Дикое домашнее животное

Елена Глушенко, 2008

«– Неужели он и вправду вас укусил? – изумленно произнес кто-то прямо надо мной. Я выпрямилась и оказалась нос к носу с хозяином агрессора. От увиденного у меня буквально перехватило дыхание: трехдневная щетина на загорелой физиономии, русые волосы, небрежно откинутые назад, и в довершение картины насмешливые прозрачно-зеленые глаза. Не знаю почему, но мне вдруг почудились звон мечей, ржание боевых коней, закованных в латы, и огромные кресты на развевающихся плащах. – Кто бы мог подумать! – сказало видение, присело передо мной на корточки и взялось за мою истерзанную штанину. Я смотрела вниз, на его макушку, выгоревшую практически добела, и пыталась справиться с отчаянно забившимся сердцем, в то время как Бруно сосредоточенно гонял по кругу истерично верещавшего шпица. – Больно? – поинтересовался крестоносец, ощупывая мою ногу. Я молчала, будучи не в силах вымолвить ни слова. Он поднял голову, глянул на меня снизу вверх и, не дождавшись ответа, выпрямился. – Очень, – наконец просипела я, сглотнув комок в горле. Я соврала. Мне совсем не было больно. Но допустить, чтобы этот тамплиер исчез из моей жизни так же внезапно, как появился в ней, я не могла»

Глава 5

— Ну что? Покорила? — поинтересовалась в понедельник утром Антонина.

— Без комментариев, — сухо ответила я.

— Не хочешь — не надо, — поджала губы подруга.

Ну вот, она обиделась. Я вздохнула. Придется объяснить.

— Не обижайся… Не то чтобы я не хотела рассказывать… Просто мне… даже не знаю, как сказать… стыдно, что ли.

— Стыдно? — изумилась Антонина. — Я и не знала, что тебе может быть стыдно.

Теперь настал мой черед оскорбиться:

— Я что, по-твоему, — совсем бесстыжая?

— Ну… Нет, конечно, — смутилась она. — Просто ты так редко задумываешься над тем, что вытворяешь. И я уж точно не помню, чтобы ты когда-нибудь чего-нибудь стыдилась. Что произошло?

— Да в том-то и дело, что ничего не произошло! — чуть не завопила я.

Что-то в последнее время у меня нервы стали совсем ни к черту…

— Но ведь что-то же случилось? — не сдавалась подруга.

Я вздохнула.

— Случилось то, что я ему не понравилась.

Ох, как, оказывается, непросто в таком признаваться!

— О… — сделала круглые глаза Антонина. — Неужели такое возможно?

И мне захотелось стукнуть ее по лбу большой круглой печатью.

— Ну и… что? — она сгорала от нетерпения.

— И все.

Я уже жалела, что призналась.

— Как это — все? И больше совсем-совсем ничегошеньки?

— Совсем. Я просто встала и ушла. А он даже не окликнул.

Мы помолчали.

Подруга покусывала губы, явно подбирая слова.

«Сейчас начнется», — поняла я.

— Слушай, — осторожно приступила к делу Антонина. — А тебе никогда не приходило в голову, что женатый мужчина может и не хотеть заводить шашни на стороне? А? Даже с такой красоткой, как ты. А? Может, уже пора переключиться на холостых? Или хотя бы разведенных?

— Тонечка, — ласково промурлыкала я. — Уж чья бы корова мычала…

И моя подруга завелась с пол-оборота, как настоящий «Мерседес».

Во-первых, она терпеть не может, когда ее называют Тоней. А уж за Тосю и вовсе убить может.

А во-вторых, это был наш с ней давний и принципиальный спор.

— Как ты можешь меня упрекать? — ее голос зазвенел близко к сверхзвуковому диапазону. — Ты же знаешь, у меня особый случай.

Да, конечно. В отличие от меня у нее был особый случай. Как всегда.

С год назад Глеб позвал меня на какую-то тусовку, а я прихватила с собой Антонину. Она в то время находилась в глубокой депрессии по причине отсутствия спутника жизни и отчаянно желала влюбиться. Хоть в кого: в красивого, страшненького, богатого, бедного — все равно. Единственным условием было неженатое положение кандидата.

Так что энергичному, напористому и чертовски уверенному в себе Борису ничего не стоило покорить мою расклеившуюся подругу. А то, что он все-таки был женат, выяснилось слишком поздно.

У него была большая семья (кажется, не то трое, не то четверо детей), и он вовсе не собирался оставлять жену. Однако и расставаться с Антониной не входило в его планы.

Она неоднократно пыталась с ним порвать, захлопывала дверь перед его носом, но этот упертый мужик обладал уникальной способностью проходить сквозь стены. Причем каждый раз не с пустыми руками. Поэтому его неизменно впускали, прощали, а потом снова пытались выпроводить.

За последний год моя упитанная подруга похудела на восемь килограммов, трижды сменила цвет волос и из жизнерадостной болонки превратилась в желчного фокстерьера.

Я знала все подробности ее «Великой Несчастной Любви» и много раз уговаривала Антонину бросить этого проходимца. Она соглашалась, пыталась и…

— Тебе легко говорить! У тебя же нет сердца, которое может болеть! — пожаловалась она надрывно. — А я люблю его!

Все как обычно. Я слышала это тысячу раз.

— Ты любишь не его, а то, что он может тебе дать, — принялась терпеливо объяснять я, тоже как обычно. — Однако заметь: он может, но не дает. А почему? Потому что ему это не нужно. У него и так все есть — и семья, и жена, и дети.

Антонина поджала губы. А я продолжила:

— Напомни, пожалуйста, сколько раз ты грозилась ему покончить с собой, если он не разведется?

— Четыре, — нехотя ответила подруга.

Все правильно. Мы собирались утопиться, отравиться, повеситься и под занавес выброситься из окна второго этажа аккурат в клумбу с настурциями.

— А сколько раз он обещал тебе подать на развод?

— Тоже четыре, — процедила сквозь зубы Антонина.

— Ну и где этот развод?

Молчание.

— И потом, ты же в курсе, что счастья на чужом несчастье не построить. Ну, разведешь ты его, в конце концов. И что? Неужели ты сможешь спокойно жить с ним, зная, что где-то на другом конце города есть безутешная женщина, по ночам рыдающая в подушку, и ее несчастные дети, которые никак не могут уразуметь, куда делся их дорогой папочка?

— Когда ты так говоришь, я прямо-таки нимб вижу вокруг твоей головы, — огрызнулась Антонина. — Отчего же тогда ты, такая правильная, живешь исключительно с женатыми мужиками?

Ну, сколько раз можно объяснять!

— Во-первых, Тонечка, — начала я очень ласково, — я не живу с женатыми мужиками. Я вообще ни с кем не живу, как ты знаешь. Потому что мой дом — это исключительно мой дом. А во-вторых, и это ты тоже прекрасно знаешь, я ни разу в жизни не пыталась разрушить чью-либо семью. Я встречаюсь — заметь, встречаюсь, а не живу! — лишь с теми, кому нужно всего лишь то же, что и мне: дружеское общение. И никаких обязательств.

Насмешливое фырканье в ответ.

— Да-да, именно общение. И не надо фыркать. Да, признаюсь, я сплю с ними. Иногда. Но по большому счету мне всего лишь нужен интересный собеседник и спутник для культурных мероприятий. Потому что в отличие от тебя, моя дорогая подруга, я живу насыщенной культурной жизнью.

И это была чистая правда. Я люблю искусство глубокой преданной любовью и ни за что не пропущу ни одну мало-мальски значащую премьеру или выставку.

— А как же несчастные женщины, рыдающие в подушку? — ехидно поинтересовалась Антонина.

— В моем случае нет и не может быть никаких несчастных рыдающих женщин, — отрезала я с уверенностью, которой на самом деле вовсе не ощущала.

Если честно, я старалась об этом не думать, искренне надеясь, что жены моих мужчин ни о чем таком не догадывались.

С другой стороны, если эти глупые курицы были настолько бестолковы, что позволяли своим мужьям заводить шуры-муры на стороне, то это уже были не мои проблемы.

Антонина помолчала, задумчиво покусывая мою любимую шариковую ручку.

Она всегда грызла шариковые ручки, когда размышляла, а размышляла Антонина много. А если она их не съедала, то теряла. Так что у нас был постоянный перерасход по статье «Канцтовары».

— Знаешь, — заявила подруга после паузы, — ты все-таки нечто. Не могу сказать, что ты абсолютно беспринципна, потому что кое-какие понятия у тебя все же имеются. Да и не мне, если честно, тебя судить. Но ты определенно странная… А кроме того, ты возвела такую высокую стену вокруг своего хрустального замка, что ни один нормальный принц на нее просто не вскарабкается.

— Мне не нужны нормальные принцы. Мне вообще никто не нужен, — ответила я.

— А как же он? — спросила Антонина.

Он… Я помрачнела. А был ли мальчик?

— А что он? Он, похоже, спер мой кошелек.

Вот тебе и принц.

* * *

Неделя прошла как обычно, не считая того, что я все это время находилась в угнетенном состоянии. Конечно, я скрывала это, как могла, но Антонина чувствовала мое настроение и старалась не приставать. Лишь один-единственный раз она позволила себе какую-то невнятную сентенцию про избалованного ребенка, в кои — то веки не получившего очередную игрушку, но я проигнорировала ее замечание.

Честно говоря, мне было очень сильно не по себе. Ведь никогда до этого меня не постигала подобная неудача. Я всегда была абсолютно уверена в своих силах. А тут…

К концу рабочей недели я, наконец, поставила жирный крест на своем крестоносце — уж простите за каламбур — и окончательно успокоилась. А потом позвонила Глебу и позвала его на открытие очередной выставки.