Танец фавна

Елена Бриолле, 2023

Накануне главной премьеры «русского сезона» в Париже случается страшное – убит танцовщик. Кто-то застрелил молодого человека, приняв его за Вацлава Нижинского. Но кому мог помешать талантливый артист балета? Дягилев обращается к Габриэлю Ленуару, агенту парижской префектуры полиции, чтобы он расследовал это дело втайне от публики. Однако кто-то очень хочет, чтобы премьера сорвалась, а Нижинский пострадал… «Великолепный детективный сюжет, способный удивить даже взыскательного читателя, и накаленная до предела история про эпоху и людей в ней». – редактор Екатерина Ирмеш

Не попрыгунчик

Когда официант вынес Фокину на террасу кафе «Отеля де монд» чай с бергамотом, Ленуар заметил, что на столе уже четыре пустых чашки севрского фарфора.

— Ах, наконец-то! Я вас жду с самого утра, мсье Ленуар! Каждый день думаю, что хуже быть не может, но каждый день готовит мне все новые и новые сюрпризы. Похоже, что теперь меня допрашивают в последнюю очередь, — сказал Фокин, подзывая официанта. — Уберите уже, наконец, пустые чашки!

Французский господина хореографа находился еще в стадии активного изучения, поэтому вместо «уберите» Фокин сказал «поднимите». Официант сначала не понял, что от него требуют, поэтому просто поднес последнюю чашку чая прямо к губам клиента. Последний закатил глаза и показал жестами, чтобы чашку опустили перед ним на стол. Официант пожал плечами и исполнил приказ. Эти русские такие капризные, никогда не знаешь, что им взбредет в голову. Ленуар не стал вмешиваться в инцидент.

— Господин Фокин… — начал он.

— Вы уже наверняка допросили Нижинского, да?

— Нет, в первую очередь я допрашиваю вас.

Фокин сжал губы, вытянул их в трубочку и скрестил перед собой руки.

— Что вы делали вчера с четырех до восьми? — спросил Ленуар.

— Вы что, смеетесь надо мной? — Фокин удивился, но его руки продолжали сжиматься на груди. — Я главный хореограф антрепризы Дягилева. Я репетировал!

— Отлучался ли кто-то из ваших танцовщиков во время репетиции?

— Я следил только за теми, кто был в это время на главной сцене.

— Какой спектакль вы репетировали?

— Как какой? «Дафниса и Хлою». Нам еще осталось поставить несколько заключительных сцен… А премьера уже на носу. Потом мы прошли «Синего бога» и «Жар-птицу», но «Жар-птицу» — только для поднятия общего духа. Труппа танцует этот балет уже полтора года.

— Разве вы еще не поставили свой балет? Нижинский в нем тоже участвует? — спросил Ленуар.

Фокин молча посмотрел на Ленуара, словно подбирая правильные слова так, чтобы французскому полицейскому сразу все стало понятно:

— У меня было недостаточно времени для постановки «Дафниса и Хлои». Не-до-ста-то-чно! Так и передайте Дягилеву! У Нижинского была возможность репетировать свой балет более сотни раз! А мне специально не дают репетировать.

— Кто вам не дает репетировать? — спокойно спросил Ленуар.

— А вы спросите у Сергея Павловича, кто не дает мне репетировать. «Дафнис и Хлоя» — это самый первый балет, который я хотел поставить. Еще с тех пор как увидел в Гостином Дворе у Вольфа в Петербурге книгу Лонгуса «Дафнис и Хлоя». Можно сказать, что весь мой путь балетмейстера начался с этой истории любви пастуха и пастушки на острове Лесбос… Я ходил в Публичную библиотеку к Стасову. Тот сказал, что до меня никто, слышите? никто из хореографов не изучал книги о греческих танцах и вазовой живописи. Да что я с вами тут лясы точу, вы француз, вам не понять! — Фокин отхлебнул чая и поморщился.

— Вы испытываете профессиональную ревность к Нижинскому, тут как раз все очень понятно, — заметил Ленуар, заказав себе кофе.

— Профессиональную ревность? Нет, меня мучит не это. Меня мучит чувство несправедливости. Я поставил танец Фавнов задолго до Нижинского, еще в балете «Ацис и Галатея». И это был настоящий танец с акробатическими номерами, а не эти плоские фигуры на сцене, которые изобрел Нижинский, — ответил Фокин, снова скрещивая руки на груди.

— Из-за того что в программе «Русских балетов Дягилева» премьера его балета состоялась раньше премьеры «Дафниса и Хлои»? — спросил Ленуар.

— О каких «Балетах Дягилева» вы говорите? Насколько мне известно, Дягилев — импресарио, а не балетмейстер. Это мои балеты, а не балеты Дягилева. Разве Дягилев поставил «Половецкие пляски»? Нет, он просто предложил показать мой балет в Париже. Дягилев — мастер изменять названия. «Клеопатра» — это часть балета «Египетские ночи». «Сильфиды» — это мой балет «Шопениана». Или, может, «Жар-птицу» тоже создал Дягилев, а не мы со Стравинским сидели и одновременно сочиняли музыку и балет?

— Я не так хорошо разбираюсь в балете, мсье Фокин, но без Дягилева ваш балет бы никто в Париже не увидел, разве не так? — спросил Ленуар.

Фокин глотнул чай и на этот раз решил добавить в него ложку сахара.

— Я не спорю, организатор он превосходный, но это не дает ему права присваивать свое имя чужим балетам. Его дело — финансовая сторона. Для меня деньги важны, но стать частью истории — еще важнее. А Дягилев лишен творческого начала, поэтому хочет его купить, присвоить. Сам он не способен на творчество, поэтому паразитирует на других. Вам может показаться, что я позволяю себе резкости, но условия проведения этого сезона окончательно убедили меня в том, что он будет для нас с моей женой Верой последним в антрепризе Дягилева. Хватит обманываться и ходить у него в холопах.

— Значит, дело не в Нижинском?

— А при чем здесь вообще этот танцовщик? Нижинский — выдающийся артист балета, но желание Дягилева сделать из дикаря балетмейстера смешно. Нижинскому для творчества не хватает образования. Он мало начитан! Да и что он изобрел в «Фавне»? К теме античного танца без пуантов я уже несколько раз обращался в своей работе. Нижинский прекрасно танцует и высоко прыгает. А мой отец никогда не хотел видеть во мне только «попрыгунчика». И я не попрыгунчик! Я революционировал русский балет. Я, а не Нижинский.

Фокин наконец начал успокаиваться. Словно для этого ему нужно было выговориться перед незнакомцем, и теперь он чувствовал себя гораздо лучше.

— Как же вы смогли сработаться вместе? — спросил Ленуар.

— Мы с Вацлавом всегда хорошо работали вместе. Равновесие терял только Дягилев. Он специально устроил этот скандал вокруг «Фавна», чтобы никто не заметил моего «Дафниса и Хлои». Дягилев знает, что делает. Скандал, сенсация, борьба сторонников и противников «нового явления» на парижской сцене… Все это несомненно привлечет внимание к «Русским сезонам». Не могли подождать, пока я уйду! Вас вот тоже подослали под меня копать… — Фокин жестами показал, как, с его точки зрения, Ленуар орудует лопатой. Сыщик улыбнулся: даже такой грубый жест в движениях хореографа выглядел очень грациозно.

— Почему вы считаете, что все направлено против вас? — спросил Ленуар. — Ведь подобные скандалы бросают тень на всех русских, на всю русскую культуру.

— Дягилев изначально делал все, чтобы испортить мою премьеру! Про репетиции я уже говорил. Для «Фавна» Бакст создал новые декорации и костюмы, а для «Дафниса и Хлои» использовались старые. Еще совсем недавно Дягилев хотел поставить мой балет на поднятие занавеса, в то время как премьеры даются во второй части, когда публика уже собралась и заняла свои места. Да даже то, что вы сейчас говорите не с Нижинским и Дягилевым, а со мной, разве не свидетельствует о том, что все против меня? Они даже живут в отдельном отеле. Мы живем здесь, а они в «Отеле де Олланд».

— А Чумаков где поселился, когда приехал в Париж? — спросил Ленуар.

— До вчерашнего убийства я даже не знал, что Чумаков был в Париже. Видимо, он жил с ними, а не с нами. Лучше спросить об этом у Дягилева, а не у меня. Я не дарю своим солистам кольца с сапфирами…

Ленуар вспомнил о перстне, который видел на столешнице в уборной Нижинского, и спросил:

— А кольцо с сапфиром Нижинскому подарил Дягилев?

— Дягилев много всего подарил Нижинскому. На то ведь и нужны фавориты, чтобы получать первые роли и подарки с барского плеча, — сказал Фокин, допивая свой чай. — Теперь я могу отправляться на репетицию? Кажется, я ответил на все ваши вопросы.

— Нет, сегодня представления не будет, а значит, и репетиция отменяется.

— Кем? Дягилевым? Да он…

— Нет, не Дягилевым. Репетицию отменил я. Ответьте еще на один вопрос, мсье Фокин.

— И после этого я смогу подняться хотя бы к своей супруге, в номер?

— Да. Почему вы назвали Жана Кокто «теткой»?

Фокин вытер губы салфеткой и с удивлением сказал:

— Разве? Я никогда его так не называл. Вам, должно быть, послышалось.