Месторождение №3. Колыбельная

Елена Ильшатовна Ахметова, 2017

Одно неправильное решение – и драконы проснутся, сея холод и разрушения. Один неверный шаг – и фиктивный муж получит реальные права. Когда я добивалась того, чтобы меня вернули домой и позволили спокойно работать, я упустила всего один момент: в моей жизни нет чудес. А значит, с проблемами придется разбираться без них…

Глава 3. А bit of an awkward moment

(англ.) неловкий момент, неловкая ситуация

Под ужином Лют подразумевал паек с комбината быстрого питания. Едва выяснив эту немаловажную деталь, я решительно повернула домой. Особист, хоть и поворчал про привередливых девиц, не слишком-то возражал и даже самоотверженно проторчал в должности «принеси-подай» на кухне весь час, что я готовила рыбную запеканку.

А потом умял свою порцию меньше чем за три минуты, с веселым пониманием покосился на развалившуюся под столом сытую Тайку и полез за добавкой. Я чувствовала себя на редкость неловко и потому тоже постоянно отвлекалась на чрезвычайно довольную этим обстоятельством собаку.

Договор об освобождении предписывал установить круглосуточное наблюдение за моими перемещениями и контактами. Обычно Лют забирал меня из дома, провожал до исследовательского центра и проводил со мной весь стандартный рабочий день. Его напарница встречала меня у здания бывшего бюро и сопровождала меня до утра. С Беляной мы ужились прекрасно: особистка заняла зал с буржуйкой, оккупировав диван, самостоятельно следила за тем, чтобы в доме хватало дров и спичек, и принимала деятельное участие в уборке и готовке. Спустя пару недель после возвращения во Временный городок я уже не могла вспомнить, как управлялась с хозяйством без ее помощи. Собеседницей она оказалась хоть и язвительной и удивительно бескомпромиссной для своих лет, но интересной, и ее присутствие не стесняло и не давило.

А вот оставить ночевать у себя постороннего мужчину…

Ну, ладно, может, не такого уж и постороннего. Без Люта я наверняка скатилась бы в депрессию и жалость к себе — да и не был он никогда просто контактом с работы.

Наверное, в этом-то и заключалась проблема.

— Тиш, — вдруг окликнул он, — сделай лицо попроще. — И без лишних комментариев полез за своим переговорником.

Увидев на экране Беляну, посматривающую на владельца трубки как на идиота, я обреченно вздохнула.

В этом не было никакой магии. Он не чувствовал мое настроение, как не слышал драконессу. Просто… угадывал как-то?

Впрочем, если припомнить, что говорил Хотен по поводу моей мимики, ничего удивительного в этом не было — кроме, разве что, желания прислушиваться и идти навстречу. Сам ревизор никогда особо не заморачивался.

— Садист, — сообщила я Люту. — Ты же человеку выходной пообещал!

Особист бросил на меня скептический взгляд исподлобья.

— Ты же глаз не сомкнешь, — заметил он. — Будешь всю ночь терзаться и проводить аналогии. Мне, конечно, нравится, когда красивые девушки теряют из-за меня сон и покой, но я предпочитаю давать им более приятные поводы… — особист резко замолчал, глядя мне в лицо, и насмешливо заломил бровь. — Вот-вот.

Я честно постаралась вернуть лицу нормальное выражение. Беляну было жалко (выходные — это святое!), а с нездоровым ассоциативным рядом следовало бороться, если я не хотела, чтобы он превратился в букет фобий.

— Снотворное выпью, — твердо сказала я. — Сам напросился на три смены подряд, а теперь на попятную?

— Нет. Я люблю свою работу, — как-то излишне серьезно отозвался Лют и сощурил глаза, отчего они стали казаться почти черными.

Я нашла взглядом Тайку — собака косилась на меня из-под стола, словно читая мысли, — и разозлилась сама на себя.

Найден исчез из моей жизни, как я того и хотела. Так с чего бы мне сравнивать с ним Люта? Какая разница, что за мужчина спал в той комнате раньше?..

Да еще так недолго.

— Постелю тебе на диване, — решительно сказала я и поднялась из-за стола.

Какая разница… дура наивная.

Меня не спасло никакое снотворное. Тайка, предательница шерстяная, даже не заглянула в спальню, хотя, пока Беляна занимала вожделенный диван, собака не раз пыталась пристроиться на кровати рядом со мной. Сегодня мне оставалось только прислушиваться в ночном сумраке, как она ходит по залу и дробно бьет хвостом об пол. Скрипнул старый диван, зашелестел плед — и снова скрип, уже громче, словно под двойным весом.

Насмешливое фырканье, приглушенный стук — должно быть, хвостом о спинку дивана, — и тишина. Я даже дыхания Люта не слышала — только Тайка вскоре засопела, наверняка чрезвычайно довольная собой.

Гудел генератор, потрескивали дрова в буржуйке, и сквозь пластик купола издевательски светила полная луна.

А среди ночи вдруг послышался скрип, недовольное собачье ворчание, шорох ткани, мягкие удаляющиеся шаги и хлопок входной двери. Я приподнялась на локтях: судя по звукам из купола, мой сегодняшний сосед вдруг вздумал устроить себе занятие физкультурой в третьем часу утра.

— Всю жизнь мечтала, чтобы мужчины теряли из-за меня сон и покой, — проворчала я в потолок и встала, на ощупь отыскивая халат.

Тайка, мирно дрыхшая поверх гостевого пледа на диване, повела ухом, но вставать и провожать меня поленилась.

Лют изволил отжиматься — даже не на деревянной террасе, а от холодного пластикового пола погодного купола, рискуя обморозить ладони и еле слышно ругаясь себе под нос в процессе счета. Я полюбовалась его спиной, обтянутой форменной майкой, и предложила:

— Снотворное?

Особист вздрогнул и сбился со счета, зато ругаться начал в полный голос — но быстро прекратил.

— Не слишком-то оно тебе помогло, — справедливо заметил он, поднимаясь.

Я посмотрела на его босые ноги — узкие ступни, неожиданно тонкие для парня щиколотки, рельефные икры — и отвела взгляд, не позволяя себе задуматься, куда он запрятал шпильку в отсутствие штанов.

Исчез Найден из моей жизни или нет, я все еще слишком хорошо помнила, что именно лучше всего помогало мне опомниться от потрясений и стресса.

И чем это закончилось для меня в последний раз.

— Как знаешь, — нарочито небрежно пожав плечами, я развернулась и дезертировала обратно в дом, всей спиной чувствуя мужской взгляд.

Нет, завтра здесь будет ночевать Беляна. А сегодня…

Я зашла в пустую спальню и прислонилась лбом к прохладному стеклу. Постояла, отрешенно глядя на издевательски яркую луну и стараясь не прислушиваться к тихому отсчету из купола, перевалившему за четвертый десяток, и пошла на кухню.

Отличная ночь для кофе.

Лют присоединился ко мне уже на третьей чашке, для чего, собственно, чашку и увел. Я проводила ее тоскливым взглядом, но, привычная к особистским замашкам, безропотно поставила джезву на плиту. Тайка, проснувшаяся из-за наших перемещений по дому, обнаружила, что на кухне начались незапланированные посиделки, и оперативно передислоцировалась поближе к Люту.

Он машинально потрепал ее по холке, отхлебнул кофе и ссутулился над столом, опершись на него обоими локтями.

— Ладно, я облажался, — честно признался особист и криво ухмыльнулся. — Но ты и так давно все поняла, а, Тиш?

На темно-коричневой поверхности кофе медленно собиралась карамельного цвета пенка. Я смотрела на нее, потому что поднять глаза и, тем более, обернуться казалось непосильным подвигом.

Для таких разговоров я была слишком трезвой, выспавшейся и трусливой.

— Не я, — призналась, когда молчание затянулось. — Найден.

А я ему еще и не поверила и потом долго размышляла над каждым словом и жестом — не померещилось ли? Лют держался предельно корректно — насколько это понятие вообще к нему применимо — и все его поползновения умело балансировали на тонкой грани между дружеским подначиванием и флиртом, ни разу не склонившись в сторону последнего.

Сегодняшняя ночь на флирт тоже не тянула, но все мои сомнения разрешила с ошеломительным успехом. Только что с этим делать, я не имела ни малейшего понятия.

— Кто бы сомневался. И просветил тебя, конечно, во всех подробностях… — особист приглушенно фыркнул и тяжело вздохнул. — Тиш. Если это тебя так напрягает — нет, дослушай сначала, я же вижу, что напрягает — в отделе есть еще два сотрудника, изъявившие готовность работать с тобой. Оба женаты, так что проблем не возникнет.

— Как тебя допустили вообще? — не выдержала я и все-таки обернулась.

Лют сидел с каменным лицом. Судя по опущенной под стол руке, спонсором его самообладания была только Тайка.

— В смысле… — я растерялась. — У вас же наверняка есть какие-то ограничения на случай личной заинтересованности в объекте. Как ты умудрился уговорить начальство?..

Как-то привыкла за время знакомства, что такая физиономия у него бывает только при общении с подчиненными. Всем остальным, кому не нужно было внушать ужас и трепет, доставалась совершенно другая версия Люта: ядовитая, способная смеяться над чем и кем угодно и не признающая такого слова, как «неловкость».

Я не могла представить, чтобы тот же Хотен или Беримир вот так уселся ночью у меня на кухне и во всеуслышание объявил, что облажался. А потом еще и попытался наладить диалог вместо того, чтобы ретироваться зализывать пострадавшее самолюбие.

Для этого нужно было быть Лютом. Без вариантов.

— Я бы тебе объяснил, как, — отмер, наконец, особист и усмехнулся, с заметным усилием возвращая лицу нормальное выражение. — Но за разглашение внутренних приказов по головке никого не гладят. А я люблю, когда меня гладят по головке, сжалься.

— То есть приказ был не просто прикоснуться? — не сжалилась я.

Сопение под столом стало чаще, громче и счастливей. Спонсор самообладания был доволен. Лют — не очень.

— Просто прикоснуться, — поморщился он. — С крысами-то ты никаких непристойностей не делаешь, правда? Но, судя по анализам Беляны, обычного мимолетного касания тоже недостаточно. Крыс ты берешь на руки, а человека, вероятно, нужно хотя бы обнять. Я высказал предположение, что после истории с Найденом это будет чертовски непросто сделать, не поставив тебя в известность о планах МагКонтроля. Как видишь, не ошибся.

— А Тайка? — неуверенно спросила я. — Ее-то обнимал и ты, и Беляна… да половина моих знакомых ее тискала!

— Еще спроси, может ли она творить ледяные вихри, — хмыкнул Лют. — Беримир, Владислав и Беляна точно чисты. Я тоже был, пока не… ты там за кофе следишь?

Я отвернулась и честно помешала в джезве пружинкой. Интенсивность нагрева была низкой — отсутствие магии сказывалось даже на таких мелочах — так что разговору, по сути, ничего не мешало.

Кроме, разве что, нежелания Люта говорить о своей работе и моего — говорить о делах сердечных.

— В общем, она либо не может, либо не хочет передавать магию, — нехотя закончил свою мысль особист.

Я машинально кивнула, принимая к сведению, и продолжила помешивать кофе. В наступившей тишине довольное сопение Тайки звучало пулеметной очередью; Лют отвернулся и чесал собаку уже обеими руками, позабыв по наполовину полную чашку.

Дождавшись, когда вскипит кофе, я недрогнувшей рукой достала с сушилки кружку Найдена — не брать же ради одной ночи Белянину? — и нацедила напиток в нее.

Оказалось мало.

— Так что, я звоню в отдел? — уточнил Лют, когда я отвернулась от плиты, осторожно пробуя кофе.

Тяжело вздохнув, я уселась напротив него и запустила пальцы себе в волосы, мгновенно взлохматив их до состояния «через пять минут на шабаш». Терпкий запах специй и кофе только усугублял впечатление.

— Даже если опустить тот момент, насколько тяжело я схожусь с людьми, — сформулировала я, осторожно опустив напрашивающееся «и насколько легко сошлась с тобой», — и то, что ты пообещал Алевтине Станиславовне позволить проследить за выведением магии из организма, те двое не в курсе о Тайке и Хотене. Твое начальство не откажется от идеи проверить коммуникацию с драконом, а значит, об… особенностях Хотена узнают лишние люди. Не думаю, что он обрадуется. Черт, да он и так не обрадуется…

Ой как не обрадуется.

— Он-то нас обоих живьем съест и на начальство зуб наточит. Сожрать не сожрет, но подсидит, — усмехнулся Лют, повеселевший так, будто услышал все то, о чем я предпочла умолчать. — А знаешь ли ты, что давать людям ложную надежду — не очень-то красиво?

Я мысленно прокрутила в голове свой монолог со всеми его невольными паузами и поморщилась. Звучало действительно как-то…

Как будто я боялась потерять еще и Люта.

— Ты обещал мне переговорник уже завтра, — напомнила я ему, и особист заулыбался так, будто я как минимум накачала его магией по методу Найдена. — Где, кстати, шпилька?

Лют охотно потянул вверх майку, но остановился сразу после моего поспешного: «Не надо, я поняла!» — и от души посмеялся. И больше ни словом, ни жестом не возвращался к неожиданно всплывшей теме своего отношения ко мне, словно чувствовал, что я совершенно не готова это обсуждать — как бы ни хотелось ему привнести ясность. Я покорно поддерживала градус веселья, без слов обещая: я подумаю. Когда смогу.

Оставалось только надеяться, что это все-таки не магическая эмоциональная связь, а моя мимика послужила причиной такого взаимопонимания. Еще одного чертова эмпата я бы точно не пережила.

На следующий день мы установили своего рода антирекорд по производительности труда; работавший над крысами татуировщик, и без того выбитый из колеи поставленной перед ним задачей, то и дело косо поглядывал в нашу сторону.

На меня. Лют, надо отметить, даже носом клевать умудрялся достаточно грозно, чтобы ему никаких претензий предъявлять не рисковали. Дарина — и та мучилась от любопытства на безопасном расстоянии, а смелости Алевтины Станиславовны хватило ровно на один вопрос:

— Шпилька пригодилась?

Лют встрепенулся и повторил ночной номер, продемонстрировав деревянное облачко, заткнутое за пояс.

— Еще крови попить хотите?

— Хочу, — невозмутимо подтвердила профессор, и разговор свернул на куда более приемлемые темы — распитие особистской кровушки, вопросы о расходных материалах для анализов и шпионские приемы, дабы обо всей этой эпопее не прознали ни на складе, ни в тату-мастерской в далекой мирной Мальве.

А анализы, к вящему разочарованию Дарины, оказались совершенно нормальными, безо всяких ледяных игл. Но о возвращении шпильки никто не заикнулся, а Лют вовремя сделал вид, что зацепился языками с татуировщиком. К вечеру они зевали почти синхронно, заразив сонным настроением не только сотрудников лаборатории, но и приходящую уборщицу, забежавшего на огонек Радима и, кажется, даже крыс — потому на появление Беляны мы отреагировали только вялым удивлением.

— Ты рано, — заметила я.

Особистка бросила насмешливый взгляд на мгновенно взбодрившегося Люта, но от комментариев воздержалась и вручила мне маленький пакет.

— Твой переговорник. Тебе звонили из Мальвы, с номера Владимира Сотникова. Имя ни о чем не говорит?

Я неуверенно покачала головой. Лют наконец-то отцепился от татуировщика и подошел ближе, выслушивая новости с неослабевающим интересом.

— Неудивительно, — хмыкнула Беляна. — Сам он сказал, что у него какой-то прохожий попросил позвонить. Толкового описания не добились, с чего господину Сотникову взбрело в голову дать неизвестно кому свой переговорник — тоже, поэтому у тебя новый номер. Просто на всякий случай.

— Мама с папой в курсе? — спросила я, включив аппарат.

— Весь твой список контактов извещен, — равнодушно отозвалась Беляна. — Не бледней, с кафелем сольешься. Никто им причины смены номера не оглашал, это внутреннее дело Особого отдела.

Я благодарно кивнула и открыла список контактов. Если я правильно помнила, в Горнице сейчас было около девяти вечера, так что тянуть со звонком не стоило.

— Я сейчас, — виновато улыбнулась я и ушла на кухню. Лют с Беляной обменялись взглядами и, похоже, ухитрились без слов установить очередность, потому что следом за мной направился засыпающий на ходу особист, а не его отдохнувшая коллега.

Фотография на вызове была уже другая. Хотен как будто стал еще основательнее, квадратнее и суровее, — новые погоны, удачно попавшие в кадр, картину дополняли как нельзя более удачно; моему звонку ревизор предсказуемо не обрадовался, справедливо полагая, что для приятной вечерней беседы ни о чем я бы нашла другую компанию — и уж точно не стала бы вести разговор в режиме голограммы.

Не те отношения. Не тот человек.

— Привет, — с преувеличенной жизнерадостностью сказала я возникшей над столом голограмме ревизора в домашней футболке. Обстановку вокруг переговорник не проецировал: должно быть, визави счел, что это не мое дело.

Опять-таки, справедливо.

— Привет, — с точно выверенной дозой дружелюбия в голосе отозвался Хотен и перевел взгляд на застывшего за моим плечом Люта: я, напротив, постаралась, чтобы в обзор голограммы влезло как можно больше.

— Тебе же уже сообщили, что я сменила номер? Как дела в Горнице?

Ревизор не дал сбить себя с толку: на вопросы он дисциплинированно отвечал по порядку, не сообщая ничего слишком важного и личного. Ждал, когда ритуал вежливости специально для заинтересованных лиц из МагКонтроля будет завершен и я, наконец, перейду к делу. Я не стала затягивать и сообщила:

— Знаешь, я тут нашла на полке, где лежали твои вещи, какую-то записную книжку. Черная обложка, на форзаце — твое имя, так что дальше смотреть не стала. Ты не сможешь заехать на днях? Я бы заодно передала домой маринованные грибы…

Взгляд Хотена предсказуемо отдрейфовал к Люту — и тут же вернулся ко мне.

— Через три дня у меня выходной, я постараюсь вырваться, — коротко сказал он, более ничем не выдавая свою тревогу.

Я кивнула и распрощалась — наверное, слишком поспешно, но общение с ревизором определенно требовало больше душевных сил, чем у меня было.

— Записная книжка? — удивленно хмыкнул Лют, стоически молчавший в течение всего разговора, несмотря на распиравшие его вопросы. — Серьезно?

Я пожала плечами.

— За папку с делом его бы прибили на работе, а за обычной тетрадью он бы никуда не поехал. В черной обложке выпускают записные книжки для ревизоров от четвертого чина и выше, но с тем же успехом это может быть и простой личный блокнот. А главное, Хотен весьма педантично проверил, все ли вещи забрал, и точно уверен, что ничего не забыл. Плюс, опять-таки, твое присутствие… основную мысль он уловил, можешь не сомневаться.

Лют чуть подался назад, с какой-то нехорошей задумчивостью рассматривая меня, и хитро сощурился, отчего его глаза приобрели темно-кофейный оттенок.

Ну, или просто кофе у него плескался уже на уровне глаз, потому что следующее, что особист сказал, было:

— А ты никогда не думала над тем, чтобы работать на МагКонтроль?

За последний месяц я много думала о том, на кого бы работать. Но список потенциальных работодателей варьировался от проектного бюро Древограда до научно-исследовательского института Горницы — а МагКонтроль значился в другом списке, под кодовым названием: «Куда бы от них деться».

Но теперь, когда под вопросом оказалась не только моя судьба, но еще и будущее всех, кто так или иначе со мной контактировал… что-то мне с трудом верилось, что целый исследовательский центр до сих пор не соотнес время моей первой «зарядки» и число любовников после нее. Вероятно, до теории о Хотене еще просто не добрались — или не рисковали ее озвучивать, не обзаведшись соответствующим тылом, чтобы при случае активное сопротивление ревизора второго чина не закончилось для рьяного исследователя самым плачевным образом.

Да и в МагКонтроле все-таки не дураки сидят. Раз сообразил отец Беляны — значит, скоро додумаются и остальные. А кто сидит повыше — и озвучить рискнет, и организовать транспортировку ценного объекта, невзирая на его, объекта, мнение, куда менее ценное.

— Думала, — вздохнув, призналась я. — Только что. Отдел по тыловой поддержке внедренцев? А то уборщицей, честно говоря, было бы логичнее. Для этого мне квалификации хватит.

Лют фыркнул и полез к кофе-машине — вероятно, чтобы залиться уже по самую макушку.

— Самокритичность — чудесное качество для женщины, — сообщил он мне. — Вообще-то, главное — твой интерес. А куда тебя лучше распределить, в отделе кадров разберутся.

— У меня срочный контракт с исследовательским центром, — на всякий случай напомнила я, запоздало струхнув. Здесь-то я, по крайней мере, всегда знала, до чего дошла мысль доблестных исследователей, и в случае чего могла хоть как-то на нее повлиять. А обстоят дела с доступностью информации в МагКонтроле, можно было оценить по той щедрости, с которой Лют ею делился. — С пунктом о выплате неустойки при досрочном расторжении.

Особист обернулся, отхлебывая из кружки, и обреченно поморщился — не то из-за моей нерешительности, не то из-за того, что с кофе он сегодня уже действительно переборщил.

— Для бюрократических извращений у нас есть юридический отдел, а я предпочитаю что-нибудь более традиционное, смилуйся, — попросил он и с отвращением отставил кружку. — Сколько еще до конца смены?

— Минус семь минут, — честно ответила я. — Беляна, должно быть, скурила до фильтра пару пачек. Но ты так мило просишь пощады весь день…

Нашла, кого подкалывать. Лют, может быть, и чувствовал себя неловко в какой-то степени, — оттого в его речи сегодня то и дело мелькало что-нибудь вроде «сжалься», «смилуйся» и «пощади», — но это вовсе не означало, что он просто так отступится.

Если бы понравившимся девушкам писали докладные записки и прошения, то можно было бы не сомневаться: к вечеру у меня на столе высилась бы целая гора бумаги.

— Это потому, что я облажался, — невозмутимо изрек особист и выплеснул остатки кофе в раковину, — и так хочу спать, что, кажется, даже не могу из-за этого переживать. Но ты же справишься за двоих, правда?

От неловких оправданий меня избавила только звонкая трель переговорника. Я вытащила его из кармана, ожидая увидеть на экране до невозможности серьезного Хотена, но на ровной серой поверхности светился только неизвестный номер.

Нахмурившись, под внимательным взглядом Люта я приняла вызов.

— Привет, — произнесла трубка знакомым голосом.

Пальцы внезапно похолодели, словно я снова стала ощущать магический мороз, и всего моего самообладания хватило только на то, чтобы с каменным лицом перевести звонок в громкий режим.

— Я так соскучился, Тиш, — тихо сказал Найден, и я все-таки выронила трубку.