Только ты знаешь дорогу к небу!

Елена Валентиновна Нестерова, 2010

Это моя первая изданная книга! Мемуары женщины, которая погибла в автокатастрофе и попала в странный и загадочный мир между мирами, на небесное плато, где находят себе пристанище души, что ушли в мир иной при странных или неожиданных обстоятельствах. Она начинает путешествовать по этому плато и встречается с самыми разными персонажами. Это и обычные люди, и известные исторические личности. Все они ищут выход с этого плато, и постепенно героиня становится их идейным лидером. Опасности и приключения – вот что ждёт их впереди, и наградой за это им будет Золотой город, который находится там, где встаёт солнце, где души обретают мир и покой…

Книга I

Золотой город

Я уже давно не слежу за временем. Его нельзя контролировать в этом странном месте, но день, когда я попала сюда, был 25 июля 2010 года. Эта рукопись написана мною на обрывках старой бумаги, чудом сохранившейся в этом мрачном месте.

Уже утро, и нам пора уходить. Золотой город ждёт нас, поэтому я спешу бросить свои записи вниз с плато, туда, где возможно их найдут и прочтут. Заранее прошу извинения, если кому-нибудь нанесу вред своей рукописью, так как была вынуждена привязать к ней небольшой камень, чтобы свёрток не снесло в сторону и не растрепало по ветру на мелкие рваные кусочки. Всем, кто возможно узнает меня и прольёт слёзы по моей судьбе и судьбе моих детей, спешу сообщить, что у нас всё хорошо! Мы живы!

Это только начало…

Глава 1

Такой суматошный день! Нужно собрать чемоданы и проверить всё по списку и при этом перестать беспокоиться. Мне впервые предстоит вести машину в такую даль, а на заднем сидение не просто пассажиры, а мои родные, горячо любимые дети. Скорость должна быть 40 километров в час, настраивала я себя, но внутренний голос тут же подсмеивается надо мной: с такой скоростью ты ещё год будешь стоять на МКАДе и с места не сдвинешься, состаришься и умрёшь в этой железной тюрьме.

А на улице — лето, и жара стоит уже месяц, а может быть и дольше, а теперь ещё и гарью запахло. Температура зашкаливает за сорок градусов, а дальше только ад.

Расплавленный асфальт пытается проглотить обувь и лысые покрышки автомобилей. Стоит зазеваться, и каблуки уходят в тёплую массу тротуара и ни за что не хотят покидать его.

Вчера, когда я спешила домой, с моими туфлями произошла именно такая история. Я оступилась и упала. Мои руки оставили чёткие отпечатки на дорожке, но мысленно я посмеялась, что это свеобразная голливудская аллея звёзд и мои ладони навеки останутся на асфальте как память о жаре нынешнего лета.

Как хочется выбраться отсюда, да поскорее! Но для этого придётся сесть за руль и отвезти всё своё семейство далеко-далеко отсюда. Туда, где всё ещё поют птицы, где цветут ромашки на нескошенном лугу, где воздух такой, что им ещё можно дышать полной грудью, с наслаждением и радостью.

Размечталась, расслабилась, а впереди ещё целый день сборов, галдежа и ругани. Ничего, мы справимся, мы сильные. Мы — самые обаятельные и привлекательные. Вот, блин, я о себе уже во множественном числе говорю, совсем крыша съехала от жары!

Этот день закончился рано: ещё и десяти вечера не было, как я заснула на чемоданах, а точнее, рядом с ними. Дети тоже уснули, изрядно замученные мною и этими сумасшедшими сборами.

Будильник звонил уже второй раз, а глаза никак не открывались. Кажется, снился какой-то сон. Надо вспомнить. Обычно в такие беспокойные ночи, когда спишь урывками, снится что-нибудь очень важное.

Пустыня, бесконечная пустыня с барханами жёлтого зыбучего песка, а посередине — фонарный столб, а на нём часы без стрелок. На столбе висят золотые крылья, связанные верёвочкой, и тут же объявление наклеено: «ОТДАЮ КРЫЛЬЯ В ДОБРЫЕ РУКИ, САМОВЫВОЗ».

Под столбом вещи раскиданы, как на барахолке: сумки, чемоданы, антиквариат разный, даже маска египетская, как живая, с чёрными глазищами; а на холме, что поодаль, дверь.

Стен нет, а только эта дверь. Открыла я её и проснулась.

Надо же такой ерунде присниться! И в чём тут суть, скажите на милость? Не сон, а головоломка.

Игривые солнечные зайчики мелькали на стене, на подушке, на моём заспанном лице. Делать нечего, надо вставать. Слегка сбрызнув на лицо из холодного крана, я не почувствовала прохлады. Везде шла только горячая вода. Чашка крепкого кофе окончательно разбудила меня, и я, набравшись смелости, отправилась будить детей.

Их вялые лица наполняли моё сердце тревогой. В это утро они даже не ссорились как обычно, не толкали друг друга под столом, не бросали крошки в чай, а молча сидели, тупо глядя на бутерброды с колбасой.

— Дорогие дети, — начала я свой монолог. — Сегодня мы покидаем этот выжженный город и едем навстречу приключениям…

Закончить я не смогла. Сын резко оборвал меня, встав из-за стола так, что табуретка с грохотом ударилась об пол.

— Мама, прекрати разговаривать с нами, как с умалишёнными! В той дыре, куда ты нас везёшь, нет ни телефона, ни Интернета. Там вакуум, мама, разве ты не понимаешь? Мы высохнем, мы зачахнем! Лучше уж погибнуть от жары в цивилизованном мире, чем от тоски в голом поле вместе с кузнечиками и бабочками. Ты неисправимый романтик, тебя пора в музей сдавать!

С этими словами он выскочил из кухни.

Совсем взрослый, подумала я. Разговаривает точь-в-точь как его отец. В отчаянье я опустила руки.

В свою защиту я привела последний довод и громка сказала, что, возможно, хоть там мы снова научимся разговаривать друг с другом языком слов и эмоций, а не SMS-ками.

Дочка молчала: проблема отсутствия систем связи не была для неё столь актуальна, ей было всего шесть лет, и все её куклы легко уместились в рюкзак. Она сидела на стуле, покачивала ногами и смотрела на меня. Видимо, вид у меня был очень жалкий, и она ласково прошептала:

— Ладно, мам, не парься! Поедем быстрее, а то жарко уже.

Машина ровно, в отличие от обычного, покинула гараж и встала к линии старта. Дети уселись на заднее сидение и затеяли перебранку. Даже от сердца отлегло — напряжение спало, и мы тронулись в путь.

Как я и предполагала, скорость 40 километров в час никак не вязалась со скоростью на трассе, только не в большую, а в меньшую сторону. Мы плелись, как черепахи, как голодные и обессиленные черепахи с мозолями на лапах. Этот город словно не хотел отпускать нас в большой мир. Вцепился в нас клещами, сволочь! И ни туда, и ни сюда.

Два часа и масса потраченных нервов — и вот мы на свободе. Машины ускорили свой бег, а вместе с этим ревущим потоком и мы, рабы нашей старой «десятки». «Поддержите отечественного производителя!» — гласила надпись на моём заднем стекле, прикольно и глупо одновременно. Она досталась мне от прошлого владельца, и мне лень было её снимать.

Ветер залетал с громким свистом в раскрытые окна машины, и дышать стало легче; я даже как-то успокоилась и вошла во вкус. Дети тоже угомонились и притихли. Сын надел наушники и погрузился в мир попсы, а малышка мирно спала, прислонившись к боковому стеклу.

Дорога шла наверх, в горку, и я прибавила скорость. Ни сзади, ни спереди не наблюдалось других машин, и я расслабилась. Потянулась и на секунду закрыла глаза. А когда открыла, моя машина летела по небу, высоко над лесом, над рекой, плавно скользящей по своему извилистому руслу, и над высокими камышами, растущими по берегам этой реки.

Вся моя жизнь промелькнула перед глазами вереницей разных ненужных дел. Всё, что было для меня важным, это — дети, которые мирно посапывали на заднем сиденье машины, а всё остальное — лишь суета и сущая безделица.

Я согласилась на эту поездку только ради них. Мне, как закоренелой городской жительнице, было сложно решиться на такой поступок — купить дачу за тридевять земель от Москвы. Но ведь надо же как-то спасаться от жары. У детей — каникулы, все их друзья разъехались кто куда, и только они сидят дома и смотрят на мир сквозь открытое окно.

И вот я решила — хватит! И, готовясь к очередному отпуску, купила эту дачу под Рязанью. Купила не глядя, лишь по фотографии. Страшновато, конечно, но у меня не было времени на долгие выборы. Купила и купила, значит, так тому и быть, и вот итог моей безалаберности.

Мост, по которому мы должны были проехать, был разобран. Наверное, я просмотрела предупреждающий знак, раззява, и теперь остаётся лишь считать минуты, оставшиеся нам до конца.

Я всегда с ужасом представляла себе, как чувствуют себя люди в падающем самолёте. Как сделав последний звонок по телефону своим родным, они обнимают испуганных детей, успокаивая их и закрывая им глаза, чтобы они не видели эту старуху с косой, которая придёт за ними сразу же, как только их самолёт ударится о землю. Ужас! И теперь я сама нахожусь в их шкуре.

Странное чувство на пороге смерти. Словно невесомость проникает в тебя и постепенно захватывает каждую твою клеточку, каждый сантиметр твоего несчастного, почти погубленного тела, окутывая всё внутри невероятным холодом и страхом.

Детки мои, детки! За что ж я вас так? Сама породила, сама и убью — так получается? Снижаемся. Уже немного осталось. Интересно, это больно — умирать?

Глава 2

Открываю глаза. Какой-то странный серый туман и тишина. Ни страха, ни боли, ни яркого света в конце тоннеля.

— Дети! — кричу я и вскакиваю на ноги.

— Мама, мама, мы здесь, не кричи так!

Дочь берёт меня за руку. Я встаю на колени и начинаю целовать её. Целую, целую и лишь затем начинаю рассматривать её и ощупывать. Грязное пыльное платьице серого цвета, ни розовых бабочек, как утром, ни блёсточек на завязках. Личико бледненькое, но глаза с задорными искорками.

Сын кладёт мне руку на плечо. Он выглядит так же странно и очень похож на сестру. Никогда раньше я не замечала этого сходства.

— Мама, мы где?

— Я не знаю, солнышко. Кажется, мы умерли!

Я рассказала детям про мост, про полёт над речкой и лесом. Про то, как мы упали вниз и разбились всмятку.

— Не расстраивайся мамочка, мы же вместе. Значит, всё хорошо!

Дети начали меня успокаивать, и я подумала, что даже если это и смерть, то она не такая уж страшная, как все думают про неё. Ведь она не разлучила меня с любимыми.

— Мам, может пойдём и разведаем здесь всё? А вдруг мы повстречаем кого-нибудь? — сказал сын.

Я подумала, что это очень хорошая идея, и, взявшись за руки мы двинулись в путь. Туман медленно рассеялся, открывая нашему удивленному взору этот тусклый и безжизненный мир. Серое плато, покрытое пыльными бесформенными камнями, заканчивалось где-то впереди, не доходя до горизонта. Небо над головой было заполнено грязными клочьями облаков, висевшими так низко, что можно было дотянуться до них рукой. Стояла такая тишина, что даже ветер не решался нарушить покой в этом странном месте.

— Мама, мы в аду?

— Не знаю, доченька, — искренне сказала я. — Ну, уж точно не в раю.

Малышка вздрогнула и ещё крепче взяла меня за руку. Ладошка была тёплой и влажной. Как такое может быть?

Я задавала себе вопросы один за другим и не могла дать ни одного ответа.

Если мы умерли, то почему мы живы? Почему кровь всё ещё течёт по нашим венам? Почему мы дышим и разговариваем? Почему идём куда-то, спотыкаясь и падая об острые пыльные камни?

Медленно, но мы приближались к краю плато. Оно было неровным и осыпалось вниз едкой пылью, обнажая курчавые корни некогда могучих деревьев, которых уже не было видно на поверхности. Мы встали на четвереньки и последние метры к краю продвигались именно так, боясь провалиться вниз. Момент «икс» настал, и мы заглянули за край.

Все ожидали увидеть землю с птичьего полёта или адское пламя подземного царства, но то, что открылось нашему взору, настолько удивило нас, что мы даже вздрогнули. Земля под нами затряслась, и вниз упало несколько больших камней.

Там, внизу, совсем близко, так близко, что можно было разглядеть все детали, лежала наша искореженная машина, объятая языками пламени. Жар доходил даже до нас. То и дело что-то взрывалось и шипело. Очевидцы столпились поодаль, живо обсуждая страшную трагедию. Мы слышали обрывки фраз вроде: «Целая семья погибла!» или «Какая страшная смерть!». Подъехала карета «скорой помощи», и доктор, взглянув на бушующее пламя, стал отзваниваться в центр о том, что его помощь здесь уже не нужна и чтобы те прислали «труповозку».

— Мама, неужели там мы? Мы сгорели? — хором спросили дети.

Я не знала, что им ответить. Вероятней всего, мы сгорели в той машине на глазах всей этой толпы, но тогда каким образом мы наблюдаем за всем этим и чувствуем себя почти прекрасно, несмотря на бледный вид и запылённую одежду? У меня не было никакой уверенности, что мы умерли, напротив, мне всё больше стало казаться, что эта история куда более запутанная, чем я думала.

Моя богатая фантазия напомнила мне о существовании неземных цивилизаций и о летающих тарелках, ворующих землян для своих научных экспериментов, и ещё массу всяких других малонаучных предположений, но детям я сказала совсем другие слова.

— Мои дорогие дети, с нами произошло что-то, в чём мы пока не можем разобраться, но главное, что мы — вместе, а это вселяет в нас надежду на будущее. Ведь так?

— Да, мамочка, ты можешь запутать кого угодно! — усмехнулся сын и нежно обнял меня за шею. — Я люблю тебя, мама!

Мы немного посидели все вместе на краю мира, а затем отползли вглубь плато, встали на ноги и отряхнулись. Пыль медленно осела на землю, но одежда безвозвратно потеряла свой цвет и почти превратилась в лохмотья.

— Нам надо идти, дорогие мои, не станем же мы сидеть здесь до скончания веков. Мы ведь ухали из города, чтобы всласть хлебнуть приключений. Так вот и пойдемте навстречу этим самым приключениям.

Дети были согласны, и мы побрели вглубь плато, все дальше и дальше удаляясь от нашей смерти. Среди камней стали появляться маленькие кустики, похожие на «перекати-поле». Ни единого листочка, только стволы и колючки. Возможно, они бы могли перекатываться с одного места на другое, но в этом мире не было ветра.

Но ветра не было только здесь, а облака над нами быстро плыли по небу, загораживая полуденное солнце. Не было ни холодно, ни жарко, и, как ни странно, совсем не хотелось пить, что сильно меня беспокоило, намекая на отсутствие жизни в наших телах.

На горизонте показались какие-то развалины. Подойдя поближе, мы поняли, что это целый город. Огромный город, занимающий всё расстояние до края плато. Остовы домов, когда-то гигантских небоскрёбов, теперь лежали грудой камней на мощёных улицах и казались безжизненными и нереальными. Но по мере нашего продвижения в глубь этих развалин мы заметили тени, скользящие вдоль улиц.

— Мама, мне страшно, — захныкала Соня.

Мне самой было жутковато, но, если честно, самое страшное, что могло с нами случиться, уже произошло сегодня утром. Единственное, чего я ещё могла опасаться, это потерять детей. Я крепко держала их, наверное, даже слишком крепко, потому что Соня с криком вырвала свою руку из моей.

— Больно! Ты что, мама! Нельзя же так!

— Ладно, солнышко, не буду так сильно, — и снова взяла её ладошку в свою.

В отличие от нас Антон не испытывал страха:

— Послушайте, здесь как на съёмочной площадке. И это кино про конец света.

— Сынок, не надо так шутить, пойдём отсюда, да побыстрее, пока твой фильм не превратился в реальность.

Мы уже хотели вернуться назад, чтобы обойти это страшное место, но вдруг услышали тихий стон. Он раздавался из дома, совсем рядом с нами.

— Мам, давай посмотрим, кто это?

Сын дёрнул меня за руку и потянул в сторону звука. Прижавшись к остову здания, сидел человек, весь покрытый пылью так сильно, что нельзя было разобрать, во что он одет. И даже его лицо можно было угадать лишь приблизительно, зная, что оно обычно бывает на голове по другую сторону от волос. А волосы у него были бесконечно длинные, настолько, что продолжались далеко за столбом, к которому он прислонился. Человек протяжно выл на солнце, недавно выглянувшее из-за рваных туч. Мы подошли к нему почти вплотную, но дети стояли сзади, слегка прячась за мою спину. Наконец-то человек заметил нас, и дрожь пробежала по всему его телу так, что немного пыли слетело на землю, и мы увидели его лицо. Оно было страшно измождённым. Большие бесцветные глаза занимали половину лица, но это были глаза умные, внимательные. Они без страха разглядывали нас с ног до головы, ни разу не моргнув. Затем он поднял руку и протянул её мне, не сводя с меня пристального взгляда. Мои руки были заняты, и мне было страшно отпустить детей, но, немного поразмыслив, я отпустила Соню и протянула руку незнакомцу.

Я рассуждала так: отпусти я сына, он тут же юркнет в какую-нибудь расщелину, ищи его потом, а Соня наверняка останется спокойно стоять за моей спиной, боясь пошевелиться. Рука незнакомца была прохладной, но очень мягкой и даже нежной. Помедлив немного, я представилась.

— Меня зовут Анастасия, а вас как?

— Александр, — хрипло и чуть слышно простонал он.

Услышав свой голос, он поёжился, но продолжил:

— Александр, меня зовут Александр Второй, я здесь целую вечность, а может, и дольше. Я потерял счёт времени с тех самых пор, как сижу на этом месте. Раньше я хоть как-то мог передвигаться по земле, но теперь, когда мои ноги не стали меня слушаться, я перестал скитаться по мёртвому городу, сижу здесь и вою то на солнце, то на луну.

Ноги его почти завязли в пыли по самые колени, и мне показалось, что эта пыль стала застывать на нём, как цементная смесь. Ещё немного, и она поглотит его и он окаменеет.

Мы присели на корточки возле него. Смахнули пыль с его колен. Убрали острые камни и собрали волосы в один увесистый пук. Он благодарно посмотрел мне в глаза и улыбнулся. Я набралась наглости и попросила его рассказать хоть немного про этот странный и мрачный мир.

Сначала речь его была медленной, вязкой, как кисель, но чем больше он говорил, тем уверенней она становилась. Слова словно чеканили шаг, с таким достоинством он произносил каждое из них, с такой искренностью и уверенностью, словно он тем и занимался всю свою жизнь, что говорил другим свою величайшую волю.

— Я знаю немногим больше вашего. Попал я сюда очень-очень давно, и единственное, что я понял наверняка, что это — мир между мирами, между адом и раем, и здесь нет времени, но я ещё помню последние минуты своей жизни…

Я возвращался после войскового развода в Михайловском манеже, карета завернула на набережную Екатерининского канала около 2 часов 25 минут пополудни, и тут прогремел взрыв. Карету сильно тряхануло, но я не пострадал. Открыв дверь, я увидел страшную картину. На земле лежали искореженные тела казаков из моей охраны и тело мальчика. Я вышел из кареты и подошёл к нему. Его глаза были широко раскрыты, видимо, он даже не заметил своей смерти. Он просто шёл мимо…

За что? Его-то за что?

Один из раненых ещё подавал признаки жизни, и я наклонился, чтобы поддержать его и поблагодарить за выполненный долг, но не успел: тело казака дрогнуло, и он скончался. Негодяй, устроивший это злодеяние, был пойман, и я направился к нему, чтобы лично допросить, но тут какой-то человек подошёл ко мне и прогремел второй взрыв. Моё лицо обожгло пламя. Оно почти расплавило мои руки, ноги горели — боль была страшной, и я погрузился во тьму. Я думал, что я умер. Но я не умер, а вернее, умер только наполовину. Видно, я слишком много грешил или Бог попросту забыл, что когда-то позволил мне родиться. А то, что не родилось, не может и умереть. Ведь так?

— А какой год был, когда вы не совсем умерли? — спросил его Антон.

— Это я как раз помню великолепно! — оживился Александр, — 1 марта 1881 года от рождества Христова. Такой странный был день! Я едва избежал смерти, как вновь её встретил, и теперь сижу здесь в полном одиночестве. Казалось, что весь мир ополчился на меня в этот злополучный день. Но теперь я знаю, что умереть куда легче, чем просидеть целую вечность у этого столба.

Он закрыл лицо руками. Нет, он не плакал. Мужчины не плачут, но его плечи вздрагивали, словно он рыдал.

— Не волнуйтесь, — успокоила я его, — вы теперь не один. Мы поможем вам.

— Спасибо, друзья мои. Это настоящий подарок судьбы — встретить вас, когда я уже потерял всякую надежду на избавление.

Казалось, что из моих глаз, потекли слёзы, но их не было, и всё же на пыльной коже появились тоненькие бороздки. Я пыталась стереть их рукавом, но Александр достал из кармана белоснежный платок и протянул мне. Я уставилась на это чудо, перестав моргать. Белоснежный платок, тончайший, с кружевами по краям и с вышитыми на краю буквами «А. Р.». Я протёрла лицо и протянула платок Александру, но тот отстранил его рукой.

Он понял, как мне приглянулась эта вещица и как разочарует меня расставание с ней, с этой крошечной частичкой внешнего мира. С нетронутой, а значит, со священной искоркой жизни.

— Оставьте его себе, милая. В этом пыльном месте платок — вещь совершенно необходимая, тем более для дамы.

Я положила платок в карман, в самую его глубину, чтобы, не дай бог, не потерять.

— Вам надо попробовать подняться, — наседала я на Александра.

— Не знаю, смогу ли я, — засомневался отшельник, но я увидела в его глазах силу. Да-да, силу и действие. Мы с детьми подняли его под руки и поставили на ноги. Сначала он стоял, прислонившись к столбу, но потом его спина выпрямилась, и он сделал первый шаг. Затем второй и третий.

— Если вы возьмёте меня с собой, я постараюсь не доставить вам больших проблем, мои дорогие друзья. Господи, какое счастье! Ещё ни разу после смерти я не испытывал такого благостного чувства — чувства любви и благодарности.

Мы с радостью согласились взять его с собой. Вчетвером куда веселее.

Очень медленно наша компания продвигались по засыпанным улицам, пока город не остался за спиной. Сколько ни вглядывались мы в ускользающие тени, но больше не встретили ни одного человека. Мы знали, что разрушенный город живёт своей особой жизнью, но наше присутствие здесь, похоже, уже лишнее.

Глава 3

И снова — пустыня. Мы старались идти как можно медленней, чтобы наш новый друг мог поспевать за нами. Длинные волосы страшно мешали ему, и я, как смогла, заплела их в тугую косу. Парикмахер из меня никудышный, но я старалась. Соня смотрела на меня и посмеивалась. Из-за моего неумения плести косы нам пришлось подстричь её волосы очень коротко, чтобы причёска занимала по утрам всего несколько минут, — и это было очень кстати, так как я имела склонность к опозданиям. Но в этот раз я всё же справилась с задачей, и Александр стал похож на индейца из американских прерий.

Время от времени мы пытались разглядеть нашего нового друга. Длинные и рваные одежды не могли скрыть статность его фигуры, а высоко поднятая голова говорила о его благородном происхождении. Сложно было определить его возраст, но он не выглядел слишком юным. Напротив, это был человек средних лет, успевший повидать жизнь и знающий в ней толк. Он дышал полной грудью, радуясь новым ощущениям, наполняясь свежей энергией, впитывая её из всего, что было подвластно его взору.

— Мама, мама, — сын дёргал меня за рукав. — Мама, я знаю, что это невероятно, но я его узнал, это царь Александр П. Мы его в прошлом году по истории проходили. Он в 1861 году издал манифест об отмене крепостного права и погиб 1 марта 1881 года от террористического акта, организованного партией «Народная воля». В истории отмечен как Освободитель и реформатор.

Представляешь, мама, шесть покушений пережил, и всё равно они его убили. Сколько не бегал от смерти, а она его всё равно достала!

Сын продолжал рассказывать мне исторические факты, а я всматривалась в царский профиль убиенного государя. Как может такое случиться, что спустя столько лет мы встретили его полуживого, в разрушенном городе на затерянном острове, которого нет ни на одной карте.

Соня выдернула свою руку из моей и, догнав Александра, подала ему маленькую детскую ладошку, выражая тем самым своё величайшее доверие. Тот остановился, преклонил колено и поцеловал её. Затем он взял её руку в свою, и они зашагали вместе. Тихая беседа скрашивала их путь, а мы плелись сзади. И пусть мы не чувствовали усталости, но всё же это начало нам порядком надоедать.

Я предложила немного отдохнуть, но никто не счёл моё предложение заманчивым. Отдыхать от безделья ещё скучнее, чем само безделье. Солнце клонилось к западу, и стало немного смеркаться. И в розовом свете заката мы увидели маленькие домики на вершине небольшого холма. Как и всё в этом мире, строения были полуразрушены, и жизнь покинула их.

Сгорбленные фигуры бродили по улице, не находя себе приюта. Всё было так же серо и уныло, как и в разрушенном городе. Мы вышли на центральную улицу и стали вглядываться в лица прохожих. Люди проходили мимо, не обращая внимания на наше присутствие, словно они смотрели мимо нас, в пустоту. Это было очень неприятно, и дети с опаской прижались ко мне.

По тропинке, около домов, чтобы не столкнутся с местными зомби, мы дошли до старого колодца с длинным горбатым журавлём. Жажды не было, но нам хотелось ощутить прохладу. Проверить, способны ли мы сделать хоть один глоток живительной влаги. Ржавое пыльное ведро стояло на бортике, как и положено, и я с размахом бросила его в чёрную дыру колодца. Ведро летело долго, но вместо всплеска воды мы услышали тихий крик, а эхо превратило его в стон раненого животного. Мы дружно перекинулись вниз, по самый пояс, пытаясь рассмотреть того, кто сидел на дне.

— А у есть кто живой? — кричала я во весь голос, а во тьме послышалась тихая речь, и кажется, на иностранном языке. В языках я была не сильна. Сын знал английский, да и то на слабую, безжизненную «четвёрку», поставленную учительницей исключительно за красивые глаза. Речь из колодца, похоже, была знакома лишь нашему новому другу. Он внимательно стал прислушиваться и даже бросил вниз несколько резких фраз, кажется, на немецком языке. Потом он выпрямился, вытащил упавшую в колодец косу и сел на землю, обхватив голову, руками.

— Что с вами, Александр? Объясните толком, что здесь происходит, кто сидит там на дне?

— Дети! Там сидят дети. Их шестеро, пять девочек и один мальчик. Они там уже очень, очень давно и ещё ни разу не вылезали наружу. Им страшно.

— Господи, как же они могли туда попасть? Может, с войны остались?

Ну что я говорю, с какой войны? Хотя здесь нет ничего удивительного. Нашему-то царю, вон, двести лет в обед, а выглядит вполне прилично.

— Надо бы их вынуть, не бросать же малышей! — я поделилась своими мыслями с Александром.

— Вынуть, конечно, можно, но стоит ли?

— Конечно, стоит, а как иначе? Мы же больше никогда не уснём, зная, что оставили здесь детей.

Александр, слегка улыбнулся:

— Настенька, деточка, здесь никто никогда не спит!

Да, промашка вышла. Кажется, я ещё не скоро привыкну к правилам этого мира. Александр начал разговаривать с детьми, убеждая их покинуть своё убежище и присоединиться к нашей компании. Через некоторое время он стал вытягивать ведро наверх, и мы бросились ему на помощь. Первая поднятая малышка была очень худенькой и бледненькой, лет пяти. В сереньком платьице, с белоснежными кружавчиками на подоле. Мы поставили её на землю, но она тут же села и захныкала, закрыв глаза ладошками, чтобы хоть как-то спрятать их от дневного света. В обычной, земной жизни, я бы не смогла решиться на такой физический подвиг, как вытаскивать кого-то из колодца, но здесь я даже не запыхалась. Соня утешала девочку, затем вторую и третью. Последним, шестым, вылез мальчуган с взъерошенной шевелюрой и вежливо нам поклонился.

Антошка дёрнул меня за рукав. Я обернулась и замерла. Улица опустела, а зомби стояли кружком возле нас и недовольно постанывали. Те, что были ближе остальных, трясли головами и закатывали глаза.

Наконец-то заметили! Только теперь это было совсем нежелательно.

— Чувствую, что нам пора тикать отсюда, пока мы все не оказались на глубине тёмного колодца! — сказал Антон.

Все единодушно согласились с его мнением, даже дети, не понимающие нашей речи, закивали головами. Я предложила взяться за руки и повела всех к краю деревни тем же путём, как мы пришли сюда. Зомби двинулись за нами, и я ускорила шаг. Мы почти бежали, но ни на секунду не отпустили друг друга. Дойдя до крайнего дома на холме, зомби отстали от нас, но продолжали злобно мычать и постанывать от отчаянья. Лишь один выдвинулся вперёд и кинул нам вслед увесистый булыжник. Сделай он это минутой раньше, и камень поранил бы Александра, так как он замыкал нашу цепочку.

— Везёт же мне на кидание камнями. Вот ведь даже умер, и всё равно нет-нет, да и швырнёт кто-нибудь, — с этими словами Александр печально улыбнулся.

Мы не сбавляли шага и, обогнув деревню, ещё некоторое время шли быстро, пока дома на холме окончательно не исчезли. Лишь тогда мы отпустили руки друг друга и присели на землю, чтобы обсудить сложившуюся ситуацию.

— Мам, а ты была права. Похоже, эти приключения, что ты нам обещала, уже начались, — засмеялся Антон и плюхнулся на землю так, что пыль поднялась столбом и ещё долго оседала назад. Антону пришлось переползти на другое место, так как мы совсем потеряли его из виду.

Мы сели в кружок, и Александр начал переводить нам то, что рассказывали дети. Как мы и думали, они оказались немцами и жили в Берлине. Мы никак не могли добиться, в каком году, но мальчик всё время твердил, что идёт война. Мы не стали уточнять, какая, и так было ясно, что Великая Отечественная.

У мальчика на рукаве была пришита фашистская свастика. И даже сквозь едкую пыль она зияла чёрным бельмом на рукаве мальчугана. Позже я постараюсь её оторвать, а пока не буду обращать на это внимание.

Фамилия детей была Геббельс, а имена все без исключения начинались на «X».

Они рассказали нам, что легли спать, а когда проснулись, уже находились в этом колодце. Сначала дети были в ужасе, но потом привыкли и даже стали находить радость в том, что никто не сможет до них добраться. Зомби не раз обступали колодец, пытаясь достать детей, но, видимо, их мозговой запас окончательно иссяк, и ими управляли лишь инстинкты, побуждающие к уничтожению чужаков.

До того как оказаться здесь, дети долгое время сидели в душном бункере, в тесной комнате с мамой и папой, которые без конца ругались, обсуждая военные новости. И это не многим отличалось от колодца.

Мы коротко рассказали им о себе и предложили пойти с нами — неизвестно куда, но зато в компании друзей.

Мы, как могли, пытались познакомиться, но я так и не запомнила их имена, поэтому стала называть их по-своему. И только мальчик гордо носил своё настоящее имя, а звали его Хельмут. Девчонок же звали: Хель, Хиль, Холь, Хед и Хай. Вскоре они совсем освоились, и я услышала звонкий детский смех, и даже их щёчки немного порозовели, так мне показалось.

Соня была просто счастлива — ещё бы, столько подружек одновременно! Я окончательно отпустила её руку и почти успокоилась, так как такую толпу барышень трудно было упустить из виду. Они болтали без умолку и, похоже, вполне понимали друг друга без всяких переводчиков.

Хельмут держался ближе к сыну. Они были разного возраста, но Антон не гнал малыша и в конце концов даже взял его за руку и отпускал её только в случае крайней необходимости.

Наступила ночь. Идти было бессмысленно, и мы улеглись на землю, прижавшись друг к другу. Детям хотелось быть поближе к взрослым, и нам с Александром пришлось поделить детей. Мальчики и две старшие девочки легли рядом с Александром, а младшеньких я взяла на себя.

Я рассказывала им сказки, пела песни, и в конце ночи я почти выучила немецкий, а девочки стали свободно говорить по-русски. С тех пор у нас больше не возникало никаких языковых барьеров. Мы подружились и полюбили друг друга. Позже девочки рассказали мне о своих родителях. Я внимательно слушала их и понимала, что эти дети, застрявшие в этом странном месте на произвол судьбы, — часть мировой истории,

Вопрос стоял так — за что им всё это? Они — просто дети и не должны отвечать за грехи своих родителей, как бы велики они ни были.

И за что нам всё это? Как угораздило нас, невинно убиенных, оказаться в этом проклятом месте? И есть ли отсюда хоть какой-нибудь выход?

В этом мире не спят, вспомнила я слова Александра, но глаза всё же закрыла и стала вспоминать свою другую, земную жизнь. Это было так невероятно давно, а может, и не было вовсе. Кажется, я начинаю сходить с ума. Главное, чтобы дети этого не заметили. Их у меня теперь восемь.

А я — молодец, мать-героиня, ставшая ею всего за один день! Все дети стали моими, я полюбила их всем сердцем, всеми фибрами своей растрёпанной и неспокойной души. Я уже успела узнать их характеры, привычки, темперамент. Они все такие разные, но они теперь — мои. Ничто не в силах помешать людям заботиться и любить друг друга — ни время, ни возраст, ни вероисповедание, если твоё сердце открыто этому великому чувству.

Я с ужасом представляла, как страшно закончилась их жизнь. Их родная мать отправила малышей сюда, в этот страшный мир, но по какой-то причине не смогла последовать за ними следом. Я пыталась разобраться в этом, но у меня было слишком мало фактов.

Глава 4

Утро! Как это здорово, когда солнце встаёт так близко от тебя! Огромное, сильное! Медленно проникая своими лучами в каждую щелочку, в каждый закоулок этого мира. Давая нам надежду и веру в то, что мы ещё живы, раз способны ощущать его тепло.

Вся наша компания медленно шла ему навстречу, распевая песни, рассказывая анекдоты и разные интересные истории, но вдруг произошло что-то странное.

Горизонт приблизился, а солнце отдалилось, и нам под ноги упал человек с огромной дыркой в груди. И очень быстро, ещё до того, как мы успели испугаться, эта рана стала затягиваться и вскоре совсем исчезла. Одежда вновь стала целой, но серебряный цвет сменила на уже такой привычный серый. Формы её потерялись, а тёмные волосы незнакомца покрылись пылью и стали почти седыми. Он глубоко вздохнул и открыл свои большие карие глаза.

Я помогла ему сесть и стряхнула пыль с его головы. Пока я занималась незнакомцем, дети заметили, что край плато совсем близко. Так близко, что можно было попытаться заглянуть за него.

Они медленно поползли к кромке, но она отчаянно упиралась и отступала назад. Чем быстрее они ползли, тем быстрее удалялся край, пытаясь во что бы то ни стало утаить от них свои секреты.

Среди нас был лишь один-единственный человек, способный на этот подвиг, но он ещё никак не мог прийти в себя и понять то, что с ним произошло.

Прошло немало времени, пока он огляделся, поднялся на ноги и сделал шаг к краю. Мы последовали за ним. Мужчина встал на корточки и заглянул за край мира, а за ним следом — наша многочисленная компания.

Город, что лежал под нами, был словно скопирован с какого-то фантастического фильма про будущее. Огромные небоскрёбы, соединенные друг с другом прозрачными тоннелями. Машины, летящие по невидимым воздушным трассам. И множество посадочных площадок для неизвестных нам летающих машин. На одной из таких площадок, что была ближе к нам, что-то происходило…

Настоящее столпотворение людей и машин. Службы спасения работали на износ, одна бригада медиков сменяла другую, они изо всех сил пытались спасти человека, лежащего на асфальте и истекающего кровью. Он уже давно был мёртв, но они не бросали борьбу за его драгоценную жизнь. В умершем человеке мы узнали парня, что теперь был рядом с нами.

— Я умер! Меня убили! Как такое могло случиться?

Молодой человек внимательно вглядывался в происходящее внизу и сокрушенно качал головой. Когда его тело увезли, а люди покинули площадку, парень поднялся с колен и посмотрел на нас.

— Вы тоже мертвы? — обратился он ко мне.

— Ну, уж не меньше вашего, — усмехнулась я. — И это не повод отчаиваться! Посмотрите на этих детей! Они ничуть не расстроены своим состоянием, и я советую вам брать с них пример. Расскажите нам, что же с вами произошло.

— Какое странное чувство — быть мёртвым, — тяжело вздохнул юноша и начал свой рассказ.

— Я — полицейский и преследовал преступников уже больше часа, пока не загнал их на эту площадку и не перекрыл все выходы. Но тут один из них выстрелил в меня, и я упал. Было очень больно, очень! Так больно, что, похоже, эта боль ещё не до конца отпустила меня, хотя я уже давно мёртв.

— Я бы не стал так спешить умирать, дорогой друг, — перебил его Александр. — Мы все здесь без исключения, точь-в-точь в такой же ситуации, как и вы, и не собираемся сдаваться или сидеть без дела. Мы считаем себя вполне живыми, несмотря на то что в том мире, — и он показал за край плато, — нас уже давно считают умершими.

Пока Александр посвящал парня в законы этого мира, я слегка отсела от остальных и, обхватив голову руками, погрузилась в мрачные мысли.

С тех пор как мы с детьми попали сюда, солнце садилось и вставало всего несколько раз, но в том мире, на Земле, прошло на менее полувека. Вся планета изменилась до неузнаваемости всего за какую-то неделю. Как быстро бежит время! Раньше я думала, как тяжело было этим детям просидеть в колодце целую вечность, но теперь я поняла, что для них это были всего лишь пара-тройка дней.

Край плато исчез, и путь к восходящему солнцу был вновь свободен. Можно было снова продолжать наше путешествие.

Я поднялась с земли и позвала детей. Они с радость бросились ко мне, и мы стали обниматься, целоваться, а про себя я думала, какой удивительный мир там внизу, как он сильно изменился. Фантастика, да и только. И как мы достигли такого прогресса и процветания?

— Я хочу пойти с вами, если вы, конечно, не возражаете, — обратился к нам незнакомец. — Меня зовут Макс. Можно Максим, как вам будет угодно, мне всё равно. Теперь, всё равно.

— Хорошо, мы будем называть вас Макс. Добро пожаловать в нашу дружную семью, — сказала я.

На вид Максу было лет тридцать с небольшим хвостиком. Он был видным парнем, а бесцветная одежда ещё больше подчёркивала яркость его карих глаз. Я замечала, как он украдкой поглядывает на меня, и по старой привычке одинокой женщины, пытающейся понравиться противоположному полу, я то и дело поправляла растрёпанные волосы и стряхивала с себя пыль. С каждым следующим восходом солнца наша симпатия всё больше росла, а вскоре её заметили даже младшие дети и стали дразнить нас — «тили-тили тесто, жених и невеста». Мы делали вид, будто нам всё равно, но, похоже, эти мелкие сорванцы решили всё без нас. И вот однажды сын подошёл и сказал мне, что этот парень ему очень нравится и что он был бы не против, если бы мы… Мой смех прервал этот разговор.

Какая может быть любовь в мире, которого нет?

Но мы с Максом, продолжали общаться, и пока Александр занимался с детьми, мы вели длинные романтические разговоры или просто рассказывали друг другу про наши земные жизни. Он, как и я, был разведён, но детей у него не было. С самого детства он мечтал служить людям так же, как и его отец — генерал службы чрезвычайных ситуаций, погибший при исполнении опаснейшего задания.

Но чтобы поступить в эту организацию, нужно было высшее образование, а у Макса не хватило на него денег, и поэтому он стал простым полицейским.

Хотя просто полицейский и отличный полицейский вещи разные. Он стал самым лучшим во всём городе. Он день и ночь проводил на работе, и вот однажды, вернувшись домой, он обнаружил, что его там никто не ждёт. Жена не выдержала даже года и ушла к его менее трудолюбивому другу. Погоревав немного, он всех простил и с новой силой увлёкся работой.

Макс рассказывал мне про свой любимый город. Про тот город, в котором он родился и который так рьяно защищал. В нём многое изменилось за полвека. Технологии сделали большой скачок вперед, и уровень жизни людей значительно улучшился, а ценность каждой жизни стала бесконечно велика. Я слушала его с восторгом, ловя каждое слово, и пыталась рисовать цветные картинки в своей голове.

Город, который мы видели сверху, был Москвой 2059 года. Такой родной и такой чужой одновременно. Городом, где прошли моё детство и моя юность. Тот город, откуда я так спешила убраться, спасая от жары своих детей и тем самым обрекая их на бесконечность. А вот бесконечность жизни или смерти — мы пока не выяснили, оттого-то мы и шагали без устали навстречу восходящему солнцу.

Глава 5

Когда солнце поднялось над горизонтом достаточно высоко, мы увидели посёлок. Он никак не дотягивал до города, но и деревней его нельзя было назвать, так как слишком большое пространство он занимал на песчаной кромке плато.

Мы ускорили шаг, а дети побежали вперед, так им не терпелось исследовать неизвестное место. Но когда они добрались до посёлка, их пыл отчего-то улетучился, и они встали как вкопанные, ожидая нас.

Строения этого посёлка напоминали американский Дикий Запад. Крепенькие домики стояли в два ряда на широкой улице, уходящей в овальную площадь с заколоченным фонтаном в центре и многочисленными лавочками с товарами по бокам.

Жители поселения гуляли по площади, как видно, без видимых дел, просто так. Дамы — в кружевных чепчиках и длинных платьях, а кавалеры — в элегантных сюртуках и полосатых брюках.

Память о зомби была слишком свежа, и мы вошли в посёлок с опаской, озираясь по сторонам. Но жители посёлка наперебой приветствовали нас, а некоторые мужчины отвешивали мне низкие поклоны так вежливо и почтительно, что наша бдительность растаяла уже в начале улицы, и дальше мы уже шли свободно, ничего не опасаясь, вежливо отвечая на приветствия. Пройдя по центральной улице, мы дошли до дома с вывеской «Бистро», но больше напоминающего салун, и остановились. Это было что-то новенькое в нашем путешествии.

На пороге сидел старичок и вполне добродушно помахал нам рукой, зазывая внутрь. Пока мы шли по площади, старичок уже встал и открыл нам двери салуна. Мы вошли внутрь, и двери закрылись. Тогда мы ещё не знали, что в тот самый момент наша жизнь переменилась — и не в лучшую сторону.

Как оказалась, в самых странных и мрачных закутках этого мира встречаются ещё более странные и мрачные места.

В бистро было темно, тусклый свет проникал сквозь маленькие оконца, настолько запылённые, что их самих почти не было видно. У барной стойки сидели люди, но, завидев нас, они отошли в сторону и встали у стены. В этом мире не было запахов, но мне показалось, что в этом месте стояла страшная вонь, словно что-то стухло с неделю назад. А ещё пахло прокисшими щами и потом.

Посмотрев на своих друзей, я поняла, что не одной мне кажется это, мои девочки сморщили свои хорошенькие носики и недовольно сжали губки.

В самом дальнем углу, на стуле с высокой резной спинкой сидела грязная страшная старуха с длинным носом и чёрными зубами, торчащими в разные стороны из-под тонких и синих губ. Её растрёпанные волосы свалялись в птичьи гнёзда по бокам и на затылке. Зрелище было ужасающее. Старуха встала, опираясь на палку, и подошла к нам. Её спина выгнулась колесом, так как горб был огромных размеров, и от этого тело её казалось крошечным.

Подойдя к нам, она попыталась выпрямиться, чтобы дотянутся до лица Александра. Старуха погрозила ему почти почерневшей рукой с безобразно длинными ногтями. А когда она заговорила, из её уст послышалось змеиное шипенье, которое с трудом можно было назвать человеческой речью.

— Это ты, дьявольское отродье голубой крови, исчадие ада, наконец-то ты добрался до моей забегаловки! Эй, ребята, налейте-ка этому господину самого отвратного зелья, которое у нас есть. Можно даже яду, только чтобы он успел помучиться, а не издох в одночасье!

Посетители угодливо засмеялись, и нам на минуту показалось, что наша судьба решена и теперь уже, мы наверняка попали в ад.

Александр стоял такой растерянный, опустив руки и потупив взгляд. Видно было, что он что-то вспомнил, но пока не готов об этом рассказать. Неужели он был знаком с этой страшной старухой?

А она тем временем переключилась на девочек.

— Какие славные крошки, какое сочное молодое мясо! Какой свежий аромат от их волос, — и она взяла в свои грязные руки волосы младшенькой Хай.

Девочка задрожала и заплакала, но без слёз. Тут я не выдержала и, отстранив руку старухи, заслонила собой девочку.

— Не смейте трогать мою дочь!

— Дочь? — ехидно прошипела старуха. — Она дочь дьявола и дьяволицы, как и её сестры и этот противный мальчишка, — и старуха ткнула пальцем в грудь Хельмута. — Они очень похожи на меня, та же грязная кровь, те же бегающие глазки, и эти руки в крови!

Я резко оттолкнула её, и она, не удержавшись, упала на пол и ударилась головой о край стола. Я поняла, что нам пора бежать отсюда, но там, где раньше была дверь, стояли посетители бара, загородив её. Все их приветливые улыбки превратились в страшные гримасы. Эти люди стали надвигаться на нас, всё больше оттесняя к стойке, а та открылась, впуская нас в кромешную темноту. Дверь за нами захлопнулась, и тут же заскрежетал засов.

— Вот мы попали! — констатировал Антон наше нынешнее положения.

Я была с ним полностью согласна: попали мы не по-детски.

А что дальше?

Ехидный смех старухи прямо за дверью ещё раз убеждал меня, что мы попали в западню. И похоже, она была спланирована заранее: кто-то следил за нашим приближением к посёлку, а может быть, и раньше. Сначала нам казалось, что в это помещенье никогда не проникает солнечный свет, но, когда наши глаза привыкли к темноте, мы заметили, что сквозь плотно сбитые доски всё же просачиваются частицы света.

Макс стал ощупывать стены, пока не обнаружил наиболее слабые доски. Несколько сильных ударов — и они вылетели наружу, впустив лучи заходящего солнца. Мы поспешили выскочить из западни. Край плато лишь на пару шагов отступал от сарая, в котором нас заперли. Мы заглянули за него, а он даже и не собирался ускользать.

Это место было особенно странным. Оно не походило ни на одно из тех мест, где мы уже побывали. Здесь были цвета и запахи, и люди казались более живыми, и край плато не убегал от нас, не прятал свои секреты, а будто бы наоборот, спешил их открыть. Мы были не против и посмотрели вниз.

По земле стелился розовый туман. Видимо, рассвет только начал свой путь по пыльной дороге, которую мы увидели. Телега катила по ней медленно и вскоре совсем остановилась. С неё слезли двое мужчин в подпоясанных кушаками вышитых рубахах. По тому, как они были одеты, мы приблизительно догадались, к какому веку принадлежат эти события. Мужчины смахнули с телеги сено, которое было лишь прикрытием того, что лежало под ним. Я вскрикнула и велела детям закрыть глаза. Они послушались, а я с неохотой посмотрела вниз.

Мужики стащили с телеги обнажённое и окровавленное тело женщины с длинными русыми волосами. Они тащили его волоком к лесу, и на мокрой траве оставались багровые следы. Затем один из них вернулся и небрежно сдёрнул с телеги ещё что-то — это был мёртвый младенец. Он бросил его рядом с женщиной и принялся рыть яму. Он работал быстро и, видимо, торопился успеть до того, как по дороге потянутся телеги, а второй то и дело вытирал лицо рукавом и старался не смотреть в сторону истерзанных тел.

— Что встал? Рой быстрее! — окрикнул его первый. — Им уже ничем не поможешь, а если нас застукают здесь, не жди милости от барыни. Она всё на нас свалит, и тогда мы пропали.

— Как же так можно, Вася, без молитвы да в яму? Дай я хотя бы перекрещу его. Грех ведь это!

— Грех! И не будет нам с тобой прощения, но коли откажемся барыне помогать, она нас с тобой так же в лесу закопает, и Марфу твою и дочерей. Ты этого хочешь, окаянный? Копай быстрее и сопли подотри, а то смотреть на тебя тошно!

— И не смотри, коли тошно, а я всё же прочту молитву за упокой, может, им легче от этого будет на том свете, да и нам зачтётся!

Мужик перестал копать и начал читать молитву. Потом он снял с шеи крестик и повесил на шейку младенца.

— Покойся с миром, бедное дитя!

Времени оставалось мало, солнце уже поднималось из-за леса, и они положили тела в неглубокую могилу, а сверху засыпали их окровавленным сеном с телеги и только потом землёй.

Тот, что носил имя Василий, набросал на могилу поломанные ветки и траву, а второй перекрестился и пошёл к телеге. Когда вся работа была сделана, они уехали прочь. Но не успели мы отойти от шока, как телега вернулась с этими же людьми, но одетыми уже по-другому. Всё так же было раннее утро, но лето сменилось осенью. И уже по опавшим листьям они тащили окровавленную и изуродованную девочку лет двенадцати.

И так множество раз они приезжали и закапывали в лесу женские трупы, всё дальше и дальше удаляясь в чащу. Кладбище росло, а похоронная бригада работала всё быстрее и быстрее.

Казалось, что их уже не волнует, что они закапывают. Их сердца окаменели и перестали чувствовать, но однажды Василий упал на колени возле очередной жертвы и разрыдался.

Он бережно поправил холстину, в которую она была завёрнута, чтобы прикрыть обнажённую девичью грудь.

— Не печалься, Машенька, скоро и мой черёд настанет, тогда и свидимся, дай Бог! А коль не свидимся, прости ты меня, ирода окаянного, собаку лютую! Погубил я тебя, не уберёг. Будь проклята эта ведьма!

Я больше не могла смотреть и плакать тоже не могла. Чёртово место, здесь можно сойти с ума. И нет никакой возможности выплеснуть свою боль наружу. Но когда я подняла глаза, то увидела прямо перед собой в тёмном небе множество почти прозрачных фигур. Они держались за руки и, так же как мы, смотрели вниз. Когда я отвела глаза от тех ужасов, что продолжали происходить на земле, туманные тела посмотрели на меня и улыбнулись. Все они были молодыми женщинами или даже девочками-подростками. Такие красивые, умиротворенные лица. Длинные белые саваны прикрывали их до пят. Они помахали нам рукой и перекрестили нас, пытаясь хоть как-то уберечь от грозящей опасности. Затем они медленно растаяли с последними лучами солнца, и наступила ночь.

— Господи, что там происходит? Они маньяки, что ли? — спросил нас Макс, понимая, что, наверное, мы знаем об этом гораздо больше, чем он.

Но я пожала плечами. Лишь Александр закрыл лицо руками и прошептал:

— Нам надо уходить как можно быстрее, пока ночь настала. Это наш шанс. Девочки, беритесь за руки и идём вдоль кромки плато, пока не выйдем из этого посёлка.

Так мы и сделали, и шаг за шагом мы всё дальше удалялись от опасного места. За ночь мы отошли от поселения на достаточное расстояние, но чувство тревоги не покидало меня. Я была просто уверена, что нам ещё придётся туда вернуться. Утром я убедилась в правоте своих ночных мыслей. Солнце вставало в той стороне, откуда мы бежали. Посёлок был конечной точкой этого мира.

Глава 6

Утром мы собрались на совет, но только взрослым составом. Антону было поручено следить за девчонками и увести их на небольшое расстояние от нас, чтобы те не слышали, о чём мы говорим, дабы лишний раз не пугать их.

— Александр, может, вы поделитесь с нами своими предположениями? — стала просить я.

— Конечно, мои дорогие. Но это просто догадки. Так как я всех ближе к той эпохе, о которой идёт речь, я и помню больше всех. Эту женщину зовут Салтыкова Дарья Николаевна. Убийца и душегубка, своих крепостных она изводила только ради забавы и удовольствия. Умерла в 1801 году в подземной яме Ивановского женского монастыря, куда была заточена по приказу императрицы Екатерины Второй.

Я сидела, пытаясь вспомнить исторические факты. Жаль, что в школе я недостаточно времени уделяла этому предмету. Не мир, а сплошная энциклопедия! Не хватает ещё Пушкина встретить, Александра Сергеевича!

Но одно стало абсолютно ясно. В этот мир попадали те, для кого смерть стала неприятной неожиданностью, либо их грехи были так тяжелы, что небо отказывалось принимать их души. А эту мерзкую старуху даже в ад не взяли, вот и мается она здесь и другим жить мешает. Или не жить. Да какая тут, по сути, разница, мешает, и всё тут.

— Ну, а нам-то что с ней делать? С этой старухой? — задал вопрос Макс.

Я не знала что сказать, но вернуться назад в посёлок я была ещё не готова. Было бы неплохо побродить тут в окрестностях, может, и разузнаем что. Или решение какое-нибудь в голову само собой придёт, что, правда, маловероятно. Голова моя была пуста как никогда. А вернее, так набита мыслями, что я окончательно в них заблудилась. И в этом мире тоже заблудилась, да ещё и детей своих «заблудила». Но, к сожалению, все считали меня душой компании и неутомимым путеводителем, коим я, конечно, не являлась, так как и сама ничего не знала и не понимала. Но друзья слепо доверяли мне. И я никак не могла их подвести.

Мы решили пойти направо от восходящего солнца. Решили — сделали. Дети больше не смеялись и не шалили, а грустно плелись друг за другом вереницей маленьких сереньких утят, то и дело перескакивающих через острые камни. Впереди на горизонте росла небольшая гора. Но мы теперь были учёные, и Антон с Максом пошли на разведку. В скалах была небольшая пещера с заваленным входом, но из её глубины звучала музыка. Такая тихая, такая чудесная музыка. Она казалась знакомой. Когда мы начали разбирать завал, то услышали страшные крики и брань.

— Кто там? Не смейте ко мне врываться, иначе я себя убью! Вот увидите, убью! Сто тысяч чертей!

— Ага, разбежался, как бы не так. Ты уже мёртвый! Других здесь не бывает! — крикнул ему Макс.

Человек затих, и музыка вместе с ним. Мы разобрали вход и вошли в пещеру. В дальнем углу сидел большой полный человек с растерянным, почти сумасшедшим взглядом. Волосы его торчали в разные стороны, и дети начали смеяться — уж очень сильно он был похож на ежа. Он выглядел так нелепо, что даже Макс не удержался и расхохотался вместе с детьми.

Я стала объяснять незнакомцу, что мы не причиним ему никакого вреда, а напротив, окажем ему любую, посильную для нас помощь.

— Тогда, будьте любезны, убирайтесь вон! И поспешите вернуть всё так, как было, и забудьте про меня.

Человек закрыл глаза и, притворяясь спящим, громко захрапел в такт какой-то мелодии. Делать нечего, придётся оставить его в покое. Насильно мил не будешь. Мы стали заваливать вход, но было очень жалко оставлять его одного. Когда последний камень был вставлен в стену, мы вновь услышали эту замечательную тихую музыку. Мы уже почти отошли от пещеры, когда Соня закричала:

— Смотрите, что здесь написано!

На гладкой поверхности камня была выбита надгробная надпись, она гласила:

Модест Петрович Мусоргский.

09.03.1839 — 16.03.1881

Безумным быть не грех, а грех себя любить,

Но мне лишь музыка дарует вечность…

Её одну люблю и ей молюсь, как раб,

И потерять её страшней, чем бесконечность…

Невероятно, человек, сам себе устроил место погребения! Надпись написал, чтобы все знали, что пусть сейчас он — ничто, но раньше был известным человеком.

А может, он написал это, чтобы самому не позабыть, кем он был когда-то, до того как умер? Как знать! Это навсегда останется загадкой, но я была уверена, что его спасёт музыка и именно она в своё время поможет ему найти дорогу к небу.

Я шла и думала, что, наверное, этому человеку повезло. Он нашёл покой в этой каменной башне и продолжает сочинять музыку. Только безумно жаль, что её больше никто и никогда не услышит.

Удаляясь всё дальше и дальше от этого места, мы насвистывали себе под нос услышанную мелодию, и каждый из нас вспоминал о своём сокровенном, о своих мечтах, которым уже никогда не суждено сбыться.

Этот день принёс нам ещё один сюрприз, куда более приятный, чем предыдущий. Плато пошло под уклон, наши ноги несли нас быстрее и быстрее вниз по склону, пока мы не оказались на краю. Нет, не на краю плато, а на краю обрыва. Вниз вела узкая тропинка, и мы начали осторожно спускаться. В небольшой впадине красовалась заправочная станция с маленьким магазинчиком и киоском «Союзпечать». Автобус послевоенных времён, смешной и круглый, с красной полосой по бокам, стоял на дороге возле заправки. Но не это было самое интересное, а то, что возле заправки была разбита клумба, и на ней росли бальзамины: белые, розовые, прекрасные бальзамины с тёмной сочной листвой. Мои девочки бросились к цветам, и я заметила, что как только они коснулись лепестков, их одежда сменила цвет. Не то чтобы она приобрела яркость, нет. Просто из серой она становилась грязно-розовой или грязно-голубой. Малышки были так счастливы, что мы не могли наглядеться на них, и наши сердца пели от радости.

Пока Александр приглядывал за девочками, мы с Максом пошли в минимаркет. О чудо, все полки были завалены едой и всякой всячиной! Мне казалось, что я целую вечность не была в подобном месте. Из-за прилавка вынырнул старичок с длинной седой бородой и огромными голубыми глазами.

— Как хорошо, что вы зашли. Жду вас, жду, а вас всё нет. Уже волноваться начал.

— А кто вам сказал, что мы должны прийти? Мы и сами не были в этом уверены до последней минуты, — удивилась я.

— Как кто сказал? Сорока на хвосте принесла, мол, жди гостей.

— Сороки разве здесь водятся? Не знала.

— А что ты знаешь про всё это, деточка? Разве постигла ты все радости и горести этого удивительного мира?

Я не была в этом уверена и пожала плечами.

— То-то и оно, девочка, — и старичок посмотрел на меня так ласково, что я не нашла повода рассердиться на него за это колкое замечание. Старичок пригласил нас войти в подсобку. Скажу честно, нам было слегка страшновато, но всё же мы сочли невежливым обижать такого гостеприимного человека.

Подсобка оказалась очень уютной комнаткой, в центре которой стоял стол с множеством ароматных яств. В животе неожиданно заурчало, в первый раз за такое длительное время.

С ума сойти, какое забытое чувство! Старичок пригласил нас отобедать. Мы не стали ломаться и, позвав остальных, дружно уселись за стол. Александр прочитал молитву, и мы начали обед. Мы ели, ели и ели, а блюда всё не убавлялись. На месте съеденных блюд появлялись новые. Я понимала, что это либо волшебство, либо массовая галлюцинация. Правда, в последнее предположение мне как-то больше верилось.

Сколько бы мы ни ели, наши желудки не наполнялись. Мы были голодны, как и раньше. Сначала я смотрела на детей с удовольствием, но чем больше они ели, тем больше это меня настораживало. Я отставила свою тарелку, а старичок посмотрел на меня с уважением.

— Хватит, — сказала я, — обед закончен, и нам пора в путь.

— Куда же вам спешить? Разве у вас есть какое-нибудь неотложное дело?

— А вы как думали, конечно, есть, — не унималась я, — что же вы думаете, мы слоняемся по этому миру без всякого повода? У нас есть цель. Мы хотим найти выход отсюда. Разве вам не рассказала об этом ваша вездесущая сорока?

— Рассказала, конечно, поэтому-то я и ждал вас здесь.

Такого ответа я никак не ожидала. Похоже, у этого старичка на все вопросы есть ответы.

— Пойдёмте в сад, друзья мои, я вам кое-что покажу.

Из подсобки в сад вела маленькая дверца, нам пришлось наклониться, чтобы пролезть в неё. Я шла последней и была свидетелем удивленных лиц и раскрытых ртов.

Сад, чудесный райский сад лежал перед нашим взором. В центре цветочной поляны раскинул водную гладь меленький прудик, в нём плескались золотые рыбки, и всё это великолепие обрамлялось буйством цветущих яблонь. Девочки стали бегать по лужайке и ловить бабочек, а те совсем не боялись: они садились им на косички и на протянутые вверх ладошки.

На Сонин носик села огромная голубая бабочка, а когда она улетела, лицо девочки начало сиять и искриться от оставленной пыльцы.

— Как вас зовут, дедушка? — спросила я старичка.

— А не всё ли тебе равно, деточка, как меня зовут? Что это меняет? У меня есть множество имён, о которых вы даже никогда и не слышали.

— Хорошо! — сдалась я. — Не хотите говорить, и не надо. Суть не в этом. Вы ведь хотели нам что-то рассказать? Так вперёд! Мы с нетерпением вас слушаем.

Мне сложно было сдержать свое раздражение, накопленное за обедом. Мы скитаемся по пыли целую вечность, а потом какой-то улыбчивый старичок кормит нас совершенно ненужными нам яствами, да ещё приводит на экскурсию в райский сад. Но ни то, ни другое вовсе не приблизило нас к живому состоянию, напротив, мне казалось, что этот старичок просто издевается над нами или ставит какие-нибудь опыты. Я никогда не была сильно верующей, не ходила в церковь и всё такое, но я старалась быть как можно лучше, добрее не потому, что боялась сгореть в аду, а оттого, что я любила людей, верила в то хорошее, что хранилось в их душах, даже если они это тщательно скрывали. Бескорыстно оказывала помощь всем просящим и страждущим. Защищала слабых и обиженных, не щадя живота своего. Сколько раз мне доставалось за всё вышеперечисленное, но я упорно шла вперед и старалась не проходить мимо чужой боли. И даже сейчас я приняла этот мир таким, каким он был создан кем-то. Надеялась, что в этом есть какой-то вселенский смысл.

Я уже давно не подвергала сомненью вопрос, есть ли Бог. И всё же верилось с трудом в то, что Он был очень добр ко всем тем, кто скитался по этой выжженной каменистой пустыне.

И тут на тебе, нам является Ангел в лице этого старикашки и хочет научить нас ходить по воде!

Посмотрев на старика, я поняла, что ему известны все мои мысли. Мой внутренний мятеж стёр улыбку с его лица, и он смотрел мне прямо в глаза серьёзным и пристальным взглядом.

— Я понимаю, Настенька, как тебе трудно доверять мне. Но я желаю вам только добра. Вы обязательно найдёте то, что ищете, и ответите на все вопросы, что задали себе. И, спасая других, спасёте себя. И когда вы войдёте в Золотой город, я буду встречать вас с радостью и почтением, как никого и никогда до вас.

С этими словами старичок ещё раз улыбнулся и пропал. Исчезли сад и пруд с золотыми рыбками. Растворились в едкой пыли заправка и автобус с красной полосой, и лишь клумба с бальзаминами дольше всех радовала наш взор, но и её время пришло. Она исчезла, оставив тёмный след на мелких камнях.

Осталось ещё кое-что. Возможно, многие сейчас улыбнутся. Но для нас это было очень важно в те трудные времена. У нас остались вера, надежда и любовь. Вера в Бога, надежда на будущее и любовь друг к другу до скончания веков. И было уже не столь важно, найдём мы этот Золотой город или нет. А важно то, что мы уже нашли друзей.

Глава 7

Мы ещё долго стояли там, пока детям не надоело толкаться на одном месте и они не побежали вниз по долине. Впадина было очень маленькой, и через десяток шагов дорога пошла в гору. Всё выше и выше. Всё сложнее и сложнее было шагать по острым камням, лежавшим у нас на пути. Мы молчали. Каждый из нас пытался разложить свои мысли по полочкам и побыть наедине с самим собой.

Поднявшись на самую высокую точку этого мира, мы посмотрели по сторонам и увидели гробницу Мусоргского и ужасный посёлок на краю горизонта с отвратительной старухой.

Краем плато с другой стороны были горы, а дальше только облака. Под нашими ногами расстилалась пустыня, она тянулась до самых гор и выглядела как серый лоскут среди чёрных величавых хребтов. Приглядевшись получше, мы увидели странную фигуру на краю пустыни.

— Пойдёмте, посмотрим, кто это! — закричала Соня. — Вдруг это ребёнок, и ему нужна помощь?

И правда, фигура была крошечная и скорее всего принадлежала ребёнку. Путь оказался гораздо длиннее, чем нам казалось с горы, и лишь к следующему утру мы достигли цели.

На краю плато в круге из больших валунов в позе лотоса сидел малыш. Лет семи, не больше. Казалось, что он почти не дышал, глаза его были закрыты, а длинные ресницы были неподвижны. Мы подошли совсем близко и окликнули его. Он тяжело вздохнул, и мы поняли, как нелегко ему было открыть глаза. Веки его задрожали, но он сделал над собой усилие, и на нас посмотрели его огромные голубые очи цвета неба. Его взгляд был почти равнодушным, но только до тех пор, пока он не увидел меня. Он сразу оживился и попытался встать. Его ноги затекли от долгого и неподвижного сидения, и когда он все-таки поднялся, то его качало как берёзку в ветреный день. Когда он начал открывать рот, чтобы поговорить с нами, некоторое время не было слышно его голоса; долгий и надрывистый кашель вернул ему способность говорить.

— Я так долго вас ждал, госпожа Ангел! Бог сказал мне, что вы покажете мне дорогу в Золотой город. Сам я её никогда не найду. А вас всё нет и нет! Я уже стал думать, что Бог обманул меня. Негоже, негоже так говорить о Боге! — и он ударил себя по щеке, раз и ещё раз, пока я не схватила его за обе руки и не прекратила это самоистязание.

— Ты что, сумасшедший? Разве можно так бить себя! Вставай, пойдём с нами. Бог не обманул тебя, ну почти…

Вот тебе и старичок! Пока мы бродим здесь, бесполезно стаптывая ноги, он разгуливает по этому миру и рассказывает про меня всякие небылицы.

Малышу этому бог весть что наплёл.

Я вытащила мальчика из круга и поставила на землю.

— Ну, давай рассказывай, кто ты и откуда?

— Меня зовут Юра. Мне было восемь лет, когда я умер. Мои родители очень сильно верили в Бога, и я верил, но, наверное, я очень много грешил, и он покарал меня. Я заболел страшной болезнью, и родители не хотели, чтобы меня лечили врачи, они ждали помощи от Господа нашего. Ждали-ждали, а я умер и попал в этот мир. Мне было очень страшно, и я обложил себя камнями, чтобы было чем защищаться. А однажды утром ко мне пришёл Бог и сказал, что я должен дождаться женщину, Ангела, и она заберёт меня с собой в Золотой город, где я буду счастлив.

Такой смышлёный, такой славный малыш! Ему жить и радоваться, а он сидит тут и бьет себя по щекам. Да, пути Господни неисповедимы! Девочки обступили его, но Антон взял мальчика за руку и сказал:

— Ничего, если Ангел пойдёт впереди, а мы с тобой следом?

Мальчик не возражал: идти следом за Ангелом было пределом его детских мечтаний.

— До чего ребёнка довели, — ворчала я. Но в душе меня начали мучить странные сомнения. Неужели этим родителям хвала и почёт небес за веру их безрассудную, убившую невинное дитя, а мы, скитальцы пустынные, самые грешные на всём белом свете, и не взяли нас ни в ад, ни в рай, а кинули маяться до скончания этого мира.

Мальчик Юра весело шагал, держа за одну руку Антона, а за другую — Хельмута.

Мне показалось, что он в первый раз счастлив. В первый раз свободен в своих мыслях и, как никогда раньше, близок к Богу, за веру в которого родители отдали человеческую жизнь.

Наш путь лежал в противоположную сторону от того места, где мы нашли мальчика. Ещё раз посмотрев на посёлок, мы поспешили отдалиться от него как можно дальше. Не хотелось останавливаться здесь ни на секунду. Мы шли очень быстро, и только когда совсем стемнело, мы остановились. Новый член нашей команды был наиглавнейшей персоной в нашей ночной беседе. Пока мы спешили пробраться мимо посёлка незамеченными, не было времени познакомиться, и теперь дети окружили Юру и начали забрасывать его вопросами. Тот охотно отвечал, счастливо улыбаясь. Он ещё никогда не был столь популярным, да ещё в присутствии дам. Он никогда не ходил в школу, и общение со сверстниками было ограниченным и скудным.

Община, в которой он жил, находилась в глухом и безлюдном месте на берегу северной реки. В посёлке староверов были особые правила, и контакты с внешним миром были запрещены. Теперь же Юра попал в компанию разношёрстную, и правило в ней было лишь одно — любовь к ближнему.

Соне он понравился больше всех, и она не отходила от него ни на секунду. Гладила его по волосам и стряхивала пыль с его одежды, словно стараясь уберечь, защитить мальчика.

В земной жизни дети обычно дружат парами, но в этом мире они дружили компанией и охотно принимали в неё новоприбывших членов. Они заботились друг о друге и не допускали мысли о зависти или обиде.

Глава 8

Так прошла ночь. И когда солнце встало достаточно высоко, мы продолжили путь, но, пройдя совсем немного, мы услышали странный гул. Он усиливался по мере нашего приближения, и вскоре мы различили голоса, мужские, женские и даже детские. Люди стояли на краю песчаной воронки, и каждую минуту кто-то из них, прыгал вниз. Одни скатывались молча, а другие улюлюкали и визжали от радости, но были и такие, что прыгали, а воронка выплёвывала их подальше от края, на острые камни. Эти несчастные отходили в сторону с низко опущенной головой и продолжали с надеждой смотреть на чужие забавы.

Мы подошли ближе. В воронку прыгал молодой парень с курчавой шевелюрою и смуглой кожей. Вместо одежды на нём была набедренная повязка. Он разбежался как следует и с животным криком прыгнул вниз, через минуту девушка с длинными седыми волосами сделала прыжок в неизвестность, но уже молча и закрыв глаза.

Пока прыгали другие, я стала осматривать людей, стоявших в очереди, но каково было моё изумление, когда в самой конце её я увидела всё того же парня в набедренной повязке. Его кожа была ещё смуглее и без налёта пыли, как до первого прыжка, за ним в очередь встала девушка с длинными волосами, но теперь они были чёрного цвета и разлетались в стороны, словно только что были вымыты и расчёсаны. Александр тоже заметил это и решился подойти к юноше и задать ему несколько вопросов.

— Не могли бы вы рассказать нам, что здесь происходит?

— С удовольствием, — сказал он очень доброжелательно и даже пожал Александру протянутую для приветствия руку. — Только подождите несколько минут, пока я не вернусь после следующего прыжка, он за сегодняшний день будет последним.

Мы согласились подождать и, отойдя в сторону, продолжали наблюдать за людьми. В яму величиной с небольшой пруд прыгал мальчик. Я заметила, что он держал в руках увесистый камень, но после прыжка камень выкинуло из воронки и отшвырнуло в сторону.

— Вот дурачок! — сказал пожилой человек, стоящий рядом с нами. — Который раз ему говорю, что нельзя в воронку с инородными предметами, так ведь нет — продолжает нести в неё всякую ерунду. Вчера с корягой какой-то прыгал, сегодня с камнем, а пару дней назад с подружкой своей, взявшись за руки. Он первый песка коснулся, его и пропустили внутрь, а её так далеко откинуло, что она до вечера назад добиралась.

Пока он разглагольствовал, подошла его очередь прыгать вниз, а к нам приблизился темнокожий юноша.

— Вот и я! Вы ещё не передумали закидывать меня вопросами?

Было видно, что он не первый раз посвящает новоприбывших в таинства этого загадочного места. Конечно, мы не передумали, напротив, наше любопытство росло с каждой секундой. Парень отвёл нас в сторонку и пригласил присесть. Нас не пришлось долго упрашивать, мы сели в кружок и стали с нетерпением ждать его рассказа.

— Зовут меня Грегори, я из Лондона. Погиб около года назад, а может больше, точно не знаю. Более нелепой смерти и придумать нельзя. Была суббота, 10 сентября, день моей свадьбы с Гвен. Как же мы ждали этого дня! И вот он настал. К церкви Святого Патрика съезжались родственники, наша машина остановилась на другой стороне улицы, для того чтобы мы прошли по всей площади до самой церкви. Хотелось кинуть несколько монет на счастье в фонтан желаний и отпустить пару почтовых голубей, но, переходя через улицу, я наступил на развязавшийся шнурок своего нового ботинка, и меня сбила машина. Этот сумасшедший даже не заметил моей кончины, так как был слишком пьян. Позже он скончается в тюрьме, и мне его очень жаль, ведь в тот день он узнал, что его любимая изменяет ему с его лучшим другом.

Я умер мгновенно на глазах у моей любимой Гвен и оказался на этом плато, вон за той скалой, — он показал рукой на близлежащие горы и замолчал.

Видимо на него нахлынули печальные воспоминания, но, помолчав немного, он продолжил рассказ.

— Посмотрев за край плато, я увидел убитую горем Гвен. Она рыдала навзрыд, и в эту секунду на земле не было горя сильнее, чем её. Я хотел броситься вниз, но край плато внезапно исчез, и я словно обезумел. Моё тело перестало чувствовать, но душа рвалась назад к моей любимой. Так сильно и так страстно я хотел жить, что стал рыть руками землю, пытаясь выбраться с этого плато. Я рыл день, и два, и три — здесь невозможно устать, и потому, пока я трудился, солнце множество раз садилось за горизонт и возвращалось на небо с рассветом. То, что вы видите сейчас, — это результат моего труда. Когда вереница дней потеряла счёт, я провалился в песок и упал на землю. И в ту же секунду оказался рядом с Гвен. Она сидела у окна и плакала. Её волосы поседели, а под глазами были чёрные круги. Я попробовал прикоснуться к ней, но Гвен этого не заметила. Я посидел рядом с ней, шепча нежные слова, и меня потянуло назад, в песочную воронку.

С тех пор я стал путешествовать в мир живых и находиться рядом с Гвен хотя бы несколько счастливых минут в день. Постепенно её жизнь начала налаживаться, она вышла замуж и родила сына, но всё также плакала по вечерам, вспоминая меня. И вот на прошлой неделе я попал на землю и не нашёл мою любимую. Она умерла, и тогда, прыгая в следующий раз, я загадал, чтобы встретить её на небесах и это случилось.

Мы встретились, но она, как и прежде, не видит меня. Вокруг неё так много света… Место, в котором она находится, наверное, называется раем, в котором нет места для меня. Она словно за стеклом, и я не могу даже дотронуться до неё, но всё равно продолжаю прыгать в яму.

Пока я путешествовал на землю, к яме стали подходить люди и, последовав моему примеру, прыгали вниз. У кого-то получалось, а у кого-то и нет — видимо, их желание было не столь сильно, как моё. У этой песочной воронки есть одна особенность: она не позволяет делать более трёх прыжков за день, но и это очень много в сравнении с пустотой. А ещё, после каждого прыжка вы немного живее, чем раньше. Словно часть земной жизни остаётся на вашей коже. О, это так приятно! Не хотите попробовать?

Мы растерянно переглянулись. Ни у одного из нас не было такой любви, и мы не оставили на земле тех, к кому хотели бы возвращаться вновь и вновь, но желание изведать неизвестное манила к приключениям, а значит, каждый из нас втайне мечтал вернуться на землю хоть на миг. Все, кроме Александра.

— Пожалуй, я воздержусь от подобного шага. Настенька была так любезна и рассказала мне о печальной кончине моего рода. Мне не хотелось бы его увидеть, а те, кого я так сильно люблю, находятся здесь, на этом плато. Наверное, мне повезло гораздо больше, чем вам, уважаемый Грегори.

— Что ж, тогда я провожу к яме ваших друзей, возможно, кому-нибудь из них повезёт, и они попадут на землю.

Но Грегори ошибся. Ни я, ни другие не смогли проникнуть в мир живых. Нас отшвырнуло далеко от песчаной воронки, и никто из нас не рискнул возобновить попытку.

Ночью Грегори рассказал нам про девушку с седыми волосами.

— Её смерть была не менее трагичной, чем моя. Там, на земле, у неё остались дети. Совсем одни, в тесной каморке под лестницей. Похоронив мужа, заболевшего пневмонией, она осталась одна без средств к существованию с двумя годовалыми детьми. Она умерла внезапно, ударившись об угол стола: от голода у неё закружилась голова, и она упала. То неудачное падение закончило её земное существование, а годовалые близняшки остались одни-одинёшеньки. Они не могли открыть дверь и позвать на помощь, не могли накормить и напоить себя, они были обречены на гибель, но, пройдя через яму, она всё же смогла позвать на помощь. Не знаю, как это ей удалось, но жильцы первого этажа стали слышать странные стуки и стоны из подвала, и пошли вниз призвать к порядку жильцов. И когда им не открыли, а звуки всё продолжались, они выломали дверь и нашли малышей.

Позже, они же усыновили близняшек, и теперь она путешествует на землю, чтобы смотреть, как они растут.

Эта история потрясла нас куда больше, чем история самого Грегори. В который раз мы убедились, что сильная любовь способна творить чудеса. Я думала, что, случись такое со мной, то я копала бы яму бесконечно, пытаясь спасти своих детей.

Как только рассвело, наш новый знакомый отправился к яме, чтобы продолжить встречи с любимой, а мы собрались на совет.

— Я думаю, что нам нужно идти дальше, — сказал Александр. — Эта песчаная яма — лишь иллюзия, дающая минутное облегчение, а мы ищем совсем другое. Как сказал тот мудрый старичок, мы должны найти дорогу в Золотой город. Так пойдемте же туда и не станем тратить драгоценное время.

Все были согласны. Мы всё узнали про это потрясающее место, и оставаться здесь не было никакого смысла. Я подошла к Грегори и отозвала его в сторонку.

— Мы уходим, вся наша компания ищет путь в Золотой город, и мы приглашаем тебя присоединиться к нам. Думаю, что именно там ты встретишь свою любимую, и не будет преграды между вами, и вы сможете обнять друг друга и остаться вместе навсегда.

Грегори призадумался.

— Вам легко говорить так, мадам, потому как вы не можете путешествовать через воронку, но я могу. Я вижу свою обожаемую Гвени каждый день, ровно три минуты, но я несказанно счастлив, что имею эту возможность. Однако, пойдя с вами, я могу её лишиться. И что тогда? Как я буду дальше жить без своей любимой?

— Решать тебе и только тебе, мой дорогой друг, я просто предложила другой путь решения твоих проблем, но если ты не согласен, так оставайся здесь и продолжай прыгать в эту яму.

С этими словами я развернулась и пошла к своим друзьям. Мы в последний раз посмотрели на воронку и отправились в путь, но, дойдя до первой горной гряды, мы услышали крик и обернулись: Грегори бежал за нами. Он спотыкался, падал и вновь вставал. Мы остановились, чтобы подождать, а он, завидев это, стал радостно махать руками и побежал ещё быстрее. Добежав до нас, он протянул мне руку и сказал:

— Я готов пойти с вами, если вы не против.

Оставшись там, я прыгнул в яму, но моя Гвен отвернулась от меня. Я даже не смог взглянуть в её зелёные глаза. Она сидела у окна и всё так же меня ждала. Её комната была залита золотым светом, и тогда я принял решение пойти с вами. Тот путь, что я выбрал, завёл меня в тупик; я больше не могу видеть её так далеко от себя, я хочу дотронуться до её лица, поцеловать её в губы и прижать к себе.

Конец ознакомительного фрагмента.