Криминальный театр

Елена Ворон

«Криминальный театр» – первая книга о телохранителях из условной страны в Средиземноморье. Смышленый парнишка из провинции мечтает стать сыщиком. Обманом проникнув на виллу своего дяди-губернатора и выдавая себя за губернаторского сына, Тео заводит дружбу с начальником охраны и со своим личным телохранителем – бывшим американским боевым пловцом. Обман быстро раскрывают, однако Тео становится разменной монетой в политических играх и поэтому очень нужен дяде. Бесстрашный и сообразительный, юный сыщик расследует череду преступлений, которые совершаются на вилле и возле нее.

Глава 2

У губернатора был большой прием. На виллу съехался цвет Альба-Лонги: господа в светлых костюмах, дамы в ослепительных платьях. Все ели, пили, танцевали, толпами перетекали из зала в зал.

В шуме и суете я растерялся и мечтал улизнуть, однако Тоски решительно держал меня при себе.

— Эстебан, не пой и не пляши, — то и дело поучал он, а затем с любезной улыбкой представлял очередному гостю или гостье.

От смущения я позабыл строить из себя идиота, и дамы приветливо улыбались. Жалели бедняжку. В газетах написали, что губернатор обрел горячо любимого сына, с которым его разлучила судьба, и прочую слезливую чушь, и эти статьи все читали. Готов поспорить, что их сочинил и разослал по редакциям Марио Арган, губернаторский пресс-секретарь.

Арган совсем не похож на Пьятту. Пресс-секретарь скользкий как угорь и себе на уме; по-моему, он бы с удовольствием занимался политическим сыском или писал на сограждан доносы, но случайно достиг успеха на ином поприще.

— Эстебан, не вздумай петь, — в очередной раз предупредил губернатор. — Донна Родригес, позвольте представить вам моего сына. Эстебан, поздоровайся с донной Родригес.

— Бедный мальчик до смерти напуган, — благожелательно заметила донна.

— Ошибаетесь, — возразил я, порядком задетый. — Но вы очень красивы.

Донна пришла в восторг.

— Эстебан — само очарование, — сообщила она своей знакомой, удаляясь.

Искусно лавируя между гостями, к Тоски приблизился Марио Арган. Пресс-секретарь что-то сообщил патрону; губернатор переменился в лице и рванул из зала. Я ринулся следом. Может, поймали того, кто в меня целился на лугу? Едва ли, соображал я на ходу: с этим известием явился бы начальник охраны.

Сердито отмахивая рукой, губернатор шагал по коридорам. Я не отставал, бесшумно ступая по толстым ковровым дорожкам. Тоски зашел к себе в кабинет; я — за ним. Раз уж угодил в гущу каких-то событий, ничего нельзя упустить.

— Эстебан! Ты тут зачем?

— Побуду с вами, — я нырнул в угол между книжным шкафом и бронзовым бюстом древнего философа.

Философ наверняка прочел бы все труды мыслителей, стоящие на полках; у Тоски же они собраны для красоты и пущей солидности. Губернатор мгновенно забыл про меня и ткнул клавишу интеркома на столе. Стол у него роскошный — резной, инкрустированный серебром.

— Рафаэль, зайди ко мне в кабинет.

Я плотней вжался в угол. Если вызывают Пьятту и он меня заметит, не преминет избавиться от лишних ушей.

Через минуту, постучавшись, вошел начальник охраны.

— Слушаю вас, господин губернатор.

Пьятту из-за шкафа мне было не видать, но Тоски я видел прекрасно. Он опирался на свой стол, словно император — на боевую колесницу.

— Ты взял в штат Макнамару?

— Взял.

— Какого дьявола?

— На вашего сына покушались. Ему нужен телохранитель.

— У тебя своих людей не хватает?

— Не хватает, — отозвался Пьятта желчно. — Генерал Макнамара — отличный сотрудник. Это «тюлень»; он ловок, силен, владеет рукопашным боем и вообще парень с головой. И будет Эстебану хорошей нянькой.

Нянька была мне вовсе ни к чему; и что за тюлень?

— Макнамаре здесь не место, — раздраженно дернул головой губернатор. — Он американец.

Ах вон что, сообразил я. «Тюлень» — SEAL — боевой подводный пловец армии США. Каким ветром его сюда занесло? И почему американский генерал нанимается моим телохранителем?

— Господин губернатор, либо я работаю, как считаю нужным, либо вы обходитесь без меня. Вы отстранили моих людей от третьего этажа…

— Речь сейчас не о том, — перебил Тоски. — Я не допущу, чтобы Макнамара находился на вилле. Он сумасшедший!

— Я знаю его много лет, — отчеканил Пьятта, — и я за него ручаюсь. А если вас не устраивает мой выбор…

— Ты знал его до армии. А мне хватило вчерашней встречи. Он совершенно не в себе.

Краткое молчание — начальник охраны переваривал информацию. Затем проговорил:

— Мне об этом ничего не известно.

— Все случилось в городе; мы обошлись своими силами, — с неохотой пояснил Тоски. Он явно хотел бы скрыть от Пьятты происшествие. — Рафаэль, я не вмешиваюсь в твою работу. Однако я прошу: убери отсюда Макнамару.

— Я заплатил ему аванс. Пусть отработает.

— Нет! — Губернатор рассек кулаком воздух, желая стукнуть по столу, но промахнулся и ушиб руку о край столешницы. — Ах, дьявол!.. Все, разговор окончен. Свободен.

Оскорбленный, Пьятта вышел.

— Чем вам насолил Макнамара? — подал я голос, выбираясь из угла.

Тоски вздрогнул.

— Ты еще тут?! — Он спохватился и терпеливо объяснил: — Понимаешь, сынок, этот человек не умеет себя вести. Вчера он ворвался ко мне в приемную, закатил истерику и требовал денег!

— Зачем ему деньги?

— Низачем. В американской армии неплохо платят, тем более «тюленям». Эстебан, иди к гостям. Найдешь дорогу?

— Найду.

К гостям я не собирался, а спустился на первый этаж, чтобы задать два-три вопроса Пьятте и поглядеть на генерала, которому взбрело на ум требовать у Тоски денег. Наверное, он и впрямь не в себе, коли полагал, будто наш губернатор запросто растрясет мошну. Однако мне хотелось познакомиться с человеком, которого так уважительно отрекомендовал начальник охраны.

Пьятту я не нашел — ни в штабе, ни в мониторной, ни в его комнате. Тогда я поднялся к себе и вышел на балкон. Оттуда было видно парадную лестницу, два фонтана внизу и уставленную дорогими автомобилями площадку перед домом. В лучах заходящего солнца струи воды в фонтанах казались розовыми, а хромированные детали машин отливали медью.

Минут через пять на лестницу вышли Пьятта с Макнамарой, начали спускаться. Генерал был одного роста с начальником охраны — выше среднего; широкоплечий, черноволосый. Одет он был в серую футболку, джинсы и армейские ботинки.

— Макнамара! — хрипло крикнули у меня над головой.

Двое внизу обернулись. Макнамара был в очках с коричневыми стеклами. Слишком молодой для генерала: лет двадцать семь — двадцать восемь. Он осмотрел фасад здания, Пьятта указал на меня. Макнамара кивнул и продолжал высматривать человека, который его окликнул. Не высмотрел и снова двинулся вниз. Пьятта последовал за ним.

Я тоже не стал задерживаться: махнул через перила, повис на руках и аккуратно приземлился. Людей Пьятты выставили с третьего этажа; оттуда кто-то окликает Макнамару, но не желает с ним разговаривать… Может, неизвестному заткнули рот и оттащили от окна? Что творится в губернаторской резиденции?

К воротам виллы тянулась прямая асфальтированная аллея, украшенная вазами из разноцветного мрамора и кустами роз. Розы буйно цвели, их аромат смешивался с запахом нагретого асфальта.

Пьятта с Макнамарой быстро шагали по аллее; я держался сзади метрах в десяти.

— Не знаю, что тебе посоветовать, — донесся до меня голос начальника охраны. — В городе приличной работы не найдешь.

Макнамара молчал.

— Послушай, я не лезу в твою жизнь, — продолжал Пьятта. — Но если б ты все-таки поделился…

— Нет.

— Ну, как хочешь.

Пьятта проводил его до ворот с будкой охранника, по стенам которой ползли виноградные лозы. Среди листвы блестели оконные стекла.

Я нагнал начальника охраны и боевого пловца, когда они на прощание пожали руки, а створки ворот начали открываться.

— Эстебан? — поднял брови Пьятта. — Тебе что здесь надо? Ну-ка домой.

Макнамара прошел в ворота и зашагал прочь; створки поехали на место.

— Хочу поговорить с Макнамарой, — заявил я начальнику охраны. — Никогда не разговаривал с «тюленем».

— Он не желает с тобой разговаривать. Видишь, уходит? Пошли домой.

Ворота захлопнулись.

— Макнамара! — крикнул я.

Генерал оглянулся. Вскинув руку с раскрытой ладонью, я опустил ее через сторону, повторил сигнал: «Беда!» Пловец повернул ладонь тыльной стороной вниз, пару раз сжал в щепотку и разжал пальцы: «Не понял. Что ты хочешь?» Я несколько раз быстро прижал к шее правую ладонь с поднятым большим пальцем: «Опасность! Прошу немедленную помощь!» Макнамара двинулся назад.

Начальник охраны усмехнулся.

— Да ты не так глуп, как прикидываешься. Пропусти! — крикнул он, и дежурный в будке снова открыл ворота. — Знакомьтесь: Эстебан Тоски — Генерал Макнамара, мой друг. Это его так зовут — Дженерал, Генерал.

— Джен, — пловец протянул мне руку.

Только сейчас я рассмотрел его лицо: смуглое, с правильными чертами, оно было иссечено тонкими белыми шрамами, словно кто-то, издеваясь, рисовал на лице бритвой. Черные волосы закрывали лоб и скулы, коричневые стекла очков скрадывали шрамы у глаз.

— Откуда ты знаешь сигнальный код? — спросил Макнамара.

Я, конечно, выдал себя с головой: Эстебан спасателем на воде не работал и дела с аквалангистами не имел. К счастью, мысли начальника охраны были заняты другим.

— Джен, — сказал он, — я вот о чем подумал. Рано или поздно этот обормот снова попрет через забор, или снизу подкопается, или еще что-нибудь учудит. Я хочу, чтоб ты находился с ним рядом. Будешь его телохранителем за пределами виллы. Идет?

— Договорились. — Макнамара улыбнулся обаятельной белозубой улыбкой. Улыбка была не американская, дежурная, а эсталусийская, искренняя.

Он мне решительно нравился. Вот бы удалось сдружиться…

— Завтра я тебе позвоню. Эстебан, на разговоры — четверть часа, — распорядился Пьятта и зашагал по аллее к дому.

Улыбка Макнамары погасла, пловец обернулся ко мне.

— Отвернись от камеры; будем знакомиться заново. Я — Джен Макнамара. А ты кто?

— Тео Вальдес. — Я был ошарашен и одновременно восхищен. Пьятта за сутки не успел меня раскусить — а этот в один миг разобрался.

— Что ты ловишь в губернаторском доме?

Я выложил свою историю. Макнамара задумчиво потер чисто выбритый подбородок, на котором белели три косых шрамика. На пальце я заметил обручальное кольцо. Макнамара не был похож на иностранца; больше всего он походил на коренного эсталусийца, да и говорил без акцента.

— Джен, Тоски утверждает, будто ты просил у него денег. Он врет?

— Денег?! Конечно, врет.

Я ждал продолжения, но пловец не стал рассказывать. Снял очки, потер намятую переносицу. У него оказались синие глаза — измученные, с красными прожилками, будто после бессонной ночи. Этому человеку явно было плохо. Со слов Пьятты я понял, что Макнамара безработный, а моим телохранителем ему оставаться недолго — до поры, пока меня не вышвырнут с виллы. Мне захотелось что-нибудь для него сделать.

— Я могу тебе как-то помочь?

Макнамара помолчал, поглядел внимательно и спросил:

— Ты бывал на третьем этаже?

— Нет еще.

— Постарайся узнать, кто там живет.

— Попробую. А что ты скажешь о типе, который разгуливал на лугу с пистолетом?

Пловец нахмурился, снова нацепил очки. Я подумал, что зрение у него отличное — Макнамара просто-напросто прячет за темными стеклами глаза.

— Тебя не убили, это главное, — сухо сказал он. — Будем надеяться, что и впредь худого не случится. Ладно, я пошел; до завтра.

— Погоди. — Я выбрал из десятка своих вопросов еще один: — Ты расскажешь, как был «тюленем»?

— Я им не был, — огорошил меня Макнамара.

— Как это? А Пьятта говорил…

— Я прослужил два с половиной года на флоте, затем подался в боевые пловцы. Проучился десять недель и бросил.

— Почему?

— Это не мое. Я не собирался служить «тюленем», у меня был контракт на три года. А тут должно быть дело твоей жизни — иначе нет смысла терпеть этот ад. За малейшую провинность или недовольство — наказание. Сотню раз отжимайся в грязной луже, окунайся мордой. Или ведра с водой таскай. Зачерпнул и тащишь вдоль берега. Прошел, сколько надо, воду вылил, снова зачерпнул и несешь обратно, однако идешь уже задом наперед. Специально отдают идиотские приказы, проверяют тебя на «излом», а ты помалкивай и выполняй без размышлений. Из живого человека должен превратиться в автомат — потому что в боевых условиях некогда будет размышлять, выполнять приказ или не стоит. А я только и мечтал о том, как вернусь в Альба-Лонгу… — Макнамара смолк, махнул рукой. — А, неважно. Тео, — он сдернул очки и посмотрел мне в глаза, — твой дядя-губернатор — жестокий и опасный человек.

— Понял.

— Будь осторожен. И запомни мой номер телефона, — он назвал цифры.

Я запомнил, и мы расстались. Несостоявшийся криминалист в моей душе ликовал — за один день произошло множество загадочных событий.

Шагая по аллее к дому, я подводил первые итоги. Что нам известно? Макнамара попал в переплет, чего-то добивался от губернатора, Тоски отказал и затем выгнал его с виллы. В доме появился неизвестный, к которому не подпускают людей Рафаэля Пьятты. Неизвестный знает Макнамару; он то ли звал пловца на помощь, то ли хотел поговорить, но в последний миг передумал. Макнамара, в свою очередь, интересуется этим человеком. И при всем прочем, кто-то целился в меня на лугу.

Вернувшись, я обошел вокруг дома. Из окон бального зала на втором этаже несется музыка и голоса — прием в разгаре. На третьем этаже окна закрыты, жалюзи опущены, балконов нет. Не подберешься. Тогда я зашел внутрь и двинулся наверх по главной лестнице, мимо кадок с цветущими растениями. Миновал второй этаж и оказался на площадке, где сидел охранник. Стол с телефоном и компьютером, мягкое кресло, диван, который загораживает ход наверх, столик с кофейным прибором и кофеваркой, два куста белой азалии, камера на стене. Охранник поднялся из-за стола мне навстречу.

— Сюда нельзя.

Кроме дивана, лестница ничем не перегорожена; ни решеток, ни бронированных дверей. На третьем этаже — холл со светильниками, две скульптуры, изображающие пастуха и пастушку, красная азалия, из холла в обе стороны уходит коридор.

— Сюда нельзя, — повторил охранник.

Я плюхнулся на диван. Заморочить охране голову не так уж трудно.

— Посижу здесь, ладно? Наверно, скучно одному? Кофе дашь?

— Не дам. — Парень ткнул на столе клавишу интеркома: — Валье говорит. Заберите от меня Эстебана.

Я прикинул свои возможности. В запасе — минута-две, охранник не вооружен.

— Где Макнамара? — спросил я, подымаясь.

— Понятия не имею. Шел бы ты…

— Где Макнамара?! — заорал я. Эстебан сроду так не голосил, он тихий и смирный, но здесь этого не знают. — Где?!

Одним прыжком я взлетел на стол и ногой двинул опешившего охранника в челюсть. Не смертельно — кроссовки мягкие, да и рухнул парень не на каменные ступени, а на диван. Пока он там барахтался, я взмыл по лестнице, завернул в правый коридор и с воплями «Где Макнамара?!» заметался от стены к стене, распахивая двери. Комнаты оказались пусты, даже без мебели. Но Макнамару окликали из правого крыла, неизвестный был именно здесь. Где же?

Меня настиг охранник; по коридору мчались еще двое. Я кинулся на пол, с воем покатился по ковру; зацепил парня за щиколотки и чуть не уронил. Далеко-далеко, в левом крыле заметил две женские фигурки — они бежали к нам.

— Макнамара!!! — заорал я, срывая голос, и получил ногой под ребра. Видел бы Пьятта! Он бы объяснил, что так усердствовать негоже.

Подмога была уже совсем рядом. Я откатился к стене и замер, прикрывая голову руками.

— Оставьте его! Не бейте! — раздался женский крик.

Меня и не били. Подняли, влепили пару оплеух и поволокли в холл. Я висел мешком, изображая упадок сил после приступа, и пытался разглядеть тех женщин. Они скрылись за дверью, и я рассмотрел только, что одна из них — брюнетка, а у другой волосы светлые.

На площадке между третьим и вторым этажом меня встретил врач с чемоданчиком и Рафаэль Пьятта. Начальник охраны свирепо кусал губу. Меня усадили на диван, врач раскрыл чемоданчик, достал ампулу-шприц.

— Это что? — резко спросил Пьятта.

— Снотворное.

— Не надо, — Пьятта отодвинул врача. — Сейчас сам придет в чувство. — Горящие черные глаза не сулили мне ничего хорошего. — Ребята, свободны. Эстебан, пошли.

Я поднялся. Кажется, маленько переиграл.

Начальник охраны увел меня вниз, в свою комнату, запер дверь на ключ и прислонился к ней спиной.

— Итак, сеньор Тео Вальдес, я жду ваших объяснений.

Мадонна! И он тоже знает! Губы Пьятты дернулись в холодной усмешке.

— Ты кого вздумал обдурить? У меня что, телефона нет? Один звонок твоей тетке — и эта клуша призналась во всем.

Я прошелся по скудно обставленной комнате. Семья начальника охраны живет в Альба-Лонге; как я слышал, у него сын и две дочери. Без приглашения усевшись в кресло, я начал:

— Рафаэль, губернатору не нужен Эстебан сам по себе. Ему требуется сын, о котором газеты будут писать сентиментальную чушь. С ролью СЫНА ДЛЯ ПУБЛИКИ я справлюсь, а большего от меня не ждут. И поверь: я в этой роли гораздо удобней, чем Эстебан. Со мной легко договориться, я могу помолчать, если надо; могу не петь при гостях. И даже, представь себе, обхожусь без памперсов. Где Тоски найдет себе сына получше?

— Тебе это надо?

Я подумал. Роль незавидная, однако…

— Это трамплин для прыжка в большой мир. Я не хочу всю жизнь пасти туристов на пляже.

Пьятта бросил на меня острый взгляд.

— Трамплин для прыжка бывает разный. Да и что это даст? Предположим, ты успешно отыграешь полоумного — до выборов. Тоски либо станет губернатором на второй срок, либо нет, но ты в любом случае ему больше не нужен. Значит, прощаешься с ним, но остаешься со славой придурка, и твоя физиономия знакома всей провинции.

— А я за службу попрошу оплату. И смогу уехать.

— Оплату? — Пьятта насмешливо приподнял брови. — Господин губернатор еще с тебя высчитает за хлеб, который ты у него съел, и за воду, которую выпил.

— Посмотрим.

— Увидишь. Как бы то ни было, я сообщу Тоски, что ты — его племянник.

— Сообщай, — я с деланным равнодушием пожал плечами. — Рафаэль, Макнамара сказал тебе, что за скандал у него вышел с губернатором?

— Нет. — Пьятта подтянул себе второе кресло и уселся. — Джен четыре дня назад вернулся из Америки; с этими шрамами на лице. И что-то произошло уже здесь, после его возвращения. Зачем-то явился к Тоски на прием. Пресвятая дева! Чего он добивался? Ума не приложу.

— А что значит «они обошлись своими силами»? — повторил я слова губернатора, сказанные начальнику охраны.

— Это значит, — нахмурился Пьятта, — что некто подслушивает по углам и будет выставлен за ворота сейчас же.

— Я не подслушивал. Тоски знал, что я в кабинете. Рафаэль, что там было с Макнамарой?

— Похоже на то, что Джен вспылил, а Тоски струсил. Вызвал охрану. Парни скрутили Джена и вытащили вон через запасной вход. Поэтому обошлось без шума, журналисты не пронюхали. Разумеется, знай я раньше, не брал бы его на работу. Жаль парня; куда он денется? Не посуду ж ему мыть в кафе…

— А ты не говори про меня губернатору. Тогда за Дженом останется место телохранителя.

— Шустрый ты больно. — Пьятта прищурился. — Ну-ка выкладывай: что искал на третьем этаже?

— Человека, который звал Макнамару. Кто там живет?

— Не знаю и знать не хочу, — отозвался Пьятта с гадливой гримасой.

По-моему, он знал довольно, чтобы морщиться. Он продолжал:

— А ты туда больше ни ногой, ясно? Я еще не решил, докладывать ли Тоски, что ты везде суешься…

— Не докладывай! — Здорово, что начальник охраны на стороне моей и Макнамары. — Я тебя не подведу.

На столе звякнул телефон; Пьятта снял трубку:

— Пьятта слушает. А! Что узнал? — Последовала долгая пауза. — Четвертого марта? Так… Так. Все понял, спасибо. — Он положил трубку на рычаг. — Проклятье…

Он посидел, уставясь в одну точку, затем встряхнулся, глянул на меня.

— Деньги есть?

— Н-немного, — заикнулся я от изумления.

Пьятта полез в бумажник и отсчитал несколько купюр.

— Держи. Сейчас идешь собирать манатки, и тебя отвезут в город. Переночуешь в гостинице, а завтра отправишься домой. Все понял?

— Рафаэль, что случилось?

У него сверкнули глаза.

— Не выношу жадность и глупость. Через пять минут садишься в машину — и до свиданья.

— Да что тебе наплели?! Я ничего не сделал.

— Марш за вещами. И забирай деньги, кому сказано!

Я ушел, как оплеванный; деньги оставил на столе. Жадность и глупость! При чем тут я? Почему он выставляет меня с виллы, и что произошло четвертого марта?

В моей комнате ждал новый сюрприз: на краю постели, сложив руки на коленях, сидела молодая брюнетка. Короткая стрижка, великолепная фигура, светлый костюм, подмышкой кобура. Не иначе как телохранитель.

— Привет, — улыбнулась гостья. У нее был красивый рисунок губ и низкий, но приятный голос. — Я — Луиза.

Несколько мгновений я соображал, быть мне Эстебаном или собой; остановился на роли кузена и спросил:

— Ты живешь на третьем этаже?

— Да. Эстебан, — проговорила она вкрадчиво, — у меня к тебе важное дело. Пожалуйста, подумай и…

— Как зовут клиентку? — перебил я.

Луиза снова улыбнулась и продолжала о своем:

— Ты виделся с Генералом Макнамарой. Расскажи про него. — Ее темные глаза были блестящие и холодные, как стекло.

— Что произошло четвертого марта?

У нее на лице промелькнула тень. Попал: дата ей знакома.

— Эстебан, я прошу рассказать о Макнамаре. У меня мало времени.

— У меня тоже. — Я подхватил сумку с пожитками и повесил на плечо. — Машина ждет.

— Погоди! — Луиза вскочила. — Скажи: Макнамара — каков он собой?

Я расхохотался.

— Джен — американская суперзвезда. Женщины должны любить его без памяти.

Луиза фыркнула, как рассерженная кошка.

— Эстебан, я серьезно спрашиваю. У него лицо обезображено — это верно?

— Шрамы его не портят. И передай клиентке вот что. — Ничего с ходу не придумав, я повторил слова Рафаэля Пьятты: — Не выношу жадность и глупость.

Луизу передернуло. Неужели опять в точку? Вот не ожидал.

Довольный собой, я сбежал вниз; не стал прощаться с Тоски, а прямиком сел в ожидавший меня белый «фиат». Поехали. Прощай, губернаторская вилла. Разгадывать твои загадки я буду в другом месте.

Теперь я знаю, что Макнамару окликнула Луиза — то был ее низкий голос. Добавила хрипотцы, и получился мужской крик. Пловец обернулся, а Луиза стала его разглядывать. Очевидно, плохо рассмотрела — и прибежала с расспросами ко мне. Что ей за дело до шрамов Макнамары?

Через десять минут мы въехали в Альба-Лонгу. Темнело, на фасадах загоралась реклама, в кронах деревьев зажглись гирлянды фонариков, точно хороводы золотых светлячков. Белели столики открытых кафе; центральная улица, по которой мы ехали, была полна людей. Я поначалу решил, что в городе праздник, но шофер сказал: по вечерам здесь всегда так. Веселые, жизнерадостные альбалонгцы, нарядившись в лучшие одежды, прогуливались парами либо вместе с детьми, встречали друзей и знакомых, шумно радовались встречам, пели, танцевали. Машин в Альба-Лонге не так уж много; но сейчас они, казалось, катили по виа Ливиа все, и все разом сигналили и нарушали дорожные правила.

Наш «фиат» ухитрился избежать десятка столкновений и причалил на площади перед отелем «Эксельсиор». Фасад отеля был подсвечен сине-зеленым, стеклянные двери мерцали таинственным светом морских глубин, а перед зданием тянулся ряд стройных, изысканных пиний. Их кроны были скупыми штрихами обозначены на фоне густо-синего неба.

— Приехали. — Шофер вытащил из кармана деньги, которые я оставил на столе у Пьятты, и сунул мне: — Бери, нечего ломаться. «Эксельсиор» стоит недешево. Счастливо.

Швейцар открыл передо мной дверь, и я вошел в холл гостиницы. Красиво. Дорого. Неясно, как буду здесь жить.

Из кресла поднялся Макнамара, по-прежнему в коричневых очках. Теперь на нем был костюм защитной окраски, со множеством карманов. Карманы эти были не пусты: в них явно находился целый склад, от шариковой ручки до ножа.

— Привет «тюленям»! — обрадовался я. — Ты откуда?

— Позвонил Рафаэль, попросил приглядеть за тобой этой ночью. Что стряслось?

— Много разного. Снимаем номер на двоих? У меня есть деньги.

— Пойдем отсюда. Негоже останавливаться в отеле, о котором известно, что тебя в него привезли.

Логика Макнамары показалась мне убедительной. Мы прошли через холл, затем по коридору мимо ресторана, где играл оркестр, и через запасной выход оказались на тихой улочке позади гостиницы. Здесь стояло несколько машин с потушенными фарами.

— Ты на колесах? — осведомился я.

— Нет. Идти близко — на виа Монта. Что произошло на вилле?

— Во-первых, Пьятта меня разоблачил и грозился довести до губернатора, что я — племянник, а не сын.

— Не удивляюсь. У Рафаэля глаз острый, а ты притворялся не ахти. Дальше.

— Но он сперва не собирался меня выгонять. Мы сидели и мирно беседовали. Затем позвонил какой-то гад, чего-то наврал, и тут Пьятта взбеленился. Швырнул мне деньги и велел убираться вон.

— А что сказал Тоски?

— Пьятта ему не доложился.

Макнамара присвистнул.

— Рафаэль меня изумляет. Расскажи-ка снова, по порядку и в подробностях.

Я рассказал, стараясь ничего не упустить. И разведку боем на третьем этаже описал, и появление Луизы. Макнамара задал еще парочку вопросов и примолк, помрачнел.

Мы свернули на виа Монта. По обеим ее сторонам тянулись окруженные зеленью одноэтажные домики, и стояли фонари с желтыми, как дыни, плафонами. Играла музыка, в одном из садов запускали шутихи, и они кувыркались в небе, рассыпая алые и золотые искры.

Макнамара привел меня к дому с номером шестьдесят девять. Из-за ограды свешивались ветви кустов с белыми пахучими цветами, на крыльце горел свет, поблескивала стеклянная дверь.

— Я уверен в одном. — Пловец толкнул легкую калитку и зашагал по дорожке меж кустов. — Рафаэль тебя выставил не потому, что ему чего-то наврали. Либо на вилле тебе грозит опасность, либо ты сам кому-то неудобен.

— Наверно, — согласился я. — И скорей всего, собака зарыта на третьем этаже.

Макнамара поднялся на крыльцо, отпер дверь.

— Проходи. — Он зажег свет в крошечном холле и в гостиной. — Только не пугайся.