Навия. Западня

Елена Дмитриевна Булганова, 2020

Когда до восемнадцати лет остается полгода, жизнь Богданы внезапно превращается в сплошную страшную загадку. Ужас в глазах окружающих, невероятные случаи, подозрительные личности – все это явно связано с новым одноклассником, таинственным Артуром, за которым шлейфом тянутся необъяснимые и смертельно-опасные происшествия. Парень уверяет, что они знакомы тысячу лет, а может, и больше. Совсем скоро Богдана вспомнит и его, и пугающий, но удивительный мир Навии, которому она принадлежит. И пусть Богдана не хочет вспоминать этот мир, но Навия давно расставила ловушки и терпеливо ждет ее – и своего она не упустит.

Глава седьмая

Сюрприз

На кухне я просидела еще минут десять, но строить версии уже не было сил: голова отяжелела, даже простые мысли, вроде того что нужно пойти и запереть входную дверь, ворочались в мозгах с усилием, как бегемот в болоте. Тело стало таким тяжелым, словно в меня свинец залили по самое горло. Я выползла сперва в коридор, едва управилась с замком, потом побрела в свою комнату. Упала поверх одеяла, сил не хватило даже подтянуть подушку. И тут же отрубилась.

Проснулась, наверно, по привычке, в половине восьмого, как всегда в школу. Сон мне ничуть не помог, в мозгах ныло и постреливало, веки опухли и почти залепили глаза, как всегда бывало, стоило мне сильно понервничать. За окном было все так же темно, до рассвета — час. Я уже планировала рухнуть обратно, но тут спохватилась: мама ведь может вернуться в любой момент, что я ей скажу? Теперь мне едва ли удастся скрыть нарушение самого главного правила, но постараться все же стоило.

Шатаясь и охая, принялась наводить порядок, точнее, скрывать следы Кимкиной ночевки. Застелила кровать, припрятала на верхней полке своего шкафа ее свитер с джинсами, сапоги запихнула за шкаф, чужой телефон сунула в школьную сумку. Подумав немного, я даже отключила домашний телефон, хотя, конечно, это мало что меняло. Наши мамы не дружили, но часто и тепло общались, и, если Татьяне Валерьевне захочется обсудить с моей матерью случившееся… Но, может, пожалеет и не станет названивать больному человеку?

Странно, но в школу я почти не опоздала. Ну разве что немного: звонок протрезвонил, когда бежала через школьный двор. Мне оставался последний рывок, когда вдруг на моем пути выросла какая-то фигура, и я врезалась в нее, как в стену из очень плотной резины.

Дорогу мне преграждал Вилли Мажейкас. Он не взял меня за плечи, а положил на них свои огромные пудовые кулачищи, которые Кимка любовно называла Фобос и Деймос, и этим почти впечатал в землю. Я испуганно замерла, не до конца узнавая приятеля: его всегда спокойное лицо сейчас было пепельно-белым и вообще жутковатым.

— Говори, что случилось ночью у тебя дома! — рявкнул он.

— Откуда ты знаешь?..

М-да, не лучший ответ, но я правда была убеждена, что Вил пока не в курсе случившегося.

— Мне позвонил ночью отец Лины, думал, я тоже был там, с вами! — отвечал парень отрывисто. — Я сразу вызвал шофера и рванул в больницу.

— Как Кимка…

— На вопрос отвечай! — заорал Вилли так, что я невольно закрыла руками уши. — Что было ночью?!

— Ничего не было, ты что, — забормотала я испуганно. — Сам знаешь, мы с ней вдвоем решили кино посмотреть…

— Но она мне сказала, что не останется у тебя на всю ночь!

У меня нашлись силы удивиться. Похоже, Кимка малость надурила своего парня или правда считала, что это полноценной ночевкой не считается, но ему-то что за дело? У меня что, плохая репутация, со мной опасно находиться наедине?

— Ты правда думаешь… — начала я, давя из себя улыбку, довольно жалкую, наверно.

— Я не думаю, я тебя спрашиваю! Скажи мне, что она видела? Что?! — Рык Вилли стал ужасен, кулаки сместились ближе к моей шее.

— Эй, полегче. — Сашка Дятлов вклинился между нами. — Кулачищи с нее убрал!

Он, видно, выскочил из школы, потому что был без верхней одежды. И какое же это облегчение, что он сразу пришел на помощь! Меня трясло, и даже не от страха, а от чувства нереальности происходящего. Вилли развернулся к Сашке так стремительно, будто собирался немедленно атаковать его. Но тут со стороны дороги просигналила машина, он дернулся, посмотрел туда, потом снова на меня. Сказал тихо, грозно:

— Очень надеюсь, что с Линой все обойдется…

И умчался прочь, только асфальт задрожал у меня под ногами. Тут уж Дятлов развернул меня к себе и спросил встревоженно:

— Данка, что там у вас произошло? Почему Вил так взбесился? Что с Линкой?

Общую канву случившегося я пересказала ему, пока мы шли к школе. Да и рассказывать-то было особо нечего, я ведь проспала самое важное. Ну, если оно вообще было. Второй раз Сашка взял меня за плечи уже возле раздевалки, так приятно было видеть сочувствие на его лице — и никакого осуждения или подозрения.

— Слушай, я не уверен, что нам стоит идти на уроки. Все равно с тебя толку не будет. А у меня сегодня олимпиада… должна была быть. Но отменили из-за карантина по гриппу. Что скажешь?

— Мать утром возвращается из больницы, не хочу маячить дома. — Меня снова окатил озноб от мысли, что нарушение правила неминуемо выплывет на свет.

— А зачем обязательно дома? Я же сказал — нам. То есть я составлю тебе компанию. Можно снова отправиться на то самое кино, фильмец отстойный, но хоть поспишь в удобном кресле. Проверено.

— Сашка, а чего ты меня домой к себе больше никогда не приглашаешь? — Сама не поняла, как у меня вырвалось, вообще не собиралась об этом спрашивать.

Дятлов помрачнел, отвел глаза и ответил кратко:

— Обстановка в доме… не гостевая.

Похоже, проблемы не только у меня.

— Ну что, я пошел за курткой?

— Давай, — вздохнула я. И вдруг вспомнила, что не завтракала, наверно, поэтому внутри меня такая пустота и зябкая дрожь.

Через полчаса мы сидели в кафе с видом на нашу городскую пешеходку, я жадно глотала горячий и немыслимо острый суп, ледяная скала внутри меня таяла и истончалась, так что наконец я перестала трястись. Сашка пил свой морс, обдумывал что-то, на меня не смотрел — терпеть не могу, когда смотрят во время еды, и он об этом знает.

— Ну что, полегчало? — хмыкнул, когда я отодвинула тарелку и сыто откинулась на спинку диванчика. — Видок у тебя был как у алкашки: бледная, глаза запали, трясешься.

— Я так себя и ощущала. Хоть не знобит теперь. Ну что, у тебя появились идеи насчет Кимки?

— Да вот думаю. Знаешь, может, все проще, чем кажется, и нечего тут ломать голову? Иногда у людей что-то сдвигается в мозгах без всякого повода. Кажется, это острый психоз называется или что-то в этом духе.

— Но у Кимки с психикой все в норме, насколько я знаю.

— Насколько знаешь, вот именно. Она могла испытывать стресс на новом месте, да еще зная, что твоя мама такие ночевки почему-то не одобряет. Прислушивалась, не звякнет ли ключ в замке, волновалась. Потом уснула и во сне испугалась чего-то еще больше, сознание помутилось, и вот…

Я пожала плечами. Тревожно за Кимку, если так, но это все же вариант, хоть отчасти снимавший с меня вину за случившееся.

— Ну ладно, рассмотрим уж сразу все возможности, — не унимался Дятлов. — Я понял, что тебя беспокоит: почему твоя мать такие ночевки запрещает и нет ли тут какой-то связи? Допустим, во сне ты начинаешь буянить, говорить какие-то глупости, ругаться и все в этом роде. И допустим, ты так себя ночью и повела. Как бы Линка поступила?

— Разбудила бы меня и хорошенько врезала, чтобы привести в чувство, — ухмыльнулась я. — Ну, или в обратном порядке.

— А допустим, поперло из тебя что-то, ты начала признаваться ей в любви и твердить: дорогая подруга, будь моей! Тогда как?

— Тогда бы точно сперва врезала. И такое из меня бы уж точно не поперло! Я нормальная, к твоему сведению!

Я понемногу начинала заводиться. Первый вариант нравился больше, вот и стоило на нем остановиться. Но Сашку уже несло:

— Ладно, проехали, нормальная. В комнате твоей очень темно по ночам?

— Вообще не темно. Я оставила включенной настольную лампу, только занавесила ее. Ну, так правильнее смотреть ноут и вкусняшки проще доставать.

— Ясно, — почему-то развеселился мой друг. — И на парня ты тоже совсем не похожа.

— Че-го? Это еще что значит?

— Ну, я рассматривал вариант, что проснулась Лина, со сна не поняла, где находится, рядом парень, и это определенно не Мажейкас.

Тут Сашка напряг лицо и расставил на столике кулаки, очень похоже изобразив нашего Вила. Я захихикала, а потом обиделась за Кимку:

— Это, может, у тебя такое бывало! Нечего на других переносить, ясно?

— Может, и бывало, — беззаботно отозвался Дятлов. — Ладно, все доступные варианты мы перебрали, больше тут думать нечего. Уверен, что тебе очень скоро позвонит Линка — или ее родители — и расскажет, в чем там дело.

Я протяжно вздохнула: хорошо бы. Мне уже не хватало моей верной подруги, столько лет мы делили на двоих все наши горести и секреты. Потом вдруг спохватилась:

— Да, насчет Вила. Он такую странную фразу сказал, до меня сейчас только дошло. «Что она видела?» Понимаешь? Не что я с Кимкой сделала или что у нас произошло, а что она видела. Как будто… ну нет, я даже не знаю, как это понимать.

Сашка обеими руками взлохматил свою шевелюру, на миг его лицо отразило глубокую задумчивость. А потом он просто отмахнулся от меня, как от мухи:

— Да забей! Для Вила русский не родной.

— Ой, не надо. Сам знаешь, он по-русски говорит лучше многих русскоязычных!

— Ну, разволновался человек, можно его понять. Я бы тоже с ума сходил, случись что с одной девчонкой. Ты ее не знаешь, — добавил он и расплылся в лукавой улыбке.

Но мне сейчас было не до игр, честное слово.

— Может, мне поехать в больницу? Когда у меня вырезали аппендицит в девятом классе, Кимка тут же примчалась и с моей мамой в холле дежурила. А это вообще в Питере было.

Но Саня решительно отклонил мою идею:

— Не стоит пока. Давай все-таки подождем, хотя я, может, позднее съезжу, разузнаю, что там и как. А может, она дома уже, я сперва Вилу звякну. Ну, чем дальше займемся? В кино или просто побродим? В Питер можно смотаться.

— Нет, мне нужно домой. Если мама уже там, скажу, что голова разболелась, с уроков отпустили. Хочу ее поскорее увидеть.

— Все ясно, — к моему удовольствию, заметно погрустнел Дятлов. — Пошли, провожу до дома.

Провожать недалеко пришлось — мы живем на улице, соседней с пешеходной зоной, на нее можно попасть через подворотню, а можно обойти с выходом на проспект. Мы выбрали дальний путь, расставаться не хотелось. Наш с мамой дом-башню из красного и рыжего кирпича окружает прочный забор с калиткой и кодовым замком, чтобы чужие не шлялись по двору. Дорожка от калитки до подъезда вся оказалась усыпана опавшими кленовыми листьями — дворник, что ли, заболел. Смотрелась она здорово, особенно когда вдруг выглянуло одним боком солнце и асфальт полыхнул бордовым и золотым. Но уже через пару шагов мой правый каблук поехал на одном из подмокших листьев, Саня едва успел обхватить меня за плечи. Его руки задержались, хотя я уже снова утвердилась на земле. А во дворе — никого. Я подумала, что такого шанса Сашка не упустит, если он… если я для него не только подружка детства. И замерла, боясь спугнуть момент. Мне так хотелось определенности, особенно сейчас, когда все шло не так, как нужно.

Но Дятлов уже опустил руку, предварительно потрепав меня по плечу, словно собачку.

— Ну давай, Данка! Беги домой и не падай! Позвони мне, если будут новости насчет мамы или Лины.

«Не дождешься, болтун и обманщик!» — прошипела я себе под нос, спеша прочь с гордо вскинутой головой.

Хотя никогда Сашка меня не обманывал. Но лучше бы обманул! Да любой нормальный парень хотя бы притворился в такой ситуации!

* * *

Мама уже успела вернуться — это я поняла, едва отворив дверь. Пахло чем-то вкусным, на кухне бухтел телевизор. И я облегченно выдохнула, потому что боялась увидеть мать в постели, слабую и вялую. А еще больше — застывшую в гостиной на диване в ожидании меня, чтобы задать вопросы насчет прошедшей ночи и нарушенной клятвы. Но раз готовит, значит, не так все плохо, поскольку мамин девиз: «Нельзя заряжать продукты дурным настроением!»

Я без спешки разделась, в ванной умылась и прополоскала рот, удаляя запахи китайской кухни, потом сделала в меру страдающее лицо и в таком виде возникла на нашей кухне.

Мать в момент моего появления сгружала ингредиенты в бокастую суповую кастрюлю — готовила харчо. На ней был домашний халат, сверху — фартук, но из-под них выглядывала зауженная юбка светло-голубого шанелевского платья, в больницу она уж точно не в нем ходила. Неужели к Кимам в гости собралась? Ой, только не это! А куда еще?

— Привет, мам, — пробормотала я, мысленно сдаваясь и готовясь к худшему.

— Привет-привет. — Мать отвечала, не оглянувшись. — А я все жду, когда тебе надоест прятаться в прихожей. И почему мы не в школе?

Всегда знала, что у нее глаза на затылке и слух как у орла!

— Голова очень болит. Классная отпустила, сейчас же все боятся эпидемии гриппа, — бодро соврала я. — В Питере уже школы закрывают, — добавила, удачно вспомнив, почему Сашка не поехал на олимпиаду.

— Но, понятное дело, грипп тут не при делах, — парировала родительница. — Во сколько вчера расстались с Линой?

Бросило в жар, запершило в горле, мне едва удалось выдавить:

— Н-не очень поздно. Не помню точно. Но уже темно было, конечно.

— Нормальная еда почти не тронута, зато холодильник забит корейской смертью желудку, — сердито резюмировала мать.

Вот же я дура, все прибрала, а очистить холодильник забыла! Тогда бы, может, и разговора про Кимку не возникло, не пришлось бы сейчас врать и дергаться. Самым мучительным было то, что мама мне вроде как верила, не доискивалась, не уточняла время ухода подруги. Была уверена, что сдержу слово, и это неожиданно оказалось едва ли не худшим из случившегося. Если не считать, что я до сих пор не в курсе, что с Кимкой.

— Мам, ты как вообще? — поспешила я сменить тему. — Тяжелые были процедуры?

— Да все нормально, — скороговоркой откликнулась мать, таким голосом она говорила, когда не хотела на какой-то теме задерживаться. — Тяжело было лежать под капельницей почти пять часов подряд, а так пока никаких неприятных последствий.

— А я не поняла, ты что, собираешься куда-то? Разве у тебя не постельный режим?

Я обличающе потыкала пальцем в торчащий край юбки.

— С какой стати? — почти возмутилась мать. — Наоборот, врачами велено всячески расхаживаться, двигаться, пока есть возможность!

— А куда ты собираешься двигаться в этом платье, по парку гулять, что ли?

Мать опустила глаза, словно сама малость удивилась, откуда вдруг на ней этот наряд. Макияж, кстати, у нее тоже был совсем свеженький. И поярче, чем она обычно впопыхах красилась на работу. Мать задумчиво перевела взгляд на часы над кухонным столом. И сказала:

— Давай-ка, Богданка, мы с тобой чайку попьем, а потом я тебе таблетку дам от головы, чтобы не глотать химию на пустой желудок.

— Не хочется, мам! — Я едва не сболтнула, что желудок у меня очень даже не пустой, но вовремя прикусила язык.

— Ну тогда просто присядь, — посоветовала мать.

— Ой, что такое? — перепугалась я и немедленно шмякнулась на табурет, потому что у меня аж ноги затряслись противной мелкой дрожью от ее тона.

А коварная моя родительница, особо не торопясь, зачерпнула столовой ложкой суп, подула, попробовала. Уменьшила огонь и накрыла кастрюлю крышкой и только после этого села на стул напротив меня, на самый краешек, чтобы не мять юбку. И сказала:

— Так, Данка, только без паники. Соблюдай спокойствие. Я через два часа выхожу замуж.

— Что-о?!

Я чуть на пол не сверзилась, так это неожиданно прозвучало. Не то чтобы я была такой уж противницей материнского брака, понятное дело, я хочу ей счастья. Просто за все годы, что мы живем с ней вдвоем, никогда и темы такой не возникало. И вдруг так молниеносно… и разве не должна она была прежде обсудить это со мной?

— Спокойно, дочка, это чисто деловой момент, — усмехнувшись уголками губ, продолжала мать. — У нас с тобой сейчас не самое простое время — я имею в виду свою болячку. Конечно, я с этим справлюсь, но кое-какие меры для своего же спокойствия решила принять. Кстати, имей в виду, что в моем положении покой — едва ли не главное условие выздоровления, — ввернула она ловко. И продолжила: — У меня на работе есть хороший знакомый, можно сказать, друг. Отличный человек, правда, какой-то невезучий, одинокий. Зато очень надежный. Я сама попросила его о помощи, и он мне не отказал. Этот брак нужен на самый непредвиденный поворот событий, чтобы у тебя в любом случае остался опекун.

— Но у меня вроде есть отец, — пробормотала я.

— Да неужели? — Ироническая улыбка маме очень шла. — Это с которым ты в последний раз говорила по телефону, когда училась в первом классе? И ты готова, если что, переехать к нему, где бы он там сейчас ни проживал?

— Если что? — У меня онемели губы и кончик языка.

— Сама знаешь, не младенец, — отмахнулась мать. — Давай-ка по делу и без лишних эмоций. Так что?

Отца своего я даже не помню, когда видела в последний раз. Иногда он звонил, мать передавала от него приветы, но лет с семи я категорически отказывалась подходить к телефону и позднее не разрешила матери дать ему мой мобильный номер. «Подлый предатель» — вот под каким кодовым именем он у меня проходил. Может, я была не такой категоричной, если бы мы нуждались в деньгах, но, по счастью, мать отлично зарабатывала. Как шли дела у предателя — не знаю и знать не хочу.

— Не волнуйся, скорее всего, ты с этим человеком — его зовут Борис Ильич — увидишься от силы пару раз. Или вообще всего один, — продолжала невозмутимым голосом мать. — Я собираюсь вас познакомить на следующей неделе, пока не знаю, сюда его пригласить или в кафе втроем посидим. Но при любом раскладе у тебя будет опекун, который прикроет тебя перед официальными органами, защитит и все такое. Вот и все, что тебе нужно о нем знать. Кстати, я уже опаздываю. — Мать глянула на часы и засуетилась, вскочила, скинула халат вместе с фартуком и тщательно разгладила ладонью юбку.

— Может, мне с тобой пойти? — спросила я ошарашенно, тоже сползая с табуретки.

— Это еще зачем? — от души изумилась мать.

— Ну… все же свадьба. Что же вы будете, только вдвоем в этом зале? И свидетели ведь нужны…

— Данка, не блажи, — сказала мать свою коронную фразу и закатила глаза. — Свидетелем моим ты быть не можешь, с ними и так все в порядке. И не будет никакого зала, с какой стати? Это же простая формальность. Иди отдыхать, только сначала выпей таблетку. Голова все еще болит?

— Прошла уже, — мрачно отозвалась я. — От твоих сюрпризов.

— Ну вот видишь, как отлично все устроилось, — широко улыбнулась мама.

Потом вдруг приблизилась, погладила меня по щеке прохладными пальцами и произнесла странным тоном:

— Совсем большая ты у меня выросла, а я вроде и не замечала. Ты прости меня.

— За что? — чуть не ахнула я. Не помню, чтобы мать когда-либо просила у меня прощения.

Моего вопроса она вроде как не услышала.

— На следующей неделе мы с тобой сядем вечерком и о многом подробно поговорим.

— Это о чем еще? — Нет, сегодня я точно свихнусь от тревог.

— Ну, найдутся темы. Как мать с подросшей дочерью.

— Ну хоть не о парнях? — просипела я убитым голосом.

— Нет, — усмехнулась мать. — Хотя, если накопились какие-то вопросы…

— Нет!

— Ну и замечательно! Суп выключи через пять минут, крышку сними. Все, целую, побежала.

Мать напоследок окинула внимательным взглядом свой силуэт в дверце холодильника — он у нас был чем-то вроде кухонного зеркала, я тоже часто в него поглядывала, — и поспешила на выход.

— Поздравляю, — брякнула я ей в спину, совершенно сбитая с толку. Надеюсь, она хоть не расслышала.