Красное солнце валькирии

Елена Дорош, 2023

Вечерние детективы Елены Дорош очень уютные и невероятно увлекательные. Если начнете читать вечером, не сможете оторваться до утра. Они для тех, кто верит в любовь, справляется со всеми проблемами, ни при каких обстоятельствах не впадает в уныние и ждет от жизни только хорошее. Переехав после развода с мужем в старый питерский дом, Софья Бриль не предполагала, что станет свидетелем убийства. А потом ей придется разгадывать тайну, которая более ста лет хранится, спрятанная в жестяной коробке и завернутая в носовой платок с вышитыми инициалами «Л. Р.». В пылу поисков Софья зашла слишком далеко, и все могло бы кончиться плачевно, если бы рядом не оказался мужчина, всегда готовый прийти на помощь, спасти, заслонить собой…

Дамский платочек и то, что было в нем

Странно, но его не задержали. Должно быть, служители закона немного растерялись от невозможности представить, зачем хозяину, только что вернувшемуся из командировки, нападать с ножом на рабочего, делавшего в квартире ремонт. Впрочем, Иван был уверен, что растерянность не будет длиться слишком долго. Максимум до завтрашнего утра. А потом его задержат как подозреваемого в убийстве.

Значит, времени мало, а дел много. Нужно поговорить с Софьей. Она может испугаться его прихода, да и вообще, скорее всего, уже спит, но другого варианта все равно нет.

Иван вспомнил шоколадные глаза соседки и темные гладкие волосы, стянутые на затылке. Тоже шоколадные. У нее даже голос звучал… шоколадно. Не сладко и приторно, а мягко и как-то… непонятно как. Ну… словно звук скользит по облитой шоколадом стенке гортани.

Иван хмыкнул.

Да ты, брат, лириком заделался! Что ж, самое время.

Он еще немного подумал, а потом решительно вышел из квартиры и направился в соседний подъезд.

Он ожидал долгого топтания под дверью, но Софья открыла почти сразу и вылупила на него глаза, черные в слабом свете коридорной лампы.

— Иван… Сергеевич?

— Софья, мне надо срочно с тобой переговорить, — быстро начал он, боясь, что она захлопнет дверь.

Она помолчала, глядя на него, как ему показалось, с ужасом, а потом распахнула дверь.

— Входи.

Он втиснулся в коридорчик и прислонился спиной к узкому шкафчику.

— Софья…

— Не в коридоре же… Проходи в квартиру.

Раз приглашает к себе, значит, не слишком напугана. Это уже неплохо. И даже не обратила внимание, что они перешли на ты.

Иван прошел в кухню и не чинясь сел за стол. Помедлив, Софья устроилась напротив и сцепила руки в замок.

Он не стал ничего объяснять и извиняться за вторжение. Начал с главного:

— Смотри, что я нашел.

Достав из кармана целлофановый пакетик, он осторожно вытряхнул на стол какую-то пыльную серую тряпочку.

Софья вытаращила глаза.

— Что это?

— Платок. Носовой.

— Носовой? Так. И… какой вывод я должна сделать из увиденного?

— Этот платок я нашел на месте преступления.

Софья раскрыла глаза еще шире.

— Где, пардон?

— В комнате, где был обнаружен труп.

— Господи боже! И ты не отдал полицейским? Почему?

— Интуитивно.

— И что это «интуитивно» значит?! Ты скрываешь от следствия улики?! Хоть представляешь, чем это может кончиться?!

Протасову показалось, что реагирует она слишком бурно, поэтому он чуть отодвинулся от стола, принял расслабленную позу и заговорил самым спокойным голосом, который смог найти в своем арсенале.

— Понимаешь, я не уверен, что это улика. Я же не у трупа ее отнял. И лежал платок довольно далеко — в куче мусора у самой стены.

— Все равно, — упрямо тряхнула головой Софья, но заговорила тише. — Это может иметь отношение к убийству.

— Может иметь, а может не иметь.

— Тогда почему мы о нем говорим?

Логику включила. Молодец.

— Пока не знаю, но мне кажется, что это важно.

— Что именно?

— Выяснить, чей платок и, самое главное, что в него было завернуто.

— С чего ты взял, что было?

— А вот смотри.

Иван осторожно развернул платочек и разложил на столе.

— Видишь сгибы? Так, так и так. В платке точно что-то было. Какая-то небольшая и плоская вещичка. Что, по-твоему, это может быть?

— Да откуда я знаю?

Софья нагнулась и поводила носом.

— Фу! Пахнет отвратно.

— Думаю, он тут давно.

— А тут — это где? В куче мусора?

— Нет, в печке. Предположу, что платок был спрятан в печи. В конструкции голландок я ориентируюсь плохо, но где-нибудь в дымоходе или в районе вьюшки.

— И сколько, по-твоему, он там лежал?

— Сто лет, — быстро ответил он.

Софья приподняла левую бровь. Красивую. Шоколадную.

— Неужто? Прямо сто лет? Да за это время он давно бы истлел.

— Это если не упаковать его в металлическую коробочку.

Шоколадные глаза блеснули интересом.

— Ты еще что-то нашел?

— Нашел. Правда, не сразу связал с платком.

Иван, как фокусник, достал и выложил перед Софьей куски того, что в самом деле отдаленно напоминало коробку.

— На нее наступили и раздавили. Но в лупу можно рассмотреть год, когда были сделаны эти леденцы.

— Какие еще леденцы?

— В этих коробочках до революции леденцы продавали. Моя мама в такой хранила шпульки и иглы для швейной машинки. На этой сбоку написано: одна тысяча девятьсот одиннадцатый.

— Но почему ты уверен, что платок хранился именно в ней?

— Раньше я ее тут не видел и не думаю, что кто-то мог принести коробку с собой. А кроме того, взгляни: следы пребывания в печке видны очень четко. Конечно, огонь ее не касался, но все равно — копоть. Платок хранился в коробке, а в него было что-то завернуто. Очень ценное, точно не шпульки.

— Иначе зачем прятать! — воскликнула сообразительная Софья.

Иван чуть было не улыбнулся, но сдержался и просто кивнул.

— Вот именно.

Софья кончиками пальцев дотронулась до платка.

— Коробочка закрывалась плотно. Платок неплохо сохранился.

Она нагнулась и вдруг схватила Ивана за руку.

— Тут чьи-то инициалы вышиты!

— Где? Я не заметил.

Они склонились над столом голова к голове.

— Было вышито белым по белому, поэтому плохо видно. Но, подожди… Буквы можно разглядеть. «Л» и, кажется, «Р». И виньетки.

Она подняла глаза и вдруг очень близко увидела его лицо. И темную щетину на подбородке. И внимательный глаз в щеточке ресниц. И родинку на щеке. Возле уха.

Шея сразу стала нагреваться. Краснеть собралась, сволочь? Ну уж нет.

Софья быстро выпрямилась, отодвинулась, кашлянула и сказала как можно равнодушнее:

— Инициалы хозяина.

— Точнее хозяйки, — уточнил Иван, глядя на ее манипуляции с удивлением. — Платок явно женский. Как считаешь, это вообще реально — выяснить, кто она?

— Смеешься? Конечно, нет. Людей с такими инициалами миллионы!

— Но известны не только инициалы. Примерно можно определить время и точно — место. В принципе, выяснить, кто жил в этой квартире до меня, несложно. Даже если искать с начала прошлого века. Дом-то непростой, и люди в нем жили непростые. Я попробую. На правах хозяина недвижимости. Думаю, информацию можно получить довольно быстро.

Софья взглянула на него с сомнением, но почему-то отговаривать не стала, а неожиданно для себя предложила попытать счастья с инициалами. Предложение звучало неуверенно, ведь не факт, что платок принадлежал кому-то из хозяев, но Иван взглянул с такой благодарностью, что она вдохновилась.

— В самом деле! А вдруг повезет? Вариант с вензелем тоже надо попробовать. Один шанс на миллион, но вдруг его узнают.

— Кто?

— Мои родители. Они историки. Хотя, подожди, есть вариант получше! Близкий друг моей мамы Бенедикт Фомич работает в историческом архиве. Как раз первой половиной прошлого века занимается. Недавно виделись. Он мне даже книгу свою подарил. Его интерес — выдающиеся личности. Писатели, художники, ученые, просветители, полководцы. Он исследовал их влияние на что-то… Не помню, на что. Вдруг сможет помочь. Вероятность ничтожно мала, но все же.

— Как ты ему объяснишь, откуда платок?

— Не буду я ничего объяснять! Покажу фотографию. Вряд ли он станет меня в чем-то подозревать.

Софья сфотографировала платок и, глядя на него, задумчиво произнесла:

— Что же все-таки в него заворачивали?

— Была бы возможность сделать экспертизу, — в тон ей сказал Иван.

— В полиции могли бы.

— Могли бы.

— Тогда что мешает?

— Мысль, что платок и то, что в нем было, могут ухудшить и без того хреновое положение.

— Чье?

— Мое. Я вообще удивляюсь, почему я до сих пор не в изоляторе по подозрению в убийстве.

Софья быстро посмотрела и отвела взгляд. Она тоже была удивлена этим обстоятельством. По крайней мере, до его прихода.

— Этот человек был убит моим ножом. Представляю, сколько там моих пальцев осталось!

— Но ведь убийца тоже держал его в руках.

— Уверен, что на нем как раз были перчатки.

— Откуда такая уверенность?

Иван помолчал, словно обдумывая что-то, потом взглянул на нее и заявил:

— Я абсолютно убежден, что убийство не было случайным.

Шоколадная бровь дрогнула. Он заторопился.

— Я все внимательно осмотрел, когда пришел. Никаких следов драки. Ничего! К человеку подошли со спины и ударили. Без лишних слов.

— А печку кто разворотил?

— Думаю, дело было так. Убийца следил за рабочим — если он действительно рабочий — и знал, зачем тот вернулся в квартиру после того, как вся бригада ушла. Он подождал, пока рабочий сделает свое дело — то есть разворотит печку и достанет коробку, — потом очень быстро зашел, убил, забрал то, что было завернуто в платок, и ушел. На все про все ушло минут пять, а то и меньше.

Софья смотрела во все глаза. Рассказывает, будто сам видел. Это подозрительно. Или нет?

— Ничего другого я предположить не могу. Если выяснить, что достали из печки, можно вычислить убийцу.

И как, интересно, он собирается выяснять? Не лучше ли предоставить это профессионалам?

— А почему ты не хочешь, чтобы вычислениями занялись в полиции? — спросила она, пытаясь уловить его реакцию.

— Не то чтобы не хочу, но…

— Не доверяешь правоохранительным органам?

— Дело не в доверии. Просто уж больно моя версия напоминает приключенческий роман. Менты не воспримут ее серьезно. Вот если бы у меня на руках были весомые факты, а не просто раздавленная коробка и пыльный платок, тогда конечно.

— Ты потому и пришел? Хочешь, чтобы я тебе помогла добыть эти самые факты?

— Ни в коем случае! Узнаешь что-то про хозяйку платка, и на том спасибо!

— А если ничего не узнаю? Это же как пальцем в небо ткнуть!

— Тогда забудь об этом деле, и все.

— Не дури мне голову. Ты не за этим пришел.

Умная какая. Иван вздохнул. Зря он явился.

— Я просто хотел оставить платок и коробку у тебя. Больше негде их хранить.

— Спасибо за доверие, но ты меня недооцениваешь!

Иван нахмурился.

— Пойми, все, что мы тут насочиняли, возможно, не имеет никакого смысла.

— А если имеет?

— Тогда тем более. Не хочу тебя втягивать.

— Ты уже втянул!

— И жалею об этом. Вдруг мне придется… задержаться в кутузке.

— Глупости! Тебя отпустят через два дня. Зачем хозяину квартиры убивать рабочего? Про коробку в полиции ничего не знают, значит, мотива у тебя нет.

— Но других подозреваемых тоже. Пока они не появятся, меня будут держать в камере и попытаются…

— А как убитый узнал о коробке? — перебила Софья.

— Очень интересный вопрос. Возможно, он жил здесь раньше, знал, что тут хранится ценная вещь, и как только нашел способ до нее добраться…

— Или сам спрятал коробку в печке, а потом вернулся за ней, когда узнал, что в квартире делают ремонт и могут найти тайник.

— Вряд ли сам. Коробка пролежала внутри не менее…

— Ста лет? Уверен? Нельзя судить по дате изготовления леденцов.

— Возможно, но коробку спрятали очень давно, поверь. Не год и не два назад.

Софья покрутила головой. Убитый все не давал ей покоя.

— Я узнаю у Колобова, кто он таков, этот мужичок, и как попал в бригаду.

— Да с чего ты взяла, что он из бригады? То, что на нем была рабочая одежда, ни о чем не говорит.

— Полиция установит личность, и мы узнаем…

— Ничего не узнаешь. Ты вообще ни при чем.

Она вздернула подбородок и взглянула, как ей казалось, бесстрашно и гордо.

— Я попробую чем-нибудь помочь.

— Софья, нет!

— Я умная.

— Это я уже понял, но дело не в этом. Судьба рабочего тебя не впечатлила? Неужели непонятно? Если ты хоть на миллиметр приблизишься к убийце…

Наверно, Иван прав. Даже не наверно, а точно. Мероприятие практически безнадежное. Что мы, собственно, можем: выяснить, кому принадлежат инициалы? Ну выясним, и что это даст? Возможно, звали ее Люсинда Рыдвайкина, и она никогда тут не жила, а платок — просто подарок милому дружку. Узнать, что было завернуто в этот дурацкий платок? Каким образом? Это же невозможно без специального оборудования! Сведения о бывших жильцах вообще могут повести по ложному пути. А если выяснится, что убитый никакой не рабочий из бригады Колобова, то что остается? Ровным счетом ничего! Только ждать, когда Ивана посадят за убийство.

И зачем он вообще к ней пришел? Чем она может помочь?

А с другой стороны, раз пришел, значит, ему важно, чтобы она, Софья, поверила. Ведь так?

Она взглянула пытливо и увидела, что он смотрит на нее с нешуточной тревогой.

Жаль, что когда-то ей в голову не пришло поступить на юридический. Сейчас бы разложила цепочку дедуктивных умозаключений, и все стало бы ясно. А так придется действовать методом научного тыка.

Иван видел: несмотря на очевидную бесперспективность и нешуточную опасность, которая ей грозит, Софья борется с искушением ввязаться в расследование. Он решил надавить посильнее:

— Софья Павловна, я вас убедительно прошу, откажитесь от вмешательства в это дело. Вы не специалист. Все кончится плохо. Очень плохо. Непоправимо плохо.

— Я знаю.

— Если меня арестуют — а в этом я почти не сомневаюсь, — ты останешься одна. И тогда опасность удесятерится.

— Я понимаю.

— Если ты умная, то немедленно дашь слово ничего не предпринимать! Мне и так будет тошно в камере, не прибавляй беспокойства за твою жизнь.

— А зачем тогда ты мне все это рассказал? Меньше знаешь, крепче спишь.

— Мучила мысль, что ты считаешь меня убийцей.

— Я не считаю.

— Я же видел твои глаза, когда ты вошла.

— Просто в стрессе была. Но я так не думаю.

— Это успокаивает. Так что? Обещаешь?

Софья опустила глаза и кивнула.

— Обещаю.

Иван посмотрел и не поверил.

Какого черта он к ней заявился? Вот ведь дурак! Поддался порыву, а надо было сначала голову включить и подумать, к чему его россказни, версии и домыслы могут привести. Ведь сразу же понял, что эта женщина не робкого десятка, еще когда она заявилась ругаться из-за дрели.

Как теперь отмотать назад, заставить ее забыть все, что он наговорил?

Иван уже было открыл рот, собираясь толкнуть прочувствованную речь, но вдруг понял: он пришел вовсе не для того, чтобы оставить на хранение платок, и даже не для того, чтобы уверить ее в своей невиновности.

Просто хотел еще раз увидеть эти шоколадные глаза и услышать завораживающе мягкий и тоже шоколадный голос.

Ну и как? Увидел и услышал?

Придурок ты, Ваня!

Протасов даже зубами скрежетнул, а потом решительно поднялся и направился к выходу.

— До свидания, Софья Павловна.

— До свидания, Иван Сергеевич.

Она даже не встала, чтобы его проводить.

На следующий день утром Ивана задержали.