Встречи у костра

Елена Андрианова, 2019

Остросюжетное автомобильное путешествие многодетной семьи из Хакасии до Владивостока. Хотите узнать, что объединяет встречи героев книги с пьющим гидом на Байкале, пареньком, мечтающим стать пилотом, на сельском аэродроме, знаменитым путешественником-автостопщиком во Владивостоке, нетленным Ламой в иволгинском дацане, байкерами из Германии и тремя рыбаками под Хабаровском? Тогда скорее открывайте эту книгу! Книги автора, написанные в жанре автофикшн, объединяет авантюризм, лёгкость и остроумие, искренность, смелость и глубина. Её книги вдохновляют на расширение кругозора, на поиски себя, на кайф от жизни и путешествия. По сути, её книги и есть увлекательное путешествие как с героями книги, так и вглубь себя. Ну что, поехали?

Турист Паша

Пятый день путешествия. 1600 километров от Абакана

Это случилось на Байкале, возле музея Рериха на станции КБЖД «Старая Ангасолка». Муж фотографировал, дети играли камушками на берегу, а я сидела на пирсе и глядела, как серебрит водную гладь солнце. В такое ясное утро на душе не должно было бы висеть ни облачка, но почему-то они висели.

Накануне мы впервые увидели Байкал. Мы много слышали о нём, какой он огромный, прекрасный. У нас были определённые ожидания. Но погода вчера была пасмурной и ветреной, серый туман закрывал и берега, и озеро.

Мы оставили машину у одной из баз, и семь километров шли пешком с рюкзаками по этой старой железной дороге, построенной вокруг Байкала; и всё время я ждала, ну когда же начнётся та самая красота, о которой рассказывала мне знакомая художница, чьё студенчество прошло здесь, у Байкала, на пленэрах. Но природа вокруг была самая обычная — русский смешанный лес, такой невзрачный в туман и слякоть. А мы тащились с рюкзаками под этой накрапывающей серой сыростью, пока не вышли к первой станции с живописным, старинным, ещё царской постройки, мостом над речкой, впадающей в Байкал. А ночевали в музее Рериха. Утром вышло солнце, облака разошлись, но остатки тумана ещё висели в моей душе. Какие-то возгласы: китайцы всё вырубают и вырубают лес, и реки сохнут, и Байкал начал мелеть… Какая-то муть всё поднималась из души, несмотря на яркое солнце и голубое небо.

И тут раздался хриплый вопль: «Подвиньтесь, пожалуйста!». На пирс с берега стремительно выскочил и бежал ко мне «в одних труселях» худощавый, лет так за сорок мэн. Лицо — симпатичное, но сильно потрепанное, нос в сине-красную прожилку. Мужчина собирался залихватски нырнуть с разбега, но так как на его краю сидела я, то в последний момент он таки затормозил и аккуратно прыгнул рыбкой. Тут же вынырнул, вытаращив глаза, покрасневший, и глотая воздух, видно было, что от ледяной воды Байкала у него свело дыхание, просипел: «Ну вот теперь доброе утро!»

Еще три часа спустя мы с вещами на перроне ждали «Матаню». Эта электричка ходит всего четыре раза в неделю, так что лучше на неё не опаздывать. И тут со стороны Байкала хлынули туристы в одежде цвета хаки и с большими рюкзаками. Один из них с улыбкой подскочил к нам.

— Что, одетого не узнали? Паша! — утренний купальщик горячо затряс руку моему мужу.

— Ваши? — указал он на нашу троицу на заборе. — Уважаю! Вы откуда и куда?

— Вообще едем до Владика, а сейчас — до Листвянки.

— А я — гид. Группу вот из Москвы сопровождаю. Уже неделю с ними бродим.

Через минуту мы уже беседовали с Павлом, как со старым другом. А ещё через пару минут к нашему разговору присоединился Дэн, видимо, напарник Павла, совсем молодой человек с накачанным телом спортсмена и круглыми, бойкими глазами. В руках он вертел литровую бутылку с надписью «Дюшес».

— Дэн, ребята вот спрашивают, что в Листвянке посмотреть? Ты же у нас дока по ней. А что это у тебя в бутылке? Дай приложиться?

Дэн, который в это время горячо рассказывал нам про Листвянскую обсерваторию и музей Байкала, машинально протянул бутылку. Павел энергично отхлебнул из неё здоровый глоток и, тут же выпучив глаза, мгновенно выплюнул содержимое на рельсы.

— Ты что мне подсунул?! Это же подсолнечное масло!!!

— А скажите, — обратилась я к уже оправившемуся Павлу, — меня интересует экологическая ситуация на Байкале. Вот сегодня с рыбаком разговаривала, он считает, что много гостиниц понастроили на берегу и канализация от них загрязняет озеро. До этого слышала, что из-за того, что рубят леса, иссякают реки, которые впадают в Байкал. А вы что думаете?

— Ну не знаю… — Паша наморщил лоб, — Но, вообще, мусорят много. Нас ведь как в детстве учили: нужно так на природе стоять, чтобы никто потом не понял, что ты здесь был. Банки сжечь и закопать, пластик… ну или с собой взять, или тоже сжечь. Я вот даже в туалет так хожу, что фиг кто найдет, где сходил. Этому и туристов своих учу!

— Ай да молодцы! — восхитилась я, — Вот все бы так! И ещё один вопрос у меня есть! Можно?

— Да, конечно…

— А рюкзак вам сильно тяжелее таскать приходится, чем другим? — сладким голосом вопросила я.

— Да нет, не сильно, а что? — заморгал Паша. — Почему тяжелее?

— Ну как же, а запасы спирта, водки, я ведь так понимаю, вы каждый день принимаете?

— Ах-ха-ха, — захохотал Дэн. — Вот это по-нашему, по-спортивному! Вот тебя Пашка, уделали.

После этого нам осталось только сфотографироваться вместе. Что мы и сделали. И тут же загудела подходящая Матаня.

— В последний давай! В последний! — орали и бегали Дэн с Пашей, помогая своим туристам загружаться. Они сели в конце вагона, мы — в начале. Минут сорок мы выглядывали нерок из окон, пытались удержать детей, чтобы они не ходили по головам соседей и, маясь от скуки, постигали, почему Матаню назвали Матаней. А вы знаете, кстати, почему?

Я с завистью заглядывалась на туристов в дальнем конце вагона. То и дело они гоготали, а потом и вовсе достали гитару из чехла. “Эх… — думала я, глядя на них, — и ещё мотаться нам тут четыре часа…” Но тут, как досрочное освобождение, объявили пятнадцатиминутную остановку…

На выходе, у откидной лестницы вагона, стоял всё тот же проныра Павел и, деликатно выдувая дым в сторону, подавал руку дамам. Я с улыбкой оперлась на предложенную руку, спрыгнула. И осталась следить за этим увлекательным процессом. Павел кланялся выходившим дамам, спрашивал «Позволите вашу ручку?», у некоторых ручку целовал, то есть наслаждался вовсю. А одну низенькую и толстую, пожилую китайку… то есть китаянку с больной ногой, Паша даже заключил в объятья и перенёс на землю, отчего та покраснела, заулыбалась и сразу же помолодела.

Последними из вагона вышли две девушки, худые, с короткими стрижками. Увидев Пашу, они поджали губы и хмуро отказались от руки.

Стоявший рядом с Павлом турист покачал головой и даже сплюнул:

— Плохо дело! — и добавил, — Сразу видно, где женщины, а где — феминистки!

— Не-е, — протянул Павел, задумчиво глядя вслед девушкам, — они, наверное, нетрадиционной ориентации. Или москвички. Я вот недавно в Москву ездил, и решил провести эксперимент: улыбнётся мне кто-то из девушек в ответ или нет. И вот еду в метро и всем девушкам улыбаюсь. А они: кто — в книжку, кто отворачивается, кто пальцем у виска крутит. Но я второй день тоже продолжаю улыбаться. Тут вдруг раз, одна симпатичная девушка в ответ улыбается. Я обрадовался, решил ей визитку нашу дать. Отношу, а она на неё смотрит, ещё шире мне улыбается и говорит: «Зачем же мне ваша туркомпания иркутская, если я сама из Иркутска?»

Тут Матаня тронулась, и продолжилась мотающая за душу езда. Спустя ещё час мы почувствовали настоящий голод. А с собой, кроме конфет, ничего. И тут мимо по проходу снова пошёл Паша.

— Павел, я вот знаю, что туристы всегда выручат другого туриста! У вас нет, случайно, какой-нибудь лишней еды? А то дети очень есть хотят!

Через минуту Павел, широко улыбаясь, так, что морщился его нос картошкой в красных и синих прожилках, притаранил ещё теплую гречневую кашу в пакете, бутыль, так же тёплого, с запахом костра киселя и серую буханку хлеба.

— Павел, — сказала я растроганно, — расцеловать тебя за это…

И вот тут он меня подловил.

— Пожалуйста — ещё шире улыбнулся он и подставил свои небритые одутловатые щёчки.

А спустя двадцать минут все туристы, заботливо охраняемые Павлом и его напарником, сошли на станции Половинка. Но, странное дело, теперь сто́ит найти на меня туману, как я сразу вспоминаю его жизнерадостную, добрую физиономию, и на душе тут же светлеет.