Три желания Зейды

Елена Глебова

Это вторая книга из цикла «Сказки старого Энгельса». Она является логическим продолжением сказки «Тайна деревянного башмачка» и повествует о дальнейшей судьбе главных героев первой книги.

Часть 1. Возвращение гнома Элиота

Испарения гнилого болота становились всё более мучительно тягостными. За последние два столетия Элиот отвык от этой бурлящей клокочущей мутной стоячей воды, постоянно источающей смрад и гниение. Элиот медленно обошёл весь лес подле стоячего болота, деревянные башмачки несносно тёрли ноги, всё тело ныло от усталости, но карлик упорно искал хотя бы какие-то следы, оставленные здесь Зейдой. Всё те же раскидистые сосны и лохматые рослые ели, клёны, буки и ясени, лиственницы и пихты, разросшиеся повсюду колючие высокие кусты барбариса, так любящего солнце — как же он соскучился по этим местам! И ни одного намёка на присутствие здесь Зейды. Всё живое сторонилось карлика. Завидев гнома, зайцы и белки бросались врассыпную, птицы, легко вспорхнув, перелетали на соседние деревья подальше от ненавистного страшного карлика, бабочки пугливо порхали с цветка на цветок, и ни одна из них не хотела отвечать на его расспросы. Муравьи мрачно отвернулись, все как один, и поспешили к своему муравейнику, даже пёстрая гусеница не сочла нужным ответить на приветствие карлика. Элиот недоумевал от такого отношения к себе обитателей леса, того самого леса, который был для них с Зейдой родным домом всего лишь двести лет назад. Что изменилось за каких-то два столетия? Карлик пытался пробудить свой дар. Позабыв за два века заточения все свои заклинания, он силился восстановить в памяти хотя бы элементарные приёмы, но в голове царил какой-то туман, стёрлось всё — и плохое, и хорошее, остался нерушимым только дорогой сердцу образ Зейды, царицы гнилого болота. Элиот недоумевал на себя: его, словно, обескровили, память вспыхивала подобно маленьким искоркам, отрывисто и невнятно, будто кто-то постарался стереть в его голове все знания о его прошлой жизни. Кто же так боится его? Убить не убили, но лишили накрепко памяти. В его сознании чётко сохранился образ Зейды, её охотника, закованного в скалах и старого колдуна, утонувшего в трясине здесь, на гнилом болоте. Более ни о чём карлик вспомнить не мог. Он чувствовал, что если восстановить воспоминания о прошлом, то к нему вернётся его былое могущество, но как это сделать… Элиот приник к огромной вековой сосне. Он не умел молиться, зная лишь интуитивно, что любое живое существо вправе просить о справедливости, помощи и защите свою землю, всё живое вокруг, созданное благой волей Творца. Закрыв глаза, карлик пытался восстановить в памяти всё с самого начала, с того момента, как они с колдуном очутились в этих краях. Тогда он впервые увидел ЕЁ. Зейду он помнил с поразительной точностью — её черты были вырезаны на его сердце, он жил с этим образом, как с ликом Мадонны, но прошлое в его воспоминаниях больше походило на смятый лист бумаги, испещрённый чьим-то мелким убористым почерком. Элиот силился прочесть написанное, но что-то мешало, словно чья-то рука комкала этот лист с его судьбой, и прошлое виделось обрывками фраз, видений и образов. Терпкий запах смолы приятно ударил в нос, карлик приник к дереву, обнял его и попытался сосредоточиться на событиях двухсотлетней давности — что же всё-таки произошло здесь, на гнилом болоте. Срастаясь сознанием с вековым деревом, гном становился на какое-то время его неотъемлемой частью. Вот она техника возврата мыслями в прошлое! Всё, что видела многовековая сосна, стало доступно восприятию карлика. Дерево щедро делилось с ним информацией, словно кто-то заливал знания в голову карлика, как льют воду в порожний сосуд.

Элиот приник к сосне, коснулся её распахнутыми ладонями и, словно, превратился с ней в единое целое. В отличие от зверей и птиц сосна не оттолкнула его. Зажмурившись от яркого солнечного света гном стал просматривать события, виденные сосной за последние два с лишним столетия, словно листал книгу своей жизни. Сон, какой чудесный сон увидел он о своём прошлом! Старая вековая сосна была щедра на воспоминания, но яркий солнечный луч внезапно оборвался, и карлик очнулся. Лишь мягкий мох под ногами, влажный и рыхлый, и запах прелой листвы, всё то же бездонное лазоревое колодезное небо, и та же опушка леса, что маковками деревьев уходит в синюю даль безмятежной небесной бесконечности. У карлика закружилась голова от нахлынувших воспоминаний. Как изгой, в чужой личине, мерзкий, опротивевший самому себе, будет он дальше скитаться по свету в поисках Зейды. Дерево не смогло дать ответ, где царица гнилого болота. Разве что полуслепая гадюка знает? Элиот весь напрягся при мысли, что придётся вызывать на разговор эту мерзопакостную тварь, которая двести с лишним лет назад нашептала на болоте колдуну о его участи. Да, жива ли она, эта старая сплетница, пережившая свой собственный яд? «Спасибо тебе, сосна», — карлик прикоснулся губами к коре дерева и тихо поплёлся на край гнилого болота искать закоряжную полуслепую гадюку.

Сильная ослепительная молния вдруг озарила синеву небесной глади. Гром страшной силы напугал всё живое вокруг, ни с того, ни с сего хлынул холодный колючий ливень. Ветер подхватил лёгкого карлика, приподнял над землёй и с силой швырнул на мягкий влажный мох. Полил дождь, он надрывно плакал и маялся под свирепыми порывами ветра. Элиот суеверно ухватился за близлежащую корягу и уткнулся лицом во влажную землю. Буря срывала с деревьев листву, словно решила наказать лес за гостеприимство, оказанное сосной карлику. Вихрь в своём воющем безумстве оторвал карлика от коряги и понёс, закрутив в ветряной воронке, в сторону от гнилого болота. Вдруг гнев стихии прекратился, так же внезапно, как и начался. Порыв ветра с неистовой силой отшвырнул гнома к самому краю болота, туда, где начиналась топкая зловонная жижа, из которой торчали гниющие редкие пучки травы. Какое-то время Элиот пролежал без сознания, но смрадное зловоние, которое источало болото, быстро вернуло его к жизни. Первое, что бросилось Элиоту в глаза — его руки. Это были снова мальчишеские руки, такие, которые он помнил у себя с детства, покрытые веснушками, хваткие, сильные. Рукава от натуги лопнули — одежда карлика стала мала для нового тела Элиота. Неужели? Элиот вскочил на ноги и начал оглядывать себя с ног до головы. Прежний облик! Вот оно — счастье! Снова прежний человеческий облик, его родное тело! Элиот кинулся к краю зловонного болота и приник лицом к булькающей смердящей воде. Неровная рябая гладь отражала мальчишеское лицо рыжего вихрастого мальчугана, усыпанного веснушками. Из болота на Элиота смотрело родное личико из его прошлого, тот самый Элиот, сын купца, которого когда-то выменял колдун в обмен на услугу горестному родителю. Рядом с Элиотом, словно смятая выношенная до дыр одежда, валялось его старое тело. Личина мерзкого колдуна, сморщенная, бездыханная, дряблая, заскорузлая, как чужая маска из прошлой жизни, валялась у ног Элиота и ждала своей печальной участи. Элиот брезгливо пнул её ногой и скинул в бурлящую зловонную болотистую бездну. Высохшая старая плоть колдуна кочевряжилась, её то опускало, то вновь поднимало зловонной чёрной водой, чужая оболочка никак не хотела тонуть. Элиот не выдержал и ткнул не желающую убираться в болото свою старую личину какой-то куцей, обрубленной корягой. Его старая плоть захлебнулась в зловонной жиже и медленно пошла ко дну. Из того самого места, где лежала ущербная коряга, выползла та самая полуслепая гадюка.

— Ш-ш-ш-ш-ш-ш-шь, Эл-л-л-л-л-иот, здравс-с-с-с-с-с-ствуй на много веков! — прошипела гадюка, слепо щурясь на искристом солнечном свете.

— Жива ещё, как я посмотрю? — нерадостно отозвался Элиот.

— Ж-ж-ж-ж-ж-жжи-ва! — прошамкала гадюка и подползла вплотную к юноше, — З-з-з-з-з-зуйду ищ-щ-щеш-ш-ш-ш-шь, верно?

— Да, — без обиняков отозвался Элиот, — знаешь, где найти её?

— А то! — гадюка, аж, подпрыгнула, от такого поворота дел, — увидиш-ш-ш-ш-ш-ш-шь её вскоре! Будь здес-с-с-с-с-с-сь!

И старая хрычовка свернулась ослизлым чёрным клубком и тот час исчезла в сухой гниющей траве, оставляя за собой влажный слизкий след.