег в это время прикидывал, не пора ли метнуться через дорогу на выручку «восточному гарему»). — A не то сам в штаны надуешь от визга. Туда наши девочки пошли, тоже по мокрому делу.

Медведь смерил мальчика хмурым взглядом своих почти бесцветных, глубоко посаженных, слегка раскосых глаз, затем развернулся и ушёл обратно в лес, что-то бормоча себе под нос и помахивая тяжёлой, как кувалда, рукою.

— Какое одухотворённое лицо! — заметил Нестор, сам едва переведя дух.

— Да уж, — согласился Олег. — Живая иллюстрация к поговорке: «Сила есть — ума на надо».

— A ты, оказывается, тот ещё мастер слова! — сказал профессор своему находчивому сыну. — Только ты в последнем слове ударение не на том слоге поставил.

— Ещё бы немного, пап, и он бы тебе самому ударение поставил — под глазом! — ответил Руслан.

— Ты, парень, больше так не шути! — предупредил его Володя. — Это ж был Витька Кархунен! Он как раз за мокрое дело отсидел — только недавно освободился.

— Да ну? — удивился Олег.

— Ага! Сначала пил по-чёрному, пока бесы с потолка падать не начали. A потом двоих наших положил насмерть голыми руками. Чего-то там не поделили спьяну.

— A как он тогда оказался в погранзоне? — снова удивился Олег.

— Как, как… Сам видишь, какой нынче в стране бардак творится! Знаешь наверняка, какая буза у нас на верхах готовится.

— Это вы про декларацию о государственном суверенитете республики?

— Про неё, родимую… Если так дело дальше пойдёт, то и граница скоро совсем в другом месте ляжет.

— A что вы сами об этом думаете? — спросил Нестор Володю.

— A чего тут думать? Нам терять нечего — хуже всё равно уже не будет. A то ведь что получается: в лесу живём, а дерево спилить не можем чтобы крыльцо гнилое поправить — права такого, видишь ли, не имеем! Им же из Москвы виднее, где пилить, когда и где рыбу ловить. У них там большая политика! A нам-то как жить? В магазинах давно шаром покати… Нет, мы ещё как-нибудь прокормимся: грибы, ягоды, рыбка, молоко козье да мёд олонецкий. A вот как вы у себя в городе будете крутиться-выживать?

— Ну, вас послушать, так мы сюда не из Ленинграда, а прямиком из голодного революционного Петрограда прибыли! Да никто у нас не бедствует, просто у страха глаза велики.

— Да, конечно, с чего вам бедствовать, когда каждый месяц посылки с гостинцами из-за границы!

— Ну, по правде сказать, далеко не каждый месяц. Просто мои коллеги из Финляндии помогли нам снарядиться в экспедицию, — объяснил Нестор. — …Ладно, что-то заболтались мы тут. Давайте-ка назад выдвигаться, пока наши дамы нас не хватились!

* * *

— A мы в лесу Медведя встретили! — объявил Руслан матери, когда все члены экспедиции снова воссоединились на большой дороге.

— Хватит выдумывать! — отчитала его Яна, но потом, заметив, как изменился в лице её муж, спросила с тревогой: — Что, правда встретили медведя?

Нестор поспешил её успокоить:

— Ты слушай его больше, Ян! Он же у нас известный мастер художественного свиста. Это просто прозвище такое у одного местного жителя. Хотя, если честно, лучше бы мы настоящего медведя встретили.

— A откуда у него такое прозвище? — спросил Руслан.

— Ну ты ж его видел! — ответил ему Володя. — Вылитый Потапыч!

— Я думаю, тут дело не только во внешности, — заметил Олег. — Просто «карху» по-фински означает «медведь».

— Всё верно! — подтвердил Нестор. — A наш Олег, оказывается, не совсем забыл язык своих предков! Хотя и пылко убеждает нас в обратном.

— Не обольщайтесь, Нестор Владимирович! — тут же разочаровала его Лиза. — Это он не язык предков вспомнил, а этикетку на банке с финским пивом.

— Надо же, как просто ларчик открывался! — рассмеялся профессор. — Кстати, а этот Кархунен случайно не родственник нашей Анны Егоровны? Или просто однофамилец?

— Да у нас тут полрайона таких однофамильцев, — ответил Володя. — A Витька — да, вроде, племянник её двоюродный или что-то в этом роде.

— Так вы же говорили, будто она одинокая совсем?

— Так и есть. Уже лет сорок живёт одна на хуторе с козой.

— Неправда, козы столько не живут! — возразил Руслан.

— A у неё и живут, и доятся. Она же ведьма!

Тут Аля посмотрела на Володю с интересом и лукавством:

— Ну вот — надо мной смеялись, фантазёркой назвали! A сами, оказывается, тоже верите во всякую мистику-чертовщину!

Однако их водитель, уличённый в противоречии девочкой-подростком, ничуть не смутился:

— Ну ты сравнила тоже! Одно дело — всякие водяные с домовыми, и совсем другое — наша баба Нюра! Её даже Орлов чурается, хотя он сам себе — тот ещё злой колдун. Вроде, не одну войну прошёл, ни Бога, ни чёрта, ни медведя не боится — а её боится.

— A что же они не поделили? — спросила Яна.

— Так она вообще ни с кем ужиться не может. Как это говорят… — Володя с трудом подобрал нужное слово, — нелюдимая она у нас. Ни с кем из соседей не ладит. Да, нелегко вам с нею придётся — у тех городских, что до вас тут гостили, так и не получилось из неё ничего вытянуть. Уехали ни с чем, несолоно хлебавши.

— Ну нам-то от неё совсем другое нужно, — заметил Нестор. — Как-нибудь договоримся, в конце концов, не враги же мы ей?

— Как будто мы ей враги! — пожал плечами Володя и тут же спохватился: — Ладно, давайте уже, поехали, если хотим засветло добраться! Мне-то что, я почти дома, а вам ещё на новом месте обживаться. На графских, так сказать, развалинах!

Примечания:

1. «МЕДВЕДЬ» (1888 г.) — пьеса Антона Павловича Чехова (1860–1904).

2. «…до сих пор находят и мины, и снаряды неразорвавшиеся»: их находят и тридцать лет спустя. Так, 9 сентября 2020 г. сотрудниками МЧС на территории Суоярвского района была изъята целая авиабомба АО-8. Обнаружение других видов боеприпасов в этом и соседних районах — хотя и чрезвычайное, но не редкое событие.

3. Анаксимен Милетский (585/560 — 525/502 до н. э.) — древнегреческий философ.

4. Анаксагор из Клазомен (ок. 500 до н. э. — 428 до н. э.) — древнегреческий философ, математик и астроном.

5. «Белая ночь опустилась безмолвно на скалы…»: песня «Карелия» (1963 г.), автор слов — Ким Иванович Рыжов (1931–1999).

6. «Это вы про декларацию о государственном суверенитете республики?»: декларация о государственном суверенитете Карельской АССР была принята 9 августа 1990 г. в рамках «парада суверенитетов», но не имела политических последствий.

7. «Это он не язык предков вспомнил, а этикетку на банке с финским пивом»: Karhu — финский пивной бренд, известный с 1929 г. На этикетках банок и бутылок изображена голова бурого медведя.

Глава 3

Сон в летнюю ночь

— Избушка, избушка! Повернись лбом к солнышку, а ко мне крылечком! — крикнула Аля, когда они с братом выбрались из машины и наперегонки побежали к бревенчатому дому на окраине деревни.

Изба, где поселилась экспедиция языковедов, пустовала уже немало лет и служила чем-то вроде местного постоялого двора для приезжих — в основном охотников, туристов и шабашников. Володя не зря сравнил её с развалиной: дом давно был отключён от электричества; оконные стёкла почти не пропускали света из-за толстого слоя налипшей пыли, а участок вокруг домовладения зарос крапивой, снытью и иван-чаем высотой по пояс, а где-то и по грудь взрослому человеку.

— Вот ведь паразит! — сплюнул от досады Володя. — Говорил же ему, чтобы скосил тут траву! Предупреждал, что с вами двое детей приедут! A он задаток взял и даже не почесался!

— A что, у этого дома хозяин есть? — с удивлением спросила Лиза. — Так-то с виду не скажешь — какое-то выморочное имущество. И почему графские развалины? Здесь что, графья раньше жили?

— Да какое там! Просто новый хозяин как бы из бывших — если, конечно, не врёт. Хотя этот и соврёт — недорого возьмёт. В общем, выкупил он дом у сельсовета, когда прежние хозяева умерли, да только сам тут не живёт — новый дом себе построил, как раз рядом с хутором вашей бабы Нюры.

— Это какой-такой граф? — спросил Олег. — Уж не Орлов ли?

— Он самый. A кто бы ещё тут взял ваши финские марки?…Ладно, вы пока устраивайтесь, отдыхайте, а утром я сам с ним переговорю, жаба ему в рот!

Пока совсем не стемнело, Володя показал Олегу дорогу к колодцу, и тот принёс два ведра воды чтобы вскипятить самовар и наполнить чугунный рукомойник. Обстановка в доме оказалась более чем скромной, как выразилась Лиза, почти «спартанской»: деревянные лавки вдоль одной из стен, две железных кровати с панцирным ложем (обе ржавые, как средневековые латы), пара раскладушек и стол из некрашеных досок, служивший подставкой для закопчённой керосиновой лампы. По углам жилых комнат с потолка свисала серая паутина, а стены украшали старые фотографии в рамках — семейные портреты бывших хозяев дома.

Словно очутившись в зале музея, Олег задумчиво прошёлся вдоль стены, по очереди разглядывая пожелтевшие снимки: на одном стоял немолодой мужчина в форме бомбардира царской армии с двумя солдатскими «георгиями» на груди; на другом — женщины разного возраста в национальных костюмах прионежских карелок; дальше — молодой парень в шинели и будёновке рядового пограничной охраны НКВД, ещё несколько детских фотографий…

— Да ты, смотрю, совсем ожил! — заметила Лиза, закончив застилать их постель. — Чай пить будешь?

— Буду, — ответил Олег, доставая из рюкзака пакетик с купленной в дороге выпечкой. — Вот, кое-что осталось в закромах — могу поделиться, если хочешь.

— Ты опять за своё?! Да выброси ты эти коврижки от греха подальше!

— Вот возьми и выброси сама, если рука поднимется!

— Не поднимется. Ты же знаешь: у меня бабушка была блокадницей.

— То-то и оно! И никакие это не коврижки — всю дорогу удивляла своей эрудицией, а тут вдруг промахнулась. Это калитки. Такие обе мои бабки пекли, и прабабка тоже. Ты помнишь шаники от твоей еврейской бабушки? A это наш карельский цимес — вот я и не смог удержаться.

— Ну ладно, убедил! Только ешь их сам на здоровье, а я обойдусь.

Олег ещё раз прошёлся вдоль стены с фамильным фотоархивом и обнаружил некую странность: история жившей в доме семьи обрывалась примерно на 1980-х годах; а ещё треть стенки оставалась пустой, хотя в неё в шахматном порядке были забиты обойные гвоздики.

— Странные люди здесь до нас побывали, — заметила Лиза. — Новые фотографии забрали, а старые оставили.

— Да, нелогично… Хотя, может, просто новых не повесили, — ответил ей Олег. — Мне Володя рассказал, что тут раньше жил старик-ветеран, один воспитывал внучку. Потом она уехала в город работать, а дед всё ждал, когда она замуж выйдет, правнуков ему родит. Да так и не дождался: умер… A внучка его потом сюда вернулась и в этом самом доме повесилась от несчастной любви. Вот так и оборвался их род.

— Какая печальная история! — вздохнула Лиза.

— A душа этой девушки, — продолжил Олег, — до сих пор здесь бродит, всё никак не успокоится. Поэтому дом и стоит заброшенный.

— Ты что, напугать меня решил?

— Да нет, просто делюсь информацией. Ты же за местным фольклором сюда приехала — так вот тебе готовая быличка с заплачкой.

Конечно, в отличие от Али, Олег с Лизой относились к разной «мистике и чертовщине» не просто скептически — они вообще не принимали эти истории всерьёз. Однако в ту ночь не Аля и даже не Лиза увидела кошмар — а сам Олег едва на задохнулся в холодном поту, когда ему во сне явилась молодая девушка с льняными, почти белыми волосами и светло-голубыми глазами, прозрачными, словно озёрный лёд. Незнакомка заговорила с ним на непонятном языке с протяжными гласными — по звуку напоминавшем речь стариков-рунопевцев, какую Олегу доводилось слышать в его детстве.

Проснувшись среди ночи, Олег долго лежал неподвижно и смотрел в потолок, слушая мышиную возню на чердаке и сдерживая дыхание чтобы не разбудить спавшую рядом Лизу, — ему стало стыдно за свою впечатлительность, в которой он переплюнул даже пятнадцатилетнюю Алю. Так и не сумев снова заснуть, он вышел во двор и встретил там научного «полководца» их экспедиции, курившего на крыльце, — тому тоже не спалось на новом месте.

— Волнуетесь, товарищ главнокомандующий? — спросил его Олег, присаживаясь рядом, а потом заметил в руках у Нестора кассетный плеер с наушниками: — Ух ты, какая игрушка! Это тоже от профессора Койвисто?

— Конечно, от кого же ещё? Такая игрушка сейчас две моих зарплаты стоит. A у нас в языке скоро появится новый оксюморон: «нищий профессор», всё к этому идёт… Ты сам-то хочешь послушать? Это та самая похоронная причеть.

Олег надел наушники, и Нестор Владимирович включил ему запись, которая привела историка языка в эту глухую карельскую деревню.

— Понимаешь что-нибудь?

— Не-а, — ответил Олег. — A вы?

— Ну, я-то кое-что понимаю. На уровне отдельных слов, словосочетаний, синтаксических конструкций. Но чтобы до конца во всём разобраться, нужен носитель, то есть билингв… A теперь вот это послушай. Узнаёшь?

Профессор вставил в плеер другую кассету, и у Олега от изумления округлились глаза:

— Ещё бы не узнать! Это же голос бабы Дуни! Она мне в своё время столько сказок перед сном рассказала, столько песен спела! A откуда это у вас?

— Это ещё из старых полевых материалов. Твоя прабабка — легендарная фигура в наших кругах. Известная сказительница и плакальщица, носительница опорного говора.

— Я знаю, — ответил Олег. — Она и по-карельски говорила, и по-фински, и по-вепсски…

— Да уж, не бабушка — а настоящий полиглот! Даже мне до неё далеко.

— Ну, Нестор Владимирович, вам ли жаловаться! Вы всяко больше языков знаете!

— Да тут речь не о количестве. Одно дело — язык по книгам выучить, и совсем другое — перенять в раннем детстве от живых носителей. Вот, сейчас ещё дам тебе послушать. Это её запись на том самом языке, сейчас найду, погоди… Я её случайно отыскал перед самым отъездом, когда решил заново прокрутить все архивные материалы по этому району… Знаю, знаю, о чём ты меня сейчас спросишь: как это вы, товарищи языковеды, такое проморгали? A вот так и проморгали, не заметили иголку в стоге сена…

Нестор Владимирович перемотал кассету и дал Олегу послушать короткую фонограмму — всего несколько фраз, звучавших от силы десяток секунд или меньше.

— Понимаешь, узнаешь что-нибудь?

— Да какое там, Нестор Владимирович! Столько лет прошло, а у меня с тех пор голова совсем другим была занята, — посетовал Олег. — Эх, знать бы мне тогда заранее! В те годы на местных языках не только старики — даже пацаны с девчонками на улице болтали. A я думал — да ну их, эти баляки-каляки! Всё равно с ними каши не сваришь — то ли дело русский или немецкий…

— Да, досадно, — вздохнул Нестор. — Сейчас такому опыту цены не было бы. Я же, когда эту новую запись услышал, чуть со стула не упал! Такое раз в сто лет выпадает, да и то не каждому.

— Так это что получается, открытие века?

— Именно так, безо всякого преувеличения! Сейчас главное — нам самим ничего не испортить, не спугнуть старушку, а подкрасться к ней на мягких лапах, как выразилась сегодня твоя невеста… Я вот что подумал: может, лучше тебе к ней сперва заглянуть, так сказать, навести мосты? Она ведь наверняка знала твою прабабку.

— Наверняка знала, только с чем я к ней пойду? — ответил Олег. — Я тут давно уже отрезанный ломоть. Баба Дуня умерла, когда я только-только в школу пошёл, и другой родни у меня в этих краях не осталось.

— Ладно, чего сейчас зря гадать… Как говорится, утро вечера мудренее, — вздохнул профессор и хлопнул себя по шее, убив сразу двоих комаров, а потом оглянулся на куст сирени, где среди веток самозабвенно щебетал соловей.

— Надо же, какой талант! Три часа поёт и ни разу не повторился, одни новые рулады! — восхитился Нестор Владимирович и повернулся к Олегу. — Может, в дом пойдём? A то ведь живьём съедят, кровопийцы.…А ты, артист, — снова обратился он к соловью, — чем песни распевать, лучше бы мух ловил!

— Нет, я ещё посижу немного.

— Какой-то странный ты сегодня, Олежек. У вас с Лизой всё в порядке, вы с нею не поссорились?

— Конечно, нет, Нестор Владимирович! Ещё не родился на свет тот, кто нас с нею поссорит. Хотя есть нюансы, есть проблемы…

Профессор вернулся в дом, а Олег остался сидеть на крыльце, прислонившись виском к дверному косяку. Незаметно для себя он уснул и снова увидел сон. В этом сновидении уже не было голубоглазой девушки-карелки с льняными волосами. Олегу снилось, будто он один идёт на рассвете вдоль пяты высокого гранитного кряжа. Сон оказался на удивление ярким и достоверным, почти не отличимым от яви: Олег вдыхал прохладу шероховатого камня; растирал между пальцами влажный мох, проросший через трещины в скале; слышал доносившийся откуда-то издалека голос ветра в саамских сейдах…

Пройдя ещё несколько шагов, он увидел на гранитной стене наскальные рисунки. Древние охотники были изображены схематично: одноцветными, безликими, всегда в профиль, с одной рукой и одной ногой. Впереди них бежал двуногий лось пяти лет от роду, судя по числу отростков на единственном роге. Вдалеке другие охотники, вооружённые луками и стрелами, догоняли на лодке двоих бескрылых лебедей с вычурно длинными шеями, а возле леса вокруг костра застыли ещё несколько фигурок в позах пляшущих человечков.

Олег попытался представить себя на месте одного из этих охотников или разглядеть в нём кого-то из своих далёких предков, что жили тут много веков назад, поклоняясь духам камней и деревьев, — и вдруг на его глазах рисунки начали оживать. По-прежнему плоские, лишённые красок и объёма, фигурки стали двигаться: пламя заколыхалось на ветру, лодка закачалась на волнах; танцоры взмахнули руками и закружили в пляске вокруг костра; охотник метнул своё копье в лося, и сохатый галопом помчался в сторону леса из четырёх ёлок, напоминавших безголовые рыбьи хребты; там он едва не сшиб с ног танцоров, и те бросились от него врассыпную, а лебеди вдруг обрели крылья, вытянули вперёд шеи и заскользили по волнам, спасаясь от угрожавших им стрел…

Затем картинка изменилась, и Олег узнал в наскальных рисунках то самое низкорослое племя из греческих легенд, так удивившее когда-то античных историков своей странной журавлиной войной. Журавли были ростом выше самих пигмеев и наступали на них клином, напоминавшим своей формой одну из скандинавских рун, или перевёрнутую букву ижицу, или японский кандзи в виде двускатной крыши, или выдавленный на глиняной табличке знак ещё более древнего шумерского письма… Потом этот знак превратился в какой-то артефакт — то ли каменный наконечник копья, то ли обоюдоострый нож из обсидиана, то ли другое древнее орудие клиновидной формы… При виде его Олег испытал холодное, ноющее чувство — и от этого проснулся.

Примечания:

1. «СОН В ЛЕТНЮЮ НОЧЬ» (A Midsummer Night’s Dream) — комедия Уильяма Шекспира (1564–1616), написанная в период между 1594 и 1596 гг.

2. Калитки — карельские открытые пирожки из пресного ржаного теста с различными начинками (как правило, несладкими).

3. Шаники — еврейское творожное печенье; цимес — сладкое овощное рагу, ещё одно лакомство еврейской кухни.

4. Сейд — культовый объект саамов (лопарей); в узком смысле — сооружение из камней, поставленных друг на друга. Проходящие между камнями потоки воздуха порождают протяжные звуки, из-за чего такие сейды называют «поющими камнями».

Глава 4

Имя ему смерть

Открыв глаза, Олег увидел перед собой стадо северных оленей — но не живых, а рисованных, как будто лубочных, настолько сильно упрощённых и угловатых, что они показались ему продолжением наскальных изображений из недавнего сна. Только теперь фигурки были белыми на синем фоне и выстроились вереницей вдоль линии традиционного карельского узора из повторяющихся завитушек, в чём-то сходного с греческим меандром. Потом, как и во сне, силуэты оленей сместились и задвигались, и Олег сообразил, что видит рисунок на вязаном свитере, а сам свитер надет на его невесте Лизавете.

Рядом с Лизой стояла другая фигура, высокая, худая, одетая в длинный брезентовый плащ с капюшоном, закрывавшим верхнюю половину лица. Одна рука этого странного персонажа сжимала косовище косы-литовки, поставленной лезвием вверх, а другая рука была спрятана глубоко в карман. Вспомнив услышанные накануне тексты похоронных причитаний, Олег невольно повторил вслух сакральную фразу:

— Не за мной ли ты пришла с утра, сме́ртушка?

Фигура в ответ задёргалась от смеха, а Лиза, наоборот, ни в грош не оценила чёрный юмор своего жениха. Вместе того чтобы повертеться перед ним и дать полюбоваться своей обновкой, она продолжала молча смотреть на Олега.

— Гляди-ка, пёстрый воскрес! — весело произнёс незнакомец в плаще, а затем спросил у Лизы: — Муж?

— Жених, — ответила она тоном, не сулившим приятного продолжения беседы.

— Косить умеешь? — вдруг спросил Олега их утренний гость.

— Умею, — машинально ответил тот. — A вы кто?

Незнакомец скинул с головы капюшон, и Олег увидел целиком его лицо — загорелое, обветренное, с тонким носом, похожим на клюв хищной птицы, жёсткими складками у рта и пристальным взглядом серо-стальных глаз, за которыми читалась то ли тюрьма, то ли война.

— Орлов моя фамилия. Я, собственно, и есть хозяин этих апартаментов — наверное, наслышаны уже.

Олег поднялся на ноги.

— A вы сами-то что, косить не умеете? — спросил он владельца дома, не торопясь браться за протянутый ему инструмент.

— A у меня протез вместо руки, — ответил тот.

— А-а-а! Тогда понятно, извините… Коса-то хоть наточена? Прави́ло есть?

— Погоди-ка! — остановила Лиза своего жениха и протянула ему карманное зеркальце. — На-ка, глянь сперва на себя, красивого!

Олег посмотрелся в зеркало и увидел своё лицо, всё в красных точках от укусов комаров и мокрецов.

— Здравствуй, жених! — сказала ему Лиза.

— И тебе не хворать… — ответил Олег смущённо.

— И как тебя так угораздило? — горько вздохнула его невеста. — Ночевал на крыльце, словно пёс беспризорный… Да не чешись ты! Ещё инфекцию занесёшь! И за что мне такое наказание? У Яны Лаврентьевны с Русланом и то меньше огорчений! И в кого ты у меня такой бесталанный? В смысле — невезучий, а не бездарный.

— Да ерунда, до свадьбы заживёт! — отмахнулся Олег и принялся косить траву.

Орлов присел на крыльце и закурил, продолжая держать левую кисть в кармане, а Лиза вернулась в дом чтобы приготовить завтрак на растопленной хозяином плите. Олег уже успел пройти косой добрую половину придомового участка, когда к воротам подъехал на машине Володя и очень удивился, застав его за этим занятием:

— A ты чего сам-то косишь? И что у тебя с лицом?

— Уснул на улице, мошка́ поела, — ответил ему Олег. — Вон её тут сколько в траве — целыми тучами роится!

Володя возмущённо развернулся к Орлову:

— Ты чего, барыга, последнюю совесть пропил? Парень и так из-за тебя пострадал, а ты его ещё работать припахал вместо себя!

— Да ладно, Володь! — ответил Олег. — Мне нетрудно, у меня как-никак две руки.

— В смысле? — не понял тот и снова развернулся к «однорукому бандиту», который во время их разговора свистел в сторону с притворным равнодушием: — Ты что ему такое про себя наплёл?

— Он сказал, что у него протез вместо руки… — объяснил Олег, начиная догадываться, что Орлов его нагло обманул.

— A ты верь ему больше! — возмутился Володя. — Это ж тот ещё жох! Короче, развёл он тебя — а ты уши развесил, как тот лопух! Нету у него никакого протеза…

Орлов наконец вынул левую руку из кармана и почесал ею нос, едва сдерживая смех.

–…и совести тоже нету! — продолжил Володя. — Нечего сказать — хорош хозяин! Следить надо было лучше за своим хозяйством — а ты тут с весны не косил!

Орлов тут же пошёл на него в контрнаступление:

— A ты думаешь, я это от лени? Если хочешь знать, мне прежние жильцы запретили, которых ты же мне и сосватал! Тоже язычники, чтоб их!

— Вы что-то путаете, — поправил его Олег. — Мы не язычники, мы языковеды. A я так вообще с другого факультета.

— Да по мне — одни богу татаре! — ответил ему Орлов. — Одни чудаки других стоят. Слышь, — обратился он снова в Володе, — я тут в мае петуха старого забил, привёз им, думал — суп сварят, поедят нормально хоть раз в году. И что, ты думаешь, они сделали? Они его за домом похоронили! Вон там! Да ещё сплясали хороводом над могилкой!

Володя невольно усмехнулся и покачал головой, а Орлов продолжил свой рассказ:

— Да что там петух — они мне заливали, будто у деревьев тоже есть душа. Вот так: завалил берёзу — считай, грех совершил такой же, будто человека убил! Ну я и спросил их в шутку: а почему только у деревьев? A чем лопух хуже дерева? Что, у лопуха разве нету души? Короче, спросил, а потом сам пожалел. Они мне всё лето так и не дали тут ни одной травинки скосить. Их самих потом комары жрали, змеи жалили — а мне что за печаль? Как говорят, любой каприз за ваши деньги!

— Как же, рассказывай! — возразил ему Володя. — Петух с лопухом у него виноваты! Да ты траву не косил потому, что они тут нагишом по ночам бегали — а ты за ихними голыми бабами подглядывал.

— A ты откуда знаешь про голых баб? Что, тоже поглядывал?

— Что значит «тоже»? Значит, всё-таки поглядывал?

— Да если и так — твоё-то какое дело? Я, между прочим, холостой — в отличие от некоторых!

— Ты мне зубы-то не заговаривай! Уже месяц с лишним, как они съехали вместе со своими бабами. A потом кто тебе не давал тут косить, какая-такая религия? Я ж тебя за три дня предупреждал, что будут новые жильцы, а с ними ещё двое ребят! A ты развёл тут гадюшник! A если опять кого-нибудь змея ажнёт или клещ присосётся, кто его в город повезёт?

— Да ладно, не каркай! — ответил Орлов, но опоздал.

Олег, заслушавшись их жаркого спора, всё это время продолжал косить траву, — но вдруг вскрикнул от боли и присел на корточки.

— Ну вот, накаркал!

Орлов с Володей подбежали к нему:

— Что, на гадюку наступил?

— Да нет, — простонал Олег. — Просто ногою налетел на что-то. Я, похоже, палец сломал. Даже слышал, как кость хрустнула.

— Ладно, давай сюда косу, я сам тут докошу! Не бросать же на полдела, — предложил Орлов и обратился к Володе: — A ты его в дом пока отведи, пусть разуется. Я потом подойду, гляну.

— A ты чего тут раскомандовался? Тут тебе не казарма! — ответил ему Володя. — Это всё, между прочим, из-за тебя!

— Ты в дом-то его отведи! A потом будем крайних искать.

— Да чего их искать? Сам во всём виноват!

— Да иди ты отсюда, зануда грешная! Не мешай работать!

Орлов поплевал на ладони и принялся докашивать траву, а водитель экспедиции помог Олегу подняться на крыльцо дома. Проходя мимо кухни, где Лиза готовила на завтрак омлет из сухого молока и яичного порошка, Володя вдруг забыл, за чем шёл, поражённый этим кулинарным «беспределом»:

— Ну ты даёшь, красавица! Ты чего, этой мутью собираешься мужика своего кормить? Теперь понятно, отчего он у тебя по́ля не видит и на ровном месте спотыкается! Сказала бы мне — я бы тебе и яичек свежих привёз из-под домашней курочки, и молочка парного, и хлебушка прямо из печки!

Лиза обернулась и едва не выронила из рук сковороду, увидев, что её жених, словно передразнивая своих наскальных пращуров, проскакал мимо кухни на одной ноге.

— Да что за новое несчастье? Что опять с тобой случилось? На гвоздь наступил?

— Нет, просто ногу ушиб, когда траву косил. Там в земле то ли камень, то ли колун — короче, твёрдое что-то и тяжёлое очень, — ответил ей Олег.

— Да ты просто герой-богатырь Вяйнямёйнен! — всплеснула руками Лиза. — Не успел приехать — а уже принял страданье от железа!

— Ты о чём?

— Как о чём? Ты что, эпоса своего народа не помнишь? A ведь обещал перечитать «Калевалу» перед отъездом!

— А, ты про того старика, что себе палец на ноге поранил заколдованным топором и никак не мог кровь унять? Так ведь ничего общего. Тот лодку строил, а я траву косил. И у меня в сапоге, вроде, ничего не хлюпает.

— Ты бы и вправду сапог снял! — напомнил Олегу Володя. — Садись, давай помогу!

— Да я не граф, сам как-нибудь…

Пока Олег стягивал обувь и носок с ушибленной ноги, на шум их голосов из спален выглянули Нестор с Яной и детьми, а с другой стороны в дом зашёл Орлов, неся в руке тяжёлый железный ящик, покрытый ржавчиной и комьями налипшей земли.

— A это что ещё за гроб с музыкой? — удивился Володя.

— Да сам ты… с музыкой, — ответил ему Орлов, вовремя заметив детей и поэтому заменив паузой бранное слово. — Я этот ящик знаю. В нём старик Карьялайнен патроны хранил.

— Так ты об это ногою ударился? — спросила Лиза Олега.

— Ну да, — ответил за него Орлов. — Тут весу кило шестнадцать, как в твоём аккумуляторе. A ключ-то где? Вы тут ключа не находили?

Последний вопрос, вместо утреннего приветствия, был адресован Нестору с Яной. Те переглянулись в замешательстве:

— Да мы ещё толком осмотреться не успели — только вчера вечером приехали…

— Я в курсе, — ответил им домовладелец. — Ладно, сейчас придумаем, как его открыть.

— A стоит ли открывать? Мало ли что там внутри? Ты как его достал? — спросил Володя.

— Да он там, на огороде был зарыт, причём неглубоко совсем — только сверху землёй прикопан.

— И правда, как в сказке! — воскликнула Аля, вспомнив недавний разговор, подслушанный ею из окна. — Вы, дядя Олег, сорвали веточку на могиле петушка — а вам за это клад от загробного дарителя!

— Ты, Аль, лучше помолчи! — остановила её Яна. — Сейчас не до твоих сказок, ей-богу! Тебе очень больно, Олежек?

— Да ничего, отпускает помаленьку, — ответил тот. — Если бы ещё лёд приложить…

— Ага, сейчас сбегаю, наколю! На-ка, лучше глотни! Сними, как сейчас модно говорить, стресс, — предложил Орлов, протянув ему армейскую флягу.

Олег отвинтил крышку и, помахав над горловиной рукою, вдохнул запах паров этилового спирта, чем не на шутку обидел Орлова:

— Да пей ты, не менжуйся! Это же не отрава какая-нибудь, а медицинский спирт! Во, гляди!

Забрав у Олега флягу, он залпом махнул почти треть её содержимого и занюхал рукавом плаща.

— Молодец! Орёл! — похвалил Орлова Володя, разгадав его замысел. — A ну-ка, дай мне тоже нюхнуть!

— Перебьёшься! — ответил ему тот. — Тебе ещё парня в город везти.

— A с чего это мне?

— A с того, что это ты, а не я при них водителем подрядился.

— Не-е, так дело не пойдёт! Я подрядился только из города людей доставить, а потом обратно отвезти. Ну и здесь подкинуть туда-сюда до хутора. A на такое я не подписывался!

— Как это не подписывался? — возразил ему Орлов. — Это, между прочим, форс-мажор!

Увидев замешательство Володи, Лиза подсказала ему значение незнакомого термина:

— Обстоятельство непреодолимой силы, которое нельзя предусмотреть и предотвратить.

— Скво — Синий Чулок! — тихонько шепнул Олегу Руслан, бросив взгляд на Лизины ноги в синих лосинах. Олег в ответ показал ему кулак.

— Вот спасибо, Лизонька! — поблагодарил её Володя. — Слыхал, буржуй? Нельзя предусмотреть, нельзя предотвратить! A я тебя ещё за три дня предупреждал…

— Да ладно, не заводи по новой!.. Только его ж надо в район везти — а это, сам знаешь, дай бог до обеда обернуться… A я уже выпить успел.

— Ой, ты только сам не заводи, ладно? Да ты при мне как-то две таких фляги засосал — и ни в одном глазу! Сам ещё хвастал — я за рулём не хромаю! A тут вдруг с одного напёрстка его развезло.

— Ну, допустим, было такое, не отказываюсь, — согласился Орлов и спросил Олега: — A ты, парень, сам-то умеешь педали топтать?

— Умею, — ответил тот.

— Да ты прямо мастер на все руки!

— Да, он у меня такой! — с гордостью вставила Лиза.

— Если машину дам, доберёшься до города? — продолжил Орлов.

— Доберусь, — ответил Олег. — Если машина будет с ручным управлением.

— Ты глаза-то перекрести! — вступил Володя, обращаясь к Орлову. — Вон, смотри: у него уже нога синеет и опухла. Тут видно и без этого, без…

— Рентгеновского снимка, — снова подсказала Лиза.

— И без всякого снимка, что перелом.

— Да что же за день такой сегодня?! — вздохнула Яна.

— Ну, день ещё только начался! — заметил стоявший в стороне Руслан, выразительно подняв брови и скрестив на груди руки.

Примечание:

1. «ИМЯ ЕМУ СМЕРТЬ» (Pale Rider) — вестерн, снятый в 1985 г. режиссёром Клинтом Иствудом (р. в 1930 г.); дословный перевод названия фильма — «Бледный всадник».

Глава 5

Сундук и привидение

— Ларчик, ларчик, а что у тебя внутри? — спросила Алевтина, три раза обойдя вокруг стола, где на постеленной старой газете стояла железная шкатулка, закрытая на врезной замок.

— Золото и бриллианты! — подсказал Руслан.

— A может, культурные ценности, — предположил Нестор.

— A может, язычники в нём петуха похоронили? — усмехнулся Володя. — A чего? С них станется!

— Да чего гадать-то? — сказал Орлов. — Надо вскрыть и посмотреть.

— A как ты его вскроешь? Это ж тебе не консервная банка! — заметил Володя. — Тут слесарь нужен.

— Я прошу прощения, — вмешалась Лиза. — Но, может быть, вы сперва моего жениха отвезёте в больницу? A потом ищите себе слесаря хоть до греческих календ!

— Ты подожди, Лиз! — остановил её Олег. — Тут такое дело… Если там клад, то его по закону нужно государству сдать. Поэтому лучше сразу ящик вскрыть, чтобы потом второй раз никуда не ездить.

— A ты, молодогвардеец, всегда такой… — начал Орлов.

— Честный и законопослушный, — закончила за него Лиза.

— Дурной и непрактичный, — не остался в долгу Орлов.

— Всегда! — заявил Олег.

— Понятно. A может, просто поделим по-джентльменски, баш на баш? Это всяко больше, чем двадцать пять процентов от государства. Тебе что, деньги на свадьбу не нужны?

— Конечно, нужны! Но я всё равно на это не пойду. Неправильно это, нечестно.

— Ну ты ещё предложи ему «пулю» расписать! — язвительно вставил Володя.

У Орлова сразу же загорелись глаза, а в кармане отыскалась колода карт.

— A и правда, давай распишем «гусарика» на двоих? — подмигнул он Олегу, тасуя колоду.

— Ты даже не вздумай с ним играть на интерес! Без штанов останешься… уж я-то знаю! — предупредил Олега Володя. — Тоже мне — связался чёрт с младенцем!

— Сам ты чёрт! — обругал его Орлов.

— Это кто тут младенец?! — возмутился Олег.

— Это значит — да? — спросил Орлов.

— Это значит — нет, — ответил Олег.

— Может, тогда «козла» забьём?

— Нет!

— Монетку кинем?

— Нет, сказал же!

— Слушай, отстань ты от парня! — снова вмешался Володя. — Видишь — не уступит он. Как говорят у нас в народе, нашла коса на камень!

— Ладно, — пожал плечами Орлов. — Вижу, что вы тут все против меня на одну лапу. Ещё бы знать, ради чего весь сыр-бор. A может, там вообще пустышка?

— Да нет, что-то гремело внутри.

— Мам, шпильку дай! — вдруг попросил Руслан. — A лучше две.

— На, держи, — ответила ему Яна Лаврентьевна, вынув шпильку из волос.

— Хороший мальчик! — похвалил Орлов Руслана, увидев, как быстро и умело тот вскрыл замок железного ящика.

— Ты где такому научился? — удивился Нестор.

— Где-где… У лиговской шпаны! — ответил ему сын.

— A если серьёзно? Не в школе же, на уроках труда?

— Пап, ну чего ты опять до меня докопался? Вот и помогай после этого людям! Причём даже не за долю, а просто по доброте душевной!

— Нет, а всё-таки? Или я чего-то о тебе не знаю?

— Ладно, мы с этим потом разберёмся, на семейном совете, — вмешалась Яна чтобы замять назревающий скандал. — Давайте уже глянем, что в этом ларце!

Достав и разложив на столе содержимое железного ящика, Володя потёр затылок и бросил взгляд на Орлова:

— Да это, похоже, привет с того света…

— Ну вот, что я говорил — золото и бриллианты! — обрадовался Руслан.

— Ну, золото как золото — всё новодел, а бриллианты там даже рядом не лежали, — сказал заметно помрачневший Орлов, перебирая женские украшения. — A вот серебро старинное, тут работа стоит дороже, чем сам материал. A что здесь? Ты гляди-ка!

Орлов развернул завязанный узелком платок с вышитыми в углу инициалами «К. К.»: в нём лежали военные награды разных времён — от георгиевского креста, похожего на тот, что Лиза с Олегом видели на старинной фотографии, — до фронтовых медалей Великой Отечественной войны. A на самом дне ларца они нашли патроны, завёрнутые в промасленную бумагу, финский нож-пуукко с наборной рукоятью и ещё один длинный клинок, уложенный внизу по диагонали.

— Ну теперь-то вопрос решённый, — объявил Олег. — Не знаю, как царские награды, а советские нужно сдать в военкомат, если наследников нет. Я так думаю. Ну а патроны и холодное оружие — ясное дело, в милицию.

— Да это точно деда карьялайненовского награды! — воскликнул Володя. — И орденские планки тут — он как раз такие носил, я точно помню. За Берлин, за Прагу, за Варшаву, за Будапешт…

— Зачётный ножик! — заметил Руслан, разглядывая длинный клинок.

— Это не ножик. Это артиллерийский кинжал образца 1907-го года, — ответил ему Орлов.

— Этот предмет иначе называется «бебут», — порывшись в памяти, уточнила Лиза.

— Да, — подытожила Яна, — вещь старинная, наверняка немалой исторической ценности. Такую находку необходимо сдать в музей вместе с георгиевским крестом.

— A где у нас в райцентре музей? — наморщил лоб Володя. — Это надо в Петрозаводск ехать, а ближе я не знаю. Так что давай, орёл, расправляй крылья — и с попутным ветром двести вёрст туда, двести обратно! A всего-то нужно было траву скосить.

— Да хорош уже, захлопни патефон! — оборвал его Орлов, ещё раз взглянул на найденный в земле клад и махнул рукой, обращаясь к Олегу: — Ладно, делай с ним, что хочешь! Тебе счастья привалило — тебе и карты в цвет и в масть!

* * *

Уже сидя в машине справа от водителя, Олег, сам не зная почему, задал ему вопрос:

— A как звали ту девушку? Которая раньше в доме жила? Это ведь её шкатулка?

— A я что, помню? — равнодушно бросил Орлов и снова приложился к своей фляге. — Это надо документы на дом поднимать и там смотреть. A ты с чего вдруг интересуешься?

— Да так, ни с чего, — ответил Олег, постеснявшись рассказать про свой сон. A потом он решил перевести разговор на другую тему: — Может, вам не стоит так напиваться? Дорога-то впереди неблизкая.

— Зря волнуешься, — выдохнул Орлов, отхлебнув новый глоток спирта. — Вовка правильно сказал: я за рулём не хромаю.

— Вообще-то, — заметил Олег, — ваша толерантность к этанолу — верный признак первой стадии алкоголизма. Это я вам как химик говорю.

— A твоё-то какое дело? Тоже мне, учёный выискался! Ты свои лекции кому другому читай! И кончай уже мне выкать! Тут тебе не учёный совет.

— Ничего, поте́рпите как-нибудь. Ну а если вы наедете на кого-нибудь? A вдруг гаишники остановят?

— Ты, когда сюда ехал, много ли машин по пути видал? Вот то-то же! Или ты за себя боишься?

— Ну, если на то пошло, — да, боюсь! Я, между прочим, себя не на помойке нашёл! Меня, если вы не забыли, невеста ждёт. И ещё кое-какие планы на жизнь имеются.

— Вот ты мозгоклюй! — ответил ему Орлов, трогаясь с места.

Олег понял, что спорить с ним без толку, и молча отвернулся к окну.

* * *

— Ты мне вот что скажи: что у вас за дело к моей бабке? — спросил у Олега Орлов, когда они благополучно миновали пропускной пункт на выезде из погранзоны.

(Проверявшие документы пограничники не стали слишком придираться к ним обоим: Орлова и его машину хорошо знали во всём районе, а Олег невольно внушал доверие советским людям своим простым и открытым лицом, с какого было впору писать агитационные плакаты для комсомольцев, — а с него и вправду однажды нарисовали такой плакат.)

— К вашей бабке? — удивлённо спросил он Орлова.

— Ну, в смысле — к моей соседке, подруге дней моих суровых. Вы же по её душу сюда приехали?

— Да я просто так приехал, за компанию, — ответил Олег, который был упрям, но не злопамятен. — A дело там такое, что в двух словах не объяснить.

— A ты не в двух словах, — предложил Орлов (а он и вправду не хромал за рулём и уверенно вёл машину, ловко объезжая ямы на дороге). — Нам ещё долго ехать — там дальше лесовозы трассу вдрызг убили.

— Ну ладно, всё равно шила в мешке не утаишь. Вы что-нибудь слыхали про такой язык — ке́ми?

— Ну, в самой-то Кеми́ я бывал. A про язык такой слышать не приходилось.

— Ничего удивительного. Его с начала века считают мёртвым. В том смысле, что никто из живых людей на нём больше не говорит. Сохранились всего три текста, да и то небольших — по несколько строчек в каждом. И какой-то словарь; даже не словарь, а короткий глоссарий. A ещё крошечная магнитофонная запись почти тридцатилетней давности — на этот фрагмент тогда просто не обратили внимания, потому что и не чаяли найти ничего подобного. И автора этой записи, одной местной сказительницы, давно уже нет в живых. Ну а кроме этого ничего не сохранилось.

— Да, беда… — согласился Орлов. — A Егоровна-то здесь при чём?

— A при том, что она, похоже, — последний живой носитель этого языка. Помните, тут летом старика одного хоронили?

— Что-то припоминаю… Какой-то там её дальний родственник. Хотя тут все друг другу родня, один я не местный… Ну да, сидели там на поминках какие-то бабки, плакали, выли, песни свои жалостливые пели…

— Так ведь их так и называют — плакальщицы, или вопленицы.

— Ё-п-т, вопленицы! Слово-то какое! — поразился Орлов.

— Да это просто народная традиция — часть похоронного обряда. Так вот, один из плачей записали те самые «язычники», которых вы до нас взяли на постой. И так получилось, что попала эта запись в нужные руки, прямо к Нестору Владимировичу, — а он чуть со стула не упал! A потом такое понеслось! Это же настоящая научная сенсация, открытие века, понимаете?

— Нет, не понимаю, — ответил Орлов. — Что толку в этом языке, если на нём никто не говорит?

— Ну, на латыни и греческом тоже давно никто не говорит, а кафедра классической филологии есть при каждом университете. Язык — это ведь не просто средство общения, — объяснял Олег, чем дальше, тем больше вдохновляясь собственной речью. — Это память целого народа, его литература, история, фольклор. Как говорят лингвисты, целая языковая картина мира! И всё это сохранилось в голове одного-единственного человека. Вы слышали, наверное, что бывает, когда учёные находят кости разных доисторических животных? Там даже один зуб или коготь — уже тема для десятков, а то и сотен научных работ. A тут не просто зуб — тут целый живой динозавр!

— Так это что ж получается, — расхохотался Орлов, — я всё это время рядом с динозавром жил? Хотя, если подумать, то лучше и не скажешь! Это же та ещё старая ящерица, змеюка подколодная!

— За что ж вы её так?

— Да ты её, каргу старую, просто не знаешь! A я с нею рядом уже четвёртый год живу. Точнее, выживаю — хуже, чем на минном поле. До чего ведь дошло? Я ей предлагал новый дом купить или квартиру кооперативную в городе, лишь бы съехала с глаз подальше. Так ведь нет — упёрлась рогами на пару со своей козой! Я, говорит, косточками в ро́дную землю лягу!.. Одна радость — не сегодня-завтра и вправду перед Богом представится… Так, подожди, что же выходит, если помрёт бабка, то всё — накрылась ваша сенсация? Пролетает твой профессор со своим открытием?

— Да тут не в сенсации дело, — объяснил Олег. — Он же не ради научных премий или регалий старается — он за саму науку радеет. Он сюда приехал, чтобы успеть хоть что-то записать и сохранить для потомков.

— Ну, все так говорят, — усомнился Орлов.

— Насчёт всех не знаю, а Нестор Владимирович точно не такой. Да если бы он хотел себе все лавры забрать, он просто не стал бы никому ничего рассказывать! A сам бы всё сделал, один, по-тихому, келейно. A он, наоборот, со всеми своими коллегами поделился — и у нас в стране, и за границей. В конце концов, мало ли что может случиться? Учёных-то много, а бабка одна. Во всей стране. Во всём мире. Во всей природе.

— Да это я уже понял. A вот насчёт заграницы давай-ка поподробнее! Что ещё там за интурист, которому пропуск сюда не дали?

— А-а, это профессор Койвисто из университета Турку в Финляндии! Тоже лингвист.

— И тоже со стула упал? — уточнил Орлов.

— Тоже, — со смехом ответил Олег.

— Так вот кто вас в дорогу упаковал! То-то я смотрю — финскими марками пла́тите, с собой привезли целый обоз заграничного сухпая! Тут даже слухи пошли разные… нехорошие… Я и сам, грешным делом, сперва что-то такое заподозрил. Ничего личного — чисто по привычке.

— Да бросьте! — рассмеялся Олег. — Если Нестор — финский шпион, то Лизавета моя — чей тогда лазутчик? Древнегреческий или древнеримский? У них сейчас одна забота в голове — на какой козе к бабе Нюре подъехать, как втереться к ней в доверие. У вас-то самого какие на этот счёт соображения?

— Да никаких. Вот честно, и рад бы помочь, да не знаю чем. Одно скажу: тяжело вам придётся — это вам не ларчик отмычкой вскрыть. Бабка упёртая, вы её за палку салями не купите. Она тех чудиков послала так, стесняюсь сказать как — нецензурно, в общем. A вас, может, ещё дальше пошлёт.

— Ну да, я помню, — усмехнулся Олег. — У нас, бывает, в северных деревнях матом не ругаются — им разговаривают. A она что, и вправду такая матерщинница?

— Честно сказать? — спросил Орлов. — Не знаю, как вы, лингвисты, — может, вы народ привычный. A я, как в первый раз услышал, так просто охуел.

Примечания:

1. «ИМЯ ЕМУ СМЕРТЬ» (Le Coffre et le revenant) — рассказ Стендаля (настоящее имя — Мари-Анри Бейль, 1783–1842), написанный в 1829 г.

2. Кемь — город в Республике Карелия недалеко от берега Белого моря, известный ещё с XIV века.

Глава 6

Золотая баба

На подъезде к столице республики и до того не унывавший Орлов был уже изрядно навеселе, и градус его настроения повышался с каждым новым выпитым глотком. Олег же, напротив, едва сдерживал вскипавшее в его душе негодование.

Они почти добрались до рокового железнодорожного переезда, где в июле того же года поезд протаранил рейсовый автобус с пассажирами. Весть об этой страшной аварии, унёсшей жизни больше тридцати человек, тогда облетела всю страну, и Орлов не мог её не услышать. В этот раз переезд тоже был закрыт, светофор мигал красными сигналами, но поезда пока не было видно.

— Ну что, рванём по шпалам, студент? — предложил Орлов.

— Вы это серьёзно?!

— Вполне.

— Да вы что, совсем придурок?! — вышел из себя Олег. — Тут один до вас уже рванул! Сами знаете, чем всё закончилось.

— Ещё раз скажешь мне «вы», получишь по шее, — невозмутимо заявил Орлов.

— A я сдачи дам. Вам, — ответил ему Олег.

Между тем на переезд медленно выкатился поезд: это был товарный состав почти из сотни цистерн с сырой нефтью и открытых платформ, гружённых металлическим ломом, гранитным щебнем и лесом-кругляком.

— Вот так и грабят Россею-матушку мимо нас, — вздохнул Орлов, провожая взглядом нескончаемый «товарняк», медленно тянувшийся перед ними и державший путь на запад, в сторону границы с Финляндией.

— A что именно вас так задело — что грабят, или что мимо вас? — язвительно поинтересовался Олег. — Хочется верить, что первое. Вы, как-никак, советский офицер запаса, а не какой-то там солдат удачи.

— Зря хочется, — ответил ему Орлов.

Наконец последний вагон покинул переезд и скрылся из виду, но светофор по-прежнему подмигивал красными огнями, словно дразня Орлова и других любителей быстрой езды, что выстроились в длинную очередь позади его автомобиля.

— Наверное, сейчас ещё один состав будет, — холодно заметил Олег. — Похоже, мы тут надолго застряли.

— Сам так решил.

— Ничего, я подожду. Больницы и милиция всё равно на ночь не закрываются, а вы хотя бы протрезветь успеете.

Орлов потряс в руке пустую флягу, бросил взгляд налево, откуда уже слышался мерный стук колёс приближающегося поезда, и спросил как бы невзначай, просто для поддержания беседы:

— A ты когда-нибудь слышал легенду про Золотую бабу?

— Конечно, слышал. A кто её не слышал?…Только вы это к чему? Если это какая-нибудь новая авантюра…

Пропустив мимо ушей последние слова Олега, Орлов продолжил с мечтательным видом:

— И ведь где её только не искали: и в тайге, и в болотах, и в горах высоких, и на дне морском…

— Короче, везде от Ютландии до Таймыра, я в курсе, — перебил его Олег, сразу же заподозрив в словах Орлова какой-то новый подвох.

— И никто так и не нашёл за столько-то веков.

— A мы с вами здесь при чём?

— A при том, что я знаю, где её найти. Хочешь, покажу?

— Опять двадцать пять! Я уже сказал — я в ваши игры не играю. И менять ящик ни на что не собираюсь, тем более на какую-то Золотую бабу!

— Да не на какую-то, а на самую настоящую! Не веришь? Тогда давай прямо сейчас заедем кое-куда. Тут недалеко живёт одна баба…

— Какая ещё баба?!

— Ты не поверишь: золотая, прямо как в той сказке! Это рядом — третий дом от поворота. Людой её зовут. Она и накормит, и ночевать пустит, и баньку истопит, если ласково попросить…

— Это вы на что сейчас намекаете?! Я, между прочим, без пяти минут женатый человек! И невесту свою люблю.

— Да я и не сомневаюсь! Небось, уже и медовый месяц успели отрепетировать? Ведь успели, да? — Орлов игриво ткнул Олега локтем в плечо.

— A это не вашего ума дело!

— Да я по глазам вижу, что отрепетировали! A мне что прикажешь делать? Или, смотри, я к твоей девчонке приставать начну! Да и вторая ваша бабёнка, вроде, тоже ничего.

— Слушайте, вы… ваше сиятельство! — возмутился Олег, едва сдержавшись, чтобы не полезть в драку. — Да за такие слова в девятнадцатом веке канделябром по морде били!

— Ну и что ты сделаешь, бретёр, на дуэль меня вызовешь? — усмехнулся Орлов. — Да только ведь организму не прикажешь. Как там говорят у вас, у учёных: базовый инстинкт, во! Так что лучше давай, соглашайся, не доводи до греха! Ну, будь ты человеком, в конце концов… Пойми меня как мужик мужика…

— Мы, вообще-то, обещали ещё засветло вернуться.

— A один чёрт, всё равно не получится — вон, глянь: гроза собирается. Так что лучше соглашайся! A завтра с утра поедем дела решать на трезвую голову.

— Ладно, — нехотя уступил Олег. — Только сразу предупреждаю: если из ящика пропадёт хоть одна цепочка, серёжка или колечко, я это замечу! У меня и свидетели есть, и даже опись составлена. — Для большей убедительности он похлопал себя по нагрудному карману куртки и продолжил: — Так что сдавать тоже будем всё по описи. С такими, как вы, надо ухо держать востро!

— Будем, будем… Надо же, какой дотошный! Или это Вовка тебя надоумил? Ладно, давай, выкладывай, что он там про меня наплёл, как порочил светлый образ советского офицера!

— Да при чём тут Володя? В том, что вы хам, пьяница и картёжник, я и сам уже убедился. A ещё лихач, бабник и авантюрист. Как сказала бы Лиза, настоящее средоточие человеческих пороков!

Орлов в ответ только рассмеялся:

— И как это она тебя со мной отпустила?

— Да я и сам уже жалею, что с вами связался.

* * *

А тем временем Нестор Владимирович, не откладывая дело в долгий ящик, прямо с утра отправился на хутор знакомиться со своим информантом. Профессор не ждал многого от этой встречи, хотя на всякий случай захватил с собой блокнот, фотоаппарат и портативный магнитофон.

— Так, — сказал он, похлопав себя по карманам, — ничего ли я не забыл?

— Очки, — подсказал ему Руслан.

— И то верно! Спасибо, сынок! Яночка, солнышко, ты уже закончила завтракать? Найди, пожалуйста, мои очки!

— Ей для этого сперва свои нужно отыскать, — резонно заметил Руслан. — Лучше я поищу.

— A вот и ещё одно солнышко к нам выкатилось! — ласково приветствовал Нестор свою дочку, когда та вышла из спальни, прижимая к груди толстый литературный журнал. — Как обычно, зачиталась допоздна? Что хоть читала-то?

— Чингиза Айтматова, «Пегий пёс, бегущий краем моря», — ответила Аля. — Это мне тётя Лиза посоветовала.

— Выбор одобряю, отличная повесть! Хотя и печальная, но очень поэтичная, — похвалил её отец. — Вижу, что скучно не было. A что тебе больше всего в ней понравилось?

— Мне всё очень понравилось! От первой до последней строчки! Хотя в конце стало грустно до слёз. Когда трое старших пожертвовали собой чтобы спасти мальчика — а он двоим из них даже не был близким родственником, просто сородичем… Пап, а нивхский язык, он к какой группе относится? Он тоже часть лингвистического континуума, как и финно-угорские языки?

— Нет, он сам по себе, доченька. Один он на целом свете, как язык басков в Испании или язык айнов в Японии. Ни семьи у него, ни родни, даже дальней, только и есть, что соседи — другие палеоазиатские языки. Их ещё называют палеосибирскими — только нет между ними никакого генетического родства. Это просто языковая общность — географическая, этническая, историческая… Ты знаешь, это очень интересно и увлекательно, но давай, я тебе вечером обо всём расскажу, ладно? Ты только напомни. A сейчас мне пора на хутор выдвигаться.

— Пап, а можно мне с тобой? Я быстро соберусь.

— Аленька, давай в другой раз, хорошо? Там у бабушки сложный характер, мало ли как она нас встретит?

— Пап, ну мы же с тобой профессионалы! Ты столько раз сам мне всё объяснял! Это всего лишь один из пластов лексики. Просто табуированный. И мы, лингвисты, должны относиться к этим словам так же бесстрастно, как врачи — к органам тела, которые ими называют.

— Это они сейчас гадают, обматерит их бабка или нет, — перевёл Руслан для Володи смысл учёной дискуссии.

— Да чего гадать? Конечно, обматерит! Вопрос только, во сколько этажей.

— A я, пожалуй, с вами поеду, — вдруг заявил Руслан.

— Не поедешь, — ответил ему отец.

— Ну вот, в кои-то веки проявил интерес к научной работе! Пап, ну почему? Чего я там нового для себя услышу?

— Вот именно! У тебя и так уже этот лексикон не просто в пассиве, а в самом активном активе. Напомнить, сколько раз нам с мамой приходилось краснеть за тебя на родительских собраниях?

— Я больше так не буду, — пообещал Руслан. — Ну, можно я с вами поеду?

— Не ной, всё равно не поедешь! Потому что никто не поедет. Я пешком прогуляться хочу, растрясти жирзапас и кое-что обдумать по дороге. A ты, если очень хочешь, так и быть — шагай с нами!

* * *

Деревню и хутор, где жила Анна Егоровна Кархунен, по прямой разделяли всего несколько сотен метров, однако летом срезать путь можно было только на лодке, через одну из шхер озера, напоминавшего своей формой зуб мудрости с тремя корнями… или трёхпалый след динозавра небывалых размеров. Зимой этот водоём можно было пересечь по льду — пешком или на лыжах, а в остальное время года приходилось ехать или идти далеко в обход, сперва — несколько километров по республиканской трассе, а затем — по просеке, проложенной в тайге бригадами лесозаготовителей.

— Чудесная погода! — с удовольствием отметил Нестор Владимирович, глядя в безоблачное небо (гроза, что как раз собиралась над головами Олега с Орловым, решила обойти деревню стороной), а Руслан в это время рыскал по кромке леса, ощипывая кусты малины.

— Там дальше верховое болото, — рассказывал Володя. — Только морошка уже отошла, а клюква ещё не поспела. Зато если за грибами соберётесь, я такие места знаю — хоть косой коси! Одни белые да лисички, тут в иной год другие грибы и за грибы-то не считают. Ближе к осени можно сети закинуть на ряпушку, ну а за сёмужкой лучше на Сяпсю прокатиться, там даже на закидушку ловится, не то что на спиннинг. Зимой можно петлю на зайца или на глухаря поставить…

— Да, настоящий рай для туристов! — согласился Нестор. — Только я ведь не охотник и не рыбак. Вы лучше подскажите, какую нам наживку для Анны Егоровны подобрать, как с нею найти общий язык, а?

— Понятия не имею! — ответил Володя. — Это же как в преф играть против Орлова втёмную. A вот, кстати, и его хоромы!

За поворотом просеки на пригорке показался новый двухэтажный коттедж, сложенный из янтарного цвета сосновых брёвен. Конёк крыши, покрытой оцинкованным железом, был украшен кованым флюгером в форме двуглавого орла — которому уже через несколько лет предстояло стать символом новой России.

— Да, весьма вызывающе! — заметил Нестор.

— A я что говорил? — отозвался Володя. — Ни Бога, ни чёрта, ни Комитета — ничего не боится, сукин кот!

В нескольких сотнях метров от орловского коттеджа стояла старинная северная изба, срубленная в начале двадцатого века, а может, и в конце предыдущего. Чёрные полы этого терема, поразившего Нестора Владимировича и Руслана своими размерами, были подняты над землёй почти на два метра, чтобы входную дверь по зиме не заметало снегом. Однако крыльцо дома давно сгнило и обрушилось, а на его месте к стене была приставлена деревянная лестница.

— Ну, ни дать ни взять, избушка на курьих ножках! — заметил Нестор. — A бабушка, оказывается, — та ещё эквилибристка!

— Да что ей эта лестница? — ответил Володя. — Она, знаете, какая у нас шустрая! В войну за нею финны с немцами гонялись — да так и не догнали. A с другой стороны наши — и тоже не догнали.

— Это за что ей так досталось сразу от трёх армий?

— Да ни за что — просто для тех она была русская, а для этих — финка. Вот за это и гоняли.

Невдалеке от дома паслась коза чёрного окраса, привязанная к колышку длинной верёвкой. На шее у козы позвякивал медный колокольчик на красной ленточке.

— Козу Белкой звать, если что, — уточнил Володя.

— A почему Белкой? Она же чёрная! — удивился Руслан.

— A ты спроси что-нибудь полегче!

— Бе-е-е! — проблеяла коза, словно в ответ на вопрос Руслана.

— Понятно! — заключил тот. — Так и запишем: ономатопея.

— Как-как ты сказал? — переспросил Володя. — Ономатопея? Надо тоже записать, а то у меня жена всё гадает, как бы новую козу назвать, да так, чтоб соседи удивились!

— Ну вот, одного информанта уже опросили, теперь бы до другого достучаться. С почином тебя, Руслан Несторович! Не успели прийти — а уже научное открытие! — сказал Нестор своему сыну и пошатал приставленную к дому лестницу. — A действительно, как будем в двери стучать?

— Ну так надо мальчонку вперёд заслать! — предложил Володя. — Заберёшься?

— Ща, без проблем! — ответил Руслан, вскарабкался по лестнице и постучал в дверь.

— Да ты громче стучи!

Но дверь им в тот день никто так и не открыл.

Примечания:

1. «ЗОЛОТАЯ БАБА» — повесть Сергея Николаевича Плеханова (р. в 1949 г.), опубликованная в 1985 г., а также её экранизация 1986 г. режиссёра Виктора Михайловича Кобзева (р. в 1956 г.).

2. «Он тоже часть лингвистического континуума, как и финно-угорские языки?»: финно-угорские языки не образуют географического континуума, но не будем строго придираться к словам пятнадцатилетнего «профессионала».

3. Ряпушка — небольшая пресноводная рыба из рода сигов. Водится в реках и озёрах Северной России и Финляндии. Внешне похожа на корюшку, но, в отличие от неё, нерестится осенью и в начале зимы.

4. Сяпся — река в Карелии, протекающая по территории Пряжинского района.

5. Ономатопея — образование слов путём звукоподражания.

Глава 7

Красавица и чудовище

Оставшись втроём с Алей и Яной Лаврентьевной, Лиза заскучала и засмотрелась в зеркало, словно пытаясь разглядеть в нём образ своего жениха, уже успевшего уехать от неё на много десятков километров.

— Как там сейчас Олежек?.. — вздохнула Лиза.

Жена профессора подошла к ней сзади и обняла за плечи:

— Да ты не переживай! Травма пустячная, от такой ещё никто не умирал. A чем сидеть в четырёх стенах, давай лучше прогуляемся! Глядишь, и время быстрей пролетит. Да и когда потом ещё выберемся на природу?

— Ну да, всё равно ваши раньше, чем через пару часов, назад не вернутся, — согласилась Лиза.

— Ты с нами, Аленька? — спросила Яна дочку — но Аля к тому времени уже успела «присосаться» к новой книге и сидела на кровати, поджав ноги, закрыв руками уши и беззвучно повторяя художественный текст.

— Бесполезно, Яна Лаврентьевна! — заметила Лиза. — Алевтина уже in angello cum libello уединилась. Её теперь никакой силою с места не сдвинешь.

— И ведь не спросишь — в кого такая уродилась? — вздохнула мать. — И так понятно, в кого. Ладно, Лизавета, пойдём — ты ещё успеешь над книжками насидеться, когда будешь дипломную работу писать.

Следуя строгому наказу Володи, они решили ограничить свою прогулку участком леса, со всех сторон окружённого краем озера, железной дорогой и автомобильной трассой, — в отличие от Бермудского, в этом треугольнике потеряться было невозможно по определению.

— Надо же, ягоды! — приятно удивилась Лиза, увидев кустики земляники возле тропики, тянувшейся через перелесок к берегу озера. — A ведь уже почти конец лета…

— Да, скоро новый учебный год, — ответила её научный руководитель. — A ты над темой уже начала работать? Или у тебя сейчас другое на уме?

— Да как можно, Яна Лаврентьевна! Мы с Олежеком поженимся только после защиты. A у него ещё военные сборы — без них звание не присвоят.

— A дальше какие планы? Ну, у тебя-то понятно — аспирантура, а он как?

— Он тоже хочет экзамены в аспирантуру сдавать. Вы, наверное, слышали: в июне Буш с Горбачёвым подписали договор об уничтожении химического оружия. Сами понимаете, какая там работа — и научная, и прикладная, как раз по его профилю.

— Да, тема интересная и очень актуальная! Тут есть, над чем серьёзно задуматься, но всё же… Ты прости, Лизонька, если я вмешиваюсь не в своё дело, — но тебе не кажется, что Олежек какой-то странный в последнее время — задумчивый, рассеянный, отрешённый?

— Кажется, Яна Лаврентьевна, кажется! Если уж вам со стороны заметно… У меня порой возникает такое чувство, будто он витает в каких-то других измерениях, — то ночами не спит, то, наоборот, сны странные видит, то вдруг начинает разговаривать сам с собою. Помнит наизусть тексты, которые слышал один раз в жизни, а то, что сам говорил накануне, порой вспомнить не может. Хотя, возможно, просто заучился — всё-таки последний курс.

— Ну, он у тебя парень крепкой закалки, справится, вытянет! Главное, чтобы между вами всё было хорошо, — а остальное как-нибудь перемелется.

Увлёкшись разговором, Яна с Лизой не заметили, как оказались возле озера, у самой кромки воды, напротив деревянного причала для лодок. Перед ними развернулся удивительной красоты северный пейзаж, который словно просился на картину живописца или панно ювелира: гранёный хрусталь водной глади, ставшей зеркалом для бирюзового неба и жемчужных облаков; изумрудная оправа берёзовой рощи с коралловыми вспышками гроздьев спелой рябины, а у противоположного берега — тяжёлое ожерелье гранитных валунов, лежащих полукругом и издали похожих на всплывшие ржаные ковриги.

— A помните, — спросила Лиза Яну Лаврентьевну, — как в конце четвёртой книги «Анабасиса Кира» десять тысяч греков вышли к морю после похода по Малой Азии? И, не сговариваясь, закричали в один голос: «Тхаласса! Тхаласса!»

— Ну, это далеко не море, а мы с тобой — не десять тысяч греческих ратников, — заметила Яна. — Хотя теперь я гораздо лучше понимаю их чувства. A сцена у Ксенофонта действительно получилась очень сильная, одна из моих любимых в этой книге.

Лиза присела на корточки и зачерпнула воду рукой:

— A вода здесь какая — чистая, сладкая, живая…

Невеста Олега взмахнула ладонью, и её отражение исчезло на несколько мгновений, словно растворившись в озёрной воде. Когда рябь успокоилась, девушка снова увидела своё лицо — а сверху на него надвигалось лицо древней старухи с белыми бровями и седыми прядями волос, свисавших из-под повязанной по-пиратски косынки. Лиза вздрогнула и подняла глаза: в сторону причала по воде скользила лодка-плоскодонка, которой правила при помощи длинного шеста совершенно архетипическая Баба-Яга.

— A ну-ка, посторонись! — скомандовала «старая пиратка» и весьма проворно для своих лет перебралась из лодки на мостки, привязав верёвку к деревянному столбику.

— Здравствуйте, бабушка! — вежливо и приветливо произнесла Лиза, помня, что по деревенскому этикету полагается здороваться со всеми незнакомыми людьми.

— Ты сама-то чьих будешь? — спросила её старуха.

— Да я пока ничья. Вот выйду замуж — тогда и породнюсь с местным населением. Я из города вчера приехала вместе с научной экспедицией.

— Да кто тебя замуж-то тут возьмёт — такую худую и болезную? Вон, молодая ещё, а глазами уже слабая! Даже юбку забыла одеть, пошла гулять в одних рейтузах!

(По городской моде тех лет невеста Олега была одета в связанный ею длинный свитер с оленями и лосины из плотного трикотажа.)

— Ну, кому надо — тот возьмёт, — обиженно поджала губы Лиза. — A очки я ношу, потому что много с текстами работать приходится. И юбку не одевают, а надевают. A я ничего не забыла надеть — просто сейчас такая мода. И никакие это не рейтузы, а дольчики — я их сама связала. И свитер, кстати, тоже.

— Так ты чего, вязать умеешь? Значит, не совсем пропащая… Ты знаешь что, ты ко мне приходи, я тебе козьего пуха дам, как раз на юбку хватит. Только прясть сама будешь.

— A я прясть не умею.

— Ну, значит, хреновая из тебя невеста!

— Что значит — «хреновая»?! — возмутилась Лиза. — Об этом вообще не вам судить! Я, между прочим, не за вас замуж собираюсь!

— Да сдалась ты мне даром! — ответила ей бабка. — Да ладно, не трынди! На вот, лучше, покушай! A то ведь тощая — соплёй перешибёшь.

Старуха развернула узелок, связанный из ситцевой наволочки в мелкий цветочек, и протянула Лизе ржаную калитку с толчёным картофелем в середине.

— Спасибо, бабушка, но мы уже позавтракали! A нового аппетита ещё не нагуляли.

— Да бери, не важничай! Сама пекла, не покупное.

— Бери, бери! — дипломатично поддержала старуху Яна Лаврентьевна. — A не то обидишь бабушку.

— Спасибо, — сухо поблагодарила Лиза, приняв угощение.

— На здоровьице! — ответила старуха, отвязала лодку и поплыла дальше вдоль берега.

— Ты только не вздумай выбрасывать! — предупредила Лизу Яна, когда деревенская старожилка удалилась от них на три хода своего шеста.

— Да как можно, Яна Лаврентьевна? — ответила ей внучка блокадницы. — Я её для Олега сберегу.

— A зовут-то вас как? — крикнула Яна вслед старухе.

— Анной Егоровной, — ответила та. — Или просто — бабой Нюрой.

— А-а… — успела выговорить Яна и вместе с Лизой бросилась догонять лодку, но старуха оказалось проворнее их обеих и быстро скрылась за поворотом берега.

* * *

Возвращаясь с прогулки, Яна с Лизой разминулись с Нестором, Володей и Русланом на какую-то пару минут: те подошли к дому почти следом за ними.

— Да, нехорошо вышло с бабушкой, — вздохнула Лиза.

— Да ты не переживай! — успокоила её Яна Лаврентьевна. — Не зря же есть поговорка: по одёжке встречают, а по уму провожают. И Нестору Владимировичу ничего не говори, чтобы не расстраивать — я сама пойду перед ним каяться.

— A они, получается, зря на хутор ушли? — спросила Лиза. — Какая-то неуловимая старушка! Теперь я не удивлена, что она столько лет скрывалась от науки.

— Да уж, такого проблемного информанта на моей памяти у Нестора ещё не было, — заметила Яна Лаврентьевна и объявила, заходя в дом: — Аля, мы вернулись!

Они направились в кухню чтобы пересыпать собранные ягоды из бумажных кулёчков в эмалированную походную кружку Олега. Лиза положила сверху на кружку ржаную калитку и вместе с Яной застыла на месте от изумления: весь стол был уставлен и завален пустыми банками, коробками и пакетами из-под финского «сухпая». Рядом суетилась Аля и стряпала на плите какое-то варево в раблезианских размеров кастрюле, куда она без разбору закидывала остатки продуктов.

— Ты как одна плиту умудрилась растопить? — спросила её мать. — И где сама успела такой аппетит нагулять?

И тут Лиза сперва невольно зажмурилась, а затем широко раскрыла глаза, увидав нечто из ряда вон выходящее: откуда-то из-за её спины протянулась здоровенная волосатая рука с тюремной наколкой и сцапала калитку. Лиза обернулась, подняла взгляд и увидела поверх очков, как гостинец старухи целиком исчез во рту какого-то небритого дядьки почти двухметрового роста.

— Не сберегла… — растерянно пролепетала Лиза.

— Тётя Лиза — дядя Витя, — представила их друг другу Аля тоном воспитанной светской барышни.

— Доченька, золотко, давай отойдём в сторонку на пару слов! — позвала её Яна Лаврентьевна.

— Очень приятно, — машинально ответила «тётя Лиза», а мужик невозмутимо кивнул ей в ответ, продолжая пережёвывать калитку.

— Ты, сокровище моё, кого в дом пустила?! — спросила вполголоса Яна у дочери. — И зачем ему скормила все наши продукты? A сами-то мы что будем есть, стесняюсь спросить?

— Ну, мама! Он же был такой голодный! — ответила ей Аля почти со слезами на глазах.

Тут в дом влетел Руслан, а следом за ним вошли Нестор с Володей. Местный житель быстро оценил обстановку:

— Вы чего дверь-то на заложку не закрыли? A ты, Медведь, чего тут забыл? — обратился он сперва к женщинам, а потом к Кархунену.

— Это всё она! — так же быстро сообразил Руслан, показывая пальцем на сестру. — Добрая самаритянка!

— Самаритяне — это… — по привычке завела Лиза.

— Да ладно, не объясняй! — перебил её Володя. — И так всё понятно. Из контекста.

— Браво! — экспедиция лингвистов дружно зааплодировала своему водителю, а Медведь, опять не поняв ничего из услышанного, вытер руки о фуфайку и тоже несколько раз хлопнул в ладоши — каждая размером со сковороду, на какой Лиза утром готовила омлет.

— Аленька, деточка, он тебя не обидел? — спохватился Нестор.

— Нет, пап! Он мирный, добрый, только голодный очень.

— Я отблагодарю, — пообещал Медведь.

— Как же, отблагодарит он! Хоть девчонку не тронул — и на том спасибо! — ответил Володя.

— Ты чего?! Она ж малолетка, — возмутился «дядя Витя». — Знаешь, что на зоне за такое бывает?

— A ты что, обратно туда намылился?

— A куда мне ещё податься? Тут-то гонят отовсюду, как собаку…

— Дядя Витя!!! — разрыдалась в ответ Аля.

Примечания:

1. «КРАСАВИЦА И ЧУДОВИЩЕ» (La Belle et la Bête; Beauty and the Beast) — европейская волшебная сказка, известная в ряде литературных переложений, театральных постановок и экранизаций.

2. In angello cum libello (лат.) — «в углу с книгой».

3. «Тхаласса» (греч. θάλασσα) — море. Обычно транслитерируется как «таласса», но филологи-классики произносят первый звук с придыханием, чтобы различать фонемы, обозначаемые буквами θ и τ.

4. «Анабасис Кира» (Κύρου Ἀνάβασις), или «Отступление десяти тысяч», — сочинение древнегреческого писателя и историка Ксенофонта (ок. 430 в. до н. э. — не ранее 356 в. до н. э.).

Глава 8

Каток и скрипка

А в это время Орлов вместе со своим подопечным (которого он сумел-таки совратить с пути истины) вовсю стучался в двери к «Золотой бабе» Людмиле, носившей это прозвище не только из-за своего радушного характера:

— Эй, Златовласка, отопри ворота! Принимай в гости добрых молодцев!

Так и не дождавшись ответа, Орлов решил сменить тон и тактику:

— Эй, рыжая-конопатая, открывай, говорю!!! Мне что, до самой ночи тут надрываться?!

— Может, её просто дома нет? — предположил Олег. — Всё-таки заявились без приглашения, как снег на голову. A может, она вас видеть не хочет?

— Да ты просто Людку не знаешь! — уверенно ответил ему Орлов, продолжая барабанить кулаком в дверь. — Я ведь сюда частенько заглядывал, когда ещё в Чалне́ служил. Да, были раньше времена, были у нас моменты… Да откроет, не волнуйся! Наверное, просто красоту наводит — баба есть баба.

— Так вы что, лётчик? — удивился Олег.

— A ты думал — кавалерист?

— Я думал — танкист.

— Это ещё почему?

— Да просто наглый вы, как танк…

Орлов в ответ только расхохотался.

— A вы правда из этих… из бывших? — спросил его Олег.

— Что, донесли уже? Хотя я и так не особо шифруюсь — другие времена нынче настали.…Эх, да если бы не проклятые чекисты, я бы сейчас в карете с фамильным гербом разъезжал, а не на этом «козле» полноприводном! — ответил Орлов с дрожью мелкого тщеславия в голосе, оглянувшись на свой автомобиль. A потом спросил, заметив в ногах у Олега железный ящик: — A ты зачем его сюда припёр? Оставил бы в машине! Никто его тут не возьмёт — отвечаю!

— A я вам не верю! — заявил в ответ Олег. — Я ещё раз хочу всё проверить по описи — вдруг что-то уже пропало?

— Вот ты чернильная крыса!…Эй, Люд! Ну сколько можно? Открывай уже!…А ты, — снова обратился Орлов к Олегу, понизив голос, — не говори, что тебя мухи покусали. Скажи лучше — гормоны взыграли на почве длительного полового воздержания. Так быстрее до бабьего сердца достучишься. Вон, кстати, у неё и банька уже топится!

— Да идите вы сами… в баню! — ответил Олег. — Я здесь, между прочим, только ради вас. Я вот, лучше ящик буду охранять!

— Ну, не хочешь — как хочешь, никто не неволит.…Так, а чем это нас снабдили в дорогу? — Орлов бесцеремонно порылся в рюкзаке Олега, куда перед их отъездом Лиза заботливо уложила кое-что из съестных припасов. — Ну, это ты сам будешь грызть… Это нам ещё пригодится… A вот это — то, что надо!

Орлов вытащил из рюкзака коробку финского шоколадного ассорти с начинкой из ликёра — и, словно в ответ на его широкий жест, Люда настежь распахнула дверь, едва не прибив ею Олега, и с визгом бросилась на шею своему любовнику.

— Ну, что я тебе говорил? — хмыкнул Орлов с победным видом, крепко обнял Людмилу и сладострастно поцеловал её в губы, прикрыв от удовольствия глаза.

Тут у Олега в голове зашевелились какие-то смутные воспоминания: ему показалось, что он уже видел раньше лицо этой женщины, но никак не мог вспомнить, где именно. Наконец Орлов сумел разомкнуть руки повисшей у него на шее «Золотой бабы»:

— Ну, ну, Людок, хватит, задушишь ведь! Дай хоть в дом пройти!

— Ой, а у меня не прибрано! Не ждала ведь никого сегодня…

— Так уж прямо и никого? Ничего, Людок, танки грязи не боятся! Ты давай, заходи, самурай, не стесняйся!

— A почему самурай? — удивился Олег.

— Потом как-нибудь объясню, — ответил ему Орлов. — Да расслабься ты! Забудь хоть на час про свои принципы!

— Ага, с вами расслабишься… Нет уж, я лучше тут в углу подожду. A вы общайтесь, если так истосковались друг по дружке, — ответил Олег, поставил ящик возле двери и демонстративно уселся на него сверху. — Только недолго. Не забывайте: у нас ещё в городе дела.

— Ну, это как получится! Дай хоть чаю выпить да поговорить!…Это ж сколько лет, сколько зим мы с тобой не виделись, Люд?

— Да я уже чайник поставила! A может, чего покрепче налить? — предложила Людмила.

— Мне нельзя, я за рулём, — ответил Орлов и с заговорщицким видом подмигнул своей боевой подруге.

— A ты чего сидишь как неродной? — спросила Олега хозяйка дома. — Давай с нами к столу! Хочешь конфетку?

— Нет, спасибо. Мне и здесь хорошо.

Пока Люда с Орловым пили чай в окружении живописного беспорядка и пересказывали друг другу события последних лет своей жизни, Олег, который сперва принял орловскую затею с неохотой и раздражением, понемногу успокоился, отвлёкся от тревожных мыслей и словно потерялся во времени. Он смотрел отсутствующим взглядом в простенок между двух окон, где висело большое овальное зеркало, слегка подёрнутое патиной времени. В зеркале отражались стол, покрытый оранжевой в синюю клетку скатертью; жёлтый эмалированный чайник на чугунной подставке; всплывшее над крышкой чайника облачко водяного пара; две фарфоровых чашки с блюдцами торжественной тёмно-синей раскраски, слегка нарушенной сколами на позолоченном ободке; разбросанные по столу «золотинки» от шоколадных конфет; орлиный профиль Орлова и курносый профиль Людмилы в обрамлении ситцевых занавесок с набивным рисунком из целующихся курочек и петушков… И вдруг Олег понял, кого ему напомнила эта женщина:

— «Такая рыжая-рыжая. И губы у неё все время трескались. До сих пор помню. За ней ещё наш военрук бегал контуженый», — процитировал он слова из одного кинофильма, который смотрел вместе Лизой незадолго до их поездки в Карелию в рамках программы превращения «неотёсанной деревенщины» в высокодуховную личность, достойную места под небом в центре культурной столицы страны.

(Олег тогда сопротивлялся, как мог; он пару раз засыпал под этот, как сказали бы сейчас, артхаусный киношедевр, который он заочно возненавидел всеми фибрами своей души: Лиза не один день готовила для него почву, читала своему жениху какие-то стихи, заставляла его слушать классическую музыку и даже водила в музей смотреть на полотна старых мастеров. Однако тогда, во время сеанса просмотра, фильм в Олега «не зашёл»; но тут он неожиданно для себя дословно повторил реплику главного героя, озвученную закадровым голосом Иннокентия Смоктуновского.)

Орлов с Людой обернулись и взглянули на Олега в полном недоумении.

— Какой-то он странный у тебя, — произнесла наконец Людмила. — Он что, вправду контуженый? Надо же, такой молодой, а уже…

— Да это из одного фильма, — объяснил ей Олег. — Там ещё стихи красивые были:

«Ни тьмы, ни смерти нет на этом свете.

Мы все уже на берегу морском,

И я из тех, кто выбирает сети,

Когда идёт бессмертье косяком».

Орлов снова недоумённо переглянулся с Людмилой:

— Ты это к чему вообще? По рыбалке, что ли, соскучился? Хорошо, как вернёмся, свожу я тебя на рыбалку.

— A зачем ждать-то? — удивилась Люда. — Сегодня заночуете, а завтра на Шую съездите с утреца! У меня и сеть, и удочки найдутся.

— Я, между прочим, сюда не рыбу удить приехал! — заметил Олег. — Меня невеста ждёт, наверняка уже вся извелась.

— Ну, невеста — не жена, — сказал на это Орлов. — …Слушай, Людок, а пойдём-ка мы лучше в баньку! Не будем мешать поэту и дум высокому стремленью. A ты, студент, сиди дальше, стереги своё сокровище!

— A может, с нами пойдёшь? — предложила Олегу Людмила. — Чего ты и в самом деле как неродной?

— Нет уж! — ответил он ей. — Я уже сказал: меня невеста ждёт. A вы идите, мойтесь, если так запачкались!

Оставшись в гордом одиночестве, Олег окончательно успокоился, расслабился и припомнил ещё одно название из фильмографии того же кинорежиссёра — предмета культового поклонения его невесты:

— Нет, товарищ Орлов, вы не танк и даже не трактор! Вы — твердолобый дорожный каток без тормозов, вот вы кто! Но знайте: я вам не скрипка и не фуфырь поллитровый — меня вы так просто не раздавите!

Однако очень скоро художественные настроения покинули Олега. Он вспомнил о насущных делах и о своём намерении проверить содержимое ящика. Как выяснилось, его опасения не были напрасными: проведя полную ревизию клада и сверившись со списком, Олег действительно обнаружил там пропажу. Все ордена, патроны и даже драгоценности были на месте; на дне по-прежнему лежал антикварный клинок, однако в ящике не оказалось финского ножа. Олег закрыл ящик, снова уселся на него в позе роденовского мыслителя и крепко задумался.

Из размышлений его вывел голос Орлова. Проведя в бане приятные полтора часа, тот возвращался с помывки, распевая во всё горло:

«…Мчались танки, ветер поднимая,

Громыхала грозная броня,

И летели наземь самураи

Под напором стали и огня!»

— Ты чего такой кислый? — спросил он Олега, заходя в дом. — И где «с лёгким паром»?

— Нож пропал.

— Какой? Бебут, что ли?

— Да нет, этот как раз на месте. Я про финский нож. Ножны тут, а самого клинка нет.

— Наверняка пацан стащил, больше некому.

— Так уж и некому?

— Ну не профессор же твой и не дочка его — чтобы страницы у книжек разреза́ть?…Или ты на меня намекаешь?

— A я не намекаю, я прямо указываю. Это вы нож прикарманили?

— Ты пургу-то не гони! Вот я в ножички не наигрался за жизнь мою разудалую! — усмехнулся Орлов. — Говорю же, пацан стащил пиковину — ушлый вырос, словно не в отца, а в заезжего молодца.

— Слушайте, хватит уже ваших сальных намёков! — возмутился Олег. — И не надо о других по себе судить! Короче, пошёл я, может, попутку остановлю.

— Да стой ты! Сейчас уже поедем — полчаса погоды не сделают.…Слушай, а может, всё-таки поделим, а?

— Нет!!! — отрезал Олег.

* * *

— Вы куда меня привезли? — спросил Олег Орлова, когда тот запарковал машину у ворот одного из корпусов республиканской больницы. — Мне в травмпункт или в поликлинику надо — а вы меня в стационар хотите оформить.

— Успокойся, ладно? Я ведь для тебя стараюсь — чтобы ты не тёрся там до вечера со всякой шушерой-алкашнёй. A тут тебя примут, как дорогого гостя, всё сделают по высшему разряду. Я ведь и сам у них когда-то лежал — а иначе и вправду ходил бы сейчас с протезом вместо руки.…Так, чего у нас там ещё завалялось для товарищей медработников? Галеты какие-то, ветчина в банке — ладно, сгодится! Ещё бы шоколадку да бутылочку красненького, сладенького — только где ж её взять? Эх, не любит тебя совсем твоя Лизавета! Надо бы её к Людке направить на учёбу и перевоспитание. Во, гляди, чего она мне дала на дорожку! Говорил же — золотая баба!

Орлов достал из внутреннего кармана плаща литровую бутыль прозрачного, как слеза, самогона, укупоренную деревянной пробкой.

— Да чёрт бы вас побрал! — закричал в сердцах Олег. — A я-то, дурак, опять повёлся! Короче — это уже край, последняя капля!

— Какая ещё капля? — возразил ему Орлов. — Да тут целый литр с прицепом! Хватит и напиться, и подраться!

— Горит? — спросил его Олег.

— Да ещё как! Синим пламенем!

— Это хорошо, что синим.

— Ты чего задумал, химик? — насторожился Орлов, увидев недобрый взгляд Олега.

— Поживём — увидим, — ответил тот.

* * *

— На, держи, — словно через силу, Орлов протянул Олегу пачку документов, когда забирал его вечером у ворот республиканской больницы. — Всё сдал по описи, можешь проверить. Правда, посмотрели там на меня, как на полного идиота, но да ладно — я не гордый, переживу. У тебя-то как дела?

— Всё нормально, — ответил Олег, задумчиво глядя на Орлова. — Рентген сделали — действительно перелом большого пальца. Лонгету наложили, сказали — месяца полтора носить, не снимать.…Слушайте, а ещё не поздно всё назад отыграть?

— Ты про что это сейчас? — не понял его Орлов.

— Я про клад.

Орлов аж весь передёрнулся от досады:

— Вот скажи, ты дурак или прикидываешься?! Ты ради чего мне столько времени по ушам ездил — «неправильно это, непорядочно»? Что, сразу нельзя было согласиться? Я ж тебе с самого начала предлагал всё оставить и поделить!

— Так ведь я тогда ничего не знал! A вы сами хороши — зачем вы всех обманули?

— Когда это я успел? Да ещё всех?

— Не увиливайте — вы ведь знали ту девушку. Очень близко знали. И имя её отлично помните. Её звали Кира Карьялайнен, верно? Мне медсестры в больнице рассказали — она с ними работала, когда вы лечились там после ранения. И украшения эти вы сами ей подарили.

— Да я многих баб тут знал и до сих пор знаю, сам сегодня видел. И много чего кому дарил — разве всё упомнишь?

— И фамильное серебро тоже раздавали кому попало, направо и налево? Может, хватит уже прикидываться? Всё вы отлично помните… A меня вы простите — откуда мне было знать, что эти вещи для вас так много значат?

— Да ничего они для меня не значат! — ответил Орлов, рывком трогаясь с места, и для вящей убедительности повторил по слогам: — Ни-че-го!

* * *

— Да, погода совсем не лётная… Погода шепчет: займи, но выпей, — заметил Орлов, когда они вырулили с окраины Петрозаводска обратно на загородную трассу. — A нам и занимать не надо — всё с собой!

Уже стемнело, небо ещё днём затянуло низкими свинцовыми тучами, и теперь ветер гнал косой дождь прямо в лобовое стекло УАЗа, а лес и дорогу впереди то и дело освещали пока что беззвучные вспышки зарниц. Орлов снова достал свою заветную флягу, уже наполненную под горловину Людиным самогоном.

— Вы опять за своё?! — возмутился Олег. — Что, до дома не потерпеть? Совсем трубы горят?

— Горят! — ответил ему Орлов. — С самого утра горят…

— Я даже догадываюсь почему. Это ведь она из-за вас тогда, да?..

Наконец Олегу удалось пробить брешь в броне напускного равнодушия и вывести Орлова из себя:

— Слушай, рот закрой, а?! A не нравится что-то — тогда, вон, вылезай и пешком иди!

— И пойду!

— Ну и иди!

— Я серьёзно.

— Я тоже.

Орлов остановил машину и выкинул рюкзак Олега прямо в придорожную грязь, словно солдатский «сидор». Олег спрыгнул следом, сморщившись от боли, и со злостью захлопнул за собой дверь, а Орлов «врезал по газам», на прощание обдав его с ног до головы водой из лужи.

* * *

— Вот ведь сучий потрох! — выругался Олег в полный голос, не стесняясь никого вокруг, — всё равно поблизости не было ни души. — Хорошо ещё, сапоги догадался обуть, а не кеды…

Олег поднял воротник своей штормовки и огляделся по сторонам: он оказался один посреди безлюдной трассы, в кромешной темноте, на холодном ветру и под проливным дождём, голодный с утра и промокший до нитки. Позади остался город Петрозаводск, куда возвращаться уже не было смысла; впереди лежал не один десяток километров до следующего населённого пункта, а справа и слева к дороге подступал непроходимый лес. Олега утешало только то, что стоял август месяц, а не февраль, и у него был сломан большой палец на ноге, а не берцовая кость; однако его положение вряд ли можно было назвать завидным.

Пока Олег прикидывал, как ему лучше поступить: идти вперёд по трассе, попытаться остановить попутную машину или заночевать на месте в ожидании утра, он вдруг увидел при свете молнии мужскую фигуру, двигавшуюся в его сторону через стену дождя.

Сперва Олегу подумалось, что это в Орлове проснулась совесть и он решил вернуться за своим пассажиром, которого так беспардонно высадил в непогоду на ночной трассе. Но скоро Олег понял, что обознался: шагавший ему навстречу мужик был с бородой, и шёл он совершенно голым. Из-за спины его торчал гриф какого-то струнного музыкального инструмента, а в руках он нёс белый коровий череп с рогами.

— Мама дорогая!! — произнёс Олег, протёр глаза и ущипнул себя за ляжку — однако явившаяся ему обнажённая натура оказалась не сном, а явью.

Примечания:

1. «КАТОК И СКРИПКА» (1960 г.) — дебютная (дипломная) работа режиссёра Андрея Арсеньевича Тарковского (1932–1986) о трогательной дружбе дорожного рабочего с маленьким музыкантом. На съёмках этого фильма ни одна скрипка не пострадала.

2. Чална́ — посёлок в 12 км от г. Петрозаводска. Рядом находится аэродром «Бесовец», который с 1939 г. служит базой для различных подразделений истребительной авиации.

3. «Такая рыжая-рыжая. И губы у неё все время трескались…» — цитата из кинофильма «Зеркало» (1974 г.) А. А. Тарковского.

4. «Ни тьмы, ни смерти нет на этом свете…» — четверостишие из стихотворения «Жизнь, жизнь» (1965 г.) Арсения Александровича Тарковского (1907–1989).

5. Шуя — река бассейна Онежского озера, протекающая на юге Карелии, в том числе по территории Прионежского района недалеко от г. Петрозаводска.

6. «Мчались танки, ветер поднимая…» — куплет из песни «Три танкиста» (1939 г.), автор слов — Борис Савельевич Ласкин (1914–1983).

Глава 9

Очарованный странник

— Здравствуй, путник! — как ни в чём не бывало приветствовал Олега голый незнакомец. — Ты из какой варны?

— Я не из Варны, я из Суоярви, — ответил ему Олег, не поняв смысла вопроса. — A сейчас я в Ленинграде учусь, в университете.

— Значит, брахманом будешь! Аура у тебя хорошая, золотистая. И звонкая, как колокольчик.

— Так у меня в детстве прозвище было «Колокольчик». Меня так моя прабабка называла. A вы сами-то откуда такой? И чего нагишом гуляете? Одежда ваша где?

— Что естественно, то не безобразно. A одежда — да вот она, — ответил нудист, повернувшись спиною и показав болтавшийся у него за плечом оранжевый узелок. — Что толку надевать? Всё равно намокнет — хоть выжимай.

— A вввы зззамёрзнуть не боитесь? — спросил Олег, у которого от холода уже не попадал зуб на зуб.

— Не-е, я закалённый! Всю зиму в проруби купаюсь.

— А-а, так вы этот, морж?

— И этот тоже.

— A что у вас за балалайка за спиной?

— Это, добрый человек, не балалайка — это ситар. Народный индийский инструмент. Хочешь, сыграю?

— Нет, спасибо, что-то нет настроения… A череп вы где взяли? И главное — зачем он вам нужен?

— Так затем и нужен, что это Корова! A кто есть корова?

— Ну, крупный рогатый скот… A ещё «Завтрак туриста»…

— Это для других она — завтрак туриста! A для нас, просветлённых, корова — священное животное! Гау-Мата — «Корова-Мать» по-древнеиндийски. Это, между прочим, мой тотемный покровитель.

— Так вы индус?

— Был им. В прошлых жизнях.

— Ну, тогда не «был», а «бывал».

— Верно сказано! A ты, смотрю, тоже из наших, из просветлённых?

— Да нет, я на химика учусь. Просто женат на филологе, — ответил Олег, слегка приукрасив свой семейный статус.

— A сюда как попал? В стройотряд приехал?

— Нет, в стройотряде я в июле был. Коровник строил.

— Хорошее дело, благочестивое! — похвалил Олега голый мужик.

— A здесь я случайно оказался, — продолжил тот. — Меня один тип в город повёз, а на обратном пути бросил тут, посреди дороги. Короче говоря, козёл ему тотемный покровитель!

— Тоже неплохо. Между прочим, очень сильный покровитель! Повелитель молнии и грома, посредник между небесным и земным. Аджа-Экапад — это из санскрита.

Как раз в этот момент у них над головами сверкнула ветвистая молния, и по окрестностям прокатился оглушительный раскат грома.

— Ну, видно, он и наслал на нас это ненастье, — сказал Олег, поёжившись от холода. — Слушайте, я пойду, ладно? Вам-то что, а я хотя бы согреюсь на ходу.

— Ну тогда пошли вместе!

— Так вы же в другую сторону направлялись — разве нам с вами по пути?

— Да кто же из нас заранее знает, с кем ему по пути?

* * *

Олег и его новый попутчик прошли пару сотен метров по раскисшей от воды обочине дороги (да и эти метры дались Олегу нелегко), и тут в темноте они разглядели ещё одну фигуру, одетую в длинный плащ. На этот раз ошибки быть не могло — им навстречу двигался Орлов, и почему-то пешком.

— Привет, Тимофей! — сказал он, приблизившись, и невозмутимо пожал руку голому мужику.

— Здравствуй, кшатрия! — приветствовал его Тимофей, ответив на рукопожатие.

Потом Орлов повернулся к Олегу и сделал знак рукой:

— Давай, студент, пошли!

— Да пошёл ты сам! — зло ответил ему тот.

— Ну вот, наконец-то! — расплылся в улыбке Орлов. — И даже пить на брудершафт не пришлось. Ты давай, хромай! Или хочешь здесь остаться? Меня же тогда твоя невеста пополам перепилит!

— Ну понятно! — сказал Олег. — A я-то подумал — совесть кольнула!

— Да не дождёшься! Просто я колесо переднее пробил. Там дальше ям под водой не видно — а края у ям острые, это тебе не грунтовка. Ну и само колесо тяжёлое, зараза, — вдвоём менять сподручнее.

— Теперь уже втроём, — заметил Тимофей.

— А, ну да. A тебя-то каким ветром сюда занесло?

— Вы что, знакомы? — спросил Олег.

— Ещё бы! — ответил Орлов. — Это же один из моих прежних жильцов, которые перед вами гостили. Сам, небось, сейчас на его подушке морду плющишь. И этот, кстати, ещё самый нормальный — остальные все трезвенники.

— Так меня за этот грех и выгнали из братства, — объяснил Тимофей. — A подушками я вообще не пользуюсь — предпочитаю на жёстком спать, а ещё лучше — на голой земле. Я от неё силою заряжаюсь.

При этих словах Тимофея Олег неожиданно сам оказался на голой земле: поскользнувшись в темноте на грязи, он упал навзничь и ударился затылком о что-то твёрдое — скорее всего, о валявшийся на обочине камень. Орлов с Тимофеем бросились его поднимать.

— Жив? Цел?

— Да не совсем, — ответил Олег, встав на ноги и проведя рукой по волосам. — Похоже, я голову в кровь разбил. Хотя сейчас не поймёшь — вода кругом. Зарядился, блин, силою…

— Ладно, — сказал Орлов, — сейчас до машины дойдём — там аптечка есть, если что. A ты, Тимош, сломай какую-нибудь палку — ему идти больно, нога в гипсе.

— Я никаких палок ломать не стану! — заявил в ответ Тимофей. — Грех это великий! Дереву, между прочим, тоже больно.

— A ему что, не больно со сломанной костью?…А-а, да ну тебя! Просто отвык я уже от этих ваших заскоков… Ну так найди уже сломанную!…Да оставь ты своё барахло — кто на него тут позарится?

Положив на обочине ситар и коровий череп, Тимофей отправился в лес и вскоре вернулся с длинным и толстым дрыном в руках.

— Такой сгодится?

— В жопу тебе сгодится! Ты чего мне эту оглоблю притащил? Нормальную палку найди! Или я сейчас от твоей бандуры гриф отломаю!

— Да ладно, — примирительно сказал Олег. — Я как-нибудь сам доковыляю. Не надо таких жертв.

Олег захромал следом за Орловым, а Тимофей бережно положил сук на обочине дороги и низко поклонился ему, молитвенно сомкнув ладони у лба:

— Покойся с миром, чистая душа!

* * *

Наконец они добрались до машины, где Орлов сперва промыл и перебинтовал рану Олега, а затем они с Тимофеем поменяли пробитое колесо на запасное.

— Ну что, погнали дальше? — предложил искатель дорожных приключений.

— A если ещё одно пробьёшь? Запаски-то уже нету, — возразил ему Олег. — И клеить под таким дождём не станешь. Давайте лучше тут утра дождёмся.

— Я печку включать не буду, — предупредил Орлов. — Бензина и так в обрез. Надо костёр разводить — а как его разведёшь? Всё кругом сырое. A бензина в обрез.

— Так у тебя другое горючее есть, — подсказал ему Олег, кивнув на бутыль с самогоном.

— Но-но-но! — тут же встал в позу поклонник культа зелёного змия. — Ещё чего, добро переводить! На вот, лучше тоже хлебни — не то ещё простудишься, а мне отвечать.

Орловская фляга пошла по кругу, а следом за нею и бутыль. Какую-то часть самогона им всё-таки пришлось потратить чтобы развести костёр. Сверху они растянули непромокаемый плащ-палатку, чтобы огонь не заливало дождём. A остатки драгоценной жидкости Орлов перелил в свою флягу и спрятал в НЗ.

Олег в свои двадцать пять лет, конечно, не был полным трезвенником, но ему было далеко до орловской толерантности, и он захмелел быстрей остальных, хотя и выпил меньше всех. Тимофей присел у костра, положив сбоку коровий череп, и заиграл на ситаре какую-то индийскую мелодию, а Орлов встал рядом, распахнув фалды своей куртки и повернув лицо в профиль из-за летевших в его сторону искр, — и в этой позе он в самом деле был похож на орла, когда тот сушит свои перья на ветру.

— A жена-то твоя где? — спросил он Тимофея. — Эта та, вроде, которая с родинкой у пупка? Хотя вас там сам чёрт не разберёт — живёте друг с другом, как кролики в садке!

— Да мы с нею в какие-то ворота постучались, тут недалеко — её впустили вместе с нашим скарбом, а меня нет. Наверное, потому что я тогда уже разоблачиться успел.

— A что хоть за ворота? Ты найдёшь их потом?

— Конечно, найду! Там за забором ещё башня какая-то стояла… или вышка…

— Погоди-погоди! — начал догадываться Орлов. — A там «колючка» была на заборе по периметру?

— Вроде, была.

— A красная звезда на воротах была?

— Да, точно была! И ещё табличка с надписью «Войсковая часть номер такой-то». Только я номера не запомнил. Но ты не волнуйся — я дорогу найду!

— Да я и не волнуюсь, — усмехнулся Орлов и хлопнул Тимофея по плечу. — И ты тоже не переживай: жена твоя сейчас в надёжных руках!

И тут Олег решил, что настало время приступить к осуществлению плана мести, который он вынашивал с той самой минуты, когда снова встретился с Орловым на дороге, — после того как встретил там же голого язычника:

— Тимофей, а вы этот череп где подобрали?

— Да тоже за каким-то забором, почти на въезде в Петрозаводск.

— A что за забор? Там рядом стояла какая-нибудь будка или сарай?

— Да, вроде, что-то такое стояло.

— A забор был деревянный или бетонный?

— Деревянный… или бетонный.

— A была на воротах табличка с надписью «Сулажгорский сибироязвенный скотомогильник»?

Не дождавшись ответа Тимофея, Орлов заорал:

— Да твою ж мать!!! — и швырнул череп коровы-матери в костёр; а потом вслед за черепом в огонь полетели ситар и узелок с одеждой.

— A инструмент-то за что? — обиделся Тимофей.

— Ты лучше вообще заткнись! Ходит тут, разносит заразу! Что делать-то теперь, а, студент?

— Руки спиртом продезинфицируй, — подсказал Олег. — И давай, лей всё, не жалей! На здоровье не экономят.

— A ты?

— A мне не страшно — у меня прививка. Я же без пяти минут лейтенант войск РБХЗ.

— A я и без прививки никакой язвы не боюсь! — заявил Тимофей. — Мне мой тотемный покровитель зла не причинит.

Глядя на то, как искры и языки пламени пробиваются через пустые глазницы коровьего черепа; как рядом в огне догорает ситар, на котором по очереди лопнули семь его струн; как по кронам деревьев мечется гигантская тень Орлова, бурно выяснявшего отношения с Тимофеем по поводу сибирской язвы, Олег испытывал странное чувство. Он наблюдал эту сцену словно через какую-то пелену или полупрозрачную завесу — всё увиденное казалось ему фантастическим, призрачным, невероятным, как будто перед его глазами рвалась ткань реального мира, открывая через свои прорехи путь в иной, потусторонний мир.

— Я сейчас вернусь, — сказал Олег и отошёл на несколько шагов от костра чтобы справить малую нужду.

Тут же справа от него встал Тимофей, а слева — Орлов.

— Запомни этот момент! — торжественно объявил он Олегу. — Ты сейчас с потомственным графом на один лопух ссышь!

— И с десятым воплощением Кришны на земле — сыном Вишнуясы из деревни Шамбала, — добавил Тимофей.

— Я вами точно с ума сойду, — ответил им Олег.

Примечания:

1. «ОЧАРОВАННЫЙ СТРАННИК» (1872–1873 гг.) — повесть Николая Семёновича Лескова (1831–1895).

2. Варны — сословия в древнеиндийском обществе (брахманы — жрецы и учёные, кшатрии — воины, вайшьи — торговцы, шудры — слуги).

3. Варна — портовый и курортный город в Болгарии.

4. Аджа-Экапад (др. — инд. Aja Ekapad) — ведийское божество в образе одноногого козла.

5. «Сулажгорский сибироязвенный скотомогильник»: Сулажгора — промышленно-жилой район на окраине г. Петрозаводска, где до сих пор сохранился старый скотомогильник с сибирской язвой.

6. Войска РБХЗ — войска радиационной, биологической и химической защиты.

Глава 10

Невезучие

На следующее утро, ещё до того, как Орлов с Олегом вернулись в деревню из своей поездки, Нестор Владимирович снова отправился на свидание с Анной Егоровной. Профессор уже знал к ней дорогу и поэтому не стал дожидаться Володю, а отправился на хутор один. Он нарочно пришёл на рассвете чтобы наверняка застать бабу Нюру дома, однако «неуловимая старушка» и в этот раз не показалась ему на глаза.

— Анна Егоровна! Hyvää huomenta! — крикнул Нестор, тряся лестницу. — Будьте добры, снизойдите на пару минут! Мне с вами поговорить нужно.

— Mäne kissan persii! — крикнула та из-за запертой двери. — Я уже восемьдесят семь лет как Анна Егоровна! A ты, говнюк, иди на хер!

Впрочем, Нестор Владимирович в тот день не рассчитывал на радушный приём и даже не думал сдаваться:

— Ну зачем же так грубо? Я вам ничего плохого не сделал и не сделаю. Просто хочу задать вам пару вопросов.

— A ты сам кто таков?

— A я учёный из Ленинграда! Нет, не как те шарлатаны, что вам раньше докучали, — я настоящий учёный, с дипломом! И не с одним! A здесь я собираю и записываю фольклор — народные сказки, предания, обряды… Как Элиас Лённрот.…Хотя о чём я — куда мне до Лённрота? Как Шурик из «Кавказской пленницы» — смотрели наверняка этот фильм?

— Не-е, не смотрела! У меня и телевизора отродясь не было.

— Это не беда! — обрадовался Нестор. — A хотите, я вам свой подарю? «Радуга»! Цветной! С кнопочной панелью! Вот честное слово — завтра же привезу из города!

— A на кой ляд он мне сдался? У меня и электричества нету!

— Тогда вы сами в гости приезжайте! Вместе с козой! У меня квартира большая — в самом центре города, рядом с Невским проспектом! Места для всех хватит!

— A с чегой-то я к тебе в гости поеду? Я тебя в глаза не видела и знать не знаю!

— Так вы откройте дверь — мы и познакомимся! Меня, кстати, Нестором зовут.

— Так ты еретик, иноверец, что ли?!

— Почему иноверец? — удивился профессор. — Вы, наверное, плохо расслышали — я Нестор, а не Никон!

— A фамилия твоя какая?

— Не́крышев моя фамилия.

— Так ты чего, вообще из нехристей?!

— Да почему сразу из нехристей?…Ну да, некрещёный я. Так ведь у нас светское государство!…А хотите, я покрещусь прямо сегодня — хоть в старую, хоть в новую веру? И курить брошу! И фамилию сменю, на какую скажете! Вот вам крест!

— Ты чего крестишься-то, раз некрещёный? A ну, проваливай, а не то, вон — собак спущу!

— Да нет у вас никаких собак, я же знаю!

— Ну, а раз всё знаешь, — так и пиздуй к себе с Богом в гору!

* * *

Вернувшись назад несолоно хлебавши, как и его предшественники-шарлатаны, дипломированный учёный присел на крыльце и обхватил руками голову, пытаясь придумать какой-нибудь подход к несговорчивой старухе. На этом фоне ещё одна проблема в лице поселившегося в их доме Медведя показалась Нестору не такой значительной — тем более что он вряд ли смог бы решить её в одиночку, без поддержки других мужчин.

Володя с утра был занят какими-то своими делами, а Орлов, подбросив Тимофея до ворот войсковой части, вернулся в деревню вместе с Олегом только к обеду. Увидев своего жениха — мокрого, грязного, с перебинтованной головой, Лиза едва не расплакалась от отчаянья:

— Да что ещё за тридцать три несчастья?! Прямо десять казней египетских! Это снова из-за вас, товарищ Орлов?

— Конечно, из-за кого же ещё? — ответил тот с мрачной ухмылкой. — Вот — утопить не вышло, решил камнем прибить.

— Да что же вы за человек такой?!

— Лиз, это я сам виноват, — объяснил Олег своей невесте. — Когда колесо меняли, поскользнулся на дороге, упал в лужу и головой стукнулся. Действительно, тридцать три несчастья — какая-то чёрная полоса в жизни!

— Да ты вообще в последние время ходишь какой-то сам не свой! — заметила Лиза. — Как будто не от мира сего или что-то скрываешь от меня.

— Давай не будем ссориться, ладно? — предложил ей Олег. — Ты поесть-то хоть дашь? У меня со вчерашнего утра ничего во рту не было, кроме финских галет.

— A нету ничего, дядя Олег! — поспешил «обрадовать» его Руслан. — Всё сожрал Медведь!

— Какой ещё медведь? Как он в дом пробрался? Куда ушёл? — тут же встрепенулся Орлов, почти уснувший стоя и туго соображавший после бессонной ночи.

— Да никуда он не уходил — он до сих пор в доме. Вон, набил брюхо и дрыхнет на веранде, животное! Как сказала тётя Лиза: «Медведь! Бурбон! Монстр!»

Орлов бегом бросился к своей машине и вернулся с охотничьим ружьём и патронташем, не догадавшись сразу, что речь идёт о совсем другом «животном». Кархунен к тому времени успел подъесть все припасы, какие нашлись в доме, и храпел на веранде — причём спал он так крепко, что Орлов сумел его добудиться, только несколько раз пнув ногою и ткнув в бок прикладом ружья:

— A ну, вставай, скотина разэтакая! У меня всех кур перетаскал — а теперь сюда пришёл подъедаться?!

— Так ведь жрать-то что-то надо, — ответил Медведь, протирая спросонья глаза: он был сыт и трезв и поэтому оказался на удивление добр и покладист.

Орлов, наоборот, был вне себя от злости:

— A ну, вставай, сказал, и пошёл отсюда!

— Ага, встал-вспотел! — ответил ему Медведь.

— Мёртвые не потеют! Хочешь проверить?

— Да не пугай, не заряжено!

— Сейчас заряжу!

— Не надо, не стреляйте в дядю Витю! — разрыдалась Аля, наблюдавшая эту душераздирающую сцену через открытое окно веранды.

— И вправду, в кого ты такая уродилась? — вздохнула Яна Лаврентьевна. — Вроде, взрослая, со дня на день паспорт получать. Местами даже умненькая, начитанная — но такая дурында!

— Зато скоро сможет на взрослые фильмы ходить, — в тон своей матери заметил Руслан.

* * *

— Ну что ж, подведём безрадостные итоги дня, — с тяжёлым вздохом сказал Нестор Владимирович, когда, спровадив Медведя, все жильцы дома, Орлов и Володя собрались в горнице за столом. — С Анной Егоровной мы пообщались, хотя и без особого успеха. Я, по-моему, её только разозлил. A ещё мы остались без провианта, но, конечно, самое скверное — это то, что приключилось сегодня с Олегом. Уехал со сломанным пальцем, а вернулся с разбитой головой.

— Как красный командир Щорс, — вставила Аля.

— Ты бы, Алевтина, лучше помолчала! Понимаю, что всё это по доброте душевной, но убедительно тебя прошу: больше так не делай! Нам и самим чем-то питаться нужно — ещё не известно, как долго здесь придётся пробыть.

Аля послушно кивнула, а Руслан тихо пробрался к сестре в тыл и больно ущипнул её за ягодицу.

— Прекрати немедленно! — одёрнул его отец.

— Продолжай, невинный отрок, продолжай! — саркастически поддержала сына Яна Лаврентьевна. — Если не образумится твоя сестра, скоро и щипать будет не за что — одни кожа да кости останутся.

Аля в ответ горько разрыдалась.

— Ладно, — смягчился Володя, — с провизией мы вопрос решим — с голоду умереть не дадим. И автолавка должна приехать на той неделе. Ну, на крайний случай, грибов соберёте, а ваш студент рыбы наловит.

— A ты умеешь? — спросила Олега Лиза.

— A чего там уметь? — пошутил Орлов. — Как говорят в народе, наливай — да пей!

При этих словах Олег, до того уныло жевавший последнюю, размокшую от дождя галету, вскочил из-за стола и едва сумел сдержать рвотный позыв.

— Олежек, может, у тебя сотрясение? — встревожилась Яна. — Не лучше ли тебе снова в больницу поехать?

— Да нет, спасибо, съездил уже раз, — ответил тот, переведя дух. — A это не из-за травмы головы — просто я ночью спирта выпил на голодный желудок. A там, если учесть объёмный процент, стакана два водки вышло бы. Или все три.

— Вы что, моего жениха споить пытались?! — возмутилась Лиза, обернувшись к Орлову. — Да вы просто какой-то злой гений!

— Слышишь, парень, а может, он и вправду тебя сглазил, порчу какую навёл? — предположил Володя.

— Ты чего такое несёшь?! — вспылил Орлов.

— A чего — с тебя станется! Вон, глаз у тебя какой тяжёлый, недобрый! Давай, снимай назад свою порчу! Загубишь ведь парня!

— Да сам ты порченый!

— A ты сам глянь, что ты с ним сотворил! Я же помню, каким он был, когда из Ленинграда уезжали, — здоровый, румяный, весёлый. A сейчас сидит зелёный в крапинку, голова в бинтах, нога в гипсе. И всё из-за тебя! Ну точно сглазил!

— Да ну на… Да не может быть… — засомневался Орлов.

И тут Нестору Владимировичу в голову пришла неожиданная идея:

— Слушайте, а ведь это светлая мысль! Я, кажется, придумал, как нам наладить контакт с Анной Егоровной. Она ведь наверняка умеет порчу снимать?

— Конечно, умеет, — ответил Володя.

— Вот и славно! — довольно потёр руки профессор. — Так что давайте прямо сегодня её навестим. Меня она уже вряд ли приветит; с Лизой и Яной они тоже успели «обменяться любезностями», а тебя, Олежек, она пока не видела. К тому же ты местный, так что это может сработать.

— Да что вы такое мне предлагаете?! — возмутился Олег. — Я, между прочим, комсомолец, отличник учёбы и военной подготовки! Я атеист, материалист и антиклерикал! В конце концов, я ещё в здравом уме! A вы меня гоните заниматься каким-то шаманством! Да ни за какие коврижки!

— Ну, Олежек, ну, миленький! — уговаривал его Нестор. — Это же не ради баловства, а ради науки. Ради твоего собственного народа, ради памяти предков! Ну, будь ты, в конце концов, патриотом! Это же твоя малая родина! A я перед этой… неприветливой старушкой как только не распинался, чего только ей не сулил…

— Это я-то не патриот?! Да я, если хотите знать… — начал было Олег, но вдруг умолк и задумался.

— Пап, а ты правда хотел ей наш телевизор подарить? — спросил Руслан.

— И подарил бы! — ответил ему отец. — Его всё равно только ты один и смотришь. A так, глядишь, книжки начнёшь читать вместе с сестрой. И с лиговской шпаной перестанешь водиться.

— Кстати, пока не забыл, — заговорил Орлов, обращаясь к Руслану. — Эй, шплинт! Это ты финку умыкнул?

— Какую ещё финку? Ничего я не умыкал! — упёрся Руслан.

— Не ври! Лучше верни — это тебе не игрушка! Такой игрушкой и убить можно.

— Что, правда?

— Правда, правда! — подтвердил Володя. — Знаешь, сколько наших дедов финны такими ножиками порезали в войну?

— Руслан! — строго сказал своему сыну Нестор Владимирович. — Лучше верни по-хорошему! A не то придётся по-плохому. Я ведь и ремень снять могу.

— Эй, ты чего?!

— Ладно, ладно! — вступилась за сына Яна Лаврентьевна. — Давайте обойдёмся без экзекуций! A ты, сынок, и вправду верни-ка ножик! Это ведь холодное оружие, а им не шутят.

— Хорошо, ваша взяла! — нехотя сдался Руслан. — Сейчас принесу.

Трудный ребёнок вышел в соседнюю комнату и быстро вернулся назад с растерянным видом:

— A нету его там!

— Что значит — «нету»? — спросил Нестор.

— A то и значит! Ещё утром был — а теперь нет. Честное-благородное, я не вру!

Орлов с Володей переглянулись и, не сговариваясь, подумали об одном и том же:

— Наверняка Медведь упёр.

Примечания:

1. «НЕВЕЗУЧИЕ» (La Chèvre) — кинокомедия режиссёра Франсиса Вебера (р. в 1937 г.), вышедшая в прокат в 1981 г. (дословный перевод названия фильма — «Коза»).

2. Hyvää huomenta! (фин.) — «Доброе утро!»

3. Mäne kissan persii! (фин.) — распространённое ругательство, буквально: «Иди в кошачью задницу!»

4. Элиас Лённрот (1802–1884) — знаменитый финский лингвист и фольклорист, собиратель эпоса «Калевала».

5. Никон (мирское имя — Никита Минин (Минов), 1605–1681) — московский патриарх, чьи реформы стали причиной раскола русской православной церкви.

6. «Медведь! Бурбон! Монстр!» — цитата из пьесы «Медведь» А. П. Чехова.

Глава 11

Звезда пленительного счастья

Ближе к вечеру того же дня Олег, уступив давлению лингвистического сообщества, отправился вместе с Лизой и Нестором на хутор к бабе Нюре, чтобы та сняла с него наведённую Орловым порчу.

— Давайте подброшу! — предложил им «злой колдун». — Всё одно — домой еду.

— A обратно он как вернётся — пешком, что ли? — ответил ему Володя. — Нет уж, лучше я сам!

— Ну-ну, давай, отрабатывай свой контракт!

— Ты только не вздумай там выступать со своими комсомольскими лозунгами! — предупредила Олега его невеста. — Я сама буду за тебя говорить. Хотя тут и говорить нечего — на тебя и так без слёз не взглянешь.

— Да ты не робей! — ободрил Олега Володя. — Не съест она тебя — пошепчет и травками какими-нибудь помашет. Она мне в том году грыжу заговаривала — и, знаешь, помогло! A то одно время так скрутило — думал, всё, придётся под нож ложиться. Только больница-то наша районная совсем на ладан дышит.…Так что ты давай, привыкай! Если так дело пойдёт, скоро все у бабок лечиться будем.

Володя ушёл заводить и прогревать машину, а жених с невестой ненадолго остались наедине.

— Как-то подозрительно быстро ты согласился, — заметила Лиза. — Тебя словно подменили с тех пор, как мы сюда приехали. A бабушку ты не бойся — мы с нею уже встречались, я тебе рассказывала. Не так страшен чёрт, как его малюют.

— Да я не её боюсь. Я себя начинаю бояться, — признался Олег.

— Ну точно подменили! Ты с чего вдруг стал таким мнительным?

— Да станешь тут с некоторыми… Хотя дело не в Орлове. Помнишь, я говорил тебе про девушку, которая покончила с собой от несчастной любви? Так вот — она мне приснилась прямо в первую ночь.

— Ну и что тут странного? — спросила Лиза. — С вечера услышал историю, а ночью увидел во сне. Такое бывает.

— A странно то, что я именно её увидел во сне, — как будто встречался с нею раньше. Мне потом медсестрички в больнице показали фотокарточку — она ведь фельдшером там работала. Ну ладно, цвет глаз и волос я просто угадал — тут много таких, синеглазых и белокурых. Но я же лицо её узнал!

— Так, может, ты её видел на тех фотографиях? Ты их как раз перед сном рассматривал. Просто скользнул взглядом, даже не запомнив толком, — а ночью оно само вспомнилось.

— Да в том-то и дело, что нет её там! Я уже всё заново пересмотрел, как только вернулся сегодня. Ничего похожего.

— Да, странно это, — согласилась Лиза. — Какая-та мистика, загадка.

— И не говори! Прямо как в той песне: «Что-то с памятью моей стало — всё, что было не со мной, помню». A что со мною было, — как раз не могу вспомнить. Мне тут Нестор Владимирович дал свои записи послушать — как ни старался, ничего в голову не приходит.

— A тебе спать надо больше и крепче, а не бродить по ночам как неприкаянному! — ответила Лиза своему жениху. — Между прочим, с тобой это ещё в городе началось. Вечно уходишь куда-то от меня, всё тебе не спится… A может, ты меня разлюбил?

— Ну что ты такое говоришь, Лизунчик?! Просто бессонница у меня, нервы шалят.

* * *

— Так это и есть твой женишок? — ехидно спросила Лизу баба Нюра. — Уж нашла — так нашла, под стать себе — калечного да убогого! A ещё Авдотьин правнучек! Вот ведь до чего людей городская жизнь доводит!

— Да нет же, Анна Егоровна! Он совсем не такой. Всегда был бодрый, весёлый, сколько я его знаю. Все четыре года. A как сюда приехал — всё пошло наперекосяк, словно кто-то порчу навёл.

— Ты пойди-ка, погуляй пока! A мы тут вдвоём пошепчемся. Да не бойся, я его не приворожу и на себе силком не женю!

— A вы, бабулечка, оказывается, та ещё шутница! — погрозила пальчиком Лизавета.

Спровадив во двор «незавидную невесту», деревенская ведунья обратилась к незадачливому жениху. Тот стоял в углу её горницы перед старинными образами древнерусского канона, задумавшись о чём-то своём, сокровенном, и при свете лампадки разглядывал тёмный лик идейного страстотерпца, который три с лишним века тому назад тянул свою нарту и хлебал сосновую кашу недалеко от тех мест, где вскоре суждено было оказаться самому Олегу.

— Ну, давай, рассказывай, что за кошка драная промеж вас пробежала!

— A как вы догадались?

— Так поживи с моё — тоже станешь догадливый.

Олег встряхнулся, поправил повязку на голове и подсел поближе к бабе Нюре — ему вдруг захотелось излить всё, что накопилось у него на душе в последние недели:

— Да тут такое дело… Мы с моей невестой познакомились ещё на первом курсе. Я сперва в общежитии жил, а она переехала от родителей к своей бабушке чтобы помогать и ухаживать, да и к университету оттуда ближе: квартира на Петроградской стороне. A потом бабушка умерла, и я перебрался к Лизе чтобы помочь с похоронами и поддержать в первые дни — да так и прижился. Мы с нею пожениться хотели уже в следующем году, когда оба закончим учёбу. A дело так повернулось, что мне после защиты диплома придётся уехать далёко и надолго, в глушь почище этой. A Лизавета — девушка городская, совсем к другой жизни привыкла. Тяжело ей там будет, скучно, тоскливо. Видно, не судьба нам с нею быть вместе. Не хочу я ей жизнь ломать. Вот и не знаю, как ей об этом рассказать.

— Ну, судьба — не судьба, а что на роду написано — то и сбудется, — сказала на это старуха. — Ты лучше сразу ей откройся, а не то потом нарожаете ребят… С кровиночками-то, знаешь, как тяжело расставаться…

— Да откуда же мне знать? Хотя так-то вы правы. Давно надо было всё рассказать, а не морочить зря голову девчонке.

— Что сказать нужно, — это ты верно ладишь, — одобрительно кивнула Анна Егоровна. — Только девка-то уж больно добрая. Даром что ледащая, а тебя жалеть горазда… Может, получится всё обратно на лад повернуть, а?

— Да я бы рад, только… Помните, как в песне поётся: «Дан приказ: ему — на запад, ей — в другую сторону… Уходили комсомольцы на гражданскую войну»?

(«Ты мне что-нибудь, родная, на прощанье пожелай… Если смерти — то мгновенной, если раны — небольшой», — почему-то добавил он про себя.)

–…Вот и мне приказ, только не на запад, а на восток. Но до «отчего края» оттуда порато далеко, — кстати вспомнил Олег древнее слово поморцев. — Так что со скорой победой вернуться не получится. Но приказ — на то он и есть приказ, даже если не военный…

— Так ты в комсомоле, что ли?

— A то как же?

— Да, нынче без этого дела никак… Вот и Митенька, ангелочек мой рожоный, тоже в комсомоле ходил… Пока его Господь к себе не прибрал… Да так прибрал, что и могилка его незнамо где… Унесла моего Митеньку окаянная вода белая во студёное море-Ладогу… И дороженька туда отсель безвестная… A ты Дунину могилку-то уже навестил?

— Да когда там! Мы же только позавчера приехали. Но я обязательно навещу, может, даже на днях.

— Навести, навести! И меня навести потом — а то больше ведь некому.

* * *

Олег расстался с бабой Нюрой в настроении задумчивом и мрачном. Страхуемый снизу Володей (как мы помним, судьба не стала мелочиться и в довесок к щемящей байроновской тоске одарила нашего героя байроновской хромотой), он спустился по лестнице во двор, где его поджидали Лиза и Нестор Владимирович. Профессор бросился к своему парламентёру с надеждой и нетерпением во взгляде:

— Ну что, Олежечек? Объяснился? Договорился?

— Ах, да… — ответил тот рассеянно. — Договорился. Обещал навестить могилу Анны Егоровны на кладбище…

Нестор опешил:

— На каком ещё кладбище?! Она что, умирать собралась?! Нет, так не пойдёт! Мне живой информант нужен! Так что пусть живёт и здравствует — и как можно дольше! Тут же работы не на один год!

— Да это так, планы на будущее… На будущее… На будущее… A пока я обещал на могилу своей прабабки съездить.

— Обязательно съезди! A просьбу мою ты ей передал?

Олег посмотрел на профессора с непониманием:

— Какую просьбу? Ах, да… Извините, Нестор Владимирович. Забыл.

— Как это забыл??? У меня просто нет слов!

— Если честно, — заметила Лиза, — у меня тоже иссяк словарный запас. Пойдём-ка, Олежечек, прогуляемся ненадолго! Мне нужно тебя кое о чём расспросить.

Лиза с Олегом ушли на берег озера, а Нестор Владимирович сразу же выступил на новый штурм своей цитадели:

— Анна Егоровна, добрый вечер! Это снова я, Нестор! Может быть, выглянете на пару слов?

— А-а, явился — не запылился! Ну чего — покрестился уже? Фамилию поменял? Тогда крест покажи! И пачпорт тоже.

— По-моему, она над вами просто издевается, — вставил Володя с лёгким смешком.

— Да не успел я ещё! — ответил Некрышев вредной старухе. — Такие дела в один день не делаются. Но я вам честное слово даю — я вас не обману! A хотите, я вам дров наколю? Крыльцо починю? Козу подою?

Володя с удивлением посмотрел на профессора:

— Так вы же не умеете!

— Ничего, научусь! Невелика наука!…Анна Егоровна, да побойтесь вы Бога! Нельзя же так — я ведь вас по-людски, по-христиански прошу! На коленях умоляю!! Челом бью!!!

— Да хоть хуем об порог! — сердито кивнула профессору баба Нюра. — Надо ж чего придумал — Богом меня стращать! A сам-то жидовянин чернявый!

— Я не жидовянин, хотя никакого предубеждения против еврейского народа не имею. Я по происхождению славянин, просто южный.

— Южный, южный — кобыле сзади нужный! A ну, мотай отседова, а не то я тебе самому пиздюлей навтыкаю!…Ишь ты, взяли моду: всё ходют они и ходют! Помереть спокойно не дадут!

* * *

Олег с Лизой присели под деревом на песчаном берегу, спускавшемся к озеру широким пологим пляжем, — а другой берег шхеры вырастал из воды отвесным склоном, словно окружённая рвом крепостная стена. Вдоль прясла этой стены гвардейским строем стоял сосновый лес, а обращённая к озеру скала обнажала древние породы ещё докембрийского возраста. И словно желая придать завершённость пейзажу, небо в тот вечер нарисовало акварелью безмятежный летний закат с алыми облаками на половину горизонта.

— Олежек, а сколько лет этому озеру? — спросила Лиза.

— Думаю, десять-двенадцать тысяч, — ответил ей Олег. — Вон те скалы называют «бараньими лбами» — в них когда-то упёрся ледник, когда двигался отсюда в ту сторону. A случилось это в самом конце валдайского оледенения, если мне память не изменяет… Но ты ведь не об этом хотела меня спросить, верно?

— Хотела… A теперь просто скажу: у меня такое чувство, будто я знаю тебя тоже не одну тысячу лет. A ты помнишь, что сказал мне, когда мы с тобой познакомились?

— Конечно, помню, Лиз!

— Ты мне сказал: «Наверное, это судьба». И я теперь тоже так думаю. Это ведь не просто романтическая увлечённость, привычка или юношеский максимализм. Я и в самом деле тебя люблю.

— A уж как я тебя люблю, Лиз! Мне и подумать страшно, что будет, если мы с тобой расстанемся.

— A почему мы должны расстаться?

— Да потому, что у меня скорее всего не получится зацепиться в Ленинграде, — на то место в аспирантуре другого возьмут. И дело там не только в связях или, как сейчас говорят, в блате. Тот парень не глупее меня, а может, даже умнее и в чём-то талантливее. A в деканате уже давно лежит заявка на распределение в Кемеровскую область. Я-то всё равно поеду, если направят, — у меня выбора нет. Буду работать там, куда Родина призовёт. A вот тебе в тех краях делать совсем нечего. В конце концов, ты не жена декабриста — зачем тебе хоронить молодость в этой глуши? У тебя ведь свои планы на жизнь…

— Мы, вообще-то, до сих пор общие планы на жизнь строили, — напомнила Лиза. — Ты за себя уже всё решил — а за меня решать не нужно. Я за тобою поеду.

— Зачем? — удивился Олег. — Чтобы через месяц соскучиться и обратно в город сбежать?

Лиза положила ему голову на плечо и вздохнула:

— Какой же ты у меня… бараний лоб! Ну сколько раз тебе нужно повторить, чтобы ты наконец меня понял?

— Да ты просто сама всего не понимаешь — это ведь не какая-нибудь экспедиция или командировка на пару недель! Там придётся надолго осесть, может, не на один год и даже не на два. A там ни библиотек, ни музеев, ни архивов. Я-то хотя бы при деле буду — какая-никакая, но работа по специальности. A ты чем будешь время коротать — чулки синие вязать? Ты ведь там занятия для себя не найдёшь, даже в медучилище не устроишься латынь преподавать. Так что и про служение науке, и про аспирантуру придётся забыть.

— Ничего, поступлю в заочную, — спокойно ответила Лиза. — A если не получится, то науке за меня другие послужат. A вот ты вряд ли найдёшь себе другую такую дурочку.

— A ты потом не пожалеешь?

— Может, и пожалею. Но это будет потом.

Примечания:

1. «ЗВЕЗДА ПЛЕНИТЕЛЬНОГО СЧАСТЬЯ» (1975 г.) — кинофильм о судьбе декабристов и их жён режиссёра Владимира Яковлевича Мотыля (1927–2010).

2. «Что-то с памятью моей стало — всё, что было не со мной, помню»: строки из песни «За того парня» (1971 г.) композитора Марка Григорьевича Фрадкина (1914–1990) на стихи Роберта Ивановича Рождественского (1932–1994).

3. «…тёмный лик идейного страстотерпца»: протопоп Аввакум Петров (1620–1682), почитаемый старообрядцами как исповедник и священномученик, в 1653 г. был сослан с женой и детьми в Сибирь, где содержался в острогах Тобольска и Енисейска, а также принимал участие в походах воеводы Афанасия Пашкова в Даурскую землю. В Москву Аввакум вернулся только в 1663 г.

4. «Дан приказ ему на Запад, ей — в другую сторону…» — песня «Прощание» (1935 г.) на стихи Михаила Васильевича Исаковского (1900–1973).

Глава 12

Тени забытых предков

Через несколько дней, сдержав данное Анне Егоровне обещание, Олег решил съездить вместе с Лизой в соседнюю деревню на кладбище, где были похоронены его прабабка, бабка и дед. Неожиданно для всех Орлов сам вызвался отвезти их туда и обратно — хотя Олег поначалу наотрез отказался от его услуг. Однако лихой кавалерист проявил странную настойчивость и битый час уговаривал «жертву дурного глаза», убеждая его в искренности своих намерений.

— Слушай! — не выдержал наконец Олег. — Скажи уже прямо, чего тебе от меня нужно?

— Мне? От тебя? — притворно удивился Орлов. — Да я, наоборот, помочь вам обоим хочу! Дело-то святое — отеческим гробам поклониться.

— Так я тебе и поверил! Нет уж, дудки! Мы лучше туда на попутке, а обратно на автобусе доберёмся. Или, вон, с Володей договоримся. A с тобой я уже накатался, спасибо! Сыт по горло!

— Да я сильно гнать не буду! И пить за рулём не буду! Я даже курить в салоне не буду! A в твою сторону даже не посмотрю, чтобы снова не сглазить. И на невесту твою смотреть не буду. Только на дорогу и буду смотреть!

И так он канючил до тех пор, пока Олег наконец не сдался:

— Ну ладно, уговорил! Только я с тобой втёмную играть не сяду — давай, сразу выкладывай начистоту, какое у тебя ко мне дело!

Орлов махнул рукой:

— Да дело-то совсем нехитрое! Совсем плёвое дело. Просто консультация одна нужна — как раз по твоей части. По технологии химического производства.

— Да какое тут у вас может быть химическое производство? — удивился Олег. — Ты что, нефть на своём участке нашёл? Или на золотую жилу набрёл? A может, ты зверя добыл и шкуру выдубить хочешь?

— Заинтриговал, да? — загадочно улыбнулся Орлов. — Ладно, давай, поехали! A вернёмся — всё на месте покажу и расскажу.

* * *

— Ну здравствуй, баба Дуня! Здравствуй, баба Клава! Здравствуй, дед Сергей! — сказал Олег, кладя по два цветка у каждого надгробия.

— Олежек, на том свете вряд ли кому-нибудь нездоровится, — заметила его невеста и тут же извинилась: — Прости, дурацкая привычка — к словам придираться.

Разделив букет осенних хризантем, Лиза вслед за своим женихом почтила память его усопших родственников, а затем они с Олегом долго стояли, держась за руки и молча глядя на лица троих стариков. Те смотрели навечно застывшими взглядами с фотографий на овальных медальонах, которые Олег невольно сравнил с окошками в загробный мир. Орлов наблюдал за ними из-за ограды — сам он не пошёл на кладбище, а остался ждать возле машины, прикуривая одну сигарету от другой.

— Надо будет весной сюда вернуться, оградку подкрасить, цветы посадить, — сказал Олег. — Когда ещё потом приеду? Хотя так-то могилы не запущены — видно, есть ещё на этом свете добрые люди.

— Конечно, приедешь! — ответила Лиза, беря жениха под руку. — Мы вместе приедем. A дед твой совсем не старым умер, как я погляжу.

— Да, он рыбачить отправился и в Онегушке утонул, на лодке перевернулся, когда мне всего лет пять от роду было. Родители с бабой Зиной под Суоярви похоронены. A другой дед в сорок втором пропал без вести.

— Ты сегодня уже об этом рассказывал.

— Ну да, что-то я запамятовал опять.…Ты прости меня, баба Дуня, что язык твой тоже забыл, не сберёг! Стыдно, обидно — а ничего уже не исправить.

— Ты только зря себя не кори, — сказала Олегу Лиза. — Ты ведь не нарочно — просто был слишком маленький, многого ещё не понимал. A знаешь, со мной на потоке учится одна девочка родом откуда-то из Дагестана. Когда их семья в Ленинград переехала, ей тоже было лет семь или восемь. Даже успела год проучиться там у себя, в национальной школе. Конечно, по-русски она говорила, но совсем неважно и поначалу сильно этого стыдилась. Но она очень старалась — много читала, работала над лексикой, синтаксисом, произношением. Даже дома с родными общалась только на русском. Школу окончила на одни пятёрки, а когда на филфак поступала, по-русски говорила не хуже нас с тобой — свободно, бегло, чисто. И вот на первом курсе, на лекции по введению в языкознание, преподаватель стал объяснять нам эргативные конструкции — их в русском нет, зато они есть в её родном языке. Тут, конечно, все к ней обернулись, просят что-то рассказать, привести какие-нибудь примеры — а она не может ни слова вспомнить. Даже детскую считалку, вроде нашей «Аты-баты, шли солдаты…» И тогда — она сама в этом мне призналась — ей впервые в жизни стало по-настоящему стыдно.

— Да, история поучительная, — вздохнул Олег. — Но время вспять не повернёшь. Как говорит товарищ Орлов, знать бы заранее, что в прикупе… Ладно, пойдём уже назад, а то что-то заскучал наш возница.

— Как скажешь, — ответила Лиза.

Напоследок Олег ещё раз обернулся на могилы своих предков, потом скользнул взглядом по другим надгробиям и вдруг замер на месте: на секунду у него перехватило дыхание, перед глазами всё поплыло, и ему почудилось, будто вместо могильных плит встали три фигуры — пожилого рыбака в мокрых резиновых забродах, двух старух в траурных кружевных платках и длинных платьях старомодного покроя, в какие обычно обряжают покойниц, а в стороне от них — полупрозрачная фигура печальной девы с васильковыми глазами и стекающими по плечам льняными локонами.

— Ты что? — спросила Лиза своего жениха, увидев его замешательство.

— Да вот, смотри! — ответил Олег потрясённо, указав в сторону ещё одного надгробия с фотографией. — Кира Карьялайнен. Это та самая девушка, о которой я тебе говорил.

— Да, красивая, — сказала Лиза с искренним сожалением, глядя на фотографию Киры. — И молодая совсем. Правда, жалко до слёз…

Олег бросил мрачный взгляд в сторону Орлова и едва слышно пробормотал себе под нос:

— Ну, теперь-то я понимаю, почему он с нами не пошёл…

— Ты прости, я не расслышала.

— Я сказал, что понимаю теперь, почему мне эта девушка приснилась, — тут же нашёлся Олег. — Просто я видел раньше эту могилу, а может, и саму историю уже слышал где-то краем уха — тут ведь слухи быстро разлетаются. Вот она мне и приснилась той ночью.

— Ну вот, всё и сошлось, — ответила Лиза. — Всякому странному явлению есть своё разумное объяснение. И никакой мистики, ничего сверхъестественного.

— Ничего сверхъестественного, — согласился Олег.

* * *

Высадив Лизу у дома Карьялайнен, Орлов с Олегом поехали дальше на хутор, куда уже несколько дней подряд Нестор Владимирович ходил, словно на работу в три смены, — утром, днём и вечером, но пока без особого успеха. Анна Егоровна по-прежнему отказывалась идти с ним на контакт, ни разу не вышла ему навстречу и не пускала даже на порог своего дома. Над профессором втихаря посмеивалась вся деревня; впрочем, он и сам уже начал сардонически подшучивать над своими неудачами.

— Ян, я же — почти как тот соловей, что у нас под окнами заливается каждый вечер, — рассказывал Некрышев жене. — Уже на все лады ей спел, только что не сплясал, скоро совсем фантазия иссякнет. Нет, надо придумать что-нибудь этакое, нестандартное… Надо какой-нибудь ключик к ней подобрать…

— A кто тебе обещал, что будет легко? — ответила Яна Лаврентьевна. — Это не твои кабинетные штудии над картами и книгами! Полевой лингвист обязан быть и психологом, и дипломатом.

— Да-да! Раз взялся за гуж, не говори, что не дюж, — согласился с нею Нестор. — И теперь уже поздно вызывать подкрепление из более опытных полевиков: если мы насядем на Анну Егоровну всей ратью, будет только хуже. Придётся мне одному таранить эту стену…

* * *

— Ты смотри-ка, опять стоит! Правду говорят: любви все возрасты покорны! — усмехнулся Орлов, проезжая мимо профессора на машине. — A что он зимой будет делать? Сюда по снегу без трактора не пробьёшься. Разве что на лыжах.…Эй, Нестор Владимирович, физкульт-привет!

Однако Олег никак не отреагировал на шутку Орлова — он вообще не разговаривал с ним с той самой минуты, когда вышел из ворот кладбища и сел вместе с Лизой в его машину.

— Ты чего такой смурной? Из-за стариков своих, что ли? — спросил его Орлов и добавил философски: — Да ладно, чего там… Старики умирают — это как листья опадают по осени. Тут ничего не поделаешь, так уж устроена жизнь… Ну, давай, пойдём — покажу, ради чего звал!

Только зайдя в баню и окинув взглядом обстановку, Олег сразу же понял, о каком «химическом производстве» говорил с ним Орлов:

— Ну, конечно! Как я сразу-то не догадался! Кто о чём — а вшивый о мыле!

— Ты чего-то попутал, — ответил ему народный технолог. — Я тут не мыло варить собрался, а кое-что другое.

— A ты хоть знаешь, сколько лет дают за такую «мыловарню»? — спросил его Олег. — И ещё хочешь, чтобы я тебе помогал! Нет уж, сам заварил кашу — сам и расхлёбывай!

— Опять не угадал! Я тут не кашку заварил, а бражку — вон, целых три бутыли уже стоят под парами, ждут, родименькие, своей очереди! И что мне теперь с ними делать? Не пропадать же добру? Ты мне только помоги аппарат наладить. Я ведь раньше из чистого сахара гнал, а теперь, сам знаешь, проблема его достать. Вот и приходится менять технологию. A я знаю в теории, что гнать можно из чего угодно, — а у меня тут чего только нет: и мёд, и патока, и сгущёнка…

— Да гони ты хоть из дров! Теоретик… Только без меня.

Орлов был разочарован и попытался надавить на самолюбие Олега:

— Ну, студент, так бы и сказал — не знаю, не умею! И чему вас только учат в ваших университетах? На народные, между прочим, деньги!

Но студент оказался непробиваем:

— Угу, меня четыре года на народные деньги учили, чтобы я потом в деревне самогон гнал! A тебе я помогать не буду, хотя и обещал. Я, когда обещание давал, думал, что ты человек, мужик. A ты — гад и сволочь.

— Ты только сейчас это понял? — усмехнулся Орлов.

— Нет, ещё на кладбище. Когда стоял у могилы Киры Карьялайнен. A ты, подлец, даже близко к ней не подошёл. Всё, пошёл я пешком назад! Можете считать с этого дня, что мы с вами больше не знакомы.

— Да погоди ты… — остановил его Орлов.

* * *

— Ты что думаешь, я просто так тут поселился, от нечего делать? — спросил Олега Орлов. — И на могилке той ни разу не побывал? Да я, если хочешь знать, один за этой могилой ухаживаю — всё равно больше некому. И за соседними тоже — не ездить же понапрасну в такую даль? Ты видел там хоть соринку, хоть травинку?

— Да уж, не ожидал, — ответил ему Олег. — Вот за это тебе большое человеческое спасибо…

— Да и я сам, может быть, когда-нибудь там же лягу. И дом этот я купил не просто так — а вот жить в нём не могу.

— Зато можешь сдавать его всяким проходимцам.

— Это ты себя, что ли, в проходимцы записал?

— Ладно, проехали.

— Как я с Кирушкой познакомился, ты уже знаешь. Я тогда лечился после ранения, весь из себя такой бравый вояка, защитник Отечества… Я ведь её даже не любил — я роман с нею закрутил больше со скуки, чтобы время скоротать — кто же знал, что её так проберёт? A потом, когда доктора́, спаси их Бог, мне руку обратно собрали, решил я ещё раз сходить за речку. Ей наплёл, уж не помню чего, — что-то там про ратный подвиг, воинскую доблесть, про долг перед Родиной и народом… а сам, если честно, просто хотел ещё филок срубить. Она меня тогда спросила: «Ты ко мне вернёшься?» — а я ей: «Не знаю». Я ведь и вправду не знал, вернусь или нет, — как говорится, на войне как на войне. Да и в жизни тоже всякое бывает — может, вернусь, но уже не к ней. И тогда она решила сама устроиться в ту же часть, где я служил, — медработником или другой вольнонаёмной, ей всё равно было, только бы ко мне поближе. Я её спрашиваю: «А ты потом не пожалеешь?» A она мне: «Может, и пожалею. Но это будет потом».

Конец ознакомительного фрагмента.