Сказки Шварцвальда
Владелица таинственного медальона, передаваемого от матери к дочери, Анна Кляйнфогель, жительница затерянного в горах швейцарского Дизентиса, вошла в историю как последняя казнённая в Европе ведьма. Что может связывать ее и обычного московского врача-психиатра Марию Фогель? Правдива ли история, услышанная Машей в психиатрической клинике от своей пациентки? Какую тайну скрывают старинная кукла и медальон и почему за ними охотятся? Героиня после разрушительной для себя связи с женатым мужчиной едет в Швейцарию. Там ее ждут любовь и настоящая опасность: ее жизнь и жизнь ее возлюбленного мистическим образом переплетаются с историей любви ведьмы и бедного художника, попавших в капкан инквизиции. Сказки Черного леса возвращаются…
Оглавление
- ***
- ***
* * *
Приведённый ознакомительный фрагмент книги Сказки Шварцвальда предоставлен нашим книжным партнёром — компанией ЛитРес.
Купить и скачать полную версию книги в форматах FB2, ePub, MOBI, TXT, HTML, RTF и других
Скользящие души. История Виктории Лазаревой.
— А кто такой Гай Лэндол? — спросила Маша, не сводя глаз в бледной, вытянувшейся в струнку на краю дивана женщины.
На несколько мгновений воцарилась гнетущая тишина, которую прервал судорожный вздох. Стало ясно, что невинный вопрос вызвал у собеседницы мучительную боль, ее лицо потемнело, идеально гладкий лоб прорезала морщина, намертво застывшая между бровями.
Глухой голос принадлежал уже другому человеку, не озорной кокетке, без стеснения демонстрировавшей врачу стройные ножки.
— Гай? Этот… человек, если его можно таковым назвать… вывернул мою жизнь наизнанку, исследовал все темные уголки, вытащил все секреты и выкинул на свалку за ненадобностью.
Но мой мозг хранит одну важную тайну, о которой он догадывался, изысканно пытая… Был уверен, что я не смогу противостоять. Но потерпел фиаско. А разгадка необходима, он одержим ей, только ключик надежно заперт вот здесь.
Тонкий белоснежный палец с острым ноготком коснулся виска, а потом быстро смахнул скопившуюся в углу глаза слезу.
— А еще это самый прекрасный любовник на свете…
Маша в недоумении смотрела на Викторию, ожидая пояснений. И вскоре они последовали.
— Я появилась на свет несколькими минутами раньше сестры и была удостоена тяжелой награды. Особое знание и предначертанный путь. Я родилась без права выбора.
Этому знанию не научат ни в одном университете, ни в одной, даже самой престижной, академии. Его не существует сейчас, оно завещано прошлым, навеки потерянным миром.
Его отголоски, следы доступны лишь избранным.
Мне думалось в детстве, что сестра, мама, да и все люди вокруг видели, слышали и чувствовали то же самое. Когда я поняла, что эта способность принадлежит только мне, столкнулась с одиночеством, которое стало моим верным спутником, собеседником, учителем, судьей и защитой.
Не буду утруждать вас подробностями взросления особенного ребенка. Для нас сейчас придумано мудреное прозвище — индиго. Аура таких детей, как утверждают, светится синим цветом. Я согласна с одним — мой любимый оттенок лавандовый, переходящий в берлинскую лазурь, но это не имеет прямого отношения к рассказу.
Венеция…
Город-призрак, танцующий на волнах Адриатической лагуны, город-перевертыш, прячущий один раз в год истинное лицо за нарочитым весельем карнавала и таинственными масками… Легенда, тайна, символ романтической любви, заблудившейся в узких переулках, замершей в ожидании на горбатых мостках, умирающей и воскресающей вновь в протяжных песнях гондольеров.
Город, о котором мечтала моя младшая сестра, по воле рока стал палачом для меня.
Мы с раннего детства любили розыгрыши, никто кроме мамочки не мог отличить нас друг от друга. И мы нередко этим пользовались.
Поездка Ирины сорвалась из-за неудачно сделанного аборта.
«Не убий!» — Ира нарушила эту заповедь, а расплата за грех почему-то легла на мои плечи.
Она уговорила меня еще раз воспользоваться феноменальным сходством и слетать в Венецию по ее паспорту, на ежегодный карнавал.
В моей галерее шел затянувшийся ремонт, Саша улетел в Лондон на конференцию. От нечего делать я согласилась.
Знаете главную особенность фатума? Все обстоятельства вокруг запланированного действия сложатся удачным пасьянсом. Все кусочки паззла найдутся легко, без усилий. Вас понесет навстречу судьбе как на крыльях.
В начале февраля 2010 года меня понесли крылья «Алиталии»16.
Отель, что забронировала сестра, находился не слишком далеко от площади Сан Марко, на берегу одного из бесчисленных каналов, пронизывающих город подобно кровеносной системе. К рецепции вел изогнутый маленький мостик, с обеих сторон украшенный подвесными горшками с цветущей геранью. Не удивляйтесь, она там цветет круглый год.
«Ка де Конти», собственность семьи Шеридан, построенный в начале четырнадцатого столетия, — жемчужина городской архитектуры, выбранная Ириной для осуществления долгожданной мечты. Мало того, что она отыскала один из самых романтических отелей, она за полгода до карнавала зарезервировала прокат костюма, который был доставлен консьержем и лежал у огромного зеркала в гостиной в ожидании примерки.
Я увидела вместительную синюю коробку с надорванным краем. Из него торчал лоскут алого цвета.
«Ирина в своем репертуаре. Теперь меня примут за обезумевшего петуха или попугая».
Но, вынуждена признаться, костюм оказался великолепен. Он полностью отражал внутренний мир моей сестры — мир позерства, кокетства, вычурности и богемного эпатажа. Но и в то же время удивлял изысканностью кроя, изяществом кружев, богатством вышивки.
У меня невольно вырвался вздох восхищения, а в голове прозвучал закономерный вопрос: сколько стоила его аренда?
Это было ярко-красное платье из тяжелого атласа, стянутое корсетом и увенчанное откровенным декольте. Дополнением служил кушак, отделанный замысловатой парчовой вышивкой. Костюм куртизанки. Под платьем, в отдельной коробке, перетянутой атласной лентой с фирменным ярлычком мастера, нашлась маска. Для неучей вроде меня над именем мастера стояло короткое название: «Moretta Tragicomica.it.».
Маска была прекрасна. Настоящее произведение искусства.
Руки задрожали от волнения, когда я вытаскивала ее из упаковки. Не предполагала, что современные мастера могут создавать подобное совершенство. Тонко выделанную кожу вокруг прорезей покрывала искусно выложенная россыпь темного и светлого речного жемчуга. Не совладав с любопытством, я подошла к зеркалу и приложила ее к лицу. И произошло чудо! Взглянув через узкие щели, увидела другой мир, искрящийся фейерверками, танцующий на радуге, фантастический, волшебный, суливший мне исполнение самых заветных желаний. Посетило ощущение, что я выиграла билет в забытую сказку.
На обратной стороне маски не было ни одной ленты, чтобы закрепить ее на лице; не нашлось и отверстия для держателя. Лишь небольшая палочка из пластика изнутри, на уровне рта.
Ясно, значит, мне придется во время празднества держать маску зубами, согласившись на добровольное молчание. Довольно оригинальное спасение от женской болтливости придумали венецианцы. Безмолвная красота — идеал женской сути.
Но Ирина могла бы предупредить заранее об особенности выбранного образа. Странное решение — не произносить ни слова на протяжении карнавала — заключало в себе явный диссонанс с экспрессивной природой сестры и с обликом обворожительной куртизанки.
Погружаться в мир чужой мечты я не собиралась.
Поприсутствовать завтра на традиционном «Полете ангела», провести пару часов в карнавальной толчее, поглазеть на человеческую фантазию, воплотившуюся в масках. Посетить один из костюмированных балов (сестрой было зарезервировано три) и возвращаться!. Потому что с самого начала все пошло не так!
После первого шага на венецианскую землю, который закончился неловким падением на пристани, вплоть до рецепции отеля не отпускало чувство слежки. Меня вели. Человек или фантом?
Я чувствовала на спине две ледяные точки.
Потом положение усугубилось: появился пробегающий по телу морозец — верный признак присутствия чужеродной сущности. Я остановилась, делая вид, что любуюсь Мостом Вздохов, закрыла глаза и полностью сосредоточилась на ощупывании окружающей действительности. И неожиданно для себя соприкоснулась с пустотой, с Ничем.
И Ничто более не отпускало.
Наверное, для несведущего человека тут требуется пояснение: пустота похожа на порыв ледяного ветра, моментально лишающий осязательных рефлексов. Она завораживает, замораживает, омертвляет. Тогда силой мысли мне удалось растопить наледь и продолжить путь. Но, подобно репью, Ничто прилипло к картине восприятия и затаилось. Пустота поселилась в душе, но не предъявила образа, который она собиралась примерить для реальной жизни. Пока еще не предъявила.
Сидя на полу комнаты за плотными портьерами и закрытыми ставнями, разглядывая маску, я на время освободилась от чужого…
Рассказ Виктории прервался. В палату вошла процедурная сестра с тонометром. Маша наблюдала за манипуляциями коллеги, отметив худобу рук своей пациентки. Женщина была истощена не только душевно, но и физически. Доктор сделала пометку в карте о необходимости контролировать питание и добавить физические упражнения для повышения мышечного тонуса.
Дверь за сестрой закрылась, и Виктория, проводив ее взглядом, тихо произнесла:
— Предостерегите Ларису от задуманного. Оно не принесет желаемого, лишь усугубит ситуацию. Отпустите ее со смены пораньше и напомните слова: «Я подумаю об этом завтра». А завтра будет другой день…
Итак, вернемся к моей истории, фантасмагорической, сюрреалистической, запредельной и в то же время многократно разыгранной персонажами захолустных мыльных опер… Почему вы смеетесь?
Мария посерьезнела.
— Вы очень интересно рассказываете. Словно красивый роман пишете.
— Ничего не могу поделать с витиеватостью речи. Не отвлекайтесь!.
…Притаившаяся Пустота не заставила себя ждать. Стоило мне появиться на следующий день на улице и смешаться с толпой чирикающих японцев, она явила свой лик. Азиаты обступили закутанную в алый шелк и атлас куртизанку и в восхищении защелкали фотоаппаратами. В этот момент за капюшонами дождевиков мелькнуло белоснежное лицо, безмолвное, пустое. Оно обожгло черными провалами глаз и тут же исчезло в толпе, смешавшись с гостями карнавала. Люди спешили на площадь, на традиционный «Полет ангела».
Я пыталась вычислить белую маску среди идущих, но безуспешно. А следующий раз она появилась уже довольно на большом расстоянии, в конце переулка, выходящего на Сан Марко.
Человек, закутанный с головы до ног в черный атласный плащ с низко опущенным капюшоном, сверкал белоснежным мертвенным лицом. Он стоял против течения толпы и не сводил с меня черных пустых глазниц. Люди его не видели, они просачивались насквозь.
Потом фантом развернулся, смешался с толпой и исчез, мелькнув вороньим крылом — полой хлопнувшего на ветру плаща.
Чей он? Что ему нужно?
Именно эта сущность следила за мной с первых шагов по венецианской земле. Какую ужасную маску она выбрала! Лик пустоты, безразличия, маску Вольто — гражданина, одну из классических личин. Под ней нередко скрывали человеческие пороки и безнаказанно творили зло.
Закравшийся внутрь страх разросся подобно плесени и ослабил защиту от постороннего вмешательства. Обычно я всегда ставила внутренний барьер от чужих мыслей, которые, если им дать волю, жужжат в голове назойливыми мухами.
Защита стала для меня обыденностью, как для вас мытье рук перед едой. Она играла роль респиратора в задымленном помещении, давала возможность дышать, жить собственной жизнью, а не скользить по обрывкам чьих-то эмоций. Многие человеческие эмоции подобны радиоволнам: сначала мечущиеся, путанные, еле-еле прорывающие эфир, как вдруг оглушающие лавиной, какофонией звуков и лишь потом умиротворяющие тихой мелодией. Находясь в социуме, я мысленно облекала себя в зеркальный кокон, не позволявший проникать в мое сознание.
Блаженны несведущие. Видели ли бы вы, что крутится сейчас здесь, в пропитанном антисептиками, наставлениями врачей и молитвами пациентов убежище! Просмотр ужастиков стал бы лишним.
Маша невольно огляделась по сторонам.
— Только страх, немотивированный, необоснованный, беспричинный, способен, подобно ржавчине, прогрызть мой скафандр.
Так и произошло. А вслед за страхом, пробившимся сквозь дырочку, я услышала Голос. Визгливый, нечеловеческий. Так мог звучать винил, проигрываемый не на той скорости. Так говорят клоуны. Боитесь клоунов? Я — очень. Голос скрипнул:
«Иди за мной».
Мария в смущении опустила глаза. Надежда на изменение установленного диагноза таяла на глазах. Мания преследования — один из основных признаков шизофрении. Виктория опять прочла ее мысли, тихо вздохнула и опустила голову на поджатые к животу острые колени.
— Мария Сергеевна, не спешите с выводами, дослушайте мою историю до конца, а потом решайте, сумасшедшая я или Другая.
Полагаете, я не могу отличить обычного зеваку, комедианта, разыгрывающего интригу среди всеобщего маскарадного помешательства, намерившегося испугать меня, от действительного зла в человеческом обличии? Если бы это были происки ряженого юноши, затеявшего игру в догонялки… Нет! Вы намерены дослушать меня?
— Извините, Виктория, продолжайте, — Мария от смущения покраснела. Ей стало жутко, что пациентка читает ее словно открытую книгу.
— Каждый человек на вашем месте принял бы меня за буйно помешанную, страдающую от иллюзорных козней. Чужое присутствие подобно тревожной кнопке на пульте охраны. Она расположена вот здесь — на затылке, — Виктория повернулась боком к Маше и приподняла кудрявые волосы. — И вот тут еще одна, — рука женщины коснулась горла. — Я всегда ощущаю пульсацию. По мере усиления воздействия становится тяжелее дышать.
В тот день я пыталась всеми известными способами сбросить присосавшегося спрута, но усилия оказались напрасными. Агрессия пустоты не контролировалась, ее ледяное дыхание охватило все тело. Подобно марионетке, перестав управлять мыслями и поступками, я подчинялась завораживающему зову.
«Иди за мной».
Я слилась с толпой туристов и ряженых, миновала Часовую башню, вышла на площадь Сан Марко. Вы были в Венеции, Маша?
— К сожалению, нет, но…
— Вы там обязательно побываете. Любовь приводит каждого человека в этот город и распоряжается им по собственному усмотрению. Ваш избранник боготворит Венецию.
Маша нахмурилась. Какой еще избранник? Не обращая внимания на ее реакцию, Виктория продолжала:
— Когда попадете на центральное пьяццо, доставьте себе удовольствие — покормите голубей, священных птиц Венеции. И дайте им свободу вести себя как они привыкли, просто доверьтесь и ничего не бойтесь.
В то утро, несмотря на постепенно заполняющуюся народом площадь, голуби не сдавали позиций, кружили небольшими стайками у базилики, собирались под арками Прокураций, клевали рассыпаемые туристами зерна.
Голос главенствовал над моим разумом. Контролируя свои действия лишь частично, я подошла к продавцу корма и отдала евро за пакетик с сушеной кукурузой. Рассыпала горсть.
Голодные птицы облепили меня, цепляясь острыми коготками за одежду. Они ползли вверх, угрожающе курлыкая, приближаясь к лицу. Я из последних сил пыталась стряхнуть с себя наглую стаю, но усилия оказались напрасными. Несколько особенно зарвавшихся особей, цепляясь за оборки платья, поднявшись, атаковали мои плечи и голову. Полагая, что от роскошного костюма уже не осталось и следа, я, продолжая сжимать во рту маску, беспомощно оглядывалась по сторонам, ища спасения.
Вокруг толпились зрители, восхищенные необычным птичьим аттракционом. Мелькали вспышки камер.
Но помощь все же пришла — она прозвучала в моей голове тем же визгливым голосом, который и привел меня на площадь: «Убей! Убей одного, кинь камень в стаю — и все сразу закончится, словно в сказке — они заклюют сами себя…»
Я, теряя самообладание, вновь присела на мостовую и закрыла уши, стараясь не слышать странных приказов, но правая рука машинально потянулась назад и нащупала неизвестно откуда взявшийся булыжник.
Откуда он взялся?
Вокруг меня волновалось, вздрагивало крыльями антрацитовое курлыкающее море, и я вожделенно упивалась осознанием грядущего убийства. Своей властью над безмозглыми тварями, унизившими меня перед толпой, испортившими коготками и клювами дорогой карнавальный костюм.
Рука судорожно сжала камень.
Через секунду на нее легла тонкая бамбуковая трость, и я услышала глухой голос, словно говоривший человек произносил слова через металлическую трубу.
Я подняла глаза и закричала от ужаса.
Моретта выпала и покатилась по мокрой мостовой.
На меня хищно нацелился длинный птичий клюв диковинной маски. Человек, стоящий рядом, быстро убрал с моей руки трость, а другой рукой перехватил зажатый камень. Приподняв маску, заговорил:
— Мисс, не делайте то, о чем серьезно пожалеете. Голуби — священные птицы этого города, и им позволено все. Готовящееся преступление никто не заметил, кроме меня. Все наслаждаются «Полетом ангела». Все, кроме нас.
Я разглядывала странную птичью маску с нарисованными на ней круглыми очками, черную шляпу с круглыми полями и непроницаемый, полностью скрывающие тело плащ из тяжелого атласа, отороченный серебряной вышивкой с изображением черепов. В прорези маски на меня с любопытством смотрел один ярко-голубой и другой зеркальный глаз, в котором на миг отразилось мое бледное лицо. Мужчина вновь приподнял маску и сдержанно улыбнулся, вздернув уголки губ.
Двусмысленная улыбка и хищно опущенный клюв загадочной птицы напомнили гротеск Апокалипсиса, существо, сошедшее с полотен бессмертного Босха.
Я не могла отвести от незнакомца завороженного взгляда, и только девочка, тронувшая меня за локоть («Signora, è la maschera?17»), прервала визуальный диалог.
— Как ваше имя, мисс? — услышала я вопрос незнакомца, после того как малышка вернула мне утраченную Моретту.
Что заставило меня тогда соврать, какой потаенный голос дал совет — не знаю, но я назвала имя сестры.
Ряженный галантно поклонился, снял шляпу. Приподняв за клюв страшную маску, полностью открыл лицо, на котором играла искренняя мальчишеская улыбка.
— А меня Гай, Гай Лэндол, очень рад познакомиться, Ирина.
Напряжение мгновенно спало, и я с интересом разглядывала стоящего рядом господина, молодого мужчину ростом немногим выше среднего. Светлые волнистые волосы его были стянуты кожаным ремешком в хвост. Под плащом угадывалось мускулистое, натренированное тело. Одно из стекол странных очков оказалось обычным, сквозь него насмехался голубой глаз, другое же отливало зеркальным блеском.
Мужчина, назвавший себя Гаем Лэндолом, не являлся красавцем в классическом понимании, но был щедро наделен обаянием. Смелый, нагловатый взгляд с прищуром, открытая, располагающая улыбка, благородные, хотя чуть и надменные черты лица, присущие жителям Альбиона, волевой подбородок, обветренная на вересковых пустошах или средиземноморских берегах кожа щек, правильной формы нос с небольшой горбинкой.
Рассматривая его, я почувствовала, как внутри затрепетал крыльями мотылек, испуганно и восхищенно. А самое главное — неожиданно!
Он шагнул ближе и предложил руку. И тут случилась еще одна странность. Как только я дотронулась до его локтя, пульсирующая точка в голове погасла. Сжимающее горло ощущение Зла исчезло. Все тревоги миновали! Я полной грудью вдохнула влажный, пропитанный морем воздух и улыбнулась.
В тот же миг раздались оглушительные звуки фанфар и тромбонов, возвещающих начало празднества. Мимо кубарем пронесся клубок ряженых. Нас окутал пестрый дождь из разноцветных конфетти.
Viva Venezia! Viva Carnevale!
Да здравствует Венеция! Да здравствует Карнавал!
Я вздрогнула от неожиданности, а Гай успокаивающе сжал мою руку.
— Знаете, Ирина, что в средние века с колокольни Святого Марка спускали не бутафорного ангела, как, например, сегодня известную топ-модель — дочь местного мафиози, накаченную транквилизаторами. Да-да, видели бы вы ее лицо — сомнений никаких. Девушка почти невменяема! Если бы не солидный гонорар от местного муниципалитета, она бы в аду видала все эти полеты. Так вот — раньше спускали настоящих преступников. И отправляли их без всякой страховки, протянув обычный канат между колокольней и балконом Дворца дожей. Бедняги, которым за отважный поступок гарантировали отпущение всех грехов, ползли вниз с корзиной, наполненной лепестками роз, и щедро посыпали ими восторженно ревущую толпу.
Немногим удавалось пройти весь путь не сорвавшись, но везунчики, шагнувшие на балкон дворца, становились героями, обещавшими Венеции счастливый, безбедный год. Если же несчастные падали, то год, по обычаю, предвещал грядущие невзгоды и болезни.
Потом дожи перестали искушать судьбу, и место арестантов заняли обычные акробаты, умелые канатоходцы, гарантирующие вечно тонущему городу безбедное существование. И лишь теперь традиционное действо превратилось в фарс.
Я каждый год посещаю Венецию в конце великого поста и уже потерял счет тем, кто спускался с несчастной колокольни. Она не выдержала издевательств и обрушилась в начале прошлого века, но, благо, сейчас полностью восстановлена.
В этот момент я готова была задать глупый вопрос: «Вам больше ста лет, Гай?» — но остереглась. Решила, что не совсем правильно поняла.
Англичанин продолжал:
— Кто только ни летал вниз, начиная с искусно выполненных муляжей, потом известных актеров и рок-певцов и заканчивая сегодняшней королевой гламура. Что отцы города придумают на следующий год? Где им взять настоящего ангела?
Я слушала его молча, исполняя роль, навязанную мне маской. Роль безмолвной дамы.
На губах Гая заиграла улыбка, он словно прочел мои мысли:
— Интересную роль ты себе выбрала, молчаливая куртизанка. Маска особенная. У какого мастера она изготовлена? В обычных салонах Моретту не продают. Нынче дамам молчать не принято. А зря. Они лишают возможности говорить тело, язык которого глубоко эротичен и подчиняется лишь инстинктам. Твои слова пройдут через беспристрастный фильтр разума и сохранят один процент истинного намерения. А тело всегда скажет правду.
Ну вот, ты улыбаешься, и маска вновь готова покатиться по мостовой. Мне льстит твое внимание, но не мешает услышать и голос. Скажи, в каком отеле ты остановилась? Я пришлю новую маску, удобную. Образ Венецианской Дамы более всего гармонирует с платьем куртизанки.
Я молчала.
— Тем более на балу, на который ты приглашена, следует не только улыбаться окружающим, но и говорить с ними.
Я в недоумении отвела Моретту от лица и, капризно изогнув бровь, взглянула на самоуверенного англичанина.
— Приглашена?
Голубой глаз Доктора Чумы весело сверкнул. На лице заиграла обезоруживающая улыбка. Спорить с ним я не осмелилась, да и не хотела.
Он поражал меня, удивлял и в то же время держал в напряжении, в нарастающей интриге.
Слегка настораживало, что рядом с Гаем я чувствовала себя в абсолютной безопасности, а такое бывало крайне редко.
Что бы это значило? Куда спряталась пустота, следовавшая по пятам?
Тогда я объяснила произошедшее разлившимся по городу добрым волшебством. Радость вернувшихся в детство людей прогнала призрака.
— Отель «Де Конти»? Так это совсем недалеко. Неплохой выбор для участника массового помешательства. Нас разделяет канал Джудекка, я остановился в «Чиприани», на том берегу. Жди подарок! А сегодня приглашаю тебя на ламбруско. Потрясающий вид на закат прилагается.
Виктория со вздохом опустила голову.
Маша с тревогой следила за ее реакцией, готовая в любой момент прервать рассказ.
Несколько минут больная молчала, а потом неожиданно подняла на врача счастливое лицо.
— Это было самое прекрасное время. Не бойтесь за мой рассудок, позвольте вновь побывать там, под вашим контролем это безопасно. Тем более, следуя психологической практике, избавиться от проблемы можно лишь пережив ее вновь. Давайте проведем несколько изумительных по красоте и страшных впоследствии мгновений вместе.
Вы готовы отправиться в путешествие? В мир карнавала, буйства красок, безудержного веселья, обезумевших, оторванных от повседневных забот людей, ставших детьми; а за кулисами карнавального сумасшествия готовы ли вы познакомиться с демоном, живущим среди нас?
Повисло молчание. Виктория терпеливо ждала ответа. Маша, сглотнув ком в горле, послушно кивнула головой. Позабыв о статусе врача, вмиг превратилась в девочку, предвкушающую страшную сказку на ночь. Ей сейчас не хватало большого пухового одеяла, чтобы зарыться в него с головой.
— Обещанная маска Дамы была доставлена незадолго до выхода на бал Серениссима. Сестра забронировала место на том же балу, на который позвал меня Гай. Я посчитала это тогда случайным совпадением.
Кожаная, легкая как пушинка полумаска лежала в руках. Я не могла наглядеться на золотую с кармином роспись, затейливый растительный узор, окружающий миндалевидные отверстия для глаз и плавно спускающийся к носу. Сколько же она могла стоить? Пару сотен как минимум.
С чего он так щедр? Мы ведь едва знакомы.
И тут же озорная мысль: Гай позаботился о том, чтобы мой рот был открыт, чтобы я не только говорила, но и…
Теплая волна предвкушения разлилась по телу, я закрыла глаза, представив прикосновение его губ, мягкое, нежное, требовательное.
Внезапно нахлынувшее искушение продлилось лишь миг. Опомнившись, негодуя на вырвавшиеся на свободу чувства, я до крови прикусила губу и стряхнула морок.
Вдали от Гая мои способности восстанавливались как и контроль над разодранными в клочья эмоциями.
Тем не менее желание загадалось, и Вселенная принялась тасовать карты, подбирать пазлы для осуществления задуманного.
Дорогая Маша, не буду утруждать вас длительным описанием действа, свидетелем которого я оказалась. Тем более не пройдет и года, как вы сами станете свидетелем добровольного помешательства. Не спорьте!
А лучше представьте себе ежесекундно рассыпающиеся и вновь рождающиеся картинки калейдоскопа. Суматоху, смех, непрекращающиеся антрепризы, буффонады и пантомимы бессмертной комедии дель арте, сопровождающие гостей города начиная со Славянской набережной, продолжающиеся под кружевными арками Дворца дожей на Сан Марко и заканчивая рынком Риальто.
Хитрый проказник Арлекин, дурак и прохвост, под руку с Пульчинелле незлобиво задирали похожих, вовлекали их в импровизированные сценки, смешили, а потом милостиво позировали для фотографий.
Своенравная Коломбина прохаживалась под руку с венецианским купцом Панталоне в сопровождении умного слуги Бригеллы.
На каждой улице менялись труппы, персонажи и костюмы, а с ними менялся и смысл разыгрываемых сценок, так что постепенно я потерялась в сюжетах увиденных пантомим и клоунад.
Звуки музыки, гитар, мандолин, виол и скрипок слышались из переулков старого города.
На фоне лицедейства клоунов существовали Великие Маски, стоящие отдельными группами, парами или в одиночестве.
Как посланцы другого, параллельного мира, как выходцы из края сказочных снов. С удовольствием позирующие, замирающие на время фотосессии в грациозных позах, молчаливые гонцы потусторонности. Они снисходительно наблюдали за нами сквозь миндалевидные прорези и хранили вечную, никем не разгаданную Тайну.
Находясь с Гаем, я не слышала мыслей окружающих меня людей, не плыла по волнам их настроений. Все эмоции и чувства сосредоточились, все энергетические потоки замкнулись на одном человеке. Словно волшебная бамбуковая трость, прикоснувшаяся к руке, расколдовала меня, превратила в обычную женщину, какой мечтала быть всегда. Гай, подобно фильтру, глушил проявления тонкого мира, был их естественной преградой.
Я наслаждалась покоем, тишиной, чувством полета, царившим в душе. И влюблялась в него с каждым днем все сильнее.
Пасьянс потихоньку складывался.
Он познакомил меня со своей Венецией, годами исхоженной им, открывшей все свои тайны.
Горбун Риальто, символ мрачного Средневековья, навеки застывший на крошечной пьяцетте18. Гай, перегнувшись через перила, похлопал его по плечу как старого знакомого и что-то прошептал на ухо.
Замысловатые нехоженые мосты, спрятавшиеся от туристов среди старых кварталов. Один из них — особенный, он носил название Моста Чудес, в честь любви, которую испытал красивый юноша к скромной невзрачной девушке с сердцем королевы.
Тайными тропами Гай водил меня по маленьким, притихшим в февральском влажном сумраке кампьелло. Замерзнув, мы останавливались — выпить горячего вина и шли дальше.
Петляя в лабиринте улиц, мы добрались до дома сердцееда Джакомо и пересели на катер, чтобы увидеть Палаццо Дарио, завершающий коллекцию любимых мест Гая. Дворец, убивающий своих владельцев. Заброшенный, пугающий мертвенной красотой дом с желтоватыми мучнистыми медальонами и зеркальными арочными окнами, в которых отражались проплывающие по студеному зимнему небу облака.
По слухам, его нынешний хозяин, богатый американец, продался дьяволу с потрохами и поэтому до сих пор жив. Как бы то ни было, ни одна живая душа не осмеливается поселиться во дворце, ставни прочно заколочены, дом необитаем.
Светлейшая Венеция полна неразгаданных тайн.
Гай Лэндол был одной из них.
Мы могли разговаривать молча, знали ответы друг друга. Такой теснейший контакт существовал у меня лишь с Ириной, а теперь ее место занял прекрасный незнакомец, о котором к вечеру третьего дня я знала все…
Или почти все. Не считая одной страшной тайны, спрятанной, как в ящике Пандоры, в туманных переулках его души. Разгадав этот секрет, можно проститься с рассудком.
Все участники ежегодного паноптикума подразделяются на три основные группы. Первую, самую немногочисленную, составляют коренные жители островной Венеции, для них карнавал является одной из статей дохода и одновременно причиной головной боли. Большинство островитян занято в сфере обслуживания. Они являют здравомыслящее зерно происходящего массового помешательства, его стабилизирующий фактор.
Вторую, основную часть представляют собой праздно шатающиеся гости, стекающиеся в обезумевший на время город со всех концов света. В зависимости от материального благополучия и желания они являются зрителями и хроникерами преображения либо же его непосредственными участниками. Арендуют предлагаемые в отелях костюмы и маски, присутствуют на многочисленных традиционных балах.
И, наконец, третья, обособленная каста сильных мира сего. Заболевшие карнавалом богатые эстеты и ценители красоты, состоящие в закрытых ассоциациях и клубах, участвующие в подобных перформансах по всему миру и тратящие баснословные средства на фантазии знаменитых мэтров от кутюр на дизайн и пошив костюмов, с каждым разом все более изысканных.
За ними из года в год сохраняются номера в лучших отелях города. Резервируются места на публичные и закрытые балы. Именно они являются лицом и душой карнавала, его движущей силой, его иконами, без которых само существование феерического и мистического действа окажется бессмысленным.
Гай принадлежал к этой касте.
Сопроводив его на прием в «Папавафа», переместившись на следующий вечер в легендарный «Даниэли», продолжив костюмированное веселье на прогулке в гондолах по бесчисленным тенистым каналам, я наблюдала особый ритуал общения посвященных. Казалось, мой спутник знал абсолютно всех собравшихся участников праздника, вне зависимости от того, надеты на них маски и костюмы. Чуть позже, устав от лицедейства и грациозных поз, аристократы сменили фантастический наряд на привычный для приемов смокинг или коктейльное платье, оставив на лице лишь намек на таинственность, провоцирующую на сомнение полумаску.
Принадлежность к особому, другому миру выдавала Гая с поличным. Он и тайна были неразделимы как брат и сестра, с первых минут знакомства я заблудилась в лесу подобно Гретель, следуя рассыпанным лже-Гензелем крошкам.
Умело расставленная ловушка захлопнулась.
«Я скрылся под одеждой и маской клоуна. Мои мысли, намерения, действия неожиданны. Я умею постоянно перевоплощаться и со смехом делать то, что многим может показаться запрещенным и непристойным. Любить, не любя….» — сказал невенчанный король Венеции, ее великий и бессмертный певец19.
Так кем Гай был тогда?
Я не ошиблась, употребив это наречие — «тогда», потому что с течением времени его образы менялись, ощущения путались.
Уровень знания языка позволял мне без особых проблем понимать его, мои же попытки выразить чувства, напротив, вызывали у Гая снисходительные улыбки. Он повторял:
— Я читаю ответы в глазах, ну а если они касаются губ, то я испытываю истинный восторг, вне зависимости от правильности построения или выбранной формы глагола. Твои ошибки прелестны!
Его голос и слова наполняли сердце блаженством, и я полностью забыла об осторожности. Гай умел искушать.
Помню ожоги от пристальных взглядов престарелых масок и молодых див, брошенных на меня в моменты знакомства, леденяще-пронизывающих, оценивающе-уничтожающих. На приемах Гай всегда держал мою руку и не обращал внимания на страдалиц.
Как мне не хватало в тот момент утраченной защиты! Но исполнившееся желание лишило способности рассуждать, оно требовало все большего наслаждения.
Разум оглох и не слышал шепота интуиции. Да и откуда взяться опасности в праздничном, ликующем городе?
В образе Гая все казалось восхитительным, провокационным и тем более желаемым. Раньше несколько деталей меня бы сразу насторожили, а тогда лишь добавили загадочности к портрету. Странная полузеркальная оправа и золотое кольцо на правой руке. Он постоянно крутил его, словно украшение натирало палец.
В один из вечеров он, предвосхитив мой вопрос, снял очки и предстал во всей красе. За зеркальным стеклом пряталось бельмо.
Я все поняла без слов, когда заглянула в здоровый, внезапно увлажнившийся слезой глаз, в то время как второй остался сухим и мертвым, словно зашторенное окно.
Гай опустил голову, его губы дрогнули в благодарной улыбке.
— Видела бы ты меня год назад. Чудовище с мерзкими бельмами, зрение упало практически до нуля, я не мог водить машину, да что говорить, я не мог существовать в обществе, не испытывая омерзения к отражению в зеркале.
Панический страх перед врачами заставил до последнего момента откладывать операцию. Мама страдала гемофилией и погибла из-за невинного хирургического вмешательства. Теперь я жалею, что не решился раньше… Если бы не глупая фобия, то, сидя рядом с такой красавицей, я бы не смущался.
Его губы растянулись в улыбке, обнажив белоснежные зубы.
Невольная мысль: «Ты сильно лукавишь», — промелькнула в голове и была незамедлительно прочтена собеседником.
— Я не льщу себе. Что греха таить, женщины испытывают ко мне влечение, жалость к слепцу лишь укрепляет его, и кто-то другой, будь он на моем месте, не преминул бы воспользоваться их расположением. Но я-то видел свое истинное лицо! Клоун-урод!
— Осталось сделать последнее усилие, операцию, и вся мостовая будет усеяна осколками наших сердец.
Он помолчал, потом вновь улыбнулся. Перевел глаза на тихо плещущуюся антрацитовую воду с дрожащими блики фонарей. Взгляд Гая скользнул по очертаниям одиноких гондол, качающихся среди причальных столбов, и унесся вдаль.
Прошлое настигло его и не хотело отпускать. В здоровом глазу дрожал огонек свечи, смешанный с подкравшейся слезой, роились призраки прошлого, куда он так и не пустил меня.
О кольце он рассказал позже.
На мой вопрос, не мешает ли оно ему, Гай отреагировал неожиданно. Лицо перекосила злоба, но он моментально взял себя в руки.
— Не мешает. Эта просто глупая привычка. Не обращай внимания!
Внимания стоило другое.
Я не ошиблась, предположив, что незамысловатое украшение по какой-то причине важно для Гая.
Рассказ о происхождении кольца потряс меня до глубины души и позволил закрасться сомнениям о душевном здоровье моего друга. История не укладывалась в рамки разумного восприятия действительности.
Хотя Гай с самого начала казался посланником другого мира, я позволила себе усомниться в правдивости услышанного.
— Сначала реальность. Мое имя Гай Фердинанд Лэндол, я уроженец графства Кент, наследник небольшого поместья Уилл-Лодж, последний по мужской линии из рода Мортон. А сейчас почти сказка.
Эта полоска золота с выгравированными символами принадлежала моему предку, ведущему род от скандинавских викингов, покоривших Туманный Альбион. Путь этого кольца пролег через мрачное Средневековье, кровопролитные войны и временной феномен.
— Прости, я не совсем поняла…
— Поясню… Это кольцо отдала мне жена лучшего друга. История их знакомства — фантастическая, она вполне достойна костюмированного мыла на BBC20. Ты, возможно, посчитаешь меня сумасшедшим, но не торопись с выводами. В доме скорби вскоре может оказаться каждый из нас.
То, что я сейчас расскажу тебе, — истина без доказательств, аксиома, просто поверь в нее.
Несчастная девочка Элен — так зовут крошку — провалилась недавно в безвременье. Не перебивай! Если сказать точнее, она попала во временной переход, выбросивший ее в 1810 год. Так сказать, в незапланированную экстремальную командировку. Цель — затеряться среди аборигенов. Бонус — свадьба с приданым.
История кэролловской Алисы или Золушки. Sil vous plait21. Замуж за моего друга-аристократа она вышла, правда, вначале планировала окрутить его предка. Фокус в том, что Элен недолго задержалась в 1810-ом, она вернулась назад в тот самый день, что и исчезла. Немыслимое течение времени сжало три месяца прошлого в несколько часов настоящего. Смысл неожиданного путешествия заключался в главном — она сохранила кольцо, а потом вернула его законному владельцу22. Ирина, что с тобой? Ты не веришь ни одному моему слову?
Я действительно не верила ему. Что за ерунду рассказывает потерявший рассудок Гай? Разве могут существовать временные переходы? Я верю лишь в то, чему сама была свидетелем. Могу клятвенно подтвердить присутствие потусторонних сущностей, неуспокоенных духов. Верю в то, что вижу, слышу, порой осязаю. Не более. Повернуть время вспять — нельзя.
Гай не пытался что-то доказать, оставил мой скептицизм без комментариев и продолжил рассказ о кольце. Он называл его «мое спасение, моя защита». Тогда я даже не догадывалась, от кого оно могло его оберегать.
— Тебе ли не знать, тебе ли сомневаться в существовании лазеек, особых мест, где скрещиваются ветра времени, соединяются намерения и реальность начинает трансформироваться? Тебе ли, способной видеть потаенный мир и общаться с ним, не узреть то, что я говорю правду? Почему я верю тебе беспрекословно, а ты сейчас отводишь в смущении глаза, думая, что я прочту в них невеселый диагноз?
Я молчала, прислушиваясь к равномерному глухому стуку и всхлипываниям. Покачивающиеся на волнах гондолы плакали, издавая звуки, похожие на мрачный похоронный набат, летящий над каналом.
Он прав. Кому как не мне верить ему. Кому как не мне, полусумасшедшей, замкнутой в ракушке собственного мира, вечно ходящей по лезвию бритвы, по границе между Светом и Тьмой, балансирующей на острие, боящейся взглянуть вниз, но желающей это сделать…
Гай не отводил требовательного взгляда.
— Я верю тебе… — выдохнула я и услышала вздох облегчения. — Но не совсем понимаю, каким образом это обычное золотое кольцо спасает тебя.
Гай криво улыбнулся, приподняв лишь уголки рта. Неподвижное, непроницаемое лицо-маска сделало его похожим на Джокера.
По спине у меня пробежал неприятный холодок, а на затылке на мгновение ожила тревожная кнопка. Ожила лишь на краткий миг и снова затихла. Мой испуганный взгляд был тут же перехвачен его, теплым и нежным. Маску темного клоуна сменил романтический рыцарь.
— Милая девочка, наш мир покоится на балансе энергий, на равновесии полярных субстанций. Ты это знаешь. Мы понимаем друг друга. Мы видим мир не так, как все люди, знаем, что он многоплановый и хрупкий, словно хрусталь. Подобен доминошной фигуре: неловкий шаг в сторону может сдвинуть одну из фишек и привести к катастрофе. Равновесие — вот опора, вот золотое сечение.
Эта полоска желтого металла со стершимися рунными символами — наследие моего рода, доставшееся от Конрада Справедливого. Говорят, Конрад был простым воином, пришедшим на британскую землю с одной целью — завоевать ее для своего народа. Но у грозного воина в груди билось доброе сердце.
По преданию, это кольцо было выковано придворными цвергами23 в подземельях Валгаллы и подарено ему возлюбленной, лесной альвой, ведьмой, возжелавшей возвращения любимого в целости и сохранности.
Оно сберегло жизнь храбрецу, помогло не запятнать невинной кровью душу. О доброте и справедливости Конрада слагали баллады и песни, о его подвигах сочиняли саги. Кольцо хранилось как зеница ока и передавалось от отца к сыну, из столетия в столетие, преумножая благополучие нашей семьи, ее праведность.
Но было утрачено. Никто из живущих потомков не верил в силу его защиты, считая безделицей, залежавшейся в дедушкином сундуке.
Они выпустили артефакт из рук.
Но, по высшему провидению и по его воле, оно возвратилось к последнему хозяину.
Впрочем, это лишь часть истории.
Ты слушаешь меня открыв рот, подобно ребенку, сидящему под рождественской елкой. Как ты прекрасна! Ты — словно ангел, сошедший на грешную землю. Выбрала единственно возможный путь, лишь раз в году позволяющий грешникам узреть красоту, время карнавала, когда краски неба отражаются в зеленых водах лагуны…
Я слушала его слова, и не видела ничего кроме сверкающего сапфира, ласкающего взгляд, зовущего в мир искушения.
Шла как завороженная под дудочку очаровательного Крысолова, по пояс в воде, не замедляя шага, не замечая бездны, которая раскрыла объятия. Чувствовала ее нежную пульсацию в горле. Пустота звала, тянула, обещала блаженство, болезненное наслаждение. Я шагала навстречу неизбежному и радовалась, что во тьме рядом со мной идет он, ангел…
Гай положил руку на плечо, заставив меня вздрогнуть от неожиданности. Как я могла не заметить, что он уже не сидит напротив, а подошел сзади? Я поднесла его кисть к своей пылающей щеке. Рука Гая была холодна как лед. Лед и пламя.
— Я рад, что нашел тебя… снова, — послышался сзади надломленный голос.
Последнее слово осталось не ясным.
В тот вечер ничего не произошло. Я была слишком взволнована, чтобы решиться на дерзость и пригласить Гая в отель. Он смотрел на меня в ожидании, предоставляя право выбора.
Больше о кольце мы не говорили.
Наступил следующий день, и чудеса продолжились. Он подарил мне муранского ангела — небольшую стеклянную подвеску на шелковой ниточке. Нелепую, вылепленную собственными руками, о чем свидетельствовали отпечатки папиллярных линий на крылышках и хитрая улыбка Арлекина, игравшая на губах мастера.
Он пытался улучшить форму крыльев, когда раскаленное стекло начало остывать. Каким образом?
Стекло плавится при двух тысячах градусах, а остывает при комнатной температуре довольно продолжительное время. Тот факт, что он оставил на горячей фигурке отпечатки, не укладывался в голове.
Неужели Гай не чувствовал боли, касаясь нагретого стекла?
Это невозможно.
Ангелок, а точнее его неуклюжее подобие (мой друг не отличался талантом стеклодува), задрожал в руках. Боясь уронить его на мостовую, я прижала драгоценность к сердцу.
Гай отступил на шаг, затаил дыхание.
Он наблюдал. Он всегда наблюдал за мной.
Откуда он знал, что получить в подарок ангела означает для меня признание в любви? Так повелось с детства. Первого расписного ангелочка из керамики мне принесла мама. Мне и Иришке. Только сестра свой подарок потеряла, а я хранила как зеницу ока, как радостное воспоминание о нерастраченном мамином тепле, нежности, о ее свечении…
Знаете, Маша, как красиво светилась наша мама? Сколько раз я желала услышать ее голос, увидеть образ, но самый дорогой человек так и не явился. Это означало одно: она покинула наш мир навсегда. Будучи ребенком, я отказывалась это понимать и горько плакала. Потом приняла и смирилась.
Второй ангел появился позже. Александр, будущий муж, привез прозрачную подвеску из стеклодувной мастерской Таллинна. Даря его, он предложил руку и сердце, и я не смогла отказать.
Последующие крылатые собратья находили меня уже по всему миру.
Я подняла благодарные, налитые слезами глаза на Гая и смущенно улыбнулась.
Ангел в подарок — все, о чем я могла мечтать. Он угадал.
Потому что был не только ювелиром, но и гениальным манипулятором.
Маленький ангел, созданный им, скромный и неуклюжий, слегка покосившийся, грелся в моих ладонях.
Чудо с тонкими прозрачными крылышками, с тельцем из смеси темного аквамарина и ослепительно-белого пигмента с вкраплением искрящегося на солнце золотого песка, казался дороже всех вычурных украшений, даримых мужем. Рытвин соблюдал негласное правило — с каждым годом изысканнее, изощреннее и богаче. Чтобы не упасть лицом.
Я носила его холодные дары исключительно на приемы, чтобы не обидеть, не лишить статуса.
По щекам Виктории извивающимися змейками поползли слезы. Не замечая их, она прикрыла глаза и продолжила рассказ:
— Дорогая Мария Сергеевна, скоро закончится эта история. Мы подошли к финалу, неожиданному и трагическому.
«Венеция с высоты полета похожа на змеиные головы, замершие в последнем поцелуе-укусе. Это символично», — так сказал мне Гай в тот вечер.
Но исхода ничто не предвещало. Мой вещий голос молчал, затуманенный пеленой влюбленности. Волшебный фонарик в горле ни разу не вспыхнул, не ожил, предательски угас.
После скомканного ужина в маленькой пиццерии на калле дель Меццо, прошедшем в скрытом томлении, в предвкушении неизбежности, в дурацкой спешке, после не запомнившегося путешествия на катере до садов Джудекка Гай распахнул дверь номера в «Чиприани», почтительно отошел на шаг и пропустил меня внутрь.
Его сьют показался огромным. Из окон гостиной открывался классический живописный вид на тонущую в сумеречной дымке лагуну и пьяцо с пылающей в закатных лучах колокольней Марка.
Тяжелые гардины из шоколадного муслина с золотой вышивкой обрамляли карнизы, в глубине полутемной гостиной призрачно мерцало зеркало, старинные кресла с позолоченными резными спинками приглашали присесть в эркере и полюбоваться видом на канал или на копии пейзажей Каналетто, красовавшихся на обитых шелками стенах. Нежные орхидеи, капризно изогнувшиеся в вазе, застыли на столике перед украшенным витой ковкой балконом.
Я фиксировала в памяти детали интерьера, пока Гай наполнял бокалы холодным ламбруско, кинув в каждый по ягодке малины.
Он подошел с запотевшим бокалом и с обезоруживающей улыбкой солнечного клоуна. Его глаза, не отпускавшие весь вечер, продолжали читать меня подобно открытой книге.
Мы сели в кресла напротив окна, любуясь водной палитрой. Закат отчаянно смешивал краски. Сумеречный маренго перетекал в насыщенный лиловый, сменившийся ночным индиго с неожиданными озорными всплесками жемчужной лазури, разбегающейся по водной ряби при легком порыве ветра.
Завороженные непрекращающимся цветовым интермеццо24, мы молчали, думая каждый о своем.
О том, что жизнь изменилась навсегда, предложив два пути: да или нет. Каждая клеточка моего тела дрожала от возбуждения и глупого восторга, от страха перед будущим и от предвкушения завтрашнего утра. Не было сил мешать рождению новой любви.
О чем думал мой визави, было скрыто…
Скользящие души. Viva Venezia! Окончание.
— Знаешь ли ты, что с высоты птичьего полета островная Венеция походит на поцелуй влюбленных друг в друга змей? — разорвал тишину вкрадчивый голос.
Я вздрогнула и подняла на Гая влажные глаза.
Он не смотрел на меня, его задумчивый взгляд продолжал скользить по волнам погрузившейся во мрак лагуны.
— Карнавал имеет особое значение для меня. В этом году он символизирует шесть чувств, соответственно шести основным сестьере — районам. По воле судьбы остров Джудекка символизирует Осязание (Легкая приятная дрожь пробежала по моему телу.), Кастелло — Вкус, а площадь Марка — Ум, но отцы города под этим названием скрыли Интуицию. Наша встреча с тобой предопределена судьбой.
Я не сводила с него глаз, ловила каждое движение, каждый вздох. Я безумно желала его. Он это чувствовал.
Гай приподнял уголок рта и, выпив остатки вина, поймал губами ягоду, медленно прожевал и поставил бокал на столик. Черт!
— Помоги разгадать одну тайну. То, что происходит сейчас, не случайно. Я шел к этому моменту долгие годы. Напротив меня сидит прекрасная женщина, нет, лукавлю, женщина божественная. Дар возвышает тебя над обычными людьми.
Я слушала в недоумении. Какой дар? Наоборот, утрата способностей сделала меня обычным счастливым человеком. Я лелеяла надежду, что они не вернутся, и я проживу остаток жизни без радио в голове, без тревожной лампы.
— Мне нужна твоя помощь. Особое видение.
Гай не сводил с меня пристального взгляда. Его синий глаз мертвой хваткой вцепился в меня. Странная ситуация: он просит о помощи ту, которая пять дней живет свободно, подобно миллиардам смертных, не видящих и не слышащих…
— Просто закрой глаза и расслабься. Доверься мне. Можешь облокотиться на спинку кресла. Сейчас важно, чтобы ты полностью отвлеклась от внешнего мира и прислушалась к внутреннему голосу. Верни его!
Я еще сомневалась, отказаться или нет, но Гай встал и подошел сзади к спинке моего кресла. Его руки коснулись волос, убирая с лица непослушные пряди; мужчина нагнулся, обжигая мою щеку своим дыханием. В тот же момент приятная судорога настигла тело, обдала жаркой волной и сжала подобно пружине.
— Сиди спокойно. Просто закрой глаза, расслабься и взлетай. Ты же умеешь летать. Ничего не бойся — лети за горизонт, моя белоснежная голубка.
Его руки нежно погладили лоб, медленно спустились к шее, продолжили плавные круговые движения, захватывая плечи. Внутри меня постепенно разгорался огонь. Гай был искусен в ласке, он поддерживал пламя на безопасном расстоянии, позволив вспыхнуть лишь маленькой свече, спугнувшей морок, на время затянувший разум. Свет пробудил утраченную чувствительность, вернул хрустальную ясность сознания.
Я вновь ощутила первопричину каждой мысли, рождающейся в голове, отправной пункт каждого явления, я стала прежней, способной сканировать реальность вокруг, за исключением одного человека, руки которого лежали на моих плечах.
Он оставался для меня тайной. Тогда меня это не смутило. Я боялась одного — ошибиться в нем, а еще больше — его потерять.
Он взял мою руку, сплетая пальцы, и создал контакт. Не прерывая его, мы переместились на ковер. Наши взгляды создали второй замкнутый круг. Я видела лишь правый умоляющий глаз, сконцентрировалась на его небесной глубине, сознательно избегая пустого, затянутого непроницаемой пленкой ока, словно за ним притаилась неведомая опасность.
Пристально глядя на меня, Гай начал рассказ:
— Много минуло лет, пронеслись века с того момента, как Черная Регина передала преемнице — ребенку, принятому на свет у погибшей в родах матери, — особую вещь. Медальон принадлежал девочке до окончания ее земной жизни и проследовал дальше, передаваемый от матери к дочери.
Последним владельцем медальона стала несчастная Анна Кляйнфогель, казненная по обвинению в колдовстве, жительница затерянного в горах швейцарского Дизентиса.
Бедная женщина ухаживала за женой местного старосты Иоганна Пруста и прислуживала в его доме. Но была оговорена и признана ведьмой, якобы желающей извести весь род благородного и влиятельного члена общины с целью женить его на себе. Простолюдинка понесла от своего хозяина.
После недолгого судебного разбирательства, на волне неконтролируемого мракобесия, бедная женщина и ее еще не родившийся ребенок были казнены на площади перед монастырем в канун Пасхи.
Конец ознакомительного фрагмента.
Оглавление
- ***
- ***
* * *
Приведённый ознакомительный фрагмент книги Сказки Шварцвальда предоставлен нашим книжным партнёром — компанией ЛитРес.
Купить и скачать полную версию книги в форматах FB2, ePub, MOBI, TXT, HTML, RTF и других
