Мне нельзя тебя любить, оборотень

Елена Амеличева, 2023

Красавчику-оборотню, рожденному служить нашему ковену, не позволено даже думать обо мне, младшей дочери Верховной ведьмы. Но его медовые глаза так сияют, когда вопреки всем запретам взгляд этого наглеца повсюду следует за мной! Сердце сладко екает, а мысли разбегаются в разные стороны, когда вижу его! И моя Сила вдруг, ни с того, ни с сего резко начала расти, а ведь я считалась почти пустышкой по уровню магии. Неужели это из-за любви, которая тайком проникла в душу? Но ведьме нельзя любить оборотня…Книга вышла на бумаге.

Часть 2. Охота на волков

Глава 1. Без вариантов

Лавия

Довольная, я вышла от лавочника, сжимая в руке приятно тяжелый кошель с монетами. Глянула через плечо на мужчину, который все еще глазел на камни, полученные от меня. На его лице бродила глупая улыбка. Похож на юнца, которого старшие братья взяли с собой в бордель, напоили и впервые показали голую женщину.

— Что дальше, госпожа? — спросила Мия, заглядывая мне в глаза.

— С делами закончили, теперь вот, — вручила ей длиннющий список и усмехнулась, увидев, как вытянулась морда служанки, — купи в точности то, что указано, поняла? Не перепутай, а то накажу!

— Да, госпожа.

— Держи деньги, — положила на ладонь Мии кругляши монет. — Должно хватить.

— Конечно, конечно, — девушка зачарованно уставилась на деньги.

Один в один как лавочник на драгоценные камни! Алчная пройдоха, уже прикидывает, сколько сможет положить себе в карман. Можно быть уверенной, что торговаться будет до хрипоты. Это мне и надо — избавиться от несносной девчонки на длительный срок. Потому что у меня планы. И какие, м-м-м!

Дождавшись, когда служанка скроется за углом, я направилась к постоялому двору, и вовсе не тому богатому и комфортному, где мы с Мией остановились. Этот был, мягко говоря, захудалым, для тех, кто не мог позволить себе комнату с мягким тюфяком без клопов. Но волновало вовсе не это.

— Госпожа желает снять номер? — подобострастно улыбаясь, портье кинулся ко мне.

— Да, лучший из тех, что имеются. — Я сморщила нос, в который ударила смесь затхлости и фасолевой похлебки. — Самый чистый.

— Конечно, конечно, — он шмыгнул за стойку, цапнул со стены ключ и отдал мне.

— И пошлите мальчишку по этому адресу, — взамен я протянула ему бумажку. — Пусть сделает следующее…

Себастьян

За дорогу до города задницу так растрясло, что она прямо гудела, когда я спрыгнул с телеги около дома священника. Как же приятно размяться! Но кобылке пришлось еще тяжелее — по пути рытвины мирно соседствовали с колдобинами и плавно перетекали в лужи, в которых с удовольствием плескались свиньи.

— Спасибо, каурая, — я потрепал ее по жиденькой гриве и начал складывать у стены мешки с ячменем, до которого охоч местный поп.

— Чего, приехали уже? — Аган, дремлющий на телеге, протер глаза.

Он продрых всю дорогу, ни одна кочка не разбудила, прямо завидую.

— Поможешь или будешь валяться, как барин? — с укором глянул на него.

— Ща, погодь, — Аган потянулся всем телом — так, что каждый позвонок щелкнул, как при обращении оборотня.

Он помотал головой, будто сбрасывая остатки дремы, спрыгнул на землю и начал помогать. Вдвоем мы быстро все сгрузили, получили от прижимистого священника монеты и собирались уж было ехать к ближайшей таверне, как подбежал босоногий мальчонка.

— Кто из вас Себастьян? — склонив голову на бок, спросил он.

— Ну, я. Чего тебе?

— Велено передать, — пацан отдал мятый конверт и протараторил адрес. — И, это, она ждет, — наглец хихикнул. — Поторопись!

Ничего не понимая, я посмотрел вслед ускакавшему вприпрыжку мальчишке и открыл конверт. Изнутри изящно выскользнул квадрат плотной бумаги, благоухающей дорогими притирками. «Я тебя жду», значилось на нем. И как это понимать?

— Себ, у тебя и в городе мамзели? — Аган заглянул из-за плеча. — Как ты это делаешь? Чем их приманиваешь, раскрой секрет, а?

— Кое-что медом мажу, — развел руками с ухмылкой. — В полнолуние. На пасеке.

— И чего потом? — простодушный парень затаил дыхание.

— А потом прилетают пчелы, кусают за то самое, медом намазанное, и оно становится таких размеров, что ни одна устоять не может! — давясь смехом, закончил я.

— Тьфу на тебя! — Аган, улыбаясь, махнул рукой. — Иди уж, раз ждет. Расскажешь потом, во всех подробностях!

— Ага, как же! — спрятал конверт за пазуху и отправился по указанному адресу, пытаясь избавиться от ощущения, что добром это не кончится.

Лавия

Так, что еще? Я придирчиво оглядела пространство. Приятный полумрак, разбавленный светом от пары десятков свечей, создавал нужный настрой и скрывал обшарпанные стены и кособокие стол со стульями. Аромат роз с капелькой ванили дарили масла. Кровать хоть и убогая, но с шелковым розовым бельем, которое привезла с собой, смотрится очень даже прилично.

А еще лучше будет выглядеть, когда я расположусь на ней. В пеньюаре, который чудом сохранился со времен Алалии — черный с белой вышивкой, невесомый и такой приятный для тела, будто кожу гладит любимый. Зеркало тут скорее напоминает отполированный медный таз, но даже в нем выгляжу великолепно!

Шаги в коридоре! Он! Быстро нырнула в кровать и устроилась поудобнее, приняв соблазнительную позу. Слегка оголить бедро — так, чтобы разжечь его желание, но не казаться озабоченной девицей легкого поведения. Да, вот так!

Стук в дверь заставил вздрогнуть. Внутри все сладко сжалось в предвкушении. Я поправила локон, углубила декольте и выдохнула:

— Войдите!

Дверь заскрипела на весь постоялый двор, заставив скривиться. Они их вообще, что ли, не смазывали никогда?!

— Госпожа Лавия? — Себастьян озадаченно посмотрел на меня, застыв в проходе.

Одна его бровь изогнулась, как горный пик, лоб прорезали глубокие морщины. А ведь он совсем молодой! Ничего, я им займусь, сварю крем для кожи, он и без ворожбы волшебный, а если подпитать заклинанием, так и вовсе все морщины уберет! Мой мальчик должен хорошо выглядеть — для своей госпожи!

— Закрой дверь, если не желаешь, чтобы все увидели, как тебе повезло, — пропела я, немного нервничая — как-то не хочется, чтобы местные нищеброды увидели меня полуголой.

Парень послушно толкнул ладонью эту скрипучую рухлядь, и она захлопнулась, причмокнув.

А оборотень-то, похоже, оцепенел от того счастья, которое ему привалило! Я хихикнула, довольная тем, как он на меня смотрит, не в силах глаз отвести. Интересно, а у него уже?.. Почувствовала, как запылали щеки. Кровь воистину бурлит, и это безумно приятно!

— Так и будешь там стоять? — склонила голову на бок, скользя взглядом по рельефным мышцам, которые была не в состоянии скрыть даже ужасная рубаха из грубого серого полотна.

Потом подняла глаза выше, наслаждаясь четко очерченным ртом, подбородком с легкой щетиной — как умопомрачительно приятно будет, когда она начнет царапать мою нежную кожу! А вот и большой нос — правда ли, что говорят люди о соотношении размеров? Скоро узнаем!

И самое красивое, что есть у этого парня — глаза! Медовые, с искорками, они настороженно взирают на меня. Все не можешь поверить, что это не сон, мой сладкий? Даже не волнует, что глазами он так похож на своего отца, Хэнка. На редкость противный тип был, пока не сдох.

Когда-то я была против, чтобы первому ребенку оборотней оставили жизнь. А теперь рада, что не вмешалась тогда и не отправила это отродье на тот свет. Ведь такой ладный мальчик вырос! И он принесет мне столько удовольствия!

А начнет прямо сейчас!

Себастьян

Вот всего ожидал — дочку ростовщика фигуристую, жену мясника затейницу, даже внучку мыловара, которая меня давно обхаживает, увидеть в этом постоялом дворе, но уж точно не Лавию! С ее-то репутацией ледяной девы, которая ненавидит плотские утехи и всех за них шпыняет! Парни шутят, что своей служанке Лавия кое-что зашивает суровыми нитками, а та швы разрезает и снова греховодничает.

Но на кровати возлежала, иначе и не скажешь, именно она! Не пойми во что одетая, хотя, скорее уж, раздетая, со всеми прелестями наружу. А взгляд такой, будто она уже, как самка богомола, которые жрут своих мужиков после спаривания, высматривает, куда в первую очередь укусить.

Мама, роди меня обратно, что же делать? Сбежать? Судя по всему, не поможет, догонит и все равно обесчестит — дамочка настроена серьезно. Она решила, что у нее сегодня будет секс, и мое мнение, очевидно, ее ни капельки не волнует.

— Закрой дверь, если не хочешь, чтобы все увидели, как тебе повезло, — пропела ведьма.

Я оглянулся, в тщетной надежде, что в коридоре окажется кто-то мне на замену, но увы, там лишь дед поднимался по лестнице — такой древний, что уже и позабыл, поди, когда свою бабульку радовал в последний раз постельными подвигами. Попал ты, оборотень, попал!

Вздохнул, толкнув рукой скрипучую дверь. Та причмокнула, закрывшись. Лавия тоже, казалось, вот-вот причмокивать начнет — ее жадный взгляд ощупал меня всего, заставив почувствовать себя голым. Встав с кровати, она направилась ко мне. Стоило огромного труда сдержаться и не отступить назад.

Когда-то в босоного-сопливом детстве я, маленький оборотень, имел наглость не уступить дорогу скунсу, за что был жестоко и вонюче наказан. Вот высшие силы свидетели, сейчас счел бы за счастье «благоухать», как тогда, лишь бы перестать быть желанным этой дамочке!

— Что, никак не можешь поверить в свое счастье? — она истолковала мой столбняк по-своему. — Не тушуйся, волк, будь собой! — выдохнула ведьма мне на ухо и прижалась всем телом.

Сколько притирок ты на себя вылила, женщина? Едва не расчихался, а глаза наполнились слезами, потому что сильные запахи для оборотней — как лимоном брызнуть в морду кота! Этой мадам бы вот чем брызнуть и куда, чтоб в покое оставила, а? Скипидаром бы в то самое место, которое она мне весьма навязчиво предлагает!

Я улыбнулся, представив, как она завыла бы от переизбытка ощущений, но Лавия начала меня целовать. Неумело, но очень старательно. Вздохнул, признавая поражение — отбрыкаться не получится. Значит, придется отлюбить.

Протяжно выдохнул. Ох, тяжкая мужская доля! Женщины, как говорится, не всегда хотят, но всегда могут. А мужчины всегда хотят, но не всегда могут. Но у меня вариантов нет. Придется смочь.

Лавия

Он судорожно выдохнул, когда я прижалась к нему. Едва сдерживается, видимо! Такой жесткий — одни мышцы ведь! И мне так хочется, чтобы он со мной тоже был жестким, не нежничал!

Словно почувствовав желания своей госпожи, мой волк сжал так, что косточки затрещали, а потом в миг уронил на кровать. Не успела опомниться, как раздел. Кажется, драгоценный пеньюар придется выбросить, ведь парень в порыве страсти его попросту порвал!

Это еще больше зажгло меня. К счастью, Себастьян оказался очень напористым, живо перевернул меня на живот. Как он понял, что именно таким я его и хочу — властным, даже жестоким? Чтобы был как животное, яростное, грубое, любящее меня во всю мощь!

Я кричала, стонала, извивалась под ним, моему волку даже пришлось зажать мне рот рукой. Все равно, пусть все слышат, как нам хорошо вместе! Никто никогда так не обращался со старшей дочерью Маат, а оказывается, это умопомрачительное удовольствие, на грани с болью, принадлежать такому дерзкому мужчине!

Когда страсть схлынула, и мы остались, тяжело дыша, лежать на кровати, каждая пора на моей коже горела. Наверное, на ней, такой нежной, останутся синяки и царапины. Ну и пусть, они все равно не успеют зажить до нашей новой встречи!

Себастьян

Если надо что-то сделать, то молчи и делай. Вот я так и поступил. Повалил ее на кровать, которая оказалась еще скрипучее двери, сорвал одежду, которая разъехалась в клочья, и молча принялся за дело. Думал, если буду грубым чурбаном, больше Лавия меня не захочет. Но, по иронии судьбы, просчитался — оказалось, дамочка именно этого и жаждала, чтобы ее жестко трахнули без всяких нежностей.

Подо мной извивался самый настоящий вулкан. Ощущение, что забрался на норовистого быка, который в любой момент может взбрыкнуть и растоптать. Видимо, сказались долгие годы воздержания. И угораздило же эту мамзель возжелать именно меня!

Закончил и откинулся на спину, тяжело дыша. Иронично, но именно я сейчас чувствую себя как девственница, над которой жестко надругались в первую брачную ночь. Покосился на Лавию, которая перевернулась на спину. Судя по ее довольной улыбке, дамочке все пришлось по душе. Похоже, я влип.

— Тебе понравилось? — совсем как обычная женщина промурлыкала она, но пристальный взгляд, лезущий в самую душу, напомнил, что со мной в постели все-таки ведьма.

— А кому такое может не понравиться? — увильнул от ответа и, ухмыльнувшись, поднялся.

— Ты куда? — разочарованно протянула она, приподнявшись на локте.

— Госпожа Лавия, у меня работы невпроворот, — тут же отступил к двери, на случай, если она опять вскочит с постели. — Приходится делать не только приятное, но и необходимое.

— Когда мы наедине, можешь звать просто по имени, — милостиво разрешила женщина, и я мысленно выругался — так и есть, она не намерена оставлять меня в покое.

Ладно, сейчас главное — сбежать, а уж с последствиями будем разбираться потом. Я выскользнул за скрипучую дверь и сморщил нос — весь провонял розами и ванилью, готов, как свиньи, что попадались сегодня по дороге, в любой грязи вываляться, лишь бы избавиться от этого запаха!

Впрочем, в грязи меня уже вываляли — на шелковых простынях, только что. Но расскажешь кому, посмеются, не поймут, еще и упрекнут, что обнаглел. Впрочем, не привыкать, всегда все держу в себе, не знакомя мир с истинным Себастьяном. Да и не рвется никто особо узнавать меня настоящего. Я реальный никому не интересен.

Глава 2. Золотая рыбка

Сильвия

— Куда ты, дочка? — окликнула мама, когда я уже направилась к двери.

— К озеру, — ответила, обернувшись и посмотрев на нее. — А что? Ты хотела дать мне какое-то поручение? Тогда могу сходить позже.

— Нет, милая, иди. Отдыхай пока.

— Хорошо. Но как понадоблюсь, зови.

— Скоро позову, — она улыбнулась.

Почему у мамы такая грустная улыбка? Может, все-таки лучше остаться? Сделала шаг к ней, но та замахала руками, приговаривая:

— Иди, Сильвия, иди.

Вышла на крылечко и обо всем забыла. Такой денек прекрасный сегодня! Тепло, птички поют, небо высоченное сияет голубизной, будто кто-то как следует отдраил его от той хмари цвета голубиного крыла, что вчера сыпала зловредным дождиком до вечера, не давая хозяйкам просушить белье.

А солнышко тем временем прикорнуло подремать в облаке — пушистом, как крепко сбитые яичные белки под умелыми руками нашей поварихи Нины. Потому тепленько, но зноя нет, духота не стоит в воздухе, вынуждая каждую живую душу искать спасительный тенек, где можно сидеть, тяжело дыша и жалуясь на погоду.

Я зашагала к озеру, слушая стрекот кузнечиков. А вот и голубая гладь, посеребренная мелкими чешуйками от доброго, мягкого ветерка. Расположилась на травке у самой воды, жалея только об одном, что Дженни с собой не взяла.

Но малышка с недавних пор взялась за новорожденными козлятами присматривать, и отнеслась ответственно, ее теперь от этих малышей не оторвать. Все бы ничего, только Лавия постоянно ворчит, что дочка пропахла навозом. А на самом деле девочка пахнет сеном и кипяченым молоком с пенкой, которым поит своих козляток.

Что ж, я и одна скучать не стану. Подставила лицо рассеянным солнечным лучам, глянула по сторонам и оголила ноги. Совсем скоро зачастят дожди, начнет подползать холод, надо пользоваться такими изумительными деньками!

Время потекло вокруг, неспешное и невозвратное. Почему-то вдруг подумалось, что все это, вокруг — такое привычное и прекрасное, не вечно. Как говорит мама, все течет и изменяется. Когда-то и мы уйдем в вечность, и поселения нашего не будет. А что придет взамен? Я приставила ладонь козырьком ко лбу, пытаясь разглядеть, что мелькает в воздухе над озером.

Огромные дома из камня, высокие, будто десяток наших один на другой поставили. Да куда там, несколько десятков! По широким дорогам коробки разноцветные бегают, на колесах, как у телег наших. И все сияет, переливается!

Моргнула, исчезло. Что это было? Сердечко забилось часто, как у перепуганной зверушки. Неужели… видение? Ведь никогда раньше ничего подобного! Да и с чего бы, я уж привыкла, что магия младшую дочь Маат не особо жалует, все это знают, не секрет.

Некстати вспомнился Феникс, который упорхнул с листов гримуара моей матери после того, как прочитала заклинание. Может, все-таки я не такая уж бездарность? Стрельнула глазками по сторонам, потом затаила дыхание и повела рукой, шепча слова чар, которые мне никогда не давались, хоть тресни, на уроках ведьмовства.

Ой. Замерла, глядя, как с кончиков пальцев сорвалась золотистая пыльца и, долетев до водной глади, превратилась в золотую рыбку. Вильнула вуалью шикарного хвоста и бульк, нырнула в озеро!

Получилось, надо же! У меня получилось!

— Красиво вышло, — прозвучавший рядом голос заставил меня подпрыгнуть.

Ой.

— Себастьян? — выдохнула облегченно.

И когда подкрасться-то успел!

С опозданием заметила, что подол задран, поспешно натянула его на ноги. А ведь он не только коленки, но и рыбку, мной сотворенную магией, видел!

— Не рассказывай никому, хорошо? — попросила тихо.

— Не буду. — Улыбнулся и сел рядом. — Денек сегодня прекрасный. Будь у меня та золотая рыбка, пожелал бы, чтобы все дни такими стали.

— И только-то? — я прищурилась.

— Но она же все равно ненастоящая была. — Глаза стали такими грустными, что мое сердце сжалось.

— Да, это называется морок. У тебя что-то случилось?

— Что у меня может случиться? — улыбнулся широко, но тоска из глаз никуда не делась.

Что ж, рассказывать не хочет, насильно доверять не заставишь.

Шум позади заставил нас одновременно повернуть головы. Мимо прошла Алана со сворой своих подпевал. Зыркнула в нашу сторону взглядом — будто каменюку швырнула, но ни словечка не сказала и ушла.

— Она не обижает вас? — Себастьян внимательно вгляделся в мое лицо.

— Теперь нет, как ни странно, — пожала плечами.

А и в самом деле, раньше прохода не давала, каждый день какую-нибудь новую пакость удумывала, змея, а теперь присмирела.

— Может, у нее совесть проснулась. — Предположила я. — Нельзя же вечно быть такой зловредной гадиной.

— Ну, это уж вряд ли, — оборотень так искренне расхохотался, что и сама от улыбки удержаться не смогла. — Сильвия, она просто завидует вам по-черному, вот и все. Так что держите ухо востро с ней, хорошо?

— Да из-за чего завидовать-то? — нахмурилась. — Она ведьма сильная, да и все девчонки с ней дружат. А я…

— А вы, — перебил парень, — просто не знаете, какая вы чудесная, маленькая чаровница!

Его глаза так сияли, что смутилась и отвела взгляд, пробормотав:

— Ага, волшебная на всю голову.

— Вы просто себя еще не знаете, — прошептал Себастьян, — моя золотая рыбка.

Глава 3. Золотое руно

Себастьян

— Так кто была та недавняя мамзель? — шепнул Кнес, орудуя рядом со мной лопатой. — Аган рассказал про твои амуры в городе!

Язык у него длинноват, смотрю, у нашего Агана! Укоротить надобно! Я со злостью вонзил лопату в землю по самый черенок и нажал на древко, вывернув наружу шмат пахучего чернозема. Непрошенное напоминание пробудило память и слишком уж сильной болью полоснуло по душе, заставив язвительно ответить:

— Какая разница, кто? У дамочки засвербило, я помог, делов-то.

— И что они в тебе находят? — друг завистливо глянул на меня. — Тощий ведь, как наша старушонка каурая! Только глазастый, да еще языком молоть умеешь!

— Языком не только молоть надо, — усмехнулся, продолжив копать.

— Не, фуу, — Кнес скривился. — Чтобы я туда языком? Да ни в жисть!

— А воду ты как пьешь? — не удержался я.

— А чего?

— Ну, коли брезгливый такой, так подумай, как воду-то озерную пить, в нее же рыбы испражняются.

— Ис… чего?

— Писают и какают они туда.

— Тьфу, ну зачем сказал, Себ? — парень скривился. — Теперь думать о том буду!

— Мальчики, заканчивайте, — моя мать подошла к нам с кувшином в руках. — Испейте водицы, работнички!

— Ох, тетя Сара, только не хватало! — Кнес покосился на кувшин, сплюнул и, махнув рукой, направился к дому.

— Что ты ему сказал? — мама отдала воду мне и покачала головой. — Знаешь ведь, что он такой чувствительный!

Ага, я поперхнулся водой, засмеявшись. Двухметровый детина с нежной душой! Когда переживает, не замечает, как подкову в дулькину фигу сжимает!

— А тебе все хиханьки, — мать укоризненно посмотрела в мое лицо. — Думаешь, прикроешь шуточками, что на душе у тебя муторно? — она погладила по щеке. — Вижу ведь, что сам не свой в последнее время, сынок.

— Ничего, матушка, пройдет, — перехватил ее руку и поцеловал. — Ну, коли этой грядки тебе хватит, сажай. А у меня еще дела есть.

— Знаю твои дела, неугомонный. Когда выберешь девушку хорошую, из наших, да женишься?

— Когда рак на горе попой свистнет! — отшутился и подошел к большой лохани во дворе, около которой чистые рубахи, приготовленные матерью, лежали. Стянул грязную и, фыркая, начал мыться в холодной воде. Но недобрые мысли не отпускали.

Жениться? Нет уж. Одна девка на всю жизнь? Да через месяц взвою. Да и что с ней делать, помимо очевидного? Половина даже читать не умеет. А те, что грамоте обучены, думать не особо стремятся. Поговорить не о чем, кроме погоды да трудной работы. Ну, о соседях еще позлословить, вот и закончились общие темы.

А самое пакостное — всю жизнь пресмыкаться перед ведьмами, в погоне за призрачной надеждой получить разрешение родить дитя. Никто из наших и не задумывался никогда, что может быть по-другому. Что жить можно себе хозяином, получать за честный труд деньги, мир посмотреть, детей наплодить столько, сколько высшие силы позволят, счастливым стать.

Утерся полотенцем, надел чистую рубашку и пошел, куда глаза глядят. Соврал ведь матери, не осталось на сегодня никаких дел, только вечером скотине корм задать. Но то ближе к закату, когда коровы вынырнут из вечернего тумана и сытые, покачивая боками, неторопливо двинуться к своим дворам, мечтая о теплом стойле и дойке, которая освободит разбухшее вымя от молока.

Вот и мы, оборотни, как эта скотина, послушно делаем, что велено, и рады тому, что имеем. В точности также размножаемся по разрешению хозяев. Да, мы вчерашние животные, что выли на луну и бегали по лесам, жили в норах. Но мы были свободны! Не велика ли плата за сомнительную честь стать человеком? Да и человеком ли?

Вот я кто? Для Лавии, например? Мясо о двух ногах, которое ей, ведьме, приглянулось, да настолько, что она сочла этого волка достойным своей постели. Игрушка для потрахушек. Еще ведь и считает, что облагодетельствовала меня, допустив до тела своего великолепного такого смерда низко рожденного.

Я скрипнул зубами и сжал кулаки. Будь она неладна, эта старшая дочь Маат! Но толком разозлиться не успел — в глаза что-то ударило, ослепив. Что такое? Приставил руку козырьком ко лбу, вгляделся вперед и улыбнулся. Это белые волосы Сильвии сияют на солнце, как невиданное сокровище! Прямо золотое руно из греческих мифов!

Позабыв про Лавию, стоял и смотрел на младшую дочь Верховной ведьмы. Хоть ее волосы и цвета нетронутого снега, сама она такая теплая, нежная, добрая и наивная. Ни на мать, ни на сестру непохожая. И тянет к ней, как к пышущей жаром печке зимой.

Вот и я не удержался, спустился с пригорка, любуясь оголенными стройными ножками. Улыбнулся, глянув на рыбку, магией сотворенную, что нырнула в озеро.

Заметив меня, Сильвия тут же прикрыла ноги подолом. Жаль, такие красивые были! Попросила про рыбку никому не рассказывать, пришлось пообещать. Сел рядом, а она вгляделась в меня и, будто мать моя, все прочитала по глазам. Но и ей раскрывать ничего не стал. О таком разве расскажешь нетронутой душе, которая и зла-то не видит вокруг себя, всех хорошими считает?

У нее в голове не уместится, что кто-то может пользоваться другими, будто игрушками, не допуская и мысли, что у них имеются чувства, желания, самоуважение. Сильвия и Алану считает достойной прощения, и Лавию, и остальных. Могла бы, наверное, всех спасла бы. Вот только спасать их пришлось бы от самих себя.

Я сидел рядом, грелся о ее невинность, а думать мог только о том, что в свете ее чистых глаз сам себе кажусь перемазанным в грязи. А так хотелось бы счесть себя достойным этой неземной красоты! Укрыть ее от всех бед, защитить, никому не позволять даже думать о том, чтобы причинить ей боль!

Пока эта буря металась в моей душе, безжалостно выкручивая все чувства вдоль и поперек, Сильвия поднялась. Оторопел, глядя на нее снизу вверх, и ляпнул, не глядя:

— Уже уходите?

— Пора мне, — ответила, но заалевшие щечки рассказали правду — сам спугнул, смутил, взбаламутил эту невинность.

И это оборотень, которому молва давно навесила ярлык дамского угодника! Идиот!

— Позволите проводить? — встал и сделал шаг к ней.

— Н-не надо, — отступила тут же.

Волосы, подхваченные ветром, запутались в низко опущенной ветви дуба.

— Ой, — дернулась назад, но раскидистый зеленый великан и не думал отпускать.

Даже ему Сильвия приглянулась.

— Обождите, помогу. — Осторожно отнял у дуба добычу.

— Спасибо, Себастьян, — улыбнулась напоследок и зашагала к поселению.

А я остался смотреть на пару сияющих длинных волосков, которые развевались на ветру, сияя куда ярче, чем золотое руно из греческого мифа.

Что хотите делайте, не удержусь! Глянул по сторонам, не видит ли кто, бережно снял их с ветки. Да простит меня могучий старик-дуб за эту кражу. Настоящая драгоценность! А кто я такой, чтобы ею владеть? Обычный оборотень, бедняк без гроша в кармане, у которого есть только руки-ноги, да самомнение. И еще член, который по нраву Лавии. Не моими лапами чудеса хватать!

Скривился и отпустил волосинки сияющие, отдал ветру, что бережно подхватил их и понес прочь. Все дальше и дальше от меня. Что же я творю?! Погнался вдогонку, упал, запнувшись о камень, схватился за воздух, поднялся, ругаясь, снова помчался и лишь в последний момент, когда сияющие волосинки заскользили над водной гладью, будто солнечные зайчики, успел их поймать.

Выбрался на берег, смеясь в голос. Увидит кто, решит, что Себастьян сдурел. Да и пусть! Снял с шеи медальон, доставшийся мне от отца, раскрыл и привычно улыбнулся, глядя на две миниатюры внутри — я и моя сестра Катерина. Папа заказал их в городе, у заезжего художника. Так мои дети всегда будут рядом, говорил.

Я бережно сложил белые волосинки в кружочек и убрал в медальон. Теперь Сильвия тоже всегда будет со мной. Хотя бы так. По-другому не заслужил.

Глава 4. Выбор книги

Лавия

Мурлыкая под нос песенку, которую услышала в городе, я зашла в дом. Вот ведь привязался въедливый мотивчик! А самое главное, под него вспоминаются крепкие объятия Себастьяна и много чего еще. Как, оказывается, приятно хранить такую тайну, которая бродит внутри, как хмельная медовуха, будоражит, обжигает!

— Гошпоша Лафия, — Дженни, увидев меня, присела в неловком реверансе, как я ее учила.

Неуклюжая, как медвежонок! И шепелявая, жуть! Ну, и пусть! Сегодня даже эта недодочь не испортит мне настроение!

— Держи, — я протянула ей персик. — Чего замерла? Что сказать надобно?

— Ш-шпашибо, — прошептала девочка.

— На здоровье, — я взлетела вверх по лестнице.

Ополоснулась, переоделась и успела помечтать о Себастьяне, когда почувствовала, что кто-то стоит в коридоре, напротив моей двери.

— Чего тебе? — спросила, распахнув ее и увидев дочь.

— Шплошить. Мошно? — подняла на меня глаза.

Ишь, как осмелела с одного персика!

— Заходи, — посторонилась, пропуская девочку в комнату. — Что спросить?

— Я… — она отвела глаза и замолчала.

Все, смелость закончилась.

— Да говори уже, что хотела!

Не ребенок, мямля какая-то!

Конец ознакомительного фрагмента.