Этот день…

Елена Владимировна Шевич, 2017

Сборник коротких и … очень коротких рассказов о наших современниках и о землянах прошлого и будущего. Герои рассказов влюбляются, встречаются и расстаются, попадают в переделки… Совсем как мы с вами.

Вдруг волшебник в голубом…

Мурзик не стал есть рыбу. Алла Михайловна в испуге взяла его миску и понюхала — ничего особенного, обычный рыбный запах. Поставила на место. Себе она рыбу почти не готовила — не любила её разделывать, но коту отказа ни в чём не было.

— Мурзинька, ты не заболел?

Кот поднял голову. Грустно, как ей показалось, взглянул на неё. Она взяла его на руки. Кот привычно устроился, уткнулся мордочкой, но не мурлыкал и не жмурился от удовольствия, как обычно.

— Ты не помирать ли собрался, дружок?

От мысли, что она когда-то останется без своего «полосатика», стало очень грустно. Попыталась вспомнить, сколько ему лет — двенадцать, нашла его на улице в день защиты диплома.

А назавтра случилось вот что. Как обычно по субботам после обеда, надев коту противоблошиный ошейник, Алла Михайловна вывела его погулять. Кот сидел неподвижно на жухлой траве газона, женщина стояла рядом, ёжась от холодного декабрьского ветра. К ней подошёл дворник Дмитрич с буханкой хлеба в руках. Одет он был в голубую женскую куртку, явно найденную возле мусорных баков.

— Здорово, Михална! С животиной гуляешь?

— Гуляю, гуляю. Здравствуйте, Дмитрич.

Он не уходил. Не зная, что ещё сказать, добавила:

— Что-то долго нынче снега нет…

— А по мне — хоть бы его и вовсе не было! — дворник кусанул буханку и пошёл домой.

Ей казалось, что она всего на несколько секунд отвела взгляд от кота, но за это время тот исчез.

— Мурзик, Мурзик! — Алла Михайловна несколько раз обежала вокруг дома, осмотрела заросли кустов во дворе, но всё было напрасно. О том чтобы вернуться домой без него, не могло быть и речи.

Солнце скрылось уже за соседним домом, похолодало. Алла Михайловна сидела на скамейке, понурив голову. Когда совсем стемнело, из подъезда вышел Дмитрич с сигаретой в зубах. Докурил, вытащил из одного кармана ватных штанов связку ключей, из другого — фонарик и спустился в подвал. Через несколько минут вышел с Мурзиком на руках. Алла Михайловна расплакалась.

— Спасибо вам, Дмитрич, дорогой вы мой!

Она сунула ему в руку несколько сторублёвок.

— И-и-и, добрая ты! А добрые-то все невезучие…

Дома Мурзик с урчанием съел мясной фарш и уснул, растянувшись в центре маленького дивана на расстеленной постели. Алла Михайловна пристроилась сбоку. В расслабленной дремоте она переключала пультом каналы телевизора, пока не уснула.

…Алла Михайловна идёт по улице. К ней подходит Дмитрич в своей голубой куртке, берёт её под руку, заглядывает в лицо. От него попахивает водкой.

— Чего ты хочешь, Михална, говори!

За его спиной оглушительно хлопают крылья… и они взмывают вверх, к облакам.

— Говори, чего хочешь? — сердито спрашивает дворник.

И, совершенно неожиданно для себя, Алла Михайловна отвечает:

— Хочу ребёнка от Смирнова Петра Андреевича!

— Так бы сразу и сказала!

Дмитрич выпускает её руку, она начинает медленно и плавно опускаться вниз и при этом ещё рассуждать. Да, от Смирнова Петра Андреевича, так она и сказала — сначала фамилию, потом имя и отчество, как в анкете. А почему же именно от него? Потому, что больше в их конторе взглянуть не на кого. В бухгалтерии есть один мужичок — Кондратьев, но ему уже за шестьдесят. Ещё в отделе продаж — тощенький Артём, молодой специалист. Восьмого марта на офисной вечеринке, перепив шампанского, из-за него подрались две девахи, стыдно вспомнить. Директор Пётр Андреевич — вот кто действительно хорош! Чистый, душистый, холёный, вежливый, а умный какой! В молодости, говорят, ходок был ещё тот, теперь зато правильный до ханжества. Ну, было бы понятно, если бы Алла Михайловна была в него влюблена, так ведь нет. Нет! Мама всегда говорила, что сук надо рубить по себе. Этот «сук» точно был не её, уж больно красив. И вообще, Алла Михайловна боялась его как огня…

В этот самый момент она упала на что-то мягкое, белое в розовых букетиках. Огромная кровать с резной деревянной спинкой, по бокам лампы под светлыми абажурами. Алла Михайловна оказалась в ногах у лежащих на этой самой кровати… Петра Андреевича Смирнова и его жены. Жена Смирнова выронила из рук модный журнал и закричала:

— А-а-а! Вы кто?

Пётр Андреевич, опустив открытую книжку на живот, уставился на женщину:

— Никонова?! Что вы здесь делаете?

Алла Михайловна, поняв, что это уже не сон, с ужасом обхватила себя руками.

Она была в голубой ночной рубашке с гипюровой вставкой на животе. Хорошо, что после ванны не поленилась трусики надеть…

— Как вы попали сюда, Никонова? Отвечайте!

— Я не знаю…

— А вы что, знакомы? У вас тут свидание? — выпалила жена Петра Андреевича.

— Какое ещё свидание? Кто вам дал ключи от нашей квартиры?

— Никто не давал… У меня нет ключей…

Пётр Андреевич и его жена вскочили с постели.

— Лёля! Вызывай милицию!

— Не надо, не надо милицию! — лепетала Алла Михайловна, — я же вам ничего не сделала!

— Как это ничего? Вы обманом проникли в чужую квартиру! — торжественно объявил Пётр Андреевич. — Извольте объяснить, зачем вы это сделали? Да ещё в таком виде!

Алла Михайловна заплакала.

— Я никуда не проникала… Я спать легла с Мурзиком, а проснулась… здесь…

— Кто это — Мурзик? Сообщник? А вы — наводчица?

— Мурзик — это кот.

Пётр Андреевич, как был — в семейных трусах и футболке, заложив руки за спину, вышагивал по спальне.

— Петя, оденься! — сказала ему жена.

— Ой!

Он спешно стал натягивать спортивные брюки.

— Так, давайте разберёмся. Лёля, ты открывала двери этой женщине?

— Нет. Я — не открывала! А может, ты сам её впустил? — съехидничала Лёля.

— Не говори ерунды. Никонова, одевайтесь и уходите отсюда немедленно!

— Да, да, я уйду, конечно, уйду… только мне надеть нечего… и обуть.

— Куда вы дели свои вещи? Лёля, поищи её одежду.

— Нет у меня вещей. Я же спать легла…

— А, вы их в окно выбросили сообщнику?

Пётр Андреевич отдёрнул штору и посмотрел в окно. Одинокий фонарь освещал пустую детскую площадку. Мигали огоньки сигнализаций припаркованных у подъезда машин. Никого не было.

Зашла жена Смирнова.

— Никаких чужих вещей у нас в квартире нет.

— Что за мистика!

Аллу Михайловну бил озноб.

— Лёля, поставь чаю, пожалуйста, её трясёт всю.

— Хорошо.

Лёля вышла.

Пётр Андреевич присел рядом с женщиной.

— Послушайте, Никонова, пока мы одни, признайтесь честно… Кто послал вас сюда?

— Никто…

— Ну, бросьте… Я же чувствую, догадываюсь… в министерстве под меня копают… кто-то из замов… хотят на моё место какого-нибудь сынка посадить, недоросля. Кто послал вас собирать компромат на меня?

— Какой компромат? Хотя, я теперь знаю, что вы перед сном Толстого читаете. Так за это с должности не снимают. А может, вы думаете, что на мне микрофоны или камеры… обыщите меня…

Она встала и покорно развела руки в стороны. Под сорочкой отчётливо просвечивало тело. Мельком взглянув, Пётр Андреевич отвернулся.

— За кого вы меня принимаете?

Министерская подковёрная борьба всерьёз занимала его, он всё не мог успокоиться:

— Кто же, кто? Шайдуров или Сергиенко?

Услышав знакомую фамилию, Алла Михайловна немного пришла в себя.

— Ну, уж точно не Сергиенко. У него нет никаких сынков. Я с его дочерью училась. Она преподаёт, диссертацию пишет. И вообще, не такой он человек. Мы много лет общаемся.

— Вот узнает замминистра, что вы в чужой дом залезли…

— Никуда я не влезала, я спала уже и сон видела, — она вспомнила, о чём был сон, и покраснела. — На улице мороз, как я в одной сорочке к вам доехала? Я даже адреса вашего не знаю. Вы на какой улице живёте?

— На Монастырской.

— А я — на другом берегу, на Спортивной…

Заглянула Лёля:

— Чай готов.

— Идёмте, Никонова. Лёля, дай ей… халат какой-нибудь.

Часы с кукушкой над кухонным столом пробили полночь. Алла Михайловна, кутаясь в велюровый халат, не поднимая глаз, глотала горячий чай. Пётр Андреевич с интересом разглядывал экономиста Никонову, на которую отродясь не обращал внимания. Лёля с ревностью проследила за его взглядом и не сдержалась:

— Как же вам хватило наглости заявиться в дом к своему директору? Рабочего времени уже не хватает романы крутить?

Алла Михайловна вскочила.

— Спасибо за чай. И… извините меня, я не хотела никого беспокоить, я не нарочно… Я пойду. — Она ринулась в коридор.

— Скатертью дорога! — Лёля нервно гремела замками.

Алла Михайловна поджимала босые ноги не столько от холода, сколько от предстоящего ужаса.

— Лёля! Как тебе не стыдно! Ей же не в чем идти!

— А тебе её уже жалко? Может, втроём спать ляжем? Приволок в наш дом… неизвестно кого! — она гордо зашла в спальню и хлопнула дверью.

— Денег, я так понимаю, у вас с собой нет?

— Нет, конечно. Ни денег, ни ключей.

— Дома есть кто-нибудь?

— Только Мурзик.

— Кроме кота кто-нибудь есть у вас? Переночевать вам есть где?

— Да. То есть нет — мама в санаторий уехала. Подруга на даче, звала меня, да я не захотела… Хотя, ключ запасной есть на пульте охраны.

— Вот телефон, звоните.

— Аллё, здравствуйте. Это говорит «Весна-56». Я дверь захлопнула… вышла на минутку в одной сорочке, босиком… Пожалуйста, я вас очень прошу.

— Ну и?

— Она говорит — берите паспорт и приезжайте за ключом сами.

— Наберите номер ещё раз, я сам поговорю.

Пётр Андреевич заговорил суровым начальственным голосом:

— Аллё! Здравствуйте! Это пульт охраны? Послушайте, ваша «Весна-56» в одной ночной сорочке, босиком и заметьте — без паспорта и без денег находится в чужой квартире. Она никоим образом не может приехать к вам за ключом. Пожалуйста, привезите ей ключи. Она предъявит вам паспорт дома, и штраф заплатит… и всё что положено. Вот видите, оказывается, можно решить проблему. До свидания.

Он повернулся к Никоновой:

— Не волнуйтесь, привезут. Оденьте вот… куртку эту, кроссовки. Это дочкино, она в Москве учится.

Пётр Андреевич тоже стал одеваться. Проверил карманы пуховика.

— Ключи от машины есть, права на месте…

— Пётр Андреевич, неудобно, ночь уже… Я на такси доеду прекрасно.

— Позвольте мне самому решать, что делать. Уж довезу вас до дому сам, удостоверюсь, так сказать.

Мчать по пустому ночному городу было одно удовольствие. На Спортивную улицу добрались за двадцать минут. Ещё десять минут ждали в машине, пока оперативная бригада охранной фирмы привезёт ключи. Все вместе на лифте поднялись в квартиру. За дверью орал кот. Алла Михайловна замёрзшими руками долго открывала двери. Мурзик, увидев чужих, сиганул в комнату. Оперативник внимательно изучал паспорт.

— Никонова Алла Михайловна?

— Да.

Вернув ей документ, охранники уехали.

— Господи, неужели я дома? Я вам так благодарна… вы со мной так… по-доброму… И простите меня, пожалуйста, такое глупое недоразумение. Надеюсь, с женой не поссоритесь из-за меня.

Пётр Андреевич в первый раз улыбнулся ей.

— Может, чаю или кофе? Согрейтесь.

— Кофе, если можно.

— Проходите, пожалуйста, я сейчас… переоденусь только.

— Вы кофе сами варите?

— Да, сама. У меня растворимого нет. Вы натуральный не любите?

— Люблю. Хорошо у вас, уютно.

— Спасибо. Вот сахар, сливки.

На кухню вошёл Мурзик. Сел возле Петра Андреевича, долго на него смотрел, и вдруг запрыгнул ему на колени.

— Надо же, он ни к кому на руки не идёт. Он вам не мешает?

— Нет, он тёплый. Я зверей люблю. У Лёли аллергия, потому не держим.

— Ой, третий час уже… вам домой пора.

— Сейчас поеду. У вас руки совсем синие. В доме коньяк или водка есть? Вам согреться надо хорошенько.

— Ликёр есть, немного. Подруга приносила.

— Давайте по чуть-чуть.

— Давайте. А ничего, что вы за рулём?

— Ничего, ночью спят все. Так, вставайте, руку сюда — будем пить на брудершафт.

— А потом… надо целоваться?

— Обязательно.

Мурзик ходил вокруг и тёрся об их ноги.

Утром, оглядев засыпанную снегом улицу, Дмитрич горестно вздохнул:

— Й-эх! Навалило-то! До ночи не разгребёшь…