Забытый аромат

Елена Дорош, 2023

Серафиме Сидоровой не очень везет в жизни: она потеряла и родителей, и родной дом. Единственное, что никто не может у нее отнять, – способность различать запахи. Именно этот дар в конце концов помогает Серафиме найти пристанище и стать ученицей настоящего парфюмера. Знаменитый Константин Верстовский открывает перед ней дверь в волшебный мир ароматов, где Серафима сможет отточить свой редкий талант. Девушка боготворит учителя. Вот только тот ли он, за кого себя выдает? Или в его шкафу спрятаны страшные тайны, которые однажды станут угрозой и для нее самой? От автора: «Дорогие читатели, приглашаю вас познакомиться с моей новой книгой "Забытый аромат"! Один из героев романа отмечает, что книг о парфюмерии крайне мало, к тому же, рассчитана эта литература на профессионалов, то есть особ посвященных. А что же делать нам, обычным людям, простым любителям и почитателям этого великого искусства? Ответом для меня стала эта книга, в которой я собрала для вас все, что удалось узнать самой. И, Боже, как же было интересно ее писать! Иногда мне казалось, что в процессе работы я пропитывалась тончайшими ароматами знаменитых духов, а раскладывая ольфакторные пирамиды, начинала испытывать по-настоящему исследовательский азарт». – Елена Дорош

Парфюмерия как точная наука

С каждым разговором, с каждым вечером, проведенным в лаборатории Верстовского, в Серафиминой голове все четче формировалась мысль, что парфюмерия — это в самом деле наука. Как ни удивительны ее природные способности к распознаванию ароматов, их совершенно недостаточно. Она так и думала: «Этого недостаточно». Хотя если бы кто-нибудь додумался спросить у нее: «Недостаточно для чего?» — ответить разумно она бы не смогла. Просто чувствовала, что ей это надо, и все.

Верстовский, похоже, считал так же, поэтому, когда она спросила, что можно почитать на тему парфюмерии, с готовностью ответил:

— Книг о парфюмерии, милочка, не так много. Еще меньше — вменяемых, а вменяемо переведенных на русский язык — вообще кот наплакал. К тому же большинство из них профессиональные или справочники. Что из этого ты своим нетренированным умом сможешь переварить? Пока ничего, к сожалению. Хотя… Есть, например, «Парфюмерный гид» Лука Турина и Тани Санчес. Их два. Один о люксовых и классических ароматах, второй, довольно свежий, — о нишевой и артизанальной парфюмерии.

— А что такое артиназальная? Для носа, что ли?

— Артизанальная, тупица. Это когда независимые парфюмеры выпускают ароматы, можно сказать, на дому.

— Как вы?

— Какое там! У меня оборудование не то. Да и концепции подходящей нет. Я скорее к ремесленной парфюмерии отношусь в данный момент, — Верстовский хмыкнул. — Впрочем, меня с независимыми роднит художественная свобода.

— А что в этих гидах пишут?

— Авторские рецензии на ароматы. Не более. Но читается легко. Хотя тебе было бы интереснее почитать «Энциклопедию парфюмерии» Юджина Риммеля. Она на русский переведена. Но там больше о парфюмерии древнего мира. Исторический, так сказать, экскурс.

— Экскурс? А попроще? То есть посовременней?

— Тогда попробую поискать для тебя Анну Зворыкину. Название длинное какое-то… «От гвоздики до сандала», кажется, и что-то еще. Не помню. Тебе понравится. Зворыкина о натуральной парфюмерии пишет.

— А журнальчики какие-нибудь… Есть?

Верстовский вскипел.

— Я ей про настоящие знания толкую, а ее все на глянцевые журналы тянет! И что ты там хочешь прочесть? Вот скажи: что?

Серафима пожимала плечами. Вовсе она не хотела никаких глянцевых журналов. Расстраиваться только. Просто ей было тяжело освоить сразу столько информации, да еще такой… специфической. Словечко это она подцепила у Верстовского и с удовольствием им пользовалась.

— Серафима, ты почему не съела котлету? Опять скажешь, что испорченная?

Серафима, не желая обижать тетку, которая приходила готовить, отвечала:

— Нет, просто она… специфическая. Я такие не очень люблю.

Верстовский фыркал, злился, а потом нюхал котлету и, подумав, выбрасывал в мусорное ведро.

Эта чертова Серафима зря говорить не станет!

Иногда он начинал разговор сам.

— Вот ты думаешь, производство духов сродни алхимии. Что-то таинственное и романтическое. Как в кино?

— Так ведь это же духи! — воскликнула Серафима и, взмахнув рукой, продекламировала недавно вычитанное в журнале: — «Аромат сирени, запах нежных роз этот день весенний в нашу жизнь принес!»

— Избавь меня от этой слащавой чепухи! Духи — это наука и сложное высокотехнологичное производство.

— Я думала, парфюмер…

— Она думала! А такое слово, как эвалюатор, слышала?

— А кто это?

— Своего рода ходячая энциклопедия. С него все начинается. Сначала он изучает концепцию проекта, а затем предлагает варианты и «нос».

Серафима вытаращила глаза.

— Какой еще нос?

— Того великого человека, который способен различать до десяти тысяч оттенков запахов! Нюхача, как теперь говорят.

Серафима вдруг быстро взглянула.

— Вы были «носом»?

— Вот именно «был».

— А…

— Не отвлекайся. Ты, наверное, думаешь, что кабинет парфюмера наполнен колбочками, мензурочками и скляночками с разными волшебными эликсирами?

— Ну… Нет?

— Инструмент парфюмера — компьютер, детка.

— И больше… ничего?

— Еще программа, в которую он вводит химические формулы, по которым ассистент составляет композиции.

— Так это ассистент смешивает все?

— Обычно он соединяет ингредиенты в заданной пропорции, а потом несет парфюмеру, чтобы тот оценил полученный опус. Потом коррекция формул — и все сначала.

— Фу ты ну ты! Формулы, ингредиенты, коррекция. Со скуки умереть можно.

— Можно. Иногда на поиск идеально гармоничного аккорда уходит уйма времени. Месяцы!

— Тоска.

— Се ля ви, детка. Впрочем, иногда бывает по-другому. Первая женщина-парфюмер Жермен Селье сочинила знаменитый «Fracas» за шесть секунд.

— Девочки рулят! Вот это я понимаю!

— Не радуйся особо. Почти все парфюмеры — мужчины.

— А говорили, что женщины тоньше чувствуют ароматы.

— Так и есть.

— А почему же тогда…

— Потому что вы, бабы, нетерпеливые.

— Чего это мы нетерпеливые? — сразу вскипела Серафима. — Да у нас терпения только на вас, мужиков, не хватает, а так — хоть отбавляй!

Верстовский улыбнулся про себя. Какая она все же «шипровая» эта Серафима.

— Ты будешь препираться или слушать?

— Чего сразу препираться? Я, между прочим, очень даже…

— Серафима!

— Молчу, Константин Геннадьевич.

Молчит она! Верстовский посмотрел на непоседливую ученицу устрашающе. Та с готовностью вытаращила зеленые пуговичные глаза.

— Когда отобрано несколько удачных композиций, подключается технолог, — еще раз строго взглянув на нее, продолжил Верстовский. — Его задача — сделать аромат стойким и стабильным. Понимаешь?

— Вот это как раз отлично понимаю. Я вообще за стойкость и стабильность!

— Ты меня притомила, честное слово!

— Это потому, Константин Геннадьевич, что уже примерно пять минут я слышу аромат кулебяки, доносящийся из духовки. Она и так в холодильнике двое суток пролежала. Теперь засохнет, если передержать. Если я сейчас же…

— Иди уже, кулебяка! Я ей о высоком, а она мне про пироги!

— Так ведь голодное брюхо к учению глухо, вы же знаете…

Серафима вскочила и понеслась к своей кулебяке, а Верстовский стал смотреть в окно и размышлять.

Думала и Серафима. Например, о том, как к ней относится работодатель. Иногда ей казалось, что вроде неплохо, но гораздо чаще она замечала, что раздражает его. А если так, то зачем он ее сюда притащил?

Впрочем, сама виновата. Несет всякую ерунду. Взять хоть этот мускус. И чего он ей покоя не дает! Конечно, ее разглагольствования бесят Константина Геннадьевича.

Вчера даже кулаком по столу шандарахнул.

— Да иди ты на хрен с этими яичками, Серафима! До чего упертая! Сколько раз тебе, тупице, повторять? Нет! Их уже не убивают! И ондатр, бобров и циветт — тоже! Кругом одна синтетика. Но, поверь, искусственно синтезированные ароматы — это совсем не плохо. Для парфюмера с воображением синтетика — неограниченная свобода в создании запахов. Можно такое сотворить! А что касается мускуса, то он и искусственный недешев: почти тысяча евро за кило. Так что, если он есть в твоих духах, считай, что ты пользуешься дорогим парфюмом.

— Я никаким не пользуюсь.

— Ну и дура! А впрочем, лучше никакого, чем черт знает какой. И, знаешь, любой парфюмер всегда предпочтет запах чистого тела. Мы ведь тоже парфюмом не пользуемся.

Верстовский задумался, а Серафима исподтишка разглядывала его. Сейчас расскажет что-нибудь интересное. Вот уже и лицо разгладилось, помолодело даже. Глаза прямо огнем горят! Значит, потянуло на поговорить. А все потому, что любит он свое дело парфюмерное.

И, кажется, ей очень повезло, что такой человек появился в ее дурацкой жизни.

Когда они напились чаю и до последней крошечки съели кулебяку, Верстовский снова вернулся к любимой теме.

— Представь, Серафима, для производства одного литра розового масла требуется пять тонн цветов. Собирают их на рассвете, чтобы солнце не убило запах. Поэтому натуральное розовое масло очень дорогое. А аналогов до сих пор не придумано.

Он улыбнулся.

— А знаешь, какое цветочное масло мое любимое? Ириса. Из тонны сырья получается примерно килограмм. Оно сочетает цветочную и древесную ноты. Боже! Какой это запах! Самый совершенный аромат природы! Он всегда обострял мою интуицию.

— А почему вы ушли из парфюмеров?

— Да никуда я не ушел. Просто поменял… направление деятельности. Стал технологом.

— Но вы же были «носом»!

— Был да сплыл.

— Почему?

— Что ты прицепилась! По кочану!

— Фу, как невежливо!

— С тобой поведешься, еще и не тому научишься! Ты, Серафима, вообще ужасная грубиянка!

Он надеялся, что девчонка начнет спорить, но на этот раз она не дала себя сбить, как она любила говорить, «с панталыку».

— Вы у меня все время выпытываете, а про себя ничего не рассказываете.

— Я не выпытываю, а расспрашиваю, потому что мне небезразлична твоя судьба.

— Так и мне ваша не до фонаря!

Верстовский вздохнул. Именно сегодня не хочется ни о чем рассказывать. Особенно об ЭТОМ. Но ведь настырная девица теперь не отвяжется.

— Я работал в знаменитом Фрагонаре.

— Вы же говорили, что в Грассе.

— Бестолочь! Грасс — это городок. А в нем — знаменитый парфюмерный дом. Когда-нибудь ты побываешь в музее «Фрагонар» в Грассе или в самом Париже. Это просто гимн великой парфюмерии! Можно даже сказать — величественной! А ароматы! Чувственная «Красавица ночи», экзотичный «Остров любви», воздушная «Цветущая вишня», эксцентричный «Концерн»! Каждое творение бренда поистине уникально! Мечтательная «Нежность»! Контрастный «Капуцин»! Шедевры искусства!

— Вы же говорили — «производственный процесс».

— Да что ты понимаешь, колхозная нимфа! Там создаются композиции, проникающие в душу! И каждый аромат — успех!

— Вы имели к этому отношение?

— Отношение? Да я был лучшим «носом» почти восемь лет!

Серафима открыла рот, чтобы расспросить поподробнее, но Верстовский вдруг захлопнулся, как ракушка. Лицо стало непроницаемым.

Что это с ним? Почему вдруг так изменился? Наверное, что-то произошло в этом самом Фрагонаре, и, должно быть, не очень хорошее. Иначе он бы до сих пор там работал, а не торчал в поселке где-то сбоку Ленинградской области.

Что же такое могло случиться?

Целый вечер она строила версии, одна страшнее другой, но так ни к чему и не пришла.

«Видно, рано еще», — подумала она и решила ждать.