Вечорница. Часть 2

Елена Воздвиженская

Продолжение истории про уже известную по первой части и так полюбившуюся читателю троицу – деда Семёна, бабу Улю и их внучку Катюшку. Время не стоит на месте. Кате уже исполнилось шестнадцать лет. Но это лето будет особенным в её жизни, ведь ей самой предстоит стать героиней бабушкиных быличек и попасть в странную деревню под названием Бережки. Что ждёт её там и какая семейная тайна откроется девочке, вы узнаете, прочитав эту книгу. Приятного чтения!

Святочница

— Чего удумали-то, девки? — дед Семён воззрился на Катю с подружками, перешёптывающихся в сенцах.

— Да так, деда, иди уж, — отмахнулась Катюшка.

Но дед Семён, направившийся было с охапкой дров в избу, застыл на пороге:

— Ишь ты, секреты у неё от деда появились, выросла.

— Деда, — рассмеялась Катюшка, приобняв старика и, звонко чмокнув его в колючую щёку, — Да нет никаких секретов! Просто забавляемся с девчонками.

— Долго ль стоять-то будешь? — послышался из избы крик бабы Ули, — Встал на пороге и стоит, избу мне выстужает!

— Да иду я, иду, — проворчал дед, скидывая валенки.

— Что это там Катюшка-то делать собрались? — спросил дед, усаживаясь за стол, где его ждала дымящаяся плошка наваристых щей.

— А тебе старому всё дело, — усмехнулась баба Уля, — Святки ведь нынче, вот и забавляются молодёжь.

— Али ворожить собрались?

— То и собрались, девкам уже по шестнадцать лет, можно уж и о женихах думать.

— Чего о них думать? Куды они денутся?

— Куды-куды, — передразнила баба Уля, — Растуды. Сам-то давно ли молодой был, колядовать бегал, наряжался в тулуп наизнанку да рожу золой малевал, забыл что ли?

— Так то так, развлеченья.

— Дык и у них развлеченья, не в самделишно же гадают. А повеселиться не грех.

Тут в избу вбежали подружки — Катя, Надя и Люба — и, хихикая, уселись за стол.

— Вот, давайте-ка, чаю с оладушками попьём, а опосля и ворожить станете, — позвала баба Уля.

— Дак, чего ворожить, я вам так всё скажу, — хитро усмехнулся дед Семён.

— Как это, деда? — удивлённо уставились на него девчонки.

Дед, довольный общим вниманием, отхлебнул чаю из своей кружки, не торопясь с ответом.

— А вот так. У Надюхи Колька Макаров женихом будет, у Любаньки Мишка Сырцов, а у Катюшки Димка, Стешкин внук.

Девчонки вмиг раскраснелись и перестали хихикать, опустив глаза.

— У, старый болтун, загнал девок в краску! — махнула на деда полотенцем баба Уля, — Да вы не слушайте его, пейте чай.

— А вот увидите, так оно и будет, помянете мои слова лет через пяток, — не преминул оставить последнее слово за собой дед Семён.

— А вы, девоньки, как ворожить-то собираетесь? — перевела разговор баба Уля.

— Да так, с поленом там, с валенками, — протянули девчонки.

— А можно и я с вами? — попросилась бабушка.

— Бат-тюшки, — выпучил глаза дед, — Ты ещё куды собралась?

— А стариной тряхнуть!

— Конечно, идём, бабуля, — затараторили девчонки, — Так веселее будет, ты столько всего знаешь! И нас научишь!

— Ну тогда и я с вами, — собрался дед.

— Нет, тебе нельзя, нечего там мужикам делать, где это видано, чтоб парни ворожили! — отрезала баба Уля.

— Эх, — обиделся дед, — Ну вас, ступайте, коли, а я вон с Васькой прилягу лучше, бока на печи прогрею.

Девчонки наскоро допили чай и оделись. Баба Уля накинула шаль и старую фуфайку, и все вышли во двор. Вечер выдался морозным. Тёмное небо расписано было нитями звёздных рек по чёрному бархату. Остророгий месяц наблюдал за всем свысока. Застыла природа в безмолвном, волшебном сне. Только где-то далеко, в лесу, слышалось уханье филина.

— Ну что, давайте валенки бросать, — сказала баба Уля, — Снимайте с правой ноги валенок, становитесь спиной к воротам, да кидайте через левое плечо, а потом побежим глядеть.

Катя, Надюша и Любанька размахнулись, и со всей силы запустили обувку за ворота, а после со смехом поскакали на одной ножке искать свои валеночки. Надюшкин указывал куда-то в поле, Любанькин угодил на берёзу и зацепился за скворечник, полезли его снимать, кое-как достали, а Катюшкин всё не могли найти. В конце концов, когда нога у неё уже совсем замёрзла, несмотря на надетую сверху дедову рукавицу, из ворот бабы Стеши показался её внук Дима.

Он поприветствовал соседей, а после озабоченно глянул в палисадник:

— Вы что ли стучали?

— Ничего мы не стучали, — ответили девчонки.

— В окно стук был какой-то, бухнуло, будто запустили чем.

Девчонки переглянулись и захихикали.

Дима наклонился и поднял из снега валенок:

— Ну вот же. Кто тут валенками разбрасывается из вас?

— Это мой, — смущённо ответила Катюшка.

Димка подошёл к ней и протянул обувку с улыбкой:

— Ну, держи. И чем вы тут только занимаетесь?

Покачав головой, Димка ушёл в дом.

— Ой, ну всё, Катюха, тебе можно дальше и не гадать! — заверещали подружки, — Это уж не знак, а целое знамение — сам Димка валенок нашёл! Ну точно жених!

— Да ну вас, — отмахнулась Катя, — Давайте лучше продолжим. Бабуль, что будем делать?

— А пойдёмте-ка на перекрёсток, слушать станем, кто что услышит, тому и быть. Только погодите, я за кочергой в избу схожу, — ответила вдруг бабушка.

— А на что она? — удивидлись девчонки.

— Кочергой нужно будет круг очертить вокруг себя, чтобы нечисть не напала.

Вскоре баба Уля вернулась с кочергой и все тронулись за деревню, на перекрёсток трёх дорог. За деревней было ещё холоднее, мороз здесь чувствовался куда сильнее, чем возле человеческого жилья, воздух звенел и искрился. Невдалеке стеной стоял лес. С другой стороны застыла уснувшая подо льдом река. Девчонки встали в круг вместе с бабушкой, и баба Уля очертила вокруг всех линию.

— А теперь тихо стойте, да слушайте.

Прошло минут десять, и вдруг Надя заверещала не своим голосом, и, выпрыгнув из круга, побежала в сторону деревни.

— Стой, стой, погоди, нельзя так! — закричала ей вслед баба Уля.

Но Надя, ничего не слыша от стразха, неслась по дороге. Девчонки припустили вслед за подругой. Баба Уля покачала головой и поспешила за ними.

Надя бежала до тех пор, пока не показался крайний дом деревни. Только тут она остановилась, чтобы перевести дух.

— Ох, еле поспела за вами, — выдохнула баба Уля, — Ты куда же это побежала-то? Нельзя так просто из круга выходить, беда может быть. Хорошо, что я слова особые прочитала. Не забыла ещё их.

— Там из леса смотрел кто-то на нас, — вымолвила Надя, — Как будто женщина что ли, вся в лохмотьях, тёмная, а глаза большие, жёлтые.

— Да как же ты разглядела её так далёко? — удивилась бабушка.

— А она впереди деревьев стояла, не в самом лесу. Ох, и страх! Я сначала слушала, как и вы, поначалу-то ничего не услышала, а после вроде как шорох раздался, потрескивание. И голос такой скрипучий, как дерево сухое трещит, говорит мне: «Иди сюда, иди ближе!» Я глаза подняла, а там она стоит и рукой меня манит.

— Ну, идёмте в избу, — сказала баба Уля, — Там и побаем.

В избе, обогревшись и успокоившись, девчата уселись за стол.

— Кто же это был, бабуля? — спросила Катя.

— Святочница, — ответила баба Уля, — Любят они людей попугать, на земле их можно встретить только на святках, после Крещения исчезают они до следующего года. Обычно в банях они обитают, но, сказывают, что и в других безлюдных местах можно их повстречать. Хорошо, что мы вместе были, а иначе беда бы могла быть. Как вон с Груней приключилось однажды.

— Ой, бабуль, расскажи! — запросили девчонки.

— Давно это было, — начала свой рассказ бабушка, — Мы тогда молоденькие были, вот как вы сейчас. И вот собрались раз на святках ворожить на женихов. Груня и говорит, мол, идёмте ко мне, у меня родители в гости уехали к тётке, в соседнюю деревню. Мы и рады, вся изба в нашем распоряжении, никто не следит, никто не заругает. Отпросились у домашних с ночевой, и к Груне. Вся ночь наша — вот приволье!

А время святочное оно двоякое. С одной стороны святое, а с другой — нечисть тоже в эти дни не дремлет, и нечисть-то особая, святочная, которая только в это время на земле и бродит — шуликуны, святочницы, вештицы. Ни мёртвое ни живое время нынче. Границы стираются, вот и вылазят через те ворота всякие. Люди, конечно, бдят, кресты над дверьми рисуют мелом, солью вокруг дома обсыпают, веточки рябиновые втыкают в матицу, да и нечисть не спит, старается обмануть, охмурить человека.

Вот мы с девчонками, значит, и так и сяк поворожили — и воск лили, и полена щупали, и карты раскладывали, и к соседям даже под окна сбегали, послушали, с зеркалами только ворожить не стали, страшное это дело. И тут вдруг видим, а Груни-то нет среди нас. Что такое? Где она может быть? Наверное, по малому делу отошла, решили мы, и дальше веселимся. Только время прошло, глядим, а Груни-то так и нет. Тут уже пошли мы её искать, и то думаем — нарочно это она от нас спряталась, напугать хочет, небось.

Всю избу обошли, за печь заглянули и на печь, под кровати, в шкаф, в сенцы вышли, на чердак даже слазили. Нет Груни! Оделись, во двор вышли. Туда-сюда, поискали, покликали, нет нигде. Тут уж нам жутко сделалось. Хотели было уже за взрослыми идти, как вдруг видим, в бане будто свет такой махонький, туда-сюда колышется, ровно как свеча там горит.

— Ага, — думаем мы, — Попалась! И ведь какая храбрая, не побоялась одна ночью в баню пойти! Хочет над нами подшутить, небось.

Пошли мы по тропке к бане. Отворили дверь в предбанник, а из бани шум доносится, будто возится кто-то. Мы туда. Поначалу-то ничего не поняли, а после и разглядели. На полке свеча горит тускло, на полу осколки зеркальные блестят, а на лавке Груня наша лежит, и склонилась над нею то ли старуха, то ли существо какое. Страшное, волосатое, горбатое, волосы длинные свисают, в рваньё чёрное наряжена.

Мы ещё сначала и не подумали даже плохого, так нам тогда весело было, что решили, будто Груня нарочно нас разыграла, ряженых подговорила. Да тут чудище это к нам обернулось, а лицо у него, что у покойника, тёмное, зубы выглядывают изо рта, нос провалился, а глаза жёлтым горят. Вот тогда только и дошло до нас, что никакой это не розыгрыш, всё веселье наше, как ветром сдуло.

Закричали мы, попятились. А дверь за нашей спиной как захлопнется с силой. Принялись мы, было, её толкать, а она ни в какую не отворяется. Закричали мы, кто куда полез, как с ума посходили. А старуха эта всё ближе. Ухватила Параню за руку и тянет в угол. И тут только мы заметили, что там, в тёмном углу есть ещё кто-то или что-то, большое, тёмное. Такой нас страх обуял. Не знаю, чем бы дело кончилось, только вдруг дверь распахнулась, выкатились мы в предбанник с криками, да бросились бежать в избу.

А в баню, как оказалось, пришла бабушка Паранькина, которая за нами решила проследить, зная, что мы ворожить станем, она-то нас и спасла! Особые слова прочитала, дверь открыла, да Святочницу окатила водой крещенской, та и скукожилась, съёжилась, и в щель под пол укатилась. И то, тёмное в углу, тоже сгинуло.

Бабушка Груню домой привела, а та как в бреду. Выяснили, что решила она погадать в бане и никому не сказалась, чтобы не спугнуть. Сначала-то всё нормально шло, а после вышла из угла, прямо из стены, эта Святочница и напала на Груньку. Если бы не Паранькина бабушка, то всем бы нам там, пожалуй, конец пришёл в той бане.

Бабушка после того долго Груню лечила, вроде помаленьку отошла девка. Только вот детей у неё так никогда и не было, хотя замуж вышла, то ли тот испуг сильный так сказался, то ли ещё чего. А у Параньки, которую Святочница за руку схватила, так и осталось на всю жизнь пятно на этом месте, вроде как три длинных пальца чёрного цвета. Так-то, девки, всяко оно бывает на святках…