Семь кругов адского рая

Елена Валентиновна Малахова, 2018

Никита Соколов был полностью доволен своей жизнью, имея спутницу, работу и любимое увлечение. Но как же далеки его понятия от истины! Одна лишь встреча с таинственной незнакомкой напрочь изменит его внутренний мир, обрекая на семь кругов адского рая. Как найти незнакомую девушку в большом городе? Хватит ли главному герою мужества смириться с неожиданными подробностями жизни незнакомки и сохранить при этом непорочность великого чувства, особенно когда на пути встаёт судьба с клеймом зодиака на левой брови.

Глава 7

Прошло две с половиной недели после встречи Никиты с матерью. Наступила пора осенней непогоды. Ветер обжигал лицо леденящими порывами. Желтое покрывало земли из опавших листьев обдавало холодом. Солнце не показалось несколько дней, и голые деревья стояли уныло, навивая меланхолию по безвозвратно потерянной, летней поре. Душевное состояние природы дополняло апатичность Никиты. Всю неделю он ходил, подобно тени, удивляясь стабильности дурного настроения, и только после четырёх дождливых дней ясное утро понедельника принесло ему облегчение.

Никита отправился в кафе на углу Ленинской улицы. Несмотря на то, что изрядно припекало, Никита знал насколько обманчиво солнце в эту пору, потому оделся теплее обычного. На смену горчичного цвета куртке пришло чёрное кашемировое пальто. Он возлагал огромные надежды на эту встречу. Ведь лучшего способа отвлечься от тягостных мыслей о предмете взыгравшей любви, пожалуй, не найти.

Давая смутную оценку своим чувствам, Никита по-прежнему избегал называть свою хворь любовью. Постоянный мозговой штурм только загонял его в угол. А что же это, если не любовь? Сначала она заставила его летать. Никогда ещё вкус жизни не казался ему таким сладостным! А потом она растоптала его. Руки опустились, а глаза потухли. Теперь он с равнодушием глядел на мир, где раньше видел чуть ли не отдельную жизнь каждого предмета, потом переносимую на холст. Холодно взирал, как мимо проходят девушки, длинноногие, в коротких платьях, улыбающиеся ему с превеликой охотой. И уже не оборачивался, как раньше, чтоб оценить их фигуру в полном ракурсе. Кисти и холсты стояли в сторонке, и он с ленью поглядывал на них. Телевизор работал постоянно, но он не вникал в фабулу киноленты. Иногда его охватывала злость за свою слабость перед незнакомой женщиной. И зачем он так убивается? Было бы из-за кого! Может она не такая, как он себе напридумывал. Ведь Элю он тоже счёл великой находкой, а она оказалась пустой конфетой с красивой оберткой. Но спустя час злость проходила, и ему становилось неуютно, что он так плохо думал о незнакомке. Нет, она не такая, как Эля! Она вежливая, милая и с необычными глазами. Время давало ему возможность скрупулезно импровизировать её прошлое и настоящее. И всё, что приходило ему на ум, не радовало Никиту. Его снова угнетала тоска. Теперь он был бы рад вырвать своё сердце, терзающее опостылевшим чувством. Полная уверенность, что любви с первого взгляда не существует, дала огромную трещину. Неужели воля злого рока решила проучить невежду за бестолковую самоуверенность? Он понимал, что душевный недуг набирает обороты. Ему хотелось получить взамен ответные ощущения теплоты, и от этого желания ещё хлеще одолевала печаль.

Неделя для него длилась, как вечность, и, не выдержав одиночества, Никита бросился искать утешения у Элеоноры. Он перекочевал из своей маленькой квартиры в её трехкомнатную обитель. Та растерялась, увидев его на пороге с чемоданом. Она неоднократно предлагала начать совместную жизнь в просторной квартире, но Никита постоянно откладывал, ссылаясь на нехватку времени на переезд и массу других нелепых отговорок. Он никак не мог свыкнуться с тем, что будет лицезреть Элю больше двух часов в день.

Событие казалось Эле неожиданным только первые минуты. Она не стала задавать вопросов о переезде, потому что знала: никто не в силах устоять перед Элеонорой Виноградовой — любимицей богатого отца, истым сокровищем для любого мужчины. Эта мысль необычайно льстила ей, и самооценка её взлетела выше небес. Она и не думала замечать, что их отношения катились ко всем чертям…

А между тем смена одиночества на другой способ уничтожения не оправдала ожиданий парня на спасение от воспоминаний о девушке, превратившей его существование в семь кругов ада. Обманывая себя день за днем, что завтра депрессия сменится повседневным интересом к внешнему миру, Никита отпустил ситуацию. Он старался жить, как мог. Как умел. До знакомства с кудрявой обольстительницей.

Скучность быта с Элей начинала раздражать его. Ему было неинтересно с ней, а ещё грустнее сознавать, как будут развиваться их несуразные отношения. Все её недостатки раскрылись ему, как на ладони. Он притворялся, что не видит скудость и неопрятность её разбросанных мыслей; что не замечает, как убог её внутренний мир, не способный воспламениться высоким чувством из-за лютого эгоизма. Её умение задирать планку особенно злило его, и в те минуты ему казалось, что в 1861 году не состоялась отмена крепостного права, и он её раб. Его жалило неутешительное её представление о нём, как о художнике. Не раз она намекала, что рядом с ней Никита ни в чём не будет нуждаться, и в случае, если его картины затопчет критика, она возьмет его под своё теплое крылышко и убережет от бедности.

— Ты всегда можешь положиться на меня, — говорила ему Эля неоднократно, — слава у тебя будет, ведь встреча со мной и есть твой выигрышный билет. Я поговорю с папой, и он организует тебе местечко получше твоей галерии в тысячу раз. И когда придет время меня благодарить, не делай этого. Это меня унизит. Я люблю тебя, мне для тебя ничего не жалко.

В те мгновения Никита смотрел на неё долгим, пристальным взглядом, который разгадать она не сумела. Эля гордилась своим подвижничеством. Она садилась к нему на колени и пылко целовала, и за ослепительной гордостью не могла углядеть, как его губы с трудом открываются, чтобы ответить ей на желание. Он убеждал себя, что половина населения живет в браке без любви; в конце концов любовь все равно пройдет — останется только привязанность, а у них с Элей всего-навсего ускоренный финал. Вспоминая начало романа и огромную симпатию к ней, он обременял себя надеждой, что чувства к Эле вернутся. Он твердил себе, что любовь к незнакомке сделала его раздражительным, придирчивым, и Эля тут не причем; он сам изменился и слишком требователен к девушке, которая осталась собою. Нужно потерпеть, и он привыкнет к ней.

Но вся эта благотворительность в нем выветривалась, как только Эля снова заговаривала о везении Никиты, основанном на встречи с Элей. Он еле сдерживался, чтоб не нагрубить ей, и продолжал молча слушать, как расточительница отцовского капитала распалялась о трендах месяца, о новом платье с показа мод в Москве или о жизни бестолковых подруг. Никита не спорил с ней, не выражал личного мнения, но и должного внимания не уделял ей ни как женщине, ни как человеку, пропуская весь песок бесполезной информации мимо ушей.

Питались они исключительно в ресторане. Иногда её лень и охватившее его безразличие к публичным местам диктовали неподходящей парочке оставаться дома. И тогда курьер из службы доставки неоднократно спасал их от голода, а выбранный по её усмотрению фильм дождливым вечером спасал от бестолковой болтовни невесты. Бесцельно смотря в телевизор, он снова думал и снова метался в решениях: уйти или остаться. Иногда ему так хотелось покинуть город, лишь бы не встречать больше Элю, что он уже посматривал работу и жилье в пригороде. Но потом его нарастающая апатичность к жизни и творческие планы расставляли всё по местам. Он понял, что тяга к приключениям с другими женщинами в нём исчезла, и заводить новую пассию ему не хотелось; опять будут ссоры, притязания, упреки, на которые у Никиты не осталось сил. Эля, Маша, Даша — какая разница? если все они будут требовать от него взаимности и ласки, а он не сможет этого дать. С Элей всё-таки он знаком давно, и основные пожары их союза уже позади. Потому Эля стала для него верным способом не зарыться до конца в мире неоправданных иллюзий. Он искал спасения. И лишь веселые встречи допоздна, где смех разносился по стенам пивной, галереи и бильярдной в компании Сергея Краснова немного скрашивали его быт. Заряжаясь положительной энергетикой и стойким терпением, он возвращался в двуспальную постель к Эле, завернутой в шелковый кокон.

Работа в офисе чередовалась с решением технической стороны обустройства галереи в обеденный перерыв. Всё, что он делал, было направлено исключительно на то, чтобы забыться. Порой ему удавалось отвлечься. Дышать становилось проще и свободней, но потом снова захлестывали феромоны притягательного образа девушки, убегающего прочь. Он никак не мог отделаться от мысли, что жизнь потеряла сочность красок.

Никита вошёл в кафе и занял свободный столик. Заказав кофе, он погрузился в глубокие раздумья и не увидел, как сзади подошла девушка.

— Угадай кто? — пропищала она, закрывая руками глаза Никите.

— Надеюсь, не судебный пристав, а то я не успел оплатить налог за машину.

— Нет, будущий юрист. Но ты был очень близок.

Софья Соколова крепко сцепила руки на шее Никиты, прижимаясь к его гладкой щеке.

— Не представляешь, как я скучала, братишка!

Софья обошла брата и повесила пальто на вешалку.

— Ты как всегда опоздала. Я уже начал думать, что ты познакомилась с толстым молочником и выскочила замуж.

Притворное недовольство Никиты сменилось хитрой улыбкой, обнажая привлекательные ямочки на щеках.

— Значит, такого ты обо мне мнения?! — изображая обиду, она села, откинулась на спинку лавки и запрокинула голову.

— Только самого лучшего, — Никита осмотрел Софью веселыми глазами. — Тебе идет каре!

— Я знаю, — язвительно улыбнулась Софья, а Никита издал короткий смешок.

Софья действительно выглядела отлично: искрящая благополучием, молодостью, безупречно одетая, согласно трендам осени. За счёт высоких каблуков и юбки чуть выше колен, её ноги, казалось, росли от ушей, а небесного цвета блузка добавляла глубины её ясно-голубым глазам. Пепельный оттенок волос подчеркивал фарфоровую кожу без видимых изъянов, а стрижка в стиле удлинённого каре делала её моложе своих лет.

— Я сгораю от любопытства и жажды. Но если хорошенько подумать, то больше от жажды. Что ты пьешь?

Она обвела быстрым взглядом зал в поисках официанта.

— Двойной экспрессо, — невинно сказал Никита.

— Какая гадость! Жизнь итак полна горечи, а ты всё усложняешь, — она глянула на чашку с кофе. — Ручаюсь, без сахара!

Никита засмеялся.

— Ты что будешь?

— По меньшей мере капучино.

— А по большей?

— А по большей: дом на берегу моря, во дворе мокрого полуголого спортсмена, который принесет мне много-много вкусных водянистых коктейлей, потому что напоминаю: я просто умира-а-аю от засухи!

— Пожалуй, обойдемся меньшей мерой, — усмехнулся Никита.

В радиусе занятного ими столика ещё не наблюдалось персонала.

— К сожаленью, от жажды тебя спасёт не мокрый спортсмен.

— Мокрый полуголый. Прошу заметить!

— Извини, извини! На спортсмена я, вообщем-то, не тяну, но сестру из рук засухи вырвать сумею.

Никита проследовал к барной стойке и через пару минут вернулся с чашкой кофе и маленькой плиткой горького шоколада на блюдце.

— Позволь угадаю, — ехидно произнесла Софья, — что ты нашёл в забегаловке, где даже официанты прячутся от своих клиентов!?

— Я и сам не догадываюсь. Открой мне глаза!

— Бесплатную шоколадку. Та-да-а-ам!

Никита обворожительно улыбнулся, и на смуглом лице вновь обнажились ямочки.

— И давно это у тебя!? — спросил он.

— Что именно?

— Большие способности в дедукции?

— Раньше, чем Конан Дойл прославился Шерлоком Холмсом.

Аромат вкусного напитка на секунду заставил Софью отвлечься от разговора и прикрыть глаза от удовольствия. Она сделала два аккуратных глотка и спросила:

— Как твоя картинная галерея?

— Превосходно, готовлюсь к открытию.

— Что будешь в ней представлять?

— Есть пара весьма необычных идей… Но их нужно хорошенько продумать.

Софья вопросительно посмотрела на брата, но спрашивать не стала, зная его привычку отмалчиваться, если тот не готов раскрыть карты.

— Неужели муза Элеонора так вдохновляет моего братика творить истинные шедевры?

Никита выдавил снисходительную полуулыбку, но ни словом не обмолвился.

— Кстати о вдохновителях, — продолжила Софья, ни капли не задетая молчанием брата. — В среду звонила Эля, спрашивала совета, где отметить день рождения. Я предложила кафе, где скоро буду работать. Оно откроется как раз весной. Всё-таки место новое, не то что заезженные ресторанчики в стиле её манерного амплуа. К моему удивлению, она заинтересовалась. Ты знаешь, Женька — хозяйка кафе, так здорово всё придумала: меню, интерьер, место! Я в восторге от неё!

— Да-да, помню: звонок посреди ночи… Ты хотела выплеснуть бурю эмоций от знакомства с ней. И, похоже, я ничего не пропустил! — Никита вкрадчиво осмотрел сестру, сгорающую энтузиазмом.

— Ну ты вредный! Ты не представляешь, какая она замечательная! Мы с ней так подружились, что я вызвалась помогать ей в обустройстве кафе. У меня ведь масса свободного времени, пока не началась сессия. Да и хорошая прибавка к зарплате мне обеспечена. Она великолепная девушка, вас непременно нужно познакомить!

— Такая великолепная, что одинока? — съязвил Никита.

— Зря ты не веришь. Вот увидишь её и скажешь: сестра была права!

— Боюсь, что меня больше не интересуют знакомства с девушками.

— Это от чего же? Неужели ты правда любишь Элю? Тогда у тебя нет мозгов! — Софья скрестила руки на груди.

— Ладно, ладно, не обижайся, — улыбнулся Никита. — Просто звонить мне в три ночи, чтоб рассказать о своей начальнице — это уже слишком.

— Глупый, мне просто хотелось поделиться с тобой! А в первую очередь услышать твой голос…

Софья осторожно подводила к теме, которую давно собиралась обсудить с ним. На её фарфоровом лице появилась лёгкая грусть.

— Я так скучаю по вечерам, когда мы садились за стол вместе: я, ты, мама и папа… Ники, в последнее время он ходит такой хмурый и подавленный. И ты не хуже меня знаешь причину. Позвони ему!

Софья положила горячую ладонь на руку брата, стараясь найти в миндальных глазах оправдание последней надежде на мир и спокойствие.

— Нет, нет и ещё раз нет! — отрезал он. — Я не стану обсуждать эту тему.

Смягчившись к концу предложения, он потрепал сестру за щеку.

— Достаточно того, что ты суешь свой маленький носик в мою личную жизнь.

— Интересно, кто кроме меня тебе скажет правду? Твоя Эля — грымза! Кстати, ты не передумал на ней жениться?

— Ты первая узнаешь о моём решении, когда придёт время. Наберись терпения.

— Ты осел!

— А вот это обидно.

— Ты вечно упрямишься, а потом жалеешь. Уж поверь, твоя Эля — тот ещё сотейник. Она поджарит тебя до хрустящей корочки, и твоя сочность будет загублена. Но ты же слишком умный, чтоб пользоваться чьим-то добрым советом, и поэтому я «умываю руки»! — она сделала глоток кофе, слегка раскрасневшись от собственной напыщенности. — А подарок ты ей приготовил?

— Не сомневайся. Мама только достанет его из пыльной шкатулки.

— Так-так… Попахивает гадкими манерами альфонса.

— Скорее маменькина сынка!

Они от души рассмеялись. Обоюдная ирония только разжигала в них живительный интерес к диалогу. Внешне сходство брата и сестры было невелико, зато внутренне — совсем другое дело.

— А как же та девушка с углями-глазами?

— Глазами-агатами, — поправил Никита.

В коротком контексте по телефону Никита поделился с Софьей, что встретил девушку, покорившую его сердце проникновенным взглядом, после чего присвоил её очам имя драгоценного камня.

— Какая разница, глаза-угольки не хуже звучит! — парировала Софья.

Никита резко поменялся в лице. Ему не хотелось развивать наболевшую тему, но и держать в себе, оставаясь один на один с упованием на встречу, потерпевшим фиаско, больше не мог. А Софья подходила на роль слушателя как нельзя лучше. Он знал, что сестра сумеет сохранить любовную тайну.

— Я искал её… Искал и надеялся. Но судьба больше не столкнула нас. И, вероятнее всего, никогда не столкнет.

Тусклый огонёк безысходности обуял его сущность: голос, глаза, тело. В движениях прослеживалась нервозность, а грусть излилась на смуглом лице страдальческим видом. Он опустил голову, а Софья сохраняла безудержный напор.

— Предположим, ты женишься. А она попадется тебе на улице или в магазине. И каковы будут твои дальнейшие действия? Развод? Я раньше не видела тебя в такой печали, это ведь о многом говорит!

Софья была права, и Никита понимал это. Отпив глоток из чашки, он поставил её на блюдце. Пустой взгляд терялся в чёрном осадке на дне. Несколько секунд он молчал, затем голос его утратил сентиментальность.

— Потому что раньше я не гонялся за призраком. Я добивался любую из девушек в день нашего знакомства, если такова была моя цель. Я никогда её не найду, пойми! Надо смотреть правде в глаза. Жизнь — штука не вечная… — не договорив до конца, он обратился к проходящему мимо официанту с просьбой принести счёт и продолжил. — Да, женюсь я на другой, но в моей голове и моём сердце будет жить только она.

— Что ж… Вижу, ты всё решил, — Софья тяжело вздохнула, бросив взгляд на ручные часы. — Я ведь и о деле хотела поговорить. К открытию кафе нужно подготовить рекламные буклеты, и я пообещала Женьке, что всё устрою. Я же всё устрою?!

Софья виновато заморгала, и Никита рассмеялся над потешным лицом сестры.

— Разве я могу тебе отказать? Я временно замещаю Макса, так что никаких проблем.

— Отлично, отправлю тебе данные вечером.

Никита подумал, что ведёт себя, как самовлюбленный эгоист, потому что до сих пор ни слова не спросил о жизни сестры.

— А когда же я увижу тебя счастливой в руках надёжного парня?

— Боюсь, ты скорее станешь отцом.

Никита сузил глаза.

— Я никогда не видел твоих ребят и начинаю сомневаться, что с тобой всё в порядке…

— Да уж. Очевидно, папе не повезло с детьми: ни полицейских в роду, ни рождения внуков в ближайшие годы ему не грозит.

Брат с сестрой расхохотались; на сердце Никиты отлегло. Разговор по душам облегчил тяжелую ношу человеческого креста. Заплатив по счету, они вышли из кафетерия.

— Ты сейчас куда? — спросил Никита.

— Заскочу на будущую работу.

— Зачем?

— На днях забрала пальто из химчистки и за разговором забыла его у Женьки в кафе.

— Поехали, я тебя довезу.

Они сели в машину и тронулись в путь под сводом сгустившихся серых туч. Одноэтажное здание кафе с бежевой облицовкой стояло в одной линии с двухэтажными домами и коммерческими помещениями на тесной асфальтированной улице. Выглядело оно унылым и заброшенным. На больших широких окнах висели старые пыльные жалюзи, а сквозь частые щели наружу пробивался тусклый свет лампочки. Вокруг не доставало дворника, освободившего бы улицы от сухих, опавших листьев. Скрашивали мрачную картину лишь горы, видимые позади перечисленных зданий.

Конец ознакомительного фрагмента.