Сногсшибательная женщина

Елена Богатырева

Из серии «сказок о любви для взрослых девочек». Для тех, кому не очень уютно в этом мире, но кто хотел бы остаться собой.

© Елена Богатырева, 2020

ISBN 978-5-4485-3357-0

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Все права защищены. Никакая часть данной книги не может быть воспроизведена в какой бы то ни было форме без письменного разрешения владельца авторских прав.

Сайт автора http://elenabogatyreva.ru/

1

Когда ровно в девять часов утра я добралась до своего кабинета и упала в кресло, — это было наконец. Наконец я могу посидеть спокойно и подумать о своей горемычной жизни. Или наконец могу просто ни о чем не думать.

В восемь мне позвонил Клим. Он решил проверить, действительно ли я собираюсь тащиться в такое чудесное воскресное утро на службу.

— Не передумала? — спросил он после паузы, дав мне время узнать его спросонья и вспомнить, что он хотел провести этот день со мной.

— Нет, — сказала я. — Иначе меня уволят.

— А для тебя это так важно? — Клим задал вопрос в вопросе, чтобы я вспомнила о предложении стать домохозяйкой на правах жены в его большой неуютной квартире на Фонтанке.

— Наверно, да, — сказала я.

Он помолчал, а потом все-таки высказался:

— Прозаическая ты женщина, Сима. Нет в тебе никакой романтики. Ладно, — тут в его голосе промелькнули нотки злости и обиды, — кукуй со своими собачками.

Я еще немного послушала короткие гудки в трубке и осторожно, словно она могла меня покусать, положила ее на место. Потом за пять минут собралась и пулей вылетела из дома, потому что добираться мне нужно было на другой конец города. В автобусе, несмотря на выходной, была страшная давка. Полусонные дачники выезжали на свои плантации с крупногабаритными рюкзаками и озабоченным видом.

Когда я потянула ручку двери на себя, Верка, дежурившая ночью, взяла разгон из кабинета и пулей пронеслась мимо меня, бросив на ходу:

— Привет-пока-чё так поздно…

Она торопилась: до ее дома было метров сто, но там после ночной смены ее поджидал очень ревнивый муж с секундомером. Думаю, сегодня Верка побила мировой рекорд по бегу. Мужу ее почему-то казалось, что самое страшное может случиться именно под утро. По ночам он имел привычку звонить ей время от времени и задавать неожиданные вопросы, а потом, затаив дыхание, вслушиваться в ответы. Он считал, что если она правильно отвечает, где лежит новый кусок мыла, как оно называется и в каком магазине она его купила, то Верка всю ночь думает исключительно о семье. Но она за полгода так поднаторела в этой викторине, что любые ответы выдавала без запинки, сидя на коленях у какого-нибудь симпатичного собачника и даже будучи с ним в более тесном контакте.

Когда поток воздуха, устремившийся за Веркой, разбился о захлопнувшуюся за ней дверь, я повалилась в кресло. Значит, вот я кто, — прозаическая женщина. И зовут меня Сима, и по профессии я ветеринарная медсестра. Проза. Правда, не думаю, что имя Клим преисполнено высокой романтики и торговать тем, чем он там торгует, гораздо интереснее, чем помогать бедным животным. И еще я не уверена, что мытье полов в шести комнатах его новой квартиры — занятие исключительно романтическое. Даже если делать это не снимая обручального кольца с большим безвкусным бриллиантом, которое он мне непременно преподнесет, как только я скажу «да».

Верка считает меня дурой набитой. Когда я снимаю телефонную трубку и говорю уныло «Здравствуй, Клим», она сразу втягивает живот и выставляет грудь вперед, задевая при этом что-нибудь из мебели. Хотя у нас не видеотелефон и он вряд ли может оценить эти ее преображения. Она видела Клима только один раз, но его «ауди», галстук и зеленые носки в крапинку произвели на нее неизгладимое впечатление. Она знает, что Клим сделал мне предложение, и считает меня полной идиоткой, потому что я на это предложение не смогла достойно ответить — так, промямлила какую-то ерунду. Ну а как я могла отвечать, когда внутри у меня тут же мяукнуло: «Не-а…»

Вот Верку бы ему в жены! Вот была бы идиллия! Она бы навела там дворцовый блеск и забила бы все горки хрусталем. Помню, когда мы с ней еще учились в техникуме, нас повезли на экскурсию в Павловск. Экскурсия была неинтересная: похоже, экскурсовод искренне ненавидела посетителей и намеренно им ничего любопытного не рассказывала. Но я ее понимаю. Кому не надоест водить по залам исторического дворца стада остолопов и ежесекундно слышать их шепот: «Какая штучка! Вот бы нам домой такую!» Поэтому она и вела экскурсию, словно по магазину стройтоваров: «В этом сервизе больше тысячи предметов, здесь стены обиты бархатом, а этот паркет — из пяти видов дерева».

Верка исписала на этой экскурсии две записные книжки и один блокнот. Она потихоньку трогала портьеры и жмурилась, пытаясь запомнить материал на ощупь, чтобы потом подобрать такой же в магазине «Ткани». Она даже немного рисовала и просила меня «подержать в памяти» несколько цифр, пока строчила сложный рецепт росписи потолка по мокрой штукатурке. Теперь ее квартира напоминала сразу все питерские дворцы. Обеденный стол был из прозрачного стекла, и рядом со своей тарелкой каждый мог лицезреть собственные тапочки. Низкий потолок украшали рисованные херувимчики в облаках. Стулья и диван были обиты гобеленами, и детям категорически запрещалось подходить к ним на пушечный выстрел. Сидеть в этом доме разрешалось только на кухонных табуретках.

— А зачем в комнате сидеть? — удивлялась Верка. — Ты, Сима, посмотри на себя, нет, нет, посмотри, — тянула она меня к своему старинному оплывшему зеркалу в начищенной до блеска латунной витой раме. — Посмотри, к чему приводит сидячий образ жизни!

Зеркало на Веркиной стене списали еще, пожалуй, сто лет назад. Сейчас оно могло бы хорошо послужить в комнате смеха, но Верка утверждала, что однажды оттуда ей подмигнула сама королева Елизавета.

— Английская?

— Наша!

— А как ты ее узнала?

— Ты на себя смотри! — кричала Верка, но себя я не узнавала.

— А что такое?

— У тебя же складки на боках, вес лишний. А щеки — видишь?

Я не могла точно определить, где у меня в этом зеркале щеки, но на всякий случай сказала:

— Ага.

— А щеки наоборот — вваливаются.

— Куда? — испугалась я.

— Сима! Тебе нужно поменьше есть, а щеки носить немножко надутыми. Сейчас в светских кругах…

Ах, как грустно, что в нашей стране отменили в свое время дворянство! Теперь каждый кому не лень утверждает, что он дворянского происхождения. Я, собственно, не против, только вот не пойму, если дворяне составляли всего один процент населения, как же случилось, что теперь девяносто девять процентов считают себя их потомками?

Верка культивировала в себе светскую даму. И то, что она работала в обыкновенной ветеринарной клинике, нисколько ее не смущало. Расхаживая по магазинам, она презрительно щурилась на других покупателей с высоты своего происхождения и всем видом давала понять, что покупает ту же редиску исключительно потому, что в семнадцатом году ее предок, к сожалению, промахнулся, целясь в ораву их босоногих дедушек.

С Верой мы познакомились в первый день обучения, оказавшись за одной «партой». Она тут же подавила меня своей информированностью обо всем на свете, особенно о том, что нужно делать, а чего ни в коем случае нельзя, что глупо, а что необыкновенно умно. С тех пор все глупости она спокойненько списывает на мой счет и блистает умом на этом жалком фоне.

Иногда, пытаясь в отсутствие Веры рассуждать здраво, я понимаю, что она меня поработила. Ей никогда не приходит в голову спросить меня, насколько я занята, когда, набрав мой номер телефона, она извещает:

— Сим, в шесть ты у меня.

Но больше всего меня раздражает то, что я с тоской, но все-таки выключаю любимый фильм на самом интересном месте и действительно плетусь к ней на другой конец города. Я по ее просьбе частенько вру ее мужу, что мы с Верой три часа просидели у зубного, когда она ездит с каким-нибудь очередным любителем болонок к нему на чашечку кофе. Я молчу, когда начальник возмущается моей грубостью по телефону с клиентами, хотя прекрасно понимаю, что это Верка, нахамив кому-то, назвалась моим именем. Она дважды уводила молодых людей, с которыми у меня складывались приятные отношения. А я потом ее утешала, когда один из них успел бросить ее на день раньше, чем то же самое собиралась сделать она.

Даже не знаю, что меня держит рядом с ней. Наверно, просто некуда от нее деться. Точно. И от Клима мне тоже некуда деться. Он приезжает за мной, возит по ресторанам, водит в кино, в театры. А я не могу, открыв ему дверь, сказать: «Знаешь, мне что-то не хочется…» Вот если бы он предварительно позвонил по телефону, я бы именно так и сказала. Но он приезжает с букетами гвоздик, которые я, надо сказать, терпеть не могу, и говорит:

— Я жду тебя в машине — одевайся.

Я одеваюсь и еду с ним ритмично двигать челюстями в какую-нибудь «Асторию». Он, вероятно, считает, что совместное пережевывание пищи как-то само по себе сближает людей, поэтому рестораны мы с ним посещаем гораздо чаще, чем иные места. Но это даже и лучше. Потому что в театре он непременно кладет мне руку на колено, и душа моя как-то сразу лишается крыльев, а действие на сцене теряет смысл, потому что Клим ритмично поглаживает мою бедную коленку.

Однажды я не открыла ему дверь. Он подождал немного и ушел. Мне тогда показалось, что жизнь — это не сплошная тягомотина, что есть в ней и кое-что приятное, но не успела я как следует этим приятным насладиться, как он уже снова стоял на пороге:

— Одевайся, я жду тебя в машине!

Все это было ужасно. Но, почувствовав, что Клим теперь собирается и вовсе прибрать меня к рукам, заперев в своей квартире, я решила, что лучше смерть. Поэтому и пошла в воскресенье на работу, вместо того, чтобы отпроситься, встретиться с ним и обсуждать детали моего грядущего заточения. Я чувствовала, что мне не удастся отвертеться от этого замужества, но хотелось еще немного подышать воздухом свободы, пусть даже такой относительной.

И вот я сижу в воскресенье на работе и дышу почти полной грудью. Может быть, в последний раз. И думаю о том, что я — прозаическая женщина. И, между прочим, плакать мне от этого совсем не хочется. Нет, на самом деле я пытаюсь отыскать в себе хоть что-нибудь не прозаическое. Но никак не получается. Телефон, кстати, трезвонит уже минут пять, надо бы снять трубку.

— Ветслужба.

— Здравствуйте, вас беспокоит Андрей Левшинов.

(«А я тогда — Вупи Голдберг!» Терпеть не могу розыгрышей.)

— У вас есть… — и он назвал два довольно редких препарата.

— Да.

Препараты у нас действительно были.

— Тогда возьмите их и приезжайте, — он начал диктовать адрес.

Адрес я записала и пообещала быть с минуты на минуту.

Честно говоря, выезды на дом в нашей лечебнице не предполагались. Но, услышав имя Левшинова, я вдруг вспомнила, что во мне есть одно романтическое свойство. Мне нравится смотреть на звезды, и я верю в астрологию! Я взяла лекарства и стала собираться. Ехать нужно было всего две остановки, а чего не сделаешь ради человека, который помог мне понять, что Клим все-таки в чем-то не прав. Включив автоответчик с сообщением, что дежурная сестра вернется через полчаса, я закрыла контору и направилась в сторону остановки.