Путеводная Звезда неизведанного

Елена Блаватская

II

При всем том, критики, которые судят лишь по внешности, не во всем неправы. Есть теософия и теософия: истинная теософия журнала «Теософист», и теософия одного из членов одноименного Общества. Что знает мир об истинной теософии? Как может он отличить, где Плотин, а где лжебратья? Их в Обществе намного больше, чем оно того заслуживает. Эгоизм, тщеславие и самодовольство большинства смертных — невероятны. Существуют такие люди, для которых их маленькая персона заключает в себе всю вселенную, за пределами которой нет никакого спасения. Намекните одному из них, что альфа и омега мудрости не ограничена пределами его или ее мозга, что его суждение не совсем совпадает с Соломоновым, и сразу же он обвинит вас в анти-теософии. Вас обвинят в богохульстве против Духа, которое не будет прощено ни в этом веке, ни в последующем. Такие люди говорят: «теософия — это я», подобно тому, как сказал Людовик XIV: «государство — это я». Они рассуждают о братстве и альтруизме, а в действительности пекутся лишь о том, что более не заботит никого, — о самих себе, другими словами, о своих маленьких «я». Их эгоизм заставляет их воображать, что лишь они одни представляют храм теософии, и что, проповедуя себя всему миру, они проповедуют теософию. Увы! Двери и окна этого «храма» ничем не лучше столь многочисленных каналов, по которым привносятся, но очень редко выводятся грехи и иллюзии, характерные для эгоистических посредственностей.

Такие люди — это термиты Теософского общества, которые подтачивают его фундамент и представляют для него постоянную угрозу. И лишь когда они покинут его, можно будет дышать свободно.

Они никогда не смогут дать правильное представление о практической теософии, а тем более о трансцендентной теософии, которая занимает умы лишь очень узкой группы избранных. Любой из нас обладает способностью, внутренним чувством, известной как интуиция, но сколь немного тех, кто знает, как развить ее! Однако это единственная способность, при помощи которой можно увидеть людей и предметы в их истинном свете. Это инстинкт души, возрастающий в нас пропорционально тому, как мы его используем, который помогает нам воспринимать и понимать реальные и абсолютные факты намного более явственно, чем это возможно при использовании наших обычных органов чувств и нашего рассудка. То, что называется здравым смыслом и логикой, позволяет нам видеть внешний облик вещей, очевидный каждому. Инстинкт, о котором я говорю, будучи проекцией нашего воспринимающего сознания, проекцией, которая действует в направлении от субъективного к объективному, а не наоборот, пробуждает в нас духовные чувства и силу действовать; эти чувства ассимилируют в себя сущность объекта или наблюдаемого действия и представляют их нам такими, какими они являются в реальности, а не такими, какими они кажутся нашим физическим органам чувств или нашему холодному рассудку. «Мы начинаем с инстинкта, мы заканчиваем всеведением», — говорит профессор А. Уилдер, наш старейший коллега. Эту способность описывал Ямвлих, и некоторые теософы смогли понять истинность его описания.

«Существует», — по его словам, — «в человеческом разуме способность, неизмеримо превосходящая все то, что прививается или порождаются в нас. С ее помощью мы можем достичь единства с высшими умами, обнаруживая себя вознесенными над ареной этой земной жизни и приобщаясь к высшему бытию и сверхчеловеческим силам обитателей небесных сфер. Благодаря этой способности мы освобождаемся, в конце концов, от владычества рока [кармы], и становимся, так сказать, арбитрами своей собственной судьбы. Ибо когда наиболее возвышенная наша часть наполняется энергией, и когда душа наша возносится к тому, что превосходит знание, она всецело обособляется от условий, которые держат ее в оковах повседневной жизни; она меняет свое обычное бытие на другое и отказывается от условных привычек, принадлежащих к внешнему порядку вещей, чтобы отдать себя и соединиться с другим порядком, который управляет этим наивозвышенным состоянием бытия…»^[9]

Платон ту же самую идею выражает следующим образом:

«Божественный свет и дух — это крылья души. Они возносят ее в общении с богами, поднимая над этой землей, которая с такой легкостью пятнает дух человеческий… Стать богоподобным означает стать святым, справедливым и мудрым. Это цель, ради которой был сотворен человек, и к которой он должен стремиться в приобретении знания».^[10]

Такова истинная, сокровенная теософия, или теософия души. Но, преследуя эгоистическую цель, теософия меняет свой характер и становится демонософией. Именно поэтому восточная мудрость учит нас, что индусский йог, уединившийся в недоступном лесу — подобно христианскому отшельнику, удалившемуся, что в прежние времена было обыденным, в пустыню, — по сути, законченный эгоист. Первый действует с единственной мыслью найти в единой сущности нирваны убежище от реинкарнации, другим движет единственная идея спасения собственной души, — оба они думают только о себе. Их мотивы являются всецело личными; ибо, даже если предположить, что они достигли своей цели, разве не подобны они трусливым солдатам, бросающим свой полк в тот момент, когда он идет в атаку, чтобы защитить себя от пуль? Изолируя себя от остальных, ни йог, ни «святой» не поможет никому, кроме самого себя; напротив, оба они показывают свое глубокое безразличие к судьбе человечества, которое они покинули. На горе Афон, возможно, и живет небольшое число искренних фанатиков; тем не менее, даже они невольно покинули тот путь, который только и мог привести их к истине, — крестный путь Голгофы, на котором каждый добровольно несет крест человечества, и ради человечества. В действительности же это гнездо самой грубейшей формы эгоизма; именно к таким местам относится высказанное Адамсом замечание о монастырях:

«Это уединенные образования, которые, кажется, удалились от остального человечества ради единственного удовольствия общения tête-à-tête [с глазу на глаз, франц. ] с дьяволом».

Гаутама Будда оставался в одиночестве лишь столько времени, сколько было необходимо для достижения истины, распространению которой он посвятил с тех пор всего себя без остатка, питаясь подаянием и живя ради человечества. Иисус удалился в пустыню лишь на сорок дней и умер ради того же человечества. Аполлоний Тианский, Плотин и Ямвлих, проводя свою жизнь в строгом воздержании, почти аскетическом, жили в миру и для мира. Величайшие аскеты и святые наших дней — это не те, кто удалился в недоступные места, но те, кто проводит свою жизнь, странствуя из одного места в другое, творя добро и пытаясь возвысить человечество; хотя они могут избегать Европы, а также тех цивилизованных стран, где никто не видит и не слышит никого, кроме самого себя, стран, разделенных на два лагеря — Каина и Авеля.

Те, кто рассматривает человеческую душу как эманацию Божества, как частицу или луч универсальной и АБСОЛЮТНОЙ души, понимает притчу о талантах намного лучше, чем сами христиане. Тот, кто зарывает в землюталант, данный ему его «Господом», потеряет этот талант, как теряет его аскет, сокрывший его в своей голове, чтобы «спасти свою душу» в эгоистическом одиночестве. «Добрый и верный раб», который удваивает свой капитал, вырастив урожай для того, кто не сеял, потому что у него не было возможности сделать это, и который собирает жатву там, где бедный не смог посеять зерна, поступает как истинный альтруист. Он получит вознаграждение просто потому, что трудился ради другого, без какой-либо мысли о воздаянии или признании. Такой человек является альтруистическим теософом, тогда как другой — эгоист и трус.

Свет Путеводной Звезды, к которому прикованы взоры всех истинных теософов, это тот же свет, к которому во все века пробивалась плененная человеческая душа. Это Путеводная Звезда, которая сияет не над земными морями, но отражается в темных глубинах предвечных вод безграничного пространства, называемого нами, как и древнейшими теософами, «Божественной Мудростью». Это последнее слово эзотерической доктрины. Разве существовала в древности хотя бы одна страна, по праву называющаяся цивилизованной, которая не имела бы двойную систему МУДРОСТИ, одну для масс, а другую для избранных, экзотерическую и эзотерическую? Эта МУДРОСТЬ, или, как мы иногда говорим, «религия мудрости», или теософия, столь же стара, как и человеческий разум. Титул мудрецы — первослужители этого культа истины — был ее первой производной. Эти названия трансформировались впоследствии в термины философия и философы — «любители знания» или мудрости. Именно Пифагору обязаны мы этим названием, а также словом гнозис, системой ἡ γνω̑σις τω̑ν ό̓ντων, «познания вещей такими, какие они есть», или их сущности, сокрытой за внешним обликом. Этим именем, столь благородным и точным, все учителя древности обозначали совокупность человеческого и божественного знания. Мудрецы и брахманы Индии, маги Халдеи и Персии, иерофанты Египта и Аравии, пророки, или нэвиим, Иудеи и Израиля, а также философы Греции и Рима, все они выделяли два подразделения в этой особой науке — эзотерическое, или истинное, и экзотерическое, скрытое при помощи символов. До наших дней еврейские раввины называют термином Меркава «тело» или «повозку» своей религиозной системы, которая содержит внутри себя высшие науки, доступные лишь для посвященных, и служит для них лишь оболочкой.

Нас обвиняют в таинственности и упрекают за то, что мы держим в секрете высшую теософию. Мы убеждены, что доктрина, которую мы называем гупта видья (тайная наука), предназначена лишь для немногих. Но разве существовали в древние времена такие учителя, которые не хранили бы в тайне свои учения, опасаясь их профанации? Начиная от Орфея и Зороастра, Пифагора и Платона, до розенкрейцеров и еще более близких к нам по времени масонов, обязательным правилом было то, что ученик должен завоевать доверие учителя, прежде чем получит от него высшее и последнее слово. Уже в самых древних религиях существовали свои великие и малые мистерии. Неофиты и новообращенные обязательно давали нерушимый обет, прежде чем они будут приняты. Ессеи Иудеи и горы Кармил требовали того же. Наби [набатеяне] и назары [назореи] («первообособленные» Израиля), подобно мирским чела и брахмачаринам Индии, сильно отличались друг от друга. Первые из них могли жениться и оставаться в миру, изучая до определенного момента священные писания; вторые же, назары и брахмачарины, уже были целиком погружены в таинства инициации. Великие школы эзотеризма были интернациональны, хотя и весьма замкнуты, что доказывает тот факт, что Платон, Геродот и другие, чтобы получить посвящение, совершили путешествие в Египет; тогда как Пифагор сначала посетил брахманов Индии, затем остановился в египетском святилище и, в конце концов, был посвящен на горе Кармил. Иисус следовал традиционному правилу и оправдывал свою скрытность, приводя известную заповедь:

«Не давайте святыни псам и не бросайте жемчуга вашего пред свиньями, чтоб они не попрали его ногами своими и, обратившись, не растерзали вас»

[От Матфея, 7:6].

Некоторые древние сочинения, известные библиофилам, персонифицируют МУДРОСТЬ, изображая ее эманацией из ЭЙН-СОФ, Парабрахмана еврейских каббалистов, помощником и спутником проявленного божества. Отсюда и ее сакральный характер у всех народов. Мудрость неотделима от божественности. Точно так же и Веды исходят из уст индусского Брамы (логоса). Будда происходит от Будха, «Мудрости», божественного разума. Вавилонский Нэво, мемфисский Тот, греческий Гермес, — все они были богами эзотерической мудрости.

Греческая Афина, египетские Метис и Нейт были прототипами Софии-Ахамот, женской мудрости гностиков. Самаритянское Пятикнижие называет книгу Бытия — Акамоот, или «Мудрость», что мы наблюдаем и в случае двух фрагментов очень древних манускриптов: Премудрости Соломона

Конец ознакомительного фрагмента.

Примечания

9

Ямвлих, «Liber de mysteriis», VIII, 6–7.

10

Федр, 246 d, e; Теэтет, 176 b.