История Милы

Елена Васильева

Детство Милы прошло в компании двух мальчишек – братьев Румаевых. Юная девушка влюбляется в младшего из братьев. Но парень не только не оценил её чувств, но и безжалостно над ними надругался. Мила ищет поддержки у второго друга детства. Старший брат её возлюбленного спасает девушку от позора и дает ей силы начать жить заново.

Глава первая. Детство босоногое и счастливое

«А сейчас небо синее-синее, в нём пасутся овечки облаков, сделанные из сахарной ваты»

Сесилия Ахерн «Не верю. Не надеюсь. Люблю»

Сколько себя помнила Мила, а ей уже шёл шестнадцатый год, Амин и Джавид в её жизни были всегда. Не то, чтобы они жили по-соседству. Напротив, дом Румаевых стоял на самой дальней улице села Завьялово. Но расстояние никакой роли не играло. Мила всегда оказывалась в компании босоногих и смуглых братьев Румаевых. Старший — Амин, серьёзный и сдержанный, и младший — Джавид, кучерявый, смышлёный и бойкий, прекрасно дополняли друг друга. Братья жили, как говорится в поговорке, не разлей вода. Амин скрывал от родителей хулиганские проделки младшего брата и всегда заступался за него. Джавид этим пользовался. Он не боялся никого и ничего, мог даже безнаказанно задираться к мальчишкам постарше, зная, что Амин всегда рядом и в случае чего не позволит и тронуть брата.

Почему и как Мила оказалась в компании братьев Румаевых, она не помнила. Просто всегда знала, что они сыновья маминой лучшей подруги Анжелы Румаевой, и этого было достаточно для детской дружбы. Сначала мама Милы просила мальчишек присмотреть за её маленькой дочкой, когда уходила на дежурство в больницу, потом стала оставлять Милу на ночь в доме Румаевых, если ей выпадали ночные дежурства. Амин воспринимал Милу как младшую сестрёнку, а Джавид — как подружку, с которой можно весело поиграть. Если они оставались вечерами дома одни, то могли устроить битву подушками. Маленькая Мила визжала от восторга, когда пух, летящий с подушек, кружился по комнате, а если удавалось попасть подушкой в шустрого и верткого Джавида, радости не было предела. Амин в этих детских шалостях участия не принимал, но никогда и не покрикивал на шкодивших детей. Разница в возрасте с младшим братом у него была в два года, а точнее, этой разницы не чувствовалось вообще. Даже если бы Амин был и младше Джавида, то просто в силу своего характера всё равно бы проявлял больше благоразумия и сдержанности в поведении. Но иногда они любили и поспорить.

Как-то вечером дети втроём сидели на крыльце. Все трое босоногие, Мила в середине между братьями.

— А неба нет, — вдруг задумчиво произнёс Амин.

Мила удивлённо взглянула на него, её длинные ресницы затрепетали как крылья чёрной бабочки. На синем по-летнему ясном небе неторопливо плыли облака, и сквозь них солнце прожигало лучами воздушное пространство.

— Как это нет? — оторопела девочка, в её больших, таких же ясных, как летнее небо, глазах появились испуг и недоумение.

— Нет, есть, — упрямо возразил Джавид и посмотрел на брата дерзко, с вечной готовностью спорить, — А это что же тогда по-твоему?

Джавид выразительно провёл рукой над головой, помахал ею, а затем резко хлопнул себя ладонью по колену.

— Это воздух, просто воздух, — спокойно отозвался Амин.

— Нет, это небо! — глаза Джавида заблестели упрямством, — Есть небо, есть! — он спрыгнул с крыльца и побежал по дорожке, выложенной деревянными досками, на улицу.

Когда хлопнула калитка, и Мила с Амином остались на крыльце одни, девочка растерянно поинтересовалась:

— Так всё-таки его нет?

Амин сразу понял, что Мила имеет в виду вовсе не его убежавшего младшего брата, он ответил с лёгкой снисходительной улыбкой:

— Да есть небо, Мила, есть. Не бойся.

— А почему ты сейчас ему сказал, что неба нет?

— А ему хоть что скажи — он спорит, — с усмешкой объяснил мальчик, — Ему скажи, что бронепоезд едет без остановок, он возразит. Скажет, что с остановками. Такой он, мой брат Джавид, всегда спорит.

Мила тогда ничего не поняла из этого разговора, но заверение Амина в том, что небо, такое голубое — летнее, всё же существует, её успокоили. Про бронепоезд Мила тоже, как и всякая девчонка её возраста, понимала мало. Видела она бронепоезд только в фильме «Неуловимые мстители», который, как рассказывал дедушка Азиз, в его детстве каждое седьмое ноября показывали по телевизору. Мальчишкам нравился этот фильм, особенно эпизод, где бронепоезд мчится по горящему мосту и в последний момент успевает всё-таки его проехать благополучно. Мальчишкам нравились и другие фильмы, такие как «Золото Маккенны», «Земля Санникова», «Два капитана». Мила тоже смотрела те фильмы, которые предпочитали мальчишки и, даже ей, если и нравились другие, более интересные фильмы для девочек, она ни за что не призналась бы в этом.

Но больше всего Миле нравилось слушать сказки дедушки Азиза. Она обожала восточные сказки. Это был целый волшебный мир, легко нарисованный ей детским воображением: халифы и визири, смуглая красавица в парандже, роскошный дворец султана, тенистые сады с гранатовыми деревьями, глиняные домики в горных деревеньках. Мила с жадностью ловила каждое слово дедушки Азиза, а её фантазия легко рисовала необычные и яркие картины. Очень любила она истории о мудром Ходже Насреддине, и о жадном халифе, и о коварном визире, и о бедняке, полюбившем дочь султана.

— Даже султан может позавидовать нищему, — как-то сказал дедушка Азиз, скручивая самодельную папиросу и с хитринкой посматривая на детей, которые уже приготовились слушать очередную захватывающую историю.

Джавид и Мила сидели рядышком на старом диване, Амин подсел ближе к дедушке Азизу за стол, сложил перед собой руки и замер весь во внимании.

— Как это, дедушка? — удивилась Мила. Именно реакции удивления старый Азиз и ждал от своих юных слушателей, чтобы дальше продолжить свой рассказ, — Он ведь очень богатый, и у него есть всё, что он захочет.

— И все его слушаются и боятся, — добавил Джавид.

— Так-то оно так… — улыбнулся Азиз и закурил. Дети терпеливо ждали, когда дедушка сделает первую затяжку, затем зайдётся в кашле от крепкого табака-самосада, и только потом продолжит, — Жил один султан, звали его Сулейман. За то, что он был очень мудр и завоевал много земель, его прозвали Великолепным. И жена у него была, — дедушка немного помолчал, раздумывая, стоит ли говорить детям подробности взрослых отношений, и, видимо, решив, что стоит говорить, продолжил, — Вернее много жен у него было. Самых разных красавиц со всего света. Но любил он одну. Роксолану.

— Он много раз женился и разводился? — по-взрослому поинтересовался Амин.

— Нет, мой мальчик, он не разводился. Просто ему было позволено иметь много жён сразу.

— Обалдеть, — выдохнул Джавид, — Я тоже так хочу.

Дед с укоризной посмотрел на младшего внука, неодобрительно покачал головой и сказал:

— И жён у него было много и богатства. И все его слушались и боялись. Любую его просьбу спешили исполнить. И ел он только из золотых тарелок, и одежду носил из шёлка, обшитую золотом и алмазами. И дворец у него был огромный и богатый. И вся огромная империя принадлежала ему одному. Но вот день ото дня он чувствовал себя всё несчастней. Он знал, что его придворные боятся и недолюбливают его. Груз ответственности не давал ему спать ночами безмятежно, боязнь лишиться власти и богатства мучила его день ото дня. Но ни с кем не мог султан поговорить о своих страхах, так как не было у него друзей. Слуги и рабы были, а друзей не было. Он даже сомневался, любит ли его любимая жена, и вынужден был прятать её лицо, чтобы она не полюбила другого. Иногда во дворец приходил бедняк, его молочный брат Карим. Когда-то давным-давно одна служанка выкормила маленького султана своим молоком. И сын кормилицы стал его молочным братом. И каждый раз, когда Карим, наговорившись с султаном, уходил, Сулейман грустно смотрел ему вслед. Он знал, что Карим уходит в свой ветхий домишко на самой окраине Стамбула, там, где зеленеют запущенные сады и виноградники. Он представлял, как его молочный брат Карим сядет в старое плетёное из виноградных лоз кресло и будет в тишине и покое любоваться закатом и пить самое дешевое виноградное вино. В такие минуты султан хотел тайно сбежать из своего роскошного дворца и спрятаться в диком винограднике, построить лачугу и жить в ней свободным и беззаботным.

Джавид рассмеялся:

— Вот чудак какой!

— Но он никогда так и не сбежал, дедушка? — задумчиво спросил Амин.

— Нет, он не мог набраться смелости и сбежать. Его народ считал его смелым и отважным. По его велению брали в плен целые города и страны, но никто не знал, как он хотел сбежать и боялся сделать это.

— Мне жаль его, — тихо произнесла Мила, подперев ладошкой щечку.

— А мне нет, — резко, со злостью возразил Джавид, — С какой это стати его жалеть? Жил в своё удовольствие, делал, что хотел!

— Того, что он по-настоящему хотел, он не мог сделать, — поддержал Милу Амин, — Мне тоже жаль его.

Дедушка Азиз в спор детей не вмешивался, он только покручивал в шершавых и тёмных от табака пальцах папиросу и хитро прищуривался.

Летними вечерами дети собирались в старом дощатом сарае. Сначала мальчишки рассказывали страшные истории, Джавид даже, накрывшись белой простынёй, изображал привидение, заунывно подвывая и покачиваясь. Мила визжала одновременно от страха и восторга. Потом стали придумывать целый спектакль. Амин нашёл плетёный из папьё-маше абажур для лампы, вставил в него фонарь, накинул на абажур кусок тюли, он залезал на верхную полку железной двухярусной кровати, свешивал абажур с фонарём вниз и покачивал им во время спектакля. Милу наряжали — закутывали в старые белые простыни, на голову повязывали самодельную фату. Джавид брал отцовскую гитару и, перебирая струны, протяжно завывая, начинал рассказ:

— Жила-была одна девушка, звали её Дорианна.

Здесь из темноты выступала Мила, обмотанная простынями, и начинала водить руками вокруг себя. Соседские дети, собравшиеся смотреть спектакль, затихали и вслушивались в заунывное повествование:

— И вот однажды полюбила Дорианна принца, и готовились к свадьбе… А жених умер прямо наутро перед свадьбой. С тех пор ходит Дорианна в наряде невесты и ищет своего жениха…

Фонарь, мигая синим светом, покачивался, Мила покачивалась тоже в такт фонарю.

— Идёт-идёт Дорианна, — вдохновенно сочинял Джавид, — И видит лягушку. Она наступила на неё и… — мальчик сделал эффектную паузу, затем громко неожиданно вскрикнул, — И раздавила её!

Вовка, мальчишка лет одиннадцати, не выдерживает и смеётся в голос. Тогда и другие дети начинают смеяться.

— Протянула Дорианна руку за лягушкой, и исчезла рука! — страшным голосом вещает Джавид. Но здесь уже не выдерживает Амин и тихо хихикает из своего укрытия.

Как-то мама Анжела услышала этот спектакль и пересказала его своей подруге Лизе, маме Милы.

— И почему Дорианна? — недоуменно пожала плечами Лиза, — Кто вообще придумал это странное имя?

— Не знаю, — с улыбкой отозвалась Анжела, — Но дети в восторге от этой безумной пьесы. Вчера уже не только с нашей улицы, но уже и с соседней ребята прибегали смотреть спектакль. Вот только если Рустам узнает, что мальчишки берут его гитару без спроса, он ужасно разозлится на них.

Впрочем, узнав о том, что младший сын берёт гитару тайком и без спроса, Рустам не рассердился, а стал учить его играть на гитаре. Джавид быстро учился, на лету запоминал мелодию, играл с удовольствием. Амин участия в этом занятии не принимал, предпочитая взять удочку и уйти рыбачить в тихую заводь. Часто Мила просилась с ним, тогда Амин брал не только удочку, но и отламывал кусок хлеба, срывал в огороде зелёные перья лука и сочные в попурышках огурцы с грядки. На берегу реки было укромное место, где в неё впадал небольшой ручей, а ивы наклоняли свои ветки до земли, образуя шалаш. Мила любила сидеть под ивами и смотреть, как Амин ловко ломает сухие прутья, укладывает их кучкой и разводит костёр. Сизый дымок струился от костра, до детей доносились приглушённые звуки деревни — вот протяжно замычала корова, кто-то забрякал пустыми вёдрами, где-то залаяла собака. Амин разрешал девочке подержать в руках удочку, и Мила усердно старалась поймать хоть одну мелкую рыбёшку.

— Здесь серьёзного улова нет, — задумчиво произнёс Амин, — Нужно идти на перекат, а ещё лучше ночью на озёра.

— Возьмёшь меня? — у Милы загорались глаза от предвкушения необычных приключений.

— Возьму, — легко соглашался Амин и начинал разлаживать на газете еду.

После того, как лук с хлебом и огурцами были съедены, дети спускались к скользкому глинистому берегу, Амин сбрасывал с себя футболку и штаны, а Мила — лёгкий сарафанчик, и, зайдя в воду, они начинали купаться, брызгаться водой и смеяться. Недалеко от заводи на толстой цепи покачивалась старая лодка, дыры которой были много раз залиты гудроном. Амин и Мила доплывали до лодки, влезали на неё и сидели, греясь на солнце.

— Пора домой, — первым говорил Амин.

— Давай ещё немного покупаемся, — не соглашалась Мила.

— Я отцу обещал картошку помочь окучивать, — отвечал Амин, и девочка больше не решалась возражать. Она знала, что до вечера Амин будет работать на картофельном поле. И только когда отец вернётся с работы, мальчик сможет снова прибежать за Милой и позвать её гулять.

Как-то отец Милы Вадим Заломский поинтересовался у жены:

— Лиза, не слишком ли много времени Мила проводит у Румаевых? Её почти никогда нет дома.

— Вот и хорошо, что нет, — неожиданно ответила Лиза, поставила таз с сухим бельём на стол и взяла в руки утюг.

— Как это хорошо? — удивился Вадим.

— В прошлый раз, когда она провела дома весь день, очень тихая и спокойная, то оказалось, что они поссорились с Джавидом, — Лиза расправила простынь и стала её утюжить, — Так вот, она до вечера никуда не выходила, вздыхала и тихо плакала в своей комнате, потом мыкалась по дому, не зная, чем заняться. На неё жалко было смотреть, пока вечером не пришёл Амин. Он извинился за брата и позвал Милу гулять.

— Поссорился Джавид, а извиняться пришёл Амин? — задумчиво переспросил мужчина, наблюдая, как Лиза ловко складывает простынь и кладёт её в стопку с поглаженным бельём.

— Ну да, — пожала плечами Лиза, — Они же всё равно все вместе.

Вадим ничего не ответил на это. В споры детей он никогда не вмешивался, но только сейчас осознал, что его дочка никогда, в отличие от других девчонок её возраста, не жаловалась отцу на то, что её обижают мальчишки. И только теперь он задумался над этим. От всех соседских мальчишек его дочку защищали братья Румаевы, но вот что Мила делала, когда её обижали сами братья?

Вскоре, этой же осенью, Мила стала отделяться от мальчишек. Во-первых, она пошла в школу, и у неё появились подружки девочки, с которыми оказалось интересно играть в девчоночьи игры — шить наряды для кукол, рисовать принцесс и раскрашивать их, плести браслетики из бисера и играть в песочнице в кондитерскую, где из песка делались красивые пирожные. Во-вторых, Лиза устыдилась вопроса мужа, хоть он ни в чём и не упрекнул её, и постаралась реже отпускать дочку в дом Румаевых. Она стала больше времени проводить с девочкой и учить её домашним делам.

Мила любила, возвращаясь из школы, взбираться на кровать и наблюдать, как мама шьёт на машинке. Она любила и стук швейной машинки, и то, как яркая ткань, выползая из под иглы, становится не тканью уже, а превращается в красивое платье или юбку или блузку. Эти превращения завораживали девочку, и она просила маму научить её шить. Лиза отозвалась с радостью на просьбу дочки, научила её снимать мерки, делать выкройки, намётывать и шить. Теперь часто Мила помогала маме выполнять заказы из сельского дома культуры. Лиза просила дочку что-нибудь наметать, отутюжить или прострочить на машинке.

— Моя мама такая красивая, — как-то сказала девочка отцу, когда он, вернувшись со смены, спросил у дочки, как её дела, — Как принцесса.

Вадим улыбнулся и кивнул:

— Да, мама очень красивая. И ты тоже будешь такой же красивой, когда вырастешь.

— Правда? — недоверчиво спросила Мила. В её глазах Вадим прочитал сомнение.

— Правда, — заверил он дочку. Её шёлковые волосы цвета шоколада и большие глаза достались Миле от Лизы. Вот только побитые ещё в августе коленки и исцарапанные тонкие ноги красноречиво говорили о том, что этой маленькой непоседе ещё расти и расти до степенной красивой девушки.

Учиться в школе Миле нравилось. Несмотря на то, что она оказалась единственным шестилетним ребёнком среди семилеток, Мила не чувствовала неуверенности. Утром девочке нравилось надевать новое школьное платье с красивым кружевным воротничком. Мама заплетала Миле длинную тяжёлую косу и завязывала её небесно-голубой лентой. Так как мама Лиза уходила на смену в больницу раньше, чем дочка в школу, то за Милой заходил Амин и вёл её в школу. Джавид учился со второй смены, поэтому ходили в школу без него. После уроков Мила терпеливо дожидалась, когда кончатся уроки у Амина, и он отведёт её домой, где девочка сама разогревала обед и ждала маму с работы. Вечером Амин помогал Миле с уроками. Он терпеливо объяснял и показывал, как прописывать непонятные крючки и закорючки, называемые буквами. Они вместе считали на счётных палочках, составляли рассказы по картинкам в букваре, повторяли чтение слогов. Джавид возвращался из школы позже, когда все уроки были уже выучены. Тогда дети устраивались на ковре в гостиной, садились полукругом и начинали играть в карты. Дрова в печке весело потрескивали, на сковороде у мамы Анжелы румянились блинчики, и даже густая зимняя тьма не навевала тоску. Совсем поздно возвращался со смены Рустам, ужинал, и все вместе начинали смотреть какой-нибудь фильм. И уже в десятом часу прибегала Лиза или Вадим, если он был не на смене, и забирали дочку домой.

Иногда Милу домой поздно вечером приводил Амин. Они шли по заснеженной деревенской улице, взявшись за руки. Зимняя темнота сгущалась, из окон ярко и уютно горел свет. На тёмном небе тоже ярко мерцали звёзды. Те из них, что образовывали большой ковш, сверкали ярче других.

— Смотри, Мила, это Большая Медведица, — показал Амин, — Видишь, у неё лапы и длинный хвост?

— Вижу… — зачарованно произнесла девочка, рассматривая созвездие, — Амин, она же сейчас наступит лапами на крышу нашего дома!

Амин засмеялся. Из трубы дома, где жила его подружка Мила, поднимался столб белого дыма, что предвещало ясную морозную погоду. А прямо над трубой мерцали звёзды, те самые, которые были лапами Большой Медведицы.

— Не раздавит, не бойся, — успокоил он девочку, — Пошли-ка побыстрее в дом, замёрзла уже вся.

И они спешили в дом, чтобы согреться.

Как-то, прийдя в школу чуть раньше обычного, Джавид встретил в школьном дворе первоклашек, задержавшихся с урока. Они ждали свою учительницу, которая попросила их поиграть во дворе, пока она заполняет их дневники. Девочки стояли в своём кружке, а мальчишки подтягивались на турниках. Но вот один мальчишка, Славка Горин, спрыгнул с турника и подошёл к девочкам. О чём они говорили, Джавид не обратил внимания, но, когда Славка задел Милу и начал её дразнить, он сразу это заметил.

— Цапля! — обозвал девочку Славка, — У тебя ноги худые, как у цапли. Цапля ты, цапля!

Джавид подошёл к мальчишке, резко толкнул его в плечо, Славка упал на землю.

— Эй, ты чего?! — заныл он.

— Не лезь к Миле! — зловеще предостерёг Джавид, — Иначе отлуплю так, что до конца месяца будешь в синяках ходить.

Мальчишка-первоклашка поднялся на ноги и попятился назад. Не то, чтобы Джавид его толкнул больно, но была такая злая решимость в черных глазах Румаева, что его противники ещё до начала драки уже теряли силу духа.

Ещё раз одноклассники Милы Димка и Ромка решили подшутить над хорошенькой девочкой, которую им так нравилось задирать и дергать за толстые длинные косы. После уроков они спрятали её портфель в надежде на то, что Мила будет его искать и упрашивать мальчишек отдать ей портфель. Ничего этого, к разочарованию Димки и Ромки девочка делать не стала. Она надела своё пальтишко и пошла домой.

Димка, более трусливый, чем его приятель Ромка, предложил вернуть портфель и оставить его в классе. Но сделать этого они не успели. В классе появился шестиклассник Амин Румаев, взял за ухо Ромку и велел вернуть портфель.

— В следующий раз ухо я тебе оторву, — на прощание бросил Амин Ромке, безошибочно, с первого взгляда выявив зачинщика этой шалости. Когда Амин взял портфель и исчез, Ромка ещё долго стоял в классе и потирал ладошкой покрасневшее ухо, а Димка сочувственно смотрел на него.

Больше над Милой никто не шутил и не обижал. Все побаивались иметь дело с братьями Румаевыми. Так прошёл учебный год, и снова наступило лето, такое долгожданное и любимое детворой. И снова купания в реке, дым костра в тихой заводи под ивами, долгие прогулки до самых вечерних сумерок. Дом дедушки Азиза стоял у самой реки, поэтому очень удобно было после купания прибегать в его дом, где в кухне на печке в чугунной сковороде всегда стояла пшённая каша, заправленная жареным луком. Они ели эту кашу холодной, не разогревая, прямо из сковороды тремя ложками. Сам дедушка Азиз часто уходил в лес, прихватив охотничье ружьё. Двери своего дома он никогда не запирал. Воров он не боялся, так как жил скромно, без излишеств. Во время грозы дети прятались в сарае, куда Азиз складывал скошенное сено. А ночью они иногда втроём ночевали на сеновале, стелили одеяло на душистое сено, пахнущее июльскими цветами, и ложились рядышком. Джавид начинал рассказывать очередную страшную историю:

— Они жили в домике возле церкви. По ночам ветер скрипел сухими деревьями, жутко светила луна, где-то вдали протяжно выла собака, и со стороны старого кладбища ровно в полночь появлялось приведение.

— Разве там было кладбище? — скептично спрашивает Амин, а Мила жмурится от страха.

— Везде рядом с церковью есть кладбище. Не перебивай, Амин! — сердился Джавид.

Милу укладывали посерёдке, лёжа между братьями, девочка чувствовала себя в полной безопасности, и даже летучие мыши, рассказами о которых её любил пугать Джавид, ей были не страшны.

Ещё Мила очень любила качаться на качелях. Эти качели, сделанные из железных перекладин, стояли возле школьного двора. Часто ребятня прибегала туда, чтобы покачаться на них. Мила просила Амина раскачивать качель, когда она садилась на деревянную дощечку и обхватывала ладошками железные поручни. Амин раскачивал качели осторожно, но Мила вскоре входила в азарт и просила раскачивать её всё сильнее и сильнее. Амин немного уступал, но никогда не раскачивал слишком сильно.

— Нельзя, — говорил он, — Качель может перевернуться.

Креплений, которые бы удерживали качель на определённой высоте, на верхней перекладине не было. Поэтому саму качель можно было расскачать так, что она могла перевернуться и сделать полный круг. И сколько бы Мила не упрашивала Амина расскачивать её сильнее, мальчик не уступал.

Джавид, усмехаясь и наблюдая за Милой, дерзко произнёс:

— Да он сам трусит и тебя боится расскачать.

Ребята, стоящие рядом, рассмеялись.

— Кто трусит, я?! — мгновенно вспыхнул Амин и остановил качели.

— Ты! — задиристо вскрикнул Джавид, — Слабо полный круг сделать? Я пробовал, а ты отказался, когда я тебе предлагал. Сказал, если мама узнает, то испугается. Спрятался за мамину юбку!

Что-то в до этого спокойном взгляде Амина изменилось, он резко повернулся к Миле и велел:

— Слезай!

Мила послушно слезла с качели и отошла в сторону. Ребята тоже притихли и подошли поближе. Амин вскочил на качель и, стоя, стал раскачиваться всё сильнее и сильнее. Железные поручни тяжело заскрипели, с каждым разом поднимаясь всё выше и выше.

— Амин! Остановись! — не выдержала Мила, когда безумное мельтешение поручней туда-сюда стало быстрым, резким, — Ты же разобьёшься!

Джавид тоже с тревогой наблюдал за качелями, но ни слова не произнёс. Все стояли в напряжении, ожидая страшной развязки. Теперь качель уже было ни за что не остановить, нельзя было схватить поручни и хоть как-то задержать их. Когда поручни перевернутся вокруг своей оси, Амин не удержится, упадёт и разобьёт себе позвоночник о железные перекладины. Ещё секунда и поручни перевернулись вокруг своей оси… Мила зажмурилась от страха, закрыла лицо ладонями. Она стояла так мгновение, когда услышала восторженные возгласы. Тогда она открыла глаза. Амин успел ловко спрыгнуть с седения, зацепиться руками о перекладину и повиснуть на ней, как на тренажёре. Он подтянулся повыше, ожидая, пока качель остановится. Потом ловко спрыгнул на землю и отряхнул ладони.

— Амин, ты не ударился? — подбежала к нему подружка Милы Аня Петрова, — Ты ничего себе не сломал?

— Даже царапины нет, — успокоил её Амин и с вызовом посмотрел на притихшего младшего брата, но ничего ему не сказал. Возможно, он и хотел что-то сказать, но заметил, как Мила прижала ладони к лицу и заплакала, её худые плечики мелко затряслись. Он быстро приблизился к ней, легонько встряхнул девочку за плечи и произнёс:

— Всё хорошо, Мила. Пошли домой, я тебе земляники нарву, не плачь.

Мила плакать не перестала, но и возражать не стала, когда крепкая ладонь Амина сжала её мокрую от слёз ладошку. Мальчик потянул её за собой, она послушно пошла за ним по пыльной просёлочной дороге.

Дети смотрели им вслед. Джавид, притихший и, как-будто пристыженный, развернулся и, никем не замеченный, пошёл дворами.

В тот же вечер Амин принёс Миле большой букет полевых цветов — синих колокольчиков и белых ромашек, красных диких лилий, и полную горсть спелой земляники. Мила землянику съела сразу, а цветы отдала маме.

Лиза поставила букет цветов в вазу с водой, бросила внимательный взгляд на мужа, который ужинал за столом.

— Помнишь, Вадим, как ты мне точно также носил цветы и угощал земляникой? — спросила она.

— Помню, Лизонька, — тепло улыбнулся он жене, — Теперь нашей дочке мальчишка носит цветы.

— Но ты же знаешь, чем это всё закончилось у нас? — серьёзно задала вопрос Лиза.

— Как же не помнить, — рассмеялся Вадим, — Ты стала моей женой.

— Вот-вот, — вздохнула Лиза, — Если Амин когда-нибудь станет мне зятем, лучшего я не смогу и пожелать для своей дочери.

— Они ещё дети, — ответил Вадим, — У них всё может быть по-другому, не как у нас.

— Дай бог, чтобы у моей дочки всё было совсем не так, как у меня, — быстро произнесла Лиза и вышла из кухни. Вадим не стал её останавливать, он понял, что воспоминания всё ещё резко и беспощадно могут ворваться в её сознание, вот как сейчас, и лишить её покоя.

Этим же вечером, когда Амин вернулся от Милы домой, брат извинился перед ним.

— Прости, Амин, — произнёс он и больше ничего не сказал. Но этого было достаточно, чтобы Амин осознал, как тяжело на душе у младшего брата. Ведь никогда до этого Джавид не просил прощения ни у кого, даже когда был виноват. Гордый его нрав не позволял ему этого.

Пойти рыбачить на Белые Камни с первыми лучами солнца было решено ещё вчера. Поэтому Мила проснулась раньше всех и как была — неумытая и непричёсанная, а только быстро обувшись и надев ситцевый сарафанчик, который Лиза только вчера закончила шить для своей дочки и ещё не успела его разгладить утюгом, прибежала к дому братьев Румаевых. Она ловко взобралась на крышу старого сарая, стоящего под развесистыми ветвями старой черёмухи, обхватила тонкие колени руками и принялась ждать. Вскоре появились братья. Первым проснулся Амин, он вышел умыться и заметил Милу.

— А ну, слезай, — сказал он. Мила быстро спустилась с крыши, Амин придержал девочку за талию, помог перебраться через низкий забор. Пока братья собирались и складывали всё, что может понадобиться в большой отцовский рюкзак, Мила терпеливо ждала. После сборов Амин сам заплёл девочке косы, как уже это делал не раз до этого, затем принёс ей старые сапоги Джавида, его штаны и свой свитер, заставил переодеться.

— Ну зачем нам она? — ворчливо спросил Джавид и недовольно добавил, — Без неё бы уже были у озера.

— Я обещал, — коротко обронил Амин и больше ничего не сказал, взвалил тяжёлый рюкзак на спину, вышел на улицу. Джавид подхватил удочки и надувную лодку, Мила последовала за братьями.

Улов был богатый. Рыбу почистили там же на берегу озера, но жарить не стали, решили отнести домой. После полудня Лиза всё-таки перехватила Милу на деревенской улице, дала ей пустую банку и велела идти за молоком и сметаной к соседке. А после Лиза жарила сырники из свежего творога и ворчливо приговаривала:

— Ну ты как беспризорница, ей богу, Мила! Хоть домой прийди, покажись мне, а то я уже и не помню, как моя дочь выглядит! Вот хоть поешь сейчас по-человечески!

Мила сидела на ступеньках крыльца вместе с Джавидом и Амином, они ждали, когда ужин будет готов. Все трое были уставшие и голодные.

Лиза положила в большую тарелку сырники и сметану, вынесла еду на улицу. Напротив дома лежали толстые брёвна, приготовленные для постройки новой бани, их облюбовали дети и часто вечерами собирались на них. Лиза положила тарелку на брёвна, села рядом. Дети мгновенно расхватали сырники и начали их есть. Лиза не удержалась, тоже взяла сочный аппетитный сырник в руки. Вот так хорошо можно долго сидеть, есть вкусные сырники и смотреть на деревенскую улицу. Иногда по дороге мимо проходили соседи, через их улицу можно было выйти к реке. Лиза взглянула на дочку, руки и щёчки которой были измазаны сметаной, на смуглых босоногих мальчишек, жадно откусывающих сырники, и еле удержалась, чтобы не рассмеяться. Может быть, она и не очень хорошая мать, раз её дочка без присмотра целыми днями бегает по улице с босоногими братьями Румаевыми, но зато, Лиза была в этом абсолютно и полностью уверена, детство её дочки — счастливое.