Претерпевшие до конца. Том 1

Елена Владимировна Семёнова, 2013

ХХ век стал для России веком великих потерь и роковых подмен, веком тотального и продуманного физического и духовного геноцида русского народа. Роман «Претерпевшие до конца» является отражением Русской Трагедии в судьбах нескольких семей в период с 1918 по 50-е годы. Крестьяне, дворяне, интеллигенты, офицеры и духовенство – им придётся пройти все круги ада: Первую Мировую и Гражданскую войны, разруху и голод, террор и чистки, ссылки и лагеря… И в условиях нечеловеческих остаться Людьми, в среде торжествующей сатанинской силы остаться со Христом, верными до смерти. Роман основан на обширном документальном материале. Сквозной линией повествования является история Русской Церкви означенного периода – тема, до сих пор мало исследованная и замалчиваемая в ряде аспектов. «Претерпевшие до конца» являются косвенным продолжением известной трилогии автора «Честь никому!», с героями которой читатели встретятся на страницах этой книги.

Глава 8. О любви

Пока домчалась до дома, едва не задохнулась. В прохладных сенях зачерпнула ковшом воды из кадки, сделала несколько глотков крупных, прыснула на лицо. Какой же страшный человек этот Замётов! Протёрла и плечо ещё, пытаясь водой отмыть то мерзко-липкое, лёгшее на душу… Откуда он узнал?.. Неужто следил? И принял за такую, что и облапать можно, не совестясь. Сраму-то! Правда, что взять с пьяного? И себя, гляди, не вспомнит.

Но всего хуже пронзило: «Офицерик твой на благородной женится! Сосватали уже!» Со зла ли, с пьяных глаз бросил? Или..? Сжалось тоскливо сердце. Уж не с ней ли милуется теперь? Вон их сколько, благородных, в усадьбу понаехало нынче… Но неужели же так можно было обманывать? Смотреть такими глазами, такие слова говорить, обнимать так, а притом думать о другой? И с ней готовиться под венец идти? Немыслимо! Невозможно!

Но если иначе рассудить… Ведь не ровня она ему. Ведь он — барин… Может и вправду любить, а жениться на другой обязан. Разным птицам — разные небеса. Но если так, то как же жить? Если вся душа лишь им одним полна теперь? Да ведь это — нельзя. Дышать нельзя. В омут головой — и только!

Скрипнула половица. Выглянула в сени Лидия. Спросила участливо:

— Что с тобой, Алечка? Ты такая бледная…

Рванулась было душа к ней. Уж с нею-то и не поделиться? Она-то, вон, стыд девичий забыв, за братцем из Москвы приехала. И только такой чудак, как он, может не понимать, не видеть причины… Ей ли не понять?

Но сдержала порыв. И, скрепя сердце, откликнулась:

— Так… Устала маленько. Душно нынче.

— В самом деле? А я не приметила…

Где уж тут приметить, коли труда не знать. Поди весь день у Лукерьи в горнице, либо в саду с братцем просидели, покуда отец в поле работал. Чудно, что теперь здесь.

— А ты что это? Здесь? Братец-то дома?

— Он отдохнуть прилёг. Слабый он ещё от болезни… И ночью всё, говорит, работал.

— Ночью-то спать надо, тогда и болестей меньше будет, — вздохнула Аглая. Ей, за день наломавшись, к ночи одного хотелось — до постели доползти. — Давай-кось самоварчик поставим, чаю попьём… — и спохватилась: — А мачеха-то что ж? Дома нет?

— Она Игната Матвеевича проведать пошла с детьми. Обед снести… Не возвращалась пока.

Добро бы дольше не вернулась. Успела бы Аля в спокое все намеченные на сегодня дела закончить. Нарочно с отцом в поле не пошла, чтобы с делами домашними разгрестись. Мачехе рожать вот-вот — полов не намоешь уже. Да и на реку не надо б — простынуть недолго. Успела уже Аглая сладить и со стиркой, и с приборкой, а ещё надо было варенье поставить — крыжовенное. Отцово любимое. Ягоды уже собраны стояли, а надо их было перебрать теперь, передырявить да затем и варить. Не до самоварчика тут, зря предложила гостье…

А Лидия словно мысли её угадала:

— Чаю не хочется, спасибо. Может, я помогу чем? Мне ведь белоручкой сидеть совестно. Да и скучно.

А и то дело. Вдвоём-то куда быстрее управится. Ведь и собирались — вдвоём. С мачехой. Да, вот, ушла она…

За работой отпустила немного недавняя боль пронзительная, отвлекал от неё разговор с Лидией. Говорили сперва о пустяшном. Вспомнилось Але, как впервые ей, совсем крохе, отец, уйдя работать в поле, доверил поставить самовар. Всё, как надо, сделала она — натолкала щепы, огонь затеплила. И проворно всё — торопилась очень. У околицы пожар в самсонихином амбаре полыхнул, и уж вся деревня, кто не в поле был, сбежалась глазеть. И Але страшно не хотелось пропустить такое зрелище! Припустилась туда же. Поглазела сколько-то, как амбар тушат, и домой побежала — самовар проверить. Прибежала, а уж из собственного дома дым валит! Оборвалось всё внутри: вспомнила Аля, что забыла главное — налить воды в самовар… Он уж красный весь был! Зачерпнула воды ледяной, стала заливать — а вода из самовара, что из решета, наружу хлещет. Расплавился… Тут и отец с поля вернулся. Так стыдно перед ним было! Что доверия не оправдала. С тех пор никогда больше не убегала никуда, прежде чем по дому всех дел не оканчивала. Как бы ни звали друзья-подружки, как бы ни рвалась сама.

Вспоминала и гостья отроческие годы. Как у тётки в деревне жила. Как варили варенье у неё. Яблочное с рябиной. Да как пироги с яблоками пекли. Большая мастерица тётка была по ним. Кухарку к священнодействию этому не допускала. Что ж, варенье яблочное и Аглая варит. И печь тоже знатно умеет. Вот, после Яблочного спаса покажет искусство своё.

Говорила, говорила с гостьей, а мысли прочь летели. Как заноза в сердце свербила. Тянуло поделиться больным, совета спросить. Но робела. О самом сокровенном своём говорить всегда тяжело. Не находится слов… А потому спросила о другом:

— А что, ты Серёжу сильно любишь?

Просто спросила. Не ища окольных путей. Почему-то чувствовалось, что с Лидией так можно говорить. Без обиняков.

Та не смутилась ничуть, не перестала перебирать крыжовник, ответила спокойно, спрятав мимолётную улыбку, мелькнувшую по немного тонким губам:

— Сильно. Кабы не сильно, так не приехала бы…

— Я так и подумала. А за что ты его полюбила? Нет, Серёжа хороший, конечно… Добрый. Ласковый. Но ведь ты видишь, какой он… Чудной, сложный. Блаженный словно. Намаешься ты с ним.

Лидия улыбнулась, отчего сразу похорошела:

— Какая бы счастливая маята была! Да ведь за то и полюбила, что он такой. Особенный человек… И… беззащитный…

Это последнее с такой нежной ноткой в глуховатом голосе сказано было, что Аглая почувствовала умиление. Да, вот бы хорошая жена брату была. Аля хоть и младше его, а всегда пеклась о нём, словно старшая.

— Скажи, а если бы у него другая была? — спросила ещё, ища ответа на жгущие собственную душу сомнения.

— А она и была, — неожиданно ответила Лидия. — И незримо, видимо, будет теперь всегда.

Даже работу забыла Аля. Изумлённо смотрела на Лидию. Так легко и невозмутимо говорить о сопернице? Разве так бывает?

— А если бы он с ней? Если бы её предпочёл?.. — и стыдно стало за такой вопрос. Чай, не товарка близкая, чтобы в душу лезть.

— Если бы он с нею был счастлив, то была бы счастлива и я. За него.

— И ты смогла бы жить с этим? Без него — жить?

— Какой ты ещё ребёнок, Алечка… — это с лёгкой грустью было сказано. И с ласковостью старшей сестры. Спрашивать ещё о чём-то было неловко. К тому же на крыльце показался Серёжа, и озарившаяся радостью Лидия помахала ему рукой, зовя пособить…