Ведьма для Северного Владыки

Елена Истомина, 2022

– Ты едешь со мной От неожиданных слов мага, я аж вздрогнула. – Зачем? – Ты мне подходишь! – правитель Северных земель вынес мне, считай, что смертный приговор. – Я не могу! – ответила с мягкой улыбкой. – Я уже не свободна. У меня есть жених. Я люблю его. – С глаз долой – из сердца вон, – равнодушно отмахнулся гость. – Если без любви не можешь – придется полюбить меня, – в холодных, зеленых глазах чужеземца была злая насмешка.

Глава 11

Огонь в глазах Веды бушевал ураганом сжигая все на своем пути, и мой огонь просто не мог не отозваться.

Я потерял самообладание всего лишь на секунду, но этого хватило, чтобы девчонка, испуганно охнув, оказалась подомной.

Она была невероятно горячей, и мой огонь взбесился окончательно. Он рвался слиться с ней. Немедленно, сейчас же!

Отпустив контроль над собой, я нетерпеливо покрывал поцелуями ее нежную шею, плечи, сминал руками ее округлые бедра. И чувствовал, как она дрожит всем телом, но не от страсти и нетерпения, как я, а от страха и омерзения.

Я ей противен! Еще больше ей противны мои ласки, но она лежит покорно, не сопротивляется, не отталкивает, и даже не всхлипывает. Плачет беззвучно. Отвернувшись и закрыв глаза, а руки ее со всей силы в бессильной ярости сжимают простынь. Девушка напряжена до предела, но покорна. Понимает, что деваться ей не куда, а от сопротивления лишь больнее будет.

А еще, ей очень не хочется в наложницы. Предпочитает быть единственной женой.

Что ж, весьма похвальное стремление.

Я нежно собираю губами со щеки ее слезы и прошу:

— Посмотри на меня, Веда. Посмотри, пожалуйста.

— Не могу, — еле слышно хрипит она.

— Должна смочь. Посмотри! — чуть повышаю голос.

Веда повинуется, поворачивает ко мне голову и смотрит на меня глазами полными слез. Ее душа вопит сейчас от боли и моё сердце болезненно сжимается в ответ. А её слезы раскаленными шипами вонзаются в мое самолюбие.

Притягиваю её испуганный взгляд толикой магии, чтоб был контакт глаза в глаза и шепчу чётко и чувственно:

— Послушай и запомни, девочка! Отныне у тебя есть я! Только я! Я не кому тебя не отдам и не позволю, чтобы в нашей постели был кто-то еще, пусть даже этот третий, лишь в твоей голове, сути это не меняет! Ты должна принадлежать только мне. И телом, и мыслями. Не отталкивай меня, позволь мне добиться твоего расположения.

— Я же здесь. С тобой, добивайся, — говорит, а голос равнодушный хриплый, не живой, обреченный. И во все ей и не нужно, чтобы ее добивались.

И это неожиданно режет меня словно острый нож.

Никому я ее не отдам! Никому! Не смогу разделить даже с братьями. Я слишком долго ее ждал! Слишком долго засыпал один, чтобы теперь еще и делиться ею.

Нет! Ее огонь должен греть только мое тело! Должен освещать только мою душу!

Я смалодушничал. Показал слабость не тогда во время сражения, там, безтелесные объективно были сильнее меня, и я сделал все, что мог. Залатать портал в мир Ведары, на тот момент, было гораздо важнее, чем тратить силы на борьбу с ними.

Смалодушничал я, придя в себя и буквально устроив истерику. Вот это поведение, воистину владыки не достойно.

Но что поделаешь, такова наша огненная натура, мы слишком вспыльчивы, по поводу, а иногда и без.

Что ж, случившееся станет мне уроком. Впредь, я такого себе уже не позволю, а сила моя в том, чтобы признать свои ошибки, сделать выводы и пойти дальше, как и подобает истинному владыке. Я должен быть примером своим подданным во всем.

— Прости меня, — шепчу тихо и впервые касаюсь ее губ, сухих от волнения и страха, но меня радует, что она не сжимается и не сжимает замком зубы. Как только мой язык в них упирается, она покорно позволяет пройти ему глубже. Это пьянит и кружит голову, но на этом все. Она не подается своим языком навстречу моему, не пытается с ним поиграть. Просто не препятствует моему вторжению.

Что ж, посмотрим, сможешь ли ты и дальше оставаться столь же безучастной.

Я медленно спускался губами вниз по ее тонкой шее, что была покрыта мелкой гусиной кожицей, раз и еще раз прокладывая дорожку нежных поцелуев. Разогревая кожу, делая ее чувствительной, и вот, пройдя по коже самым кончиком языка, с удовольствием услышал, как дыхание Веды углубляется.

Окрыленный этим очень медленно спустился ниже, накрыл губами сосок и начал играть с ним языком, добиваясь твердости, а второй, очень мягкий аккуратно и нежно, то оттягивал, то вертел между пальцев. Чередовал ласки, и совсем скоро праздновал победу. Ее плоть налилась тяжестью и стала невероятно чувствительной. Теперь прикосновения моего языка и моих пальцев к ее затвердевшим розовым соскам, вырывали тихие, но такие сладкие, стоны из ее горла. Она приняла мою силу, позволяла ей проходить через все свое тело и наполнять его блаженством.

Огонь тела Веды отзывался моему огню, помимо воли ее разума.

— Не надо, пожалуйста, — тихо, в отчаянье, простонала супруга, когда я двинулся губами вниз по ее животу, слегка прикусывая и тут же зализывая его кожу. Понимая, что она безвольна передо мной, и, если я сейчас спущусь чуть ниже, и мой язык станет ласкать потаенное, она не выдержит, сдастся мне окончательно и предаст своего любимого.

Она в шоке. Она не ожидала, что это случится так быстро. Она надеялась лежать не двигаясь, терпеть меня, отвернувшись и закрыв глаза. Пытаться представить своего любимого, чтобы было хоть немного легче.

Не выйдет, дорогая! Третьего в нашей постели не будет никогда! Даже в твоих мыслях.

— Ты же понимаешь, что это неизбежно? — спросил, отстранившись и нависнув над ней.

Девушка лишь снова сжалась и отвернулась.

С тяжелым вздохом я встал с постели и подхватив ее на руки понес в купальную.

У меня на руках девушка невероятно напряглась, но вела себя тихо. Прижималась ко мне всем телом, так, что я слышал, как по-птичьи быстро колотится ее испуганное сердечко.

Ее страх не доставлял мне радости. Прежние мои жены себя так не вели. Они были преисполнены гордости и радости, что я их выбрал. Были покорны и податливы. И то, сгорали, не выдерживали силы моего пламени. Так неужели эта настолько сильна, что даже ничуть нехотя меня, ненавидя и боясь, сможет подарить мне наследника?

Эхх, поторопился я. Рано надел обручающее кольцо. И чем только думал, спрашивается? Ей бы еще невестой побыть, привыкнуть ко мне. Я бы смог добиться ее расположения, чтобы уж точно и наверняка. Но обручальное кольцо требует, чтобы я сегодня же испил с ней одну на двоих чашу жизни, надел на нее венец Владычицы, подхватил на руки, унес в свои покои, а утром предъявил боярам, генералам и членам семьи, окровавленную простынь.

С другой стороны, если поторопился, значит так оно и угодно богам.

Очень аккуратно, я спустился в круглую купальню с женой на руках и осторожно посадив ее в теплую воду, добавил мыльный раствор из склянки, стоявшей на широком бортике.

По купальной сразу разнесся приятный тонкий запах наших горных трав, что расслабляют и успокаивают, а вода покрылась белой, нежной пеной.

Ведара по-прежнему смотрела на меня с диким страхом, а мне же нужно было, чтобы она расслабилась.

— Закрой глаза, — попросил тихо.

Она покорно закрыла, но тут же задышала глубоко и прерывисто.

Ей страшно, очень, страшно. Настолько, что бедняжку аж затрясло и кожа стала гусиной.

Боится, что сделаю больно, что останусь недовольным ее зажатостью, но ничего поделать с собой не может. Все эти мысли безумным роем мечутся в ее голове.

Беру с бортика мягкую мочалку, окунаю в пену и начинаю нежно растирать руки жены. Сначала одну, потом вторую. Она медленно, но неуклонно расслабляется. Теплая вода и успокаивающий аромат трав, делали свое дело.

— Я не опасен тебе, Веда. Я очень постараюсь не причинить тебе боли, ни телесной, ни душевной, доверься мне, прошу! — шептал как можно ласковее, нежно растирая ее плечи, до вечера, я должен максимально ее к себе расположить. Если она будет зажата в самый ответственный момент, все может закончиться весьма плачевно.

— Я постараюсь. — Веда вздохнула и судорожно выдохнув, произнесла, пожалуй, самое главное для себя. — У меня ведь просто нет выбора.

Ну да, как же! Гордую полянку, княжескую дочь, пусть и зачатую в блуде, лишили выбора! Для тех, кто с рождения, высокомерно зовет себя прямыми потомками богов своих, это неслыханное унижение. В ее краях, пусть и негласно, но всегда выбирает женщина. Если девушка не хочет парня, то, как бы не был выгоден ее родителям этот союз, настаивать, они не будут.

Хорошо, что она сама понимает, что выбора у нее нет, и значит, скоро смирится, подладится и под меня, и под наши правила, а там, глядишь, я и сердце ее получу.

Вот только свое, я ей никогда не отдам, оно уже отдано навеки и из жизни в жизнь, лишь одной.

Веда, конечно, будет это чувствовать и из женской гордости и упрямства будет пытаться это изменить, что для совместного проживания совсем и неплохо.

— Если тебя утешит, то я ведь тоже, ровно в таком же положение, у меня ведь тоже нет выбора, Веда. Так давай же облегчим участи друг друга, взаимным уважением и поддержкой.

— У тебя ведь тоже, однажды, дотла выгорело сердце. Ты же знаешь, как это больно. Ты же знаешь, что это необратимо калечит душу. Зачем заставляешь меня пережить тоже? Зачем так жесток? — тихо спросила она, не открывая глаз и даже не пытаясь удержать слез.

Сердце мое сжимается тупой болью. На миг прикрываю глаза и выдыхаю.

— Мне жаль твою любовь, Веда. Но у меня нет выбора. Ты одна из тысяч! Одна! Которая мне подошла! Мне подошла и теперь только моя. Ты забудешь его очень скоро, обещаю.

Веда вскинулась и глядя мне прямо в глаза заявила:

— Не хочу забывать. Воспоминания о нем, будут давать мне силы для жизни с тобой. Ради него, ради его благополучия, понимаешь.

— Понимаю, но совсем скоро, воспоминания о нем растворятся как сон, станут тебе не нужны и не важны. Прекратят терзать твою душу. Наш семейный союз, перестанет для тебя быть жертвой и станет благословением, обещаю.

— Не обещай. Полюбить меня, ты не сможешь. Я — не она, — произнесла сухо, обреченно, словно приговор самой себе.

Ты права девочка! Как же ты права!

Кулаки и зубы сжались аж до хруста, сердце заполнилось давящей болью, дыхание замедлилось.

Эта всепоглощающая тоска, отпустит лишь при нашей новой встрече, а до нее еще очень далеко. Ведь выполнить вместе долг перед родом, у нас так и не вышло. Это теперь должен сделать я. Без нее.

Веда вдруг положила свою руку мне на грудь, и я почувствовал ее жар. Она хотела поделиться со мной спокойствием, хоть и сама в нем отчаянно нуждалась, а моя боль таки тронула ее душу, даже несмотря на то, что я сам был источником её боли, но моя боль отзывалась в ней так же чутко, как и ее боль во мне. Мы уже стали с ней, единым целым даже еще не испив чашу, и не пройдя обряд единения.

Я такого никогда еще не видел! Это невероятно, но похоже мы уже стали с ней, единым целым! Даже еще не испив чашу, и не пройдя обряд единения. Хотя все вполне объяснимо:

Она спасла мою жизнь, а это связывает куда прочнее иной раз, чем семейный союз.

— У душ, наверху, свои задачи и цели, а грусть и тоска близких сильно отвлекают. Думая о ней с тоской, ты посылаешь ей тяжелые энергии. Разве не знаешь об этом? Вспоминай светлое, радостное, посылай ей светлые энергии.

— Я знаю о круговороте энергии в мироздание. Все понимаю, но думать о ней только в свете, не всегда выходит. Мы две половинки одной души, разделенные, на мужскую и женскую. Для сбора большего опыта. Понимаешь? Так, что нет в прямом смысле половины меня, от того и тоска, и пустота с которыми невозможно смириться.

Рассказал все, как есть, чувствуя, что она поймет, не приревнует и не сочтет бредом и романтической блажью. Просто поймет.

— И все ж, старайся больше склоняться к свету, от того и сам им наполнишься, — с сочувствующей улыбкой посоветовала супружница.

Я тут же ухватился за эту ниточку.

— А ты помоги, — я повернул голову Веды к себе и коснулся ее на сей раз мягких губ, нежным поцелуем.

Женщины любят пожалеть, исцелит раненое сердце, утешить. Почему бы на этом и не сыграться, на наше общее благо.

Она снова покорно впустила мой зык в свой рот и на сей раз ответила, прикоснувшись к нему своим и оглушив тихим стоном. Он прошиб все мои нервы, все мои клетки, огонь в крови снова разбушевался, заполняя меня без остатка, казалось, сейчас, я способен даже в своем человеческом облике горы свернуть. Прижал ее к себе одной рукой, другой ласкал под мягкой пеной уже напряженные соски. Предельно напряженный член болезненно дергался, требуя столь долгожданного наслаждения. Но нельзя, не сейчас.

И вдруг рука Веды сама легла на фаллос и сжала его. Это было с ее стороны так естественно и уверенно, что сразу стало понятно, сейчас она сделала это не осознанно, поддавшись, чувствам, но она уже делала так раньше.

Тешилась со своим любимым в прогретой солнцем теплой речке?

Эта мысль неожиданно вызвала острый приступ раздражения.

Я слегка отстранился, взял ее за подбородок, приподнимая голову, чтобы смотрела мне прямо в глаза, и строго заявил:

— Ты моя, Веда! Теперь, ты только моя!

— Я поняла! — паршивка со всех своих сил, до боли сжала мой закаменевший член. — Запомни и ты, что я сказала тебе! Второй, я никогда и ни для кого не буду!

О девочка! Знала бы ты только, что со мной сейчас делает твой огонь в глазах!

— Прикажи удалить из дворца всех, с кем когда-либо делил ложе, еще до того, как я покину твои покои.

Глаза мои невольно расширились.

— Ты ведешь себя сейчас, ровно так же, как твоя мачеха, — просто не мог не напомнить я.

— Она была в своем праве, поскольку изначально, еще до свадьбы, предупредила мужа, что вторых жен не потерпит, и я даже не могу ее осуждать за то, что мать мою извела. Это князь нарушил клятву и обещание, а не она. С него и спрос. У тебя же их много и рады мне они не будут.

— Будут, еще как будут. Каждая из них знает, свое место, знает, что никогда мне не родит. Знает, что только игрушка на ложе, способ сбросить животное напряжение, без каких-либо чувств. Я даже лица их не запоминаю. Не одна из них не может разжечь огонь в моей крови, так, как уже получается у тебя, девочка. И да, я их уберу, как только пойму, что тебя одной, мне достаточно. Так, что, старайся, как следует, жена моя.