Весеннее признание

Елена Александровна Савилова, 2014

СССР, канун перестройки в южном приморском городе. Происходящие в обществе перемены показаны через судьбы главных героев – подростков-старшеклассников, их родных и знакомых. Несмотря на ряд трагических обстоятельств, сложную, а порой и несчастную первую любовь происходит становление личности и осознание себя как части человечества.

Посвящаю всем подросткам нашего поколения —

Тем, кто не сумел дожить до этих дней, и тем, кто выжил.

И нам с тобой. Это наша юность, наши надежды!

Любовь не знает убыли и тлена!

Вильям Шекспир.

Часть I

ПОСЛЕДНИЙ СНЕГ

ГЛАВА 1.

На асфальте снег растаял, лишь под деревьями и фонарями виднелись смёрзшиеся почерневшие кучи. Анатолий взглянул на светящиеся цифры электронных часов и перешёл на другую сторону улицы. Сад сиял нетронутой белизной. Впечатление нарушали лишь копошащиеся на горке малыши, похожие в своих меховых шубках на разноцветных медвежат. Но вот рядом появилась компания подростков. Воздух огласили крики, свист, хохот…

Анатолий нагнулся, отколупнул комок снега с налипшей снизу землёй и приставшим стручком. Быстро вылепил снежок. Руки, по которым бежала грязная вода, покраснели от холода, пальцы заныли…

Из-за поворота вышла девушка. Должно быть, освещённый солнцем снег был непереносим для её зрения. Она закрыла лицо рукой и поспешно отвернулась. Потом пошла, стараясь не глядеть на сад, неловко ступая некрасивыми, старыми сапогами на низком каблуке.

Анатолий прицелился и бросил снежок, попав в самую середину спины большой, слишком длинной и широкой для её фигуры, похожей на колокол, шубы. Она вздрогнула и обернулась в его сторону, близоруко прищуриваясь.

— Который час? — крикнул Анатолий, подходя к ней и стряхивая с пальцев остаток мутной жижи.

Она привычно взглянула на старенькие, утратившие блеск часики на тонком ремешке.

— Половина третьего.

— Спасибо.

Обычно на этом всё и кончалось. Но сегодня (ах, какой чудесный день сегодня; недаром воробьи расчирикались не по-зимнему, прыгая по чёрным сугробам, недаром ночью так ярко сияли холодные застывшие звёзды; парад планет в этом году тоже недаром), сегодня Она вдруг спросила, с любопытством разглядывая его синими глазами:

— Слушай, почему ты уже целую неделю спрашиваешь меня об одном и том же? Не надоело тебе?

— Не надоело, — спокойно сказал Анатолий.

— А мне… — она явно хотела сказать «надоело», но почему-то замолчала.

Анатолий видел, что она сейчас уйдёт. Настала жуткая тишина, которую он заставил себя разорвать отчаянным:

— Подожди! Я хотел узнать, как тебя зовут!

Она странно посмотрела на него и сказала:

— Меня зовут Таня Волконская. Учусь в пятнадцатой школе. Тебя ещё что-то интересует?

— А я из одиннадцатой. Анатолий Шандрик. Можно просто Толик.

— Как-нибудь обойдусь. Пока.

И она решительно двинулась прочь.

«Боже, ведь должно быть какое-то чудо, которое заставит её остановиться, ведь это невозможно, чтобы она уходила, чтобы она ушла от меня, Боже, сделай же чудо!..»

Она поскользнулась на ледяной дорожке. В ту же секунду он был рядом и помогал ей подняться. У неё по-детски беспомощно кривились губы.

— Я боюсь идти…

— Проводить тебя?

Она неуверенно улыбнулась.

— Спасибо, не надо. Я далеко живу.

— Я не тороплюсь.

Она упрямо замотала головой. Из глаз её лился скорбный, чистый свет, в ней была какая-то внутренняя сила, которая передалась и Анатолию. Неожиданно для самого себя он сказал:

— Знаешь, что? Пошли к нам. Отец приедет, и мы отвезём тебя домой.

— Нет, я так не могу…

— Я прошу тебя.

Таня молча решала что-то. Потом взглянула на часы.

— Хорошо, пошли.

Анатолий не поверил своим ушам.

Всю дорогу до дома они шли молча, каждый думал об идущем рядом незнакомом, чужом человеке. Обоим было страшно, словно они сделали первый шаг по тонкому ледяному мосту, протянутому над пропастью…

Когда дверцы лифта раздвинулись, Таня спросила:

— Скоро вернётся твой отец?

— Через полчаса, максимум сорок минут, — тихо ответил он.

На миг его охватило странное ощущение, словно всё это уже было когда-то: и гулкая лестничная клетка с поблёскивающими окошечками «глазков» в дверях, и детские голоса внизу в парадном, и настороженная девушка рядом, и громкий стук сердца в его груди, — всё уже было, всё повторялось под этими звёздами.

Он чуть было не дотронулся до её плеча, чтобы спросить:

— Ты помнишь? Мы уже были. Мы были вместе, Таня!

Но она удивлённо подняла на него глаза, и он, смутившись, достал ключ.

Вводя Таню в свою квартиру, Анатолий испытывал чувство законной гордости. Он знал, что имеет полное право гордиться их с отцом трёхкомнатной, чешского проекта, улучшенной планировки. Ну, и… да что там говорить, он знал цену своему жилищу.

Ему показалось, что во взгляде девушки промелькнуло что-то вроде лёгкой зависти, сменившейся тут же полнейшим равнодушием. Анатолий помог ей снять шубу, она сама расстегнула видавшую виды «молнию» на сапогах; всунула ноги в тапки, сурово сжав губы, словно оказывая хозяину квартиры величайшее одолжение.

Впрочем, Анатолий был слишком занят, чтобы обращать внимание на такие мелочи. Он впервые видел Таню без верхней одежды и теперь разглядывал её довольно беззастенчиво, чего девушка, по-видимому, не замечала или не желала замечать.

Безразлично глядя в зеркало, Таня сняла скромный, явно самостоятельной вязки шарфик, белую пушистую шапку под марабу, и слегка поправила тёмно-каштановые с едва заметным красноватым отливом, волнистые волосы.

В основном, в так же неладно болтающейся, как и шуба, школьной форме, с бледным, ещё чуть одутловатым по-детски, неправильным личиком, Таня производила невыгодное впечатление. Среди длинных ресниц синели большие задумчивые глаза, но она часто их щурила; красивые волосы были неумело обрезаны; ни следа косметики…

Не замечая, с каким восхищением смотрит её новый знакомый, Таня спросила:

— Ты почему не раздеваешься?

Анатолий опомнился. Избавившись от верхней одежды, раскрыл перед ней дверь большой комнаты.

— Проходи, не стесняйся. Садись.

Смущённая, Таня не села, а стала у полированного столика, с интересом глядя на лежащие на нём небрежной стопой зарубежные рекламные журналы.

— Хочешь посмотреть? Пожалуйста, — ласково сказал ей Анатолий. И немедленно одёрнул себя.

«Что я с ней, как с бедной родственницей, разговариваю?! Журнальчики предложил… Человек, наверное, голодный, а я, как последний идиот…»

— Ты есть хочешь? Я хочу. Ты пока осмотрись здесь, а я разогрею обед.

Таня густо покраснела.

— Спасибо, — прошептала она едва слышно, — честное слово, мне совсем не хочется… Я в школе…

— Ну, пожалуйста, поешь за компанию со мной. Знаешь, я так не люблю есть один… А борщ такой вкусный…

Губы девушки тронула лёгкая улыбка. Ободренный, Анатолий продолжал:

— Иногда я вообще забываю о еде, когда сильно увлекаюсь чем-нибудь. Вот, например, сейчас…

— Ты что, имеешь в виду меня? — тихо спросила Таня.

И Анатолий просто ответил:

— Да.

Снова заговорили они, сидя за столом в кухне и царапая ложками по дну тарелок. Анатолий увидел, что Таня пристально смотрит на него, поправляя прядь волос, и понял, что она сейчас скажет что-то важное.

— Послушай…почему — я? Ведь мы не знаем друг-друга, совсем-совсем не знаем. Мне кажется, мы очень разные люди. Что у нас общего?.. И я вовсе не такая, чтобы ты с первого взгляда мог… Я некрасивая, — безжалостно произнесла она. — Непонятно… Я вижу, ты говоришь искренне, не смеёшься надо мной. Я ещё никогда не встречала такого… странного, как ты.

— Но это же должно было случиться…

— Что?! — почти с испугом спросила девушка.

— Наша встреча. Я должен был когда-то встретить тебя, а ты — меня. Неужели ты этого не чувствуешь?! Зачем же мы иначе с тобой родились?..

Таня отодвинула тарелку и встала.

— Знаешь… я пойду, — тихо проговорила она. — Мне пора. Спасибо…

— Не надо, сейчас отец приедет.

— Но мне действительно уже пора.

— Пока ты доберёшься, мы десять раз успеем подвезти тебя.

— Ну что тебе от меня надо?! — с отчаянием выкрикнула Таня.

— Я хочу, чтобы тебе было хорошо.

— Я сама о себе позабочусь!

— Я лучше.

— По-моему, ты действительно не совсем нормальный.

— Да. Я не отрицаю. И буду стоять на своём.

Она закусила губу. И вдруг, совершенно неожиданно, весело сказала:

— Хорошо. Раз так, то стой. В этом что-то есть.

Они снова оказались в большой комнате. Вдруг Анатолия осенила блестящая идея. Он принёс фотоаппарат и быстро снял улыбнувшуюся ему навстречу Таню.

— Зачем?

— На память. Тебе подарю.

— Спасибо. Только я не фотогеничная.

Улыбаясь, она смотрела сквозь него — может, из-за близорукости, а может, не хотела его видеть… Анатолий услышал знакомый скрежет ключа.

— Отец вернулся, — тихо сказал он.

Улыбка исчезла с лица Тани, глаза потухли. Она вновь превратилась в непривлекательное, неуклюжее существо… Дверь в комнату распахнулась. Вошёл высокий широкоплечий мужчина в чёрной кожаной куртке, весело блестя тёмными глазами.

— Прости, что задержался, всё время заносило на поворотах… О, у тебя гостья! Здравствуйте. (Таня нервно кивнула.) Вы в одном классе с Толиком?

— Нет, я из другой школы, — хрипло ответила Таня.

— Надо отвезти Таню домой. Я тоже поеду.

— Хорошо, поедем.

— Спасибо, — поблагодарила Таня и вышла в переднюю.

С лица отца сошло доброжелательное выражение, он язвительно усмехнулся.

— Что это за благотворительность? Где ты её подобрал?

Сын холодно взглянул на него и ничего не ответил.

— Ты стал филантропом? Ну-ну. А может, у тебя комплекс неполноценности? Иначе я не могу объяснить твой странный вкус. Впрочем, твоё дело, конечно.

Таня стояла уже одетая, когда они вышли. Анатолий увидел язвительный взгляд отца и покраснел.

Молча они спустились вниз, молча сели в автомобиль. Отец за руль, Анатолий и Таня — на заднее сиденье. Она устало откинулась и закрыла глаза.

Машина двинулась, скользя. Анатолий жадно наблюдал за всеми изменениями этого бледного лица. Машина ныряла из освещённых улиц в переулки, по лицу Тани проносились лёгкие тени. Отец через плечо спросил адрес. Она ответила:

— Заточная, семь.

Заточная! Сколько раз — Анатолий знал — он будет произносить это слово. Маленькая, ничем не приметная улица на окраине города вдруг сделалась для него сияющей звёздной дорогой, потому что там жила Таня.

— Здесь, — сказала девушка.

Машина остановилась возле одноэтажного домика из ракушечника, представляющего собой грязноватую смесь сиреневого, белого и голубого цвета. Таня неумело завертела рукоятки на дверце, Анатолий помог ей. Дверца распахнулась.

— Спасибо, — отчаянно покраснев, не поднимая глаз, пробормотала Таня.

Отец засмеялся, показывая ослепительно-белые ровные зубы.

— Не за что! Надеюсь, наше знакомство на этом не прервётся?

Коричневая варежка Тани утонула в его большой руке.

Ещё больше покраснев, девушка замотала головой, неизвестно что выразив этим жестом — согласие или отрицание.

— Я провожу тебя, — сказал Анатолий.

— Ой, нет, что ты! Не надо! Вот же моя дверь.

Она с некоторым трудом вылезла из машины — мешала шуба и, взобравшись на обледеневшее крылечко (Анатолий подумал: «Лёд сколоть некому»), позвонила. Обернувшись, крикнула: «До свиданья!», махнув рукой. Анатолий помахал в ответ. Дверь приоткрылась, Таня скользнула в образовавшуюся щёлочку, машина тронулась.

На обратном пути отец вёл автомобиль медленнее, одной рукой закуривая. Анатолий в зеркальце видел его загорелое лицо, двигающиеся бугры на скулах. Отец о чём-то хмуро и напряжённо думал. Чтобы прервать затянувшееся молчание, сын спросил:

— Мы едем прямо домой?

— Нет, заедем в универмаг… Знаешь, а фигурка у этого ничего. Если её одеть как следует… Или раздеть…

Анатолий побледнел, зрачки его сузились.

— Её зовут Таня, отец! И больше так о ней никогда не говори!

— А вообще, я советую тебе, как старший товарищ: оставь её! Она может тебя затянуть в такое…

— Это уже моё дело, — глухо ответил Анатолий.

Отец пожал широкими плечами.

— Как знаешь.

Стоянка под универмагом была, казалось, забита, но отец ловко втиснул машину на последнее свободное место. Выключил мотор.

— Ты пойдёшь?

— К Кострицыну? Нет.

— Напрасно.

Анатолий молча раскрыл взятый с собой учебник. Краем глаза наблюдал, как высокая фигура отца легко и свободно движется среди толпы, с весёлой бесцеремонностью раздвигая людей. Вот он исчез за стеклянной дверью универмага…

Анатолий вытащил записную книжку и написал: «Волконская Татьяна. Д. а.: Заточная, 7. Школа № 15.»

Удивительное существо получило точные координаты. Теперь он сможет найти её, как только захочет. Даже если вдруг потеряет память…

Анатолий закрыл глаза и прошептал: «Синеглазка моя…» Сердце неровно билось под меховой курткой…

— Ты заснул? — весёлый голос отца вернул его к действительности. Рядом на сиденье отец небрежно бросил свёрток.

— Тебе от Кострицына подарок.

— Я не хочу, — равнодушно ответил Анатолий.

— А ты всё же глянь. По-моему, через неделю это тебе понадобится.

Анатолий неохотно развернул разноцветную бумагу. И у него невольно вырвалось:

— Ой!

В свёртке оказалась стёганая куртка из серебристой плащевой ткани, с множеством карманов, «молний» и клапанов, с маленьким, но всемирно известным «лейблом»… Пальцы Анатолия осторожно погладили блестящий рукав.

— Ты погляди, какая фирма! — искренне радовался отец. — И ведь бесплатно! Только Кострицын услыхал, что послезавтра твой день рождения, сразу достал из сейфа…

— А что ты ему подарил? — поинтересовался сын. Отец смешался.

— Как… что подарил? Ну и вопросики у тебя!

— Нормальные вопросы. Просто так ничего не бывает.

— Ну… ты же знаешь. Я нужный человек для Кострицына, он меня уважает и…

— И дарит твоему сыну куртку за стольник. Хорошо он тебя уважает! Хотел бы я так…

Отец усмехнулся.

— Ах, вот что тебя интересует! Конечно, и у тебя так будет. Если только ты, впрочем, не будешь общаться с такими Танями…

Анатолий завернул куртку в бумагу и протянул отцу.

— Отдай её Кострицыну. Я не возьму.

— Толик, ты что?

— Верни куртку Кострицыну, — жёстче произнёс Анатолий.

— Ты что, спятил?! — повысил голос отец.

Но, взглянув на сына, понял: не переубедить.

— Хорошо, я верну её, — сказал мягче.

— Верни сейчас.

— Он уже уехал домой.

— Тогда завтра утром.

— Верну, раз ты этого требуешь. Но представь, как ты в ней выглядел бы на мопеде…

Отец попал в точку. При слове «мопед» Анатолий вздрогнул и задумался. Потом покачал головой.

— Нормально будет и в старой.

— Ты бы мог кататься с Таней. Ей бы эта куртка понравилась, — вкрадчиво продолжал отец. — И шлем я подобрал бы подходящий.

Анатолий сдвинул брови. Не зная сам, он в этот момент необыкновенно походил на отца…

— Тогда уж два шлема, — сказал сердито.

— Замётано, сын!

Заводя машину в гараж, отец небрежно спросил:

— Так что, вернуть куртку?

— Ладно… оставь уже, — неохотно пробурчал Анатолий. Он действительно представлял себя в новой куртке вместе с Таней на мопеде… которого у него пока ещё нет, но скоро будет.

Поздно вечером, сделав уроки, он занялся проявлением фотографий. И вот, наконец, всё отчётливее проступили чудесные глаза, чуть заметная улыбка на сжатых полных губах…

За всё время она улыбнулась лишь один раз. Но каким прекрасным стало её бледное лицо! Словно внутри его зажегся волшебный фонарь…

«Она должна улыбаться ещё, — подумал он. — Она должна улыбаться всё время! Не знаю, как я это сделаю, хоть вылезу из кожи, но я этого добьюсь!..»

ГЛАВА 2.

В субботу, едва прозвенел последний звонок, Анатолий уже ждал Таню, сидя на заборе из жёлтых и красных труб возле пятнадцатой школы. Для этого ему пришлось сорваться с биологии, которую вела сама директор школы Тамара Сергеевна. Впереди маячило неприятное объяснение. Но до понедельника оставалась уйма времени…

Таню он увидел издали. Она осторожно спускалась со школьного крыльца среди толпы поднимающихся подростков. Пятнадцатая школа была двухсменной.

Когда Таня заметила его, в глазах её промелькнуло непонятное выражение, похожее на страх. Она сделала шаг в сторону. Но Анатолий уже подходил к ней, протягивая руку:

— Привет, Таня!

— Привет, — ответила она. — Что случилось?

— Ничего. Хотел тебя видеть. Вчера я не мог — масса дел.

— Да? Интересно…

Нет, ей это было явно неинтересно. Анатолий подумал даже, что она просто не расслышала его ответа.

— Вообще-то ты угадала. Случилось…

Только обветренные губы её чуть дрогнули и снова сурово сжались.

— Случилось… только моё рождение.

— Поздравляю, — очень серьёзно сказала Таня.

— Танечка! Я пришёл… чтобы… пригласить тебя на сегодня… на вечер… я…

Он запнулся. Сине-фиолетовые глаза смотрели сквозь него с холодным недоумением.

— Я приглашаю тебя!!! — отчаянно выкрикнул Анатолий. — Я очень прошу… приди!!!

Наконец до него дошло, что она улыбается. И даже вроде пытается его успокоить.

— Я приду, Толик. Конечно, я приду! Только ты не волнуйся.

Анатолий снял шапку, зачерпнул горсть снега, приложил к пылающему лбу.

— Голова болит, да? — Таня полезла в портфель. — Возьми таблетку.

«А ведь из её рук я бы спокойно принял и отраву, — подумал Анатолий. — Интересно, догадывается ли она об этом?..»

Догадывалась ли Таня или нет, неизвестно, но её лицо из бесстрастного и холодного стало нежным и участливым, смотрела она теперь с вниманием и теплотой.

Проглотив таблетку, Анатолий обеими руками сжал тёплую маленькую руку в колючей варежке.

— Так ты придёшь, Танечка? Придёшь, да? Я жду тебя в шесть часов.

— Надень перчатки, обморозишь руки, — строго сказала Таня. — И шапку надень. Я приду. Напомни адрес.

Анатолий вытащил подготовленную карточку.

— Проспект Дзержинского, десять, квартира сто восемьдесят девять, — поднеся её близко к глазам, прочитала Таня. — Хорошо. Вот только не знаю, успею ли в шесть. До вечера, Толик. Сейчас подойдёт мой автобус.

— Тогда ты должна успеть! — решительно заявил Анатолий.

Она глянула на свои часики.

— Постараюсь.

— Я провожу тебя до автобуса… чтобы ты опять не упала.

В её взгляде промелькнули смущение, благодарность и лёгкая насмешка.

— Ну, пошли.

Когда переполненный автобус отъехал, Анатолий помчался домой и лихорадочно занялся приготовлениями…

До половины шестого все дела были закончены. Анатолий надел белую сорочку, парадный костюм и подошёл к зеркалу — завязать галстук. В трюмо отразился мрачный акселерат с тёмно-серыми глазами и очень короткой стрижкой.

— Панк, — хмуро усмехнувшись, бросил своему отражению Анатолий и стал завязывать галстук со старательностью, выдававшей его недавний опыт в этом деле. Пару раз провёл расчёской по голове, слегка надушился и вздохнул…

«Лицо детское и глаза какие-то глупые… Уши торчат. Зубы, правда, красивые, как у отца, а что толку? Не нравлюсь я ей…»

Анатолий знал, что девочки считают его самым красивым парнем в классе. Раньше это ему весьма льстило, но теперь вдруг потеряло всю привлекательность, ведь Таня не относилась к нему всерьёз…

Он сердито бросился на диван. Тут же вскочил, стал рыться в кассетах, включил магнитофон. Квартиру наполнил страстный хриплый голос Челентано. Снова сел, заложив ногу за ногу. И тут же раздался мелодичный звонок.

Анатолий вскочил, опрокинул журнальный столик, быстро поставил его на место и кинулся открывать. По дороге бросил взгляд в зеркало. Промелькнуло нечто бледное, встрёпанное, с горящими глазами. Открывая, старался дышать глубже, чтобы успокоиться.

— Здравствуй, Таня! — выдохнул, увидев на площадке знакомую фигурку, утопающую в колокольной шубе.

— Привет, — сказала Таня. — Можно?

— Да, да, конечно! Заходи! — потащил её за рукав, словно боялся, что она уйдёт.

В передней снял с неё шубу, стащил с ног сапоги. Сняв старенькую вязанку, Таня осталась в синем шерстяном платье, заколотом у воротника большой старинной жемчужной брошью. Вынула расчёску.

— Дай мне, — попросил Анатолий.

Она с лёгким удивлением подняла на него глаза, но сразу же протянула.

Анатолий бережно пригладил пушистые тёмные волосы девушки, от которых чуть пахло ароматным шампунем. Таня стояла, опустив длинные ресницы, на бледных её щеках горели два красных пятна…

Слегка обняв её за талию, Анатолий повёл девушку в большую комнату. При виде большого накрытого стола Таня чуть попятилась.

— А что… будет много народа? — дрожащим голосом спросила она.

— Да нет, всего несколько человек, мои друзья. Шестнадцать лет всё-таки…

Таня с ужасом глянула на своё скромное платьице, зашитые кое-где колготки. Анатолий решил, что она сейчас захочет уйти, и быстро сказал:

— Я хочу тебе показать свою комнату. В прошлый раз ты её не видела. Интересно, тебе понравится?..

И распахнул дверь. Таня замерла на пороге. Стояла долго… Потом тихо спросила:

— А это… твои друзья тоже увидят?

Всю стену над постелью занимал цветной фотопортрет Тани, увеличенный до размера зарубежных реклам кинозвёзд…

— У меня один близкий друг — Костя Сарычев. Ты его увидишь… Я от него ничего не скрываю. А остальные — это не их дело, — твёрдо ответил Анатолий.

— Но это же… — Таня не договорила. Словно пытаясь укрыться от огромных глаз своего двойника, она стала осматривать комнату.

Топчан, письменный стол, тахта. Небольшая застеклённая «стенка» с книгами, кассетами, дисками. Над тахтой и на полу ковры. Стены завешаны цветными фотографиями мотоциклов, мопедов, мотороллеров. Над столом висит большой календарь с яркими лаковыми страницами. Новая страница — новый месяц — новый автомобиль. Рядом полка с учебниками и тетрадями. Тут же телефонный аппарат цвета слоновой кости.

— Сколько у вас телефонов? — удивилась Таня.

— Три аппарата. Один в передней, один у отца и один у меня. Так гораздо удобнее. А у тебя есть телефон?

Таня покачала головой.

— Нет, нам ещё пока не провели…

— Я тебе дам мой номер. Звони, когда захочешь.

Он стал искать листок бумаги, а Таня тем временем досматривала детали: пара боксёрских перчаток и две скрещённые шпаги, висящие на ковре, уголок с инструментами и столом-верстаком, электрогитара, стереосистема…

— Хорошая у тебя комната, — похвалила Таня.

— Да уж не жалуюсь, — скромно ответил именинник.

Подойдя к «стенке», девушка стала разглядывать корешки книг. Технические, спортивные, масса художественных, с преобладанием научной фантастики… Вдруг взгляд её упал на стоящую за стеклом чёрно-белую фотографию. На фотографии была снята смеющаяся молодая женщина, настолько красивая, что Тане на миг почему-то стало страшно…

Сзади подошёл Анатолий.

— Возьми номер.

— Толик, кто это? — её голос прозвучал неестественно.

— Это моя мать, — спокойно сказал он.

— Она… — Таня хотела сказать «умерла», — не живёт с вами?

— Она уехала за границу. Её муж — известный мотогонщик, а она иногда снимается в кино. — Анатолий помедлил. — Красивая, правда?

Таня внимательно-внимательно посмотрела на Анатолия.

«Сын этой женщины… Да, он похож на неё. Сейчас не очень, больше похож на своего отца, а вот когда он бледнеет, лицо его застывает, он становится точно мраморный и очень красивый. Почему же она бросила их? Анатолий так спокоен, похоже, не очень переживает, но его отец… Теперь понятно, почему он такой циничный… и такой несчастный…»

— Что смотришь? Любуешься, какой я красавец? — натянуто усмехнулся Анатолий, которому было очень не по себе под её пристальным взглядом.

— Толик, а кем работает твой отец? — внезапно спросила Таня.

Она не ошиблась. Он побледнел, и лицо его застыло. Застыли и глаза — две мёртвые серые льдинки…

— Он… шофёр и механик — всё вместе. Работает дни и ночи, дома бывает редко…

— Значит, ты ночуешь один? — сочувственно удивилась девушка.

— Когда как. Иногда с друзьями. — Анатолий слегка улыбнулся, будто оживая. — Пошли в залу?

Они вышли из комнаты, провожаемые тоскующим взглядом фото-Тани.

Песня закончилась. Анатолий снял кассету.

— Зачем? Такая хорошая музыка! — запротестовала девушка.

— Это хорошо, что у нас похожие вкусы, — серьёзно заметил Анатолий. — Но я хочу, чтобы ты послушала другое.

Он взял новую кассету.

— Это запись ансамбля нашего спортклуба. Музыка моя. Называется «Жизнь».

— Ты… сочиняешь музыку?!

— Бывает.

— Ну, поставь.

Анатолий поставил кассету и уселся вместе с Таней на диване. Сердце его отчаянно билось. Он заметил, что и грудь девушки неровно вздымается, а на висках блестят капельки пота — в квартире было жарко.

Родилась и оборвалась щемящая нотка, и в сердце Тани появилось предчувствие тревоги.

Возникла мелодия… Действительно тревожная, непонятно куда зовущая, то нежная, то стремительная, как короткий полёт, она не была свободна от некоторой излишней самоуверенности, свойственной подросткам, и всё же эта мелодия дразнила Таню, порой почти доводя ей до слёз, хотя не была грустной. Музыкальные фразы начинались ударными инструментами весело, приподнято; кончались неожиданно спускающимися в печаль, о чём-то тоскующими звуками, и всё вместе создавало впечатление чего-то взволнованного, мужественного, нежного и хрупкого, как хрусталь…

Таня глубоко вздохнула, переводя дыхание. Она не знала, что сказать. Потрясающе? Но она чувствовала, что Анатолий ждёт от неё каких-то других слов…

— Мне… очень понравилось, правда. Ты учился музыке?

— Да, немного. В детстве… — он взял её руку и стал разглядывать ладонь.

— В детстве… Что ты делаешь? Ты умеешь гадать? — с наигранной шутливостью спросила девушка. Анатолий покачал головой.

— Я не волшебник, я только учусь… Но я могу сказать, что ты проживёшь долго-долго и будешь очень счастлива. У тебя родится много детей. Первая — красавица — дочка, похожая на тебя…

Таня освободила руку.

— Спасибо, волшебник. Давай теперь я тебе погадаю. Покажи ладонь… Всё ясно, — серьёзно сказала Таня. — У тебя будет большая любовь, и ты можешь умереть совсем молодым.

— Это ещё почему?! — возмутился Анатолий.

— Смотри, вот твоя линия любви. Видишь, какая глубокая? А вот линия жизни. Видишь, она соединяется с линией любви, а дальше обрыв и пунктир… Непонятно, что с тобой будет.

— Ну, уж нет! — заявил Анатолий. — Я собираюсь жить долго. Наших детей кто будет воспитывать?!

Вместо ответа Таня взглянула на часы.

— Почти семь. Когда же придут твои друзья?

— Тебе не нравится, что мы вдвоём?

Глаза Тани стали колючие и злые.

— Нет!

Анатолий понуро опустил голову.

«Вот и всё… — застучало в висках. — Вот и всё… Ты сделал всё, что смог. Ей плохо с тобой… Ей плохо… С ТОБОЙ».

— Ты меня так и не поздравила… — тихо сказал он.

— Ой! Совсем забыла! Извини меня, пожалуйста, — она побежала в переднюю.

Анатолий переставил кассеты. Приглушённо зазвучал Челентано. Анатолий тяжело поднялся, выключил люстру и замер, тупо глядя в освещённый проём…

— Что случилось? Почему темно? — она остановилась на пороге. — Ты где?

Он молчал.

— Толик, — она подошла к нему и стала так близко, что он отчётливо ощущал лёгкий аромат каких-то духов, смешанный с тёплым запахом её тела, — не обижайся… Всё это так сразу… Я не могу так…. Я не умею, может, потом научусь… Я постараюсь, вот увидишь… И я тебя поздравляю. Шестнадцать лет — это большой праздник. Я желаю тебе всегда оставаться таким же… хорошим и добрым. Ты очень хороший человек. И я дарю тебе самое дорогое, что у меня есть (Анатолий на миг задохнулся) — слонёнка из уральского камня. Когда-то это был мамин талисман, потом мой… теперь будет твой. Говорят, он приносит счастье…

Она потянула Анатолия на свет, он покорно шёл за ней. Возле дверей показала маленькую фигурку из опалово-розового, похожего на перламутр, минерала.

— Я не хочу лишать тебя самого дорогого… — начал он.

— Замолчи! Возьми! — она положила слонёнка ему на ладонь и сжала его пальцы. Он удивлённо замолк, чувствуя, что происходит чудо, — в его руке холодный камень нагрелся и затрепетал, как живой.

— Спасибо. Таня…

Голос его оборвался. Ему показалось, что он сейчас заплачет. Вот этого стыда он уже не пережил бы… Внезапно Таня сделала то, чего он никак не ожидал, — на миг прижалась к нему, и его щеки коснулись её тёплые губы. И тут же выскочила в коридор.

— Я помою руки, — крикнула издалека.

Анатолий включил ей свет в ванной, спрятал слонёнка в самый глубокий карман. Резко зазвенел звонок.

На площадке стояли трое его друзей, а за ними — девушка в распахнутой дублёнке, Лида Макарова, его одноклассница и соседка с верхнего этажа. Анатолий её вовсе не приглашал и глянул на неё не очень-то ласково. Но что делать — раз пришла, не выгонять же! Вздохнув, Анатолий сделал приглашающий жест и отодвинулся в сторону.

Виталий Полунин боком протиснулся в дверь, молча сдавил руку именинника в своих ручищах и немедленно стал расчёсывать перед зеркалом свои пепельные кудри.

— Прошу вас, принцесса! — кривляясь, выкрикнул Юрка Герет.

Вильнув бедром, Лида величественно вплыла в переднюю и тоже сразу устремилась к зеркалу.

— Наш дорогой и уважаемый Анатолий Владимирович Шандрик! — продолжал Юрка. — С этого дня вы становитесь ответственным за свои и отцовские противозаконные деяния в судебном порядке, отсюда следует…

— Проходи, идиот! — крикнул Костя Сарычев и, оттолкнув Юрку, зашёл.

— Закрой дверь, — велел Анатолий. — Орёшь, как… А где Зойка?

— Просила передать, что задержится, — пробасил Виталий, аккуратно сдувая с расчёски волосы и пряча её в карман.

— Наверно, вместе с Сергеем придёт, — слишком равнодушно сказал Костя. Анатолий чуть сдвинул брови.

Юрка кашлянул.

— Толик, друг! Прости дурака, болтаю, не подумав…

— Оно и видно, — холодно произнёс Анатолий.

— Попробуем сначала. В этот знаменательный день мы, твои товарищи, хотим подарить тебе нечто такое, что с полной очевидностью доказало бы тебе и всем, что ты уже взрослый. Мы долго думали и решили, что самым лучшим доказательством будет вот это…

И Юрка торжественно извлёк из-за спины несколько бутылок.

— Здорово! — засмеялся Анатолий. — Кто покупал?

— Конечно, наш дядя! — Юрка хлопнул по спине невозмутимого Виталия. — Дают всегда и паспорта не требуют! У-у, бугаёк ты наш!..

Костя молча обнял друга и положил на подзеркальник несколько книжек и кассет, потом — пакет мандаринов.

— Мама передала…

— Шандрик, помоги же мне! — прозвучал недовольно-кокетливый голосок Лиды.

Извлекая её из дублёнки, Анатолий покосился на белеющую в конце передней дверь в ванную. Но она оставалась закрытой…

Подрагивая бёдрами, Лида прошлась перед зеркалом, состроила несколько гримасок, потом, повернувшись к Анатолию, достала из красивого кулька букет красных гвоздик в хрустящей прозрачной бумаге и плитку шоколада.

— Это тебе.

— Ты сошла с ума, Лидка! — ахнул Анатолий. — Сейчас цветы тянут!..

Очень довольная, Лида потупила глаза, затрепетала ресницами и сказала грудным, очень взрослым голосом:

— Мне для тебя, Толик, ничего не жаль, разве ты не заметил?..

— Да заметил, только… — она не дала ему договорить. Поднявшись на цыпочки, обняла его за шею и чмокнула в губы.

— Здорово! — протянул Костя.

— Молодец, Лидка! — крикнул Юрка.

Дверь ванной распахнулась. Появилась Таня и, близоруко щурясь, вгляделась в ребят.

Хмурясь, Анатолий стряхнул с себя Лиду, подойдя к Тане, протянул ей цветы.

— Возьми там в комнате вазу и оставь на стол.

Таня вышла. Наступило молчание.

— Н-да… — наконец, процедил Костя. — Вы опоздали, мадам!

Лида растерянно моргнула накрашенными ресницами.

— Толик, кто это?

Таня вышла в коридор, бережно неся хрустальную вазу.

— Познакомьтесь! — громко сказал Анатолий. — Это Таня. А это мои друзья. Лида…

— Очень приятно, — прошипела Лида. Таня кивнула.

— Это Виталий. Самый сильный человек в школе, в спортклубе и вообще в районе.

Виталий бережно пожал своей огромной лапой маленькую руку девушки.

— Это Юрка. Артист, вместе с Лидой в самодеятельности выступает. Самый лучший математик школы и чемпион по шахматам. Фотограф классный. Котелок варит лучше, чем у нас всех, даром что рыжий и вечно дурака валяет.

— Благодарю за рекомендацию! — хмыкнул Юрка.

— Костя. Наш лучший боксёр. Поэт. Наша гитара-прима. И вообще мой самый большой друг. Я его очень люблю, Танечка. Он такой человек… такого не часто встретишь.

— У тебя все самые лучшие, — улыбаясь, сказала Таня. — А сам ты какой?

— А Толик самый скромный, — заметил Костя. Он, не стесняясь, разглядывал девушку. — Он наш композитор. Бог моторов и скоростей. Золотые руки!

— А я тебя знаю, — сказал вдруг Юрка. — Ты из пятнадцатой школы.

— Верно, — Таня несколько смутилась.

— Возьми, — Анатолий протянул ей шоколад. — Любишь такой?

— Что ты, Толик. Я не возьму.

— Я тебе покупала! — возмутилась Лида. — Деньги, между прочим, тратила!

— Я не возьму, — повторила Таня.

— Как хочешь, — он небрежно сунул плитку в карман своей висящей на вешалки куртки. — Не люблю сладкого.

— Растает, потечёт, — предупредил Виталий. Анатолий отмахнулся.

— Ребята, проходите, садитесь за стол. Я сейчас.

Оставшись вдвоём с Таней, он взял у неё вазу.

— Ты иди, садись. Я сам сделаю.

— Толик, — внезапно сказала Таня, — я уйду.

— Ты с… с ума сошла! — от волнения Анатолий стал заикаться. — Не смей! Если ты это сделаешь, я уйду с тобой!

Таня болезненно улыбнулась.

— Толик, я здесь лишняя. Собрались твои друзья, а я для них чужая.

— Теперь не будешь чужой. Танечка! — он обнял девушку за плечи. — Я прошу тебя! Это же мой день рожденья! Они хорошие ребята, вот увидишь! А Лиду я вообще не приглашал. Чего она явилась — не знаю.

— Догадаться не трудно, — сказала Таня, — ты ей нравишься.

— А мне нравишься ты, — они вместе вошли в ванную. — Скажи, Таня, я тебе… нравлюсь? Хоть немного?

Всунулась хитрая мордочка Юрки.

— У вас что, любовное объяснение в ванной? Толик, мы тебя ждём! Пора открывать шампанское!

— Исчезни!.. — Анатолий закрыл дверь на крючок. Повернулся к Тане, — Танечка…

Сидя на краю ванны, Таня плакала, закрыв лицо руками.

— Таня, что случилось?! Хорошо, я никогда больше не спрошу тебя об этом… никогда! Хочешь!?. Ну, перестань же плакать! — он схватил со стеклянной полочки бритву. — Если ты не перестанешь, я сейчас перережу себе вены!

— Ты с ума сошёл!!! — Таня выхватила лезвие из его дрожащих пальцев. — Я сейчас же уйду, если ты ещё раз выкинешь что-нибудь подобное!

Пустив воду, она торопливо умыла заплаканное лицо, промокнула полотенцем. Анатолий поднял вазу.

— Сядешь возле меня, — полупопросил, полуприказал он. Таня кивнула, не поднимая глаз.

«Она уже боится спорить со мной! — подумал горько. — Действительно, кретин… Истеричная баба! Видел бы меня сейчас отец!..»

Таня первой зашла в комнату. За ней вошёл Анатолий, поставил вазу с гвоздиками посреди стола.

— Долго-онько, — протянула Лида, расправляя пышные рукава своей блузки.

— Ну что, Зойку и Сергея ждать не будем? — Костя поднялся с бутылкой. — А ну, подставляйте фужеры!

Взвизгнув, Лида картинно зажала уши. Пробка хлопнула.

— За тебя, Толик, за твоё шестнадцатилетие, за твою удачу! Здоровья тебе, счастья, долгой жизни, успехов в учёбе, работе и спорте!

— И личных, — ядовито добавила Лида. Костя не повёл бровью.

— Естественно. Ну!..

Фужеры столкнулись со звоном и брызгами.

Глядя, как Таня неумело, маленькими глоточками пьёт вино, Юрка заметил:

— Смотри, писательница, опьянеешь и от сухого! Вот как надо! — он залпом проглотил содержимое своего фужера. — Закусывай скорее!

Таня испуганно наколола на вилку и сунула в рот кусочек селёдки. Лида медленно пережёвывала свой бутерброд, не сводя с неё расширенных, обведённых тенями глаз. Анатолий пристально глянул на Лиду раз, другой, потом изо всей силы наступил под столом на ногу.

— Ой, чулки, «сеточка»! — взвизгнула она и выскочила из-за стола. — Так и есть, порвал!

— Новые купят, — сообщил Юрка.

— Хочешь, зашью? — ехидно предложил Костя. Все знали, что Лида Макарова носит только новые вещи, на которые не скупились её родители.

— Отстаньте, крети-ины, — заныла Лида. В поисках сочувствия обратилась к Тане:

— И вот все они такие. Наплевать им на чужие деньги. Этот Шандрик мне уже третьи чулки рвёт!

— Жалеешь, что не третий лифчик? — прищурился Юрка.

— Как тебе не стыдно!? — возмущённо крикнула Таня.

Анатолий начал подниматься. Пакостник шмыгнул за широкую спину Виталия.

Лида махнула рукой.

— Ничего им не стыдно. Сейчас помирятся. А Шандрик вообще ни разу в жизни слабого не ударил.

— Оставь его, — сказал Костя. — Глупости всё это.

— Оставить? — с весёлой злостью спросил Анатолий у Тани. Та серьёзно кивнула.

— Оставь.

Виталий встал — словно колонна выросла за столом.

— Что за хай? Я, к примеру, уже докончил всё на тарелке. Ты, новорожденный, собираешься нас кормить, или нет?

— Девочки, помогите! — крикнул Анатолий и вместе с Таней и Лидой пошёл на кухню. Конфликт улёгся.

ГЛАВА 3.

Оставшись втроём, ребята многозначительно переглянулись.

— Где он её выкопал? — спросил Костя. — Юр, ты что, её знаешь?

— Да ну, знаю… Она в литературном классе учится, в пятнадцатой школе. Видел пару раз, когда был там на олимпиадах. Она у них считается юным дарованием.

— Гений к гению? — хмыкнул Костя.

— На кого Лидку променял!? — вздохнул Виталий.

— Лидка — дура, а вот с Зойкой инфаркт случится, когда увидит. Надо же! Вроде такая любовь была! Думал, скоро «горько» кричать придётся, — скривился Юрка.

— Может, ещё и придётся, — мрачно изрёк Виталий.

Костя молчал. Его смуглое лицо было мрачным и отчуждённым.

— Этой?! Никогда в жизни!.. Да я лучше…

Юрка не договорил. Вошёл Анатолий с девочками, нагружённый тарелками. Юрка потянул носом воздух и потёр руки.

— Ну, Толь, батька у тебя что надо! Из ничего красную икру сделает!

— Ты опять!? — угрожающе произнёс Анатолий.

— Ты чего?! — изумился Юрка. — Я же похвалил! Нет, парни, он сегодня точно двинутый. Его отца родного хвалят, а он…

От работы и внимания к ней Таня раскраснелась. На миг она забыла, что на ней старое немодное платье, зашитые колготки и тапочки Анатолия, ощутила себя равной, своей в пёстрой, нарядной и весёлой компании подростков. Она могла наравне со всеми шутить, смеяться, болтать…

Анатолий наблюдал за её оживлённым, порозовевшим лицом, чувствуя тайную радость. Она перестала нервно щуриться, её большие синие глаза стали чистыми и ясными, в них зажглись живые искры, и точно такие искры вспыхнули во взгляде Анатолия. Ему хотелось подойти к ней, сказать что-нибудь ласковое или хотя бы просто пожать её узкую белую руку с дешёвым колечком на тонком пальце. Он невольно перевёл взгляд на стол, где пухлые розовые пальчики Лиды порхали над тортом, посвёркивая огоньками фианитов. Его взгляд столкнулся с другим взглядом. Виталий… Анатолий отвёл глаза, пододвинул к себе бутылку пепси-колы, хотел открыть, но тут прозвенел звонок.

Таня заметила, что взгляд Анатолия словно остановился, а лицо стало застывшим и холодным. Только на скулах катались бугры.

«Что с ним? Кто должен был прийти? Какие-то Сергей и Зоя? Это они звонят? Но почему их приход так подействовал на него?»

Костя побледнел и не отрывал глаз от двери.

— Я открою, я открою! — напевая и прожёвывая торт, Лида выбежала в переднюю. Анатолий встал и обнял Таню за плечи. Его рука была тяжёлой и горячей.

В передней слышались приглушённые голоса, смех Лиды, потом коротко — колокольчиком — прозвенел чей-то чужой смех. Пальцы Анатолия больно сжали Танино плечо. Таня хотела сказать ему об этом, но не успела, потому что открылась дверь и зашли — сначала Лида, потом высокий парень пропустил вперёд девушку и вошёл сам.

Вот она какая, Зойка. Джинсы. Лёгкая, будто пронизанная солнцем, чёлка. Талия до того тонкая, что, кажется, можно обхватить пальцами. Голубые взблески из-под густых ресниц. В детских обветренных руках — целый сноп нерасцветших ещё роз.

Взблеск в сторону Анатолия и Тани. Мгновенная тень… Ослепительная улыбка:

— Поздравляю тебя, Толик! — Зоя шагнула вперёд, протягивая ему розы. Анатолий взял цветы, слегка пожал руку девушки.

Лида, видимо, для компенсации взявшая на себя роль хозяйки дома, схватила с телевизора вазу, побежала за водой. Таня глянула на Сергея, и он ей не понравился, хотя она не могла не признать, что он красив — наглой, сытой красотой уверенного в себе молодого человека; среди чёрных ресниц сверкают ярко-синие глаза, тонкий профиль своеобразно гармонирует с крепкими мускулами под чёрной замшей…

Приход Сергея и Зои мгновенно изменил обстановку.

— Музыка!!! — рявкнул Виталий и врубил усилитель на полную мощность. Юрка, придвинувшись к Зое вплотную, вполголоса рассказывал анекдоты, и она смеялась, запрокинув головку и блестя зубами. Костя перебирал кассеты, намеренно отклоняясь от присевшего рядом Сергея.

Анатолий всё ещё стоял за стулом Тани и руки с её плеч не снимал. В смущении девушка водила пальцем по гранёным бокам фужера.

В комнату влетела Лида.

— Музыка?! Ой, Виталичек, поставь что-нибудь медленное! Я хочу танцевать!

— А ну, пусти, — строго сказал Костя Сергею и стал менять кассеты. Виталий двинулся к Лиде. Та с наигранным неудовольствием обняла его за мощную шею.

Зазвучал медленный рок. Все разговоры прекратились. Зоя подошла к Анатолию.

— Пошли?

Тот снял свою руку с плеча Тани. Она внутренне сжалась. Анатолий покачал головой.

— Нет, Зоя. Первый я танцую с Таней.

— С Таней? — Зойка удивлённо блеснула глазами на девушку. — Познакомь нас, Толик!

— Это Таня Волконская. Учится в литературном классе. Очень хорошая девушка.

— Вижу, — без улыбки сказала Зоя. — Очень приятно.

— Зоя Ясько. Отличница, спортсменка, мастер спорта… и просто красавица.

— Приятно познакомиться, — смущённо проговорила Таня.

Анатолий поднял её за руку со стула.

— Приглашаю тебя!

— Идём со мной, — к Зое подошёл Сергей.

— Нашему полку прибыло! — засмеялась Лида. — Подвинься, Виталик, дай людям место!

Виталий тяжело кружился на одном месте, придерживая талию Лиды так бережно, словно боялся, что она рассыплется в его могучих руках. Небрежно толкнув, Сергей заставил его посторониться. Он, наоборот, так крепко прижимал к себе Зою, что Тане было неудобно смотреть в их сторону. Больше всего её удивляло, что Зойка даже не пытается его оттолкнуть, хотя её взгляд неотрывно следует за Анатолием.

Таня танцевала медленный танец впервые в жизни. Вначале она очень боялась сбиться с такта, но потом её боязнь прошла, она забыла про ноги. Оказывается, во время танца можно смотреть в глаза партнёру, и это очень интересно!

…Таню испугала незнакомая тёмная глубина глаз Анатолия. Пытаясь отвести взгляд, она неловко улыбнулась, и ему снова захотелось навсегда запечатлеть на фотоплёнке это милое беспомощное лицо.

Юрка внезапно выключил свет. Лида взвизгнула. Руки Анатолия сильнее сжали талию Тани, сердце её тревожно застучало…

Вдруг темноту расколол громкий вскрик Зои:

— Ой! Больно! Пусти!..

Бегущие шаги, хлопнула дверь, на миг впустив свет. Таня почувствовала, что Анатолий отпустил её. Дверь хлопнула второй раз.

Танцующие остановились. Зажглась люстра. Виталий растерянно моргал лохматыми светлыми ресницами:

— Парни, я ничего не понял! Что случилось?

— Толик с Зойкой пошли отношения выяснять, — сказал Юрка.

— Сергей, в чём дело? — зло спросил Костя.

— У неё спроси.

— Может, ей плохо? — всполошилась Лида.

— Ну вот, Толик ей и поможет, — Сергей сел на диван, вытянув длинные ноги. — Толик у нас мальчик отзывчивый.

Юрка глазами показал на Таню. Сергей недобро прищурился.

— Новая подруга?

Лида хихикнула.

— Ясно. Как зовут?

Таня не сразу поняла, что вопрос обращён к ней.

— Татьяна.

— Ты бы, Танёк, ещё и по отчеству. Серёжа, — не вставая с дивана, он протянул ей руку.

Таня растерялась. Подойти и пожать? Не стала.

Костя хмыкнул то ли удивлённо, то ли одобрительно, не поймёшь.

— Гордая? — Сергей вытащил сигареты, закурил. — Гордых я люблю. Как у нас, Танёк, с закуской? Выпить сильно охота.

— А мы… мы уже всё выпили.

— Не всё, — Сергей вытащил из кармана маленькую тёмную бутылку. — Made in Франция. Витёк, сходи-ка за Толиком. Зойка, если не хочет, пусть не идёт. Танёк, собери-ка фужеры… пожалуйста.

Таня колебалась секунду. Потом, собрав фужеры, поставила перед Сергеем. Он одобрительно улыбнулся ей, и девушка, несмотря на свою антипатию к нему, не могла не отметить, что он всё же очень красив…

— Добавь два, товарищ Макарова, — Лида метнулась к серванту. — Да не суетись, разобьёшь. Толик сердиться будет…

Сергей разлил коньяк, строго разделив на равные части. Остаток вылил в Танин фужер.

— Для здоровья. А, Витёк, где же наш именинник?

Силач виновато развёл руками.

— Не идёт. Заперся с Зойкой в ванной.

— Это у него мания — крутить любовь в ванной! — прыснул Юрка. Но его никто не поддержал. Сергей не спеша поднялся.

— Тогда пока продолжим вечер. Я хочу танцевать. Кто там диск-жокей? Медленный, пожалуйста! Танёк!..

Задумчиво глянув на него, Таня вдруг улыбнулась и в точности повторила Лидин жест, размашисто обняв его за шею…

— Ну, ты даёшь!.. — в полной тишине прошептал Юрка.

…Включив свет, Анатолий вбежал следом за Зоей в ванную. Плача, девушка рвала с себя свитер.

— Закрой дверь! На, смотри!..

На спине её с трогательно торчащими лопатками, на худых нежных плечах краснели запёкшиеся кровью свежие рубцы.

— Отец? — хмуро спросил Анатолий.

— Он, зверюга! Убью его! Убью!! Убийца, изверг!!!

— Ремнём?

— Ремнём!? Шлангом! Где-то вычитал, гад, что так фашисты делали, принёс кусок шланга и вперёд!.. Ненавижу!!! А этот придурок Серый лапает, тискает… Больно!

Анатолий поморщился.

— Зачем ты ему позволяешь… И спереди тоже?

— Везде! — Зоя резко повернулась. На животе, шее, груди, настолько маленькой и упругой, что она не носила бюстгальтера, алели кровоподтёки.

Брови Анатолия сдвинулись, он сжал кулаки.

— Вот сволочь!.. Почему ты не пожалуешься Сергею?

— Сергею?! — брови Зои изумлённо поднялись вверх «домиками». — Ему только пожалуйся… Он же бандит! Всю семью перережет…

— То-то ты с ним ходишь…

— Да, хожу! Потому что… потому что ты… — Зоя запнулась. А эта девочка… Эта Таня… она тебе нравится?

— Я люблю её, — тихо ответил Анатолий.

Зоя сжала руки на груди.

— А я?! Я ведь тоже люблю тебя! Толик!..

Анатолий забормотал, чувствуя к себе острое презрение и стыд:

— Но ты же знала, что я не люблю тебя… хотя отношусь к тебе очень хорошо… Ты же сама хотела, чтобы хоть так… чтобы мы встречались… Теперь я больше не могу! Я люблю Таню… Прости…

— Теперь я тебе больше не нужна, ты бросаешь меня!.. — рыдала Зойка.

В дверь осторожно постучали. Голос Виталия деликатно произнёс:

— Толик, Сергей просит, чтобы ты пришёл.

— А, пошёл он!.. — Анатолий яростно рубанул по двери ребром ладони.

Всхлипывая, девушка стремительно прильнула к нему.

— Толик, не бросай меня! Я… не смогу без тебя жить! Отец… И Сергей — он же убьёт меня! Ты не думай… Толик… У меня с ним ничего не было. Я люблю только тебя. Тебя одного…

Её стриженая головка беспомощно повисла на тонкой шее.

— Не надо, Зоя, — Анатолий бережно обнял её. — Ты же такая красивая. Ты встретишь хорошего человека, полюбишь его, он тебя полюбит…

— Не-ет! Нет, Толичек! Никого я не встречу! Никогда! Лучше умереть!..

Анатолий глянул на свои ладони, которыми только что прикасался к её спине. Они были в крови… Намочив полотенце в холодной воде, он обернул им туловище девушки.

— Посиди немного так. Тебе станет легче.

В дверь снова постучали. Донёсся спокойный голос Кости:

— Малыш, иди сюда.

— Чего тебе?

— Иди, говорю. Серый к твоей клеится.

Анатолий чуть не сорвал дверь с петель.

В большой комнате было почти темно, светились только лампочки на стереосистеме, да пробивался свет из передней. Лида с испуганными глазами замерла в кресле. Рядом стоял Виталий. Юрка возился с кассетами. Таня и Сергей танцевали.

Костя застыл в дверях. Щёлкнув выключателем, Анатолий быстро подошёл к Тане и снял с её талии руки Сергея.

Сергей взглянул на Анатолия как-то боком, через плечо. Сунул руку в карман.

Лида взвизгнула. Костя и Виталий одновременно сделали два резких шага на середину комнаты.

Сергей вынул пустую руку из кармана и криво усмехнулся.

— А мы тебя ждали, Толик… Коньяк без тебя не стали пить…

— Ну, спасибо… — медленно произнёс Анатолий.

Таня не сводила глаз с его бледного страшного лица. Оказывается, он может быть и таким…

В комнату влетела кое-как напялившая свитер прямо на полотенце Зойка.

— Толик! Ты… ты… — от волнения она не могла говорить.

— А! Все в сборе! — Сергей театральным жестом вытянул руку вперёд. — Витёк, фужеры!

Виталий растерянно посмотрел на Анатолия и, схватив фужер, поднёс его Сергею. Анатолий презрительно отвернулся… Следующий фужер Виталий отдал ему. Анатолий поставил его перед Таней и взял себе фужер сам. Костя взял себе и сгорбившемуся в углу Юрке. С последними двумя Виталий вернулся к Лиде.

Фужер был поставлен и перед Зоей, но она не смотрела на него, а медленно вытаскивала из-под свитера влажное полотенце со следами крови.

— За именинника! — поднял фужер Сергей. — За его долгую, долгую жизнь! Толик, ты молодец, правильно поступаешь, я тебя уважаю и мечтаю ещё не раз погулять у тебя на именинах!..

Подражая другим, Таня проглотила свою порцию залпом. На мгновение у неё перехватило дыхание, из глаз брызнули слёзы, в груди запекло, и ей было всё равно, кто тащит её к двери…

Втолкнув её в комнату Анатолия, Юрка запер дверь и сделал страшные глаза.

— Слушай сюда, подруга! Лично я ничего против тебя не имею, и мне будет жаль, если с тобой что-то случится, или — тем более — из-за тебя с Толькой.

— Ой! Мамочка! — Таня закашлялась. Стало немного легче. — Ты о чём?

— Она ещё спрашивает! Ты знаешь, кто Сергей?

— Нет…

— «Нет»! Сергей — это король!

— Кто-о?

— Ты что, с луны свалилась?! Не знаешь, какие бывают короли?!

— За границей бывают… В сказках…

В немом изумлении Юрка уставился на неё.

— Да… — сказал он наконец. — Сколько живу… Бывает же такая святая наивность! Тебя кто воспитывал, Волконская?! Гувернантка?

Таня обиженно отвернулась. Подумав, Юрка взял её за руку и негромко сказал:

— Это вроде такой организации, понимаешь? Серёжка там — почти главный, по-ихнему — младший король. А Виталька — его телохранитель.

— Это бандиты, да?! А как же Толик, ведь Виталий его друг, кажется?

— Друг до первого милиционера. Ты что думаешь, это у них игра такая? Если что, Серёжка прикажет, и Виталька спокойно грохнет своего дружка. А нет, так самого прикончат. Или родителей.

— Какой ужас!.. — Таня закусила губу.

Юрка с наслаждением продолжал её пугать.

— Подожди, ещё увидишь. Костик от твоего Толика ни на миг не отходит — и в клубе, и везде. Боится, что они его из-за Зойки… Но это вряд ли. Тольке повезло. Папаня его тоже тёмными делами занимается, наш Толичек вроде под его защитой… Только он сильно гордый, Толька. Вечно один на танк прёт.

За дверью — голос Лиды.

— Герет, дай Толину гитару! Сергей просит.

— А Толька?

— Разрешил.

Юрка сплюнул и пошёл за гитарой. Лида сунулась в дверь, торопливо шепнула:

— Таня, тебя ждут!.. — и убежала с гитарой.

В зеленоватых глазах Юрки мелькнула тоска.

— Танька, не ходи сюда… Я знаю, ты хорошая девчонка. Ну, зачем тебе это?! Ты же не корова Макарова. Это она тупо бегает за Шандриком ещё с пелёнок. Ты что, сама не видишь — не для тебя всё это! И из-за Зойки тут такие дела могут быть… Волконская, не будь дурой, сваливай отсюда! Ты ещё получше Тольки парня встретишь.

— Это он просил тебя поговорить со мной? — спросила Таня.

Юрка запнулся.

— Нет, я сам… Ты ему не рассказывай, ладно? Ведь я, как лучше…

— А если я не хочу, как лучше?! Если я не хочу никого больше встречать?! Если мне нравится Толик?! Если мне хорошо с ним, и я вовсе не хочу уходить?!.

— С тобой, как с человеком, а ты… Всё равно у вас ничего не получится, Зойка не даст. Она же была Толькиной любовницей, — безжалостно закончил он.

Таня задохнулась.

— Но… как?! Она же… ещё маленькая!

— Как, как, вот так! У нас маленьких нет, все большие. Хочешь ему заменить Зойку, подружка?..

…Она не помнила, как выскочила из комнаты. В передней стоял Анатолий. Таня рванулась мимо него к вешалке.

— Пусти!

— В чём дело?

— Я ухожу!

— Почему? Что случилось, Таня?! — его глаза похолодели. — Тебе что-то сказал Юрка?.. Он обидел тебя?!

Таня испугалась.

— Нет, нет. Он ничего не сказал. Просто… Сергей этот…

Анатолий взял её руку и положил себе на грудь. Спросил почти шёпотом:

— Хочешь, чтобы он ушёл? Чтобы все ушли?

Таня кивнула, не думая. Потом опомнилась:

— Толик!..

Он распахнул дверь и вошёл в комнату. Песня и треньканье гитары оборвались. В тишине решительно звучал голос Анатолия. Шум других голосов. Снова его голос.

— Ну, ты даёшь! Вы молодцы, ребятки! А я Виталика в магазин послал, думал вечер продолжить. — Сергей выглянул в переднюю. — А, Танёк! Дай-ка мне мою куртку… пожалуйста. Спасибо, зайка. — Пошёл к двери, оглянулся. — Счастья вам, ребятки! Совет да любовь! Ты, Толик, наш клуб не забывай, заглядывай. Наши все тебя уважают. И отца твоего. Приведи как-то Таню, познакомь её с нашими… — Распахнул дверь. — Пока! Спасибо за тёплый вечер! — шагнул на площадку.

— Спокойной ночи, малыши! — дрожа от возмущения, Лида сорвала свою дублёнку, закуталась в неё. — Ну, Шандрик! Такого я от тебя не ожидала! — ожгла Таню негодующим взглядом. — Спасибо!.. — выскочила следом за Сергеем.

— Что ты им сказал? — удивилась Таня. Анатолий лукаво приложил палец к губам.

Следом вышел Юрка, уставился на Таню выпученными глазами, проблеял: «Спокойной ночи!» и удалился, споткнувшись на пороге.

Зоя возилась с курткой.

— «Молния» сломалась… Костик, посмотри, чего она?

— Своему Серёженьке покажи, — буркнул Костя, проходя на кухню с грудой грязных тарелок. — Ах, он ушёл, да? И без тебя?! Ах, кошмар… Толик, почини девушке «молнию»!

— Идите вы все! — Зойка вскочила, накинула куртку. — Сергей! Серёженька!.. — выскочила из квартиры.

Таня недоумевала. Мимо прошёл Костя с охапкой фужеров.

— Костя, что случилось? — Он словно не расслышал. — Толик!..

— Ты про Зойку? Ничего страшного. Догонит Сергея, починят куртку…

— Не валяй дурака! Что ты им наплёл?! Думаешь, я не вижу!..

— А ты молодец, маленькая! Проницательная…

«Маленькая»??! Таня от возмущения потеряла дар речи.

Костя вышел из кухни, начал одеваться.

— Ну что, малыш? Пошёл я?

— Иди. Спасибо, Костик.

— Не за что. — Таня на миг перехватила его мрачный холодный взгляд. — Утром позвоню.

Дверь за ним захлопнулась. Таня потянулась к своим сапогам. Анатолий отвёл её руку.

— Стоп! Ещё нет десяти. День рождения продолжается. Идём в комнату. — Таня колебалась. Он ласково попросил её:

— Я тебя очень прошу, Танечка, побудь хоть немного со мной.

Ей хотелось крикнуть: «Я всё знаю! Говоришь, что я нужна тебе, а сам… с этой девочкой, с Зоей!» Но её поразила его виноватая улыбка и совсем детское выражение его лица. Она погладила его по щеке, чувствуя щемящую нежность…

… Вместо того, чтобы подняться к себе наверх, Лида пешком спустилась вниз и вышла из парадного. На щеках её замерзали злые слёзы. Тут она столкнулась с Виталием, в каждой руке которого были по две бутылки пива.

— Лида! Ты чего это тут? И плачешь!? — поставил свою ношу на скамейку, надвинулся грозно. — Кто обидел?!

— Шандрик… сказал… чтобы мы уходили… потому что он будет спать… с этой… — икая и всхлипывая, выдавила Лида.

Виталий удивился.

— А тебе завидно? — осторожным движением вытер ей слёзы. — И Серёжка ушёл?

— Да-а. Он его… первого… выгнал!

— Ай да Толька! — восхищённо сказал Виталий. — Лида, ты это… не плачь. Не стоит. Вот где мне бутылки деть? Батя увидит — убьёт. Завтра Серому отдать надо…

— Давай у меня, — предложила Лида.

— Ладно… Остальные тоже ушли?

— Ушли… Шандрик сволочь! Сволочь!! Сволочь!!!

Слёзы брызнули градом. По щекам катились тёмные потёки размазанной туши и теней, искажая её хорошенькое чувственное личико. Виталий посмотрел на неё, расстегнул пальто и прижал её к себе. Она перестала плакать, притихла…

ГЛАВА 4.

… Это было похоже на детскую игру. «Угадай, о чём я сейчас подумал»… Они сидели в темноте на диване, магнитофон чуть слышно работал, мигали красные и зелёные огоньки, снаружи слышались приглушённые автомобильные сигналы, гул далёких самолётных моторов, — за микрорайоном находился аэропорт… Глаза у обоих блестели от возбуждённого волнения и выпитого алкоголя. Анатолий нежно гладил Танину ладонь кончиками пальцев. По её телу бежали тёплые волны. Она не знала, счастлива она или нет, но ей было так хорошо…

Но всё хорошее, к сожалению, имеет свой конец. Или просто переходит в какое-то другое состояние. Таня первая услышала звук открывающейся двери, насторожилась, отняла руку. Анатолий нахмурился.

Дверь распахнулась, в комнату хлынул свет. Широко улыбаясь, в дверях встал Владимир Шандрик. На его распахнутой чёрной кожаной куртке, на тёмных волосах, на пушистом белом свитере сверкали не успевшие ещё растаять снежинки.

— Ну, товарищи, на улице опять снег! Красота!

Анатолий кинулся к окну, отодвинул занавески. За окнами бушевала весенняя метель.

— Видел сейчас Серёжку с Зоей. Гуляют и не думают идти по домам. Может, и мы махнём, а?.. — Отец хитро прищурился. — Анатолий, возле парадной я вроде видел какой-то мопед…

— Нет, правда?! — Анатолий подскочил к отцу, обнял, чмокнул в твёрдую холодную щёку. — Спасибо, папа!..

— Таня, Танюшка! — он закружил девушку по комнате. — Это же так хорошо, Танечка! Теперь мы будем всюду ездить вдвоём! Идём скорее! Тебе в шубе будет неудобно, я дам тебе свою куртку!..

Смеясь, они выскочили в коридор. Отец посмотрел им вслед, подошёл к окну, закурил, открыв форточку…

Анатолий великодушно предложил Тане свою новую, сияющую серебром куртку, но девушка выбрала его старую, тёмно-синюю.

— Мне в этой уютнее, спасибо, Толик! Как здорово, какой замечательный вечер!

— Вернее, ночь, — заметил, открывая дверь на площадку, отец. — Уже почти одиннадцать.

Радости у Тани заметно убавилось.

— Детское время, пап! — укоризненно воскликнул Анатолий. И поспешно потянул Таню в лифт. Прежде чем туда зашёл отец, успел шепнуть:

— Не волнуйся, Синеглазка моя! Ещё немного побудь со мной. День рождения…

— Да, но я обещала в одиннадцать быть дома…

— Скоро будешь, обещаю тебе! А пока прошу, забудь, что ты должна уйти. А то не отпущу! Пошутил… Смотри, какая метель! Как в сказке!

У парадной действительно стоял новенький голубой мопед. На руле висели два красивых шлема. С восторженным воплем Анатолий кинулся к нему.

Таня с улыбкой наблюдала за бурным проявлением его совсем ещё детской радости. Снежинки моментально повисли на её ресницах, запутались среди белых пушинок шапки, засияли на куртке.

Осмотрев мопед со всех сторон, Анатолий завёл мотор.

— Здорово пашет! Ну, пап, ты у меня молоток! Таня, садись! Поехали!..

— Только осторожнее, пожалуйста. Не забывайте, что уже поздно. Толик, смотри внимательнее, на дорогах скользко, и из-за снега плохая видимость. Я бы советовал тебе отвезти Таню прямо домой.

— А шуба? — испугалась девушка.

— Походишь пока в куртке, уже не холодно. А шубу Толик потом тебе завезёт. Лады, сын?

— До свиданья, Владимир Анатольевич, — сказала Таня, успевшая узнать имя-отчество отца Анатолия. — Спасибо вам за всё.

— Не за что. До свиданья, Танечка, не забывай нас.

— Не забудет, не дам! — Анатолий с грубоватой лаской надел на Таню шлем. — Держись за меня крепко-крепко. Спокойной ночи, папа!..

… И дальше было всё, как в сказке. Они мчались среди падающего снега и сверкающих фар. Сначала Тане было немного страшно, но потом она расслабилась и полностью доверилась Анатолию. Скоро девушка заметила, что мелькание освещённых окон в высотных домах сменилось полной чернотой. Наклонившись к Анатолию, крикнула:

— Толик, где мы?

— На шоссе, — словно издалека ответил он. — Вокруг степь.

— А куда мы едем?

— Вперёд!

Таня счастливо вздохнула и замолкла, прижавшись к нему. Она чувствовала необыкновенный покой и огромную, неведомую ей прежде радость. Ей казалось, что это чувство появилось в ней, когда в луче света в комнату зашёл высокий человек в заснеженной кожаной куртке — отец Анатолия — и подарил им обоим, словно сказку, эти счастливые мгновения… Анатолий вёл мопед уверенно, Таня не испытывала ни малейшего страха, несмотря на большую скорость и полную темноту вокруг, не считая проносившихся редких фонарей… Ей казалось, что она могла бы всю жизнь мчаться так среди ночи и снега неведомо куда, обнимая Анатолия, и никакая сила не сможет их разлучить… Он ощущал то же самое…

Но вот впереди показалась и стала с каждой секундой приближаться гигантская ярко освещённая автострада, в которую, как ручеёк, вливалось их шоссе. Анатолий снизил скорость и, когда до автострады оставалось метров сто, затормозил у небольшого леска. Таня спрыгнула, немного походила вокруг, увязая в снегу. Не слезая с мопеда, Анатолий смотрел на неё. Потом вытащил сигареты.

— Не кури, — попросила девушка. — Понюхай, какой здесь воздух! Только от дороги тянет бензином…

— Ну вот, — засмеялся Анатолий, — лучше уж запах табака, чем бензина!

— И вообще, — с негодованием продолжала Таня, — ты, кажется, спортсмен! Как ты вообще тогда можешь курить?! И как тебе отец такое разрешает, тебе же только шестнадцать лет!..

Анатолий пристально поглядел на неё. Потом отбросил сигареты далеко в сугроб.

— Хорошо, Танюша. Раз ты так сказала, я больше курить вообще никогда не буду. Обещаю тебе.

Таня недоверчиво усмехнулась.

— Кто я такая, чтобы ты шёл ради меня на такие жертвы?

Анатолий подошёл к ней, взял её за руки.

— Ты… моя любимая девушка. Может быть, моя будущая жена…

Мимо промчалась машина, на миг осветив фарами их взволнованные лица.

— Мне… никто никогда не говорил такого… — прошептала Таня.

— А я говорю! — Анатолий бережно приподнял её лицо за подбородок. — Посмотри на меня!

Она испуганно подняла на него глаза. Он медленно, осторожно коснулся губами её холодных губ…

И вновь — волшебный полёт среди затихающей метели. Над горизонтом вставало море огней. Они возвращались в город.

Только отдельные крупные снежинки, медленно опускающиеся на вновь побелевшие улицы, напоминали о прошедшей метели, когда Анатолий затормозил у дома номер семь на Заточной улице. Таня от ужаса уже не глядела на часы… Они стояли друг против друга, Анатолий держал её руки в своих.

— Ты хочешь встречаться со мной, Таня? — голос его дрогнул.

Девушка молчала. Потом прошептала:

— Да…

— Увидимся завтра… то-есть, сегодня?

— Я не могу. У меня важные дела. Правда не могу, Толик!

— Хорошо, тогда я в понедельник буду ждать тебя возле школы. Сколько у тебя уроков?

— Семь… Хорошо, встретимся в понедельник.

— И последний вопрос, — было видно, что Анатолий старается говорить шутливо, но слишком нервничает для этого. — Ты любишь меня?

Пауза.

— А ты?

— Больше жизни!

— И ты уверен, что уже можешь так твёрдо это говорить?! Толик, словами «я тебя люблю» не бросаются!

— Я знаю, Таня. Я уверен. Но ты?..

— Мне кажется, что… Толик, давай поговорим потом. Уже очень поздно. Мне попадёт.

— Таня, я не смогу заснуть! — он внезапно схватил её на руки. — Любишь?!

— Пусти, сумасшедший!.. Ну, люблю, люблю, люблю! Доволен? Уснёшь?

— Нет!

Одно из окон в домике осветилось, к стеклу приблизилась тёмная фигура.

— Я же говорила! — в отчаянии воскликнула Таня. — Ну, вот что я теперь ей скажу?!

— Я скажу сам, — предложил Анатолий.

— Что? Что ты ей скажешь?!

— Скажу, что ты моя невеста, и что мы любим друг-друга. Она поймёт.

Фигура в окне взмахнула руками и исчезла.

— Сейчас она выйдет!.. Вот что, Толик, обо всём поговорим позже, в понедельник. А сейчас — не волнуйся, едь домой. Спокойной ночи!

Она быстро поцеловала его в щёку, взбежала на крылечко, крикнув: «Пока!», исчезла за приоткрывшейся дверью.

Мопед рванулся с места. Остаток ночи Анатолий носился по городским и пригородным магистралям, испытывая бешеную радость. Свистящий в ушах ветер отдавался песней в его сердце. Складывалась новая мелодия, пока ещё не имеющая ни начала, ни конца…

Вернулся домой он, когда уже начало светать. Поставил мопед в гараж, поднялся в квартиру, упал на диван в большой комнате и уснул мгновенно, не раздеваясь…

… Таня встала, накинула халатик и начала медленно прибирать постель. Она не спешила. Торопиться некуда — воскресенье, бабушка ещё спит. Кроме того, ей необходимо было всё как следует обдумать.

Итак, кажется, с ней наконец случилось то, чего она с нетерпением ждала уже довольно долго. В неё влюбились. И даже сделали ей предложение. Но кто! Мальчишка из совершенно чуждой ей семьи и среды. Она даже его друзьям не понравилась, а папочка — тот вообще был готов её живьём проглотить! Таня зажмурилась, вспоминая его презрительный взгляд, и пробормотала: «Я его ненавижу, всё равно!..» Но его сына она не могла ненавидеть, хотя и не могла понять, как она к нему относится. Наверно, она тоже влюблена в него… хотя всё это как-то странно. Он ведь даже младше её, ему только исполнилось шестнадцать… И уже имел любовницу, такую же девчонку, как он сам, или даже младше, — на вид ей и пятнадцати нет… Что ж тут удивительного, сын такого отца и сбежавшей от них за границу красивой стервы… Тень мимолётной боли коснулась на миг Таниного сердца, хотя она не понимала, отчего ей больно. Радоваться нужно — ей сделали первое в жизни предложение, и она целовалась впервые в жизни!

Нет, Таня была нормальным человеком. До Анатолия она влюблялась три раза. Правда, эти разы было бы вернее назвать увлечениями, ведь с тем, что происходило с ней сейчас, их и сравнивать было нельзя.

Итак, первым увлечением Тани Волконской был учитель физкультуры — симпатичный, весёлый молодой человек, от которого всегда приятно пахло душистым мылом. Любовь эта была вдвойне несчастной, потому что у Тани с первого же класса с физкультурой не заладилось, и она была самой нелюбимой и презираемой своим возлюбленным ученицей. Дома она мечтала стать мастером спорта и ставить невиданные рекорды, но в школе… Каждый раз, когда Таня видела его высокую худощавую фигуру в синем спортивном костюме, на неё падал отнюдь не восторженный, а ледяной взгляд его пронзительных голубых глаз, и она слышала отрывистое приказание исполнить то или иное упражнение, с девочкой начиналось что-то вроде припадка. Она становилась втройне неуклюжей и беспомощно падала или замирала под громкий хохот маленьких ловких фигурок. В конце-концов предмет её любви начал её жалеть и перестал вообще обращать на неё внимание, твёрдой рукой выводя спасительные «тройки». Но на этом всё и закончилось, потому что вскоре он уволился, и его сменила рыжая плоская особа с бульдожьей решительностью, шаляпинским басом и заливистым милицейским свистком с ультразвуковыми верхами. Потом у Тани начались проблемы со здоровьем, её вообще освободили от физкультуры, и все страдания закончились. Однако, когда вскоре после ухода учителя кто-то сказал, что он женился и уже имеет ребёнка, Таня горько плакала, хотя сердце её теперь принадлежало другому — артисту Владлену Марсову

Владлен Марсов определённо был холостым и старше Тани на целых тридцать пять лет, но её любви к нему это не мешало. Острая страсть к Марсову продолжалась несколько лет, в течение которых Таня фанатично собирала все газетные и журнальные заметки с упоминанием его имени, и вела особый учёт увиденных ею фильмов с его участием. Она даже узнала его адрес и послала ему несколько анонимных любовных писем. Но постепенно это чувство надоело девушке и вытиснилось новым.

Таня с удивлением обнаружила, что уже некоторое время ей нравится старший брат её одноклассницы, которую с натяжкой можно было бы назвать подругой. Увидела она его впервые на каком-то домашнем празднике. Обаятельный, кудрявый, белозубый Олег смеялся, шутил, называл её «Татьянкой» и даже раз пригласил танцевать, но она, покраснев, отказалась… Потом она ещё встречала его, приходя к подруге делать уроки и слушать музыку, но Олег всегда был занят, ходил хмурый, мрачный, и если и обращал на девочек внимание, только чтобы потребовать приглушить звук и не мешать ему.

Потом состоялись проводы его в армию. Повестка пришла внезапно, Олегу даже не дали закончить институт. Пытаясь заглушить чувства алкоголем, он сидел с затуманенными глазами, и рука его рассеянно блуждала по струнам гитары. В конце-концов он оставил несчастный инструмент в покое и, пошатываясь, выбрался в коридор. Тут к нему в совершенном отчаянии и сунулась Таня. В ответ на её бессвязное: «Олежек… люблю… буду ждать!», молодой человек польщённо выпрямился и торжественно изрёк:

— Благодарю… Дайте мне ваш адрес, д-девушка! Я напишу… и мы обо всё догов-воримся…

Не веря своему счастью, Таня вручила ему бумажку с адресом. Олег старательно свернул её, положил в карман и скрылся в туалете…

Когда он уехал, подруга, перебирая с матерью его вещи, нашла эту записку и вернула Тане. Таня немного поплакала, написала несколько страдальческих стихотворений, а затем навек разуверилась в любви и зажила относительно спокойно… Но тут ей в спину влепился снежок, и неокрепший ещё голос с какой-то непонятной интонацией спросил: «Который час?..»

— Который час? — входя, спросила бабушка. Как всегда, она была аккуратно одета, седые волосы собраны в тщательную причёску над сборчатым воротничком. Таня взяла с комода свои часики.

— Половина девятого.

Бабушка недовольно вскинула брови.

— Ещё очень рано! В воскресенье можно было поспать и подольше. А ты вскочила и меня подняла. Ты же знаешь, я не могу спать, когда кто-то ходит по дому.

— Ну и очень напрасно, — буркнула Таня, собирая свои раскиданные ночью вещи. Бабушка взяла из её рук куртку.

— Ну-ну! Внучка профессора Арсения Волконского, дочь доктора наук Марианны Волконской принимает в подарок, извините, тряпки! И от кого?! Великодушно пожаловал какой-то молокосос на велосипеде!

— На мопеде, бабушка.

— Да какая разница!? Сама говоришь, у него этого барахла хватает! А ты, дурочка, обрадовалась, взяла подачку!

У Тани задрожали губы.

— Ты не должна так говорить! Он не такой!.. Сама увидишь, Толик очень хороший!

— Да зачем мне его видеть?! Счастье великое, тоже мне… И шуба тебе ещё нужна будет.

— Он привезёт шубу, он обещал… Бабушка… Я так хочу, чтобы вы с ним познакомились!

Бабушка поджала губы.

— Ты что-то слишком торопишься, Татьяна. Я так поняла, этот мальчик не из интеллигентной семьи? Кто его родители?

— Какое это имеет значение?! — горячо воскликнула Таня. — Я дружу не с его родителями, а с ним!

Бабушка широко раскрыла тёмно-синие, как у внучки, глаза.

— Как это — какое имеет значение?! Родители — самое главное в вашем возрасте! Воспитание, полученное в семье, оказывает влияние на всю жизнь! Ты думаешь, его родные будут рады вашей дружбе?!

Таня опять вспомнила колкий, насмешливый взгляд Владимира Шандрика… Поёжилась…

— Сейчас не старое время, бабушка. Не все слушаются родителей.

— Ты вся в своего отца! — патетически воскликнула бабушка. — Такая же упрямая, не признаёшь никаких авторитетов! Зачем только я ушла из музея?! Я думала, оставаясь дома, я смогу присмотреть за тобой! И что же?!. От тебя пахнет… спиртным, — она с омерзением выдавила это слово, — ты катаешься с мальчишками на мотоциклах, возвращаешься домой за-полночь, нарушая слово вернуться вовремя, принимаешь в подарок поношенные вещи! Что же ещё?! Я даже не удивлюсь, если выяснится, что вы ты уже целовалась с этим молокососом, хотя вы знакомы без году неделя! А как же, ведь родителей слушаться не обязательно!

Таня засмеялась.

— Бабушка, но ведь так и замуж не выйдешь!

— И не выходи! — припечатала бабушка. — Пока школу не закончишь, получишь высшее образование, станешь на ноги, а там… посмотрим! Муж нужен солидный, культурный, с положением в обществе! А лучше и вообще не выходить, одной спокойнее и карьеру делать, и жить намного легче, ты мне поверь!

— Бабушка, но как же… дети? Им ведь нужен отец!?

— Какие ещё дети?! Годам к сорока, может, и стоит подумать о ребёнке, если жизнь налажена. Ты посмотри вокруг — рожают прямо со школьной скамьи, дурёхи, и мучаются, в восемнадцать лет уже с довеском! Ни здоровья, ни денег, ни образования, жизнь навсегда испорчена!

— Но, бабушка, а любовь?..

Бабушка замолчала. Внимательно посмотрела на Таню.

— Ты хочешь сказать, что любви нет? Но ведь ты же любила дедушку! А мама папу! А Пушкин свою жену! Даже погиб из-за неё! Так как же можно говорить, что любви нет, если Пушкин…

Бабушка покусала губы. Сказала неохотно:

— А я и не говорю, что любви нет. Почему же… Есть, конечно. Если уж Пушкин… Танюша, только пойми… Любовь — это такая редкая вещь… Я имею в виду, настоящая…

— Бабушка, я понимаю…

— Нет, Татьяна, ещё не понимаешь… Тебе только кажется… А вот полюбишь по-настоящему, тогда уж поймёшь… Но будет ли счастье? Вряд ли… Даже у Пушкина не было…

…Анатолию выспаться не дали. Сначала его разбудил звонок Кости, который непременно хотел знать, всё ли у друга в порядке. Не успел разговор закончиться, пришёл отец, спросил, когда Анатолий вернулся домой. Сын соврал какое-то приличное время, отец, может, и не поверил, но возражать не стал. Внимательно глянул на бледное, с синяками под глазами, лицо сына.

— А знаешь что, Толик? Давай махнём на весь день на дачу! Подышим воздухом!

— К Ольге, что ли?.. Ну ладно.

Отец удивился, видимо, не ожидая такого быстрого согласия.

— Это ты из-за мопеда, что ли, такой добрый? Ну-ну…

— Не только, — помедлив, сказал Анатолий.

— А… как у тебя с Таней? Всё нормально?

— Да, всё хорошо.

— Вот как… Ну, тогда давай собирайся. Собери там в холодильнике, что осталось. А я пойду залью бензин, мотор прогрею…

— Там всё в порядке? Техпомощь не требуется?

— Да тормоза вроде заедали малость… Мы с Герой ночью повозились…

— Потом сам взгляну, — сказал Анатолий, открыл холодильник и начал нагружать сумку бутылками и банками.

— Пирог возьми! — крикнул отец уже в дверях.

Анатолий положил сверху завёрнутый в бумагу пирог, с трудом застегнул «молнию», погладил раздувшиеся бока сумки и встал. Ломила голова, всё лицо казалось опухшим. Болели губы…

В этот день губы болели и у Тани. Она уже несколько раз украдкой смазывала их бабушкиным глицерином. Вспоминалась какая-то глупая песенка: «Не целуйся на морозе, не целуйся на ветру…» Дальше Таня забыла.

Сказала: «Не приезжай», а сама, работая, то и дело прислушивалась: не едет ли мопед? Если поблизости слышался подозрительный звук, опрометью бросалась к окну. А уже под вечер вышла на крыльцо и долго стояла, вглядываясь в сумрачный конец улицы. На тёмные волосы, на пуховый платок, наброшенный на плечи, падали редкие сухие снежинки.

…Анатолий бродил по морскому берегу, слушая, как хрустит под ногами снег пополам с песком, всей грудью вдыхая в себя холодный солёный ветер. Свинцовое небо тяжело нависало над серыми волнами. «Как северное море», — подумал Анатолий. Шурша, подползла волна, растеклась по песку у самых ног, оставив деревянный обломок с едва заметным изображением женщины с ребёнком на руках. Мария, Божья мать?.. Анатолий нагнулся. Песок был ледяным и плотным. «Вот бы тут потренироваться в гонках!..»

Руки заныли от холода. Анатолий сунул их вместе с найденной мокрой дощечкой в карманы куртки. Ещё немного прошёлся вдоль водяной кромки, слушая пронзительные крики чаек, и стал медленно подниматься в гору.

«Надеюсь, я им не помешаю… Эта Ольга, хоть вроде и незлая она, и неглупая, а как подумаю, что в один прекрасный день отец скажет: «Толик, у тебя будет новая мама!», так хоть из дому беги… А ведь скажет когда-нибудь, как пить дать! Он ещё совсем не старый, даже странно, что так долго не женится… Ольга хоть красивая, и фигура у неё очень даже ничего. А у Тани лучше. У неё всё лучше… Даже отец согласился, что она хорошенькая, а уж он-то в этих делах разбирается. Таня!..»

Радость вспыхнула в его сердце, в глазах. Завтра он снова увидится с ней! Она сказала, что любит его!.. И когда-нибудь настанет такой день, когда они уже больше не расстанутся.

ГЛАВА 5.

Тамара Сергеевна, к удивлению Анатолия, спрашивая его, почему он не был в субботу на биологии, говорила с ним самым любезным тоном.

— У меня заболела голова, я просил Сарычева передать это вам, — так же любезно ответил Анатолий.

— Да, Костя мне говорил. Утром я звонила твоему отцу, он тоже сказал мне, что ты плохо себя чувствуешь.

«Вот молодец, когда только успела?! — восхитился Анатолий. — А может, берёт на пушку?..»

— Тамара Сергеевна, — звонко сказал он, глядя на директора удивлённо-наивными детскими глазами, — вы, наверное, ошиблись. Папы утром не было дома.

Чуть заметная улыбка тронула уголки накрашенных губ женщины. Анатолий радостно улыбнулся в ответ. Он предвкушал близкую встречу с Таней, и улыбка его была искренне радостной, а не наглой ухмылкой, к которым Тамара Сергеевна за двадцать лет работы в школе успела привыкнуть. Поэтому она снисходительно сказала этому красивому мальчику:

— Толя, в следующий раз, пожалуйста, постарайся лично предупредить учителя. Договорились?

Анатолий охотно кивнул.

«Наверно, гуляет уже с девочками, — глядя на его немного смущённую улыбку, с какой-то непонятной тоской подумала директор. — А мой-то Димка… Давно ли я возле этой школы сама поцеловалась в первый раз?! Господи, как летит время!»

— Ну, иди, Шандрик, — строгим, «директорским» голосом сказала она. — Уже был звонок. Какой у вас сейчас урок?

— Алгебра.

–Тем более, Пётр Максимович не любит, когда опаздывают. Скажи ему, что это я тебя задержала.

— Спасибо, Тамара Сергеевна.

Она кивнула ему и пошла, звонко цокая каблуками, высоко неся гордо поднятую голову с пышной короной светлых волос.

— Ну-у, ты даёшь! — протянул выскочивший откуда-то Юрка. — Ка-ак она на тебя смотрела!.. Может, ещё нашим директором станешь — Царица-то Тамара в разводе! А что? Я бы подсуетился!..

— Хватит гнать! — покраснев, буркнул Анатолий. Но он всерьёз не сердился на приятеля, знал, что у того язык без костей. Лишь бы он только не принялся распространять эту чушь… Впрочем, и об этом Анатолий не думал. Его мысли занимала только будущая встреча с Таней.

Конец ознакомительного фрагмента.