Сказка потерянная

Елена Городенцева, 2021

Сказка «Потерянная» – это очередное невероятное путешествие по миру волшебства, где главной движущей силой в борьбе добра со злом является любовь. На этот раз Вы погрузитесь почти в детективную историю. Конец истории не предсказуем, но как всегда, безусловно, навивает приятные и тёплые ощущения внутренней радости за обретённое счастье прекрасными героями. С самого начала Вы станете невольными наблюдателями невероятных приключений. В этой книге, как и во всех произведениях этого автора, читатель найдёт то, что каждый мечтает видеть в реальной жизни: преданность, любовь, самопожертвование, доброту, чистоту и красоту отношений между мужчиной и женщиной. Но самым удивительным будет то, что многим захочется ближе познакомиться со старинным музыкальным ударным инструментом – дарбукой. Это небольшой барабан немного похожий по форме на кубок. Сейчас он широко распространён на ближнем Востоке, в Египте, странах Магриба, в Закавказье … Но если глубоко заглянуть в историю – на нём в далёкие времена играли в Дании, Германии, Чехии, Польше и у нас на Алтае. Звучание его, как и в этой сказке, на самом деле волшебно.

Иллюстратор — Соловьев А. В.

© Городенцева Е.Н., 2021

* * *

В который раз мы вновь собрались вместе.

Темно. Вокруг покой и тишина.

В великом предвкушении открытий

Нас ожидает дивная страна,

Пора невероятных приключений.

Сегодня нам придётся пережить

С открытым сердцем всё, что не случайно

Начнёт по волшебству происходить.

Предстанет перед нами героиня,

Отважный романтический герой…

Им очень захотелось поделиться

Своею необычною судьбой.

Мы с вами не услышать их ни вправе.

Давайте подождём, когда луна

Начнёт красиво в небо подниматься,

А вместе с ней чудесная страна

Узорчатым ковром доступно ляжет.

И вновь нам открывается Восток,

Идущий караван через пустыню,

Нагретый солнцем розовый песок…

Над всеми возвышающийся явно

Богатый и красивый паланкин,

Два всадника, приставленных охраной,

Далёких от присутствия седин.

На небе проявились ярко звёзды.

Спадает ненавистная жара,

Бесценную прохладу обещая

С глубокого заката до утра.

Нам слышится, унылый колокольчик,

Размеренный, спокойный, тихий звук.

Предмет висит на первом из верблюдов,

Чей плавный шаг рождает «Тук, тук, тук…»

Мы с вами там. Всё видится реально,

Как будто бы мы шествуем сейчас

В составе небольшого каравана,

Вживаясь, как участники в рассказ.

Дорога была дальней. За спиною

Ни день, ни два тяжёлого пути.

Всех радовало то, что оставалось

Недолго к цели заданной идти.

Брести весь день в жаре, без остановки

Любой бы путешественник, устал.

И потому в спасительной прохладе

Был сделан ожидаемый привал.

Легли на отдых «корабли пустыни»,

Верблюдов в тех местах ведь так зовут.

Костёр подняли в выстроенном круге,

Что создан был за несколько минут.

Кто шёл и был в седле, смог сесть спокойно

У яркого, чудесного огня,

Поесть, попить, поспать, хотя б немного,

Побаловав чуть отдыхом себя.

И та, что пребывала в «заточенье»,

Кого скрывал всё время паланкин,

Решив размять в ночи немного ноги,

Доступна стала взглядам тех мужчин.

Лицо вуаль надёжно прикрывала,

В струящихся шелках читался стан

Изящный, по изгибу утончённый,

Что юной деве был природой дан.

Быть у костра она, увы, не смела.

На это было множество причин.

Все знали, что девицу ожидает

Величественный, знатный господин.

Скажу вам, что присмотр за ней был строгий.

Никто не смел и близко подойти.

Но в эту ночь случилось вдруг такое,

Что в мыслях не могло произойти.

Итак, из паланкина дева вышла

Решив пройтись, пока её шатёр

В сторонке был для отдыха поставлен,

Как строился всегда до этих пор.

Движенья её были грациозны,

Она не шла, а будто бы плыла

Под звёздным небом плавно удаляясь,

Браслетами, звеня из серебра.

Мужчины сев на собственные пятки,

Пристроив на коленях локотки,

К огню тянули руки и молчали,

Боясь встревожить чудные пески.

Казалось, что все были равнодушны

К тому, что лицезреть им довелось.

У всякого такое впечатленье

Смотря на них, должно быть, создалось.

Но было всё не так. Буквально каждый

Внутри себя картины рисовал,

Как он чудесной девой обладает,

И видно себя принцем представлял.

Она же незаметно, быстро скрылась

В постройку, что создали для неё.

Верблюжья ткань надёжно сберегала

Тепло, приятным делая жильё.

В пустыне ночь желаема, но всё же

Бывает очень сильно холодна.

Не все готовы к резким перепадам.

Но девушка была защищена

От этого природного явленья.

Ей слуги принесли душистый чай,

Доступное для мест тех угощенье…

Лежи себе, мечтай и отдыхай.

Сон к ней не шёл, ей было неспокойно.

Хотя у входа чудного шатра,

Охранники дремали очень чутко,

Не смея пост оставить до утра.

Она лежала тихо на подушках,

Немного недовольная собой,

Что вроде бы вела себя трусливо…

Как вдруг ей слышен, стал ужасный вой,

Что был рождён, возможно, сильным ветром.

Лишь так она могла то объяснить.

А значит опасаться нужно бури,

Которую придётся пережить.

Увидев, что за пологом творится

Сознание у девы поплыло.

Земля была безлюдной и пустынной.

Поблизости не стало никого.

Подумав, что ей это показалась,

Прекрасная в шатёр опять вошла,

Закрыв глаза, немного посидела,

Утраченный покой вновь обрела,

Отправилась наружу, ожидая,

Что прежде ей привиделся лишь сон.

Да разве что-то быть могло иначе?

Сей домысел казался ей, смешон!

Но прежнее виденье подтвердилось:

Отсутствие людей, стоящий вой…

И девушка в бесчувствии упала,

Не управляя видимо собой.

И в этот миг в округе всё затихло.

Звук жуткий, что неистово пугал,

В момент её внезапного паденья

Тотчас же доноситься перестал.

Под звёздным небом девушка предстала

Красавицей, что будто бы спала.

Вуаль лицо теперь не прикрывала.

Она внутри шатра её сняла.

И в небе, выдавая восхищенье,

Раздалось не скрываемое — «Ах!»

Кто прятался средь звёзд, в песках увидел

Впервые ту, что грезилась в мечтах.

Средь облаков сначала проявились

Красивые, печальные глаза,

Затем лицо неведомого Дива,

Рука… Он ей кому-то приказал

Изнеженное тело чаровницы

В шатёр совсем иной перенести,

Как пёрышко парящее по небу,

В сокрытые места от всех, вдали.

Истошный вой озвучил снова местность,

А с ним всё проявилось, ожило.

Похоже, что никто не догадался,

Что с ними, в данный миг произошло.

Охранники суровые дремали.

Сидящие мужчины у костра

Рассказами друг друга занимали,

Уснуть не помышляя до утра.

И всё же сон сморил всех. С ним боролся

Мечтающий о девушке один

Единственный, решившийся похитить

Красавицу — бесстрашный бедуин.

В ночи он обошёл шатёр тихонько.

И в месте, где никто не охранял,

Разрезал ткань, натянутую сзади,

Вошёл… И что же там он увидал?

Пустое ложе. На цветных подушках

Расслабившись никто, не отдыхал.

Он тут же, разозлившись, удалился,

Ведь многого пока не понимал.

Кого у входа слуги охраняли?

В надежде он взглянул на паланкин,

Подумав, что девица там укрылась.

Но он был, как шатёр, увы, пустын.

Храбрец средь каравана заметался,

Желая знать, кто всё-таки посмел

Его опередить в подобном деле?

Кто был, как он, хитёр и очень смел?

Но все на месте мирно отдыхали.

В свои права вступал уже рассвет…

И те, кто плохо деву охраняли

Вот-вот должны понять, что её нет.

Сон крепкий их, был, кажется последним.

Теперь уж не сносить им головы.

Последний день пути сотрёт заслуги,

Их подвиги и прежние труды.

Сейчас спокойно спящих можно было

Лишь искренне всем сердцем пожалеть.

В краях, где действо то происходило,

Подобная провинность несла смерть.

Теперь, когда уж был располосован

Со стороны невидимой шатёр,

Казалось всё довольно объяснимым,

Хотя он цел был до известных пор.

И как вы догадались, знал об этом

Единственно не спящий бедуин.

А он не собирался признаваться,

Боясь навлечь напрасный гнев мужчин.

Зачем ему открытием делиться?

Предмета вожделений больше нет.

И потому хитрец заснул как будто,

Решив сокрыть им знаемый секрет.

Прикрыв глаза, он думал, разбирался,

Как всё-таки случиться так могло,

Что девушка чудесная исчезла?

Возможно, сотворилось волшебство!

Иначе объяснить не получалось.

И вот пока он был во власти дум,

Охранники красавицы проснулись,

Подняв невероятный, жуткий шум.

Казалось, что разбойники напали.

От крика начался переполох,

Заставивший уснувших пробудиться.

Понять, что за беда никто не мог.

И только когда всё перевернули,

Красавицу пропавшую ища,

Мечтавшие о девушке прелестной,

Жалеючи, корить стали себя,

Что как-то в тишине не углядели,

Крадущегося ночью чужака

Разрезавшего ткань…, не услыхали,

Как дивную выносят из шатра.

И было удивительным иное —

Вкруг лагеря не виделось следов

Ни чьих-либо людских и не верблюжьих,

Ни быстрых и горячих скакунов.

Да, это было странное событье,

Что, в общем, предвещало лишь беду.

Охранники, проспавшие девицу,

Теперь метались будто бы в аду.

Они умчались, всё ещё надеясь,

Коварных похитителей нагнать.

Другие ж стали быстро собираться,

Не смея в этом деле помогать.

И то сказать, у них были товары,

Которые с трудом большим везли.

Всё это представляло состоянье,

Что бросить из-за девы не могли.

Случиться ведь могло, что та девица

Давно уж восседала во дворце,

А стражников нарочно наказали,

Чтоб спать не смели, на пути, в конце.

Но всё же, происшествие вогнало

В людские души страх так глубоко,

Что задержаться дольше в этом месте,

Нельзя было заставить никого.

Рабов, шатёр собравших, тоже взяли,

Хоть был уж пуст богатый паланкин.

Они, скажу вам, и не сопротивлялись

И было тому множество причин.

Рабы воды и пищи не имели,

Не знали для спасенья верный путь.

Красивая, опасная пустыня

Навек могла заставить их заснуть.

В составе небольшого каравана

Они, как все задвигались вперёд,

Надеясь на удачу, и конечно,

На то, какую жизнь Аллах пошлёт.

Не стану говорить, что день был жарким,

Как трудно было по песку идти,

Как радовались люди в караване,

Увидев дивный город впереди.

Скажу лишь, что идущих ожидали.

И только лишь завидели вдали,

Встречающие деву прискакали,

Но там её, к несчастью, не нашли.

Узнав о том, что ночью приключилось,

Вернулись донести лихую весть,

Порушив все надежды в караване,

Что девушка давно могла быть здесь.

И вскоре у конечной остановки

Из города вдруг вылетел отряд,

Отправленный на поиски. Кто был в нём,

Карая никого не пощадят.

А что же стало с той, из-за которой

С утра уже поднялся жуткий шум?

Она ещё спала, во сне витая

В чудесном мире, что пришёл на ум.

То было неспроста. Ей так внушалось,

Как будет в удаленье хорошо.

В шатре огромном деве обдували

Волшебным духом гладкое чело,

Намерено тем самым усыпляя,

Создав в душе её мир и покой.

Она спала и больше не владела

Под действием таким сама собой.

А Див, приворожить её желая,

В то время отдыхать не помышлял.

Творя над книгой старой заклинанье,

Он несколько часов уж колдовал.

Ему хотелось выглядеть красиво,

Чтоб пленницу свою не испугать,

А знатным и величественным видом

Суметь легко её очаровать.

И он, скажу вам, многого добился.

Узнать его теперь никто б не смог.

Да, в общем, и кому? В большой пустыне

К шатру его не виделось дорог.

Внутри жилища не было прислуги,

Но кто-то Диву всё-таки служил.

Див сделал указание рукою,

И некто вмиг приказ осуществил.

Вокруг шатра раскинулся оазис.

В нём озеро с чистейшею водой.

Поднялись высоко большие пальмы…

Запели птицы песнь наперебой.

Прекрасные цветы, раскрыв бутоны,

Пустили в воздух нежный аромат.

С их красочным внезапным появленьем,

Оазис превратился в дивный сад.

Казалось, всё теперь было готово,

Чтоб девушку приятно удивить.

И вот дыханье на чело пропало,

Прохлада начала её будить.

Приятный сон растаял, а реальность

Намного удивительней была.

Шатёр, расшитый золотом, был краше,

Чем видимый, когда она спала.

Красавица была заворожённой.

Всё прошлое её ушло в песок.

И ей казался близким и знакомым

Представший пред глазами островок.

Похищенная быстро узнавала

Любой предмет, лишь сделав к нему шаг.

Не зря, предусмотрительно старался,

Воздействовать на мысли её, маг.

Он сам не выходил, а ещё думал,

Об имени, которым наделить

Пленённую хотел, чтоб ему было

Его приятно вслух произносить,

Да и себе созвучное присвоить.

Ему мечталось, чтобы и оно

Казалось привлекательным и редким,

И больше подходило для него.

Он понял, что слегка поторопился,

И чтобы чем-то девушку развлечь,

Подбросил двух котят песчаной кошки,

Чтоб те смогли внимание отвлечь.

Красавица взяла их тут же в руки,

Прижав к себе и улыбаясь. Но

Душа её от радости не пела,

Как будто в сердце солнце не вошло.

А в это время Див придумал имя,

Присвоив себе громкое — Ноян.

Значенье — «князь», бесспорно подходило,

Ведь было это вовсе не обман.

«Князь тьмы» — назвать так было бы вернее.

Но девушку могло, то напугать!

Ноян, звучало мягче и приятней,

Величие даря и благодать.

Пленённой же, великий повелитель

Назначил имя дивное — Бике,

В значенье «госпожа». Оно звучало

Привычно в удивительной стране.

Так он решил, но замысел невинный,

Что заставлял сменить их имена,

Был вычитан условием из книги,

Что власть ему над девушкой дала.

Див был волшебник. И предположение

Не стоит строить, будто он не знал

Чудесное и истинное имя

Красавицы, которую украл.

Назвать её таким было опасно,

Ведь чары в тот момент с неё спадут.

Она вернётся в место похищенья,

В свой мир, забыв навек, что будет тут.

Но тот, кто помешает его счастью,

В момент победы призрачной — умрёт.

И думаю, не трудно догадаться,

Что Див в отместку, тут же нападёт

И будет с тем, кто явится, сражаться…

Но разве в мире сыщется смельчак,

Который разыскать его сумеет?

Сюда путь указать мог только маг.

И не простой — единственный, кто знает

Прекрасно эти дивные края.

Он в зеркале волшебном наблюдает,

В каком из мест меняется земля.

В один день не рождается оазис,

В короткий срок, не вырастут цветы,

И пальмы не поднимут своё тело

До редкостной рекордной высоты.

Маг видит всё, однако, без причины

В дела чужие «нос свой не суёт»,

Но в правом деле многим помогает,

И правильный совет всегда даёт.

Див знал наверняка, что не допустит

Кого-либо к волшебнику тому.

Он выставит невидимо охрану,

Что служит очень преданно ему.

Красавица останется с ним рядом,

Пока собою внешне хороша,

Пока она взор грешный ублажает.

Не важно, чем наполнена душа,

Что в сердце юном трепетно хранится.

Бике игрушка — больше ничего.

Считаться госпожой она ведь станет,

В то время, пока будет близ него.

О будущем далёком Див не думал.

Сказать вернее, думать не хотел.

Он должен был влюбить в себя девицу.

И этим даром, он, увы, владел.

Под чарами, мужчиной став приятным,

Он зримо и торжесвтенно предстал,

И вкрадчиво сказал: «Ко мне явилась,

Волшебница, что я всю жизнь искал!

Глазам своим я верю и не верю.

В мой сад спустилась яркая звезда.

Подобного явившегося чуда,

Я прежде здесь не видел никогда.

И я не удивлюсь, если услышу

Красивый мелодичный голос твой,

Что слух мой усладит волшебной песней.

Коль так, то ты возьмёшь власть надо мной.

Прошу тебя будь гостьей и не бойся.

Открой мне имя дивное своё.

Меня зовут Ноян, в ответ услышать

Мне хочется прелестное твоё».

Див просьбу свою выставил нарочно.

Тем самым он девицу проверял.

Всё стёрлось ли из памяти невинной,

Которой он ещё не обладал?

А девица замешкалась, не зная,

Как звали её прежде и теперь.

Как только что-то призрачно всплывало,

Так сразу запиралась будто дверь

И далее идти не пропускала.

Див, видя это, был безмерно рад.

И зная, что в дальнейшем нужно сделать,

В глаза её направил долгий взгляд,

Ничто не говоря, а тем внушая,

Чтоб девушка услышала — Бике.

Красивое, неведомое имя,

Звучащее как будто вдалеке.

«Бике, Бике, Бике…» — вокруг витало.

И девушка, не зная, что сказать,

Навязанное слово прошептала:

«Бике, меня Вам нужно называть».

Див сделал вид, что очень удивился:

«Так значит твоё имя Госпожа?

Бике… Ох, что ты делаешь со мною?

Ты словно роза чайная свежа!

Твой нежный взор меня невольно манит

Отправиться в далёкие края,

Где может превратить в летучий пепел

Любовь невероятная твоя.

Но если нет, то докажу, уверю,

Что я достоин, быть всегда с тобой.

Тогда будь гостьей, торопить не стану

Чтоб ты тотчас же стала мне женой.

Волшебная, я смею умолять лишь

Украсить жизнь безликую мою.

Присутствие красавицы подобной

Покажет мне, как можно жить в раю».

Лилась речь Дива чувственно и нежно.

Не верить было трудно тем словам.

Нет, он не разжигал пока что страсти,

Он речью вёл к чудесным берегам,

Где в сердце лёд сумеет растопиться…

Он точно знал, как можно покорить

Подобной изощрённою игрою.

Ему хотелось девушку влюбить.

То делалось злодеем не впервые.

Он жил не меньше тридцати веков,

Бесчинствуя, губя и побеждая,

И так грешить был далее готов.

Коварный распускал красиво сети,

Пуская в ход нежнейшие слова.

Див речь произносил проникновенно,

Стараясь, чтоб кружилась голова.

Но в чувственной душе пленённой девы,

Рождалась отчего-то только боль.

Слова, что очаровывали лестью,

Не грели, будто сладостный огонь.

Неясно почему, её знобило.

Исчез румянец нежный на лице.

Она как лист бумаги побледнела.

Так предстают обычно при Творце.

Ноян, предвидя обморок девицы,

Сообразил, что всё пошло не так.

Он подхватил красавицу на руки,

Отнес её в шатёр, сказав: «Приляг.

Я вижу, что ты чувствуешь неважно.

Поешь, попей, немного отдохни.

Мы торопить не станем наше время.

У нас с тобой блаженство впереди».

И вновь слова, что в душу проникают,

Подействовали будто сильный яд.

Казалось дева чем-то заболела.

Улыбки нет, потух волшебный взгляд…

Див тут же сделал резкий знак рукою,

И некий дух подул опять в чело,

Предав опять красавицу покою,

Стирая в мыслях, что произошло.

Случилось так впервые. Див не ведал,

Чем ранить мог и что не так сказал.

Ведь опыт, что им нажит был веками,

Ни разу ещё сбоев не давал.

В объятья его пленницы тянулись,

Как бабочки, летящие на свет.

Они соблазнам не сопротивлялись

И эдак не меняли свой «портрет».

Старинная, магическая книга,

Могла подсказку дать, что упустил.

Возможно, он в желании приблизить

Красавицу, слегка переборщил

Воздействием волшебным и напором?

И та теперь лежала, чуть дыша…

Но вид её и в бледности был дивен.

Она была всё так же хороша.

Итак, Бике, опять-таки уснула,

А что же там, в невидимой дали

Сейчас происходило, где девицу

Искали, но пока что не нашли?

Тяжёлые пески, стеля барханы,

Покрыли тайной от искавших всё

Что было, не пытаясь поделиться

Рассказами, что знали про неё.

Сидел в печали сильной повелитель.

Он был давно не молод, хоть не стар,

И видимо поэтому лишь только

Сам девушку в пустыне не искал.

Он сердцем своим чувствовал в то время —

Потерянная всё ещё жива.

Не ведая и не предполагая,

Где именно находится она.

Призвав к себе мудрейших из мудрейших,

Чтоб время понапрасну не терять,

Он с ними стал волнующее дело,

Поведав своё горе, обсуждать.

Все тут же стали разбирать сумбурно

Плохую весть, начав горячий спор.

И только лишь один сидящий старец,

Не стал вступать в несвязный разговор.

Он будто выжидал, когда другие

Устав от пререканий, замолчат,

И лишь бросал с ухмылкою на лике,

На вызвавшего их, лукавый взгляд.

Не сразу повелитель то приметил.

Увидев же, других остановил.

«Что скажешь ты, до сей поры молчащий?» —

Он с некою серьёзностью спросил.

А тот, ещё намерено чуть выждал,

Пока вокруг наступит тишина,

И только после этого поведал:

«Пропавшая красавица, жива.

Но девушку не там, где нужно ищут.

Её в ночи похитить мог лишь Див,

Поэтому следов вокруг не видно.

А он, как мне известно, похотлив.

Я путь не укажу Вам специально.

Не каждый сможет место то найти.

Дано лишь очень редкому из многих

Преодолеть нелёгкие пути.

Другой вопрос, отыщется ль подобный?

Найдётся ли поблизости смельчак,

Что вызовется оказать Вам помощь,

Поставив на кон жизнь за просто так?

Див так всесилен… Магию злодея

Сразить не удавалось никому.

Один-два раза каждый век, что прожит,

Он волшебством крадёт себе жену.

Разрезанная ткань в шатре — обман лишь.

Надрез был сделан ночью, но не им.

Попытку сделал, девушку похитить,

Идущий с караваном бедуин.

Но он, похоже, всё же, припозднился.

Могучий Див его опередил.

Несчастный это скрыл, хотя молчаньем

Он, в общем-то, ничто не изменил.

Однако если в нём любовь пылает,

И больше нет на свете таковых,

Кто всё ещё почувствовать желает

Её в объятьях чувственных своих,

То разыскав, отправьте без задержки

Влюблённого куда я укажу.

Спешите прекратить деянья Дива.

Поверите мне — значит услужу».

А что тут делать? Верить иль не верить?

И хоть невероятен был рассказ,

Хотелось за соломинку схватиться,

Чтоб в поисках продвинуться сейчас.

Послали тут же стражников, чтоб быстро

Возможного влюблённого нашли,

И вскоре к господину на дознанье

Троих из каравана привели.

Пытать их повелитель сам не думал.

Он это предоставил мудрецу.

Кто ж добровольно правду из них скажет?

Ложь жизнь продлит и не сведёт к концу.

Зато, кто знал о сделанном разрезе,

Реально в месте том не побывав,

Виновного в событьях распознает,

С подушек мягких даже не привстав.

И он был прав. Недолго наблюдая,

Мудрец позвал к себе лишь одного,

И тут же произнёс: «Доверься парень.

Откройся и не бойся ничего.

Я знаю о тебе довольно много,

И даже то, что ты, дружок, влюблён.

Мне ведомо, как ты шатёр порезал,

И грех твой может быть теперь прощён,

С условием, что девушку отыщешь.

Срок для спасенья менее трёх дней.

А чтобы миновать опять пустыню,

Получишь при согласье двух коней

И белого горбатого верблюда.

Я после расскажу тебе зачем.

Сейчас же исповедайся пред нами.

Не стоит наживать себе проблем».

Мудрец итак всё знал. Ему хотелось

Слова свои тем самым подтвердить.

Не все ему пока что доверяли.

Их нужно было этим убедить.

Рассказ мудрейших поразил, конечно.

Явившийся признался им во всём:

Как дева паланкин в ночи покинув,

Гуляла в дивном образе своём,

Как он её, увидев, вмиг влюбился

И тотчас захотел её украсть,

Как выждал, когда в сон все погрузятся,

Из сил последних сдерживая страсть.

Он знал, что виноват был и безмерно,

Красавицу чужую возжелав.

Но он не совершил ведь похищенья,

В шатре девицу ночью не застав.

Однако был готов без промедлений

Отправиться на поиски её.

Он попросил пристроить лишь товары

И прочее имущество своё.

«Товар оплачен вдвое больше будет,

Как только ты девицу привезёшь.

Один лишь час даю тебе на сборы.

Надеюсь, что в пути не пропадёшь» —

Сказал ему сурово повелитель.

А дальше продолжал уже мудрец:

«Тебя зовут, я знаю, Байрамуком.

В душе своей поэт ты и певец.

Ты ровно через час пойдёшь со мною.

Прости меня великий господин,

Но тайну я открыть могу тогда лишь,

Когда останусь с юношей один».

На этом разговор их завершился.

Зал был уж без почтенных мудрецов.

Они, во всё поверив, удалились,

Не пожелав ронять напрасно слов.

А тот, кто оказался их умнее,

Остался. Он пытался рассказать,

Что нужно дать в дорогу бедуину —

Как правильнее в путь его собрать.

Два скакуна, да и верблюд двугорбый

Озвучены им были уж давно.

Но он велел дать юноше с собою

Зелёное и красное сукно,

Ковёр набитый нитками красиво,

Что первым попадётся на глаза,

Кувшин с подносом медным, непременно

Большой бурдюк заморского вина.

До тонкостей мудрец знал почему-то,

Что с юношей должно произойти.

Поэтому заставил Байрамука

Снабдить водою на шесть дней пути,

Одеть нарядно, чтобы непременно

На голове был сложенный тюрбан…

Нашлось всё быстро и без затруднений,

Ведь в город прибыл крупный караван.

За юношей, конечно, присмотрели,

Чтоб он вдруг убоявшись, не сбежал.

Хотя он в мыслях поступить подобно

В то время, я скажу, не помышлял.

Товар оценен был довольно быстро

И передан известному купцу.

Мешок же, что был с личными вещами

Пришедший не доверил никому,

Сказав, что он возьмёт его с собою,

Не став при этом даже уточнять,

Чем сильно дорожил и что такого,

Он на храненье не хотел отдать.

Никто не спорил. «Что ж, пусть так и будет!» —

Сказал хозяин дивного дворца,

«Теперь иди, с мудрейшим пообщайся.

А дальше в путь, с надеждой на Творца».

Мудрец, прощаясь, указал спокойно:

«За мною не советую ходить.

Я сам Вас извещу всенепременно

О том, станет с ним происходить.

Доверьтесь мне, и Байрамук из виду

С принцессой никуда не пропадёт.

Слуга же, что приставлен будет Вами,

Минуты что важны нам, украдёт.

И тот, кого отправите в дорогу

Не сможет к Диву вовремя успеть.

А это несравненную погубит,

И Вам её тогда не лицезреть».

Словам великий очень удивился.

Мудрец предвидел каждый его шаг.

О будущем его предупредили,

И потому рукой он подал знак,

Чтоб выполнить немедленно условье.

Красавица была важней всего.

Она являлась редкостным «подарком»,

Что предназначен был не для него.

Условия, что выставил мудрейший,

Скажу вам, были все соблюдены.

И с тщательностью собранный со старцем

Покинули пределы той страны.

Да, да… Сказав «Страны…» — Я не ошиблась.

Сейчас я объясню вам почему.

Как только город чудный с глаз сокрылся,

Всезнающий развил свою чалму.

Она тотчас же пролегла дорогой

В неведомый другим волшебный мир.

Уверена, что в те места навряд ли

Кто-либо из желающих ходил.

Простая ткань, что пролегла в пустыне,

Открыла взору головной убор

Расшитый драгоценными камнями,

Что тщательно скрывался до сих пор.

Исчезла простота одежды старца.

Обряжен был мудрец словно султан.

Уж если с этим кто не согласится,

То всё равно имел высокий сан.

Он попросил тотчас же Байрамука

С верблюда снять полученный ковёр

И расстелить в длину по ходу солнца,

Под ноги направляя острый взор.

Когда же на пески, что разогрелись

Легло, что бедуин с собою взял —

Мудрец тотчас по центру сел изделья

И парню повторить то приказал,

Сказав при этом: «Там, где мы с тобою,

Нельзя на землю чудную ступать.

Верблюд со скакунами здесь побудут,

А нам с тобой придётся полетать».

Он хлопнул по ковру своей рукою,

Тот приподнялся тут же высоко

И в небе запарил подобно птице,

Стремясь к лучам свободно и легко.

В то время многоопытный попутчик

Закрыл спокойно светлые глаза.

Он не уснул, конечно, в это время

Им в мыслях совершались чудеса.

Минуты пролетели как мгновенья.

Ковёр спустился быстро на пески,

Которые красивою каймою

Совсем на нет, сходили у реки,

Где был шатёр красивейший поставлен.

Витала атмосфера волшебства.

Похоже, Див поднял тому подобный

Оазис, видя здешние места.

Старейший попросил остановиться

И временно за ним внутрь не входить,

Сказав, что любопытство в час подобный

Не к лучшему жизнь может изменить.

Без разрешенья парень не вошёл бы.

Он понимал, что праведный мудрец

Был, в самом деле, магом, что таился,

И здесь стал сам собою, наконец.

Наряд теперь на нём был бесподобный.

Как красочно украшенный тюрбан,

Была его ткань бело-золотою,

Такой же, как сияющий кафтан.

Когда он стал таким, каким быть должен.

Он зеркало волшебное открыл.

Внутри шатра по кругу встали свечи.

Их кто-то в тот момент воспламенил.

Смотреть на чудо маг один не мыслил.

Теперь уж он внутрь гостя пригласил.

Убранством дорогим и необычным,

Внутри шатра он парня удивил.

Но это малым зёрнышком казалось,

Что в первый миг сумело поразить.

Там зеркало волшебное стояло.

Оно могло сильнее удивить.

В нём виделось всё живо и реально:

Красавица чудесная спала,

Хотя к зениту солнце приближалось,

И жёлтая луна давно ушла.

Поднялся рядом с нею Див ужасный.

Он стал над книгой пылко ворожить

И повторять со страстью заклинанья,

Желая сердце девы пробудить.

Мудрец пускал лучи в «стекло» рукою,

При этом в книге что-то изменял.

Что именно сейчас он этим делал,

Никто кроме него не понимал.

А маг таил улыбку, в силу веря.

Он ранее ведь также поступил.

И девушка бледнея, чувств лишилась,

Из-за того, что маг тем оградил

Её от чар волшебных в это время,

Что чародей пред нею расстилал.

Всё делалось играючи и тайно,

Чтоб Див о том вмешательстве не знал.

Он, выждав, произнёс: «Сейчас ты видишь,

Кто твой наиглавнейший, лютый враг.

В душе своей ты выглядишь героем.

А, в самом деле, так то иль не так?

Ты мыслил эту девушку похитить,

И как-то скрыл от всех свои следы.

Никто тогда ведь и не догадался,

Что ткань шатра разрезал ночью ты.

Ты применил разумно свою хитрость,

Раз не поднял в ночи напрасно шум.

Однако в тех местах, куда направлю,

Понадобиться больше — быстрый ум.

Мы с лёгкостью в оазис мой попали,

Ведь по пустыне жаркой не брели,

А пролетели, воспарив высоко

Пространство некороткого пути.

При солнечных лучах в чистейшем небе

Никто лететь не смел нам помешать.

Когда ж я провожу тебя отсюда —

Не в моих силах будет помогать.

Ты должен путь пройти один до Дива —

Условие победы таково.

Что он живёт беспечно, и не думай.

Надёжная охрана вкруг него.

Посты свои сейчас он приумножил.

Их не заметит даже зоркий глаз.

Не распознать силки те без усилий,

Сеть не увидеть глупо торопясь.

Там важно подмечать любую мелочь…

Готов ли ты, действительно к тому,

Чтоб справиться с заданием подобным?

То сделать не давалось никому.

Признаюсь, есть во мне ещё сомненье.

Быть может, ты напуган был тогда,

И наказанья сильно убоявшись,

Был вынужден отправиться сюда?

В том случае, судить тебя не стану,

Ведь я не Бог, а только чародей.

За свой товар, что в городе оставил,

Бери себе верблюда и коней,

Вино и ткани… Это всё окупит.

Я вправе разорвать ваш уговор,

Ведь в поиске таком не будет смысла…»

Маг бросил проницательнейший взор

На гостя. И ответ, что он услышал,

Ни сколько в тот момент не удивил.

А тот сказал: «Боязнь не пребывала,

Ведь я лишь в мыслях грех свой совершил.

Мне хочется достойно проявиться,

Красавицу в пути оберегать,

Запомниться героем и приятно

До старости об этом вспоминать».

«Ну что ж» — ответил маг, «Тогда сейчас я

Означу в зазеркалье дальний путь.

Внимательно смотри и то, что сети

Повсюду могут быть — не позабудь.

Я укажу особенные знаки.

От каждого зависеть будет жизнь.

Ты их обязан на пути приметить,

А потому спеша — не торопись.

Не мне тебя учить, как жить в пустыне.

Ты в ней немало времени провёл.

Но в этой поразишься чудесами

Не хуже, чем летающий ковёр.

Его, увы, ты, кстати, не получишь.

Он в небо поднимается лишь мной,

Зато взамен, подарком необычным,

Ты сможешь получить себе другой.

Красивее… Узор, что кем-то выбит

Не только бархатистостью хорош.

Рисунок его ночью оживает.

Ты ценность его далее поймёшь.

Я в пользованье дам ещё две вещи:

То меч и простынь. Ты как раз под ней

Укрыться сам от недругов сумеешь,

А также скрыть верблюда и коней.

Она лишь внешне розова и тонка,

И кажется прозрачной и простой.

Невидим станет, кто будет под нею.

Покажется, что клок земли — пустой.

Но пользоваться ею при ком-либо

Опасно и, конечно же, нельзя.

Не потому, что захотят присвоить

И силою отнимут у тебя,

А потому, что горем обернётся.

Волшебность её можно отобрать,

Разрезав пополам иль не жалея

Намерено на части разорвать.

Меч, что даю, всё также необычен.

Его, как драгоценность береги.

Он будет и защитником при бое

И чётким указателем пути,

Кормильцем… И счастливый обладатель

Пред армией огромной устоит.

Когда благую цель ему укажут,

Тогда он непременно победит.

Я вижу взгляд немного удивлённый.

Ведь я твержу о нём, а как же ты?

В борьбе тебе не нужно им сражаться

Противника лишая головы.

Ты лишь метнуть его подальше должен

Туда, где приподнимутся враги.

Помощник сей сражается бескровно.

Он будто выжигает сорняки.

Касаясь остриём своим волшебным,

Он недругов вмиг в пепел превратит.

Как только вслух озвучится желание —

Пред ним уже никто не устоит.

Другой вопрос, успеешь ли заметить,

Того, кто может встать пред тобой?

Из-под песков поднимутся не люди,

А зверь ужасный, даже неземной.

Готовься, что без лёгкости продлятся

Три дня невероятного пути.

То станет лишь началом испытаний,

Что ждут тебя в дальнейшем впереди.

И чтобы ты управился с делами,

Сумей просящих нужным одарить.

За щедрость сердца, доброту и помощь

Тебя сумеют отблагодарить.

Теперь запомни три особых знака:

И первый — шевелящийся бархан,

Второй — столбом пески поднявший вихрь,

Что станет зарождаться прямо там.

Сгустившееся облако, средь многих,

Что небо, будто пёрышки, несёт.

Являться знаком третьим будет нечто,

Что перекроет облаку полёт.

Ты в зеркале увидишь все подсказки.

Но видеть здесь, не значит видеть там.

Всмотрись теперь внимательней в пустыню,

Серьёзно относясь к моим словам».

Маг тут же смолк. Стекло в себе волшебно

Тотчас отобразило дивный мир,

Который только с виду был привычен.

Не странствовал там прежде бедуин

Сколь помнит себя. В царствии пустыни

Его водил с собой всегда отец.

Мать Байрамук с рождения не видел

И жил, как необласканный птенец.

О доле лучшей искренне мечтая,

В душе слагал он песни и стихи.

Когда же небеса отца забрали,

Он верил, что ждёт счастье впереди.

И то, что с ним теперь происходило,

Рождало к жизни больший интерес.

Смотря на то, что было в зазеркалье,

Он будто бы ступал в страну чудес.

Иначе ему виделась пустыня.

Он созерцал барханы с высоты.

Путь огненный, светящийся, далёкий

Кончался в месте дивной красоты.

Предстали шевелящиеся дюны,

Огромный столб, вбирающий пески,

Наполненное тёплою водою,

Чернеющее облако вдали.

Всё это очень быстро проплывало.

Прекрасный Байрамук не понимал,

Что было в этом страшного? Сейчас он

Конечно, продолжения не знал.

В то время маг задул повсюду свечи,

Создав голубоватый полумрак,

И произнёс: «Ты должен знать и помнить,

Чем может быть силён твой главный враг!»

Див не в шатре теперь уж находился.

При звёздном небе виделись глаза

Печальные… Да только скорбь исчезла

Когда лицо он явно показал.

Читалась власть в недобром грозном лике.

В ночи он вслух слова не говорил,

А волшебством показывая силу,

Рукой повелевающе водил.

На что Див указал кому-то пальцем,

Мгновенно отрывалось от земли

И плавно вдаль, тотчас же уносилось,

Скрываясь с глаз в неведомой дали.

Но вот уж появился луч рассветный.

Теперь колдун поднялся во весь рост.

Он был огромен. Кажется рукою

Он мог сейчас достать до самых звёзд,

Что тихо исчезали угасая.

Сейчас он не имел к ним интерес.

Див что-то стал в песок кидать лениво

И этим поднимать в пустыне лес.

Другой рукой «стирать» что приподнялось,

Просторы, отдавая вновь песку.

Он этим как ребёнок забавлялся,

А может, репетировал игру.

Внезапно в зазеркалье всё исчезло,

Но тут же, солнце светом прорвалось.

Чтоб можно было что-либо увидеть,

Глаза слегка прикрыл рукою гость.

Однако неудобство вмиг исчезло.

Так зеркало означило лишь день.

Див в солнечных лучах не наблюдался,

Его прохладой баловала тень.

Но там он не испытывал покоя.

Он в этом месте тоже ворожил.

И выдернув из рукава платочек,

Подкинув его — облик изменил.

Теперь предстал, старик с горбом торчащим,

Опорою ему служила трость.

В одежде ветхой старец был иссохшим.

В частях открытых рук читалась кость.

И вновь из рукава упал платочек.

Смотрелся Див теперь совсем иным.

Зажиточным купцом вдруг проявился —

Не старым, но уже не молодым.

И так Див изменялся бесконечно.

Кем только он волшебно ни предстал.

И постоянно в образе мужчины

Стоял, сидел, иль крадучись шагал.

Увидев эти действа храбрый парень,

Не просто волшебством был изумлён.

Он был растерян. Каждый кого встретит,

Возможно будет изменённый он —

Могущественный, страшный и великий,

Которого нет силы распознать.

И вот уж Байрамук увидев это

Надежду на победу стал терять.

Как вдруг он на руке кольцо приметил,

Блестящею полосочкой в лучах.

Оно было на Диве постоянно —

Бессменным в изменяемых чертах.

Тут снова маг взмахнул рукой своею,

И в зеркале день начал угасать,

Являя взору сказочность заката,

Что кратко невозможно описать.

Безжизненный бархан зашевелился.

Неведомый пески стал поднимать.

И в атмосфере яркого заката,

Злодей вновь облик начал изменять.

Теперь Див был как смертные обычен.

Движенья говорили — он устал.

Поднявшийся дворец внутри пустыни

Волшебно и красиво засиял.

Невидимый подставил свои руки

И сонного в хоромы перенёс.

Когда же за стеклом ночь опустилась,

Див видеться стал снова среди звёзд.

Вдруг зеркало волшебное исчезло,

А с ним шатёр… Маг был в простой чалме.

Два скакуна с верблюдом ожидали,

Держа поклажу парня на себе.

Что было прежде — дивным сном казалось.

Однако Байрамук так не считал,

Лишь только потому, что он реально

Подарки бесподобные держал.

Прийти в себя мудрец мужчине не дал,

Он выдал тут же: «А теперь смотри,

Как меч тебе укажет направленье.

Сначала рукоятку разгляди.

Она, как видишь, вовсе не простая —

На ней есть солнце, так же как луна.

Ты должен рукоять на свет направить.

Резная дужка, что на ней — ценна

Тем, что в любой момент свет преумножит

И путь своим лучом отобразит.

Видение продлится час — не больше.

Любой другой того не углядит.

Ты должен к солнцу обратиться солнцем,

К луне, как понимаешь сам — луной,

При этом, меч на треть в пески вонзая.

Не допускай, чтоб рядом был чужой.

В расчёт верблюд и живность не берётся.

Страшнее человека не найти.

Старайся осторожным быть, не веря

Любому, кого встретишь на пути.

Ты сам хитёр, и всё же быть придётся

Внимательнее прежнего в стократ.

Не пропусти расставленные сети.

Отныне нет пути тебе назад.

При каждой встрече думай, что важнее

И помни, что тебе дано три дня.

Див колдовать начнёт потом иначе,

Что может быть смертельным для тебя.

Теперь попробуй путь свой обозначить.

Я сам сейчас на это посмотрю.

Мне оценить хотелось бы достойно

Не хитрость, а смекалистость твою».

Мужчина молодой, не растерявшись

Умение готов был показать.

Он гибок был, силён и очень ловок,

Что мог любым мячом шутя играть.

Но маг был удивительно серьёзен,

Он тихо и спокойно выжидал,

Когда рука красавца Байрамука

Направит к солнцу то, чем обладал.

Тот дельно подошёл к его заданью,

Не смея показательно спешить.

Он рассмотрел с вниманьем рукоятку,

Вид коей мог любого удивить.

Луна и солнце были очень схожи.

Их показали будто некий круг.

И распознать казалось невозможным.

При этом даже хитрый Байрамук

Отличие не сразу заприметил.

Но очень быстро понял, в чём подвох.

Он меч на треть, в пески воткнул спокойно,

Услышав облегчённый, тихий вздох.

То было подтверждением, что парень

Загадку эту быстро разгадал,

Однако одобрительные речи

Мужчина молодой не услыхал.

Не только потому, что луч мгновенно,

Волшебностью своею мир затмил,

Не вследствие того, что мудрый старец

Смекалистость его не оценил,

А только потому, что с ним теперь уж,

Поблизости не стало никого.

И тот, кто был недавно за спиною

Как будто бы и не был близ него.

Нещадно солнце в небе припекало,

Вокруг лежали дивные пески…

И Байрамук в тот миг лишь ясно понял,

На что решился, полюбив, пойти.

Он не являлся вовсе чародеем

И в первый раз в пустыне был один.

Он думал: «Как три дня мне продержаться,

Чтоб Див меня в пути не победил?»

Ему ведь без намёков указали:

«Назад уже отрезаны пути…»

В бездействии стоять уж невозможно.

Он должен начинать вперёд идти.

Указанное видя направленье,

Решившийся меч из песка достал.

Однако путь, проложенный тем светом

При действии подобном не пропал.

Как только вздрогнул конь под Байрамуком,

И сделал по приказу первый шаг —

Див тотчас извещён был неизвестным,

Что в их страну направлен кем-то враг.

Тревожное услышав сообщение,

Волшебник был безмерно удивлён.

Никто из караванщиков не ведал,

Что девушку похитил ночью он.

В душе злодей надеялся, что это

Лишь сбившийся с дороги бедуин.

Решившийся бороться, никогда бы

В дорогу не отправился один.

Но если он действительно явился,

Имея лишь единственную цель —

Красавицу пропавшую похитить,

Не зная удивительных земель…

Ну что ж. Пусть дева дальше почивает,

А Див себя потешит и врага.

Дерзнувший не отважится, рискуя

Собой, попасть, минуя день, сюда.

Колдун в пески направил слуг покорных,

Что людям были раньше не видны

До той поры пока не заходили

В пределы удивительной страны.

В местах же, где царило чародейство

Им зримыми дозволено ходить.

Хотя всем было, в общем, безразлично

В каком обличье силу применить.

Но был секрет покрытый страшной тайной,

Что слуг волшебных вмиг разоружал.

Об этом их «недуге» повелитель,

Владея ими, не подозревал.

И даже старец зеркалом владея,

Прекрасно видя монстров тех в стекле,

Не мог предполагать, как слуг возможно

Легко расположить было к себе.

Ну, что ж, кто знает, может Байрамуку,

Удастся эту слабость разгадать.

Пока же он, не ведая о тайне,

В пустыне знойной продолжал «шагать».

Верней сказать, что конь шёл потихоньку,

А Байрамук на нём лишь восседал,

И как наездник с опытом огромным

Без трудностей животным управлял.

То было и оправдано и верно.

Виднее становился дальний путь.

Животное мужчине позволяло

На всё ещё внимательней взглянуть,

Давало время глубоко обдумать

Показанные магом чудеса,

Ведь старец специально обозначил

Куда почаще направлять глаза,

Кем может быть волшебник днём и ночью,

Как может он менять притворно вид,

И даже время, когда он безвольно

Бездействует и очень крепко спит.

Сейчас был день. При нестерпимом зное

Навряд ли мог родиться рядом смерч.

Барханы ветром сильным шевелились,

Который, будто волны, двигал твердь.

Лишь облака препятствием казались,

Ведь слиться во единое могли.

Но в небесах царила безмятежность

Как рядом, так и в видимой дали.

В безмолвии дал юноша оценку,

Как простынь необычная ценна.

В ночи одной рукою Див ужасный

Мог с лёгкостью поднять даже слона

И отнести мгновенно в неизвестность.

Под тканью же невидим был никто,

А это означало, что волшебник

Не сможет отыскать в ночи его.

С мечом всё было ясно. Оставался

Подаренный намерено ковёр.

Лежал он туго скрученной поклажей,

С рисунком неизвестным до сих пор.

Но можно ль им воспользоваться было,

Когда вот-вот явиться может Див

Иль кто-то из помощников злодея?

Нет, он сейчас быть должен терпелив.

«Придётся подождать ещё немного» —

Подумал, рассуждая бедуин.

И в это время пока он так думал

Бархан вершинный облик изменил.

До этих пор он прикрывал надёжно

Того, кто под песками крепко спал.

Увидев это, Байрамук бесстрашный

Из ножен меч подаренный достал,

Но в сторону бархана не направил,

А стал, остановившись, ожидать,

Что может в месте этом приключиться

Такого, что всех станет устрашать?

И вот уже поднялся величаво

Огромный ящур с краснотой в глазах.

Он был велик настолько, что собою

Действительно мог вызвать жуткий страх.

И если бы он двинулся навстречу,

А не решил опять зачем-то лечь,

Возможно Байрамук вдруг оробевший

Метнул бы, не раздумывая, меч.

Но тот прилёг, пасть шире раскрывая,

И начал воздух в лёгкие вбирать.

При этом он, безмерно раздувался,

Пытаясь ещё больше напугать.

Будь ближе Байрамук к нему в то время,

То монстр его, верблюда и коней,

Как малые пылинки поглотил бы

И сделал бы добычею своей.

Но, то ли ящур был слегка ленивым,

А может просто лапами прирос —

Он тело не пытался даже сдвинуть

И ждал, чтоб в рот само всё забралось.

Мужчина не спешил свой путь продолжить,

Решив, что нужно просто подождать.

Животное зловещее по виду

Ему не захотелось убивать.

Заметив, что тот двинуться не может,

Его наш путник даже пожалел,

Хотя, конечно, рад был несказанно,

Что сам, его приметив, уцелел.

Он снял мешочек с личною поклажей,

Который не доверил никому,

Достал дарбуку, что надёжно спрятал,

Поправил отчего-то вдруг чалму,

И заиграл мелодию красиво,

Умело отбивая чудный ритм.

Скажу вам, Байрамук тогда не ведал,

Какая сила им руководит.

Его сейчас как будто принуждали

Звучать заставить дивный барабан,

Который был в пути с ним постоянно,

И дарен был отцом как талисман.

И вот теперь, когда он это сделал,

Под музыку пустыня ожила.

Конец ознакомительного фрагмента.