Путь наверх. Воительница

Елена Александровна Тимофеева, 2023

Владеть вечной молодостью ему недостаточно. Он жаждет бессмертия. Быть человеком, но стать равным богам.Он спасает от смерти ту, что вернула его к жизни. Он встаёт перед трудным выбором: любовь или бессмертие? Миг с тобой или вечность без тебя? Пятеро избранных отправляются к святилищу Ангела Света, где каждый получит воплощение своих грёз. Пройдя через множество испытаний, они обретают желаемое. Но к той ли награде шли, сумели ли услышать своё сердце, не ошиблись ли в выборе?

Посвящается Маргарите Анатольевне Пушкиной, прекрасному поэту и другу.

Пролог

Ей пришлось поселиться на острове, на маленьком клочке суши, окружённом водой. А хотелось жить раздольно, на равнине, в степи. Всю жизнь её терзала жажда простора, вольного ветра, солнца. В серые пасмурные дни сумерки казались вечными, а приход рассвета мнился несбыточной мечтой. Отшельница садилась у костра и подолгу смотрела на пламя, грелась его теплом и наполнялась его светом.

Но в ту зиму ей пришлось поселиться на острове, запастись терпением и ждать. Цена за её голову стала слишком высока, чтобы зимовать в городе. Снег ещё не успел укрыть стылую землю, когда странница перешла обмелевшую реку. Брод знала только она.

Снег выпал спустя неделю, и реку сковало льдом. Теперь путь на остров был открыт всякому: будь то зверь, человек или демон, но потаённые земли обрели хозяйку, и вошедшего без приглашения не ждал тёплый приём.

Однако никто не тревожил отшельницу, и она благополучно пережила половину зимовки, пока в её жизни не появился волк.

Тогда жажда солнца погнала её на материк. Чтобы утолить её, нужно было всего лишь подняться на вершину скалы, стать ближе к сонному небесному оку и глотнуть его белый свет.

Она шла медленно, ноги вязли в глубоких сугробах. Привычно оглядывая окрестности, заметила цепочку свежих звериных следов, и вдруг остановилась, увидев на белом красные капли крови. Отшельница вгляделась внимательнее и пошла по следу. Он привёл её к кустам шиповника с редкими бусинами ягод, которые не успели расклевать птицы.

Колючие ветви, засыпанные снегом, нависли аркой и закрывали от ветра, даровав последнее пристанище большому серому волку.

Зверь умирал. Сбоку, на шее, там, где его сородичи — верные и продажные городские собаки носят залысины от кожаного ошейника, зияла глубокая рана.

Увидев человека, волк оскалил пасть и глухо зарычал. Зрачки жёлтых глаз, подёрнутые поволокой боли, сузились, но грозный зверь оказался бессилен совершить свой последний бросок.

Отшельница шагнула к нему, выдернула из-за пояса клинок легированной стали, желая избавить раненого волка от медленной, мучительной смерти. Мороз крепчал с каждым часом.

Острие клинка тускло блеснуло в свете зимнего солнца, и зверь, увидев угасающим взглядом кинжал, оперся на передние лапы, силясь подняться и встать.

Волк принимает смерть стоя. Шакал елозит брюхом в пыли у ног своего мучителя — не волк. Шакал скулит, лижет руки палача, закрывает глаза в животном страхе. Волк смотрит смерти в глаза, гордо и прямо, принимая неизбежное, но не покоряясь.

И поражённая отшельница, видя гордое достоинство погибающего зверя, опустила занесённый для удара кинжал. Потом стала на колени подле волка и внимательно осмотрела рану. Главная жила оказалась цела, но зверь потерял много крови и ослабел на холоде.

Отшельница сняла с шеи толстый шерстяной платок, надкусила крепкое полотно, с силой дёрнула, разорвав на два длинных лоскута, и перевязала рану. Потом подняла тяжёлое лохматое тело, перекинула на плечо, и, оступаясь и увязая в снегу, медленно побрела обратно к острову. Подняться к солнцу в этот день она не успела.

Жилищем ей служила пещера в гранитном кряже. Белая звериная шкура завешивала вход в неё, сливаясь со снегом и делая издали неприметным для чужого взгляда. Отшельница опустила зверя на толстый войлок у очага, потёрла иззябшие руки. Отогреть бы сперва, но время дорого, и она поспешила налить в котелок воды и поставить на каменку.

Волк лежал неподвижно, дышал тяжело и хрипло, но не падал в беспамятство. Жёлтые глаза настороженно следили за движениями отшельницы. Она сбросила тяжёлый овчинный тулуп, и из старухи преобразилась в девушку — высокую, хорошо сложенную.

Она отбросила на спину длинные косы, покопалась среди горшков и коробов, стоящих у стены, нашла берестяную шкатулку. Достала толстую длинную иглу, вдела в ушко суровую нить. Положила иглу на каменку, прогрела, натянула край рукава на пальцы, чтобы не обжечься, захватила иголку, потрясла рукой, остужая, и подошла к волку, присела. Тогда и разглядел зверь её глаза — большие, чёрные, в которых было столько запрятанной вглубь тихой бездонной тоски, будто она прожила долгую жизнь и видела многое. И опустил взгляд, не в силах смотреть в глаза старухи на лице молодой девушки.

Он не бился, не рычал, лишь изредка вздрагивал, пока она зашивала рану. Отшельница не стянула ему пасть кожаным ремнём, и зверь не посмел оскалиться, обмануть такое доверие. Тонкие гибкие пальцы шили быстро и бережно, жалея, не причиняя новой боли.

Вот и всё. Девушка оглядела свою работу, наклонилась к волчьей шее, перекусила нить, взяла чистый полотняный лоскут и перевязала нетуго. После дотронулась до лохматой головы зверя, нахмурилась. Нехороший жар шёл от большого волчьего лба, и чёрный нос был сух, как скорлупа ореха.

Раненому зверю хотелось пить, и с трудом подняв голову, он полакал из деревянной миски тёплый взвар горьких трав, но когда девушка поднесла к его морде кусочек варёного мяса, волк закрыл глаза.

Низкий звучный смех эхом отозвался в сводах пещеры, и волк впервые услышал её голос.

— Ты сильный и гордый, — просмеявшись, медленно проговорила отшельница, глядя в жёлтые глаза зверя, — тебе унизительно есть с руки человека. Но хуже, обессилев от голода, упасть мордой в миску с едой! Ешь! — приказала она. — Если хочешь жить!

Волк хотел жить и покорно слизнул безвкусное мясо, царапнув шершавым языком ладонь хозяйки.

Два последующих дня он горел в лихорадке, борясь со смертью. Снаружи бушевала метель.

Отшельница сидела у огня и под завывание ветра пела длинную некрасивую песнь о злобном тролле.

Ледяные Скалы Безвременья, где Всемогущий Кронос, бог вечности и отец всего сущего, создал наш мир, виделись волку в том пении. Там жил Тролль, спокойно и счастливо, пока однажды не нашёл зеркало. И, посмотрев в него, он увидел своё уродство, и в ярости разбил о камень правдивое стекло. Налетевший ветер подхватил осколки, поднял ввысь и разнёс далеко по свету. Горе, кому соринкой попадёт в глаз малый кусочек того зеркала. Отныне мир будет видеться ему, точно из грязного окна — всей своей чёрной, безобразной стороной. Не будет в нём места гармонии, красоте, любви. Но ещё страшнее, когда такой осколок попадёт в сердце. Оно будет медленно превращаться в кусок льда. Живое, страстное, трепещущее сердце — в кусок льда…

Буря неистовствовала целую неделю, ненадолго стихая, чтобы набраться сил для нового буйства.

Волк, пережив бой со смертью и выйдя из него победителем, неподвижно лежал на войлоке и подолгу спал, восстанавливая силы. Он покорно глотал горькие зелья и ел всё, что давала хозяйка. Непогода не дозволяла далеко уходить от пещеры, но девушка держала запасы на дни, когда нельзя охотиться.

Она выкапывала из-под снега мёрзлые тушки тетеревов и варила суп с ароматными кореньями и травами, что висели большими пучками под потолком. Но жареное на вертеле мясо нравилось волку больше.

Размеренно текло время, ведя точный счёт зимним дням.

Отшельница любила своё оружие, с удовольствем точила и чистила клинки. Кинжалы, ятаган, секира и меч висели на каменной стене, и девушка подолгу любовалась красными отблесками пламени в зеркале полированного лезвия. Частенько, прогоняя скуку, она толкла в порошок кусочки древесного угля, белой, красной и голубой глины, смешивала с водой и растопленным медвежьим жиром, и получала краски. Потом затачивала ножом тонкие палочки и рисовала картины на обрывках пергамента и просто на стенах.

Странные то были картины, текли в них алые реки, резвились в их водах демоны под лучами огромного солнца, а в небе парили диковинные, свободные, как ветер, птицы.

И, что бы ни делала отшельница, она всякий раз пела бесконечную песнь о злобном тролле.

Однажды она нарисовала волка. Не серебристо-серого, а иссиня-чёрного, с красным огнём в глазах, оскаленной пастью и вздыбленной на загривке шерстью. Волку картина не понравилась — сквозила в ней тупая, безотчётная ярость, но хозяйка осталась довольна работой. Повесила рисунок в изголовье лежанки и в тот вечер пела другую песнь, о пурпурной реке в небесах, о закате, что плавит оконные стёкла. Волк слушал её тихий голос, полный затаённой печали.

Минула неделя. Буран стихал. Волк выздоравливал. Отшельница варила еду, прибиралась в пещере, выдалбливала из дерева кружки и миски, чистила клинки, рисовала картины, пела песни, но волк никогда не видел, чтобы она молилась. Ни Кроносу, ни другим богам.

Однажды утром она нашла в своих волосах вошь. Пришлось отставить начатое приготовление яда для отравленных стрел и таскать снег, чтобы натопить воды. Отшельница убрала с пола служивший ковром войлок, поставила на его место деревянную лохань и положила в очаг большой гладкий валун.

Когда вода согрелась, вылила её в лохань, в миске поменьше развела щёлок, ещё в одной заварила кипятком ядовитую чемерицу. Проворно разделась, захватила деревянным ковшом воды и плеснула на раскалённый камень. Пещеру заполнил густой, горячий пар.

Волк лежал у входа — там было не так жарко — и, положив морду на передние лапы, смотрел, как девушка раздевается и расплетает косы. Печати прошлого читались на её теле — длинные шрамы на спине и круглых ягодицах — память о хозяйской плети. С правой стороны, от плеча, через высокую грудь, к бедру спускались причудливыми цветами узоры татуировки — знака племени, которого больше не было.

Отшельница распустила волосы и внимательно рассматривала каждую прядь на просвет. Она выбрала всех вшей, что смогла достать, вытаскала гнид. Зачерпнула пригоршней горько пахнущий отвар, принялась втирать в голову. Если и проглядела какую ползучую пакость, то трава закончит дело.

Девушка перебросила вперёд волосы, склонилась над лоханью, но ощущение тяжёлого пристального взгляда заставило её обернуться. Положив морду на передние лапы, волк смотрел на неё, и в его немигающем взгляде читалось почти человеческое выражение.

— Иди спать! — коротко приказала отшельница, прогоняя не волка, а охвативший её суеверный страх.

Зверь поднялся, пошёл и лёг за очагом, в самом дальнем и тёмном углу пещеры.

А ночью волк ушёл. Когда хозяйка проснулась, его уже не было. Она сползла с травяного матраса лежанки, подошла к выходу, откинула шкуру и выглянула наружу. От пещеры тянулась по снегу цепочка звериных следов, а стужа стояла такая, что птицы замерзали на лету.

— Безумец, — покачала головой девушка, — беглец. Дороги нет!

Она опустила шкуру и, вернувшись в тепло, принялась разогревать вчерашний суп и петь длинную некрасивую песнь о тролле, которую то удлиняла, то окорачивала по своему настроению.

Глава первая.

Волк

Демира вспомнила о волке только сейчас, в вихре погони, когда напуганный запахом крови конь мчал её через лес, взметая копытами сухие листья. Чуть не год минул с той поры, уже и забыла давно, и вдруг вспомнила. Наверное, потому, что, как и волк тогда, она теперь не боялась смерти. Умереть не страшно; важно, как умереть.

Демира знала: если её настигнет та свора, что скачет позади, её смерть не будет лёгкой. Но пугало не это. У неё достанет сил вынести пытки. И на раскалённых углях стоя, она найдёт мужества плюнуть в рожи своих врагов. Но перед пытками и смертью её ждало бесчестье, и это заставляло воительницу в последних проблесках сознания гнать охваченного ужасом жеребца вперёд. Выдержать бой одна против дюжины, раненая трижды и истекающая кровью, она не смогла бы.

Они знали это и потому не посылали больше стрел. Они хотели взять её живой и оттянуться всласть, заодно и отомстить за гибель четверых из своей своры. За то, что такие меткие руки — отрубить по локоть; за то, что такие зоркие глаза — выколоть остриём кинжала, да нет, прямо пальцами выдавить! Но перед тем, за непокорность, за то, что бросала вызов богам и законам — все двенадцать пройдут по её телу!

Нет, не настигнут, не схватят! И уставший конь мчит ещё быстрее. А свора несётся следом, улюлюкает в погоне. Шакалы, загоняющие раненую лань, не знают, что скачут за нею на смерть.

Только бы не потерять сознание, не отпустить поводья! Ещё немного гонки в прозрачном, пахнущем прелой листвой лесу! Уже близок тот резкий поворот, там, у самой границы владений колдуна Арий Конрада, куда никто не смеет ступать! Уже скоро конь вынесет всадницу на скалу, обрывающуюся над рекой, и, не чувствуя тверди земной под копытами, полетит дальше, в небо, навстречу слепящему Солнцу. Свора, опьянённая погоней, не сможет сдержать коней, и сорвётся вниз, в пенный поток, на острые камни, куда сорвётся и она тоже, но после. Когда дотронется до Солнца.

Только бы удержаться в седле, не потерять сознание! Красное марево заволакивает глаза, в пробитых стрелами руках всё труднее удерживать поводья. Скрученные из сыромятной кожи, они выскальзывают из мокрых от крови ладоней. Свора всё ближе, горланит и брызжет слюной, чуя близость добычи. И уже рукой подать до спасительного поворота, когда перед глазами Демиры земля и небо меняются местами, и она валится с коня, не успев послать закату прощальный взгляд.

«Умереть достойно!» — стучало в её голове сквозь пелену забытья, но не было сил поднять налитые свинцовой тяжестью веки. Гул в ушах глушил и шелест ветра в облетевших деревьях, и шорох опавшей листвы, и пьяный хохот торжествующей своры. Нет, хохот должно быть слышно! Она-то знает, как ликуют загнавшие лань шакалы, и как должны ржать эти жеребцы, спеша расстегнуть свои прелые, вонючие портки. Но шум в голове постепенно стихал, и другие звуки не спешили проникнуть в сознание Демиры. Тишина стояла вокруг, когда боль в пронзённом стрелой левом боку вновь бросила её в сумрак забвения.

И она видела мчавшего в ад Чёрного Всадника, который даже не взглянул на неё, и свет впереди, сначала неверный, потом ослепительный, и Небесного Стража, что захлопнул перед ней Врата Вечности, и Свет иссяк.

Пробуждение сознания пришло быстро, и боли больше не было. Свет прошёл миллионами золотых нитей через её израненное тело, вдыхая в него жизнь, и Демира, тяжело вздохнула и открыла глаза.

Туманный взгляд скользнул по каменным стенам, исчерченным непонятными знаками, задержался на висящем в изголовье перевёрнутом чёрном кресте, потом на маленьком мозаичном восьмигранном окне под потолком. Сквозь него, будто вестник гостя из другого мира, падал на пол узкий трепещущий луч света.

Демира лежала в тесной комнате на жёстком ложе, мягкая коричневая шкура укрывала её ноги. Длинная тканая рубаха была надета на ней, а раны умело и туго перевязаны полотняными бинтами.

Ей оставили жизнь, над ней не надругались, кто-то обмыл и перевязал её раны — зачем? Чтобы продать рабыней на рынке ближайшего города? Тупая боль наливала тело свинцовой слабостью, но Демира помнила: рождённый свободным не смеет спать, пока плетёт из кожаных ремней ошейник тот, кто назовёт себя твоим хозяином. Нужно бежать сейчас, прежде, чем кто-то войдёт в эту комнату.

Стиснув зубы, воительница медленно поднялась с одра и встала босыми ногами на ледяной каменный пол. Подивилась беспечности своего тюремщика: в углу стоял её меч в кожаных ножнах, выгибал спинку тисовый лук, поблёскивали перья на стрелах в потёртом колчане с бахромой. Даже те два стилета, рукоятки к которым она сама выточила из кости и тщательно отполировала, лежали рядом, на полу.

Демира повесила на плечо лук, опоясалась и прицепила к поясу колчан со стрелами, взяла тяжёлый меч. От движения раскрылись и закровили раны, но это мелочи, которых не замечает волк, попавший в капкан и отгрызающий себе лапу.

Воительница открыла тяжёлую дубовую дверь и, шатаясь от слабости, вышла в узкий, длинный, каменный коридор, освещаемый двумя горевшими на стене факелами. Прошла его весь и очутилась перед другой дверью — массивной, окованной железом. Взялась за кольцо, потянула на себя, дверь тяжело поддалась, отворилась, и Демира ступила в просторный зал.

Шесть каменных колонн с высеченными на них ликами злобных химер поддерживали высокий, сумрачный свод. На чёрном мраморном полу был очерчен мелом круг, а поодаль стоял тяжёлый дубовый алтарь, покрытый пурпурного цвета материей. Вокруг него ровными линиями выстроились свечи чёрного воска, образуя собой всё тот же перевёрнутый крест.

А в конце зала, под мозаичным окном из синих и жёлтых стёкол, стоял массивный дубовый стол. Толстые старинные книги в тяжёлых медных переплётах лежали на столе, а за ним в каменном кресле застыла жуткая фигура в багровом плаще с капюшоном, который скрывал её лицо. Видна была только белая бескровная рука с зажатым в пальцах орлиным пером, взметнувшаяся вверх и замершая на мгновение, будто раздумывая перед подписанием чьего-то смертного приговора.

Демира едва успела увидеть всё это. Своды зала содрогнулись, лики химер на мраморных колоннах ожили, исказились злобными гримасами, зелёный огонь вспыхнул в каменных очах. Запах плесневых грибов и мокрой земли, вой ветра, хлопанье кожистых крыльев, скрежет когтей и демонический хохот заполнили зал. Полезли из стен скрюченные, узловатые корни. Белые тени призраков возникли из ниоткуда и заплясали у алтаря, оглашая воздух жутким завыванием. Пламя свечей, горевших перевёрнутым крестом, погасло, ветер сбрасывал со стола старинные фолианты, трепал их, вырывал листки, подбрасывал вверх, кружил в сумасшедшем водовороте и стремительно обрушивал вниз.

Страшные оскаленные морды выступили из пустоты и окружили Демиру. Она схватила меч, но невидимая сила вырвала его из рук и ударила о стену так, что дамасская сталь разбилась на мелкие осколки, точно ледяная сосулька.

Фигура в красном плаще выпрямилась и властно прокричала, заглушая рёв ветра и вой демонов:

— Стой, где очерчен мелом круг!

Демира ступила за белую линию, а облачённый в багровый плащ поднял кверху руки и прокричал что-то на непонятном и страшном языке. Будто не человек говорил, а коршун клацал клювом.

И призраки исчезли. Одним взмахом красного рукава он вернул в ад все бесчинствующие здесь тёмные силы. Звенящая тишина заполнила зал, только листочки растерзанных старинных фолиантов бесшумно кружились в воздухе.

— Кто ты? — тихо спросила Демира, обессилено опускаясь на пол и глядя на выпрямившуюся перед ней фигуру в красном, лицо которой по-прежнему скрывали складки капюшона.

— Арий Конрад, — отчётливо прозвучал под сводами зала низкий, леденящий душу голос, — магистр Ордена Сов.

Арий Конрад! Имя, повергающее в трепет всё живое от Северной Киммерии до границы Океана!

Демира вскочила на ноги, выхватила из-за пояса оба своих стилета, но движение вызвало такую острую и пронзительную боль, что тьма ступила в голову, колени подкосились, и она рухнула без чувств на мраморный пол.

Холодное прикосновение выдернуло её из темноты забытья. Она вскинула руки, вцепилась в горло незримому врагу и сжала, вложив в них все оставшиеся силы. Но твёрдые, будто железные, пальцы перехватили её запястья, и у самого уха она услышала хриплый сдавленный голос:

— Опусти руки! Клянусь водами Стикса, я не причиню тебе вреда!

Демира ни разу не слышала, чтобы нарушали такую клятву, поэтому ослабила хватку, опустила тяжёлые руки.

Мутная пелена перед глазами постепенно растаяла, и близко перед собой она увидела лицо молодого мужчины — худощавое, скуластое, с забранными назад длинными светлыми, почти белыми волосами. Красивые густые каштановые брови не смягчали застывшего взгляда светло-серых, холодных и бесстрастных, точно оловянных, глаз. Эти глаза обитателя преисподней, не мигая, смотрели на Демиру, и она с трудом подавила в себе желание снова вцепиться колдуну в горло.

— Я не причиню тебе вреда, — повторил он тем же низким, душу леденящим голосом, — позволь мне закончить начатое.

Только сейчас Демира осознала, что лежит в той же каменной келье, и перед нею призрак из зала с колоннами, только красный плащ он снял. Высокий мужчина, одетый в штаны из мягкой чёрной кожи и плотно обтягивающую грудь рубаху из тонкой чёрной материи. Затейливый амулет из волчьих клыков, птичьих когтей и кроваво-красных рубинов качнулся на серебряной цепи, когда колдун склонился над Демирой.

«Позволь мне закончить начатое», — он менял повязку на ране в её левом боку, самой глубокой, болезненной и рваной — враги нарочно высекали зазубрины на наконечниках стрел. Под рубахой ничего надето не было, но колдун не смущался её наготы, полностью поглощённый своим делом.

— Не следовало вставать так рано, — хмуро проговорил он, — сильная кровопотеря окончательно ослабит тебя, да и рана может воспалиться.

Он смочил в медном тазу тёмные мясистые листья и приложил к ране. Демира невольно дёрнулась — в боку зажгло так, словно туда насыпали кайенского перца.

— Это остановит воспаление, — пояснил колдун, накладывая поверх листьев кусок чистого полотна.

Голова кружилась, звенело в ушах, но ей важно было знать, и она спросила:

— Почему ты помогаешь мне?

— А ты знаешь, сколько стоит твоя голова в Агропе? — вопросом на вопрос ответил колдун, и таким мрачным безразличием был наполнен его голос, что Демира не сразу поняла: шутит он или говорит серьёзно.

Она облизнула сухие губы и негромко сказала:

— За то, что к жизни вернул, не благодарю. Моя жизнь нечего не стоит. А за то, что от позора спас — до конца твоим должником буду.

— Долги уже оплачены, Демира, — возразил колдун, и воительницу почему-то не удивило, что он знает её имя.

— Когда? — спросила она.

Он окончил перевязку, опустил подол её рубахи и накрыл её голые ноги шкурой. Выпрямился во весь рост, статный, сильный, безразлично-надменный.

— Той зимой, в месяц вьюжень, — ответил спокойно.

— Я не знала тебя до этого часа, — уверила его Демира, — и прежде никогда не ступала в твои владения.

— То правда, — кивнул он, — это я вошёл на твою территорию.

И, читая недоумение в глазах гостьи, пояснил:

— Ты не добила тогда раненого волка, ты принесла его на руках в пещеру, ты зашила его рану, дала ему еды и воды. Ныне я плачу тебе свой долг, а ты ничего не должна мне.

— Волк? Волк — ты? — холодея, спросила Демира, вспоминая страшные сказки об оборотнях, что сказывал долгими зимними ночами седой и скрюченный прадед в её далёком детстве.

Колдун отвернул ворот своей чёрной рубахи, низко наклонился, и она увидела белый шрам у основания его шеи.

— Узнаешь свою работу? — вопрос прозвучал насмешкой.

Она не ответила. Арий Конрад выпрямился, и на долю мига воительница успела увидеть жёлтый волчий отблеск в его холодных серых глазах.

Оборотень! Зверь! Побратим нечистой силы! Липкий ужас придавил Демиру каменной плитой к ложу, кончики пальцев похолодели, лоб покрыла ледяная испарина.

— Я не причиню тебе вреда, дитя Солнца, — в третий раз повторил магистр, — когда ты почувствуешь в себе силы сесть на коня, ты покинешь мой дом. А теперь тебе нужно выпить это, — и он протянул девушке серебряный кубок с чем-то тёмным, издающим пряный аромат.

Демира настолько была раздавлена слабостью, болью и суеверным страхом, что не нашла в себе силы приподняться. Тогда магистр поднёс кубок к её губам, но она отстранила его руку.

Красиво очерченные брови Арий Конрада сошлись над переносицей, он запрокинул голову и коротко рассмеялся.

— Ты заставила волка есть со своей руки, и волк ел, чтобы выжить. Ныне ты будешь пить с руки волка, если хочешь жить, — холодно отчеканил он и, приподняв Демиру за плечи, опять поднёс к её губам кубок с зельем.

И когда она глотала горькое питьё, ей на мгновение показалось, что не белая костлявая рука держит кубок, а огромная волчья лапа с длинными, изогнутыми, чёрными когтями.

Воительница зажмурилась, мотнула головой, отгоняя наваждение, а когда вновь открыла глаза, рука, державшая серебряный кубок, была обыкновенной человеческой рукой с длинными тонкими пальцами, не костлявая совсем, разве бледная — и только.

Глава вторая.

Предложение

Как долго носило Демиру по свинцовым волнам этого тяжёлого сна, она того не ведала. Выпив колдовского зелья, она рухнула в бездну без конца и начала, без звука и света, чёрную, ровную, незыблемую.

— Хозяин, не оставляй меня больше с нею! — вопил по ту сторону бездны испуганный голос. — Она умирает! Она бредит и в бреду говорит страшные вещи!

— Она не умрёт, — насмешливо отвечал ему другой голос, низкий, знакомый, — она не прошла всего пути.

Демира мечется по постели, пытаясь вырваться из цепких объятий Гипноса.

— О, хозяин! — шепчет полный тревоги первый голос. — Она так молода и так прекрасна! Моим очам больно зреть, как эти раны уродуют её совершенное тело! Бедняжка!

— Ха-ха-ха! — смеётся отрывистым сухим смехом тот, другой. — Уж не влюбился ли ты, Арефа?

— О, хозяин! — вздыхает первый голос. — Она даже не взглянет на меня!

— Взглянет, отчего же! — хохочет второй голос. — И только!

Ледяные пальцы касаются лба Демиры. Тяжело вздохнув, она открывает глаза, видит бледное лицо Арий Конрада. Он кладёт холодную ладонь на её грудь, шепчет звучным клокочущим шёпотом:

— Инфламма! Риторна!

Облако густых благовоний окутывает раненую, и в дымке курений она видит другое лицо, юное, чистое. Чёрные глаза смотрят на неё встревоженно, и поймав её взгляд, улыбаются. Юноша отбрасывает со лба чёрные кудри и радостно восклицает:

— Она пришла в себя, мессир!

— Видишь, Арефа? — удовлетворённо кивает магистр. — Свою жизнь она не ценит ни в динар, но не ей решать, когда уйти. Каждый должен пройти свой путь. А теперь дай ей поесть.

Юноша поднёс к губам Демиры чашку с похлёбкой, но она сделала слабое движение рукой, отстраняя посудину.

— Хозяин, — озадаченно проговорил юноша, — она не хочет есть. Должно, невкусная похлёбка? Может, я забыл чего положить? Корешков забыл?

— Кишков лягушачьих забыл! — передразнил его Арий Конрад. — Она не ест, потому что думает, что ты намешал в своё варево червей и жаб. А колдуны не едят червей и жаб, они лишь пьют в полнолунье кровь девственниц.

— Скоморох базарный! — хрипло проговорила Демира, удивляясь тому, как тихо звучит её голос.

Арефа побледнел так, что его румяное лицо стало бледнее лица магистра.

— Мессир, — прошептал он, — вы слышали?

— Меня мутит от запаха еды, — будто колючий ком стоял в горле, мешал говорить Демире, — когда я смогу есть, я съем и червей, и жаб, и всё, что дадите.

Арий Конрад в упор смотрел на дерзкую воительницу, пряча улыбку в уголках жестоких надменных губ.

— Свою жизнь она не ценит ни в динар, — повторил он, — а правитель Аль Магруф готов заплатить за неё десять тысяч. Присматривай за ней, Арефа, — велел помощнику и вышел из кельи.

— Десять тысяч динариев! — повторил ошеломлённый юноша. — Такова цена за твою поимку? Что ты сделала, что за тебя обещана такая плата?

— Почему ты зовёшь его хозяином? — спросила Демира. — Ты служишь ему?

— Магистр Арий Конрад воспитал меня, — ответил Арефа, — моя мать была уличной женщиной. Роды застали её в лесу. Когда мессир нашёл меня, она была мертва. Он подобрал меня младенцем, выходил, вырастил, и я предан ему душой и телом.

— О да! — согласилась воительница. — Лучший способ заполучить верного пса — это приручить его щенком.

— Магистр заменил мне отца! — возразил оскорблённый Арефа.

— Да ведь он молод! — не поверила Демира. — Если он воспитал тебя, то должен быть в летах!

— Магистр живёт уже третий век! — сказал юноша. — Ему известен секрет вечной молодости.

— А бессмертия? Я слыхала, он бессмертен…

— Увы, мессир смертен, — печально вздохнул Арефа, — но он сумеет найти секрет бессмертия, — добавил уверенно.

— Слишком скучно быть бессмертным, — губы раненой сложились в презрительную усмешку, — гоняющийся за вечной жизнью и боящийся смерти труслив и смешон.

— Не говори так! — побледнел ученик магистра. — Арий Конрад не знает страха! В его груди сердце льва!

— Лев тоже собака! — зевнула Демира и, не видя, как вскинулся Арефа, спросила: — Колдун поручил меня твоим заботам. Как долго его не будет?

— Сколько обычно длится месса на горе Кулаберг? — спросил сам себя юноша. — Дня три, редко, когда дольше.

— Надо поправляться и уезжать отсюда, — пробормотала Демира, взяла миску из рук Арефы, и, давясь, через силу глотнула теплого супа.

Всяк слыхал про то проклятое место — чёрную гору Кулаберг, обиталище Аримана — Князя Тьмы. Туда не то, что человек — дикие звери не смеют ступать, там не растёт ни одного дерева, и ни одна птица не расправляет крылья над её вершиной.

Мистический Орден Сов! Три века назад его рыцари бросили вызов Ормузду — Богу Света, желая выкрасть у его жрецов Книгу Бессмертия и приготовить эликсир вечной жизни, дарующий безграничную власть в Новом мире. Согласно преданиям, Совы потерпели поражение в неравной битве с Ангелами Света. Те, кто остались в живых, не смогли найти дороги обратно из Белой Пустыни, и в наказание за свою гордыню вечными тенями обречены скитаться по раскалённым пескам. Лишь Арий Конрад чудесным образом избежал кары, обрёл секрет вечной молодости и полон-таки решимости обмануть Ормузда и завладеть Книгой Бессмертия.

Этот живой призрак рождал в Демире неизъяснимый трепет; своим могуществом, властью над необъяснимым против воли притягивал к себе. Он умел управлять временем, владел секретом вечной молодости, легионы демонов подчинялись одному взмаху рукава его красного плаща. Грозный и прекрасный, надменный и величественный, презрительный и равнодушный, Арий Конрад не мог не вызвать к себе интерес.

К вечеру того же дня Демира нашла в себе силы подняться с постели, оделась и заплела косы. Арефа поил её мерзостными отварами, нестерпимо-горькими, скулы сводящими, но эти зелья возвращали её к жизни.

Ночью она спала спокойно, без кошмарных сновидений, а к исходу нового дня даже смогла выйти из чертогов колдуна к свету.

Солнце клонилось к закату. Демира и Арефа стояли у подножия скалы — жилища Арий Конрада — и смотрели на медленно опускающийся за кромку чёрного леса огненный шар. Красные отблески лизали вершины деревьев, в лучах заката небо казалось багрово-фиолетовым. Солнце золотило длинные ресницы Демиры, смягчало суровый взор воительницы.

Природа готовилась ко сну. Всё вокруг дышало чистотой и покоем и даже не верилось, что здесь, в этой скале — обитель чёрного мага, переплетение подземных галерей, где вальсируют призрачные фантомы, радуясь завершающей стадии мессы на Кулаберге.

Следующим днём Демира совсем оправилась. Раны затянулись и почти не болели, слабость отступала. Арефа расстарался: сварил на ужин такую похлёбку из зайчатины, что можно было вместе с ложкой её съесть. И поев, Демира почувствовала, как в раненое тело возвращаются и прежняя ловкость, и гибкость, и сила.

— Хочу спросить тебя, Арефа, — сказала Демира, — наёмники Аль Магруфа, что гнались за мной, что с ними сталось?

— Я покажу тебе, — ответил юноша, — следуй за мной.

Они прошли через весь длинный коридор, затем он отворил боковую потайную дверь, и Демира увидела ведущую вниз каменную винтовую лестницу. Арефа снял со стены факел и взял её за руку.

— Не оступись.

Опираясь на горячую, вздрагивающую от волнения руку юноши, Демира осторожно спустилась вниз и вошла в сырой промозглый зал. Она не сразу поняла, из чего сделаны лампады, освещающие это место, а когда разглядела, то холодок скользнул по спине. Ароматное масло горело ровным светом в тщательно отполированных человеческих черепах!

О магистре Ордена Сов ходили разные слухи, но теперь она сама видела, что являет он собою. Их было двенадцать! Двенадцать вооружённых до зубов головорезов, каждый из которых одним взмахом сабли мог разрубить противника пополам.

— Арефа, — борясь с тошнотой, прошептала Демира, — колдун отсёк им головы и выпотрошил их черепа?

— Мне про то неведомо, — отозвался юноша, спокойно поправляя фитиль в одном из светильников, — мессир принёс тебя, раненую, беспамятную, бросил мне под ноги мешок с этими черепами и велел сделать из них лампады. В эту же ночь он спустился в этот зал и зажёг их взглядом — все двенадцать. Потом долго стоял посреди зала, скрестив на груди руки, и от тела его шёл едва зримый голубой свет. Потом сказал: «Видишь, Арефа, как горит масло в этих светильниках? Так же горят в аду души тех, кто хотел погасить этот луч света».

— Что он может знать о свете! — горько вздохнула Демира.

— Он знает, — ответил Арефа, с тихим благоговением глядя на неё, — и хоть очи твои чёрны, как безлунная ночь, в них живой ясный огонь. Косы твои пахнут летней травой, все краски солнца играют на твоём лице. Ты истинно дитя Солнца. Не Луны.

Демира вздохнула. Цветистые речи из мужских уст не ласкали её гордыню, не трогали слух и вызывали лишь досаду. Она молча прошла в середину зала, где стояла огромная, под потолок, золотая статуя богини Гекаты. Может, и не золотая, а лишь покрытая позолотой. Откуда столько золота? В этих скалах сокрыта золотая жила? А может, сам колдун плавит золото здесь, под землёй?

У подножия статуи был сооружён массивный каменный жертвенник, пятна засохшей крови темнели на нём, и воительница ощутила нестерпимое желание поскорее уйти отсюда, подняться из подземелья к свету. Она шагнула к крутым ступеням, Арефа догнал её, взял за руку и помог выйти. Юноша прожил с Арий Конрадом всю жизнь, с рождения, и ничто не смущало его в этих отшельничьих покоях, а у Демиры всё увиденное вызывало смятение. Когда они вышли из каменных чертогов, её ещё долго сотрясала дрожь.

— Улететь бы птицей, — тихо молвила она, глядя в серую прозрачность осеннего неба.

— Твой конь пасётся по ту сторону горы, — отозвался Арефа, — ты можешь уехать, когда захочешь.

— Завтра, с первым лучом рассвета, — решила Демира.

Юноша смотрел на неё, и печаль таилась в его взгляде.

— Далёк твой путь? — выговорил он через силу.

— О да, — взгляд воительницы, устремлённый вдаль, был отрешён и холоден, — я пересеку Киммерию и двинусь на Север. Там я найду своё королевство. Я верю, что где-то оно есть — моё королевство.

— А король? — голос Арефы звучал совсем безжизненно.

Демира повернулась, смерила его тяжёлым взглядом, и уголки её красивых, чуть полноватых губ дрогнули в презрительной усмешке.

— Зачем мне король, Арефа? Я буду королевой.

— Дух твой твёрд, взгляд ясен, руки ловки, ноги быстры, ум остр — ты будешь королевой, — заключил ученик магистра.

— Не возьму тебя с собой, — отрубила Демира, — не люблю рабов.

Арефа молчал, глядя, как танцует ветер в опавших листьях.

— В хрустальном шаре ты видишь этот мир, — напомнила воительница, — у каждого свой путь. Служи магистру, и, возможно, он поделится с тобой секретом бессмертия.

В глазах юноши сверкнул странный огонёк, губы разомкнулись, он хотел что-то сказать, но не произнёс ни слова. Демира подошла ближе и положила ему на плечо руку. Взгляд её потеплел.

— Ты заботился обо мне. Я буду помнить.

— И я тебя никогда не забуду, — эхом отозвался Арефа.

Когда совсем стемнело, они разожгли костёр и пекли на огне лесные яблоки, нанизав их на тонкие прутики. Луна пошла на убыль и смотрела из-за облаков, хитро прищурив единственное око. Воздух, наполненный полынной горечью, запахом прелой травы, ещё хранил тепло осеннего дня, дурманил, кружил голову. Тихо потрескивали янтарные уголья, и далеко за лесом, в болоте, заросшем осокой, тоскливо кричала выпь.

Демира сидела близко к костру, натянув на голые колени рубаху и обхватив их руками. Отблески пламени бросали золотые тени на её задумчивое лицо. Тяжёлые косы чёрными змеями спускались по спине. В них девушка вплела маленькие жёлтые цветочки, что цветут в лесу до поздней осени. Арефа собрал их днём, чтобы её порадовать.

Они молчали. Магия ночного леса была так сильна, и единение с природой было настолько тесным, что вмешаться живым словом — значило сломать хрупкую гармонию.

В небе трижды ухнул филин, и эхо зловещим многоголосьем повторило его полночный клич. И едва стихли последние отзвуки, как приглушённый опавшей листвой, послышался топот копыт, и из леса на полном скаку вылетел чёрный, словно из царства мрачного Аида, конь.

Верховой, закутанный в плащ, осадил лошадь перед самым костром так резко, что та взвилась на дыбы, показав всю силу и грацию неукротимого животного. Всадник сбросил капюшон — и Демира узнала магистра Ордена Сов Арий Конрада.

— О, ты совсем оправилась, — голос колдуна звучал глухо, словно тело его уже перенеслось сюда, а сознание ещё находилось там, на вершине Кулаберга, — когда отправишься в путь?

— На рассвете, — ответила она.

— Достанет ли тебе сил? — глаза цвета расплавленного олова смотрят на неё в упор.

— Да, — последовал решительный ответ.

Арий Конрад медленно повернул голову, оглядел ночной лес, словно раздумывая о чём-то, потом позвал:

— Карфакс!

Вдалеке послышалось знакомое ржание, топот копыт, и на поляну к пещере выехал конь Демиры, сильный, быстрый выносливый жеребец буланой масти.

— Карфакс! Мой верный! Мой славный! — Демира подошла к коню, похлопала по боку, погладила. Уж и не чаяла увидеть, думала, убежал, заплутал в лесах, волкам на обед достался. А вон как, Последний из Сов и ей жизнь спас, и коня не оставил.

Жеребец всхрапнул, потянулся к хозяйке, ткнулся бархатной мордой в плечо.

— Довольно нежностей! — холодно бросил Арий Конрад. — У нас мало времени. Пока ночь не повернула на день, нужно доехать до священного источника и искупаться в его водах. Это вернёт тебе силы. Едем.

Демира не спорила. Привычным движением вскочила на спину неосёдланного коня. В раненом боку кольнуло болью, и воительница стиснула зубы, сдерживая стон.

— Вперёд, Карфакс! — и буланый послушно поскакал вслед за чёрным рысаком магистра.

В полном молчании пересекли лес. Потом пошли скалы — в свете убывающей луны они казались чёрными. Узкая лесная тропа — двоим не разъехаться — в этом месте ещё более сужалась, делала крутой поворот, и конь на полном скаку выносил всадника на берег маленького озера. Его наполнил водопад, обрушивая с высоты гранитного кряжа быстрый ручей. Внизу в скале вода промыла грот, и пенный поток падал перед ним отвесной стеной, а сбоку, разбиваясь о камень, ронял воду легко и мягко.

Всадники спешились, отвели коней на поляну, оставив щипать последнюю желтеющую траву, и вернулись к озеру. Демира сняла высокие кожаные сапоги, ступила в воду. Ступни обожгло холодом — до чего студёная, но она упрямо шагнула вперёд.

Арий Конрад стоял рядом, на мокром песке, откинув капюшон чёрного плаща и скрестив на груди руки.

— Разденься, — велел он низким приглушённым голосом, — расплети косы и сними повязки. Целебные воды источника залечат раны и дадут твоему телу силу и твёрдость этих камней, мудрость и мягкость этого озера, чистоту этого ветра.

Демира миг поколебалась, но взгляд магистра был столь бесстрастен, что она отбросила смущение, стянула через голову полотняную рубаху и принялась снимать повязки. Раны затянулись и заживали быстро, прежняя сила возвращалась в тело.

Лунный свет рассекал поверхность озера серебряной дорожкой. Демира прошла по отмели к гроту, на ходу проворно расплетая косы. Тряхнула волосами, вдохнула глубоко и шагнула под холодный поток. Дух перехватило, сердце замерло, и тот час же ей стало жарко, кровь быстрее заструилась по жилам, утихла боль. Вода и впрямь была волшебная — вливала крепость, несла исцеление. Забыв о стоявшем на берегу магистре, Демира подняла вверх руки, потянулась к потоку навстречу. С наслаждением подставила лицо холодным струям, закрыла глаза, растворяясь в шуме падающей воды.

Она забыла обо всём на свете, и в себя её привело, как и тогда в пещере, ощущение тяжёлого пронзительного взгляда. Демира вздрогнула, открыла глаза и резко обернулась. Рука привычным движением скользнула к бедру, где обычно висел тяжёлый кованый меч, но в тот же миг воительница осознала свою оплошность и опустила руку.

Громкий смех многократным эхом пронёсся в скалах и замер где-то вдали, оборвавшись на самой высокой ноте. Демира вышла из воды, на ходу выжимая волосы, и подошла к магистру почти вплотную, мельком отмечая, что ростом достаёт ему чуть повыше плеча. А ведь она не коротышка, высокая, статная.

— Надо мной смеёшься? — спросила, яростно отбрасывая назад мокрые волосы.

— Смеюсь я не часто, — ответил Арий Конрад. Голос его звучал холодно, но в серых, внимательно глядящих глазах вспыхивали задорные искорки, — я не осмеивал тебя, — добавил он серьёзно, — оденься, замёрзнешь, — наклонился, поднял с песка полотняную рубаху и протянул её Демире.

Интересно, сколько женщин перебывало на его ложе, что он так спокойно, не меняясь в лице, смотрел на неё, обнажённую?

В любви и на войне Демира была безумна, и после смертной битвы отдохнуть, напившись допьяна в мужских объятиях, было для неё привычным делом. Утром уходила, не оглядываясь, не смущаясь, не сожалея, не привязываясь. Но никакие силы не столкнули бы её в объятия Арий Конрада — этого бесстрастного, мрачного колдуна. Быть может, его крепкие руки сулят небесные наслаждения, но ей по душе земные мужчины, простые смертные. Не нужно гадать, каков он с женщиной, этот получеловек, полузверь.

Воительница надела грубую рубаху, обулась, откинула на спину тяжёлые от воды волосы. Рубаха неприятно облепила влажное тело. Арий Конрад по-прежнему не сводил с неё глаз.

— Ты любишь оружие? — вдруг спросил он.

— Да, — Демира всегда отвечала на прямо поставленный вопрос так же — коротко и прямо.

— Ты слышала о Разящем Без Промаха Мече, что закалён в пламени Ада?

— Слышала, — последовал ответ.

— Хочешь владеть им? — медленно проговорил магистр, глядя на неё в упор.

— Что я должна делать? — спросила воительница.

— Ты пойдёшь со мною за семь перевалов, в пустыню Яхтан — в Белую Пустыню, туда, где святилище Ормузда граничит миры на Этот и Иной. Спустившись в святилище, ты овладеешь Мечом.

— А что получишь ты? — поинтересовалась Демира.

— Книгу Бессмертия, — спокойно ответил Арий Конрад.

— Чтобы завладеть миром? — уточнила воительница. Едва заметная усмешка скользнула в её голосе.

— Там видно будет, — уклончиво отозвался магистр.

— Нет, — Демира покачала головой, — эти игры не по мне. Найди другого спутника.

— Мой выбор пал на тебя, — отрезал колдун.

— Я не хочу биться с Воинами Света за Дьявольский Клинок, — пояснила Демира, — я молода, я мало видела мир, и я хочу найти в нём своё королевство.

— Тогда тебе тем более необходим Разящий Без Промаха Меч, — кивнул Арий Конрад, — без его помощи тебе не стать королевой.

— Мне не нужна помощь богов, — Демира дерзко усмехнулась, — в этой жизни я рассчитываю только на свою силу, ловкость и быстроту. Я одна пройду свой путь и стану королевой.

— Твоя воля, — Арий Конрад подозвал своего чёрного рысака, вскочил в седло и поскакал обратно, оставив свою гостью одну.

Эту последнюю ночь в доме чародея Демира провела в кошмарных сновидениях. Ей снился Дьявольский Клинок, о котором она столько грезила. Во сне она вновь пыталась завладеть им, и вновь терпела неудачу.

Под утро ей привиделся Последний из Ордена Сов. Ангел ада, он стоял в её изголовье, смотрел холодно и презрительно. Под ним горела земля, пламя победно ревело, захватывая ступни, поднималось выше, лизало колени, но магистр, не отрываясь, смотрел на Демиру, словно не чувствуя боли и жара. Потом резко наклонился к ней, будто желая поцеловать. Воительница вскрикнула и проснулась.

Сквозь восьмигранное оконце проникали в каменную келью серые рассветные сумерки. Пора. Демира слезла с постели, натянула мягкие замшевые штаны, оставленные тут для неё; тонкую, но прочную кольчугу надела поверх рубахи. Тут же был и шлем, вроде тех, что носят северяне Киммерии. Со лба посередине клином спускалась узкая металлическая пластина, защищая переносье. Шлем пришёлся как раз впору.

Демира бросила горсть воды в лицо, глотнула из кувшина, сунула за пазуху кусок хлеба в тряпице, перепоясалась, взяла оружие и вышла из пещеры. У входа стоял Арий Конрад в чёрном плаще с низко надвинутым на лоб капюшоном, и бледный, печальный Арефа. Глаза юноши покраснели, припухли, воспалённый взгляд говорил о бессонной ночи.

— Уже собралась? — глухо прозвучал голос магистра.

— Пора, — отозвалась Демира, с тихим восторгом глядя на поднимающийся за кромкой леса красный солнечный диск. Лучи лизнули лицо девушки, и всё существо её охватил тайный трепет, предвкушение чего-то нового, радостного.

— Карфакс! — звонко крикнула Демира.

Палевый скакун тот час же откликнулся на зов. Несмотря на тяжёлые доспехи, воительница вскочила в надетое чьей-то заботливой рукою седло с привычной лёгкостью.

— Прощайте! — она подняла руку, последний раз салютуя и благодаря.

Поднимаясь на небосклон, солнце позолотило её шлем, сверкнуло в металле кольчуги. Сильная телом, красивая ликом, храбрая духом воительница, случайный гость в доме магистра, или — случайности не случайны? Они прощались, не ведая, суждено ли им встретиться вновь.

— Я буду помнить! — добавила Демира.

— Удачи тебе в пути, — пожелал Арий Конрад.

В глазах Арефы стояли слёзы, он подался вперёд и бросил Демире букет последних осенних цветов. Она ловко поймала его, улыбнулась юноше и, развернув коня, пришпорила его и поскакала вперёд, навстречу восходящему солнцу.

Глава третья.

Сделка

Удивительно погожий выдался день. Солнце светило, как в майский полдень, но на городских деревьях не осталось ни листочка, и главную площадь с утра припорошило крупитчатым первым снежком. Недолго радовался город его чистой белизне. Уже к полудню площадь стала грязной, безжалостно затоптанной ногами жадной до зрелищ толпы.

Событие, ради которого собрался люд, для Агропы новым не было — в два часа пополудни здесь должны были сжечь ведьму. В эту осень уже казнили двух чернокнижниц — одна плакала и просила помилования, другая сквернословила, плевалась в толпу и сыпала проклятиями. Ничего особенного, было бы на что смотреть. Городские бездельники сетовали, что скоро костры будут гореть на пустых площадях, скучно-де проходят казни, догадались бы хоть пороть ведьму перед костром или ломать ей кости. А то сожгут, и вся недолга, ходить, глазеть — только время терять. Но сегодня сюда стеклась добрая половина города.

Предстоявшее зрелище стоило ожиданий. Болтали, будто приговорённая была связана с последним из Ордена Сов, отшельником и магом Арий Конрадом. Охотились за нею давно и многие — ещё бы! Сказочную награду обещал правитель за её поимку — десять тысяч динариев! Этой осенью почти настигли, почти пленили, но Последний из Сов встал на её защиту, и лютую смерть приняли недруги ведьмы.

О, как ликовали схватившие её псы, получив вожделенный мешочек с золотом! Повезло неслыханно! И боя между ними не было. Подкупив юродивого Юсуфа, что знал в Агропе все закоулки, они вышли на её след. И найдя в какой-то харчевне, просто дождались, когда выйдет на воздух, а потом набросились с сетью, все, скопом. Да так слаженно и чётко сработали, ни меч не успела выхватить, ни кинжал; скрутили, опутали — и поспешили к государю. Аль Магруф даже награду добавил — с каждым годом надежда отыскать её таяла — и поспешил в темницу, взглянуть на неё, увидеть страх в её глазах, услышать мольбы о пощаде.

Она мало изменилась, скитания и лишения пощадили молодость и красоту. Лишь косы растрепались, да бледно лицо, да сползла с плеча разорванная у ворота рубаха. Она сидела коленями на прелой соломе, пленённая, но не покорённая. Связанные сзади руки не помешали легко подняться, гордо выпрямиться, смотреть прямо. И всё тот же бешеный огонь сверкал в её в глазах, и то же презрение хлестнуло вошедшего в темницу:

— Подойди только, собака! Я тебе глотку перегрызу!

И Аль Магруф не осмелился приблизиться. Он, мужчина, вооружённый и сильный, отступился перед нею, женщиной, безоружной и связанной. Он слишком хорошо знал, какая сила таится за этим пламенным взглядом. Годы погони не вселили страх в её сердце. Они, будто назло, закалили её, сделали крепче волю, сильнее тело. И государь понял, что проиграл. Напрасным оказалось ожидание.

И тогда на смену разочарованию пришла ослепляющая ярость. Отомстить! Но лёгкой смерти она не заслуживала. За то, что он не получил её тело, не сломил гордый дух, ей предстояло умереть под пыткой.

И ныне правитель восседал в первом ряду на резном троне, глядя с жадным нетерпением, как палач привязывает её к столбу. Хорошие, сухие, готовые мгновенно вспыхнуть дрова сулили тяжёлую смерть пленнице. Недолго ждать осталось — и её тело будет корчиться в огне, гордое лицо исказит смертная мука. Сладкие мурашки пробежали по спине государя при мысли, как это будет. Как коснутся языки пламени её белой плоти, вздувая волдыри на золотистой коже, вгрызаясь внутрь. О, она будет умирать медленно! Он не поскупился на награду палачам, и они сделают всё, как надо.

Народ неистовствовал, наседая вперёд, и воинам Аль Магруфа стоило труда сдерживать его напор.

— Жги ведьму! Жги! — вопила, брызгая слюной и потрясая кулаками, толпа.

Дети, взобравшись на ворота и крыши домов, кидались в приговорённую гнилыми яблоками. Женщины, бывшие в тягости, отчаянно спекулировали своим положением и, выпятив животы, как каравеллы, прорывались вперёд, в стремлении занять лучшие места.

— Жги ведьму! — пищала малолетняя уличная девка, вставая на цыпочки, чтобы лучше видеть происходящее.

— Жги ведьму! — басил слева толстяк, отряхивая налипшую на бороду шелуху от семечек.

Демира слышала, как беснуется праздный люд, но не смотрела вниз. Её взгляд был устремлён вверх, в пронзительно-голубое небо. Яркий солнечный свет резал глаза, вызывал слёзы, а она смотрела и не могла насмотреться. Она не боялась смерти, даже такой, гнусной, отвратительной, самой лютой из всех смертей. Она не жалела о своей недолгой жизни, и о том, что не успела найти своё королевство. Сегодняшний день был днём её триумфа, она стояла выше всех, так близко к Солнцу.

— Последнее слово! — повелительно прокричал Аль Магруф, и людской гул тот час же смолк. — Дайте ей последнее слово!

— Тише! — прошелестело по площади. — Сейчас ведьма будет каяться!

— Говори, несчастная! — велел правитель.

Демира нехотя оторвала взгляд от солнца и посмотрела вниз. После яркого света перед глазами мелькали тёмные пятна, и она плохо видела толпу: серую, безликую, глупую, бесконечно гнусную. Нужно не унизить себя перед ней, не захлебнуться криком, когда огонь вонзит в её тело свои красные зубы. Демира верила, что сумеет умереть достойно. Она улыбнулась чему-то своему, далёкому, и, отвела взгляд от притихших в ожидании зевак, вновь обращая его к Солнцу.

— Жги ведьму! — с новой силой завопил оскорблённый невниманием сброд на площади. — Палач, поджигай костёр!

Огрызок яблока, брошенный метким мальчишкой, больно стрельнул Демиру по голой ноге — белая рубаха смертницы была так коротка, что едва закрывала колени. Пленница невольно дёрнула плечом, вызвав злорадное ликование городских бездельников: «Замёрзла, ведьма?! Ничего, сейчас согреешься! Поджигай, палач! — вопила толпа. — Не томи!»

Палач поднёс факел к нижним сучьям, поджигая их сразу с четырёх сторон. Сухие дрова послушно занялись, затрещали, пламя побежало вверх, к босым ступням Демиры. Демира смотрела на солнце.

Вдруг в задних рядах послышались крики, толпа шарахнулась в стороны, давая дорогу влетевшему на площадь всаднику на огромном чёрном коне. Капюшон плаща скрывал его лицо, и зеваки разбегались в ужасе, боясь попасть под тяжёлый кованый меч.

— Это он! Колдун! Последний из Ордена Сов! — взвизгнула толстозадая бабёнка со стянутыми в пучок жирными волосами, и пыльной кучей плюхнулась на мостовую, отброшенная тяжёлыми копытами.

Ясное голубое небо вмиг затянули тёмные тучи, изломанной линией сверкнула молния. Чёрный всадник мчался к костру.

— Взять его! — приказал Аль Магруф.

Арий Конрад выбросил вперёд левую руку. Никто не увидел, что произошло, только государь вдруг закричал истошно, закружился на месте живым факелом и рухнул замертво. Его воины не успели обнажить мечи, вспыхнули, как сухой мох. С неба гласом богов сорвались громовые раскаты. В ужасе толпа бежала прочь, давя друг друга в проёме ворот и сорвав с петель кованые створки. А небо, огненной вспышкой разорвавшись в последний раз, обрушило на город пелену ливня, вмиг потушив не успевший разгореться костёр.

Арий Конрад осадил коня, спешился и легко взбежал по деревянным подмосткам к уже успевшей промокнуть Демире. Опасаясь поранить ей руки лезвием огромного меча, он не перерезал верёвки, а развязал.

— Успел, — проговорил удовлетворённо, распутывая последний узел.

Демира высвободила руку и с такой силой оттолкнула магистра, что он не удержался на ногах, оступился, и кулем скатился по подмосткам вниз.

— Зачем ты его убил? — прокричала она, отплёвываясь от дождевой воды и яростно сдирая с груди и коленей путы. — Как ты мог убить моего врага? Аль Магруф был мой! Я так долго ждала мига возмездия! А ты! Помочь хотел, так почему в живых его не оставил, не дал поквитаться?

Арий Конрад поднялся. Он крепко приложился затылком о брусчатку площади, но серые глаза его смеялись.

— Ещё и недовольна! — с притворной обидой в голосе проговорил он. — Хоть бы поблагодарила! Если бы не я, тобой бы к вечеру можно было удобрять огород.

— Благодарю! — пробурчала Демира, с горьким сожалением рассматривая обугленные останки Аль Магруфа и понимая, что второй раз его никак не убить.

— «Я — твой должник», — подсказал Арий Конрад.

— Я — твой должник, — повторила Демира, повернулась, открыто взглянула ему в глаза и спросила: — Чего ты хочешь?

— Выкрасть у жрецов Ормузда Книгу Бессмертия, — буднично ответил колдун, — а ты получишь Меч. Поехали, а?

— Ну, почему я? — она не понимала. — Ты прискакал сюда ради меня, разогнал толпу, сжёг визиря и его воинов, вызвал грозу… Почему именно я?

Арий Конрад пробормотал что-то, выбросил вверх руку, сверкнула молния, и тучи в небе стали расходиться.

Дождь стихал. Демира топталась босыми ногами в луже, ожидая ответа. Мокрая рубаха из тонкого полотна противно облепила тело, студила под осенним ветром. Усилием воли девушка старалась сдержать сотрясающую её дрожь.

— Так распорядились звёзды, — с сожалением вздохнул магистр, — одной из моих спутниц должна быть воительница, рождённая в самый жаркий месяц года Быка. Мне не очень-то по душе твой буйный нрав, но так распорядились звёзды…

— А вторая кто? — полюбопытствовала избранная, зябко передёргивая плечами. — Сколько всего их должно быть?

— Дорогой расскажу, — ответил колдун, снимая свой чёрный плащ и набрасывая ей на плечи, — садись позади меня, и поехали отсюда, — позвал спасённую, — не нравится мне здесь. Мерзкий городишко эта Агропа.

Демира плотнее запахнула плащ и обреченно махнула рукой:

— Ладно! Раз так распорядились звёзды… Мы — струны в пальцах богов…

— Прежде не замечал в тебе набожности! — усмехнулся Арий Конрад. Но в голосе его звучала не насмешка, а спокойное удовлетворение. Всё вышло так, как задумывалось. Она обязана ему жизнью и честно заплатит нужной монетой. — Держись! — велел он, и чёрный конь рванул вперёд так резко, что девушка едва успела схватить магистра за талию. Миг — и Агропа осталась далеко позади.

— Быстрее мысли! — прокричала восхищённая Демира сквозь свист ветра.

Волшебный конь мчал их по степи, почти не касаясь земли копытами.

— Ну, не быстрее, — одобрительно отозвался Арий Конрад, — но всё же… Крепче держись! — приказал он.

Демира знала, что колдун на лишние слова не разменивается, и крепче обхватила его торс, прижалась к широкой спине.

Арий Конрад прокричал заклинание, и чёрный конь оторвался от земли и понёс всадников ввысь, в голубое небо. От восторга у Демиры перехватило дыхание. Ветер трепал волосы, жаркий свет шёл навстречу, от плаща магистра пахло травой, сандалом, чем-то жжёным, удивительно приятным.

— К солнцу! Неси меня к солнцу! — прокричала она.

— Это невозможно! — расхохотался Арий Конрад. — Дитя неразумное, солнце — не диск, что крепится к небесной тверди! Солнце — огромный огненный шар и далеко за пределами небесной сферы!

— Блаженный! — охнула Демира. — За такие речи тебя сожгут на костре!

— Дров не хватит, — заверил магистр.

Внизу виднелась кромка леса. Демире показалось, что она узнаёт этот лес. Да, то были его земли, Последнего из Ордена Сов.

— Арефа с ума сойдёт от радости! — усмехнулся Арий Конрад.

Конь опустился на землю и за миг домчал их до серой скалы — жилища магистра. Всадники спешились, и только сейчас Демира почувствовала, до чего же замёрзла, босиком, в промокшей рубахе.

— Конрад… — она вытерла ладонью под носом, — у тебя узвар горячий найдётся?

— Найдётся, и не только узвар, — ответил магистр, рассёдлывая коня.

Дверь в пещеру отворилась, выскочил Арефа, схватил Демиру, обнял, зарывшись лицом в её мокрые волосы.

— Э-э, парень, ты что? — опешила воительница. — Совсем одичал тут? Конрад, ты б сыскал ему невесту!

— Молод ещё! — снисходительно отозвался магистр.

Куда уж Арефе до него-то!

— Я видел в хрустальном шаре, как под тобою развели костёр! — прошептал взволнованно юноша.

— Ты взял мой хрустальный шар, не спросив меня? — нахмурился Арий Конрад. — Тебе что, не ведомо, что он от чужих прикосновений мутнеет?

— Мессир, — Арефа отпустил Демиру и покаянно развёл руками, — я потом отполировал шар листьями мать-и-мачехи…

— Он отполировал шар листьями! — фыркнул магистр, входя в дом. — Край света!

"А он сегодня в добром духе!" — с одной и той же мыслью переглянулись Демира и Арефа и поспешили следом.

— Переодень её во что-нибудь, — велел Арий Конрад, — и приходите в трапезную.

— Да, хозяин, — с готовностью отозвался юноша.

Каменная келья, где Демира, раненая, боролась за жизнь, вызвала тайный трепет в душе девушки. Она окинула взглядом перевёрнутый крест в изголовье кровати, восьмигранное мозаичное оконце, пропускающее в комнату последние лучи заката. Здесь ничего не менялось. Здесь остановилось время. Скала, в которой магистр Ордена Сов построил своё жилище, простоит ещё сотни лет.

Арефа самозабвенно рылся в сундуке, переворачивая горы одежды.

— Вот, — он протянул Демире мужскую рубаху чёрного полотна и широкие мужские шаровары, — думаю, тебе подойдёт.

Воительница без лишних слов сбросила мокрую одежду, (Арефа тотчас же опустил взгляд и отвернулся) и влезла в обноски магистра. Добрая материя, умело выткана, и шитьё искусное! Рубаха отделана тончайшей золотой нитью, с медными застёжками у ворота. Демира подвернула длинные рукава, подтянула штаны.

Арефа извлёк из сундука высокие сапоги и подал ей:

— Обуйся. Голову покрывать станешь? Тут и шапки, и платы.

— Мне причесаться бы, — Демира поскребла затылок, — эдак вшей себе напарю.

Юноша подал ей зеркало в резной оправе из слоновой кости и костяной гребень.

— Богатая поделка, — восхитилась Демира, оглядывая узорную ручку, — тонкая работа!

— Оставь себе, — сказал Арефа, — этого добра тут много.

Воительница присела на краешек кровати, расплела косы, принялась расчёсывать, расправляя в пальцах длинные пряди. Арефа не стал стоять над душой, вышел.

Демира порылась в сундуке, нашла моток шёлковой тесьмы. Ай, красота, сколько ж труда мастерицы в то плетение вложено! Жаль портить, платье бы по подолу обшить, да кто ту работу справит, да и кому то платье нашивать! Так без дела и истлеет. Надкусила зубами прохладный шёлк, оторвала два раза по локоть, перевязала одну косу, другую. Теперь и в трапезную можно. А где ж та трапезная? Должно, тот зал с мраморными колоннами, где она впервые увидела магистра в красном плаще и пляску демонов.

Она не ошиблась. Там за два месяца ничего не изменилось. Кованые подсвечники освещали залу. Тот же алтарь, те же старинные фолианты на массивном столе резного дуба, то же огромное каменное кресло. Только теперь в середине стоял ещё один длинный стол, уставленный серебряными приборами тонкого литья. За ним, облачённый в тот же красный плащ, чинно восседал Арий Конрад. По левую руку его сидел юноша.

— О! — восхитился магистр, увидев свою гостью. — Тебе идёт! Голову бы ещё замотать, и точно торговец с востока! Садись.

В темнице ей лишь раз принесли жидкой баланды из брюквы, и сейчас голодное нутро заурчало при виде накрытого стола. Демира схватила лепёшку, разломила, вдохнула тёплый хлебный дух. Голова кругом пошла.

Этот запах возвращал в детство, на залитые солнцем поля. Руки помнили тяжесть снопа золотых колосьев, вкус калёных на горячих камнях пшеничных зёрен первого хлеба, что по обычаю делил на всех жителей племени родоначальник.

О, если бы помнить только это, забыв навсегда зарево пожарищ, страшные крики её гибнущих сродников, хруст горелого зерна под копытами коней кровавой армии Аль Магруфа!

Столько боли и жажды мести, что так и осталась неутолённой. Последний из Ордена Сов взмахом руки и силой огня уничтожил её главного врага. Не дал поквитаться в честном поединке. Потому что бережёт своего воина, что пойдёт за ним к его Цели. И она пойдёт. Долги Демира платила честно, и с Последним из Сов рассчитается сполна.

Воительница перехватила испытующий взгляд магистра. Он смотрел на неё, будто спрашивая, достанет ли у неё сил, чтобы пройти тот путь.

— Говори, как есть, — велела Демира, угадав ход его мыслей, — ведь мы не вдвоём едем в Белую Пустыню, верно?

— Священные книги поведали мне, что за сокровищами Ормузда пустятся в путь пятеро, — ответил Арий Конрад, — мастер магии — Чёрной и Белой. Рождённая в самый жаркий месяц года Быка воительница. Магрибский вор. Принцесса с волосами цвета льна, ещё не познавшая мужчины. И юный скальд. Только эти пятеро смогут выстоять против воинов Света.

— О, вора я тебе найду, — кивнула Демира, откусывая от лепёшки добрый кусок, — причём, как ты хочешь — магрибского, — пробубнила с набитым ртом. — Он вмиг умыкнёт с твоей шеи вот этот амулет, а ты и вздохнуть не успеешь…

— Не слишком ли сильно сказано? — нахмурился магистр.

— Увидишь в деле, — заверила воительница, — принцесса. Принцесс-то немало, но сколько среди них девственниц?

— Я знаю такую принцессу, — спокойно кивнул колдун.

— А юный скальд? — спросила Демира, подтащила к себе блюдо с тушёными бобами, вытащила кусок мяса на рёбрышке, куснула, блаженно зажмурилась. — Где мы сыщем скальда? — спросила, прожевавшись. — Они все в летах, седобороды, странствуют по свету, поют старинные легенды за звонкие монеты и слагают новые. Где сыскать тебе юного скальда?

— Арефа, — отозвался Арий Конрад.

— Арефа? — изумилась Демира, облизнула жирные пальцы и с интересом оглядела помощника магистра. Он стушевался, опустил голову, румянец покрыл нежные щёки. — Скальд? — не поверила воительница.

— О, и превосходный, — подтвердил колдун, — слова в кружева сплетает! Юный, скромный, способный зреть все красоты этого мира. Арефа то, что нужно. А вот принцесса… Это как раз самое сложное. Подходящую принцессу зовут Тея Ирис — единственная дочь лемурийского царя, на пороге своей семнадцатой зимы. Добровольно она в пески не пойдёт, значит, её следует…

— Выкрасть, — подсказала Демира, отправляя в рот добрую жменю бобов, — а чем ты собираешься расплачиваться с принцессой? Я получу Меч, Арефа и так поволочется за тобою на край света, магрибский вор получит золото — у Ормузда несметные сокровища… А принцесса? Монетой её не прельстишь.

— Вот с принцессой-то хуже всего… — Арий Конрад сокрушённо вздохнул и придал своему лицу скорбное выражение, — у входа в святилище Ормузда на каменном алтаре я буду должен… гм… гм… — он неловко кашлянул, — лишить её невинности… Кровь девственницы, попав на алтарь, раздвинет каменную стену…Таковы условия…

Арефа залился краской до ушей и ещё ниже опустил голову.

— Ты хоть мальчишку бы устыдился, охальник! — укоризненно протянула Демира и вдруг представила, как этот исполин в алом плаще, грозному взгляду которого повинуются призраки и демоны, бесстрастный Арий Конрад уделывает на алтаре несчастную принцессу.

Давясь смехом, воительница наклонилась над столом, но не удержалась и фыркнула прямо в чашу с узваром. Ягодные брызги разлетелись в стороны, закапав чистую скатерть.

Магистр терпеливо ждал, пока она просмеётся. Взгляд его был всё так же спокоен, а бедный его ученик со стыда был готов спрятаться под стол.

— Я надеюсь, звёзды не требуют, чтобы остальные трое держали при этом свечку, — просмеявшись, спросила Демира. — Арефа не вынесет столь рвущего душу зрелища.

— Пощадим Арефу, — великодушно согласился Арий Конрад и невозмутимо отхлебнул из чаши.

— Ну, а принцесса? — продолжала резвиться воительница. — Что потом станется с несчастной обесчещенной девушкой?

— Пристроим куда-нибудь, — беспечно махнул красным рукавом магистр, — хоть и вору отдадим.

— А то и Арефе, — быстро подсказала Демира.

У бедного юноши уши стали совсем пунцовые. Не зная, куда деваться, он потянулся за салфеткой и уронил на мраморный пол пустую чашу. Тонкое серебро издало мелодичный звон, а бедный Арефа бросился поднимать её, мысленно желая очутиться за тридевять земель отсюда.

— А если принцесса тебе откажет? — не унималась Демира. — Не ляжет под тебя — и всё! Стены не откроются, и получится, что мы зря проделали такой путь.

— Почему ты думаешь, что лемурийская принцесса под меня не ляжет? — прищурил магистр свои серые с жёлтым отблеском глаза.

Арефа поднял чашу, и тут же нечаянно смахнул локтем на пол серебряное блюдце.

Арий Конрад сидел, подперев щеку белой рукой, и в упор смотрел на Демиру. Красный рубин поблёскивал в оправе золотого кольца на его мизинце. Демира сделала глоток, допивая свой узвар, облизнула губы и, полоснув магистра тугим взглядом чёрных глаз, негромко ответила:

— Я бы не легла.

Арефа, почти дотянувшись до упавшего блюдца, потерял равновесие и шмякнулся со стула на пол.

Арий Конрад с вежливым изумлением смотрел на Демиру.

— Это почему же? — живо отозвался он. — Ведь я не так уж и плох!

— Да, не плох, — согласилась воительница, — но ведь ты спас меня от костра не для подобных радостей?

— Как знать, — улыбнулся магистр.

— Пустое! — отмахнулась Демира. — Побереги себя для лемурийской принцессы.

— О, хозяин! — простонал, поднимаясь с пола Арефа, — позволь мне удалиться!

— Довели мальчишку, — Демира углядела на столе яблоки, дотянулась, взяла и принялась грызть.

Магистр какое-то время смотрел на неё, потом согласно кивнул:

— Да всё это пустые бредни. Вот что, вы, оба, хотите погулять накануне похода?

— О, мессир… — благоговейно прошептал Арефа.

— Тогда наряжайтесь, — велел магистр.

Глава четвёртая.

Бал

Юноша отвёл Демиру обратно в келью с восьмигранным окошком и опять открыл огромный сундук.

— Что за гулянку он затеял? — спросила Демира. — Было бы, кому гулять! Ты да я, да мы с тобой.

— Бал с призраками! — ответил Арефа.

— Думаешь, это весёлая затея? — сомнение звучало в голосе воительницы. — Я как-то не очень люблю призраков.

— Это настоящий бал! — уверил Арефа. — В честь нашего грядущего похода! — он вытянул из сундука расшитое бисером покрывало и набросил на Демиру. — И ты будешь на этом балу королевой! — заключил, любуясь ею.

— Лихо-то как! Ещё и королевства нет, а я уже на троне! — усмехнулась воительница. Стащила покрывало с головы, бросила в сундук.

— Не то, — согласился Арефа, захлопнул тяжёлую крышку и выпрямился. — Тут ничего подходящего. Идём! — позвал Демиру. — Я выберу тебе красивое платье!

В подземных пещерах скалы Арий Конрад хранил несметные сокровища. Слитки золота и серебра, царские короны, скипетры, оружие, шкатулки из слоновой кости, нити жемчуга, драгоценные камни, горы монет всех королевств мира, роскошные ковры, меха, тончайшей выделки ткани — от блеска и пестроты рябило в глазах, захватывало дух.

Демира тотчас же схватилась за оружие — с упоением рассматривала узкие лезвия стилетов, поднимала тяжёлые мечи. Особенно приглянулся девушке древний анкус с затейливым вензелем. Остро заточенный крюк венчала рукоятка розовой слоновой кости, отделанная золотой инкрустацией и чёрными алмазами. Воительница любовалась необычным клинком, пока её не вернул к действительности укоризненный голос Арефы:

— Не золотые чаши и алмазные ожерелья манят её, но смертоносные лезвия!

Демира с сожалением опустила оружие, повернулась к юноше.

— Нашёл для меня одёжу?

Арефа подал ей шёлковое платье, лёгкое, жёлто-розовое, как лучи восходящего солнца. Наряд пришёлся впору, и ученик магистра сам завязал ей ленточки на атласных туфельках.

— А с волосами что делать? — спросила Демира.. — Простоволосой негоже, косы к такому платью вроде тоже не нашивают… Но я сама не причешусь, тут цирульник нужен.

— Позволь мне, — Арефа порылся в большой резной шкатулке и вытащил оттуда две золотые заколки. — Будет очень красиво! — пообещал. — Смотри, какое ажурное литьё… — он развязал тесёмку, вынул из косы, взял резной гребень и провёл им по волосам Демиры, расчёсывая прядь сверху донизу.

— И камердинер, и цирульник! — усмехнулась воительница. — Где научился так? Хозяина своего сивогривого по утрам причёсываешь?

— Я видел портреты принцесс Ордена Сов, — сказал Арефа, — они прекрасны! Их волосы, будто облака на закате…

— Довольно! — сморщила нос Демира. — Не запевай, слушать тебя тошно! И того хватит, что вырядил меня куклой! Пожалей мои уши, коль волос не жалеешь!

— Уже всё, — юноша достал коробочку с золотой пудрой и присыпал ею причёску Демиры. Она почесала нос и громко чихнула.

— Ты прекрасна! — прошептал Арефа, отступая на шаг и любуясь своей работой. — Мессир будет доволен!

— Мессир твой пусть копит силёнки для лемурийской принцессы, — фыркнула Демира, отряхивая пудру с волос и разглядывая себя в зеркале, — как есть кукла! — вздохнула с досадой. — Если все королевы выглядят так, то стоит крепко подумать, а мне это надо? Пошли отсюда уже! Меня мутит от запаха золота.

— Деньги не пахнут, — возразил Арефа.

— Ещё как пахнут, — горько вздохнула воительница, — грязью, кровью, падалью, и блевотиной. Ты принюхайся!

Сокровищница оказалась не последней комнатой в скале, вниз вёл ещё один лестничный пролёт, а от него уходил влево узкий коридор.

— Не скала, а муравейник, — бурчала Демира, крепко держась за руку Арефы, подбирая другой рукой длинный подол платья и стараясь придать твёрдость своему голосу.

Не хватало ещё мальчишке показать свой страх, противный, прилипчивый страх темноты. Иначе и быть не могло, отрицало тьму сознание солнцепоклонницы, не по себе ей было в этих подземных галереях.

— Пришли уже, — Арефа толкнул тяжёлую дверь, и они ступили в огромный, ярко освещённый зал.

Народу полным полно было, а людей — никого. Нечисть из сказок, слышанных в детстве, весело отплясывала, кто, во что горазд. Черти, лешие, тролли, гномы, болотные и лесные кикиморы и прочие существа, коих она знать не знала и видела впервые.

Подбежал маленький бойкий упырёк, сверкая белыми клычками, схватил Демиру за край платья и повлёк в центр зала. Арефу окружили призрачные тени утопленниц, смеясь, повлекли в хоровод. Два щекастых гнома наяривали вприсядку, прихлопывая в ладоши. В углу зала тощий синегубый висельник целовался не то с кикиморой, не то с бабой-ягой.

Всяк развлекался по-своему, потому что тот, кто правил бал, пока что и не правил его вовсе — молча сидел на каменном троне с высоким серебряным кубком в руке. Нет, не в руке! В волчьей лапе!

Главенствовал над нечистью демон — высокий, статный, облачённый в фиолетовый камзол и длинный чёрный плащ. Его руки превратились в лапы зверя, а лицо оставалось человеческим — лицом Арий Конрада. Он сидел, чуть наклонившись вперёд, будто что-то мешало откинуться свободно на спинку трона.

Демира остановилась, не веря тому, что видит. Смотрела на магистра во все глаза и думала, что грезится ей, ведь такое бывает только в сказках! Оборотень с ликом человека и звериными лапами! И что у него на спине, под тканью плаща? Отчего он сидит так странно? Покуда она силилась разглядеть, бойкий упырёк влез под подол её платья, пощупав сначала складки лёгкой ткани, а потом и стройные ноги девушки.

Магистр увидел её, встал со своего трона, пошёл навстречу. Демира стряхнула оцепенение, отпихнула резвого упырька, сделала шаг, а ноги не слушались. Будто не шла — плыла в вязком киселе. Не могла оторвать взгляда от его пронзительных стылых глаз — нечеловеческих, волчьих! Не серых, как прежде, а жёлтых!

Незримые музыканты смолкли. Остановились танцующие фантомы. Все взоры устремились на верховного жреца Аримана и девушку, солнечным лучом проникшую в это царство призрачных теней. Арий Конрад и Демира приблизились друг к другу.

Колдун в облике демона был выше своего человеческого роста. Демира не доставала ему даже до плеча. Его светлые волосы рассыпались по чёрному бархату плаща, будто покрытые инеем ветви в ночной небесной выси. Арий Конрад улыбнулся, обнажив две пары длинных блестящих клыков.

— Ты прекрасна, — низким, с лёгкой хрипотцой голосом проговорил он, — ты воистину сегодня королева.

Нечистая сила завопила вразнолад, приветствуя Демиру. Арий Конрад поднял руку, и гвалт в зале мгновенно смолк.

Незримые маэстро грянули музыку, и призраки закружились в танце с такой грацией, изяществом и столь едино, что Демира замерла, восхищённая невиданной доселе гармонией.

Арий Конрад взмахнул рукой, и свечи в люстрах засверкали, заискрились голубым, сиреневым, розовым, бросая причудливые тени на каменные стены. Демира любовалась танцем разноцветных бликов, а верховный жрец Князя Тьмы смотрел на неё.

— Как ты красива в этом платье! — признал колдун. — Я точно вернулся в прошлое! Ты стала похожа на принцесс моего Ордена! Выпьешь со мной, Демира? — и в его руке из ниоткуда возник второй серебряный кубок, до краёв наполненный густой алой жидкостью.

— Что это? — спросила она.

— Кровь младенцев, — усмехнулся магистр, сверкнув жёлтым оком.

Демира побелела, пошатнулась, и если бы Арий Конрад не придержал её за талию, она, наверное, упала бы на каменный пол без чувств.

— Полно, Демира, — негромко проговорил колдун, низко наклоняясь к её лицу, — я пошутил. Это крепкое сладкое вино лучших виноградников. Пей, не бойся.

Она глянула на лохматую волчью лапу, сделала попытку отстраниться. Арий Конрад проследил её взгляд, снисходительно улыбнулся.

— Так нужно, — пояснил он, — моей свите не по нраву видеть меня в людском обличии. Но ведь я не внушаю тебе ужас, не так ли?

— Не привыкла ещё, — буркнула Демира, взяла кубок и поднесла к губам.

Что там у него на спине, большое, неровное, закрытое тканью плаща? Горб? Чудовище! Оборотень! Зачем она ввязалась в это безумие?

— За удачный исход! — провозгласил здравицу Арий Конрад, и тонкое серебро издало лёгкий звон, когда их кубки соприкоснулись.

Демира сделала маленький глоточек, опасаясь подвоха. Но Последний из Сов не смеялся над нею, то и вправду было вино, и превосходного вкуса.

— Пей до дна, — велел магистр, — за удачу пьют до дна.

— Мессир, свите не терпится увидеть ваш танец с королевой, — с церемонным поклоном доложил ученик магистра.

Не успел досказать — рядом оказались призраки обманутых невест, зазвенели хрустальным смехом, тормоша и целуя юношу.

— Пусть наберутся терпения, — отозвался магистр, — всему свой черёд.

— Да давай уже потанцуем! — возразила, вытирая губы, Демира. Выпитое вино сразу хмельным ветерком подуло в голову. — Потешим твою свиту!

— О, мессир! — простонал Арефа, проникнувшись не то восторгом, не то истомой.

Бледные тени дев схватили его за руки, закружили по залу.

— Грехопаднёт мальчишка! — с сожалением заметила воительница.

— Не грехопаднёт, — уверил магистр и снизошёл до объяснения: — Они бесплотные. Играйте вальс ветра! — приказал невидимым музыкантам и протянул Демире волчью лапу. — Дай руку! — попросил. — Не бойся, когти не оцарапают.

Девушка смотрела на звериные пальцы с кривыми чёрными когтями и молчала, не решаясь их коснуться.

— Не бойся, — повторил Арий Конрад. Его низкий голос проникал в сердце, чаруя своей певучестью. — Ну, же! — улыбнулся он. — Дай мне руку!

Демира не посмела отказаться и нерешительно вложила свои тонкие пальцы в чёрные тугие подушечки волчьей ладони.

Арий Конрад мягко притянул её к себе, положил на её талию вторую лапу и легко закружил в танце. Чудеса — звериные лапы оказались гибкими и ловкими, как человеческие руки, а страшные когти не причинили никакого вреда.

Они не танцевали, а будто летели, не касаясь пола. Музыка играла быстрее, и магистр быстрее кружил Демиру, и быстрее мерцали радужные отсветы, и свист ветра слышался в мелодии, и в зале пахло вечерней степью, полынной горечью и цветущим ковылём.

Тихо вздыхали, стоя вдоль стен, зачарованные призраки, еле слышно шелестели их одежды. Демира, захмелев от вина, пьянела всё больше в этом бешеном танце.

— Хватит, Конрад, хватит! — не выдержала она.

Он лишь рассмеялся в ответ, схватил её за обе руки и закружил, точно на ярмарочной карусели. Демира вскрикнула, дыхание перехватило, и вдруг оступилась, и, не удержавшись на ногах, влетела в объятия магистра. Оба рухнули на пол, покатились, миг — и Арий Конрад оказался на ней в довольно занятной позе.

Нечистая сила завыла, заулюлюкала, засвистела на разные лады."Ох!" — простонала Демира, коснулась ладонью лба, точно желая остановить головокружение.

— Если я тебя сейчас не поцелую, — прошептал ей в ухо демон, — они мне не простят. Клыки не поранят, не бойся, — добавил быстро, и накрыл своими губами её губы.

Демира дёрнулась, губы её невольно приоткрылись, но готовый сорваться с них бранный крик утонул в этом неожиданном поцелуе.

Она была застигнута врасплох, не успела ни воспротивиться, ни отозваться, Арий Конрад сделал то, что хотел сделать. Пол подземелья будто пошёл вниз, а их тела остались висеть в воздухе, поплыли, полетели. Ничего подобного не доводилось переживать Демире с земными мужчинами. Ещё бы! За почти триста лет у Последнего из Сов, должно быть, поднабралось немало опыта в этих делах.

Наконец, колдун отпустил её, и по залу прокатился многоголосый сдержанный вздох.

— Потом скажешь, какой я козёл, — быстро проговорил магистр, поднимая девушку с пола, — можешь и врезать, только не при них, — и, взяв её за руку, повлёк из зала под восхищённый шёпот своей адской свиты.

А в полутёмном коридоре Арий Конрад вновь удивил свою гостью, сделав то, чего она никак не ожидала от магистра древнего Ордена. Грозный демон легко опустился на колено и, держа её руки в своих, негромко проговорил:

— Прости мне эту дерзость, Демира, иначе было нельзя. Я не смеялся над тобой, не задевал твою гордость. Это лишь условие игры в тёмном мире, который ты не знаешь. Но я постараюсь искупить свою вину, — с этими словами демон выпрямился, сбросил свой чёрный плащ ей на плечи, укрыл, укутал. И она увидела, что скрывалось под бархатной тканью — чёрные крылья!

Волчья лапа легла ей на талию, притянула к себе, зашелестели блестящие перья.

Миг, и ей показалось, что они шагнули вверх сквозь толщу каменного потолка. Ещё миг — и вот они стоят на вершине скалы — дома магистра. Арий Конрад взмахнул крылами и, крепко прижимая к себе Демиру, огромной птицей взмыл в звёздное небо.

Скорость взлёта была такой стремительной, что дух захватило. Демира вскрикнула, вцепилась в плечи магистра, прижалась лицом к его груди.

— Не бойся, — услышала покровительственное, — я тебя не уроню. Лучше смотри вниз, а то пропустишь редкое зрелище!

— Это ты так просишь прощения у девушек, которых целуешь на потеху своей свите? — спросила, немного придя в себя, Демира.

Голова кружилась, и она не осмеливалась смотреть вниз. Обвыкалась.

— Свиту мне приходится тешить не часто, — ответил маг, — а просить прощения — и того реже.

— А если бы, чтобы не упасть в их глазах, тебе нужно было бы… — она запнулась, подыскивая нужные слова, — у вас это, должно, привычный ритуал… На алтаре или ещё как…

— Что ты хочешь спросить, Демира?

— Если бы, чтобы потешить своих чертей, тебе нужно было меня в этом зале… ну… то самое, ты понял? — пояснила она.

Ответом был громогласный хохот. Арий Конрад так смеялся, что начал терять высоту, выделывая в воздухе немыслимые виражи. Демире заложило уши; она зажмурилась, уткнулась носом ему в грудь и не то, что говорить, а дышать не смела.

— Ох, край света! — едва выговорил магистр, просмеявшись, и вновь набрал высоту.

Его спутница отважилась глянуть вниз.

Под ними расстилалось кольцо гор. Искрящийся голубоватым светом снег покрывал их вершины.

— Куда ты несёшь меня? — спросила Демира.

Одна её заколка расстегнулась и упала вниз. Вот подарок кому-то будет! Только литьё кружевное чего стоит! Причёска, что мастерил Арефа, распалась, волосы рассыпались, и волчья лапа магистра легонько гладила их, пропуская через пальцы.

— На Кулаберг, — ответил он.

— На Кулаберг?! — ахнула Демира.

Она увидит гору Кулаберг — обитель Аримана, куда, кроме Последнего из Сов, заказан путь всем смертным?

— Потом, когда станешь королевой, будешь рассказывать о Кулаберге своим подданным, — сказал Арий Конрад, — это моя плата. Хотя, если бы пришлось… тебя в зале… ты поняла… тогда ума не приложу, чем бы с тобою рассчитался. Разве что позволил бы тебе зреть лик Наитемнейшего? Да только, дитя неразумное, ты бы не выдержала подобного зрелища.

Арий Конрад достиг гор и опустился пониже. В середине каменного кольца Демира увидела чёрную скалу, похожую на пирамиду со срезанной верхушкой. Демон спустился ещё, позволяя своей гостье рассмотреть обиталище Князя Тьмы. На вершине скалы темнели едва различимые в лунном свете базальтовые чертоги.

— Это святилище Аримана, — пояснил магистр.

Из чёрных недр с равными промежутками вырывались наружу снопы белого пламени, бросая разноцветные искры на блестящий базальт.

— Двуглавый пёс Цербер стережёт вход в святилище, — сказал Арий Конрад, — пламя, что ты видишь, — это дыхание стража. Адский огонь. Дерево, что растёт у входа, чёрное, будто обугленное, — это Древо Смерти. Всё живое убивает одно лишь прикосновение к нему.

Внезапно со скалы сорвалась туча чёрного песка, поднялась вверх и понеслась навстречу, заворачиваясь в воронку.

— Защита от непрошеных гостей, — улыбнулся магистр.

Чёрный столп закрыл собою полнебосвода, превратился в подобие звериного лика, распахнул пасть, и демона с девушкой потянуло внутрь.

— Конрад! — испугалась Демира. — Скажи ему! Он же нас сожрёт!

— Риторна! — прокричал Арий Конрад и выбросил навстречу песчаному фантому руку. Чудовищный лик остановился, словно натолкнувшись на невидимую преграду, и осел вниз на скалу тучей чёрной пыли.

— Со мной тебе бояться нечего, — успокоил девушку магистр. Голос его звучал негромко, нежно, завораживающе, — страшно будет перед ослепительными ликами Воинов Света.

— Я не каждый день вижу призраков! — огрызнулась Демира. — И я боюсь их, как любой смертный под Солнцем! И не стыжусь своего страха! Я привыкла биться с врагом осязаемым!

— Я не упрекаю тебя в трусости, — Арий Конрад легонько погладил её по спине, — и не смеюсь над твоим страхом.

Легко быть снисходительным, когда ты верховный жрец Тёмного Князя! Куда ей до него, земной воительнице, не владеющей и сотой долей таких знаний!

Демон поднялся вверх и сделал ещё один круг над Кулабергом.

Из центра горы узкой тёмной лентой спускался в долину ручей.

— Вода… — прошептала Демира, — тоже чёрная!

— Она мёртвая, — пояснил магистр, — отравленная. Поэтому ничего не растёт в этой долине.

Да, в каменном кольце не росло ни деревца, ни кустика. Скалы замерли мрачными стражами, охраняя сердце мёртвой долины — чёрную гору Кулаберг. У подножия скала светилась красноватым отблеском.

— А там что? — спросила Демира, ослеплённая мрачным великолепием обители Аримана.

— Бесы плавят золото под землёй, — отозвался Арий Конрад, — нам пора возвращаться.

— Я запомню, — обещала она.

— Ещё бы! Такое не забывается, — самодовольно усмехнулся маг, — теперь домой. Дольше здесь нельзя находиться, — он крепче прижал её к себе, и вот они опять стоят в тёмном коридоре у входа в зал, где танцуют призраки, и Демира спрашивает себя, явь ли это? Не сон ли ей привиделся?

— Я очень устала, — честно созналась она, — завтра в поход и нужны силы. Позволь, я пойду к себе. Скоро рассвет.

— Ещё не время, — улыбнулся в ответ Арий Конрад, — бал будет длиться до первого петушиного крика в деревне, — волчьи лапы демона по-прежнему обнимали её, — мы должны им ещё один танец, — заявил магистр, низко наклоняясь к ней, — они просят.

Давно забытые чувства будто ожили, поднимаясь откуда-то из глубин сознания Демиры, и это настораживало и пугало. Повидав в жизни многое, она давно закрыла на замок своё сердце и ощущала растерянность, чувствуя знакомое, не нужное ей волнение.

— Услышь меня, Конрад, я устала, — в её голосе сквозило лёгкое раздражение, — я всю ночь играю в твои игры на потеху твоим чертям!

— Игра подходит к концу, — Арий Конрад легко притянул её к себе, погладил по волосам, — и второй такой игры в твоей жизни не будет. Когда станешь королевой, тебе будет о чём вспомнить, — добавил, тихонько обводя кончиком когтя контур её лица, — пойдём же, Демира. Я дам тебе сил и на этот танец, и на завтрашний поход.

У Демиры глаза слипались, ноги подкашивались, она почти засыпала. Арий Конрад наклонился и легонько подул ей в лицо. И чудо! Девушка ощутила прилив бодрости и веселья, словно в жаркий полдень всласть напилась воды из холодного горного родника. Улыбка тронула её губы, в глазах заблестели живые огоньки.

— Да, — кивнула она, — тут ты прав: такое и впрямь случается не часто.

Арий Конрад взял её за руку, повлёк за собой. Его адская свита кружилась в бешеных хороводах, развевались лохмотья, гикали тролли, визжали ведьмы, свистели лешие, хохотали упыри. В воздухе висел сырой грибной запах.

И хороводы распались, и призраки образовали живой коридор, давая дорогу Хозяину и его Королеве. Заискрились огоньки на камнях стен, и жёлтая дымка, словно на болотах в Вальпургиеву ночь, потекла по полу. Лёгкий цветочный аромат наполнил зал. Арий Конрад обнял Демиру и плавно закружил под тихую светлую музыку.

— За двести восемьдесят девять лет — а именно столько я живу в этом мире, я не встречал более прекрасной девушки, чем ты, Демира, — прошептал Арий Конрад, — удивительно, правда? Даже принцессы моего Ордена не сравнились бы с тобой, живи они сейчас.

Демира молчала. Душа трепетала в ожидании чего-то неведомого, неизмеримо прекрасного. В её жизни было так много погонь, бойнь и крови, и так мало любви и тепла. И она боялась признаться себе, что ей это нужно. Это чувство почти равнялось с неутолённым голодом.

Музыка смолкла, и опустел зал, исчезли призраки. Едва державшийся на ногах Арефа подошёл к хозяину, испросил разрешения удалиться и пошёл к себе.

Воительница и магистр остались одни. Медленно гасли свечи, погружая залу в полумрак, и Демира увидела, что облик колдуна стал обычным, исчезли крылья, волчий взгляд, и обнимают её не мягкие звериные лапы, а холодные человеческие руки. Она вздрогнула, ощутив эти ледяные прикосновения, и магистр тотчас же разжал объятия.

— Окончен бал, — негромко проговорил он, — свита запомнит его надолго. Ты их очаровала, — Арий Конрад помолчал немного и добавил: — Хочешь увидеть восход солнца? Ты любишь подобные зрелища.

Демира кивнула, ощущая странную щемящую тоску в душе от того, что скоро всё кончится, и прекрасный, загадочный демон утром станет нелюдимым чернокнижником, смотрящим на неё, лишь как на союзницу в грядущем походе.

Догорела последняя свеча, погрузив в темноту подземный зал.

— Ты видишь меня? — шёпотом спросил Арий Конрад.

— Нет, — тихо отозвалась Демира.

— А я тебя вижу, — на мгновение в темноте жёлтым блеском сверкнули его глаза, — идём. Сейчас взойдёт солнце.

Демира проследовала за ним по лабиринту коридоров и поднялась по винтовой лестнице на вершину скалы.

На востоке макушки деревьев уже золотились лучами восходящего солнца. Медленно поднимался над лесом край огненного шара, лизнул розовым отблеском верхушку облетевшего дуба, кустарники, позолотил камни скалы, и, торжествуя победу, залил светом весь лес.

Арий Конрад и Демира стояли в рассветной купели, а солнце поднималось всё выше, окрашивая алым небосвод и лёгкие перистые облака. Каждая веточка, каждый камень пробуждались ото сна, приветствовали нарождение нового дня. От сотворения мира было так, и Демира, вобрав в себя, выпив энергию светила, порывисто обернулась к Арий Конраду и взяла в ладони его холодные белые руки, в надежде согреть.

— Не надо, дитя моё, храни в себе своё тепло, — проговорил магистр. Его глаза — колючие слитки олова — смотрели холодно, бесстрастно. — Другим дари свой огонь, не мне. Жрец Князя Тьмы не может обладать такой роскошью, как горячее страстное сердце.

Последние слова он произнёс почти с издёвкой. Демира опустила руки, сникла и пошла обратно в свою келью, не дожидаясь его.

Глава пятая.

Магрибский вор

Демира едва голову на подушку уронила, как её разбудил Арефа. Велел выйти из дома и рубаху снять. Демира, ещё во власти сна, поднялась с ложа, пошла за ним, стащила рубаху, ёжась от утренней сырости. Что опять придумали эти блаженные?

Пока она ворочала в голове ленивые мысли да сладко зевала, ученик магистра принёс дубовое ведро и окатил её холодной водой. А время-то жарой не баловало! Осень к зиме подходила, лужицы по утрам уж ледком прихватывало!

Демира встряхнулась, как мокрая кошка, и воспитанник Последнего из Сов услышал такую площадную брань, что едва смог её перекричать:

— Это заговорённая вода, неразумная ты женщина! Она придаст тебе сил! Иди, поешь, через полчаса выступаем, — подхватил пустое ведро и пошёл обратно.

— А ну, стой! — Демира догнала его и схватила за руку. — Ну-ка отвечай мне! — потребовала она. — Смелый стал, рот раскрывать научился?

— Ты с ним целовалась! — пухлые губы юноши дрожали, и он даже не осознал за обидой, что она стоит так близко, совсем обнажённая.

— Тьфу ты, край света! — в сердцах вздохнула воительница, взяла свою рубаху, надела. — Связалась с дураками! Утоли свои печали, ревнивец! Твой хозяин не обладает такой роскошью, как горячее сердце! Я не нужна ему! Он поцеловал меня лишь затем, чтобы бесов своих потешить!

— Да! — всплеснул руками юноша. — Мессира не завлечь женскими чарами! Он рождён для великой цели и не станет расплёскивать свою энергию на такие пустяки! Его сердце твердо, как алмаз чистейшей огранки! Ничего постороннего, плотского нет в его кристальных помыслах! И если он на миг потерял крепость духа перед твоей красотой, ты должна была отвратить его от соблазна, а не…

— Довольно! — воительница гневно топнула босой ногой. — Думай, что говоришь! Я пришла образом порока и осквернила трёхсотлетнюю невинность… Постой! — до Демиры вдруг дошёл смысл слов, сказанных Арефой и повторённых ею. — Ты хочешь сказать, твой хозяин за триста лет… ни разу…?

— Да, — простодушно подтвердил юноша, — цель мессира, к которой он идёт, столь высока, что сближаться на жизненном пути с женщиной — значит, расплескать его чудесную энергию, сделать трещину в силовом поле. Если он уступит соблазну, то утратит секрет вечной молодости.

— О-о-о, — протянула воительница, — вот как…. Значит, если он сблизится с женщиной, то станет, как все мы? Простым смертным?

Арефа кивнул в ответ.

— Потерять такую силу и такие знания ради плотских утех! — понимающе протянула Демира. — Непомерная плата! Погоди-ка, а с принцессой как быть? — вспомнила она. — Ведь по условию твой хозяин должен лишить принцессу невинности, чтобы открылся вход в Святилище… И что, когда он… то самое… то войдёт в скалу древним старцем?

— Нет-нет, — живо возразил Арефа, — это условие Ангела Света, и секрет вечной молодости мессир не утратит. А вот если с тобой, или с другой какой женщиной, тогда — да. С этого мига его время будет вести свой отчёт согласно летам смертного мужчины, и останется на его век вёсен тридцать или сорок всего.

— На одной чаше весов жреческие знания и вечная молодость, на другой — огонь плоти и радость слияния, — медленно проговорила Демира, примеряя к себе этот удел, — почти триста лет земной жизни в чистоте тела! — она недоверчиво покачала головой. — А не сказал бы, я бы ни за что не догадалась! Разве так бывает? Но ты будь спокоен, — утешила она юношу. — Я не собью с пути твоего хозяина! Пойдём, — она приобняла Арефу за плечи и повела в пещеру. — Триста лет непорочности! — фыркнула, всё ещё бессильная поверить. — Это какая же буря обрушится на лемурийскую принцессу! Да её же просто снесёт!

Одевшись и прибрав волосы, Демира с удивлением отметила, что не чувствует усталости, хотя провела ночь без сна. Тело будто окрылилось — заговорённая Арий Конрадом вода и впрямь была целебной. И против воли воительница опять возвращалась думами к тому, что поведал ей в юношеском запале Арефа. Это было настолько нелепое откровение, что не укладывалось в её сознании.

Арий Конрад, таинственный чародей, сильный воин, красавец с загадочным взглядом серых глаз… Да что там! Она до сих пор помнила горьковато-терпкий вкус его губ, будто осеннее вино из ягод шиповника. И волну тепла, и низкий, с колдовским придыханием голос. «Я знаю, что не заслуживаю прощения, и всё-таки попытаюсь…» Быть настолько привлекательным и не отдать силу своей любви ни одной девушке!

«Жрец Князя Тьмы не может обладать такой роскошью, как горячее страстное сердце». Сколько горечи в этих словах! Он знает, от чего отказывается. Но в угоду своей гордыне отринет всякую земную радость: и любовь, и нежность, и ревность, и тоску, и страсть!

Демира стояла, бессильно опустив руки, ощущая странную, к сердцу крадущуюся боль.

— Мессир велел тебе сказать — в келью ввалился кипящий от негодования Арефа, — что если ты сей же час не придёшь в трапезную…

Демира шагнула к нему, схватила за нос и шутливо дёрнула, взяла в ладони нежные розовые щёки юноши и довольно сильно ущипнула. Мальчишка взвыл, хотел оттолкнуть её, но воительница держала его крепко.

— Послушай, малыш, — усмехнулась Демира, снова с удовольствием ущипнув его пухлые щёки, — однажды ты докомандуешься до того, что я откушу твой цыплячий нос, понял? — после чего подтянула Арефу к себе и смачно поцеловала в губы.

Арий Конрад, по-дорожному одетый, сидел за накрытым столом. Подперев щёку белой, точно выточенной из слоновой кости рукой, рассматривал на просвет налитый рубиновым вином хрустальный кубок.

Повернулся на звук шагов. Взгляд, как бросок копья, небрежный кивок в приветствие.

— Доброе утро, Демира, — тон до ломоты в зубах вежливо-холодный.

Воительница садится за стол, наклоняется к нему, смотрит в упор в это надменное лицо. Взгляд Арий Конрада по-прежнему бесстрастен, но на миг длинные ресницы чуть заметно вздрагивают.

— И тебе не хворать, магистр, — насмешливо бросает Демира.

Арефа вздрагивает и роняет вилку. Демира невозмутимо поднимает свой кубок с вином и легонько касается им кубка в руке Арий Конрада.

— За удачу!

Удача была — ой, как необходима! Весь день они скакали к югу Киммерии, лишь дважды делая короткие стоянки, и снова продолжали путь.

Демира и не удивилась, что после завтрака её конь, Карфакс, осёдланный, ждал хозяйку. Арий Конраду нужна была в походе воительница. А воительнице нужен был в походе конь — всё же понятно.

Теперь дорога в степи и встречный ветер. Запах сухой травы и свежее дыхание осени. Луч солнца меж облаков. Недосягаемая линия горизонта. Трое всадников в длинных плащах, один чуть впереди — Демира. Она знает кратчайшую дорогу в Магриб.

Почти не разговаривали, берегли силы. Арефа, к удивлению, оказался умелым наездником — ловким и выносливым. А как же иначе? Магистр Ордена Сов не мог воспитать плохого ученика.

К вечеру, порядочно загнав коней, кавалькада прибыла в Магриб. Подъехали к постоялому двору. У ворот две пьяные вдрызг уличные девки таскали друг друга за волосы, оглашая окрестности визгом и бранью. Всадники спешились, и Демира первая вошла в сумрачный, под крышу набитый самым отпетым сбродом трактир. Растолкала толпу, отыскала стоящего у винной бочки хозяина и подошла к нему.

— Мне нужен Ливий, — она бросила на стол серебряную монету.

— Который? — угодливо склонился пред нею владелец трактира, вытирая платком вспотевшую лысину. — Ливий Матфей, первосвященник Осириса?

— Нет, — Демира бросила вторую монету, и хозяин ловко поймал её на лету, — просто Ливий. Вор.

— А ну, отдай монету! — рыжий толстяк легко перемахнул через стол и схватил торгаша за грудки. — Тебе не придётся отвечать, где я, потому что я — вот он, здесь, — он ткнул себя в облитую вином рубаху и весело заржал, показав пустоту на месте передних зубов, — а раз я здесь, — прошепелявил хитрец, — значит, ты ничего не заработал. Гони монету!

Хозяин проворно сунул серебро за щёку и завизжал:

— Караул, грабют!

— Оставь его, Ливий! — засмеялась Демира. — Я дам тебе больше!

Рыжий прохиндей удивлённо обернулся, услышав свое имя, увидел среди толпы женщину в плаще и уставился на неё, силясь признать. Приезжая откинула капюшон, открыла лицо.

— Демира! — радостно завопил толстяк. — Клянусь ладьёй Харона, Демира! Краса ты моя ненаглядная! — он ловко перебросил обратно через стол своё большое тело, схватил девушку грузными лапищами, и, приподняв, закружил по залу, сшибая с ног местных пьяниц.

— Демира! Где тебя носило?! — вопил Ливий. — Под кем ты валялась, шлюшка бесстыжая?!

— А ты, беззубый хряк, кого ублажал своей толстой колбасой? — и воительница легонько поддала вору носком сапога промеж ног.

Ливий взвыл, согнулся, не удержался на ногах и рухнул на грязный заплёванный пол, увлекая за собой Демиру. Но удар не сильным был, вор шустро поднялся, и, крепко обнявшись, старинные друзья опять закружились по залу, вопя и смеясь.

— Не вижу причины для столь бурного восторга, — сквозь зубы процедил наблюдавший за мизансценой Арий Конрад.

— О, мессир, неужели Демира… — пролепетал ошарашенный Арефа.

— Старая боевая подруга этой винной бочки, — мрачно закончил магистр, — настолько старая, что он зовёт её шлюшкой.

Демира весело смеялась, с упоением целовала небритые щёки приятеля, щёлкала его по красному носу и трепала за бороду. Он в ответ дёргал её за косы, щипал за все места и радостно гоготал. Наконец, весь ритуал встречи был исполнен, восторги помалу утихли, и Ливий поставил её на пол.

— А я слыхал, в Агропе тебя чуть не сожгли на костре, — сообщил магрибский вор, — но вмешался последний из Ордена Сов… Во врут, а?

— Врут и не краснеют! — засмеялась Демира. — Вот он, последний из Ордена Сов.

Ливий вылупился на бледное лицо Арий Конрада, похлопал глазами, обалдело помотал кудлатой рыжей башкой и сел на пол.

— Демира, — пробормотал он, — так это что, правда? Вот этот — последний из Ордена Сов? И ты теперь ему даёшь?

— Принеси нам выпить и поесть, — смеясь, воительница подняла товарища с пола, — и поговорим.

Сброд в трактире вопил, гоготал и горланил песни, и магистру и его спутникам тоже приходилось орать, чтобы слышать друг друга. Арефа не пил вина, его учитель едва пригубил из своего кубка, а Ливий посадил Демиру на колени и щедро заливал свою бездонную глотку, но больше, чем уже напился, не пьянел. И подруга от него не отставала, пила полными кубками.

Не замечая уничтожающего взгляда Арефы и подчёркнуто холодного магистра, она дёргала за круглую золотую серьгу в ухе приятеля, ерошила его всклокоченные рыжие патлы, кусала за нос, целовала в красные щёки. Всё не могла нарадоваться встрече. Ливий подбрасывал её на коленях, подмигивал, строил глазки, и время от времени оттягивал пальцем ворот её рубахи и с интересом туда заглядывал.

— Поехать-то, я поеду, — согласно кивал он, — всё равно на мели, а про сокровища Ормузда такое говорят! Надо только послать на все четыре мою теперешнюю подружку-потаскушку, как ты меня когда-то послала, — он ткнул измазанным жиром пальцем меж грудей Демиры.

— Сколько церемоний! — рассмеялась Демира. — Ещё поплачь, расставаясь!

— Да утром схожу к ней, подарю какую побрякушку! — махнул рукой вор. — А то затаит обиду, будет вслед проклятья посылать, а зачем нам худой посул в спину!

— Да что тебе с её обид? — воительница отхлебнула из кубка. — Ноги, небось, не отнимутся! Разве брюхо в дороге прихватит!

— Всё верно, — вмешался молча слушавший их Арий Конрад, — мысль материальна.

— Вот! — Демира подтянула с блюда куриную ножку и принялась обгрызать. — Командующий знает!

— Дык он колдун! — фыркнул Ливий. — Блаженный! Такие, как он, думают, будто земля имеет форму жопы…

— Скажи мне, вор, — сверкнули стальными искрами глаза Арий Конрада, — ты сможешь похитить из-под стражи лемурийскую принцессу?

Ливий захихикал мелким ехидным смешком, положил на стол кулак, раскрыл пальцы, и все увидели ожерелье Последнего из Сов — амулет из волчьих клыков, птичьих когтей и кроваво-красных рубинов. Магистр невольно вскинул руку и коснулся шеи.

— А что я говорила?! — расхохоталась Демира. — Успел уже!

— Дык, ну камушки-то какие, Демира, — отозвался в оправдание магрибский вор и налил себе ещё вина.

Арий Конрад с грохотом отодвинул табурет и встал. Следом поднялся Арефа.

— Завтра в поход, — негромко произнёс магистр, — пора спать.

— А вы идите, — отмахнулся Ливий, — скажите хозяину, чтоб дал вам комнату. А мы с кыской ещё посидим, — и ущипнул Демиру за щёку.

Арий Конрад резко развернулся и пошёл прочь. За ним поспешил бледный от гнева Арефа. Демира и Ливий, перекрестив руки, пили из кубков друг у друга.

— Слышь, душа моя, — вдруг сказал Ливий, ставя на стол пустую посудину и целуя Демиру, — этот твой магистр… Ордена Псов… тебя не ревнует?

— Да шёл бы он к кобыле в трещину! — искренне пожелала она.

Утром, напрасно прождав старинных друзей, Арий Конрад послал парламентёром Арефу. Мало ли что стряслось. Ученик магистра вернулся весь красный от возмущения и стал рассказывать. Как дошёл, постучал, как распахнулась дверь, и вылетел из комнаты грязный сапог и угодил ему в лоб. Раздался взрыв пьяной брани, громкий хохот, и дверь захлопнулась. Да, всё так и было, но магистр пожелал убедиться сам. И пошёл на беду свою.

Он громко постучал, подождал, постучал ещё. Никто не открывал, и Арий Конрад уж было собрался вернуться к себе, как дверь распахнулась. На пороге стояла вдрызг пьяная, полуголая, всклокоченная Демира.

— Какого хрена тебе надо? — рявкнула она, подтягивая сползшую с плеча рубаху. — Не видишь, мы заняты! — и дверь захлопнулась.

Арий Конрад пошёл обратно.

— Ну?! Что там, хозяин? — бросился к нему Арефа.

Магистр с деланным безразличием пожал плечами.

— Пьют, развратничают.

— М-мессир! — вскинулся Арефа. — О, боги! Демира! Как она могла? И вы допускаете?

Когда юноша волновался, он обращался к учителю на «вы».

— Я допускаю всё, — ровным голосом отозвался Арий Конрад, — меня это никоим образом не касается.

— Но мессир!

— Подождём, — через силу улыбнулся магистр. Улыбка получилась тяжёлая, свинцовая, взгляд застыл холодным оловом, — время терпит, — добавил он, скрещивая на груди руки.

Арий Конрад просидел за столом весь день, изучая толстую старинную книгу. Арефа слонялся по двору, краснел в ответ на сальные шуточки скучающих от безделья уличных девок, и кормил хлебными крошками толстых магрибских голубей. Ни Ливий, ни Демира так и не вышли из комнаты.

За ужином магистр был спокоен, правда, небрежно, вскользь заметил:

— Если к утру оба не придут в себя, придётся им в этом помогать. Дальнейшее бездействие нам не выгодно.

Конец ознакомительного фрагмента.